Текст книги "Тайны народа"

Автор книги: Эжен Мари Жозеф Сю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава IV

С мрачным и суровым видом начал чужестранец свой рассказ следующими словами:

– Лет двести или триста назад поселилось в Галлии одно семейство. Оно первое заняло те огромные пустынные пространства, которые теперь так заселены. Откуда оно пришло? Вероятно, из глубины Азии, этой древней колыбели человеческого рода. Это семейство строго сохранило все свойственные ему черты характера, отличающие его от всех остальных народов: честность, гостеприимство, великодушие, живой и веселый нрав, словоохотливость и любовь к рассказам, бесстрашие в бою и равнодушие к смерти. Легкомыслие, непостоянство, самонадеянность, любопытство относительно всего нового, страсть к бродяжничеству и более сильное желание видеть незнакомые страны, чем их покорять, были главными недостатками этой семьи. К этому надо еще прибавить, что, легко соединяясь вместе, она так же легко и разделялась на части и была слишком горда и изменчива, чтобы подчинить себе соседей, а если последнее и удавалось ей, оказывалась неспособной долго быть с ними в согласии, хотя бы того и сильно требовали общие интересы. Как в хорошем, так и в дурном эта семья оставалась верной себе в течение столетий, такова она и теперь, и такой же будет, наверное, и дальше!

– Если не ошибаюсь, – смеясь сказал Жоэль, – все мы, галлы, сколько нас ни есть, принадлежим немного к этой семье.

– Да, – отвечал чужестранец, – к несчастью для нас… и к радости для наших врагов. Таким был и таким остался характер нашего народа.

– Сознайся, однако, что, несмотря на свои недостатки, этот народ живет недурно. Мало найдется стран, куда не являлся бы он с оружием в руках, увлекаемый своею страстью к бродяжничеству и любопытством.

– Ты прав, жажда приключений гонит нас! Мы мчимся все вперед и вперед к неизвестному, вместо того чтобы остановиться на месте и укрепиться здесь более прочно. В настоящее время треть Галлии во власти римлян, а между тем несколько столетий назад галлы благодаря своим постоянным завоеваниям владели Англией, Ирландией, Верхней Италией, правым берегом Дуная, землями по ту сторону моря до самой Дакии. Но все это казалось еще недостаточным, находили, что наши владения должны обнять весь мир! Галлы с Дуная шли в Македонию, во Фракию, в Фессалию, другие достигли Малой Азии через Босфор и Геллеспонт, основали здесь Новую Галлию и получили, таким образом, власть над всеми правителями Востока.

– Пока из твоих слов не следует, чтобы мы могли жаловаться на свой характер, который ты так осуждаешь! – заметил Жоэль.

– А что осталось после всех этих походов, после ряда сумасбродных битв, где галльскими королями руководило одно тщеславие? Разве мы не потеряли своих отдаленных приобретений? Разве римляне, наши непримиримые враги, не восстановили против нас все народы? Нам пришлось бросить наши бесполезные завоевания в Азии, Греции, Германии, Италии. Вот к чему привел наш героизм и масса пролитой крови! Вот до чего довело нас честолюбие королей, похитивших власть друидов!

– На это мне нечего возразить. Ты прав, не для чего было отправляться в такой далекий путь, чтобы принести на своих подошвах только кровь и пыль из чужих земель. Но, если не ошибаюсь, около этого времени сыновья храброго Ритта-Гаюра, велевшего соткать себе всю одежду из бород выбритых им королей, низвергли королевскую власть, так как увидели, что короли не пастыри, а палачи народа?

– Да, благодарение богам, за временем бесплодных и кровавых побед последовала эпоха истинного величия мира и благоденствия. Освободившись от своих не приносивших никакой пользы земельных завоеваний, заняв пространство между естественными своими границами – Рейном, Альпами, Пиренеями и океаном, – галльская республика сделалась царицей мира, возбуждая во всех зависть. Плодородная почва ее, умело обрабатываемая, давала всего вволю. Реки покрылись торговыми судами. Золото, серебро и медь, добываемые в горах, увеличивали с каждым днем ее богатства. Повсюду строились большие города. Друиды, распространяя просвещение, проповедовали полное объединение всех провинций и, чтобы подать пример, созывали ежегодно в Центральной Галлии торжественное собрание, на котором разбирались дела, касающиеся всей страны. Каждое племя, каждый кантон, каждый город имел на этом собрании своих представителей. Каждая провинция была маленькой республикой, а все они, вместе взятые, составляли большую галльскую республику – одно целое, могущественное благодаря своей цельности и единению. Отцы наших дедов еще застали это счастливое время, друг! Но дети их видели только упадок и несчастья. Что же произошло? Проклятые потомки королей, лишенных трона, соединяются с таким же гнусным поколением их бывших вассалов и, раздраженные потерей власти, пытаются снова забрать ее в свои руки. Для этого они пользуются с бесчестным вероломством непостоянством, высокомерием и несдержанностью народа, – словом, теми чертами его характера, которые уже начали смягчаться под могущественным влиянием жрецов. И вот соперничество между провинциями, уже давно затихшее, начинает пробуждаться, разгораются зависть и ненависть, и стройное целое распадается на части. Короли еще не взошли на свои прежние троны, некоторые из потомков их были даже казнены, но борьба партий уже разгорелась. Вспыхивает гражданская война, более сильные провинции хотят завладеть более слабыми. Ты знаешь, наверное, как в конце последнего столетия марсельцы – потомки тех сосланных греков, которым галлы великодушно уступили землю, где они и построили себе город, – задумали забрать в свои руки верховную власть. Провинция возмутилась против этого, и тогда Марсель призвал к себе на помощь римлян. Римляне появляются на сцену в первый раз, но не для поддержки марсельцев в их неправом деле, а для того, чтобы самим овладеть страной, несмотря на чудеса храбрости, которые проявляет ее население. Расположившись в Провансе, римляне строят здесь город и основывают, таким образом, первую свою колонию в нашей стране.

– О, да будут прокляты марсельцы! – вскричал Жоэль. – Благодаря этим потомкам греков римляне вступили на наши земли!

– Чем марсельцы хуже других? Разве не достойны проклятия те галльские племена, которые допустили, чтобы чужой народ разорил и поработил одно из них? И коль скоро они были наказаны!

Римляне, ободренные беспечностью Галлии, завладевают Овернью, затем Дофине, Лангедоком и Виваресом, население их защищается с геройской храбростью, но, предоставленное собственным силам, не может устоять под натиском сильнейшего врага. Римляне становятся хозяевами почти всего юга Галлии, управляют им при помощи своих проконсулов и обращают народ в самых жалких рабов. Что же делают другие провинции при виде этих ужасных захватов Рима, продвигающегося все дальше, угрожающего уже сердцу Галлии? Уверенные в своем мужестве, они говорят, как сказал только что и ты, Жоэль: «Юг далеко от севера, восток далеко от запада».

Побежденный вследствие беспечности и самонадеянности, наш бедный народ не может кротко сносить Рима: в провинциях, завоеванных римлянами, вспыхивают мятежи, и их Рим подавляет с массой жертв. Наши несчастья не ограничиваются этим. Бургунды, подстрекаемые потомками королей, вооружаются против Франш-Конте, призывая на помощь римлян. Франш-Конте, не имея сил сопротивляться такому союзу, просит подкрепления у германцев с другой стороны Рейна; таким образом, эти северные варвары вступают в Галлию и, побив в конце концов тех, кто сам же призвал их, остаются хозяйничать в Бургундии и Франш-Конте. Наконец, в прошлом году швейцарцы, соблазненные примером германцев, вторгаются в галльские провинции, захваченные римлянами. Юлий Цезарь, назначенный проконсулом, спешит из Италии и не только прогоняет швейцарцев назад в их горы, но очищает Бургундию и Франш-Конте от германцев, завладевая этими провинциями, обессиленными долгой борьбой с варварами. Они, освободившись от гнета варваров, подпадают под гнет римлян: положение то же, меняются только хозяева. Наконец, – в начале этого года часть Галлии начинает выходить из своего сонного равнодушия, чувствуя, что опасность угрожает и тем провинциям, которые еще сохранили свою независимость.

Храбрые патриоты, – Гальба среди бельгийских галлов и Боддиг-Нат среди фландрских, – не желая иметь своими господами ни римлян, ни германцев, возбуждают народ против Цезаря. Поднимаются и галлы из Вермандуа и Артуа и идут на римлян… Происходит великая и ужасная битва при Самбре!

Галльское войско ожидало Цезаря на левом берегу реки. Три раза римляне переходили через реку, три раза они были принуждены возвратиться назад, сражаясь и стоя по пояс в воде, красной от крови. Но вот римская кавалерия опрокинута, старейшие легионы разбиты. Цезарь соскакивает с коня, берет меч в руку и, собирая последние свои когорты, наполовину уже рассеявшиеся, во главе их устремляется на наше войско. Несмотря на мужество Цезаря, сражение было проиграно для него. Вдруг мы видим, что на помощь ему идет новый отряд…

– Ты сказал «мы видим», – перебил Жоэль. – Значит, ты участвовал в этой ужасной битве?

Но чужестранец продолжал, не отвечая ему:

– Истощенные, обессиленные семичасовой битвой, мы сражаемся еще с этим свежим отрядом. Бьемся до полного изнеможения, бьемся насмерть… И знаете ли вы, спокойно сидящие здесь, в то время как братья ваши умирали за свободу Галлии, за вашу свободу, – знаете ли вы, сколько осталось в живых после этой битвы? Из шестидесяти тысяч воинов после сражения при Самбре осталось в живых всего пятьсот человек!

– Пятьсот! – вскричал Жоэль с сомнением в голосе.

– Я говорю это, потому что я один из них, – с гордостью сказал чужестранец.

– Так эти свежие шрамы на твоем лице…

– Я получил их в битве при Самбре.

В эту минуту послышался яростный лай сторожевых собак и сильный стук в наружные ворота. Находясь еще под тяжелым впечатлением рассказа путешественника, все подумали в первое мгновение, что на дом напал неприятель. Женщины поднялись со своих мест, дети бросились к ним, а мужчины похватали оружие, висевшее на стене. Но лай собак прекратился, хотя стук в ворота все еще продолжался, и Жоэль сказал:

– Собаки замолчали, хотя стучат по-прежнему. Значит, они знают тех, кто стучит.

И с этими словами хозяин вышел из дома. Несколько человек, в том числе и чужестранец, сопровождали его из предосторожности. Когда внутренние ворота были открыты, можно было разобрать два голоса, кричавших:

– Это мы, друзья, мы, Альбиник и Микаэль!

Действительно, можно было различить при свете луны двух сыновей хозяина. Позади них стояли их лошади, тяжело дышавшие и покрытые пеной. После нежных объятий с сыновьями, особенно с моряком, не возвращавшимся из плавания по морю около года, Жоэль вошел с ними в дом, где они были радостно встречены матерью и всей семьей.

Оба брата были высокого роста и крепкого сложения. Сверх платья у них были накинуты плащи из толстой шерстяной материи с капюшонами. Войдя в комнату и раньше чем поздороваться с матерью, они приложились губами к семи веткам омелы, погруженным в медный сосуд на алтаре. Взгляд их упал на тело, наполовину скрытое ветвями, которое лежало вблизи алтаря; около него все еще сидел Юлиан.

– Добрый вечер, Юлиан, – сказал Микаэль. – Кто это у вас умер?

– Армель. Это я убил его сегодня вечером во время поединка на саблях. Но так как мы клялись с ним не расставаться, то я пойду завтра к нему… туда. Если хочешь, я скажу ему о тебе.

– Да, да, Юлиан. Я любил Армеля и думал, что застану его живым. В моем мешке, который остался на лошади, есть железный крючок для багра, который я выковал для него. Я его положу завтра на ваш общий костер.

– А от меня скажи Армелю, – проговорил с улыбкой моряк, – что он слишком рано ушел отсюда, так как его друг Альбиник и жена его Мерое хотели бы рассказать ему о своем последнем плавании в море.

– Зато мы с Армелем расскажем тебе потом прекрасные вещи, Альбиник, – сказал с улыбкой Юлиан. – Ведь твои путешествия по морю ничего не значат по сравнению с теми чудесами, которые ожидают нас в удивительных мирах, где еще никто из нас не был и где мы все будем.

Когда окончились приветствия между прибывшими и их родными, хозяин сказал чужестранцу:

– Друг, это мои сыновья.

– Молю богов, чтобы поспешный их приезд не означал ничего дурного! – сказал тот.

– Я повторяю слова гостя, – проговорил Жоэль – Почему являетесь вы сюда так поздно и так поспешно? Приветствую твое возвращение, Альбиник, но я не ждал видеть тебя так скоро. Где же твоя славная жена Мерое?

– Я оставил ее в Ванне, отец. Вот что случилось. Я плыл из Испании по Гасконскому заливу, направляясь в Англию. Непогода заставила меня войти в устье Ванна, но, клянусь Теутатесом, я не ожидал увидеть там того, что увидел. И вот, оставив корабль в порту под охраной моих матросов и под наблюдением жены, я взял лошадь и прискакал в Орей. Здесь я сообщил новости Микаэлю, и мы вместе приехали сюда, чтобы предупредить тебя, отец.

– А что же ты увидел в Ванне?

– Что я там увидел? Все жители города, все славные бретонцы страшно возмущены!

– Какая же причина этого возмущения? – спросила Маргарид, не выпуская из рук веретена.

– Вчера явились туда четыре римских офицера с несколькими солдатами и со спокойной наглостью, точно они в стране рабов, потребовали у городских властей, чтобы они разослали соседним племенам приказание прислать в Ванн десять тысяч мешков ржи…

– И еще чего-нибудь, сын мой? – спросил Жоэль, со смехом пожимая плечами.

– Пять тысяч меткой овса. Пятьсот бочек меда, тысячу быков, пять тысяч штук баранов.

– Это правильно, ведь надоест же есть одних быков. Это все, дети мои?

– Они требуют еще триста лошадей для римской кавалерии и двести повозок с фуражом.

– Конечно, ведь надо же кормить бедных лошадей, – заметил с насмешкой Жоэль. – Но, вероятно, требуется. еще что-нибудь? Люди, так легко приказывающие, не станут останавливаться на полдороге?

– Надо еще доставить все эти запасы в Пуату и Турень.

– А кто, – вставил чужестранец, – заплатит за все эти припасы?

– Никто не заплатит, – сказал Альбиник. – Это дань, которую требуют силой.

– А, вот как! – проговорил Жоэль.

– И все эти припасы нужны для римского войска, зимующего в Турени и Анжу.

Громкие возгласы злобы и насмешливого презрения раздались со всех сторон.

– Ну, Жоэль, – сказал тогда чужестранец, – остаешься ли ты все еще при прежнем мнении, что от Турени далеко до Бретани? Что касается меня, то мне это расстояние вовсе не кажется большим, раз офицеры Цезаря спокойно пришли с такими требованиями с пустыми кошельками и с палкой в руках вместо оружия.

Жоэль уже не смеялся больше, но смущенно опустил голову и молчал.

– Наш гость прав, – сказал Альбиник. – Да, эти римляне явились с пустыми кошельками и именно с палками в руках. Один из офицеров поднял свою палку на старика Ронана, старейшего из должностных лиц в Ванне, который, как и ты отец, громко рассмеялся на эти требования римлян.

– Но как же иначе и отнестись к этому, как не со смехом? Требовать, чтобы мы дали эти припасы! Чтобы мы доставили их в Турень и Анжу на своих волах и лошадях, достающихся тоже в добычу римлянам! И это в разгар полевых работ! Заставить нас питаться травой, предназначенной для скота, который у нас похищают!

– Да, – сказал Микаэль, – они хотят отнять у нас наш хлеб, наш скот и оставить нам только траву. Но, клянусь копьем, которое я выковал еще сегодня утром, сами римляне будут грызть траву наших полей под нашими ударами!

– Ванн с сегодняшнего дня готовится к защите на случай атаки, – сказал моряк. – Уже начали делать окопы в окрестностях порта. Все наши матросы вооружаются, и если только римские галеры явятся нас атаковать с моря, берег покроется таким количеством трупов, какого еще никогда не видели вороны!

– Проезжая через разные племена, – проговорил Микаэль, – мы повсюду сообщали эту весть и подняли всех на ноги. Городские власти города Ванн также разослали во все стороны гонцов с приказанием развести костры на холмах – в знак того что с сегодняшней ночи угрожает большая опасность всей Бретани.

Маргарид все время слушала своих сыновей, не выпуская из рук веретена, и наконец спокойно сказала:

– А что сделали с теми римскими офицерами? Неужели их не отправили назад в римское войско, предварительно наказав розгами?

– Нет, мать, их посадили в тюрьму, а двух солдат послали к римскому военачальнику объявить, что никаких припасов он не получит и что офицеры задержаны в качестве заложников.

– Было бы лучше наказать этих офицеров и с позором прогнать из города, – заметила Маргарид. – Так поступают с ворами, а римляне собирались обокрасть нас.

– Ты права, Маргарид, – сказал Жоэль, – они хотели нас обокрасть. Заставить нас голодать! Отнять хлеб и скот! – прибавил он с негодованием.

– Да отомстит им Гезу! Взять у нас наших волов и наших чудных телок! – прибавила Маргарид, пожимая плечами и продолжая прясть.

– Да, весь скот у вас будет забран, а лошадям, которыми ты так гордишься, Жоэль, – заметил чужестранец, – придется, пожалуй, отвозить твой хлеб и твой фураж до Турени. Правда, они не очень утомятся, так как теперь-то ты, пожалуй, не станешь утверждать, что Турень далеко от Бретани.

– Ты можешь насмехаться надо мной, друг, – ответил Жоэль, – потому что ты оказался прав. Я заблуждался. Да-да, ты говорил истинно! О, если бы все галльские провинции соединились против римлян при первой их атаке! Если бы они употребили тогда даже вдвое меньше усилий, чем когда они боролись все порознь, нам не пришлось бы теперь выслушивать наглых требований и угроз этих язычников! И ты имеешь право смеяться над нами!

– Нет, Жоэль, мне не до смеха, – сказал чужестранец. – Опасность близка, неприятельский лагерь в двенадцати днях ходьбы отсюда. Отказ исполнить требования римлян и арест их офицеров вызовет не далее как через несколько дней безжалостную войну – войну, какую умеют вести римляне. И нас ожидает или смерть на поле битвы, или рабство на чужбине, потому что торговцы невольниками, сопровождающие римский лагерь, жадны до добычи. Все, кто останется в живых, здоровые и раненые, мужчины, женщины и дети, будут проданы с публичного торга, как скот, и тысячами отправлены в Италию или в южную Римскую Галлию, ибо ведь существует теперь и Римская Галлия! Там сильные, здоровые невольники посылаются в цирк на единоборство с дикими зверями на потеху своих господ, а молодые женщины, девушки, даже дети делаются жертвами чудовищного разврата. Вот что значит быть побежденными римлянами! – вскричал чужестранец.– И вы допустите, чтобы вас победили? Вы перенесете этот позор? Вы отдадите им ваших жен, сестер, дочерей, ваших детей, бретонские галлы?

Едва кончил он говорить, как вся семья Жоэля – мужчины, женщины, девушки и дети – вскочила с горящими глазами и пылающими щеками и закричала, размахивая руками:

– Война! Война!

Огромный боевой дог Жоэля, возбужденный этими криками, тоже вскочил и положил свои передние лапы на грудь хозяина, который сказал, лаская его большую голову:

– Да, старый Дебер-Труд, ты вместе с нами будешь охотиться на римлян. Тебе достанется славная добыча, и пасть твоя будет алой от крови. На римлян, Дебер-Труд, на римлян!

Дог отвечал яростным воем, показывая свои клыки, не менее страшные, чем у льва. Сторожевые собаки и те, которые заперты были в хлевах, откликнулись на голос Дебер-Труда, и вой всей этой своры боевых собак сделался ужасным.

– Это хорошее предзнаменование, друг Жоэль, – заметил чужестранец, – вой собак всегда предвещает покойников. Ими будут убитые римляне! Смерть врагу!

– Да, да, смерть врагу! – вскричал Жоэль. – Благодарение богам, в бретонской Галлии в день несчастья сторожевая собака становится боевой, рабочая лошадь – боевым конем, рабочая телега – колесницей, землепашец – солдатом, и сама земля наша, мирная и плодородная, – полем битвы, пожирающим врагов! На каждом шагу он находит себе гибель – в наших болотах, в сыпучих песках, в пропастях наших скал, а корабли его исчезают в водоворотах наших бухт, более страшных своим наружным спокойствием, чем самая грозная буря.

– Жоэль, – сказал Юлиан, отходя от тела друга. – Я обещал Армелю, что пойду к нему в другой мир. Умереть таким образом было бы радостью для меня. Но умереть, сражаясь с римлянами, – мой долг. Что мне выбрать?

– Ты спросишь об этом завтра у одного из карнакских друидов.

– А что моя сестра Гена? – спросил у матери Альбиник. – Я не видел ее почти целый год. Она все еще, как и прежде, жемчужина острова Сен, в чем я, впрочем, не сомневаюсь? Моя жена Мерое поручила мне передать ей нежный привет.

– Ты увидишь ее завтра, – ответила Маргарид и, отложив веретено в сторону, встала.

Это было знаком для всей семьи, что пора идти на покой.

– Разойдемся, дети мои, – сказала она. – Завтра с рассветом надо заняться приготовлением к войне. – Потом она прибавила, обращаясь к чужестранцу: – Да пошлют тебе боги мирный покой и крепкий сон!