Текст книги "Псы, волки и кара небесная (СИ)"

Автор книги: Евгения Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

   Из оврага трусил на кривых, но крепких лапах бывалый бульдог. Он важно огляделся по сторонам и залаял...

   Базилио, отряхиваясь от сухой травы, собирал своих подчинённых.

   Из-под валежника выполз громадный волк, над неглубоким обрывом выросли острые серебристо-чёрные уши другого волка.

   Рауль и Диего пришли ни с чем.

   Из самой чащи завыли.

   – Альфонсо! – воскликнула Соня. – Кажется, он нашёл! – и ответила своим позывным «тяф-тяф».

   Кусты зашумели, заколыхались, и к пункту сбора выбрался Альфонсо. В человеческом облике. Он нёс на руках девушку. В волосах её запутались жёлтые листья, к одежде прилипли травинки, руки были исцарапаны в кровь.

   – Бедняжка. Упала в овраг, – выбежал следом сеттер. Хуана. – Она без сознания, но навскидку – тяжёлых травм нет. Ушибы, ссадины, возможно сотрясение мозга.

   – Молодцы, ребята, – гордый Базилио проследил, чтобы бесчувственную Кончиту погрузили в машину как можно аккуратнее. – Соня, командуй всем отбой.

   Мурильо снова взялась за рацию. Падре Маурисьо ревностно оберегал покой воспитанницы и рюкзак с наскоро собранными вещами.

   – Все в сборе?

   – Начо! – опомнились капитаны и лейтенанты.

   Откуда-то из-под веток заскулили.

   – Он застрял, – перевёл Диего.

   Два волка и один наполовину волк принялись раскапывать непутёвого товарища.

   Совсем рядом взревел мотор мотоцикла.

   – Что случилось?! – Вера и Альваро присоединились к сборищу.

   – Дочка, беги отсюда! – крикнула Марисоль.

   – Спокойно. Всем оставаться на местах, – скомандовала Хуана и постучала в дверцу «Мазды». – Марисоль, не паникуй. Хочешь успокоительно? Раз уж так вовремя все мы здесь собрались – поехали к нам обедать. В конце концов, я давно обещала. Да и проголодалась – прям как волк. Думаю, остальные тоже.

VII. Генетика и риторика

   – Теперь я понимаю, почему вашим браконьерам оружие не нужно, – Марисоль обмахивалась ксерокопиями. – Только, получается, я зря Оливию гоняла...

   – Ничего, ей полезно, – Хуана выключила микроволновку. – Монотонная, спокойная работа. Нервы успокаивает, – она извлекла из печки тортилью. – А я теперь понимаю, как мой Альваро выходит погулять. С чьей помощью.

   – А разве никак нельзя научиться контролировать превращение? – перешла в наступление Вера. – Наверно, это всё-таки лучше, чем сидеть на цепи?

   – А ты хорошо знаешь ситуацию, что так говоришь? – не растерялась Хуана. Она терпеливо расставила тарелки и разложила столовые приборы. Вера недолго обдумывала ответ:

   – Я хорошо видела его на цепи. Надо думать, это несладко, так сидеть. Он сам, конечно, ничего не скажет. Но я молчать не собираюсь!

   – И что же ты скажешь, дорогая? – оперлась на стол Хуана. Альфонсо на всякий случай отошёл в другой конец кухни – подальше от Веры, а Альваро – подальше от матери.

   – Что это – насилие! Оборотни – тоже личности! Как обычные люди! И как зомби! И как все остальные!

   – Вера, успокойся, пожалуйста, – вмешалась Марисоль.

   – Вообще-то мы сами такие же оборотни, – невозмутимо возразила сеньора Гарсиа, жестом дав понять матери Веры, что всё в порядке. – И сами через это проходили. Тут всё не так просто на самом деле. Давайте-ка сядем и за обедом спокойно поговорим.

   – Уже обедаете? – донеслось из прихожей. Судя по глухому стуку, Хулио бросил сумку и всё, что в неё не вместилось, на тумбочку, не позволяя работе просочиться в святая святых – за обеденный стол.

   – Да, и у нас гости, – как можно легкомысленнее отозвалась Хуана.

   Хулио обстоятельно вымыл руки, бережно убрал очки в нагрудный карман пиджака и величественно занял место во главе стола.

   – Ну, начнём с того, – как можно жизнерадостнее подхватила Марисоль, – что мы не ожидали попасть в поселение оборотней. Извините, если это звучит обидно, но раз уж мы так откровенно – я думала, в Испании оборотней не осталось, разве что в Пиренеях, на французской границе.

   – А вы думаете, у нас тут просто так заповедник? – Хулио постукивал пальцами по столу, с нетерпением ожидая еду. Но Хуана не суетилась.

   – А-а, так вот он для кого, – блеснула непосредственностью Вера.

   – Обычные люди здесь тоже живут, – мрачно ответил Альфонсо. – Например, Оливия. Или моя бывшая. Аллергия у неё, видите ли...

   – Да пошли её подальше, – посоветовал Альваро через стол.

   – Но ведь Рауль – волк, – пыталась понять Марисоль. – А почему Оливия – нет?

   – Так бывает при смешанных браках, – Хуана облокотилась на стол и одарила всех довольной улыбкой: оседлала своего конька. – Когда один из супругов – человек, или муж и жена принадлежат к разным семействам и родам – собачьи и кошачьи, например.

   – А бывают оборотни-кошки? – Вера под шумок уже покончила с тортильей.

   – Бывает кто угодно, – опередил мать Альваро. – У нас в школе сторож был лось. Прикинь?

   Вера хихикнула.

   – Дедушка Хосе? – оживился Альфонсо. – Он ещё у нас был. Мы всё время собирались во дворе и смотрели, как он стенку бодает.

   – Причём не всегда в животном виде, – засмеялся младший брат. – Особенно с бодуна.

   – Альваро! – укоризненно посмотрел отец.

   – Нажирался-то он как свинья. Хоть и лось, – фыркнул старший.

   – Альфонсо!

   – Так вот, если бы этот сторож женился на девушке-волчице, – извлекла выгоду из ситуации Хуана, – они смогли бы скреститься только в человеческом обличии, и дети у них были бы просто люди.

   – Ничего себе, – заслушалась Вера. – А если оборотень укусит человека, тот заразится?

   – Да... В большинстве случаев, – поправила сама себя Хуана.

   – Вот у нас, зомбей, в ста процентах, – поделилась девушка.

   – Да, я слышала, – кивнула Хуана. – А у нас эта тема ещё недостаточно глубоко исследована. Но есть гипотеза, что всё зависит от группы крови и резус-фактора.

   – А давно идут исследования? – Марисоль подсластила кофе.

   – Лет двадцать уже. Но сама понимаешь: всё на финансах завязано.

   – Как и везде, – вздохнул Хулио. – У нас сегодня электричество отключали – часа на два.

   – Радости-то было?

   – Ещё бы.

   – А мы Кончиту ловили. Сбежала она. Из приюта.

   – Да ну? – не поверил Хулио.

   – Падре говорит, она испугалась его превращения. Они поссорились, и она убежала.

   – Кстати, вы заметили: у него щека расцарапана? – подключилась Марисоль. Ей покоя не давала эта ссора между священником и воспитанницей.

   – Не помню. Может, пока её искал?

   – Да она ему как дочь! – провозгласил Хулио.

   – А можно ещё чаю? – воспользовалась паузой Вера.

   – Конечно, счас налью, – вскочил Альваро.

   – Тебя поздравить – или посочувствовать? – спросил Альфонсо.

   – Хватит, а? – обиделась девушка. – Ты мою шутку теперь каждый день вспоминать будешь?

   – Да, представь себе. И не только днём, но и ночью.

   – Ну извини. Извини.

   – Ладно, проехали.

   – Держи чай.

   – Так на чём я остановилась? На генетике, – продолжила Хуана. – Уже точно установлено, что оборотничество замешано на преобразовании ДНК. Перестраивается цепочка. Но откуда там новые хромосомы берутся – точно не известно. Возможно, их вообще изначально два набора. Потому что когда ребёночек рождается – по нему непонятно, человечек он или зверушка, – Хуана умилённо улыбнулась. – Это такие пушистые комочки, такие лапочки... Прямо затискать хочется... Годам к двум человеческое от звериного отделяется, и ребёнок меняет внешность. Стихийно. Он не может это контролировать. Обычно всё завязано на лунных фазах...

   – Отсюда и легенды о полнолунии? – догадалась Марисоль.

   – Да, именно. И это реально происходит в полнолуние.

   – Значит, если в полнолуние в вас просыпаются звери, то в новолуние вы самые человечные и добрые? – предположила Вера, возвращая пустую чашку Альваро. Тот взялся за чайник, но пришлось кипятить заново, вода закончилась.

   – Типа того. Активность снижается и метаболизм замедляется. Он у нас обычно ускоренный, а тут всё тормозится.

   – И калории быстрее сжигаются? – спросила Марисоль.

   – Да, особенно если по лесу побегаешь, – проворчал Хулио.

   – Кстати, многие абсолютно в этом уверены, – улыбнулась Хуана. – Мы однажды арестовали одну девушку, которая хотела стать оборотнем...

   – Она приставала к кому-то, чтобы её покусали? – усмехнулась судья.

   – Нет. Украла скальпель из лаборатории.

   – Она верила в этот дурацкий ритуал, – подхватил Альфонсо. – Типа нужно поранить себя или кого-то другого, чтобы оборотень пришёл на запах крови и покусал тебя. И делается это не абы где, а на специальном алтаре. Который она собралась искать в самой чаще.

   – Так она... просто хотела похудеть? – вытянулось лицо у Марисоль.

   – Да. Хотя это было ей совершенно не нужно, – развёл руками Альфонсо. – Такие вот выверты психики.

   – Ни фига себе, – шепнула Вера. – Вот чтобы кто-нибудь добровольно захотел стать живым мертвецом, я ни разу не видела...

   – Не видят выгоды, – предположил Альваро.

   – А полностью контролировать обращение начинают где-то после двадцати. Тогда уже на полнолуние наплевать – когда тебе удобно, тогда и обращайся. Хоть на выходные, хоть на весь отпуск. Кто как. Хоть по утрам на пробежку.

   Марисоль вздрогнула: не во время ли такой пробежки падре Маурисьо обнаружил её сумку? Не его ли она отходила гантелями?.. Как неудобно-то получилось...

   – И ускорить процесс никак нельзя? – вернулась к актуальной теме Вера. – Медитировать как-нибудь?

   – Говорят, есть заклинания, – подал голос Хулио. – Но не каждый же умеет колдовать. К тому же, говорят, это серьёзно бьёт по биоритмам. И по сердечно-сосудистой системе. Это как если на стероиды подсесть.

   – Но опять же, это неточно, – сказала Хуана. – В общем, есть оборотни-колдуны – которые по заклинаниям, а есть природные – как мы. И, походу, эти два метода лучше не смешивать.

   – Как всё сложно-то... – заслушалась Марисоль.

   – Так и у вас, наверно, непросто?

   – Да, недавно тут в Мадриде акция протеста была. Зомби выбивали себе право на самосожжение. Чтобы официально. Потому что это единственный способ для них умереть снова.

   – Типа эвтаназия?

   – Да, вроде того.

   – И вы участвовали? – спросил Альваро.

   – Нет, я Веру не пустила.

   Вера тихонько отвела взгляд.

   – Правильно, а то ещё выдумали – самосожжение, – недовольно сказал Хулио. – Если так нужен погребальный костёр, пусть в Индию поезжают.

   – Не все могут это себе позволить, – мягко возразила Марисоль. – И устраивают пожар прямо дома. Сколько раз у нас судились соседи. А так – появилась бы новая услуга в крематории, и никаких проблем.

   – В крематории тоже люди работают, – спорил Хулио. – Им-то каково?

   – А я слышала, оборотни тоже бессмертны, – перевела стрелки Вера.

   – Это миф, – сказала Хуана. – Но иногда бывает, что из-за вывертов метаболизма и регенерации отдельные оборотни живут до двухсот лет. Наверно, отсюда и слухи.

   – А регенерация, значит, ускоренная?

   – Ну... не сказала бы. Это индивидуально.

   – А как же легенды, что если ты неизлечимо болен, то пусть тебя покусает оборотень, и всё как рукой снимет?

   – А я смотрю, ты в теме.

   – Читала кое-что.

   – Нет, я уже говорила, что укусы действуют не всегда. А если действуют, то лечат только генетические заболевания – потому что, опять же, перестрой ДНК. А, скажем так, на механические повреждения это не действует. То есть если ты переломаешь ноги, то останешься волком с перебитыми лапками – вот и всё.

   Вера задумчиво кивнула.

   – Ну раз ты весь обед вещаешь о работе, – обратился Хулио к жене, – то я тоже на работу пожалуюсь. Задал детям сочинение: «Кем бы я был в Древней Греции». Ну чтобы покопались – о ремёслах, о профессиях и так далее. Одна девочка написала, что хотела бы стать гетерой. И так замечательно всё описала, так красочно, и на источники сослалась... И я прямо в замешательстве: что ей ставить? Задание выполнено идеально. Но чем у неё голова занята?

   – Да поставь пятёрку – жалко что ли? – рассудил Альфонсо. – А родителей тихонько вызови. Как девочку-то зовут?

   – Андреа Перес.

   – А, ну тогда не получится родителей в школу. Её мама у нас в обезьяннике сидит, за проституцию задержали.

   – Бедная девочка, – покивал отец. – Ну я с ней самой поговорю. Объясню, что это не то, к чему надо стремиться.

   – А я вот думаю: кем тогда может быть девочка в Древней Греции? – высказалась Марисоль. – Разве что домохозяйкой. А тут хоть какое разнообразие. Нет, ставьте пять и отпустите с миром.

   – Ну раз госпожа судья настаивает, – уступил учитель.

   – А я вот думаю, – сказал Альфонсо, – чем плоха вечная жизнь? Больше успеешь.

   – Ага, – оживился Хулио, настроившись на историю. – А потом надоест всё до чёртиков, и замуруешься в стену, как император Карл V в монастыре в Эстремадуре

   – Это просто легенда, – улыбнулась Вера. – На самом деле он сжёгся. И урна с прахом хранится в Эскориале, в семейной усыпальнице. Я там была.

   – Всё-то она знает...

   – Ну если тебе так хочется, давай я тебя поцарапаю, – протянула руку Вера.

   Альфонсо вскочил из-за стола:

   – Телефон!

   У него действительно надрывался мобильник.

   – Звонил Начо, говорит, там в овраге ещё труп собачки. Он забыл, потому что испугался, когда застрял. А сейчас вспомнил. Они с Соней выезжают.

   – Это настоящая собачка – или как мы? – уточнила Хуана.

   – Не знаю. Привезут – увидим.

   – Эх, пора на работу...

   – У Кончиты разве была собака?

   – Не факт, что это её.

   – Ну вот очнётся – спросим.

   Марисоль тоже проверила телефон:

   – Ой, у меня три пропущенных от Оливии. Она, наверно, меня потеряла. Я ж собиралась туда-обратно... Вера, ты домой? – Вера пожала плечами. – Закинешь постельное бельё в стирку?

   – А я пошёл проверять сочинения, – направился в прихожую за бумагами Хулио.

   – Вера, стой! – догнал девушку Альваро. – Ты ведь не собираешься обливаться бензином на заднем дворе?

   – Нет, – улыбнулась Вера. – Теперь – нет.

VIII. Сыщики и эксперты

   «Дворники» стряхивали с лобового стекла мелкий дождь. Каменные стены теряли контур, точно тонули, медленно скрываясь под водой. «Сеат» лавировал между покрытыми крапинками влаги стенами. От полицейского участка до больницы – несколько кварталов по булыжнику и по асфальту. Подбросив мать в лабораторию, Альфонсо ехал брать показания у Кончиты.

   Как полагается в небольшом посёлке, где все друг друга знают, он часто встречал эту девушку то тут, то там, но толком они не общались. Кончита была не слишком общительной – но ей прощали, помня, какую трагедию она пережила в детстве. Пятнадцать лет назад семья Фуэртес, из Барселоны, отправилась в путешествие по Испании. На трассе в нескольких километрах от Календы глава семьи не справился с управлением. Машина оказалась в овраге – вроде того, где обнаружили беглянку сегодня утром. Кончита родилась в рубашке, не иначе: тогда она тоже отделалась несколькими ушибами. Родители Кончиты погибли на месте. Падре Маурисьо взял девочку в церковный приют и оформил опеку. Она была единственной воспитанницей, но не стремилась за церковную ограду в поисках друзей – как будто приучала себя к одиночеству. В старших классах Альфонсо часто наведывался с друзьями на пустырь за кладбищем – попить пива, попеть под гитару, подраться и потусить, и постоянно видел эту девочку, чеканившую мяч во дворе церкви. Они тогда не решались к ней подойти – как не решались и потом, когда постоянно сталкивались на улице: Кончита убиралась в нескольких домах за символическую плату. Потом её назначили смотрителем церкви – за такие же символические деньги, но всё-таки лучше, чем ничего. Падре ещё шутил, что в Календе появилась своя диакониса.

   Не в первый, да и не в десятый раз Альфонсо общался с потерпевшими по долгу службы, но сейчас не знал, как начать разговор. Оказывается, Кончита умеет бояться, злиться и совершать необдуманные поступки. Оказывается, она боится оборотней, хоть прожила с ними две трети жизни. Оказывается, эта потусторонняя девушка, обитавшая по ту сторону кладбищенской ограды, стен церкви и приюта, состоит из плоти и крови и наверняка будет стесняться, что неодета.

   Нужно было послать Соню, с досадой подумал лейтенант Гарсиа.

   Но это он, а не Соня, вытащил Кончиту из оврага и нёс на руках до машины. И должен удостовериться, что с девушкой всё в порядке, что его помощь не бесполезна.

   Кончита, вновь умытая, прибранная и в больничном халате, сидела на кровати и лихорадочно рылась в своём рюкзаке. При виде полицейского она вздрогнула и чуть не выронила вещи.

   Альфонсо спросил, как она себя чувствует.

   – Уже лучше, только голова болит, – скороговоркой ответила девушка и заправила светло-каштановые волосы за ухо. – Спасибо. Это ведь ты меня спас...

   Альфонсо улыбнулся и хотел ответить что-то в духе «Не за что» или «Ерунда», но вовремя остановился, потому что человеческая жизнь – не ерунда, и благодарить было за что.

   Он взял стул, стоявший почему-то рядом с дверью, и сел поближе к пострадавшей.

   – Ты помнишь, как оказалась в овраге?

   – Смутно, – закусила разбитую губу Кончита. – Кажется, я поскользнулась или оступилась... В общем, это было очень быстро.

   – Сразу потеряла сознание?

   – Да... Наверно... Почему ты спрашиваешь?

   Альфонсо не ожидал такого вопроса. Он на секунду отвёл глаза. На тумбочке стояла ваза с амарантом. Тёмно-бордовым и очень пушистым. Какая-нибудь сердобольная старушка принесла.

   – Нужно выяснить, сама ты упала или... кто-то помог. Такие несчастные случаи часто проверяет полиция: нет ли криминала.

   – Формальность? – Кончита задвинула ногой рюкзак под кровать и подняла глаза на гостя. Глаза были зелёные – как яблоко – и в карюю крапинку.

   – Типа того.

   Хорошо, что в куртке есть карманы. Есть куда деть руки.

   – Боюсь, от меня сейчас мало толка, – она смущённо улыбнулась и снова стала знакомой, привычной Кончитой.

   Альфонсо вместе со стулом вернулся к тумбочке – записать всё со слов Кончиты.

   Кончита тоже подошла – подписать, что с её слов всё записано верно.

   Альфонсо попрощался и уже взялся за дверную ручку – как девушка на удивление легко буквально спрыгнула с кровати и нагнала его в два шага.

   – Подожди... мне очень стыдно... я должна признаться...

   Освобождённая от поношенной, бесформенной одежды, в тонком халатике, она выглядела очень стройной и гибкой – но почему выглядела? Она и была такой. Только никто не замечал.

   – В чём? – машинально спросил Альфонсо.

   – Я совершила то... что не должна была... – она прижала к груди руки, скомкав бледно-синюю ткань. Тонкие, сильные, загорелые руки в ранних извилистых прожилках – от избытка домашней работы.

   Говори быстрее, мысленно выругался Альфонсо.

   – Я взяла крест... и книгу...

   – Из церкви?

   – Нет, из музея. Крест Бернардо Эспинозы. И его книгу...

   – А, реликвии, которые остались от того инквизитора?

   – Да... Я положила их в рюкзак...

   – Ну ты ведь их вернёшь?

   – В том-то и дело, что не могу! Их нет! Они пропали!

   – Вылетели из рюкзака? Мы поищем...

   – Они не могли вылететь! Я глубоко их спрятала!

   – То есть, ты хочешь сказать: кто-то вытащил их, пока ты была без сознания?

   – Да... Но я не хочу никого обвинять...

   – То есть это могло случиться или в овраге, или в больнице?

   – Нет, – горячо возразила Кончита, встряхнув распущенными волосами. – Я быстро пришла в себя, ещё до того, как меня... ну... привели в порядок и повезли на осмотр. И я сразу попросила оставить рюкзак мне. Его побрызгали дезинфицирующим спреем – и сразу же отдали.

   – Значит, до нас там ещё кто-то побывал, – заключил Альфонсо. – А может, падре Маурисьо забрал, когда мы тебя нашли?

   – Нет, говорю же! Они лежали глубоко, а он по чужим сумкам не роется! Он никогда бы себе не позволил.

   – Что ж... – медленно выдохнул лейтенант Гарсиа. – Тогда нужно переписать показания. И подать заявление о пропаже.

   Кончита залилась румянцем. От подбородка до кончиков ушей. Стыд придавал ей невыразимую прелесть.

   Через пятнадцать минут Альфонсо быстрым шагом покинул палату и с разбега запрыгнул в «Сеат». Дождь его не остудил.

***

   Хуана сняла перчатки и протёрла руки влажной салфеткой. Два предыдущих часа она смотрела практически в одну точку – ну, в несколько точек – и дала глазам отдых, повернувшись к окну. Моросил обыкновенный октябрьский дождь, но озон, и сосновая хвоя, и ещё что-то неуловимое в звуках и запахах напоминали, что дождь этот – в горах, и хватить его может лишь на один склон. А где-то за лабиринтом коротких улиц трава дрожит на ветру выше туч.

   Эксперт Гарсиа накрыла покойную собачку простынёй и прослушала, что говорила на диктофон. Самка алеутского маламута, окрас белый, пяти-шести лет (судя по состоянию зубов), смерть наступила от кровоизлияния в мозг вследствие черепно-мозговой травмы: перелом костей черепа в области лобно-теменного шва. Удар, очевидно, единственный, нанесён тяжёлым тупым предметом сверху-вниз. На краях раны микрочастицы ржавчины. Остальные травмы – по характеру кровоподтёков – получены после смерти: тело сбросили в овраг. На шерсти – микрочастицы почвы, характерной для широколиственных лесов заповедника, а также садового грунта, но гуляла ли жертва на собственном участке, или находилась во дворе дома убийцы, установить пока не представляется возможным. Под когтями – частицы синтетического волокна, неопределённого тёмного цвета, но это может быть любая верхняя одежда или спецовка. Крупных фрагментов нет, значит, одежда не порвана. Возможно, борьба была непродолжительной. На зубах следов волокон нет: вероятно, зажали пасть. Смерть, скорее всего, была мгновенной.

   Точнее покажет вскрытие.

   Хуана сняла медицинскую шапочку и промокнула лоб. Бедняжка. Она была ещё молода...

   Перед вскрытием нужен был перерыв. Поскольку Хуана была единственным экспертом-криминалистом на весь округ, а единственный патологоанатом в центральной окружной больнице восстанавливалась после воспаления лёгких, и больничный заканчивался нескоро – обязанность провести аутопсию лежала на ней, Хуане Гарсиа. Которой срочно требовался полдник и чашка хорошего кофе.

   В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения войти, в лабораторию заглянули Начо и Соня. Их головы, чёрная и рыжая, так синхронно и так чётко одна над другой просунулись в приоткрытую дверь, что Хуана не удержалась от смеха.

   – Что-то известно по покойной? – спросила Мурильо.

   – Разогреете пиццу – скажу. Там в холодильнике осталась пара кусочков. А мне пока нужно вымыть руки.

   Сержанты переглянулись, перемигнулись и пошли накрывать на стол – на рабочий стол Начо. Хуана согласилась покинуть свою тихую обитель и окунуться в оперативно-следственную суету.

   – А уже можно сказать: жертва – оборотень или обычная собачка? – поинтересовался Начо.

   – Чтобы установить личность погибшей, – прибавила Соня.

   – Вскрытие этого не покажет, дорогие мои. Вскрою-то я тело собаки. Придётся ждать три дня, как обычно.

   – Но ведь мы уже можем сообщить, что найдена самка маламута. Просьба родственников или хозяев явиться на опознание, – торопилась помочь Соня.

   – Навряд ли в нашей местности есть коренные маламуты, – поддержал коллегу Кастро. – Это или приезжие, или породистая собака, которую кто-то приобрёл у заводчиков. Наверняка откликнутся сразу.

   – Даже если это туристка, в гостинице наверняка хватятся постоялицы, – окончательно вдохновилась Соня.

   – Смерть наступила не менее суток назад, – сказала Хуана. – Так что уже могли хватиться. Пожалуй, можете объявлять.

   – Да, Альфонсо сказал, что у Кончиты собаки точно не было, – сообщил Начо.

   – Да уж, мы бы знали, если б они со святым отцом завели собаку. Тем более такую породистую.

   – А я не могу поверить, что Кончита не знала, что падре Маурисьо – один из нас, – всплеснула руками Соня. – Ладно, она с нами не общалась. Но ему-то как удавалось скрывать?

   – Он ведь у нас заядлый спортсмен, – размышляла Хуана. – Давал себе волю во время пробежки.

   – Но столько лет подряд...

   – Милая, она ведь считай что в монастыре росла.

   – Но в школу-то она ходила вместе с нами, – сама Соня была родом из деревушки Луна-Нуэва, где школы в помине не было, и учиться ездила в Календу, поэтому прекрасно знала всех своих ровесников в окружном центре.

   – Ты сама мне рассказывала, что она практически ни с кем не общалась. И всех оборотней сразу отшивала, – напомнил сержант Кастро.

   – Да уж, мне навряд ли удастся установить контакт с сеньоритой Фуэртес, – взмахнула длинными ресницами младший сержант Мурильо.

   – Кого же мы к ней зашлём?

   – Ну, людям-то она доверится? – надеялась Хуана. – Госпоже судье или хотя бы Оливии?

   – По крайней мере, попытаться стоит, – рассудил Начо. – Иначе как же мы разведём её на откровенность.

   – Какую откровенность? – не поняли женщины.

   – Ну, зачем она спёрла реликвии из музея.

   – Козе понятно: оберег от оборотней, – отрезала эксперт.

   – А я не коза – я водолаз. И у меня такая работа – подвергать сомнению разные версии. Рассматривать всесторонне.

   – Ладно-ладно, – ухмыльнулась Соня. – Займись лучше убийством. Вот где простор для версий.

   – А убийство-то случилось в полнолуние... – задумчиво, как бы сама себе, проговорила Хуана. – И я вот подумала: вдруг убийца перепутал? Охотился на женщину, а заполучил собаку. И избавился от неё в сердцах...

   – Думаете, целью было изнасилование? – посерьёзнела Соня.

   – Не знаю. Но убийца – точно человек. Раз в полнолуние он держал в руках молоток – или чем там он ударил бедную девушку.

   – Занятненько... – поёрзал на стуле Начо. – Ладно, сеньора Гарсиа, не переживайте, версии строить – это наша работа, мы же сыщики, а вы вскрывайте себе спокойно, а остальное предоставьте нам!

   – Спасибо на добром слове, – улыбнулась сеньора Гарсиа.

   – Альфонсо! – обернулась Соня. – Что-то он не в духе всю дорогу.

   – Ты разве не знаешь? Его Сузанна бросила.

   – Знаю. Я про сегодня.

   Хуана прокашлялась.

   – Э-э... Пойду посуду вымою.

   По пути в санузел Начо с чашками чуть не врезался в Альфонсо.

   – Кофе хочешь? – спросила Хуана. – Что-то ты сегодня особенно не в настроении.

   – Базилио не хочет заводить дело о нападении на Кончиту. Говорит: упала, значит упала, а крест и книгу ищите лучше. А я печёнкой чую.

   – Ну заявление-то о пропаже принял?

   – Принял. Куда ему деваться.

   – Да, что одно дело – что другое, – объявила Хуана. – Сплошная неразбериха.

   – В полнолуние – все волки серы, – с важным видом согласилась Соня.

IX. Слухи и очевидность

   Когда Марисоль со вздохом облегчения закрыла за собой дверь родного кабинета, на столе её ждали три аккуратные стопки разноцветных папок. На каждой из верхних папок желтел стикер с надписью: «Огнестрел», «Ловушки/капканы», «Без вспомогательных средств» – последняя судью особенно позабавила.

   Поверх всей этой красоты, на задней стенке монитора, красовался розовый стикер размером побольше: «Ушла в аптеку в 14:07». Марисоль достала телефон: сейчас 15:12. В аптеке что, очередь километровая?

   Недовольная сеньора Трастамара де Варгас завладела первой стопкой дел и переместила их на другой край стола, чтобы спокойно, сидя перелистать.

   За дверью раздались торопливые шаги, и через несколько секунд в кабинет окружного судьи заглянула Оливия.

   – Вы видели дела браконьеров? Я всё у вас на столе оставила.

   – Не «вы», а «ты». Как раз ими занимаюсь. Заходи, не стесняйся.

   Оливия пообещала – как только переобуется.

   – Ты почему так долго отсутствовала? – Марисоль встретила её вопросом в лоб.

   – Я ходила в аптеку, – Оливия всё так же покорно склонила голову и сложила руки на воображаемом переднике, как горничная. – Начался дождь, и я зашла домой за зонтиком. А потом встретила Диего... капитана Косту... и он рассказал, что случилось... Какой ужас, да?

   – Ты об убийстве или о Кончите?

   – Обо всём. Кошмар какой...

   – Оливия. Скажи мне, пожалуйста. Ты всегда так пропадаешь, когда выходишь на пять минуточек за аспирином?

   – Я вам звонила. Несколько раз. Хотела отпроситься. Но вы не отвечали, а мне было очень нужно, и я ушла. Записку оставила.

   – Я видела, – сухо кивнула Марисоль. – Прошлому судье ты так же записки оставляла?

   – Он всегда отпускал меня на обед... И я успевала сделать все свои дела... А сегодня я хотела вас дождаться, но не дождалась... Это исключительный случай...

   – Ладно. Так и быть. Но это был первый и последний случай.

   – Я поняла. Простите, – трагически прошептала Оливия.

   – А что, у тебя нет официального перерыва?

   – По трудовому договору, есть. Но ситуации разные бывают, начальник может и не отпустить, – Оливия продолжала вживаться в роль Андромахи или Федры.

   – С часу до двух тебя устроит? – Марисоль поняла, что не стоит закручивать гайки, по крайней мере, во второй рабочий день.

   – Спасибо, – прошептала достигшая катарсиса Оливия и удалилась.

   Марисоль подумала, откуда у такого свободолюбивого, страстного Рауля такая зашуганная сестра. И занялась апелляцией. Интересно, подпадает ли животное состояние оборотня под какую-либо форму ответственности? Он вообще понимает, что делает, в этот момент? Или, опять же, всё индивидуально?

   Она позволила секретарше отойти от стресса и снова вызвала к себе:

   – Ты хорошо знаешь падре Маурисьо?

   – Конечно. У меня были очень верующие родители, и мы часто ходили в церковь. На исповедь, на причастие... Ну и вообще, мы тут практически все друг друга знаем.

   – А Кончиту?

   – Постольку-поскольку. Она немного помогала мне по хозяйству, когда мой сын болел. Хорошая девушка.

   – В приюте ведь больше никого нет, кроме неё?

   – Да. Его вообще хотели закрывать. Но святой отец не позволяет.

   – То есть они постоянно вдвоём? Наедине?.. Садись, не стой.

   – Спасибо. Да, он ведь одинокий. Встретились два одиночества, можно сказать... Хотите кофе?

   – Нет. Я лучше сока. Будешь? – Марисоль настроилась на долгий разговор и заманивала информатора угощением.

   Оливия взяла высокий стакан с апельсиновым соком и улыбнулась. Кажется, приманка работает.

   – А... значит, Кончита у тебя часто бывала?

   – Ну да. Приходила убираться раз в неделю. И в магазин иногда ходила.

   – И ты не замечала, что она чем-то расстроена, напугана?

   – Ну, ей по жизни не очень весело.

   – А не замечала... синяков, например?

   – Она же у нас футболистка – как тут без синяков?

   – Я не это имею в виду, – многозначительно покачала головой Марисоль.

   – Вы намекаете на то, что падре плохо с ней обращается? – несмотря на всю свою оригинальность, соображала Оливия быстро. – Он не такой человек.