Текст книги "И солнце не зайдёт (СИ)"

Автор книги: Евгения Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

   – Нет, не видели, – резонно заметил граф. – Расскажи всё, что произошло сегодня и вчера: мне ты до сих пор не сообщила, о чём вы договорились с сеньором де Шьевром.

   – Ты что, опять ревнуешь? – усмехнулась графиня.

   – А что, ко мне невозможно приревновать? – обиделся канцлер, обмахивавший безвольно припавших к нему с обеих сторон Изабель и Марию. – Я, по-вашему, совсем не интересен женщинам?

   – Не люблю наблюдать семейные ссоры, – Его высокопреосвященство Эстебан Кастильский и Леонский собрался удалиться.

   – Так как же их разыскать? – спросил Карл, по привычке устроившись на кровати. – Не факт, что они отличаются от обычных людей так же сильно, как я.

   Екатерина, вооружённая кружевным платком, пересела к нему на постель.

   – Не факт, – согласилась графиня Альварес.

   – Ты говорил, что у тебя чутьё на человеческую плоть, – вернулся к жизни Фердинанд. – Ты смог бы распознать?

   – Наверно... я не знаю...

   – Исключено, – отрезал Шьевр. – Сидите дома, Ваше величество.

   – Я что, арестован?

   – Заметьте, – хлопнул в ладоши Хоаким, чтобы отвлечь собеседников. – Вы все обращаетесь к Карлу – но не ко мне. А ведь я из того же теста. Мне будет проще ездить по городу и предместьям. На меня не обратят внимания.

   – Вы уверены? – выразила сомнение Изабель.

   – В пригороде полно морисков и маранов. Внимание, может, и обратят, но воспримут как должное. Тому же, у меня много знакомых в разных частях города. Если меня узнают, то не заподозрят.

   – Нам снова придётся расстаться, – нарочито сникла Элена.

   – Придётся перебороть себя, – с нарочитым назиданием отозвался Хоаким.

   – А кроме шуток – это имеет смысл, – одобрила супруга.

   – Боюсь, что это как иголка в стоге сена, – вмешался кардинал. – Предлагаю начать с постояльцев: кто в ту ночь обретался на постоялом дворе?

   – Давайте начнём, – развёл руками Шьевр. – Но это же снова выслушивать того блаженного.

   – О нет, – произнёс Фердинанд.

   В дверь постучали. Это оказался дон Гаттинара:

   – Алонсо Суарес ищет вашей аудиенции.

   – А вот и сам блаженный, – дружно поднялись со своих мест Хоаким, Элена и канцлер.

   – Что ж, придётся принять его, – последовал их примеру Карл.

   – Оставайтесь-ка здесь, – пожал ему руки дон Хоаким.

   – Хотя можете послушать из потайной комнаты, – разрешил Шьевр и тут же прибавил, – но в тронном зале не показывайтесь.

   – Кстати, вы плотно пообедали сегодня? – нанесла последний удар дона Элена.

   – Да, – хором заверили сёстры.

   – Я чувствую себя заключённым, – вздохнул Карл.

   – Все мы – пленники собственного естества, – сочувственно изрёк дон Эстебан.

   Укрывшись за портьерами в алькове, который канцлер назвал потайной комнатой, Карл услышал воистину странную просьбу: хозяин постоялого двора умолял возвратить ему брошку жены.

   – Это очень ценная вещь, это подарок. Я всё понимаю: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. От костра тоже. Но мне очень нужна эта брошка...

   – Какая брошка? – хором спросили Альваресы, Гаттинара и Шьевр.

   – Понимаете, Ваша милость, у нас останавливался один идальго с женой. Останавливались не раз, и у них уже открыт кредит, и не имея возможности заплатить, дама подарила моей жене брошь, с расчётом на будущее доверие. Я боюсь, если они увидят, что я не сохранил подарок, то откажутся платить совсем...

   – Может, оно и к лучшему? – напрямик спросил Шьевр. – Они больше у вас не остановятся и не будут жить за ваш счёт. Найдутся другие, подобросовестнее.

   – Понимаете, я человек небогатый. Жену не вернуть, я всё понимаю, но если один покойник пустит по миру целую семью... это как-то... прискорбно.

   – Как ты представляешь себе поиски? – осведомился Гаттинара. – Может, нам покопаться в золе посреди площади?

   – Да то вы, Ваша милость? – искренне изумился Алонсо. – Её, чай, судьи прибрали – сразу как только схватили, они ж ведь всю обыщут, если ведьма. Ну или стражники. А может, и в церкви кто. В Маджериде. Когда бесов изгоняли.

   – Ты предлагаешь нам обыскать лиц духовного звания и почтенных граждан столицы? Из-за одной твоей прихоти? – вскинулся канцлер, по возрасту и усталости присевший на трон. (Вот наглец, подумал Карл.)

   – Так вам ведь только слово сказать, и все вас послушают.

   – Вот именно. Все послушают меня. Но с какой стати я должен слушать тебя?

   Алонсо захлопал глазами.

   – Ему это сложновато, – шепнула дона Элена и выступила вперёд. – От этой брошки давно избавились: все вещи ведьм сжигают, потому что они колдовские, могут порчу навлечь. И украшение, небось, давно переплавили. И вообще, скажи спасибо, что к тебе на постоялый двор не пришли с обыском, а весь дом не сожгли. И тебя вместе с ним. НА вот, – она достала из кошелька пару монет – не глядя. – Ступай с миром. И больше здесь не появляйся. И о брошке думать забудь, а то скажут, что это ты с её помощью жену околдовал, а теперь своё оружие вернуть хочешь.

   Она впечатала монеты в ладонь Алонсо, развернула его лицом к двери и легонько ударила по затылку. Проситель безропотно покинул замок.

   – Теперь он не вспомнит о броши.

   – Но нам-то не следует о ней забывать, – сказал Хоаким. – Что-то мне подсказывает, что её стоит поискать... Ваше величество, можете выходить.

   Карл покинул укрытие.

   – И вы тоже, Ваше высокопреосвященство, – обратился Гаттинара к соседней портьере. – По правде сказать, мессир Шьевр, мне непонятно, почему вы впутали сюда архиепископа. У меня тоже есть кардинальская мантия, если вы не забыли.

   – Память меня не подводит. Но для испанцев вы чужак, приехавший вместе с фламандцами. А дон Эстебан – свой человек. Если он кого объявит колдуном, ему поверят точно.

   Присоединившийся к компании Эстебан Кастильский принял глубоко оскорблённый вид.

   – Что бы мы без вас делали, сеньор, – улыбнулась канцлеру Элена.

   – Наверняка бы скучали, – галантно поклонился Шьевр.

   Хоаким стиснул зубы.

   – Кажется, я знаю, кто справится с поисками украшения, – заявил Карл, которого развеселило соперничество кардиналов.

   И тем же вечером спросил Марию, не желает ли она прогуляться по площади Сокодовер. Мария, с присущей ей лисьей повадкой, глубоко кивнула и всё следующее утро посвятила прогулке. Она посетила ратушу, здание суда, кафедрал, пешая потолкалась в толпе, наводняющей в эти часы площадь, дважды спотыкалась и поправляла ремни башмаков, упала в обморок прямо на стражников у тюремных ворот – и совершила ещё многое, на что порядочная дама не решилась бы, не будь у неё тайной цели.

   Площадь кишела голубями и горлицами, и одна из горлиц неотступно следовала за Марией, проверяя все щели между булыжниками и заглядывая в окна окрестных домов: не прячет, не достаёт ли кто подобранную вчера вещицу.

   – Ни намёка, – уставшие дамы предстали перед королём.

   – Боюсь, не забрал ли её с собой тот, кто напал, – прибавила Елена.

   – Может, она просто потеряла её, пока носилась по лесу? – предположил Фердинанд.

   – Потому что живым мертвецам обычно не до брошек, – подтвердил Карл.

   – Это брошь с синим камнем? – внезапно спросила невесть откуда появившаяся королева. – Альдонса недавно рассказывала, как заплатила за мужа сапфировой брошью.

   – Альдонса? – переспросила Элеонора.

   – Дона Веласко, – приглушённым голосом пояснила Изабелла.

   – «Дона Альдонса» звучит некрасиво, а до «сеньоры» она недотягивает, – затараторила Екатерина. – Её все называют просто Альдонса. Такая маленькая, черноглазенькая.

   – А, припоминаю, – нахмурилась старшая сестра.

   Карл недоверчиво посмотрел на жену.

   – Это я её привела! – храбро впрыгнула между ними Екатерина.

   – А она не рассказывала, кто подарил ей брошку? – скрестила руки на груди Элена.

   Шьевр демонстративно прочистил горло и облёк вопрос в как можно более мягкий покров любезности.

   Изабелла гордо отвечала, что дон Веласко привёз для жены из Туниса не одну маленькую брошку, а целый гарнитур – диковатый, по сарацинской моде, но весьма искусно выполненный, и Альдонса сияет почище старинного золота, когда на вечер надевает его весь, до последнего перстенька.

   – Откуда у него-то деньги? – фыркнул архиепископ.

   – Не иначе, военный трофей, – кивнул Гаттинара.

   – А теперь позвольте недостойному слуге спросить... – начал дон Хоаким.

   Все присутствующие соприкоснулись взглядами – и дружно кивнули.

   – ...с кого он его снял? – завершил граф Альварес.

   – Мне это неизвестно, – отвела глаза Изабелла. В чёрном и алом бархате у неё был совершенно траурный вид.

   -Это несложно выяснить, – сообразила графиня. – Мне бы очень хотелось взглянуть на эти чудесные драгоценности.

   Изабелла кивнула. Элена подумала, что королева уже искренне считает себя вдовой.

   – Что же вы раньше молчали, невестка? – всплеснул руками Фердинанд.

   – Меня ни о чём не спрашивали, – едва повернула голову Изабелла и удалилась без подобающих благородному собранию церемоний.

   – Её ни о чём не спрашивали, – проворчал Карл. – Можно подумать, это я вас избегаю.

   Её величество обернулась в дверях:

   – Я постараюсь быть вам полезной, насколько это в моих силах. Что же вы мешкаете, дона Элена? Следуйте за мной.

XIV

   Бездушного человека привыкли сравнивать с камнем. Но камен обладает и душой, и памятью. И может рассказать, что помнит. Элене, в отличие от брата Ульриха, да покоится его прах с миром, не удавалось разговорить предмет простым прикосновением. Для этого ей приходилось совершать целый обряд. Ей помогал огонь: держа над свечой сапфировый перстень Альдонсы Веласко, графиня прочитала в самоцвете, что он долго обретался под землёй – под горячими песками – и нёс в себе могильный холод. Он не был неприятен в осязании – напротив, притягивал и быстро перенимал человеческое тепло. Неудивительно, что украшения привлекли предприимчивого идальго и доставляли столько удовольствия его жене.

   – Похоже, наш доблестный дон Веласко запустил руки в чью-то могилу, – сказала дона Элена, воспользовавшись милостью королевы и уступчивостью придворной дамы.

   – Вы хотите сказать, драгоценность ищет их первый хозяин? – уточнил Карл.

   – Да, и если он довольно быстро отыскал эту многострадальную брошку – и, судя по всему, уже вернул себе – он наверняка обретается где-то поблизости.

   – Нужно следить за сеньорой Веласко, – подытожил дон Хоаким.

   Никто не посвятил саму Альдонсу в причины пристального интереса к её имуществу и личности, но миниатюрная дама обладала или проницательным умом, или хорошей интуицией (которые, в принципе, недалеки друг от друга), и на следующий же день обновила изумрудный гарнитур. Внешне она не проявляла беспокойства и никаких преследователей не замечала или не хотела замечать.

   – Давно вы не обзаводились фавориткой, Ваше величество? – заговорщицки улыбнулся Шьевр.

   Король шарахнулся от канцлера как от чумы и спрятался за тётушкой Эленой.

   – Ну пусть Фердинанд приударит за нашей Альдонсой. Вы ведь приехали без супруги?

   Фердинанд отказался наотрез.

   – Оставьте в покое мальчиков, – взмахнула веером Элеонора. – Мой Франсуа, между прочим, совсем обленился на вашем гостеприимстве. Пусть потрудится.

   – Ты хочешь посвятить его во все наши дела? – спросил Карлос.

   – Я скажу ему, что на жизнь доны Веласко готовится покушение, потому что ей известна некая государственная тайна, – дирижировала веером Леонор. – Вот увидите, он будет хвостом за ней ходить, желая выяснить, не полезна ли эта тайна для Франции.

   – Какой, однако, выгодный союз мы заключили, – покачал головой Карл.

   – Мне остаётся лишь жалеть, что я не приложил руки к созданию сего союза, – кивнул де Шьевр.

   – Помнится, вы были очень заняты переговорами в Лондоне.

   Канцлер многозначительно кашлянул и вернул беседу в прежнее русло.

   Франциск нёс свою миссию играючи, но неизвестность не отступила. День всех святых неумолимо приближался, а там, как известно, силы потусторонние возрастают.

   – С другой стороны, наш бербер не преминет воспользоваться такой возможностью и смешаться с ряженой толпой. Гулять будет весь Толедо – я бы не упустил такой шанс, – искал преимущества Хоаким.

   – Чёрт побери! Ты, как всегда прав! – некуртуазно выразилась Элена. – Сеньоры, я очень на вас надеюсь, поставьте слежку на Сокодовер и на подъезде к замку.

   Шьевр, Гаттинара и архиепископ Эстебан пообещали оправдать надежду.

   – А я, пожалуй, разрешу развести костры на наших лугах... – Карлос потёр исчерченный синими жилами висок. – Да, пусть празднуют за городом, они ведь не хотят пожаров.

   – Я тоже хотела предложить устроить праздник для толедцев, – скороговоркой подхватила Изабелла. – Очень благородно с вашей стороны...

   – Я рад, что мы с вами сходно мыслим.

   Всё ещё зелёный склон, связанный с городом перемычкой моста, обречён был пылать кострами.

   Огонь не менее противоречив, чем вода, с которой он враждует. Он отгоняет смерть – и сам её несёт, будучи, как всё на свете, как сама магия в том числе, лишь средством для чьих-то целей.

   Если цель немцев – надсмеяться над Смертью, ведь смех – вернейшее оружие против страха, то какова же цель испанцев, которых ожидает у надгробия не мрачный и безобразный герр Тод, а сладостная дона Муэрта?

   Эта нежная мать подземного мира не бряцает орудиями земледельца и не седлает коней цвета крови, земли и снега – она возжигает свечи и лелеет в мягкой колыбели усталые тела страдальцев, покуда душа отправляется в путешествие. Пусть земля будет пухом, уютной постелью, поёт она, пусть сладкие сны снятся вам. Отдыхайте, почтенный сеньор, набирайтесь сил до Страшного суда, добрая сеньора. Спи, Мария, засни, Хуан, и без вас есть кому вспахать поле, вы достаточно потрудились.

   Не спят только те, кто завис между жизнью и смертью. Несчастные люди. Заблудшие люди. Огонь вам покажет дорогу, огонь вам откроет двери, единственный ваш путь ко мне – через огонь.

   Костры освещают путь доне Муэрте, пламя зовёт её на праздник – её и её подопечных.

   Дона Муэрта – всегда на ногах, всегда при деле, всегда окружена людьми. Она любит людей – вам, германцы, фламандцы и северяне, не понять того. Она бродит по улицам, слушает сплетни, грызёт каштаны, бьёт кованым каблуком по булыжнику и стучит кастаньетами, метёт юбками палые листья, кокетливо прячется за вуалью, слушает серенады, поёт, наряжается в маски, играет с детьми.

   Дона Муэрта,

   Раз-два-три,

   Сколько света,

   Посмотри.

   Живой мертвец чует соратника по несчастью издалека. Чуть только вереница огоньков стекается к мосту, чуть только складывают хворост под холмом и для столов сколачивают козлы, король и королева появляются на балконе, чтобы благословить своим присутствием праздник вилланов. Вилланы не очень-то нуждаются в благословении – сегодня ими правит дона Муэрта. Белая, как лилия. Как первый снег. Как Пиренейские вершины. Как маска короля.

   Чтобы всем,

   Четыре-пять,

   Побыстрей

   Тебя прогнать.

   Придворные не жаждут впустить в свои покои простонародный праздник, а наслаждаются собственным торжеством. Карл просит Фердинанда насегодня возглавить идальго и грандов.

   – Делай что хочешь, только отвлеки их. Хоть напои до полусмерти, хоть запирай в погребе, только чтобы меня они не хватились.

   – Надо было мне оставаться в Испании, дорогой брат, а тебе ехать в Австрию.

   – Вот и возьми всё, что можешь, от сегодняшнего дня.

   – Но если тот, кого мы ищем, притаился среди придворных?

   – Тётушка с дядей его не пропустят.

   И Фердинанд на сутки принимает власть, а Изабелла украдкой вздохнёт на балконе: наверняка будет бал. Она так давно не танцевала...

   Но она сама стремилась быть полезной – и ей приходится пристально вглядываться в пляшущую толпу. Пламя уже высоко.

   Потому что,

   Шесть и семь,

   Сразу лучше

   Станет всем.

   Горожане и крестьяне бросают в огонь каштаны, гоняются друг за другом, прижимая к лицу маски, лакомятся плодами урожая – и круглыми миндальными пирожными. В белой посыпке – точно в пудре. Точно снег. Лилейная дона Муэрта.

   Прозрачный воздух переносит горечь дыма, кислый запах одежды, солёную паэлью и сладость миндаля – и человеческого тела. Карлос втягивает ноздрями вечерний холод: он полон красок, точно богемское стекло – всех красок жизни. Только тленом не пахнет он.

   Восемь – я иду

   Искать,

   Девять-десять,

   Дай мне знать...

   Из глубины комнат являются Альваресы, сперва украдкой выглянув из-за портьеры.

   – Среди цвета кастильской знати искать нечего, – шёпотом докладывает Хоаким. – Как у вас?

   – Ничего, – пожимает плечами Карл.

   Изабелла перебирает чётки.

   – И бербер здесь по-прежнему один, – невесело усмехается дона Элена, прислонившись к супругу. – Что-то мы упустили.

   – Бербер... – повторяет дон Альварес. – А может, берберка? Мы ведь не знаем, кто покоился среди таких сокровищ.

   – Разве женщина могла удостоиться таких почестей? – усомнился король.

   – У нашего народа – да, – отвечал Хоаким.

   Карл отчего-то мельком взглянул на жену.

   – Давайте проверим женщин. В порядке бреда, – повторяет Элена излюбленное выражение брата Эрнста – мир и его праху.

   Долго ль выждала

   В ночи?

   Сколько выбрала

   Личин?

   Три с половиной пары глаз устремляют свой взгляд с балкона.

   Нарядный хоровод обводит один костёр за другим, горланя песню о неком Родриго Мартинесе, что пас то ли гусей, то ли коров – он и сам толком не понимал. Несколько глашатых, открывших праздник от имени Его королевского величества, усердно промачивали горло за крайним столом. Дети отделились от хоровода в поисках ещё не съеденного угощения.

   Часовой -

   Застыл как столб,

   И пропойца -

   Краше в гроб.

   Отстоявшие смену стражники спустились по склону и устроили игру в салочки с юными горожанками. Девушки звонко смеялись, рассыпаясь по полю, как жемчужины из порванного ожерелья – по паркету. Прятались за танцующими, нанизывались на живую цепочку, проскальзывали под аркой из чьих-то рук.

   Скоро, одержимые ревностью, спустились из замка служанки и стали гоняться за стражниками, дабы вернуть их в лоно постоянства.

   Вот одна девушка ловко взобралась по склону и поспешила к боковым воротам – в башню с винным погребом.

   И девица -

   Как лубок,

   Размалёвана

   Невпрок.

   – Что-то она долго не возвращается, – перегнулась через балюстраду графиня. – У меня нехорошее предчувствие.

   Все четверо немедленно покинули свой пост.

   На нижней ступени горела в плошке сальная свеча, подрагивая жёлтым языком, как будто бы дразнясь.

   Земляной пол размок от пролитого вина. Тёмная жидкость на тёмной земле. Не совсем вино. Вперемешку.

   Изабелла закрылась платком.

   За бочкой белели ноги – как две оброненные свечи – восковые, холодные...

   Мёртвая девушка была одета в собственную кровь. Платье исчезло.

   Избегая прислоняться к запачканным стенам, две четы окружили убитую.

   Вот служанка,

   Вот купец,

   Вот дворянка

   И гонец.

   – Мало того что убили – ещё и опозорили, – в негодовании прошептала королева. – Как вы можете на это смотреть?!

   – Ей уже всё равно, – цинично отозвалась графиня. – А цепкий взгляд может обнаружить следы убийцы.

   – Если вам тяжело, отвернитесь, – произнёс Карл. – Но держитесь поближе к нам.

   – Её растерзали не ради еды, – поднялся с корточек дон Хоаким. – Ни мозг, ни потроха не тронуты. – У неё лишь отняли одежду.

   – Значит, действительно женщина, – протянула Элена. – Вы оба чувствуете что-нибудь?

   – Кровь всё перебивает, – ответил Карлос. – Увы.

   – А она не восстанет? – выглянула из-за мужниного плеча Изабелла. – Может быть, сжечь её, пока не поздно?

   – Непохоже, – сказал Хоаким. – Ей просто разбили голову. А вот какие-то осколки. Похоже, этим и разбили.

   – Похоже на кувшин, – пригляделась Элена, не поднимая ничего с земли: крови вокруг было разлито в избытке.

   Вот кухарка,

   Вот звонарь,

   Капеллан

   И пономарь.

   – Готов поспорить, погреб целый день настежь, – Хоаким окинул взглядом низкий свод и ряды бочек.

   – Даже спорить не нужно, – ответил Карл. – Никогда не любил вино. Кровь винограда...

   – Самое время порассуждать о вкусах, – пожаловалась в пустоту Изабелла. Она постоянно следила за дверью – не окажутся ли они в ловушке?

   – У меня к тебе другое предложение, – мягко обнял её супруга дон Альварес. – Есть поверье, что с плотью и кровью убитого убийца перенимает и свойства жертвы...

   Карл подозрительно смотрел на Хоакима.

   – Можно перенимать и чувства, и память. Так говорят.

   Вот цирюльник

   И прасол,

   Вот придворный

   И посол.

   – Говори быстрее, прошу, у нас мало времени.

   – Боюсь, моя просьба покажется... неприятной. Попробуй мозг этой несчастной девушки, и возможно, перед твоим взором предстанет то, что она видела перед смертью...

   – А почему бы вам самим не отведать? – вскинулся Карл. – У вас больше опыта.

   – Мои инстинкты притуплены, а твои – свежи и остры. Ты когда-нибудь пробовал сырую рыбу? Ты ровно ничем не рискуешь.

   Где-то он это уже слышал.

   Но в некое мгновение торг показался слишком мелочным перед лицом долга, и Карл двумя пальцами принял розовый склизкий кусочек из руки Хоакима.

   Хочешь выше -

   Ну изволь:

   Королева

   И король.

   – Я не могу на это смотреть! – возопила Изабелла и бросилась вон из погреба. – Лучше стать жертвой, чем палачом! – донёсся эхом её трепетавший в страдании голос.

   Карл зажмурился – и проглотил. На ощупь языку и нёбу было неприятно – но в целом даже вкусно. Он прежде пробовал варёный костный мозг – и не нашёл большой разницы.

   Элена и Хоаким выжидающе на него смотрели – как смотрит охотник: купилась ли дичь на приманку.

   Ему нечего было поведать.

   Он съел ещё кусочек.

   – Вот мы глупцы! – тряхнул головой дон Альварес – и тут же прижал ладони к воротнику: не разошлась ли шнуровка.

   – Так что ты хотел сказать? – жена проверила его шею и, успокоившись, перевела дыхание.

   – Думают же сердцем, – блеснул улыбкой Хоаким.

   – Точно, – растаяла дона Элена и извлекла из пышных складок верхней юбки топор мясника.

   Папа Римский,

   Наконец,

   И у всех

   Один конец.

   – Ешьте сами, изуверы! – Карлос прижал ладони ко рту и повторил путь Изабеллы.

   С самой Изабеллой он столкнулся в дверях.

   – Я видела, – громко шептала она. – Я шла мимо людской, и там все служанки ужинали, и отогревались у камина, и жаловались, что выбежали неодетыми. И только одна сидела поодаль и ничего не ела, и рубашка её залита как будто бы вином.

   – Похороните несчастную, – приказал Карлос Альваресам. – Изабелла, скажи, что я приказываю ей немедленно прийти ко мне. Не подходи сама, пусть ей передадут. Если это она, то она поймёт. А ты закройся у себя.

   В отсутствие жены и родственников он подготовит всё. Тут нужно-то – свеча и кувшин масла. И покрепче держать. Они сгорят вместе – но так даже лучше.

   Не ищи

   И не гони,

   Лучше в зеркало

   Взгляни.

   – Ваше величество, вы изволили меня звать... – девушка робко присела и осталась стоять на пороге, потупившись.

   Карл отвлёкся от масляной лампы и положил щипцы.

   – Подойди.

   Девушка переступила с ноги на ногу, стуча старыми башмаками – и нерешительно двинулась в глубь комнаты. Канделябр на потолке и масляная лампа на столике у окна украшали мягкими бликами гладкий пробор и выставляли напоказ засаленную горловину у рубашки и старые пятна на рукаве.

   На миг король засомневался.

   Но в складках рубашки – на груди – что-то блеснуло. Синим огоньком.

   Бегать полно -

   Сядь и жди.

   Кто не понял -

   Выходи.

   – Красивая брошь. Откуда она у тебя?

   – Это моя, – узенькие, но грубые ладони метнулись к груди. – Вы думаете, я украла? Я не крала. Мне чужого не надо, – она подняла на него глаза. – Мне нужно всего лишь вернуть своё.

   – Далёкий же путь ты проделала, – Карлос взял лампу.

   – Далёкий, – согласилась девушка, склонив голову набок. – Никто не уважает беззащитных женщин – у вас в Испании. То ли дело в моё время...

   – Ты ждёшь жалости? – Карл шагнул к ней.

   – Вы как никто должны понять меня, – повела бровями девица. – Нас, мертвецов, не уважают. Живые думают, им всё позволено. Думают, что они вечны. А потом оказываются среди нас.

   – Да, нашей участи не позавидуешь, – кивнул король. – И я понимаю твой гнев...

   – Тогда помоги мне, – она сократила расстояние ещё на шаг. – Вместе мы горы свернём. Нас все будут бояться, – она поправила выбившиеся волосы и провела рукой по лицу.

   Белизна её стёрлась, на смуглых щеках появилась татуировка. Чёрные глаза заметили изумление, полные губы насмешливо приподняли один уголок.

   – Я ведь не просто женщина, мне многое подвластно, – мониста заблистали в свете лампы – на расстоянии вытянутой руки.

   Звякнул браслет на ноге – ещё шаг.

   – Многие знания – многие печали, говорят у нас.

   – Это придумали невежды, – белозубая улыбка.

   Подметая паркет ярко-синей хламидой, берберка подошла к нему вплотную:

   – Видишь, я с лёгкостью меняю облик. Могу изменить и твой. Или от красоты здесь тоже принято страдать?

   Раскрашенная хной рука избавила его руки от лампы, поставив её на подоконник.

   – Разве ты не мечтал об этом? – сладкий, как мёд, голос – в золотой чаше мониста, укреплённого концами на чалме и полукругом обрамляющего тёмное лицо. – Разве ты не чужой на этом празднике?

   Карл решил оставить рассуждения о своих и чужих при себе. Он уже подпустил её ближе некуда. Один маленький жест...

   Знакомые руки поймали лампу.

   Изабелла.

   Отправив лампу на крючок в стене, рыжеволосая королева оттеснила берберку.

   – Не надо чужого, говоришь? Так отойди от моего мужа.

   Тунисская колдунья гортанно расхохоталась:

   – Подумать только, ужин разговаривает!

   Изабелла лишь усмехнулась – и изящным жестом дёрнула ленту на вороте рубашки:

   – Не ты случайно потеряла?

   На опаловой груди, чуть изгибаясь на ключицах, возлежало тяжёлое ожерелье с сапфирами.

   Берберка ахнула и протянула руки.

   Изабелла проворно подхватила многочисленные юбки и отскочила в сторону:

   – Забери, если сможешь.

   И, задирая подол чуть ли не до колен, припустила по коридору.

   Элена и Хоаким посторонились, пропустив дам.

   – Совсем обезумел? – Карл вздрогнул от шлепка по затылку. – Спалишь весь замок. С сёстрами, братом, детьми и сотней-другой совершенно невинных людей.

   – Ты что, испугался, что попробовал человечину? – обнял его Хоаким. – От неё ничего не бывает. Разве что весёлая болезнь, если жертва была больна. В погоню!

   Изабелла вела всех знакомой дорогой на чёрную лестницу. Берберка была вынослива и быстра, но королева была выше ростом, и ноги у неё были длиннее.

   – Всё. Дедушка больше не может бегать, – Хоаким прислонился к стене.

   – Не прибедняйся, – Элена остановилась рядом, обмахиваясь беретом. – Тебе ничего не будет... А у меня сейчас сердце лопнет...

   – В постели она так же?

   Карл не ответил.

   – Мы разговор заводим ради того, чтоб отвлечь её, – объяснила Элена. – Иначе перевоплотится в какую-нибудь гончую. Не давайте ей сосредотачиваться...

   – Главное, чтоб Изабелла не отвлеклась и не споткнулась.

   – Это, конечно, верно... Ну, отдохнули? Вперёд.

   У знакомой развилки они разделились – и погнали ведьму через сад – к воротам – в праздничную толпу.

   – Стой, дочь шакала!!! – кричала африканка, завидев на горизонте костры. – Стой!!!

   Изабелла превосходила себя. Казалось, она родилась в беге. Она ловко лавировала между огнями, хороводами и столами, подыграла каким-то озорникам в белых колпаках, пристроившимся за ней следом, изображая Санта-Компанью, подхватывала в танец зазевавшихся парней и всячески путала следы.

   Ведьма уже отчаялась её найти, как Изабелла возникла прямо у ней перед носом:

   – Догони!

   Берберка ждала этого момента – и прыгнула на неё, на лету обращаясь в пантеру.

   Изабелла с отчаянным визгом перемахнула через костёр.

   У ведьмы-хищницы не было юбок, чтобы использовать их как парус, и она не достигла желанной добычи – провалившись прямиком в пламя.

   Изабелла приземлилась в объятия мужа, чуть не сбив его с ног. Обоих подхватила дона Элена – и тут же подвинула в сторону.

   – Держитесь подальше, чтобы на вас не попало.

   Извлекла из складок юбки – рядом с топориком – солонку – и опустошила в костёр.

   Огонь украсился бирюзовыми струями. Люди вокруг аплодировали, радуясь такому фокусу.

   – Так сапфиры всё время были у тебя? – отдышавшись, спросил Карлос.

   – Выпросила в подарок. Королеве не откажут, – Изабелла ещё не отдышалась и искала платок, чтоб утереть испарину. Платок был в саже.

   – И она не почуяла их? – Карл отыскал свой платок, но он был в крови.

   – Держала в солёной воде. Соль отбивает запах.

   – Умница, – похвалила Элена. – Даже я не додумалась.

   – Ну... теперь я могу их вернуть Альдонсе.

   – Нет уж, ты заслужила.

   Изабелла опустилась опустилась на траву, нашаривая застёжку у ожерелья:

   – Мне что-то не улыбается мысль носить все эти сарацинские штуки... Дорогой! – Карл удивлённо обернулся. – Может, прогоним всех сарацин? Видишь, что из-за них творится.

   – Ну уж нет, – возразил Карл. – Если бы мы о них больше знали, подобных недоразумений не возникало бы. Никто бы не сунулся в могилу ведьмы, зная, чья она. Поэтому пусть остаются.

   – Врага нужно знать в лицо? – усмехнулся Хоаким.

   – Почему сразу врага? – Карлос присел рядом с женой. – Это же лучшие мозги... в смысле, умы... И добрая половина налогоплательщиков.

   – Мудро.

   – Не обижайся.

   – Да мне-то что? Я и не сарацин – я мориск.

   – Кстати, давно к нам не заглядывали турецкие послы. Завтра на свежую голову займусь этим...

   Пробегавшие мимо девушки осыпали всю компанию бумажными цветами.

   – Опять ты о делах, – Изабелла кинула в Карла цветком. – Давай просто повеселимся.

   – Тебе ещё не хватило веселья?

   – О, я сто лет так не развлекалась... Пообещай мне одну вещь: если тебе наскучит вечная жизнь – дождись хотя бы меня, уйдём вместе.

   Они обнялись – и рука об руку направились к замку.

   – Ах! – умилённо прижала ладони к щекам дона Элена. И склонила голову на плечо Хоакима.

Эпилог

   Когда король и королева, пропахшие костром и осыпанные копотью, вошли в бальный зал, придворные замерли на середине движения. Лишь один силуэт не поддался всеобщему оцепенению и, заслонённый игрой жемчуга и серебра, пересекал комнату.

   – Друг мой, я выполняю своё обещание. Помните мою дочь? Её высочество Джоан, – тонкая девичья фигура выплыла из тени Этельреда.