Текст книги "Воины облаков (СИ)"

Автор книги: Евгения Петренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Вчера, когда, после вопроса Верховного, Чаупи-тута вдруг окаменел, как статуя и практически перестал дышать, испугались все. Даже провокатор Верховный побледнел. Пушак бросился было к ученику, но старый шаман жестом остановил его.

–Не трогай,– сказал он быстро,– ты только помешаешь ему. Лучше иди навстречу.

–Ты думаешь он ушёл между времён? Один, без помощи? Но я не смогу без снадобья даже дойти до границы.

–Тут есть всё, что нужно,– старик поднял свою суму,– я всё ещё Прорицатель.

Пушак, дрожащими руками, перебрал снадобья и быстро отмерил нужную дозу. Верховный, тем временем, разжигал огонь в жаровне, приготовленой на вечер, в его комнате. Он растёр в порошок между ладоней несколько сухих листьев и бросил в огонь. Амаута осторожно взял в свои руки ледяные ручонки мальчика. Его глаза уже приобретали отрешённый остекленевший взгляд. Теперь оба стали похожи на застывшие фигуры.

–Надеюсь это не надолго,– прошептал старик, иначе обоим сил не хватит.

Но Чаупи-тута вдруг глубоко вздохнул и, если бы Верховный не подхватил Пушака, а я мальчика, оба свалились бы на пол. Потому, что ноги у них подогнулись от слабости.

Почти час шаман отходил от снадобья, а Чаупи-тута сидел у стены полусонный. Меня Верховный отослал достать побольше еды и горячего питья. Он сказал, что это поможет восстановить силы.

Под кухонным навесом как раз наблюдалась предобеденная суета. Горячий суп – это было как раз то, что надо. Верховный предупредил, что у меня есть ещё как минимум полчаса и я, относительно спокойно, дождалась, когда обед полностью сварился. Руми, что маялся в ожидании друга, переминался нетерпеливо, но без меня бежать в комнату Верховного не решался. Когда в его руках оказалась корзинка с едой, мы оба облегчённо вздохнули.

Руми ухаживал за Чаупи-тута, как за собственным ребёнком. Даже странно было, какая близкая связь образовалась между ними. Шаман, мило смущаясь перед старым учителем, принимал мои заботы. Тот, очевидно был из тех людей, которые, в момент волнения, должны что-то съесть. И, с очевидным удовольствием, тоже хлебал из своей миски.

Рассказ Чаупи-тута вызвал изумление у всех и слёзы у Руми.

–Я помню это нападение уари,– заявил старик.– Это случилось совсем недалеко от приграничной крепости. Часовые увидели пожар в деревне, отряд подняли по тревоге, была ночь всё таки, и дорога заняла время, но, когда солдаты ворвались в поселение, уже было поздно. Уари налетели неожиданно и нагло. Молодые солдаты просмотрели засаду. Враги подошли вечером, когда стемнело, а днём прятались в горах. Они забрали всё ценное, что попалось под руки и ушли очень быстро на свою территорию. В темноте идти за ними с неопытными мальчишками, было неоправданым риском. Это был маленький посёлок и не осталось никого из живых, кто мог бы обнаружить исчезновение ребёнка.

Верховный посидел в задумчивости.

–Мальчик хорошо описал родовой орнамент на доме. Я сверю кипу. Мать была светловолосой, а значит это была женщина Дома,– старик взял Руми за плечи и крепко сжал.-Я узнаю кто были твои родители.

Он присел возле нас с Пушаком.

–Он может пойти с вами. Скорее всего он сын ньюсты и, возле Храма, вы это поймёте. Если он примет его, значит в нём есть кровь богов. А даст ли ему что-то Храм, не нам решать. Когда вы вернётесь, многое определится само собой. Ещё пара-тройка человек в вашей группе, не решит ничего в плане силы, а маленький отряд привлечёт меньше внимания. Собирайтесь. Все остальные вопросы: с ждущими и с чиму, я беру на себя.

Выход из подземного хода выводил в пещерку, из которой выползать нужно было на четвереньках. Причём в довольно густые заросли. Мы старались не ломать без нужды веток, чтоб сохранить естественную маскировку этого места. Факел погасили и оставили ещё внутри пещеры, чтоб запах гари отпугивал животных. Совсем не к месту там был бы какой-то постоялец.

Мы начали путь из рощи на склоне горы. Несколько часов дороги, и отдельные кучки деревьев стали смыкаться в настоящий большой лес. Уже давно не видно было следов пребывания жилья. Не радовали глаз цветущие поля вдали. Да и дали уже не стало. Деревья сомкнулись вокруг. Звуки стали резче и насыщеней. Под ногами слежавшаяся листва, а не осыпи камней. Ещё не навалилась вязкая духота сельвы. Горы ещё дышали нам вслед. Но уже на высоких стволах, как яркие птицы расселись цветки бромелий. Движение замедлилось. Солнце можно было увидеть только по лучам, пробивающимся сквозь кроны. Подрост начинал создавать глухие стены. Пушак уже давно не выпускал из рук некоторое подобие мачете, которым прорубал нам тропинку в зарослях.

Шаман помог нам выкраситься обещаной краской от насекомых и сейчас видок у нас был тот ещё. Кожа охристо-красного цвета, тонкие дорожные туники под кожаной сбруей все в таких же красных разводах. Кожа потела и краска переносилась на полотно. Обещаный состав я начала принимать ещё вечером, перед походом. Мерзость, конечно, но он даже пот заставляет изменить запах так, что насекомые намного меньше интересовались нашей группой крови. Это примиряло меня с необходимостью каждый вечер глотать горько-едкий напиток.

Я жутко боялась змей. Но впереди шли либо Пушак, либо Руми. Нам с Чаупи-тута не под силу было бы махать мачете. Мы и так оказались приличным тормозом. А самая трудная часть пути ещё не начиналась.

В течение дня, даже на отдыхе, костра мы не разводили. А к вечеру, ещё задолго до темноты, мы остановились оборудовать стоянку на ночь. Нужно было найти сухое, хотя бы относительно, топливо. Я настояла, чтобы мы ещё в Куэлап сделали палатки для нас. Это было гораздо удобнее, чем всякий раз сооружать какое-то укрытие. А сейчас пригодилось вдвойне, так как позволяло оставлять меньше следов. Костёр развели в металлическом щите, который Руми нёс на спине, как черепаха панцирь. Такими щитами пользовались в ближнем бою, прикрываясь от ударов палиц с каменными набалдашниками. Утром угли сбросили в ручей и следов кострища не осталось.

А ночь в лесу это отдельное состояние. Девственный лес охватывает тебя как младенца амнеотический мешок. Чувствуешь себя нерождённой. У Чаупи-тута, очевидно, родилась совершенно такая же ассоциация, а может почувствовал мои мысли. Я уже не знаю каких чудес от него ждать, потому, что он сказал: “Как в животе у мамы Альпы”. Причём сказал это шёпотом.

Теперь мы должны были дежурить у костра. Я настояла, чтобы мы с малышом взяли на себя вечерние и предутрение часы, чтобы дать мужчинам, которые и так намахались за день, побольше отдыха. Их сила нам понадобится в течение всего пути и загонять их худшая из идей.

Из меня, к сожалению, наблюдатель был самый плохой, зато я жаворонок и люблю просыпаться на рассвете. В это время я наиболее энергична, да и хищники к этому моменту уже переваривают пойманое в начале ночи. А их появление заметить мне было бы тяжелее всего. Туземцы, даже появись они поблизости, в такие часы тоже предпочитают находится у огня, а не бродить в темноте, рискуя наступить на змею или попасть на зуб пуме или ягуару.

Мужчины улеглись сразу после ужина. А я ещё посидела с Чаупи-тута до темноты, а потом улеглась тоже. Всё таки первый день такой тяжёлой нагрузки давал о себе знать.

Чаупи-тута остался один в вязкой темноте. Она сжималась вокруг слабого пламени костра, пульсируя от его вспышек, когда он подбрасывал топлива в костёр. Его чувства обострились. Но глаза гарпии бесполезны ночью. Если бы шаман мог иметь два тотема, он бы хотел иметь ягуара для ночи, как гарпию для дня. Чачапойя называют его унга. А ещё – убивающий одним прыжком. Интересно, смогли бы птица и зверь подружиться в нём?

Тот красивый и сильный самец, которого он видел во сне, сильно испугал его. Но не напал. Может быть, когда-нибудь, ягуар станет его собратом. Не хруснула ни одна веточка, ни зашелестела листва, только среди тонких ветвей кустов блеснули, отразив пламя ГЛАЗА. Чаупи-тута не вскрикнул, скорее всхлипнул от страха. Присутствие поблизости огромной мощной кошки вызывает у человека не просто страх, а первобытный ужас…

В сельве ходит легенда, что когда-то люди-ягуары были самым слабым племенем. Их гнали с мест, где они жили столетиями, новые сильные племена и, когда их осталось всего несколько десятков, они пришли к шаману. Тот жил в сельве отшельником, и жилище его охранял ягуар. Вождь племени просил шамана о защите его людей. И покровительства его зверя. Шаман сказал вождю: “В джунглях есть только одна тварь, что не боится ягуара. Ядовитая лягушка сапо. Когда она видит его, то раздувается, как шар и покрывается каплями яда. Я возьму угли из своего костра и выжгу на твоей коже пятна зверя, потом сорву ожог и внесу яд, и ягуар прийдёт к тебе. Победищь страх от этой встречи, и он станет твоим братом и покровителем. И шаман, поглаживая скалящуююся кошку, показал на своих плечах чёрные раны.

Вождь был настоящим мужчиной и отцом своему народу. Так появились люди-ягуары.

Чаупи-тута взял из костра ветку и осветил густые заросли. Ни силуэта, ни тени.. Неужели ему привиделось? Да, страх рождает фантазии. Ирина думает, что ягуар охотится только в начале ночи. Но, иногда, в утренних сумерках он так же ищет добычу. Надо рассказать ей об этом. Только не пугая понапрасну. Унга не любит огня, нужно только поддерживать пламя в костре.

Хуже, если зарядят дожди. Декабрь. Самое время. Ещё неделя-другая и реки начнут разливаться. Не зря он видел плот во сне. От крепости, до города Мёртвых неделя хода. Если не случится ничего непредвиденного. Оттуда, насколько можно судить по сну, дня четыре до Истока. Но они идут напрямик. Значит весь путь дней восемь-десять. Здесь нет налаженых переправ и торных путей. Но, если часть дороги им поможет река.. Трудно гадать. На реке есть свои опасности. Кайманы, анаконды. Правда отсюда до большой реки ещё очень далеко. Зато здесь сотни других болот, рек и речушек. Сельва принимает тающий снег с вершин гор и дожди, льющиеся со штормовых небес. Им ещё повезло. Впрочем, не накликать бы.

Время летело незаметно. Но он почувствовал, что его начало клонить ко сну. Он решил разбудить Руми, не хватало заснуть на страже в первый же день похода. Он встал и услышал вдалеке зовущий крик самца “А-а, а-а, а-а”, тоскливо разносилось со стороны ручья. Не показалось…

13декабря.

Меня разбудили обезьны. Их крики раздавались совсем близко. Кроме того гремело. Чёрная туча наползала от края неба. Пушак, увидев, что я проснулась, махнул мне, чтоб помогла. Он сворачивал лагерь. Мальчишки, после моего лёгкого пинка, тоже зашевелились. Мы успели увязать всё в тюки и подвесить на сучья дерева с густой раскидистой кроной. Предварительно посбрасывав с себя всё до последней тряпочки. Вымокнуть и чесать целый день в мокром, верный способ стереть тело до крови. А так ещё и водные процедуры. Обнажённое тело у чачапойя не вызывает непристойных ассоциаций. Во всех ритуальных поединках, сражающиеся обнажены. У меня тоже не было в крови тупого пуританства. Обнажённость, иногда красива, иногда не очень, но всегда естественна.

Хлынуло так, как-будто перевернули бездонную бочку. Но дождь прошёл так же скоро, как и начался. Туча уползла и сквозь кроны зарозовело. Рассвет.. Пушак отсидел и мою вахту. Мы наскоро перекусили лепёшками чёрного чуньо с диким чесноком и плодами акаи. Шаман вчера по дороге искал для демонстрации нам, как новичкам сельвы, всё что можно съесть.

–То что едят, окрашено неброско и прячется, а что слишком кричаще выглядит, предупреждает “не тронь,яд!”,-он ткнул пальцем в яркие плоды, которые я бы с удовольствием попробовала. Это касается и цветов,– он шлёпнул меня по ладошке, которая уже тянулась к удивительно красивому цветку. И на всякий случай добавил,– а так же бабочек, насекомых и лягушек. Лучше вообще без меня ничего не троньте.

Перед дождём, шаман освободил от углей щит и выставил его, чтоб набрать воды. Из рек лучше не пить. Вчера мы нашли водяную лиану и нацедили около двух стаканов.

У ручья нашли следы ягуара и Чаупи-тута рассказал о своей ночной встрече. Шаман сказал не шуметь. Ягуар может отдыхать рядом с ночной добычей. А они любят охотиться у речек и ручьёв. Ловят рыбу, небольших кайманов, капибар. Могут сцепиться и с анакондой. Но тут, кто кого, неизвестно.

За ручьём недалеко от места стоянки набрали диких бананов. От мест охоты ягуара лучше уйти подальше. Мы шли по берегу, иногда по руслу, ручей был мелкий и пока вёл в нужном нам направлении, но вскоре всё же пришлось оставить его и углубиться в лес. Через какое-то время мы снова увидели воду. Поскольку, к моему огорчению, ручьи не подписаны, догадаться была это петля предыдущего или новый приток реки, которая уже виднелась среди ветвей, я не могла.

Мы вышли на небольшую круглую поляну. Слишком круглую, чтоб иметь природное происхождение. Вся центральная часть была занята очень большой круглой хижиной. Крыша, островерхая, как у домов чачапояйя, была сделана так же, только трава, покрывавшая её, была другая. Уложена очень плотно, даже такой сильный ливень, как сегодняшний утренний, не намочил ничего внутри.

–Это не похоже на дома шуар, у тех каждая семья живёт отдельно и женская половина отделена,– Пушак осмотрелся,-тут уже давно никого не было. В такой хижине есть места для нескольких семейных очагов. Вдоль стен брёвна для сидения. Возможно, это дом бродячих охотников. У них территория, как у хищных кошек. Они переходят с места на место и, вероятно, имеют несколько таких домов.

Обойдя вокруг, мы увидели несколько деревьев с незрелыми плодами. И ягоды для окраски юбок из коры. Дожидаться хозяев или трогать что-то в хижине было неосторожно. Но мы хотели связать плот и использовать реку, хоть какую-то часть пути. На реке можно ловить рыбу и маленьких кайманов. Не тащить на плечах груз. Не переходить, кишащие пиявками топи. Мы рискнём.

Отойдя по течению подальше от дома, срубили пару десятков не слишком толстых деревьев. Сантиметров пятнадцать в диаметре. Большие нам было бы тяжело срубить, да и носить тоже. Два мужчины, женщина и мальчик. Не слишком работоспособная команда. Мы с Чаупи-тута вязали, а Пушак и Руми рубили и сносили к реке. Мы сделали две неширокие остроносые платформы и соединили как катамаран, оставив в середине просвет. Двумя поперечинами отгородили место для щита, в котором можно разводить огонь прямо на воде.

Шаман нашёл смоляное дерево, всё покрытое странными когтистыми лианами. Этой смолой обмазали нарубленые дрова и сделали несколько вязанок. На растопку. С такой пропиткой можно развести огонь даже под дождём. Это точно везение.

Чачапойя не мастера вязания плотов, зато я, хоть и по книжкам, имела о них больше представления. Я придумала сделать на каждой платформе по две стойки, как мачты. Наша “палатка” всего промасленный кусок ткани. Довольно большой. Я сама сшивала его из трёх узких полотен. Имея четыре опоры, можно делать из неё и навес, и подобие паруса. Даже руль, похожий на весло закрепили на корме. Провозились до вечера. Было бы глупо не заночевать в хижине.

–Нужно придумать что оставить хозяевам в благодарность за гостеприимство,– я смотрела на шамана, чтоб он дал какой-то совет,– что ценно для этих людей, но не вызовет у них страха?

Амаута подумал.

–У нас не так много ценных вещей с собой. Тем более тех, с которыми мы могли бы безболезнено расстаться. Мы не можем отдать ни крючки, ни запасной нож.

–Отдай нож. У нас есть кинжалы. Есть мачете. Это должно быть что-то действительно ценное. Тогда мы, может быть, оставим позади друзей.

Я вытащила свой шифоновый шарф.

–Как думаешь, за колдовство не примут?– почему-то мне всё чаще хотелось расстаться с вещами из моего времени,– Что бы ещё придумать?

Мой походный рюкзак, который и тут успел попутешествовать, хранил кучу всякой мелочёвки. Даже обрезки кожи от мокасин и полоски кожи для прошивки я не выбрасывала. В голову пришла смешная мысль. Я достала самое ценное, что было в моём рюкзаке – ножницы. И стала вырезать из кусочка кожи что-то вроде резного, как новогодняя снежинка медальона. Получилось не слишком аккуратно, не сложишь ведь как бумагу, но тоже миленько. Подвесила на кожаный шнурок, получилось украшение. Показала мужчинам. Одобрили. Сняла с косметички смешную кисточку из биссера и подвесила внизу медальона. Чаупи-тута улыбнулся.

–Теперь совсем здорово,– сказал он.

Хотя ночью хозяева вряд ли могли вернуться, но стражу оставили всё равно. Теперь я вызвалась дежурить первой, а то Пушак опять спать не станет. В хижине было не так страшно. Даже уютно в какой-то мере. От реки послышался плеск, потом тихое ворчание. Я вздрогнула и подбросила ветку в костёр. Плеск повторился. Кто-то переплывал реку. Кажется от нас. Плеск становился тише, дальше. Я успокоилась. Нервная дрожь в ногах сменилась болезненым оцепенением. И вдруг громко и тоскливо “А-а, а-а, а-а”. Я сразу узнала этот вой. Точно как говорил Чаупи-тута. Ягуар был поблизости, он шёл за нами.

Руми разбудил друга в тот самый час, когда спится слаще всего. Малыш получил утреннее дежурство. Ирина передала по цепочке, что слышала голос ягуара. Потому, как не хотелось выйти к реке ополоснуть сонные глаза, мальчик благоразумно остался под защитой стен и огня. Он походил по хижине, чтоб размяться и проснуться. Подбросил хвороста в огонь. Было не холодно, но со сна зябко.

Вчера Руми сам нашёл дикий батат. Сначала засомневался, но Пушак дал добро. Чаупи-тута почистил клубни. На огне уже закипала вода и мальчик, бросив несколько тонких полосок сушёного мяса, добавил пару горстей киноа и кубики нарезанного батата. Щедро приправил и бросил стручок перца. Будет остро, но зато животом маяться никто не будет.

–Надо ещё лапачо заварить,– подумал хозяйственный малыш,– достал мешочек сушёной коры. Вчера после дождя в больших ворончатых листьях скопилось много воды. Ирина процедила всё, что удалось собрать сквозь ткань, хватило и для супа, и для чая. Он был вполне доволен собой. И время до рассвета прошло незаметно. Вчера они задержались из-за постройки плота. Теперь ему удалось ускорить время до отплытия.

Уходя, Ирина разложила на ярком шифоне нож, украшение и маленький мешочек соли. Вязанка дров у очага тоже не будет лишней. Пробираясь по берегу к плоту Ирина спугнула большую змею. Чучупе – ядовит, но убивает редко. Избегает людей, но мы пришли к реке как раз во время его охоты. Она так побледнела, что Пушак испугался за неё больше, чем сама Юри испугалась змеи. Всю последующую дорогу, он шёл впереди и для её спокойствия стучал по кустам палкой.

Чаупи-тута не очень боялся змей. Но они менее чувствительны к ядам и ему был понятен ужас девушки.

Оттолкнув плот от берега, мальчик услышал резкий пронзительный крик. Большая птица кружила над ними, высоко в небе, но он легко заглянул в её глаза. Лента реки, плот. Всё это он уже видел. Во сне. Ветви деревьев свешивались над водой. Кое-где кроны смыкались и нельзя было разглядеть, что происходит под ними. Но на другом берегу, на полукруглую отмель тихо вышла большая пятнистая кошка, внимательным взглядом желтовато-зелёных глаз провожая уплывающий плот.

Чаупи-тута на мгновение вспомнил алтарь храма и камень Ключ, цвета глаз зверя. В его голове всплыли слова “навиунга – взгляд ягуара”. Такие же глаза были у его друга. Цвета мёда цветков киа-тон-то. А ведь Руми означает – камень.

14 декабря

Управлять плотом оказалось гораздо сложнее, чем я думала. Мы занимались сплавом. Но там плоты были хорошо оборудованы. А из подручного материала и при нашей слабой оснащённости инструментом, конструкция получилась корявая и при первой же остановке требовала доработок. У нас было мало верёвок для вязки.

Плот довольно сильно оседал под нами и, если бы не спокойная, не слишком глубокая вода, я бы, пожалуй не рискнула передвигаться на этом шатком сооружении. Управляли мы при помощи шестов. На вёсла нас не хватило. Слишком сложно с нашим инструментом. Стойки тоже держались плохо. И если бы натянули на них полотно, завалились бы точно. Да и плыть ночью по реке мы не собирались. Это было бы слишком опасно.

Скорость реки я определила очень приблизительно. При всех обстоятельствах, мы не пройдём за день больше пятидесяти километров. Это ещё замечательный прогноз. Но, даже если тридцать, всё равно это физически легче, чем пешком.

На первой же остановке, я скомандовала стойки положить как дополнительные поперечины. У нас было два шеста. Я попросила срубить ещё два, если вдруг потеряем посреди реки. Под водой то и дело натыкались на притопленые стволы и сплав продвигался довольно медленно. Глубина правда нигде пока не превышала полутора метров. Мы старались держаться центра, где топляка было значительно меньше.

Чаупи-тута, который шестом работать, конечно, не мог, ухитрился зато натягать рыбы. Её тут было такое количество, что иногда она сама запрыгивала на плот. Наверное в азарте собственной охоты.

В одном месте берег подмыло и деревья так низко склонились над водой, что пришлось лечь на настил и буквально протискиваться под ними. Хорошо, что стойки сняли. Попробовали и костёрчик в щите развести. Тут как раз всё очень здорово удалось. Рыбу я почистила, после того как Пушак прибил топориком эти зубастые и шипастые чудовища. С одной сразу содрав ядовитые шипы. Он назвал это чудище мота. Но после того, как мы запекли это безобразие над углями, всё оказалось куда как оптимистичнее. Вкусно, пальчики оближешь. Всё время после обеда мы искали место, где можно было бы “выйти” на берег. Река пока нам шанса не давала. Берега, хоть и не высокие, были очень сильно заросшие. Прямо стена. Прыгать в воду и прорубаться сквозь неё, было глупо, но и оставаться на плоту, на воде ночью, когда охотятся кайманы, ещё глупее.

Когда из-за поворота реки вывернулась узенькая лодочка с двумя малорослыми сухенькими мужичками, мы не знали радоваться или огорчаться этой встрече. Мы положили шесты и подняли руки пустыми ладонями в сторону встречной хлипкой посудинки. Мне казалось, она перевернётся, если кто-то из сидящих захочет плюнуть за борт. Местные повторили миролюбивый жест и так ловко развернули судёнышко в обратную сторону, что мы, со своей корявиной, им могли только позавидовать.

А за поворотом оказалась отмель с бродом на другую сторону реки. От воды шла расчищеная тропинка вглубь леса. Лодочка пристала к берегу. Один из индейцев остался ждать нас, а другой быстрым шагом направился по тропинке. Пушак знал только язык шуар, и то не слишком хорошо. Общение с ними было довольно ограничено. Но где кончалась территория шуар, и какой народ обитал здесь, было для нас тайной. Маленький индеец ростом был на голову выше Чаупи-тута, но пониже меня. Пушак и довольно рослый Руми, рядом с ним, казались великанами. Тем не менее он держался спокойно и с достоинством. Может чувствовал за собой право собственной земли и поддержку племени, а может у него были другие, не известные нам причины.

Шаман спрыгнул в воду и подтянул плот к берегу. Мы сошли и присели на корточки в стороне, демонстрируя миролюбивые намерения. Руми помог вытянуть нос плота на берег. Пушак взял из поклажи маленький мешочек соли. Это самое ценное, что мы брали для обмена, на случай таких встреч. Амаута открыл мешочек, обмакнул палец в соль и слизнул налипшие кристалы. Потом протянул индейцу. Тот посмотрел внутрь и произвёл ту же процедуру. Улыбнулся широко и редкозубо.

Тем временем со стороны тропинки послышались голоса. Шаман прислушивался очень внимательно. Зачастую, диалекты соседних племён похожи. К берегу реки подошли несколько мужчин. Тот, кто оставался с нами, показал одному из них соль. Индейцы закивали.

–Мы просим вождя разрешить нам переночевать в деревне,– сказал он на шуар, потом повторил на чачапойя.

Оказалось вождь племени говорил на шуар. Он рассказал нам, что за рекой, через брод – их земли. Они соседи и по соседски общаются. Даже роднятся. Раз в году устраивают общий праздник, на котором молодые знакомятся и иногда создают пару в чужом племени. Бывает по соседски и ссорятся, но они дополняют друг друга. Шуар люди леса. Они люди реки.

Вождь остался доволен подарком и позволил остаться на ночь. Пушак спросил не их ли хижину они посетили прошлой ночью. И по какой причине она оставлена.

Вождь замялся, потом сказал, что уже с месяц как там поселился охотник за душами – одноглазый ягуар. Они боятся, что разгневали его, потому, что он убил мальчика, пришедшего утром к реке. Он сожрал тело, оставил только голову и ту сильно изгрыз. Родным не смогли даже провести обряд над погибшим. Зверь забрал его душу. В тот же вечер они откочевали в эту хижину.

–Ягуар очень стар,– сказал вождь,– если это не заколдованный зверь, мы надеемся, он не проживёт долго.

Когда Пушак перевёл нам этот рассказ, Чаупи-тута вдруг сказал, что скоро они смогут вернуться, пусть будут только осторожны в эту ночь и зверь уйдёт за нами.

Шаман только покачал головой и не стал сразу выяснять, откуда у мальчика такие сведенья. Он просто передал его слова вождю. А так же поблагодарил его за ночлег в хижине племени и сказал, что их ждут там ещё подарки.

Скорее всего, вождь все же задумался, не станет ли ягуар мстить племени, за предоставленый чужеземцам ночлег. Потому, что в общую хижину нас не допустили. Но на поляне возле неё разрешили разбить свой лагерь. Один крючок всё же перекочевал к предприимчивому вождю, так как за разговорами почти стемнело, а нам нужны были запасы дров на всю ночь. Стеречь сегодня решили парами. Мы всё же устали не так сильно, как в пешем переходе. Сначала мы с шаманом, а потом Руми и Чаупи-тута.

Мальчики поужинали оставшейся рыбой и лягли спать. А мы остались у костра. За стеной хижины, индианка, очевидно, вышедшая замуж за здешнего парня, но сама из племени шуар, укладывала спать ребёнка. Малыш капризничал, и мать стала рассказывать ему сказку. Пушак тихонько переводил мне. Сказка была страшная.

–Один чунчи-охотник искал в лесу добычу. Он увидел возле огромного дерева лупуны обезьяну, по крайней мере он так думал. Приготовил свою пукуну – трубку для стрельбы и достал дротик с кураре. Но, когда он захотел прицелиться, то его добыча пропала. Охотник осторожно подобрался к тому месту и нашёл в стволе дупло. Он подумал, что обезьяна спряталась там и заглянул вовнутрь. Ствол дерева показался ему пустым. Только огоньки светляков айяньяу, что значит глаз мертвеца, освещали его слабым зеленоватым светом. Он всунул голову поглубже, и грубые лапы схватили его и втащили вовнутрь, ободрав всю кожу с боков. Возле выхода из дупла стоял Чулья-чаки – страшный, волосатый карлик с красным длинным носом и лицом. Его ноги, одна как у взрослого мужчины, другая как у годовалого ребёнка, были развёрнуты ступнями в противоположные стороны. Что не помешало ему прыгнуть и задушить охотника своми длинными лапами. Последнее, что тот увидел, качающийся гамак из шкурок ящериц, который вместо верёвок держали зубами ядовитые змеи. В гамаке сидел маленький мальчик и ел черного паука. Если ты не будешь слушать маму, Чулья-чаки поймает тебя в лесу и утащит в дупло.

–Представляю себе,– прошипела я Пушаку на ухо,– что приснится этому малышу. Я бы в его возрасте вообще не уснула.

Отрывисто “залаял” козодой. Шаман обнял меня. От напитка, которым он поил нас, кожа горьковато пахла сандалом. Всё страньше и страньше. Мы где-то на краю земли, в чужом для меня времени, вокруг столько страхов, что перечислять замаешься, а я почти перестала бояться. Нет, конечно, любая неожиданная опасность, типа давешней змеи, может вывести из равновесия. Но нет того глобального стресса, который превратил депрессию в чуму двадцать первого века.

Мы ползем со скоростью черепахи, в город, который видел во сне восьмилетний пацан. По его же словам, за нами идёт ягуар – пожиратель душ. А найти нам надо камень Ключ, который изменит ход истории. Три раза бред. По всем меркам моего времени. А я сижу и обнимаюсь с шаманом, отчего чувствую себя абсолютно счастливой.

Свет костра не достаёт до края поляны. Было ещё светло, когда мы пришли сюда и я успела хорошо рассмотреть поселение. Как и предыдущая хижина, эта тоже построена на возвышености. Метрах в ста пятидесяти от реки. Площадь вокруг дома расчищена и девочки ежедневно убирают её от веток и листьев. Всё лишнее сжигается в кострах. Постоянная потребность в топливе заставляет очищать от валежника и подроста все окрестности. Кроме того выжигаются поляны для посадки маниока. Человек любит упорядочивать жизнь вокруг себя. А я, наверное просто авантюристка. И дело по жизни выбирала, что запросто с этим рифмуется. Журналистка-авантюристка.

Пушак устроил мою голову у себя на коленях и пошевелил костёр. Вспыхнули непрогоревшие дрова и он подбросил в костёр новые. От кромки до кромки поляны ночное небо просто набито звёздными кристалами, как шкатулка с чёрным бархатом внутри. Если долго смотреть, начинаешь падать в звёзды.

Руми проснулся сам. Шаман сидел у огня, и Юри спала у него на коленях. Он встал и подошёл к амауте.

–Ложись, поспи. Я сейчас разбужу Чаупи-тута. Но тот уже тоже проснулся. Со вчерашнего дня он был весь в себе. Что-то обдумывал. Даже когда колотил удочкой по воде, чтоб поймать пираний, вид имел какой-то отрешённый. Парень никак не мог понять, как в этой маленькой головке помещается такое количество грандиозных мыслей. Иногда он удивлялся, высказанным им конечным результатом этих размышлений, но, если мальчик начинал выстраивать перед ним всю цепочку своих умозаключений, Руми просто терялся.

Сейчас, когда шаман осторожно уложил голову Ирины на скатку и улёгся рядом, Чаупи-тута, как-будто прийдя к финалу своих раздумий, присел около друга с решительным видом.

–Помнишь,-начал он,– ты рассказывал, что тебя назвали Руми потому, что ты родился в горах, на камне. Мы ведь знаем теперь, что это не так. Что женщина, которую ты считал мамой, тебе не родная. Мне сейчас кажется, что это не она дала тебе имя. Я назову это чувством предсказателя, но я думаю, что твой похититель услышал его от твоих настоящих родителей.

–Не знаю,– пожал плечами парень,– а почему это так важно для тебя?

–Скажи,– остановил его Чаупи-тута,– после смерти приёмных родителей у тебя ничего не осталось? Дело в том, что когда у женщины Дома рождается ребёнок, его обязательно показывают шаману-предсказателю или Видящей. Они просматривают его судьбу. Если в ней видно особенное предназначение, то, в обычный детский оберег, добавляют знаки, указывающие на это. Взяв тебя из семьи, оберег, наверняка, сняли и спрятали, чтоб он их не выдал, но ты мог найти его после.