Текст книги "Третий (не) лишний (СИ)"
Автор книги: Евгения Серпента
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
23. Денис
Дождь продолжался весь следующий день. После завтрака, за которым не было сказано ни единого слова, все разбрелись кто куда. Впрочем, выбор был невелик: мокнуть никому не хотелось. Яна вернулась к себе, Антон, помыв посуду, остался в гостиной. Денис вышел на террасу, включил в телефоне музыку через наушники и уставился на океан, похожий на живое серое одеяло.
Ощущение было таким, что ночью они перешли черту, за которой секс из простой и приятной вещи превратился в нечто сакрально-сложное. И разница между этими двумя уровнями – как между арифметикой и тригонометрией.
Да, все было великолепно. Высший пилотаж. И, видимо, поэтому их тройственный союз себя исчерпал. Дошел до своей логической точки. Секс без чувств, без обязательств держится только на желании. А оно, если вдуматься, подвязано на расчет, что в следующий раз будет еще лучше. Ну, или не хуже, по крайней мере.
Похоже, все трое поняли: лучше уже не будет. Даже так же не будет. Пойдет откат с неизбежным разочарованием. Сейчас это была просто апатия. А вот когда к осознанию факта подключится банальное физическое влечение, все станет еще хуже. Хочу, но… не хочу. Потому что обожрались этим самым простосексом. По-хорошему, стоило сказать друг другу спасибо, собрать манатки и отправиться домой. И если б это был какой-нибудь пансионат в области, давно бы уже так и сделали.
Обед прошел в таком же гробовом молчании, и это начинало действовать на нервы. Надо было обсудить ситуацию по-человечески, иначе все могло кончиться совершенно ненужным и бессмысленным взрывом.
Но как только Денис открыл рот, Яна буркнула «спасибо», отнесла свою тарелку в мойку и спустилась на пляж. Все это время они обычно плавали голышом, но сейчас на ней под рубашкой оказался купальник. В воду она не полезла, бродила по полосе прибоя взад-вперед, глядя себе под ноги.
Денис посмотрел на Антона, тот пожал плечами и начал собирать посуду – была его очередь дежурить по кухне. Мелкий дождь делал духоту почти невыносимой. Чтобы дышать такой сыростью, требовались жабры. Раздражение стояло на уровне ушей, но… как и все прочие чувства – вялое и липкое. Пожалуй, самым большим его желанием было немедленно оказаться дома. Выйти на работу, исправить какой-нибудь кривой нос. В конце концов, и помимо носов в клинике дел хватает. А последние пять месяцев записать как опыт. Да, случалось в жизни, знаем.
Мучительно медленно подобрался вечер – такой же серый и тусклый. Дождь прекратился, и на горизонте под тучами прорезалась оранжевая полоска, обещая ясный жаркий день. Антон приготовил ужин, накрыл на стол. Яна задумалась, держа в одной руке бутылку шампанского, в другой – красного вина. Усмехнулась, убрала шампанское в холодильник, красное в шкаф. Налила коньяку, выпила одним глотком, даже не поморщившись.
Денису показалось, что она сейчас расплачется, и терпение лопнуло.
– Может, уже поговорим?
– О чем? – Яна села за стол и принялась сосредоточенно изучать жаркое в тарелке. – О чем тут вообще говорить?
– Есть о чем. Я не могу понять, что за фигня вообще весь день творится. Что за драма, мать вашу?
– День, ну хватит!
– Нет, не хватит, – он крутил в руках бокал, на дне которого плескался коньяк. – Давайте уже по-взрослому. Вы же понимаете, что нас не связывает ничего, кроме секса? С самого начала не связывало. У нас вообще ничего общего нет. А секс вдруг взял и кончился. Никто никого больше не хочет. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься, – впервые за день подал голос Антон, и Яна согласно кивнула.
– Не потому, что ночью было плохо, – вздохнула она, по-прежнему глядя в тарелку. – Наоборот. Было слишком хорошо. Я вообще не думала, что так бывает. Не знаю, может, это какая-то обратная реакция, может, день-другой – и все будет по-прежнему…
– Не будет, Яна, – Антон отодвинул жаркое, до которого так и не дотронулся. – Давайте уже признаем честно, эксперимент не удался. Сначала все было супер. Новое, запретное, острое. Но это не наше на самом деле. Ты была права, тройник – это команда. А мы держались как раз на том, что нас не объединяло, а разъединяло. Старались для тебя – но только чтобы ты оценила и выбрала кого-то одного.
– Этой ночью я не могла вас сравнивать, – возразила Яна. – Вообще не думала, с кем я. Просто такой сферический секс в вакууме. Что-то виртуальное. Повторить уже не удастся, потому что это было спонтанно. А так себе секс после чумового секса… вам это надо? Мне точно нет.
– Есть еще кое-что, Яна, – Денис встал и подошел к выходу на террасу, глядя, как разливается по свинцовой глади лагуны багрово-оранжевая полоса, похожая на расплавленный металл. – Ты всегда была ведущей. Ты по натуре такая. Да, можешь быть другой, но это твое дефолтное состояние. Обломать тебя, подчинить себе – это для нас был такой… спорт, что ли? Азарт. Хочешь честно? Мы поспорили, согласишься ты или нет. На тройник.
– И почему я не удивлена? – Яна закатила глаза к потолку. – Мне даже пофигу, кто выиграл. А насчет обломать… я знала с самого начала. И для меня это тоже была игра – строить вас.
– Этой ночью мы могли делать с тобой, что угодно, – Антон откинулся в кресле, глядя куда-то в пустоту. – И вдруг оказалось, что это не нужно. И все наше предприятие потеряло смысл. Нагибать тебя больше не хочется. Пытаться переплюнуть друг друга, чтобы ты кого-то выбрала, – тоже. А просто тупо трахаться, чтобы шары не ломило, – это уже не для нас. Прошли точку невозврата.
Вспомнив его слова в самолете, Денис повернулся, посмотрел удивленно, но ничего не сказал. В принципе, точка невозврата – сюда многое входило. А общий смысл один: прежней жизнь все равно уже не будет.
– Скажи, мы можем отсюда свалить, не дожидаясь конца срока? – спросил он.
– Запросто, – Яна пожала плечами. – Хоть завтра. Только деньги за две недели не вернут. Нужна уважительная причина – болезнь или смерть, наша или близких родственников. Или стихийное бедствие. Все остальное – мимо кассы. А сумма, как вы понимаете, неслабая. И билеты обратные на самолет невозвратные.
– То есть нам тут сидеть еще две недели вот так? – поморщился Антон. – Ничего себе попадос.
– Можем проголосовать, – Яна налила еще коньяка. – Это мне тоже пофигу.
– Слушайте, ну хватит уже, – Денис вернулся к столу и отобрал у нее бутылку. – И пить хватить, и херню нести. Мы что, подписали контракт, по которому обязаны каждый день трахаться? Не хотим, но все равно обязаны? Не знаю, как вам, мне сейчас неприятна сама ситуация, а вовсе не то, что приходится быть рядом с вами. Все уже произошло. Все было классно. Но больше мы друг друга не хотим, да. Ян, у меня обычно от одного взгляда на тебя вставало. А теперь наелся по самое дальше некуда. Но драмы не вижу.
– И что ты предлагаешь? – Антон снова скривился, как будто у него болели зубы.
Давайте попробуем все отпустить. Пусть идет как идет. У нас отпуск. Мы на клевом острове, куда вряд ли еще когда-нибудь попадем. Никто никого ничем не обидел. Можем представить, что просто отдыхаем вместе.
– А если нас опять друг на друга потянет?
– И что? Мы дали клятву, что больше ни-ни? Если всем троим захочется, так мы, вроде, знаем, что, как и куда вставляется, нет?
Яна фыркнула, разлила коньяк на колени и расхохоталась.
– Этому фантику больше не наливать, – заметил Антон.
Как будто ракету с ядерной боеголовкой вернули с готовности номер один на обычное боевое дежурство.
Первые два дня все было достаточно напряженно. Грозовой фронт ушел, но погода стояла серенькая, с редкими прояснениями. Влажно, душно, раздражающе. К тому же поналетели тучи москитов, которых раньше, видимо, сдувало ветром.
Каждый занимался чем-то своим, сходились только за едой: график дежурств по кухне соблюдали четко. Разговаривали мало. Настроение хоть и сдвинулось с отметки «днище», все же оставалось где-то под плинтусом. Денис пытался проанализировать свои ощущения, но они ускользали.
На третий день вечером зачем-то пустили по кругу последний оставшийся в коробке косяк. И неожиданно всех сразу вштырило так, как еще ни разу до этого. Хотя в хорошо знакомом направлении. То ли какая особо забористая дурь попалась, то ли что-то другое сработало – не все ли равно?
Антон встал за спиной Яны, сидящей в кресле, и начал медленно поглаживать за ушами. Зажмурившись и разве что не мурлыча, она запрокинула голову, подставляя его пальцам шею. Денис почувствовал, как заполыхало и потяжелело в паху.
Почему нет? Что мешает? Кто сказал, что будет плохо?
Он подошел, наклонился над ней, обвел языком ее губы по самому краю – и они раскрылись навстречу, как бутон цветка. Грудь в ладони, сосок, сжавшийся от прикосновения – так знакомо, привычно…
Да, все это уже было: одуряющий запах ее смуглой от загара кожи, поджатые напряженно пальцы ног… с жутким фиолетовым лаком на ногтях… разметавшиеся по простыне волосы… настырно лезущие в нос… хоть бы заколола, что ли… черт…
Денис посмотрел на бледную задницу Антона с красным прыщом, на задранные ему на плечи ноги Яны – пожалуй, не помешало бы уже побрить. На свое собственное хозяйство, которое стремительно уменьшалось в размерах и объемах.
Первый раз в жизни он опозорился с Иркой. Но тогда помогло вспомнить Яну, которую видел до этого всего один раз. А сейчас что? Вспомнить Ирку? Ой, нет!
Денис расхохотался, как клинический идиот.
– Вы это, продолжайте! – с трудом смог выговорить между приступами смеха. Похоже, кумар пошел второй волной, только теперь совсем в другую сторону. – Если хотите, конечно.
Он встал с кровати и поплелся на террасу. Шлепнулся в жалобно скрипнувший шезлонг, продолжая закатываться. Через пару минут к нему присоединился Антон – тоже голый и с повисшим тряпочкой членом.
– И ты, Брут? – фыркнул Денис. – Слушай, ну мы сволочи, конечно. Раскочегарили девушку и слилилсь.
– Девушка послала меня на хер, – давясь от хохота, ответил Антон. – Сказала, что справится своими силами.
Денис привстал и прислушался.
– Похоже, и правда справляется. И знаешь, что характерно, даже подглядеть не хочется. Может, это старость?
***
По правде, я боялся, что этот незадавшийся секс опять все испортит. Но, как ни странно, получилось с точностью наоборот: обстановка заметно разрядилась. Утром за завтраком мы глупо хихикали, болтали о всякой ерунде, а потом все вместе поплыли на лодке на глубину понырять с масками. Почти идиллия.
– Нет, ну я знала, что секс может переходить во френдзону, – сказала Янка, – но не думала, что так мгновенно.
– Ты путаешь жопу с пальцем, – возразил он. – Френдзона – это когда один влюблен, а другой воспринимает его не более чем друга. Вообще мимо нас. Никто ни в кого не влюблен, и мы не друзья. Вернемся домой и расстанемся навсегда. Задача – не изгадить последние дни. Чтобы остались хорошие воспоминания.
Я промолчал, но в целом был с ним согласен.
Десять дней прошли мирно и гладко. Вполне приятно. И я думал, что так все и закончится. Но, как оказалось, ошибся.
Самолет из Куала-Лумпура вылетал поздно вечером, и мы договорились, что гидроплан заберет нас к обеду, чтобы не ждать долго в Мири. Накануне засиделись допоздна. Последний вечер – было немного грустно. Всегда грустно, когда заканчивается что-то хорошее. А Янка – несмотря ни на что – это как раз было хорошее. Да и остров тоже.
Разбудили, как всегда, птицы, еще только начало светать. Я уже привык просыпаться рано, а потом добирать сон днем, как в детском саду. Из-за стены раздавался мощный храп, у Янки было тихо. Полежал немного и решил сходить в последний раз на озеро. Один.
Вышел через террасу и побрел нога за ногу по тропе. Почувствуй себя робинзоном, как-то так. Озеро еще было в тени, но с востока сквозь деревья пробивалось солнце, освещая водопад. Вода лилась сверху нешироким, но сильным потоком. Чуть правее она стекала тонкими редкими струйками, похожими на занавес, а за ними прятался небольшой грот.
Яна стояла, закинув руки за голову – поза, которая мне всегда нравилась. Она словно сияла в лучах солнца, в играющих на воде бликах, в висящей над водопадом радуге. Это было так красиво, что я замер, глядя на нее из-за дерева. Как там звали того чувака, который подглядывал за богиней, и та превратила его в оленя?
К водопаду нельзя была подойти – только подплыть. Плохо соображая, что делаю, я быстро разделся и прыгнул в воду. Она оказалась ледяной, но ни капли не остудила. Когда я выбирался на камни, Янка смотрела на меня настороженно, чуть испуганно.
Что произошло? Я обнял ее, прижал к себе. Как будто оказались одни во всем мире. Не было больше ничего: ни шоу, ни секса-войны, ни новогодней ночи, ни месяца на острове втроем. Только я . И она – для меня одного. И я – только для нее.
Я целовал ее – и это тоже было будто впервые. Совсем не так, как раньше. Я приподнял ее, она обхватила мои бедра ногами, подалась навстречу. С каждым движением я проникал в нее все глубже, сливаясь, растворяясь в ней – и во всем окружающем. Солнце, брызги, шум водопада… Ее глаза так близко – серо-зеленые, как озеро. Оно вдруг поднялось и накрыло нас волной. Только не холодной, а горячей и соленой.
Значит, и так тоже – бывает?
Сколько прошло времени? Я словно очнулся, почувствовав, как она дрожит. Осторожно вышел, поставил ее на камень, снова прижал к себе, пытаясь согреть. Капли на коже, знобкие мурашки, прохладный запах воды…
– Янка…
Она приложила пальцы к моим губам:
– Не говори ничего. Пожалуйста. Мы сейчас с тобой попрощались. Запоминается последнее, ты знаешь. А это было лучше всего.
Яна поцеловала меня, выскользнула из-под моих рук и спрыгнула в воду. Я стоял и смотрел, как она вынырнула почти у самого берега, выбралась на камни, накинула на голое тело рубашку. Еще мгновение – и ее уже не было. Как будто лесной дух растаял между деревьями.
Я встал под струю водопада, и она тут же скинула меня в омут.
Вот и все…
24. Антон
И каждый раз одна и та же жопа, подумал Антон. Как уезжать откуда-то – всегда погода выкатится такая, чтобы стало жаль. Солнце в легком мареве, ветерок – не слишком жарко, не душно, москитов унесло. И кажется, что вполне мог бы остаться здесь навсегда. Были б деньги… очень много денег… купил бы себе такой остров и жил бы на нем один… пока не подох бы со скуки.
Он сидел на террасе и смотрел на океан, подернутый мелкими барашками. Словно в оцепенении. Не в состоянии ни одну мысль додумать до конца.
Представлялся этот отпуск совсем не так. Обалденный остров, море, солнце, чумовой секс. Да, с нагрузкой в виде доктора Айболита, но зато какой адреналин. И азарт борьбы за главный приз. Похлеще, чем на шоу. Потому что знаешь, что теряешь.
Сначала все так и было. А потом, как говорится, что-то пошло не так…
Хочешь насмешить бога – расскажи ему о своих планах. Это точно.
Вещи были собраны, сложены на террасе. Денис в тени под пальмой тупил в телефон. Яна ходила туда-сюда, проверяла, все ли в порядке, и в доме, и в сарае. Вид у нее был какой-то… растерянный, что ли.
– Ян, – позвал он.
Она вздрогнула, замерла, потом медленно подошла поближе, остановилась у лестницы. Как будто ждала чего-то. Каких-то слов.
– Извини, что так вышло.
Это было совсем не то, что он хотел сказать. Да, собственно, он и не знал, чего хотел. Само вырвалось.
Яна молча покачала головой и ушла. Покусывая изнутри щеку, Антон смотрел, как она остановилась рядом с Денисом, коснулась его плеча, сказала что-то. Тот точно так же покачал головой, но ничего не ответил.
Общество китайских болванчиков, твою мать!
Раздражало ощущение странной беспомощности. Чувствуешь, что кусок твоей жизни именно сейчас, в эти минуты, часы, уходит в прошлое. Понимаешь, что это к лучшему, – и все равно нестерпимо жаль! Скорей бы уже все это закончилось. Но еще предстояло больше суток добираться до дома. Вместе.
За последние десять дней между ними сложилось хрупкое, шаткое равновесие. Что-то почти приятельское. А теперь словно подпорку вышибло, и все рухнуло. Хоть плачь, хоть матерись.
Когда издалека донесся рокот двигателя и в небе показалась белая точка, как будто на мгновение сцепился кит со слоном: кто кого поборет. Облегчение – острое, как бритва. И сожаление, что вот наконец и все. Не менее острое.
Красный гидроплан плюхнулся в воду, подкатил на поплавках к пристани. Пилот звонко пробежал по доскам – как будто мелодию сыграл на ксилофоне. Приобнял Яну за плечи, и они пошли к сараю.
В одной руке привычная ревность, не всерьез, а так, игрушечная. В другой «а не пофигу ли?». В равновесии.
Пилот проверял, все ли в порядке. Каждую мелочь. Подробно расспрашивал о чем-то Яну, та отвечала. Вроде, все как обычно, хи-хи, ха-ха, но Антон чувствовал в ее смехе и улыбках напряжение. Похожее на перетянутую струну. После сарая они прошли по пляжу, поднялись в дом. Осмотрев каждую комнату, пилот обошел кругом террасу, спихнул ногой невесть откуда взявшегося дохлого геккона. Наконец кивнул: все в порядке. Яна достала из кармана шортов купюру, ловко всунула ему в ладонь. Тот засмеялся и звонко чмокнул ее в щеку. И махнул им: полетели!
Они с Денисом закинули вещи в гидроплан за сиденья – четыре недели прошло, а как будто делали это только что.
Почти час до Мири. Смотреть на океан и восторгаться уже не хотелось. И взгляды, которыми они втроем обменивались, были совсем другими. Не возбужденные, дразнящие, предвкушающие удовольствие, а усталые и чуть раздраженные. На Антона снова напало оцепенение, когда смотришь в одну точку и не можешь отвести глаза, а в голове пустота. Все произошедшее вдруг показалось сном. Бывают такие сны: внезапно понимаешь, что спишь. Вот только не всегда получается сразу проснуться.
Антон протянул руку и накрыл ладонью кисть Яны. Она улыбнулась грустно, но свою руку не убрала. Денис покосился на них и отвернулся к иллюминатору.
Вспомнилось старое из Чижа: «Когда уходит любовь, начинается блюз». Любви не было – а блюз… вот он. Синева над ними и под ними. Ее пальцы под ладонью – теплые, чуть подрагивающие. Опущенные ресницы. Приоткрытые губы.
Как дальше? «Я искал тебя здесь и там и думал: свихнусь». А может, и искать не надо было – то, что с самого начала находилось рядом? А теперь поздно, слишком поздно…
Когда они выбрались из гидроплана на пристань в Мири, пилот вытащил откуда-то из кабины небольшую картонную коробку и протянул Яне. Та пыталась отказываться, но он едва ли не насильно впихнул подарок ей в руки. Громкий сигнал заставил вздрогнуть: все та же пышная дама загадочной национальной принадлежности бибикала им из джипа. Как будто пленку перематывали в обратном направлении.
А что, если так и откатимся назад в новогодний вечер? Янка скажет им, что не может выбрать кого-то одного, а они ответят: ну что ж, значит, по-настоящему тебе не нужен никто. Счастливо оставаться.
А если серьезно? Если б была возможность вернуться назад, зная, как все будет? Отказались бы они от этих трех недель безумства? От той первой ночи – и до последней?
Честно? Наверно, нет. Во всяком случае он бы не отказался.
Да, не любовь. И близко не лежала. Грязь? Может быть, и так. Но вряд ли. Потому что тогда не ныло бы сейчас внутри, не перебирало бы аккорды блюза. Было бы на все наплевать.
– Что там у тебя? – Денис покосился на коробку в руках Яны. – Подсудная доза травы?
Она молча открыла крышку, под которой ровными рядами лежали разноцветные засахаренные фрукты.
– Дай сюда! – Денис с непонятной злостью выхватил у нее коробку.
– Ты что, взбесился? – Яна от неожиданности захлопала глазами.
– Да потому что нажрешься сладкого и будешь блевать в самолете! Прилетим – получишь обратно.
Он закрыл коробку и положил к себе в сумку. Антон заметил, как глаза Яны подозрительно заблестели, и подумал, что ни разу не видел ее плачущей. А еще – что Дениса, похоже, пробило так же, как и его. Поэтому и сорвался сейчас.
Аэропорт, досмотр, посадка. Такой же хлипкий самолетик – может, даже тот же самый. И снова они сидели вдвоем, а Яна через проход, только на этот раз одна – закрыв глаза и погрузившись то ли в дремоту, то ли в свои мысли.
– До чего хреново! – тихо сказал Денис.
– Что, укачало? Сожрал все Янкины фрукты? – хотел подколоть, но не получилось. Потому что прекрасно понимал, о чем он. Вздохнул: – Мне тоже.
– Тебе не кажется, что мы просрали свой шанс? Мы – оба?
– Разве от нас что-то зависело?
– Она не могла выбрать между нами, потому что мы оба вели себя, как тупое говно. Одинаковое тупое говно, – Денис стукнул кулаком по своему колену.
– Да хоть жопу себе теперь языком побрей в раскаяние. Поздно, Ден. Теперь уже ничего не исправишь. Прошли точку невозврата.
Денис натужно расхохотался.
– Когда мы летели туда, ты тоже говорил о точке невозврата. Только в другом контексте. И потом еще на острове. После той ночи. А я тогда подумал, что ты прав. Что мы прошли ту точку, до которой еще можно было вернуться к прежней жизни. Ты вот вообще представляешь, как будешь жить дальше? У меня сейчас такое чувство, что один кусок жизни закончился, а другой еще не начался. И что я завис между небом и землей. В полной пустоте. И каким будет этот новый кусок, я не представляю.
– Каким-то да будет, – покосившись на Яну, поморщился Антон. – Так не останешься. Сферическим конем в вакууме.
Сферический секс в вакууме – так Янка сказала о той ночи…
И вдруг стало до визга очевидно, почему на этом все и закончилось. И почему ничего не получилось потом, под травой, когда все, вроде, хотели. Вовсе не потому, что перегорело. Но теперь об этом лучше было не думать.
Куала-Лумпур. Багажная стойка, регистрация, досмотр, паспортный контроль, посадка. Они почти не разговаривали между собой. Как будто попрощались там, на острове, и теперь каждое слово было уже лишним, ненужным. Как будто уже разошлись в разные стороны.
Сначала будет больно. И память будет мучить. И сомнения полезут: а может, зря они так резко? Но… ничего уже не выйдет. Поэтому лучше сразу.
Все пройдет. Останутся хорошие воспоминания. Но потом, не сейчас. Когда все уляжется.
Поздним вечером через сутки они вышли в зал прилета.
– Ну что, будем прощаться? – Яна поставила сумку на пол. – Спасибо вам за все. Это было… – она всхлипнула и быстрым движением смахнула слезы.
Антон обнял ее, поцеловал – крепко и долго. И как будто в одну секунду вместились все последние пять месяцев, не распадаясь на отдельные кадры.
Денис, тоже поцеловав ее, достал из сумки коробку с малайскими фруктами.
– Держи. И… иди. Счастливо тебе!
Яна задержала на них взгляд, словно пытаясь запомнить получше, повернулась и пошла к выходу. Такси каждый заказал себе отдельно.
– Ну… – Денис протянул ему руку. – Давай!
– Давай, – Антон ответил на рукопожатие, – бро…
***
Я открыл дверь квартиры – пахнуло нежилой затхлостью. Бросил рюкзак и сумку в прихожей, снял куртку и ботинки, вошел в комнату. Распахнул форточку, лег на кровать. И вспомнил, как вернулся от Янки второго января.
Как будто тысяча лет прошла.
Все… Все закончилось. Хотя еще позавчера утром…
Я сказал, все! Хватит об этом!
Но «хватит» не получалось. Как будто смотрел кино в компе, и тот завис. На том кадре, где я сидел на Янкиной кровати, тупо глядя через окно на лес.
Меня разбудили шаги. Только-только рассвело, птицы вопили во все горло. Что-то словно толкнуло. Я встал, выглянул на террасу и увидел, как мелькнула за деревьями его красная майка. Там, где начиналась тропа, ведущая к озеру.
На что я рассчитывал? Трудно сказать. Понимал лишь одно: если не сделаю этого, буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Постоял, набираясь смелости, отодвинул раздвижную створку…
Пустая комната. Смятая постель.
Я спустился на пляж – она могла пойти в туалет. Или окунуться с утра пораньше. Но ее нигде не было. Вернувшись в дом, я сел на Янкину кровать. Вспомнил, чем мы занимались здесь втроем. И ту последнюю ночь с ней, перед Новым годом.
И пролетела птица Обломинго…
Я бы мог пойти к озеру. И если они вдвоем – испортить им всю малину. Но… зачем? Начать все сначала? Нет, не хочу. Снова заставить ее выбирать? Возможно, она уже выбрала. А даже если и нет…
У меня был шанс – я его просрал. Пусть будет и у него, так, наверно, честнее. Как говорил мой отец, жизнь – это череда неиспользованных возможностей.
Я пошел к себе, лег. Первой вернулась Янка, бросилась с ходу на кровать – та жалобно скрипнула. Как только не развалилась – после всего, что ей пришлось вытерпеть от нас. Минут через пятнадцать появился он. Я сделал вид, что сплю, даже похрапел немного. А потом все утро, до самого отлета, наблюдал за ними.
Не похоже было, что у них сладилось. Янка ходила грустная, он сидел с непроницаемым видом. Или притворялись – ради меня? Нам всем не впервой было это делать. А может, действительно ничего не вышло. Или вышло, но не то. Не так. Какая теперь разница?
И наш с ним последний разговор в самолете это подтвердил. Мы облажались оба, по полной. Оставалось только переждать, перетерпеть. «И это пройдет»…
Я поднялся, достал бутылку коньяка, налил пятьдесят капель. Яблоко бы, да холодильник пустой. Надо сходить в «24 часа», а то утром даже позавтракать будет нечем. Но что-то словно останавливало.
Да-да, сейчас, оденусь и схожу.
Я ходил кругами по комнате, грея рюмку в кулаке.
А ты знаешь, Янка, я ведь тебе очень благодарен. И не только за сумасшедший секс, которого у меня в жизни больше никогда не будет. В смысле, такого – не будет. Есть кое-что еще. Ты что-то сильно во мне изменила. Как будто нарыв вскрыла, с болью, кровью и всякой дрянью, которая не один год копилась. Там, на острове, все это вышло.
Да, я тебя не люблю. Но… я мог бы тебя полюбить. Если бы позавчера утром мы смогли поговорить – может, что-то и вышло бы. Потому что ты – такая же. Ты тоже прячешь это в себе, я знаю. Но теперь уже поздно.
Жаль, что так вышло. Жаль…
Но, если подумать, кое-что положительное все-таки есть. Такой свет в конце тоннеля. Теперь мне уже не страшно. Открыться другому человеку. Полюбить… Не сейчас – когда-нибудь. То, о чем я даже думать не хотел раньше.
Голова-то все понимает, а на душе скребут кошки. Я, наверно, только сейчас понял по-настоящему, что это значит – когда внутри все горит и саднит, словно ободранное острыми когтями.
Мало того, что скребут, так эти сучьи кошки еще и мяукают истошно!
Чего?!
Я подошел к окну, точнее, к двери на лоджию.
Изначально все лоджии в доме были открытыми. Разумеется, жильцы со временем их застеклили, наверно, только у меня осталась в прежнем виде. Свой плюс – гости могли курить там, а не на лестнице.
Так вот с верхней, застекленной, лоджии на мою свешивалась кошачья тушка с растопыренными лапами. Видимо, наверху открыли форточку, скотина запрыгнула подышать и не удержалась. Кот цеплялся за край из последних сил, дергался, пытаясь подтянуться, и отчаянно голосил.
Я вышел, с трудом дотянулся до хвоста и скинул кота к себе. Он тут же вцепился в мою руку зубами и когтями. Преодолев желание выкинуть гадину вниз, я схватил его за шкирятник и понес к выходу. Поднялся этажом выше, позвонил в дверь.
Прошла минута, другая – тишина. Наконец загорелась искорка глазка, испуганный голос спросил:
– Кто там?
Я отошел от двери и вытянул руку, в которой по-змеиному шипел и извивался кот.
– Кажется, это ваше…
