Текст книги "Самый длинный выходной"

Автор книги: Эйлин Форрест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Глава 11

– Я должна позвонить маме и рассказать ей, – сонно сказала Эйлин. Она лежала на софе, ее голова покоилась на колене Джоэля. Быть с ним – больше не означало для нее кружиться на карусели веселья. Она чувствовала себя в безопасности. В будущем все решения они будут принимать вместе и ответственность поделят на двоих. Они изрядно намучились, укладывая Гей в постель, но это совсем не огорчило Эйлин.

Почувствовав новую связь между родителями, Гей попыталась настроить одного из них против другого. Эйлин предложила ей сэндвичи к чаю, а Гей сказала: «Нет, Гей хочет, чтобы это сделал Джо». Джоэль предложил почитать ей на ночь сказку, а она закричала: «Мамочка, мамочка. Гей хочет, чтобы мамочка».

Она отказывалась раздеваться, отказывалась мыться, а оказавшись в ванне, ни за что не желала вылезать из нее.

– Я выключил свет, а она все еще там сидит, – сокрушенно пожаловался Джоэль, придя на кухню за моральной поддержкой.

– Поговори с ней спокойным и твердым тоном, – сказала Эйлин.

– Я пытался, но она вопит, как сумасшедшая.

– Пускай вопит.

– Она может накричаться до грыжи или порвать голосовые связки.

– Для этого у нас есть дома врач.

– Я бы оставил ее, но так холодно, – пробормотал Джоэль. – Ну, ладно…

Он ушел, и Эйлин с некоторым удовлетворением слушала гневные крики Гей. Через несколько секунд он принес ее, сопротивляющуюся, завернутую в большое банное полотенце.

– Мамочка! – вопила Гей. – Плохой Джо, – бубнила она.

– Ужасная, ужасная, ужасная Гей, – крикнул Джоэль.

Эйлин хихикнула.

– И часто она себя так ведет? – в отчаянии спросил Джоэль.

– Ну, что ж, доктор Швейзенберг, вам следует знать, что это то, что мы, вульгарные непрофессионалы, называем «игрой на чувствах».

– А, «поведенческий синдром»?

– Именно.

– Может быть, она влюбилась в своего отца? Страдает от беззащитности, ревности и неумения выразить свои чувства?

– От всего перечисленного сразу, – сказала Эйлин, – кроме последнего. В этом у нее нет проблем.

– Ты права, скажи, ты когда-нибудь шлепала ее?

– Это бессмысленно.

– Значит, ты пробовала?

– Иногда. Но я не думаю, что это правильно – это, скорее свидетельствует о ленивом родителе.

– Ну, так значит, я ленивый родитель. Гей! – сказал он суровым тоном. – Сиди спокойно и веди себя как следует, иначе папочка устроит тебе такую порку, какой ты еще не видывала.

– Папочка, – Гей сделала ударение на незнакомом слове.

– С этой минуты я буду твоим папой, нравится это тебе или нет. Поэтому веди себя нормально!

Общими усилиями им удалось надеть на нее пижаму и засунуть в постель.

Выйдя из спальни, Джоэль взял Эйлин за руку.

– Знаешь что? Дети не должны рождаться случайно. Право иметь ребенка надо выстрадать, надо за него молиться, надо, чтобы тебя признал достойным Совет Родительских Цензоров, чтобы твою душу испытали с помощью новейшей электромагнитной душеграммы.

– В этом случае, – тихо сказала Эйлин, – у нас бы не было Гей.

– Я понимаю. Но это единственный правдивый аргумент против всего, что мы натворили, а теперь она нам за это покажет.

– Джоэль, ты действительно считаешь ее… неуравновешенной… в психологическом отношении?

– Я считаю, что она самая упрямая, самая здоровая и уравновешенная ведьмочка во всей округе, и проблема выживания касается только нас.

Эйлин почувствовала себя такой усталой, как будто она сыграла в хоккейном матче, но это была восхитительная усталость. Она лежала с полузакрытыми глазами, слушая слова Джоэля.

– Я не смогу часто видеться с вами, пока не сдам экзамены, но я завалю вас букетами цветов, страстными телеграммами и открытками. Лучше открытками, так дешевле.

– М-м, – промурлыкала сонно Эйлин.

Тут она вспомнила, что пообещала позвонить матери. Она не собирается повторять ту же ошибку дважды.

– Ты действительно должна? – рассерженно спросил Джоэль.

– Я обещала. Она волнуется из-за Гей.

– Ей пора перестать.

– Ты очень несправедлив, – холодно сказала Эйлин, вставая с софы.

– А когда она была ко мне справедливой? Во всяком случае, скоро мы будем вне ее покровительства. Как только я сдам экзамены, мы поедем на юг.

Эйлин внезапно почувствовала дрожь. – А как же моя работа?

– Посмотрим. А где ты работаешь? Ты ведь еще не сказала мне.

– Сейчас я готовлюсь стать декоратором внутренних помещений. Я изучила коммерческий французский и теперь веду всю переписку на французском языке, – с гордостью сказала Эйлин. – Я продолжаю посещать курсы, и скоро меня, наверно, возьмут в качестве ассистента.

– Ты умная малышка. Но то же самое ты сможешь делать и в Лондоне, – беззаботно сказал Джоэль, а для Эйлин это прозвучало так, как будто он считал ненужными все ее усилия и усердную работу. – Французский понадобится в Африке, – добавил Джоэль. Мы могли бы поехать в Гвинею.

– А я совсем лишена права голоса? (Совместные решения? Какой абсурд!)

– Ты же говорила, что любишь путешествовать.

– Это было много лет назад.

О Боже, они снова начинают ссориться. Она разочарованно посмотрела на Джоэля, лежащего на софе. Он на самом деле хочет в Африку! Тут Эйлин почувствовала угрызения совести.

– В Гвинее, наверно, интересно, – осторожно сказала она, – но мне бы хотелось вначале это обсудить.

– Ты – моя храбрая исследовательница. Иди посиди еще.

– Нет, я должна позвонить матери.

– Тогда мне тоже придется позвонить моей, и остаток вечера мы проведем в плохом настроении.

– Какие они, твои родители? – спросила Эйлин, воображая, какую фантазию она услышит на этот раз.

– Они, – начал Джоэль, осторожно произнося каждый слог, как будто повторял урок, – очень уважаемые столпы еврейской общины. Мой отец – врач, работящий, честно делающий свое дело, а моя мать обожает его, а также и меня.

Так все стало на свои места. Фантазия Джоэля насчет хайлендских крестьян, шпионов и оперных певцов были защитной реакцией на снобизм мелких буржуа, как и его стремление путешествовать и искать приключения. Неудивительно, что будучи так любим собственной матерью, он горько переживал критическое неодобрение Форрестов. Эйлин почувствовала, что, наконец, начинает понимать его.

– Они что-нибудь знают обо мне?

– Нет, ни звука не слетело с моих губ. Я не привык трепать имя женщины даже в респектабельных клубах Голдерз Грин.

– Они будут возражать?

– Моя мать придет в бешенство из-за того, что я лишил ее возможности быть бабушкой в течение трех лет, а отец выставит на стол мерзкое сладкое вино и выразит надежду, что в следующий раз это будет мальчик.

– О! – воскликнула Эйлин. Теперь, когда его родители стали для нее реальными людьми, она почувствовала некоторую нервозность. – Мне они понравятся? – робко спросила она.

– Вероятно, они поставят тебя к стенке, – весело ответил Джоэль, – а потом твои поставят меня.

– О! – снова сказала Эйлин.

– Не обижайся, крошка. Никого нельзя заставить любить другого человека в приказном порядке. Ведь ты выходишь замуж за меня?

– Я должна позвонить, – повторила Эйлин. Она надела плащ и вышла на освещенную светом звезд дорогу. Хлопья снега еще сверкали на склоне холма, но деревья уже стояли черные и голые. Она медленно спустилась с холма и подошла к телефонной будке, думая о том, что ее воображаемый хрустальный шар счастья дал трещину. Ей не хотелось, чтобы их личные дела стали общественным достоянием. И все же Эйлин считала своим долгом сказать матери правду. Любое умолчание будет воспринято как оскорбление.

Она вошла в отсыревшую будку и назвала оператору номер своей матери.

– Мама, это Эйлин. Как вы?

– Привет, милая. Как Гей?

– Прекрасно. Здесь шел снег.

– Как Гей ведет себя?

– Более или менее, – усмехнувшись, сказала Эйлин.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Так, я просто шучу, – торопливо ответила Эйлин. – Она замечательная.

– Я очень рада. И у тебя все в порядке? У вас не слишком сыро? Ты не забываешь проветривать постель Гей? Я положила достаточно теплой одежды?

– Да, да, конечно. Мама, здесь Джоэль.

– Что?

– Я сказала, что здесь Джоэль.

– Ах, дорогая, разве это разумно? – Эйлин безошибочно услышала в ее голосе разочарование.

– Он хотел увидеть Гей, и я сказала, что он может навестить ее, если хочет. Ведь все же он ее отец.

– Не поздно ли вспоминать об этом?

Эйлин сделала глубокий вдох.

– Мама, я думаю, что все будет хорошо.

Она не смогла удержаться от торжествующих ноток в голосе.

– Ты хочешь сказать…

– Да, мы собираемся пожениться.

На несколько секунд воцарилось молчание, и мать произнесла с самым большим выражением тепла и восторга, на какое была способна – Эйлин понимала, чего ей это стоило:

– Дорогая, это великолепно. Но ты уверена?

– Мы разговаривали несколько часов, – объяснила Эйлин, оказывается, мы многого друг в друге не поняли. И, – тактично добавила она, – Гей обожает его. Он чудесно относится к ней.

Возникла долгая пауза. Потом мать сказала:

– С нетерпением ждем вас обоих. Передай Джоэлю наши наилучшие пожелания.

– Он тоже передает их вам, – солгала Эйлин. – Пока. Передай привет папе.

– Когда ты вернешься?

– Завтра днем. Но встречать нас не надо. Джоэль возьмет такси.

Эйлин быстро пошла назад к коттеджу.

– Мать передаст тебе наилучшие пожелания, – сказала она Джоэлю.

– Это героизм или лицемерие?

– Не будь таким противным.

– Хорошо. Наверно, это героизм. Я никогда не считал ее очень человечной.

– И все же, она такая, – вызывающе ответила Эйлин.

– Успокойся, цыпленок.

– Если бы ты знал, какой замечательной она была…

– Я знаю. Если бы она не была столь замечательной, ты бы ответила на мои телефонные звонки.

– Не надо так говорить.

– Извини. Во всяком случае, я смогу доказать свою благодарность ей, сняв бремя с ее шеи. Вообрази, что мы снимем с нее заботу по воспитанию Гей – это мало назвать героизмом.

– Но… – начала Эйлин и замолчала. Было бы предательством по отношению к матери рассказывать Джоэлю о ее страстной любви к Гей и выслушивать остроты о преданных бабушках.

– Она пишет книгу, это главная причина, почему она сидит дома. Но после окончания лета она снова вернется к преподаванию. Эйлин почувствовала себя в столь необычном положении, защищая собственную мать. И еще больше ей захотелось защитить ее на следующий день, когда они приехали домой, и она увидела, как засветилось лицо матери при виде Гей. Она вспыхнула, глаза ее засияли, и полным восторга голосом она позвала:

– Гей, ах, милая Гей, иди сюда и поцелуй бабулю.

Эйлин обрадовалась, что Джоэль, нагруженный сумками и чемоданами, немного отстал и не видел того, с какой жадностью она припала к внучке. Он не хотел заходить, но Эйлин настояла на этом, боясь, как бы не возникла новая ссора с родителями. Эйлин тепло ответила на поцелуй матери.

– Милая, я так рада за тебя, – сказал мать. Потом она пожала руку Джоэлю – «Поздравляю вас».

Джоэль пробормотал в ответ нечто невразумительное, и они пошли в гостиную поздороваться с отцом Эйлин. Она ощущала какую-то робость и смущение, как будто отсутствовала несколько месяцев, а не три дня. Только она начала снимать с Гей верхнюю одежду, как Гей закричала:

– Пусть бабуля!

Эйлин и Джоэль переглянулись. Теперь их трое, и Гей может «выступать» перед каждым из них.

– Голубушка, ты прекрасно выглядишь, – сказал отец.

– Я вдоволь наглоталась свежего воздуха. – Она хотела добавить: «И Джоэля», но вместо этого покраснела.

– Я думаю, нам следует это отметить, – сказал ее отец. Он пошел на кухню и вернулся с бутылкой шампанского.

– Ах, папочка, замечательно!

– Прекрасно! – отозвался Джоэль.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке; стоя перед камином, он гладил ковер ногой, как норовистая лошадь, и лихорадочно теребил края карманов. Если бы он вел себя более естественно!

– Хочу сока, – протянула Гей, когда всем раздали бокалы.

– Давайте дадим ей капельку, – предложила Эйлин.

– А почему бы и нет? Выпей папиного сока, Гей.

Эйлин заметила, как мать вздрогнула при слове «папиного», а затем она бодрым голосом произнесла:

– За вас обоих. Надеюсь, что вы будете очень счастливы вместе.

– Правильно! – согласился отец Эйлин.

– Постараемся, – промямлил Джоэль.

– Какая гадость, – пожаловалась Гей, с отвращением кривя личико.

– Я дам ей апельсинового сока, – сказала мать Эйлин.

– Мама, давай я.

– Сиди спокойно, сегодня твой праздник.

Эйлин мечтала о том, чтобы все поскорее закончилось. Она хотела, чтобы Джоэль перестал выглядеть, как побитая собака, и снова стал самим собой, жизнерадостным и веселым; чтобы ее мать была обычной добродушной бабушкой; хотела не испытывать стеснения от многого недосказанного.

– У Гей появилось новое слово – «ужасный», – объявила Эйлин, пытаясь разрядить атмосферу. Она умоляюще посмотрела на Джоэля.

– Ужасный Джо, ужасный Джо, – сказала Гей, забираясь к нему на колени.

– Гей Форрест, так говорить нехорошо, – начала мать Эйлин и вдруг замолчала. На этот раз вздрогнул Джоэль.

– Скоро она будет Гей Браун, – сказал он, краснея от смущения. Звучит не очень хорошо, правда? Может быть, добавим какое-нибудь имя типа Йанти или Пруденс, или что-то еще. Гей Пруденс Браун будет звучать неплохо.

– Но не подходит к имени Гей, – холодно сказала Эйлин, оживляя в памяти ту обиду, которую она ощущала в больнице, когда, не имея мужа, вынуждена была дать Гей свою собственную фамилию.

– Выпейте еще шампанского, – предложил ее отец, – а об именах поговорите в какой-нибудь другой раз. Каковы ваши планы, если вы уже успели их построить?

Эйлин испытующе посмотрела на Джоэля. Сейчас у него появилась возможность проявить себя разумным и ответственным человеком.

– Естественно, мы бы хотели сразу пожениться, – сказал он. – Но мы думаем, что лучше подождать, пока я сдам выпускные экзамены.

– Очень разумно, – согласилась с ним мать Эйлин.

– Затем я повезу Эйлин и Гей в Лондон познакомиться с моими родителями. Вчера вечером я позвонил матери, и, хотя она немного огорчена, она ждет не дождется увидеть свою внучку.

– Я подумала, – деликатно заметила мать Эйлин, – что если вы хотите провести каникулы вдвоем, я могла бы позаботиться о Гей.

– Это очень мило с вашей стороны. – Джоэль помолчал. – …но в этом нет необходимости. Вы уже внесли свою лепту. Даже больше, чем следовало. Теперь мы с Эйлин справимся сами.

Мать Эйлин закусила губу, а отец снова спас положение, сказав спокойно:

– Это очень правильно и своевременно. А имеете ли вы какое-нибудь представление о том, где вы будете работать?

– У меня различные перспективы на этот счет, – беззаботно ответил Джоэль. – В течение года я должен вести практику, вероятно, в Лондоне или в пригороде. А потом мы подумали, что, может быть, нам стоит провести несколько лет за границей.

– За границей? Где именно?

– Возможно, в Африке.

– В Африке? – воскликнула мать с нескрываемой болью. – И вы заберете с собой Гей?

– Конечно, – вежливо ответил Джоэль.

– Простите, я должна… – Ее голос задрожал, и она выбежала из комнаты.

– Говорят, что путешествия расширяют кругозор, – продолжал Джоэль, – а мне надоел здешний холодный климат. Снег в апреле, скажите на милость.

– Снег был очень красивый, – возразила Эйлин.

Почему Джоэль не мог рассказать о настоящей причине – о своем желании работать в Африке, потому что он так же, как и ее родители, считает, что развитые страны в долгу перед остальным миром? Но нет, он болтает какую-то чушь насчет климата, который, как она отлично знала, совершенно его не волновал.

Гей, думая, очевидно, что пора развлечь дедушку, заговорила:

– Гей построила снеговика. И мы играли в снегу и мы играли в снегу и…

– А что еще вы делали?

– Мы ходили на ферму и видели му-у – коровок, и мамочка была ужасная, и Джо был ужасный.

– А как насчет Гей? – резко спросил Джоэль.

– И Гей была ужасная.

– Рад, что ты понимаешь это.

– Для нее это просто новое слово, – опять объяснила Эйлин.

– Нам надо научить ее другим.

Тут снова появилась мать Эйлин, она несла поднос с кофе и тортом. Эйлин пристально посмотрела на нее и подумала, что, наверно, она все сильно преувеличивает. Мать была спокойной и собранной. Она села рядом с Джоэлем и стала с обаянием и тактичностью расспрашивать его о родителях и работе, о его планах насчет свадьбы и каникул. Она даже высказала мысль, что, несмотря на то, что ему придется усердно потрудиться следующие несколько месяцев, он должен постараться выкроить время для Гей, «чтобы она постепенно привыкла к вам»; она хвалила намерение Эйлин повысить свою квалификацию; спросила его совета относительно какого-то вопроса из педиатрии. Слегка коснувшись рукой его колена, как бы для того, чтобы подчеркнуть значимость произносимых слов, она сказала ему, что необычайно рада окончанию прежнего непонимания и тому, что они с Эйлин снова вместе.

Джоэль медленно оттаивал, и к тому времени, когда он поднялся, чтобы уходить, Эйлин счастливо подумала: «Скоро они понравятся друг другу, я уверена в этом».

– Мне так не хочется уходить от вас, мой драгоценный гранатик.

– И мне тоже не хочется, чтобы ты уходил.

– Давай отбросим всю эту ерунду насчет разумности и поженимся завтра. К черту экзамены. Я хочу быть с тобой каждую минуту дня и ночи.

– Я выйду за тебя замуж завтра.

– Не говори таких вещей, – пробормотал Джоэль, нежно целуя Эйлин. – Кроме того, на этот раз мы должны как следует все обставить. И в довершение всего, если я буду все время смотреть на тебя, разговаривать с тобой и заниматься с тобой любовью, разве я смогу открыть книгу? Нет, мы будем встречаться раз в неделю и часто-часто звонить друг другу. Доброй ночи. Доброй ночи, моя смелая, прекрасная любимая.

Эйлин в опьяняющем восторге проплыла наверх.

– Я собираюсь купать Гей, – пропела мать.

– Иди и отдохни, – твердым голосом сказала Эйлин. – Я уложу Гей спать.

Глава 12

Родители Эйлин отвезли ее, Джоэля и Гей на вокзал, чтобы они успели на ночной поезд до Лондона. Она надеялись, что в поезде Гей заснет, но теперь она прыгала взад и вперед, вертелась на коленях у пассажиров и была явно перевозбуждена. Эйлин пыталась взять ее за руку, но девочка извивалась, как рыбка.

– Гей поедет на поезде, Гей поедет на поезде! – пела она, увертываясь от Эйлин, чтобы ее поймала бабушка.

Эйлин следила за тем, как носильщик погрузил чемоданы отрепанные – ее и Джоэля, и новенький синий чемоданчик Гей (подарок от бабули) – на тележку, и думала:

– Наконец-то, наконец-то! Я действительно замужем. Теперь я вместе с Джоэлем навсегда – в радости и в горе – Джоэль, я и Гей – одна семья!

Ее отец с видом знатока покупал железнодорожные билеты, а мать сказала: «Я упаковала апельсиновый сок и яблоки в маленькую сумку на всякий случай – но она должна заснуть. Она так вымоталась.»

Джоэль поискал свой бумажник. Все они вышли на платформу вслед за носильщиком, и Джоэль с отцом Эйлин стали проверять списки их вагона.

– Имея такое имя, как Браун, – сказал Джоэль, – следует проявлять осторожность, а то можно оказаться в одном купе с орнитологом и двумя его ручными совами.

Выглядывая из-за его плеча, Эйлин, наконец, увидела в списке долгожданные фамилии – мистер и миссис Джоэль Браун, мисс Г.Браун. Она едва не лишилась чувств от волнения, как будто по телу пропустили электрический ток. И все вокзальные шумы – объявления поездов, рычание моторов, хлопанье дверей – усиливало ее возбуждение.

Последние два месяца тянулись ужасно медленно. Обычная каждодневная деятельность прерывалась многочисленными телефонными разговорами и глупыми открытками типа: «Для Вашего душевного здоровья необходимо проконсультироваться с доктором Швейзенбергом в 7 вечера, в субботу» или «Скажи мне, где находится сдоба? Кофейный бар в Уэст Энде, во вторник в 9.30 вечера». Неоднократно присылал он ей и цветы, а однажды даже глупого пушистого зверька с плакатом «Секс запрещен!».

Как всегда, Джоэль был непредсказуем, и Эйлин никогда не знала, когда он может позвонить, требуя ее немедленного прихода, а в другой раз проворчать, что он весь зарылся в книгах, и никто не может его вовремя разрыть, чтобы он не опоздал на свидание с ней.

Но в одном на него можно было полностью положиться: почти каждый день он заходил и вел Гей гулять. Иногда он приходил, когда Эйлин все еще была на работе, а иногда после чая, так что они могли погулять с ней вместе. Постепенно Гей начала воспринимать Джоэля как нечто само собой разумеющееся и относилась к нему, как к обычному отцу, а не как к очаровательному незнакомцу.

Сама свадьба представляла определенные проблемы. Очевидно, следовало пригласить родителей Джоэля, хотя Эйлин казалось, что теперь наихудшее время для знакомства с ними. Она живо воображала себе, как родители с обеих сторон подозрительно изучают друг друга, стараясь вести вежливую беседу. Возможно, родители Джоэля сочтут ее испорченной женщиной, которая сбила их дорогого сына с пути истинного. К счастью для Эйлин, его мать написала в письме, что они решили не приезжать. Они были сильно задеты как прежним молчанием Джоэля, так и всей этой затеей. «Это не будет свадьба в том смысле слова, в каком мы понимаем ее, – писала она. – Поэтому мы с твоим отцом останемся дома и встретим вас здесь». Джоэль пытался скрыть свое разочарование, точно так же как Эйлин – свое облегчение.

– Так, наверно, лучше. Терпеть не могу всякие семейные неурядицы. Теперь мы можем устроить такую свадьбу, какую хотим, и пошли все к черту.

Кроме того, была проблема с Гей. Родители Эйлин с их современными либеральными взглядами не видели причины, почему она не должна присутствовать на свадьбе своих родителей. Но Эйлин и Джоэль смотрели на вещи более старомодно. Кроме того, они не были уверены в поведении Гей, которая могла нарушить церемонию регистрации брака.

В конце концов Гей оставили с добрыми друзьями, а в числе приглашенных на свадьбе были только родители Эйлин, Фиона и Ангус, друг Джоэля по мединституту.

Поначалу казалось, что удовольствие получает от церемонии лишь одна Фиона. Она надела по этому случаю невероятно короткое платье с яркими цветными узорами, а к нему – белые чулки, оранжевые туфли и громадные солнечные очки.

– Обожаю свадьбы, – радостно сказала она, – хотя для себя лично я бы предпочла более пышную церемонию. Но и здесь очень мило. – Ах, Джоэль, ты выглядишь таким респектабельным.

– Это мой экзаменационный костюм.

Эйлин впервые увидела его в темном костюме, и хотя с квадратным лицом и вздернутым носом его нельзя было назвать красивым, он выглядел очень сильным, бодрым и изысканным. Эйлин вдруг представила его ответственным врачом, разумным и симпатичным, очень сведущим в своей области. Да, он будет очень хорошим врачом. А она будет женой врача, и ей придется забыть о своем стремлении стать декоратором. Жаль, конечно, потому что ей это интересно, но ничего не поделаешь.

Друг Джоэля, Ангус, высокий худой юноша, явно выросший из своего экзаменационного костюма. Он очень стеснялся и нервно потирал руки. Он не спускал глаз с пышных форм Фионы и застенчиво улыбался.

Что касается родителей Эйлин, они не уступали свадебному ритуалу. Мать была без шляпы и без перчаток, как обычно, а отец надел один из своих самых ярких галстуков. Все же, – подумала Эйлин, лучше уж так, чем если бы они выглядели неестественными. Они были бы счастливы, если бы Джоэль надел джинсы и спортивную рубашку, и, вероятно, были слегка разочарованы, что он не сделал этого.

– Неудивительно, что многие браки разрушаются, если семейные пары начинают свой совместный жизненный путь в новой неудобной одежде, – сказала однажды ее мать. Она часто хвасталась, что они с Генри поженились во время ленча, когда оба были еще студентами, и после этого вместе пошли на лекцию.

– Мне бы хотелось новое платье, – сказала Эйлин.

– Конечно, но ничего вызывающего.

– Я никогда не ношу вызывающие вещи, – сердито ответила Эйлин.

В конце концов она купила себе совсем простое платье оранжевого цвета, коричневые замшевые туфли и коричневую замшевую сумочку.

– Ты красавица, моя медовая конфетка, – прошептал Джоэль, сжимая ее руку. – Ты счастлива? Ты хочешь убежать отсюда? Ты в этом уверена?

– Да, – ответила Эйлин. – У меня в кармане единственный билет к Архангелу.

Как можно быть уверенным на все сто? Она почувствовала привкус сомнения, но тут же подавила его.

Все сидели в зале ожидания, пока, наконец, регистратор не пригласил их войти, и короткая церемония состоялась.

Потом у них был очень веселый ленч. Вино развязало языки. Фиона болтала с Джоэлем; Ангус разошелся и обсуждал проблемы медицины с отцом и матерью Эйлин; Эйлин молчала, но сидела сияющая. Она их всех любила. Лишь в редкие минуты она вспоминала, что, должно быть, чувствует ее мать.

Она была столь приятна и спокойна, так готова помочь, относилась к Джоэлю с неожиданным дружелюбием; говорила об их предстоящих планах с таким сердечным одобрением, что Эйлин начала думать, что мать со всем смирилась. Она даже сказала, что собирается вернуться на работу.

– Эти два года были необычайно интересны, но теперь мне хочется испытать себя в чем-то новом. Думаю, что попробую работать с трудными детьми.

– Хорошая мысль, – одобрил отец.

Лишь однажды она задумчиво произнесла: «Как вы думаете, вы сможете навестить нас на Рождество? В этом году Гей уже достаточно подрастет, чтобы оценить елку и подарки».

– Не знаю, – пробормотала Эйлин.

Потом, проснувшись как-то ночью и отправившись на кухню выпить глоток воды, она услышала из спальни родителей звуки рыданий.

Слушать под дверью так же презренно, как и читать чужие письма, и все же есть мало людей даже среди тех, у кого высокие принципы, кто не откажется от этого. Ее мать плакала. Ее мать, которая редко повышала голос, никогда не теряла терпения и не выражала мнения, не будучи полностью уверена в его правильности.

– Я не могу выносить этого, – доносился голос матери, такой странный, прерывающийся от слез. – Я не могу выносить этого, Генри.

И затем голос отца, более уверенный.

– Ты моя хорошая смелая девочка. Конечно, ты вынесешь это.

– Но Генри, я… я люблю этого ребенка.

– Я знаю.

– Я не смогу пережить ее отъезд.

– Что поделаешь, нам обоим придется смириться с этим.

– Помоги мне, Генри, помоги!

Слезы застилали глаза Эйлин, и она вернулась в свою комнату, не дослушав конца беседы.

Надо же, два человека, прожив вместе двадцать лет, все еще чувствуют теплоту по отношению друг к другу. Будет ли она испытывать такую же уверенность в Джоэле, а он в ней после двадцати лет совместной жизни?

Лежа в постели, Эйлин думала над тем, что ни секунды не считала она «этим ребенком» себя. Мать любила ее спокойно и разумно, но Гей она любила с такой безумной непосредственностью, какой Эйлин никогда не замечала в ней раньше. Она не могла пережить мысль об отъезде Гей. Мать никогда не беспокоилась об Эйлин так, как о Гей, она покупала ей дорогие игрушки и одежду, часто ласкала ее, употребляя ее детские словечки.

Было что-то в ней и в ее матери такое, что соответствовало характеру столь своенравных и импульсивных людей, как Джоэль и Гей. Брак с ним не будет спокойным, разумным, построенным только на любви. У нас будут бурные взаимоотношения с несчастьями и восторгами. Джоэль никогда не изменится. И полного счастья с ним не будет никогда. И ради таких взаимоотношений она собирается совершить самый жестокий поступок в своей жизни – лишить свою мать Гей, и ее мать, с ее острым чувством справедливости, даже не разрешает себе выплакаться вслух! Эйлин вспомнила, как она прочитала где-то, что человек взрослеет, когда осознает, что может причинять боль другим. Да, она теперь повзрослела, и невозможно снова стать маленькой девочкой, какой она однажды была.

– Я вынуждена сделать это, я должна быть жестокой, – простонала она. Эйлин ничего не могла сделать или сказать, чтобы смягчить удар. Только отец мог помочь матери залечить рану.

Теперь на платформе Эйлин смотрела на мать и жаждала найти в себе силы, чтобы сказать ей честно и прямо, сказать ей, что она все понимает.

Багаж был упакован, носильщики захлопали дверями, отъезжающие и провожающие неловко жались у вагонов.

– Ну все, пора, – сказала мать наконец. – Глупо тянуть время. До свидания, Джоэль. До свидания, милая Гей, желаю вам хорошего путешествия.

Она поцеловала внучку и не выпускала ее из своих объятий до тех пор, пока та не высвободилась.

– Гей поедет на поезде, – объявила она. – Гей поедет в Лондон.

Эйлин обняла отца. «Заботься о маме,» – сказала она. Затем она обняла мать.

– До свидания, мамочка. Спасибо тебе за то, что ты такая замечательная, спасибо тебе за все.

– Ты не должна благодарить меня, что за ерунда, – отрывисто сказала мать. – Я не выношу благодарности со стороны детей.

– Но я так благодарна.

– Почаще пиши и посылай мне побольше фотографий.

– Конечно. Обещаю.

Эйлин взяла на руки Гей и передала ее Джоэлю, который уже вошел в поезд. Эйлин вытерла слезы. Конечно, она была ужасно счастлива. Но можно одновременно испытывать и очень сильную грусть. Она в последний раз обняла родителей и поднялась в поезд. Потом стояла у окна, пытаясь не расплакаться. Как бы часто потом она ни навещала их в будущем, она уже будет больше женой Джоэля, чем их дочерью.

Прозвучал свисток, и поезд медленно отошел от платформы.

Эйлин высунулась из окна, продолжая махать, и видела, как две знакомые фигурки становятся все меньше и меньше. Она увидела, как мать достала носовой платок, отец обнял ее, потом оба их очертания слились в одно, и они исчезли из виду.

Эйлин повернулась и увидела рядом с собой Джоэля. Он обнял ее и поцеловал в мокрую щеку.

– Ты храбрая девочка, – нежно сказал он. – Давай больше не будем жениться.

– Давай, – всхлипнула Эйлин.

– Пойдем в купе. Твой отец дал мне полбутылки шампанского, чтобы с чего-то начать. Ты не возражаешь, если я налью в бумажные стаканчики?

– Не возражаю.

Гей подпрыгивала на нижней полке, прижимая к себе мишку, и нетерпеливо кричала:

– Гей хочет сока, хочет сока!