Текст книги "Героини"

Автор книги: Эйлин Фэйворит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

Мама утешает Кэтрин * Грета берется за оружие * Мама хочет изменить историю героини * Новая Кэтрин Эрншо

Грета оттащила маму от двери, прижала к стене.

– Где фрау Энтуистл?

– Кто этот парень? – спросила мама, размахивая руками, и кудряшки запрыгали в такт.

– Когда приезжает твоя мать? Почему ты одна?

– Она разрешила мне ехать на поезде одной. Они собираются целую вечность, вот мама и разрешила мне поехать, чтобы помочь тебе. Кто этот парень?

– А когда приедут родители?

– Он что, твой родственник? – Мама встала на цыпочки и все пыталась заглянуть Грете через плечо. Та поспешно задернула занавеску.

– Нет! – воскликнула Грета. – Так когда они приезжают? Через пять минут? Через два часа?

– Около трех, как и собирались.

Хитклиф снова постучал в дверь, но уже не так яростно.

– А почему ты не спросишь, что ему надо?

– Мне нужна твоя помощь! – ответила Грета.

– Застилать постели?

– Нет. В доме все готово. Поди в мою комнату и успокой девчонку. Вроде бы еще одна из героинь. Примерно твоего возраста, и совершенно вышла из-под контроля. Просто сумасшедшая! Я никак не могу ее выставить. Тем более что он торчит здесь.

Тут мама наконец услышала сдавленные рыдания, доносящиеся из-за запертой двери.

– Ты пустила кого-то в свою комнату?!

– После объясню. А пока ступай и поговори с ней.

– Так это ее приятель? – спросила мама, и сердце ее упало. – О, тогда она, должно быть, писаная красавица! Как ее зовут?

– Кэтрин. Она сумасшедшая. У нее сразу двое парней. Этот и какой-то еще. Иди.

Мама повернула ключ в замке и вошла в спальню Греты. При виде зрелища, представшего перед ней, она буквально лишилась дара речи. Это объяснялось тем, что маме впервые удалось заглянуть в комнату Греты, которую та обычно запирала на ключ. Ключ же носила в кармане передника, застегнутого на желтую булавку в форме утки. Мама тысячу раз пыталась представить себе, как выглядит комната Греты. Иногда ей казалось, что мебель в ней сделана из имбирных пряников. Порой думала, что комната тянется через весь дом и что в самом конце есть винтовая лестница, ведущая в подвал. А в подвале стоят сундуки, полные золотых дублонов. Поэтому вид комнаты настолько потряс маму. Она оказалась вполовину меньше ее спальни. Нигде не пылинки, очень просто обставлена: обыкновенный дубовый шкаф, старое кресло-качалка, рядом торшер на изогнутой, точно гусиная шея, ножке. Полог у постели из того же материала, что и занавески на кухне, а покрывало и шторы коричневые, с желтыми и синими маргаритками. Но больше всего потрясла маму фигура, лежащая поперек кровати, – босоногая рыдающая блондинка, одетая во фланелевую ночную рубашку, подаренную Анне-Марии на Рождество в 1959 году.

Другая девушка рассердилась бы, видя, что ее вещи носит кто-то другой, но Анна-Мария Энтуистл всегда была равнодушна к одежде, потому что ее обычно выбирала мама. Именно она настояла, чтобы Анна-Мария была одета приличествующим для молодой девушки образом, раз собирается ехать поездом. И Анна-Мария безропотно согласилась, потому что ей не терпелось поскорее удрать из дома, где властвовали строгие родители. Ради этого она готова была трястись в душном и жарком вагоне. Нет, не одежда и не украшения интересовали ее, но различные истории, люди, драмы. И громкие рыдания блондинки произвели на Анну-Марию должное впечатление. Она тихонько приблизилась и присела на краешек кровати.

Потом нежным, участливым голоском спросила:

– Что с вами?

– Я умираю! – Кэтрин приподнялась на локтях. – Эта ведьма не разрешает мне увидеться с Хитклифом! Заперла меня здесь! Я с ума сойду!

– Так значит, Хитклиф! – прищелкнула пальцами мама, – «Грозовой перевал»!

Кэтрин сразу села.

– Вы знаете наши места?

Мама кивнула.

Какое-то время Кэтрин растерянно смотрела на нее, затем принялась дергать и рвать рукав ночнушки.

– Я с ума сойду! Честное слово! Эта ведьма – просто копия Нелли! Такая же предательница. В ней нет ни грамма жалости и сострадания к моему положению! Выбирать между ночью и днем. Между Эдгаром и Хитклифом!

Мама рассматривала длинные золотистые волосы Кэтрин, ее нежную, словно фарфоровую, кожу. О, это была девушка неземной красоты! И парень, ломившийся в заднюю дверь, тоже был очень хорош собой, хотя и выглядел измученным. Читая «Грозовой перевал», она даже не представляла себе, что Хитклиф настолько красив.

– Я Анна-Мария Энтуистл, – представилась мама. Затем прижала руку в перчатке к губам и уселась в кресло-качалку.

Кэтрин подбежала к двери и заколотила в нее кулаками. Ключ повернулся, в комнату ворвалась Грета с лицом, искаженным гневом и страхом одновременно. Она выдвинула нижний ящик шкафа, порылась в нем и достала из-под тряпок какой-то темный предмет.

– Что это? – воскликнула Анна-Мария и метнулась к двери.

– Единственный способ избавиться от этого человека. И Грета показала ей черный пистолет с рукояткой красного дерева.

– Но ты не можешь застрелить Хитклифа! – вскричала Анна-Мария.

– Эта ведьма совсем осатанела! – взвизгнула Кэтрин.

– Просто пальну пару раз, чтобы отпугнуть его. Он и слушать ничего не желает! А фрау Энтуистл будет здесь через полчаса!

С этими словами Грета выбежала из комнаты и попыталась запереть за собой дверь, но обе девушки навалились на нее и вырвались на волю. Грета, держа в руке пистолет, подбежала к задней двери и выглянула в окошко, но открыть дверь не осмелилась.

– А ну, отойдите, вы обе! – скомандовала она.

Кэтрин с мамой послушно отступили на несколько шагов. Хитклиф крикнул из-за двери:

– Буду всю ночь ждать тебя в вересковой пустоши!

Он развернулся и бросился бежать через патио.

Только когда Хитклиф оказался в саду на заднем дворе и скрылся за яблонями, Грета отворила дверь и вышла на заднее крыльцо, загородив все широченными плечами. Мама пыталась удержать Кэтрин, та дрожала от ярости, пальцы изогнулись, точно когти хищной птицы. Грета дошла до конца патио, постояла возле площадки для барбекю, затем, держа пистолет обеими руками, два раза выпалила в воздух.

Анна-Мария затащила Кэтрин в дом. Обе девушки опрометью помчались наверх, в спальню мамы, чтобы попытаться увидеть из окна, где же теперь Хитклиф. Но пока они преодолевали два лестничных пролета, а потом еще возились со шпингалетами, чтобы распахнуть дверь на балкон, Хитклиф исчез, лишь вдалеке среди цветущего луга мелькнул его плащ. Кэтрин рухнула на постель, прижала ко лбу тыльную сторону ладони и замерла в этой отчаянной позе. Анна-Мария присела на краешек кровати и принялась размышлять о таинственном появлении героини. Но больше всего в этой истории ее взволновало присутствие героя, Хитклифа, которому непостижимым образом удалось узнать, где находится его возлюбленная. Вообще-то, между нами, его следовало называть антигероем. Никогда прежде ни один мужчина не являлся в «Усадьбу» за своей героиней.

– Ты когда-нибудь видела странные сны, Анна-Мария? – спросила Кэтрин невыразительным, монотонным голосом.

– Конечно, – ответила мама.

– Однажды мне приснилось, что я на небесах. И как ни ужасно это звучит, я чувствовала там себя несчастной. Представляешь? Быть несчастной на небесах! Что же я за человек такой? Один из ангелов очень рассердился на мою неблагодарность и вышвырнул меня оттуда. И я приземлилась прямехонько на Грозовой перевал. Проснулась и заплакала от радости и облегчения! Я чувствовала восторг, радость спасения! Что бы это могло означать, а?

– Ну, наверное, то, что ты хочешь быть с Хитклифом, но часть тебя чувствует греховность этих помыслов. И в то же время ты скорее хочешь быть грешницей, нежели несчастной святошей.

– Вот именно! – Кэтрин резко села в постели, в глазах ее блестели слезы. – Но почему?

– Вы двое слишком похожи.

– Я и Хитклиф? – спросила Кэтрин.

Мама кивнула.

– Да, и это все объясняет.

– Бог мой, наконец-то я встретила родственную душу! Как жаль, что матушка не подарила мне сестры, похожей на тебя!

– Мне тоже всегда хотелось иметь сестру! – И девушки крепко обнялись.

Такому книжному червю, как мама, сестра из романа Бронте была роднее, чем биологическая сестра. Должно быть, Кэтрин прибыла в «Усадьбу» в тот самый момент, когда пыталась решить, за кого из двух мужчин ей стоит выйти замуж. И мама должна была убедить ее ни в коем случае не выходить за Эдгара! Еще ни разу она не испытывала столь сильного искушения вмешаться в судьбу героини, а это, в свою очередь, означало, что ей придется забыть о своей симпатии к Хитклифу ради счастливого завершения романа. Анна-Мария часто помогала своим более симпатичным подружкам завоевать сердце красивого парня. Жизнь мамы проходила под девизом: всегда подружка невесты, никогда не невеста сама. Если бы она смогла изменить судьбу этих персонажей, то совершила бы настоящее чудо! Анна-Мария похлопала Кэтрин по руке.

– Все будет хорошо! Только дай мне немного подумать.

Мама бросила взгляд на часы, стоявшие на тумбочке. Скорый приезд матери мог разрушить все планы. Ей надо привести Кэтрин в презентабельный вид, и для начала ей следует поскорее сменить ночную рубашку на что-нибудь более подходящее. А матери она скажет, что Кэтрин – одна из ее подруг по школе-пансиону (Академия Прэри Блафф, в которой и я потом училась). Матери наверняка должна понравиться хорошенькая юная англичанка. Она решит, что гостья может положительно повлиять на Анну-Марию. (Бабушка, подобно многим американцам из высшего общества, была ярой англофилкой.) Мама бросилась к гардеробу, чтобы подыскать для Кэтрин подходящий наряд, но тут в комнату ворвалась Грета.

– Она должна уйти! Я не допущу, чтоб этот цыган снова начал ломиться в дом!

– Он не цыган! – вскричала Кэтрин, вскочила с постели и бросилась к Грете, готовая прикончить ее на месте.

Грета даже не шелохнулась. Только подбоченилась и продолжала стоять у двери.

Мама встала между ними, подняла на Грету умоляющие глаза.

– Пожалуйста! Позволь, я все улажу. Ты ведь понимаешь, мы не можем вот так вышвырнуть ее на улицу! Это некрасиво, непорядочно. В доме все готово? Мама будет здесь через десять минут.

– Да, мисс.

В конце концов, Грета была всего лишь служанкой, а Анна-Мария достигла того возраста, когда девушка может отдавать слугам приказания наравне с матерью. Впрочем, Грета сомневалась, что эта избалованная американская девчонка, которая за всю жизнь и пальцем о палец не ударила, сможет решить проблему с Кэтрин. Однако она ошибалась. Мама, может, и не знала, как правильно раскатывать тесто для пирога, заряжать пистолет или выживать холодной зимой, питаясь одной картошкой. Зато она знала, как помочь Кэтрин преодолеть самое сложное препятствие в лице собственной матери, Эдит Энтуистл.

Мама начала судорожно рыться в шкафу, перебирая отглаженные летние платья, и наконец нашла бледно-желтое, которое носила в прошлом году, с рукавами-фонариками и виниловым пояском. Затем выхватила из шкафа коробку с желтыми лодочками, украшенными белыми бантами, и протянула Кэтрин.

– Вот, примерь-ка!

Кэтрин покосилась на Грету.

– Хорошо. Но лишь потому, что меня просишь об этом ты, Анна-Мария.

Мама повернулась к Грете.

– Скажем, что Кэтрин моя подружка, что мы случайно встретились в поезде и я пригласила ее погостить у нас несколько дней.

– Как скажешь, – буркнула Грета. Затем достала из кармана фартука склянку с аспирином и протянула маме. – Вот, держи. У нее была лихорадка.

С этими словами она торжественно удалилась на кухню, взяла тесак и принялась вымещать раздражение на пяти фунтах свежайшей говядины для бифштексов.

– Послушай, Кэтрин, когда приедет моя мама…

– Какая ты счастливая. У тебя есть матушка!

Кэтрин стянула с себя фланелевую ночнушку и подняла руки, помогая Анне-Марии натянуть на нее солнечно-желтое платье. Кэтрин оно оказалось великовато – уж очень хрупкая была у нее фигурка, но Эдит просто обожала подобные веселенькие девичьи платьица.

– Я точно знаю, она тебя полюбит, только… Пожалуйста, не расхаживай в таком виде. Сядь. Я приведу твои волосы в порядок.

– Нам надо найти Хитклифа!

– Не стой возле окна. Подойди сюда. – Маме с трудом удалось уговорить Кэтрин сесть на край кровати. Затем она принялась расчесывать спутанные локоны своей новой подруги. – Видишь ли, Хитклиф – это проблема. Моя мама очень строго относится к встречам с мальчиками и…

– Но он мой молочный брат! Мы ведь можем сказать ей об этом? Ну почему весь мир ополчился против него?

– Понимаю, это несправедливо. Но не могла бы ты сделать мне маленькое одолжение? – Мама осторожно провела щеткой по длинным волосам Кэтрин. – Давай попробуем притвориться, что Хитклифа здесь не было. А ночью, когда все лягут спать, потихоньку выберемся из дома и отправимся на поиски.

– Да, прогуляемся под луной! С факелами и охотничьими собаками!

– Правильно. А пока говори всем, что приехала погостить у подруги. Недалеко отсюда есть школа-пансион. Мы скажем, что ты осталась там на каникулы на пару недель. А я уговорю маму, чтобы ты несколько дней пожила у нас.

Почему-то Анна-Мария решила, что за это время сумеет убедить Кэтрин выбрать Хитклифа вместо Эдгара и выйти за него замуж.

– Ты так нежно расчесываешь волосы!

Каждое движение щетки мама сопровождала ласковыми уговорами:

– Все будет хорошо, просто отлично. Мы сегодня же ночью найдем Хитклифа.

Кэтрин блаженно закрыла глаза, и мама почувствовала, сколь велика ее власть над этой девушкой. В романе Нелли считала Кэтрин слишком импульсивной и неуправляемой. Но мама верила, что добрые слова и сострадание помогут избежать несчастья. Несмотря на то что все знания мамы о страстной любви были почерпнуты исключительно из книг, она знала, каково быть непонятой, когда все смеются над твоими чувствами. Каждое лето ей приходилось проводить с вечно раздраженной и недовольной матерью. Анна-Мария очень тосковала по общению со сверстницами и была готова на все, лишь бы сблизиться с Кэтрин. Она бережно проводила щеткой по волосам Кэтрин, любовалась, как на концах локонов вспыхивают солнечные искорки, и вдруг под окном послышалось шуршание шин по гравию, а затем – скрип тормозов. К дому подъехала машина.

Глава 26

Прибытие Энтуистлов * Внезапная гроза * Кэтрин слабеет * Мама в одиночестве идет искать Хитклифа

Мама подбежала к окну и увидела семейный лимузин, похожий на серо-голубого дельфина с плавниками из хромированной стали. Отец дважды посигналил – это означало: «Мы здесь!» Первое, что она увидела, был красный лучик света, отражавшийся от рубинового кольца на правой руке ее матери, нетерпеливо барабанящей пальцами по дверце машины в ожидании, пока отец поможет ей выйти. Отец, высокий, худощавый, рыжеволосый, в светлом костюме из жатой индийской ткани в полоску, обежал машину и распахнул дверцу у пассажирского сиденья. Бабушка вышла из машины, достала из серебряного портсигара сигарету и трижды постучала ее кончиком по крышке. В 1960 году Эдит Энтуистл исполнилось сорок пять, но она до сих пор сохраняла безупречную фигуру. Она прибыла в «Усадьбу» одетая таким образом, чтобы не ударить в грязь лицом, если встретит кого-нибудь из дам, живущих в Прэри Блафф. На ней было льняное платье цвета фуксии, на шее нитка крупного жемчуга, тон помады идеально подобран под цвет платья. Длинные каштановые волосы гладко зачесаны со лба и украшены на затылке шиньоном. Анне-Марии всегда казалось, что подведенные карандашом мамины брови похожи на крылья чаек. Дедушка вытащил из кармана зажигалку, щелкнул, дал жене прикурить, потом достал из кармана пачку «Винстона» и тоже закурил. Эдит прикрыла рукой глаза от солнца и взглянула наверх, прямо на окно комнаты Анны-Марии.

Та схватила Кэтрин за руку, и обе отпрянули от окна. Потом Анна-Мария снова подошла и осторожно выглянула наружу. Мама указала рукой на окно, и рубин вспыхнул темно-красным светом.

– Краска отслаивается с наличников, Генри.

Инспекция началась. Хлопнула дверь, и на крыльце появилась Грета.

– Герр и фрау Энтуистл! Хорошо ли доехали?

– Все в порядке, – ответил дедушка. – Хотя на дорогах пока грязно. Неплохо было бы выпить по рюмочке.

– Входите, входите. Я принесу вам виски со льдом.

Эдит выпустила сигаретный дым из уголка губ, потом разогнала его, махая рукой. Она всегда курила с неким демонстративным отвращением.

– Анна-Мария благополучно добралась?

– Да. И встретила в поезде подружку. Англичанку. Они сейчас наверху, в ее комнате.

– Превосходно! – воскликнул Генри. – Нашей А-М не помешает общение с девушкой ее возраста.

Анна-Мария едва слышно хмыкнула: отец облегчил ее задачу, его фраза станет лишним доводом в пользу того, что Кэтрин можно оставить в доме. На него всегда можно положиться.

– Интересно, как она умудрилась познакомиться с англичанкой, которая ездит в общем вагоне?

Эдит последний раз затянулась, затем бросила окурок в старую кадку из-под молока, наполненную песком, что стояла у крыльца. Бабушка никогда не курила ни в доме, ни в машине.

– Это девочка из школы-пансиона.

– Из Академии? Но что, скажите на милость, она делает летом в этом монастыре? Разве англичане не уезжают на каникулы на остров Мэн или в Брайтон?

Грета пожала плечами.

– Не знаю, мэм. Вы уж сами у нее спросите.

Анна-Мария оттащила Кэтрин от окна и усадила на кровать. Скептицизм матери заставил ее занервничать. Она взяла Кэтрин за руку и заглянула ей в глаза.

– Скажешь маме, что ваша семья обычно ездит на остров Мэн в августе. А потому тебя попросили побыть в школе… Точно! Потому, что твои родители уехали в Египет! Нет, это слишком сложно. Но Европа не годится, иначе они бы взяли тебя с собой, верно? – Мама поднялась и принялась расхаживать по персидскому ковру, лежащему между кроватей. Потом вдруг прищелкнула пальцами. – Есть! Скажешь им, что твоя мама больна и нуждается в особом лечении. Нет, не годится, они начнут задавать всякие медицинские вопросы и…

– Ты совсем меня запутала, Анна-Мария! – сердито воскликнула Кэтрин. – Как я могу запомнить все это, когда Хитклиф находится неизвестно где в полном одиночестве? Изгнанный из дома этой ведьмой с пистолетом!

– Извини. – Мама снова села на кровать и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Надо придумать что-нибудь попроще. Скажешь, что у вас в Англии занятия в школах длятся до конца июня и ты поедешь к родителям на остров Мэн, когда твой брат закончит учебу в Кембридже.

– Да, Хитклиф из Кембриджа.

Внизу послышался голос Эдит, призывающей Анну-Марию.

– Может, лучше не называть его Хитклифом? Как тебе, к примеру, Хит или Клифф?

– Клифф? [20]20
  Клифф (Cliff) – в переводе с английского «утес», «отвесная скала».


[Закрыть]Звучит как-то грубо. А Хит… [21]21
  Хит (Heath) – в переводе с английского «вереск».


[Закрыть]слишком нежно для такого мужчины, как…

– Ну, тогда лучше Клифф. Клиффорд.

– Анна-Мария! Иди сюда, и побыстрее!

– Нет, все же Клифф не очень ему подходит…

– Да какая разница! – воскликнула Анна-Мария, потеряв всякое терпение. – Они ведь его даже не увидят! Потому что, если он снова начнет ломиться в дверь, Грета его просто-напросто пристрелит.

– Мы должны найти его! Сегодня же!

– Найдем. Я тебе обещаю. Но потом, когда все пойдут спать. А теперь идем, познакомлю тебя с родителями.

Позже Грета рассказывала, что тот обед прошел просто чудесно. Эдит расспрашивала Кэтрин о ее семье, а та умудрялась давать вполне приемлемые ответы, а если запиналась, на помощь ей приходила Анна-Мария, щедро сдабривая правду выдумкой. Отец Кэтрин был бизнесмен и владел огромным имением; мать умерла, когда Кэтрин была совсем маленькой. Услышав, что брат Кэтрин, Клифф, учится в Кембридже и что семья собирается провести остаток лета на острове Мэн, Эдит с торжествующим видом кивнула мужу. Это соответствовало ее представлениям о благородном английском семействе, вплоть до отца девушки – холостяка и богатого землевладельца. Вообще вино всегда приводило бабушку в прекрасное расположение духа, и она не уставала нахваливать стряпню Греты, постоянно возмущаясь кухаркой и экономкой, работавшей в доме в Линкольн-Парке, потому что та постоянно пережаривала бифштексы, превращая их в сухую жесткую подметку.

Дед осушил бокал вина и сделал знак Грете подать бренди. В последнее время он стал пить гораздо больше, что делало его душу сентиментальной, а лицо – красным.

– Приятно слышать, Кэтрин. Вы оказали нам честь своим присутствием за этим столом. – Он икнул, и бабушка метнула в его сторону уничижительный взгляд.

– Генри!

Весь предыдущий месяц Анна-Мария настолько была увлечена выпускными балами и вечеринками в Чикаго, что не замечала перемен в отце. Правда, она часто слышала, как родители ссорятся и спорят из-за денег, но особого внимания на это не обращала: ее слишком занимали последние события – прощальная речь выпускницы, поступление в колледж Вассара, высокие оценки по биологии. И она вдруг испугалась, что уединенная жизнь в «Усадьбе» осложнит и без того напряженные отношения между родителями. Эдит не привыкла делиться с дочерью и рассказывать ей о материальных затруднениях. Тесного и доверительного общения между ними никогда не наблюдалось. Но тем утром родители ссорились как раз из-за какой-то собственности в западной части города. Потому-то Анна-Мария обрадовалась возможности ускользнуть из дома пораньше и уехать поездом. Она надеялась, что присутствие Кэтрин укротит воинственный пыл матери, но Эдит никогда не позволяла руководить собой в собственном доме.

Вот Эдит хлопнула в ладоши, давая понять, что обед подошел к концу и что отцу пора перестать пить.

– Можешь убирать со стола, Грета. Помоги ей, Анна-Мария. И будь осторожней с бокалами!

Ночью, когда все наконец уснули, Анна-Мария и Кэтрин вышли на балкон и устроились на раскладушках. Воздух был влажный и липкий, и из-за духоты в комнате невозможно было находиться. Анна-Мария сделала выбор в пользу раскладушек еще и потому, что те уже были застелены, а значит, не было необходимости бегать за постельным бельем. В полной темноте девушки принялись за работу. Анна-Мария связала три простыни, чтобы вместе с Кэтрин спуститься с балкона вниз. А уж проскользнуть в сад не составляло никакого труда. Окна родительской спальни выходили на другую сторону дома, но Анна-Мария могла видеть квадрат света, падающий оттуда на лужайку.

Девушки притихли в ожидании, когда наконец погаснет свет в спальне Энтуистлов. Лежа на раскладушках, они слушали, как шумит ветер в ветвях огромного вяза, что рос неподалеку от дома. Небо в прогалинах между ветками приобрело густо-синий оттенок, время близилось к полуночи. Было 15 июня, самое начало лета, дни становились все длиннее, дожидаться наступления полной темноты приходилось гораздо дольше. Издалека доносились глухие раскаты. Анна-Мария считала, что запускают фейерверк, Кэтрин же опасалась, что это звук пушечных выстрелов. Но вскоре выяснилось, что это всего лишь гром. В отдалении между деревьев сверкнула молния, высветила черными силуэтами стволы и ветви.

– Гроза скоро кончится, – сказала Анна-Мария. – Она иногда бывает без дождя.

– Подумать только! Ведь Хитклиф может попасть в грозу!

Сверкание молний и раскаты грома приближались, поднялся ветер. Зашумела крона огромного вяза, затем шум стих, потом начался снова. Совы прекратили свою ночную перекличку, лягушки же и жабы разошлись вовсю, продолжая громко квакать. Обычно Анна-Мария любила грозу, но сегодня она была совсем некстати. Несколько крупных дождевых капель ударились о металлические рамы на крыльце, а потом вдруг хлынул ливень. Дождь стоял стеной, из водосточных труб с ревом неслись потоки. Девушки вскочили и перетащили раскладушки поближе к стене.

– Залезай в спальный мешок! – крикнула мама. Втянула связанные простыни на балкон и легла на раскладушку.

– Бедный Хитклиф!

– Он что-нибудь придумает, – попыталась мама утешить новую подругу.

Кэтрин опустила спальный мешок, забарахталась, стараясь вытащить ноги.

– Я должна идти! Прямо сейчас!

– Нельзя! Они еще не погасили свет. – Мама спрыгнула с раскладушки, подбежала к Кэтрин. – Ты вся дрожишь. Успокойся. Если будешь бегать под дождем, то умрешь. Пошли в дом.

Кэтрин продолжала спорить, мама пощупала ее горячий и мокрый лоб и все же уговорила лечь в спальне. Откинула покрывало и одеяло, похлопала по простыне, приглашая ее забраться в постель. Кэтрин поддалась на уговоры. Потеряв мать, будучи совсем крошкой, Кэтрин тосковала по материнской заботе, а Анна-Мария понимала это, как никто другой. Она дала Кэтрин таблетку аспирина, заставила проглотить и запить водой, затем принялась нежно расчесывать волосы девушки, бормоча утешительные слова. Мама знала: Кэтрин не составляло труда довести себя до полубезумного состояния, и тогда ни ее служанка, ни Эдгар не могли с ней справиться. Жизнь среди вересковой пустоши и почти полное отсутствие общества не способствовали формированию легкого и приветливого нрава. Мама продолжала расчесывать Кэтрин волосы и нашептывать ласковые слова до тех пор, пока молодая страдающая героиня не уснула.

К этому времени дождь прекратился, и квадрат света на лужайке под окнами спальни родителей Анны-Марии погас. Пора! Анна-Мария взглянула на крепко спящую Кэтрин и поняла, что придется идти искать Хитклифа самой. Она надела прорезиненную куртку, зашнуровала теннисные туфли. Если честно, то она оставляла Кэтрин без всякого сожаления. Напротив, Анна-Мария чувствовала облегчение. Ведь бедняжку лихорадило, выходить ей было никак нельзя, а мама лелеяла тайную надежду встретиться с красавцем героем наедине. Перед глазами до сих пор стояло прекрасное и страстное лицо, увиденное через кухонное окошко. Ей не стоило особого труда убедить Кэтрин не выходить замуж за Эдгара (такая возможность выдалась, пока они лежали на балконе, дожидаясь, когда родители погасят свет в своей спальне). Конечно, она была слишком наивной, чтобы признать, что ею движут скрытые мотивы, но ведь маме было всего восемнадцать, она только что успешно окончила школу и жаждала приключений. Она не могла дождаться, когда наконец освободится от строгой опеки матери. Ей хотелось перемен, прежде всего в себе самой, хотелось заглушить растущий страх относительно финансового положения семьи. Она чувствовала, что в ее жизни отсутствует что-то важное, но что именно, пока не понимала. Кэтрин Эрншо была одной из тех девушек, кто этим важным обладал: мужчины соперничали друг с другом, чтоб завоевать ее благосклонность. И еще она была красива. И опытна. А теперь приключение ожидало мою маму.

Она повязала волосы шарфом, вышла на цыпочках на балкон и распахнула раму. Привязала к перилам связанные вместе простыни и затянула их узлом в лучших традициях бойскаутов. И осторожно спуская это сооружение вниз, она уверяла себя, что идет искать Хитклифа в одиночку не из-за корыстных побуждений. Она гордилась благородством и чистотой своих мотивов. Ведь для главных героев «Грозового перевала» все кончается хорошо. Мама перелезла через подоконник, бесшумно скользнула вниз, держась за мягкие простыни, и тихо, точно кошка, приземлилась на крышу над гостиной. После грозы на улице стало прохладнее. Она на цыпочках пробежала по краю крыши, стараясь не оскальзываться в мелких лужицах, затем спустилась, держась за подпорку для вьющейся глицинии. Ее лицо гладили мокрые цветы, источающие нежный аромат. Наконец она спрыгнула на мокрую траву, упала на одно колено, но тут же поднялась. В воздухе пахло свежестью и чистотой. Ее возбуждало то, что она оказалась за городом, на природе, но еще больше волновал тот факт, что вскоре ей предстоит встреча с красивым мужчиной, которого видела лишь мельком.