Текст книги "Белое крыло"
Автор книги: Евгений Коковин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Без ветра парус – просто лишь материя,
Без ветра парус – всадник без коня..
И Дениска, восторженно глядя на "Любушку", тоже пел, не думая о словах и о смысле песни:
Тогда теряют девушки доверие
К яхтсмену...
– На "Звезде"! – скомандовал Юрий. – Взять точный курс "Любушки"! Следовать одним галсом!
Клавдий взглянул на ходко и красиво идущую "Любушку", мельком – на свой грот и, не упуская ветра из парусов, слегка потравил гика-шкот.
Все понимали: капитан "Звезды" со стороны, с катера, сравнивает движение, ходовые качества, поведение большой яхты и модели на параллельных курсах.
– Юрий, учитывай, даже самая точная копия-модель ведет себя на воде с известной разницей по сравнению с настоящим судном, – предупредил Илья Андреевич. – Здесь есть определенная закономерность, но ее нужно знать. Это касается корпуса, но еще в большей степени аэродинамики парусов.
– Дядя, – первый раз в этот день улыбнулся Юрий, – я все-таки учусь в кораблестроительном институте, кроме того, я строю малые суда. А вы все еще считаете меня наивным мальчиком.
Неотрывно следя за движением "Звезды" и "Любушки" и думая о наставлении дяди, Юрий теперь уже знал: Илья Андреевич догадывается.
– Что ж, попробуем другим способом? – спросил Юрий.
– Испытаем на циркуляции, – согласился Илья Андреевич. – Положим руль на определенный угол. Но здесь сравнивать еще сложнее, даже нет смысла. Рули совершенно разные, а от пера руля все зависит. И, конечно, скорость...
– А я не сравниваю, – равнодушно отозвался Юрий.
– А параллельные курсы?
– Так просто, из любопытства.
Илья Андреевич промолчал.
Руль модели был закреплен под углом, и "Любушка" снова заскользила по воде, теперь уже по кругу. И снова она ни на секунду не огорчила, не разочаровала испытателей.
Когда "Звезда" и катер возвращались в гавань, солнце пробилось сквозь облачную пелену и сопровождало их, а навстречу на простор реки выносились яхты самых различных классов – "Драконы", "Звездные", "Летучие голландцы", "Финны". В воскресный день тренировки к предстоящей регате начинались рано.
– Час на обед, – сказал Юрий. – На тренировку выходим ровно в тринадцать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Весенняя парусная регата состоялась в начале июня. Экипаж "Звезды" выиграл только две гонки – вторую и пятую. В третьей Вишняков потерпел неожиданное и жестокое поражение. Пять яхт класса "Дракон" пришли к финишу раньше "Звезды". В четырех гонках первые места занял мастер спорта Шведчиков на яхте "Затея". Он и оказался победителем регаты.
Второе призовое место на Большой весенней регате, в которой участвовали лучшие яхтсмены многих городов, конечно, было отличным результатом, успехом, победой Юрия Вишнякова. Так считали все, кроме него самого. Он считал это поражением.
Он знал свои силы, был уверен, что мог бы вести яхту лучше, с большим постоянством хода даже при частых изменениях ветра. Натренированная до тончайшей чувствительности, его рука ощущала румпель, как пульс. Мгновенный взгляд на парус автоматически передавал руке приказание, и новое наполнение паруса ветром было таким же мгновенным.
Но усиленные тренировки перед регатой и гонки подтвердили его давние тревожные мысли: "Звезда" без отклонений от установленных размеров и формы все-таки в своей конструкции несовершенна, капризна и даже коварна. Какое-нибудь несоответствие парусов и руля корпусу у "Звезды" увидеть было невозможно. Это мог почувствовать лежащей на румпеле рукой, своим существом, нервами только такой яхтсмен, каким был Юрий.
Но горечи поражения в схватке со знаменитым мастером Шведчиковым он не переживал. Познав "Звезду", Юрий понял, что до конца ее не обуздать никому: в конструкции были допущены просчеты. Он предвидел неудачу, но не знал, с какой стороны, при каких обстоятельствах и в каком облачении она явится.
А поздравления только сердили Юрия. Он говорил "спасибо" и уходил или начинал говорить о другом. Между тем, его фотографию напечатали в газете рядом с фотографией Шведчикова.
Директор судоверфи тоже поздравил Вишнякова и Малыгина с успехом на регате. Он даже специально пришел в цех. Это был умный человек, энергия организатора и хозяйственника счастливо сочеталась у него с многолетним опытом судостроителя. Рабочие и инженеры любили его, хотя он был и строг, и требователен.
– Молодцы, друзья! – сказал директор, пожимая рука Юрию и Клавдию. – Честь судоверфи поддержана! Поздравляю и благодарю от всего нашего коллектива!
– Поздравлять-то особенно не с чем, – сказал Юрий. – Первое-то место не наше...
– Да, но первое место занял Шведчиков, мастер спорта, опытнейший яхтсмен. С таким трудно тягаться. Но подучишься – и ты достигнешь со временем его мастерства.
– Не в этом дело сейчас, – возразил Юрий. – Мне бы хотелось поговорить с вами, Антон Николаевич. Когда можно?
– Сейчас еду на бюро райкома, видимо, задержусь. А завтра после работы устроит?
– Конечно, вполне.
– Ну вот и хорошо! Приходи!
На другой день Юрий пришел к директору вместе с Ильей Андреевичем. Директор предложил им сесть, вызвал секретаршу, отдал ей какие-то распоряжения и, когда женщина ушла, сказал:
– Слушаю вас, товарищи!
– Ну что ж, Юрий, – сказал Илья Андреевич. – Излагай!
Юрий волновался, и это заметил директор, но молчал.
– Вчера, Антон Николаевич, вы поздравили нас с успехом на регате, – начал Юрий заранее с расчетом продуманную фразу. – Вы сказали: честь судоверфи! А что вы сказали бы, если ребята с нашей судоверфи заняли бы не второе, а первое место?
Директор с хитрой улыбкой посмотрел на Юрия. Он чувствовал, что-то скрывается за этими словами молодого шлюпочного мастера. Но, еще не понимая и не догадываясь, что именно, сказал:
– Но ведь все-таки не заняли первое...
– А если бы? – погасив волнение, настаивал Юрий. – Да еще на яхте наших спортсменов стояла бы марка нашей судоверфи?..
Директор с усмешкой смотрел на Юрия.
– Куда ты гнешь, Вишняков? Хочешь предложить изменить профиль нашего производства? Отказаться от ботов, катеров и шлюпок и начать строить яхты?
Илья Андреевич и Юрий переглянулись.
– Конечно, нет, – возразил Юрий. – У меня и мысли не было об отказе от катеров и шлюпок. А вот насчет яхт вы почти угадали. Только мы предлагаем строить не яхты, а одну яхту, опытную, экспериментальную...
– И ты на этой яхте завоюешь первое место? – директор откинулся на спинку кресла и испытующе-хитро посмотрел на Вишнякова. – Что ж, реклама великолепная, но слишком дорогая она вскочит в копеечку. Ты знаешь, во сколько обойдется постройка гоночной яхты?
– Я точно знаю, – сказал Юрий.
– И точно знаешь, что на первой яхте, в постройке которых у нас нет никакого опыта, ты будешь завоевывать рекорды?
– Гарантировать этого нельзя, но...
– Да нет, я пошутил. Дело не в спортивных победах и не в рекламе, а в средствах и в отвлечении квалифицированных судостроителей от основных видов производства. На постройку яхты мальчиков и девочек из ремесленного не поставишь, а мастеров у нас, сами знаете, сколько. Такой роскоши мы себе позволить не можем.
Директор встал и потянулся. Было видно, что он устал. Подойдя к Юрию и положив ему на плечо тяжелую руку, неожиданно весело сказал:
– А вообще-то неплохо бы иметь свою быстроходную яхточку – прокатиться с ветерком, отдохнуть после трудов праведных Это получше "Волги", да и катера, пожалуй, получше. Хорошо! Правда, Вишняков?..
Директор даже прикрыл глаза. Должно быть, он представил себя на яхте, под широким парусом, и как будто лучи солнца и ветер уже прикоснулись к его уставшему лицу, заставили улыбнуться.
– Так в чем же дело, Антон Николаевич? – оживился Илья Андреевич.
– Ну, вы-то, Илья Андреевич, должны понимать больше, чем кто-либо другой, – директор развел руками. – Да я уже и объяснил. Над директором еще начальства по всем линиям одних линий не перечтешь! Спроси о таком разрешении, ответ один: "Занимайся своим делом! Не фантазируй!" А начни что-нибудь без соблаговоления свыше, сейчас: "Самовольничаешь! Антигосударственная практика!" Ведь как противились прогулочному катеру конструкции Василия Павловича Варакина "ПКС". А построили втихомолку – теперь от заказов отбоя нет. И премии, и благодарности!
– Так вот и с яхтой бы так же, – сказал Юрий.
– Нет, с яхтой уж так не получится, – возразил директор. – Катер Варакина мы пустили в массовое производство. А яхта – что? Серийное производство нам не освоить, да и заказчика не найдем. Тут экономика, дорогой!
– А одну яхту мы могли бы для эксперимента построить, – сказал Илья Андреевич. – Попытка не пытка!
– Дорогая попытка может превратиться и в пытку. Тут и трест, и министерство, и райком навалятся. И будут по существу правы. – Директор задумался и вдруг хитровато просиял: – А вы стройте народным способом! Найдите энтузиастов! Строят же таким способом дома.
– А материал? – спросил Юрий.
– Ну, это проще всего, – сказал директор. – Найдите заказчика!
– Вообще-то мысль, – без особого оптимизма заметил Илья Андреевич. – Даже я поработать согласен. Но это для ребят будет не так легко. Именно только и надежда на энтузиазм!
– А проект, конструкция, чертежи? – спросил директор.
Юрий раскрыл папку, и перед изумленным директором на стол легли листы ватмана и восковки, страницы описаний и расчетов, спецификация.
– Ого, так у вас все капитально задумано! – воскликнул директор. – Таким можно попробовать заразить и начальство!
– А вы попробуйте! – сказал Илья Андреевич. – Александр Блок говорил, что несчастен тот, кто не обладает фантазией!
– Физика и лирика, – усмехнулся директор. – Ну, этим их, пожалуй, не возьмешь! Вот если бы министр был яхтсменом или хотя бы болельщиком! Бывают на счастье спортсменов такие начальники...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда он начинал свой купальный сезон, на берегу собиралась толпа зевак. По реке к морю уплывали последние льдины. Вода тихо, но жестоко пытала его, резала и жгла тело. Но на причале майское солнце скорехонько обогревало его, а махровое полотенце во всю силу капитанских мускулов помогало солнечным лучам. Осенью он несколько минут плавал в яхтенной гавани, когда на его седую голову уже падали первые снежинки.
Солнца не было, но опять-таки спасало махровое полотенце Честь и хвала тому, кто придумал и изготовляет махровые полотенца, шаровары с начесом и плотные шерстяные свитера! Капитан был благодарен этим людям.
Люди его зовут Капитан Доброе Сердце за отзывчивость, за постоянную готовность помочь человеку. Он большой шутник и оптимист. И если бы его попросили рассказать о себе, он, наверное, сказал бы так:
– Капитан гавани яхт-клуба Михаил Михайлович Кукин. Только прошу не путать: не капитан Кук. Известно, что капитан Кук был убит на Гавайских островах, а я, как видите, жив и здоров. Фамилия у меня хотя и длиннее, да, видно, нос короче. Потому искать мое имя в энциклопедии – дело бесполезное.
Пять лет назад мне предложили перейти на пенсию. Но я ни в какую! Что вы, говорю, чтобы таким здоровякам, как я, да на государственные хлеба садиться! Это уж кто болен, без ног, без рук – те пусть отдыхают. А мое время пока еще не пришло.
А так я – мужчина образца 1898 года. Да, так точно, шестьдесят шесть стукнуло.
Последнее время я плавал боцманом. Провел на море, на па лубе, как в пушкинской сказке, ровно тридцать лет и три года. Ну, а потом отказался от пенсии и пошел боцманом гавани яхт-клуба. Все-таки ближе к воде.
Чем, спрашиваете, занимался до революции, так сказать, до семнадцатого года? Да вот пришлось почти целых двадцать лет с царем прожить. Вместе, в одном государстве. Российской империей называлось. Только встречаться не приходилось. Он мне как-то не понадобился, ну и я ему, наверное, тоже. Да и заняты были оба, не до встреч, у каждого свои дела. А кроме того, у нас с ним расхождения были по некоторым вопросам и во взглядах на жизнь.
Вы слыхали слово "монархист"? Так вот, российский царь был монархистом номер один. А я к семнадцатому году уже в партию большевиков вступил. Теперь понимаете, почему мы не встречались?
До революции я сначала работал мальчиком, а потом – поваром у Селиванова. Потом плавать пошел, тоже первое время – коком. Я вам и сейчас любой бифштекс, лангет, отбивную, заливное – все, что захотите, приготовлю. Ведите на камбуз, давайте продукты! А потом в матросы перешел. Тогда я стеснялся поварской специальности. Познакомишься с девушкой, а она спрашивает: "Кем плаваете?" Ответишь правду, она думает про себя: "Ну уж и моряк! Кастрюльная душа!"
В двадцатом году, после освобождения Севера от интервентов, меня взяли работать в губком партии – по водному транспорту. А какой тогда транспорт был! Получше что было, интервенты с собой захватили – увели за границу. Осталось старье прикольное. Вот на первых порах и пришлось это старье восстанавливать. Потом спортивной работой руководил в губернии. Спорт – моя страсть. Шестьдесят шесть, а у меня и гантели, и эспандер, и штанга, и лыжи – все в боевой готовности. Но главное, конечно, водный спорт.
А море все-таки тянуло. Пошел опять плавать. Последние восемнадцать лет хозяином палубы был, боцманом. А теперь поставили меня хозяином гавани, капитаном величают. Капитан! Только не парохода, а гавани. Это чуть поменьше, пониже. Как говорят, наш корабль совсем как "Титаник", только дым пожиже да труба пониже. Но зато уж на дно не пойдем!
Вот что я сказал бы о себе, если бы меня вздумали избрать академиком или вторично принимали в члены спортивного общества "Водник".
Недавно Михаил Кукин, капитан гавани яхт-клуба, пережил немалую радость справил новоселье. Ему дали комнату в новом доме. Комната с балконом, на четвертом этаже. С балкона видно всю реку и яхт-клуб, где Кукин работает.
В этот же дом переехала семья Вишняковых. Вишняковым тоже отвели одну комнату.
Переезду с квартиры на квартиру всегда сопутствуют хаос и неразбериха. Вы никогда не подумаете, что у вас такое множество вещей.
Кукин недоумевал, как все это умещалось на двенадцати метрах их старой комнатки? Где они, эти вещи, скрывались столько лет? А при переезде вдруг вылезли на свет и вмиг заполнили трехтонную грузовую машину. Да еще не все уместились. Михаил Михайлович и Ирина Ивановна раздавали ненужное или выбрасывали. Но вещей все-таки оставалось еще много, и они нахально лезли и лезли в машину, чтобы попасть на новоселье. Конечно, это происходило не без тайного содействия хозяев: кое-что из старого памятного, хотя и бесполезного хотелось сохранить.
Супруги клялись, что при переезде они все лишнее раздадут, выбросят, уничтожат. И все-таки втихомолку от жены Михаил Михайлович засунул в машину старую, годную разве только для музея сеть-троегубицу (сколько она ухватила в свои ячеи щук, язей, окуней, налимов!), немудрый, но тугопружинный и цепкий капкан (три волка и несколько десятков лисиц!) и отцовский непромокаемый рокан – куртку.
Пряча эти дорогие ему вещи в кузов, Кукин вдруг обнаружил там, под креслом, плетеную дамскую широкополую шляпу (Ирина Ивановна носила ее в двадцатых годах), бабушкин кофейник со свистком на крышке и комплект журнала "Прожектор" за двадцать пятый год. И капкан, и рокан, и кофейник со свистком капитан не видел уже лет пятнадцать. Откуда они появились?..
Он усмехнулся и прикрыл Иринину шляпу сетью-троегубицей. Ладно уж, пусть тоже перебираются на новоселье!
Теперь они в новой комнате все любовно расставили, развесили и разложили. И быстро привыкли к новому жилью. По привычке Кукин называл комнату каютой. Но она больше походила на спортивный полумузей, полусклад.
Впервые Кукин ударил сапогом по футбольному мячу ровно полвека назад. На лыжах и на коньках бегал с десяти лет. В молодости дядя Миша увлекался борьбой. И штангу брал легко и на жим и на толчок. А придете к нему, он вам на память завяжет узелок из шестимиллиметровых новеньких гвоздей.
Немногие поверят, что в самом раннем детстве Миша Кукин был очень хилым, слабым и болезненным. Он плохо ходил даже в шесть-семь лет и больше лежал в постели. "Не жилец!" – говорили соседки.
– Воздуху надо парню! – сказал фельдшер Храмович отцу Миши. – Парного молока! Отправляй мальчишку в деревню!
Все лето мальчик провел в Поморье, у своего деда и у бабки. У бабки корова, парное молоко (силком поила Мишку по наказу отца), сметана, масло. У деда – свежая рыба.
Когда Миша вернулся осенью домой, отец глазам не поверил:
– Вот тебе и не жилец! Парень вон у меня совсем молодцом! Спасибо, Иван Антонович! – и отнес фельдшеру Храмовичу семгу фунтов на двенадцать.
– А ты, Михайло, – сказал фельдшер, – особенно на нас, на медицину, не надейся. Выписать лекарств я тебе сколько угодно могу – от касторки до капель датского короля. Но только вернее свежего воздуха да уверенности в себе ничего нет. Теперь ты, Михайло, возьми парня с собой на будущий год в море. Ему сколько, десятый? Ну вот, да пусть не нежится на койке, пока батька вахту стоит. Пусть побегает по палубе, пусть за канатики подержится. Парень крепче будет!
Иван Антонович подумал-подумал и продолжил:
– Ты скажешь, что за наваждение: фельдшер – и вдруг прошв медицины, противник всяких лекарств, порошков, мазей. Нет, Михайло, не против я. Иной раз и кровь пускать приходится, за шприц браться. Но я такое совершаю только уж когда человеку совсем невмоготу, когда дело со здоровьем совсем швах. А главное, Михайло, человек должен верить в свое здоровье, в свои силы и не хныкать. Ну, скажем, заболел человек. Так не нужно пускаться в панику. Пустился в панику, подорвал веру в себя, в свое здоровье – и пошло! А Мишутка у тебя совсем здоровый, ему только организм нужно укрепить. Если еще возьмешь в море на будущую навигацию, можешь не ходить ко мне за врачебной помощью. Мишутка тогда уже в этом не будет нуждаться... Будет у тебя сынище во какой! Вспомни тогда маленького лекаря Ивана Антоновича!
По совету фельдшера отец взял своего Мишутку на судно, в море. И проплавал мальчишка всю навигацию, а осенью здоровяк-здоровяком поступил в приходскую школу.
Когда фельдшера Ивана Антоновича опускали в могилу, тогда еще молодой Кукин сказал:
– Отец и мать дали мне жизнь. Вы мне, Иван Антонович, внушили неистощимую веру в себя! Спасибо вам, старики, ушедшие от нас!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Даже в гавани у причала яхту покачивало. С северо-запада дул крепкий ветер, который по душе только опытным, всегда рвущимся на простор, мятежным яхтсменам. А эта яхта уже была готова к отплытию.
– Дядя Миша, возьмите меня!
Михаил Михайлович взглянул на веранду, откуда слышался просительный голос. На веранде стояла девушка. Может быть, ей было лет пятнадцать, а может быть, и все восемнадцать. Дядя Мише сейчас было не до девушки и тем более не до ее возраста Ветер, парус, румпель, гика-шкот – вот что его занимало в эту минуту. Добрейший человек – капитан Кукин не откликнулся на просьбу девушки.
– Возьмите! Пожалуйста!
Но яхта уже отошла от причала.
По выходе из гавани Михаил Михайлович мельком взглянул на здание яхт-клуба. И вдруг он увидел, что девушка все еще стоит на веранде. Кукин усмехнулся, но ему некогда было размышлять об "упрямице", как он окрестил девушку. Ему нужно было думать о ветре, о парусе, управлять яхтой.
Час, а может быть, и больше гонял яхту Михаил Михайлович. Он любил такие прогулки по свежему ветру, когда на широком просторе реки нет ни одного парусного суденышка. У него и матросы – мальчишки с детской водной станции по любви к ветру, к волне, к парусу были ему подстать.
Михаил Михайлович поставил яхту и поднялся на веранду яхт-клуба. Все та же девушка в одиночестве стояла у парапета, словно ожидала яхтсменов.
– Ты чего тут ждёшь, голубушка? – участливо спросил капитан. – Кого?..
На его вопрос она ответила вопросом:
– Почему вы меня не взяли?
В ее вопросе не было слезливости. И все-таки капитан Кукин пожалел ее. Недаром его звали Капитан Доброе Сердце. И еще он пожалел, почему, действительно, он не взял ее, эту упрямицу.
– Как тебя зовут?
– Людмила.
– Видишь ли, Людмила, сегодня очень ветрено, – покривил душой Михаил Михайлович. – Ты приходи завтра, и я тебя обязательно покатаю.
Девушка укоризненно взглянула на Кукина. Казалось, она совсем не обрадовалась обещанию Михаила Михайловича.
– "Покатаю"...
– Обязательно покатаю, – подтвердил Михаил Михайлович. Он не понял Людмилы, не понял ее взгляда, повторенного ею слова "покатаю".
– Я хочу не кататься, а плавать! Хочу ходить на яхте! Понимаете, дядя Миша?!
– Ого, Людмила! Вот ты какая! Плавать! Сказал – приходи завтра. Потолкуем. Не сердись!
Он улыбнулся. Тогда и она улыбнулась. Вот как познакомились старый моряк-яхтсмен и девчонка, которая тоже любила ветер, волну и парус.
На другой день они встретились снова. Капитан Кукин ждал ее. Чем-то уж очень понравилась ему вчерашняя знакомка.
Разговорились они уже на яхте, когда были далеко от яхт-клуба. Третьим на яхте был паренек-подросток, один из многочисленных учеников дяди Миши. Этих ребят, его учеников, называли "дети капитана Кукина". Дядя Миша самозабвенно, как хороший отец, воспитывал и учил "своих детей" плаванию, управлению яхтой и шлюпкой. И они, будущие классные яхтсмены и мореходы, так же самозабвенно любили своего старого воспитателя. Он был кумиром мальчишек.
– Значит, хочешь не кататься, а плавать? – лукаво спросил Михаил Михайлович, мельком взглянув на Людмилу, и отвернулся. Сделал вид, что сейчас его интересуют ветер и течение. А спросил, мол, так просто, между прочим.
– Конечно, плавать. На яхте матросом. Только вы не хитрите, дядя Миша. Я ведь тоже хитрая...
"Не хитрая ты, а гордая и упрямая, – подумал капитан Кукин. – Что ж, только такие и нужны в водном спорте!" Он повернулся к Людмиле. Оглядел ее.
И вдруг он увидел девушку совсем иной, чем вчера и чем представлял ее еще минуту назад. У нее было миловидное лицо с удивительно чистой и нежной кожей. А серые глаза таили и доброту, и едва уловимую строгость. Но главное, что сразу определил капитан, она была старше, чем он предполагал.
– Сколько тебе лет, Людмила?
– Восемнадцать.
– Ты работаешь или учишься?
– Работаю. Буду и учиться.
Мысленно Михаил Михайлович похвалил Людмилу и сказал:
– Так ведь трудно будет.
– Ничего.
– А где работаешь?
– На метеостанции. Наблюдателем.
Кукин задумался, потом круто развернул яхту и снова взглянул на Людмилу. При развороте яхта резко накренилась, паруса приняли больше ветра. В глазах девушки вспыхнуло тихое восхищение.
– Знаешь, Людмила, а хочешь быть моей помощницей? – неожиданно предложил капитал. – Вообще-то я работаю боцманом гавани яхт-клуба. А вот еще и с мальцами вожусь, обучаю, как теперь говорят, на общественных началах. Хороший народ – ребятишки! С ними даже лучше, чем со взрослыми. А ты помогать будешь и подучиваться. Согласна?..
– Да что вы, дядя Миша! Да конечно же...
– Значит, добро! Вообще-то ребята у меня – и ученики и помощники. Но женщина будет – глаз особый!
Михаил Михайлович нарочно назвал Людмилу женщиной. Но это не смутило ее. В словах капитана она почувствовала уважительное отношение к себе.
– Ты – метеоролог, – сказал дядя Миша. – А это нам очень пригодится, ребят подучишь своему делу.
И опять он не заметил у девушки ни смущения, ни мелкой гордости, какая могла бы проявиться при упоминании о ее профессии.
Возвратившись, они зашли на детскую станцию, чтобы потолковать о будущей работе. А перед этим на веранде встретили рослого светловолосого парня в желтой кожаной куртке.
Михаил Михайлович и парень поздоровались.
– Работать? – спросил Кукин.
– Да, надо парус подправить.
– Все переживаешь?
– Что переживать! На будущий год – реванш. А яхта все-таки у меня будет новая!
– Где ты ее возьмешь? – удивился дядя Миша.
– Построю.
Михаил Михайлович с недоумением посмотрел на парня.
– Ладно, Юрий, я к тебе подойду. Поговорим.
Когда Кукин и Людмила вошли в помещение детской водной станции, капитан спросил:
– Ты знаешь, кто этот паренек?
– Знаю. Яхтсмен Вишняков.
– Потерпел на регате поражение. Успокоиться не может, а виду не показывает. Молодой, а упорный человечище! Я таких люблю! Только о новой яхте он что-то загибает, хотя и кораблестроитель.
Они осмотрели станцию, договорились встретиться завтра. И тут Михаил Михайлович вдруг спросил:
– Постой, Людмила! Познакомились мы с тобой, друзьями вроде стали, в помощники к себе тебя зачислил, а фамилию до сих пор не спросил.
– Моя фамилия Багрянцева.
– Багрянцева?..
– Да, Багрянцева. А что, дядя Миша?
– Да нет, ничего. Приходи завтра. Завтра – суббота. Много соберется ребят. Познакомишься. Будет погода – на двух яхтах выйдем.
Обычно домой от яхт-клуба Людмила ездила на автобусе. А сегодня она пошла пешком. Пошла по набережной, которую очень любила. Она не любовалась рекой, просто у реки словно бы легче дышалось, лучше думалось. К реке она привыкла, привыкла к тому буксирному пароходику, что тащит к лесопильному комбинату плот, к маленькому с маленькой каюткой тарахтящему катеру, к лодке, на которой трое мальчишек отправились неизвестно куда, может быть, к берегам Гренландии или Груманга. Казалось, и буксирный пароходик с плотом, и катер, и лодка с мальчишками были тут, на реке, и вчера, и позавчера – всегда, во всяком случае с тех пор, как Людмила впервые появилась на этом высоком берегу. Так дома привыкают к вещам, которых как будто бы не замечают, но их любят, без них жизнь дома показалась бы странной.
Если с веранды яхт-клуба подняться на берег, направо потянется березово-тополевый бульвар. Там всегда по вечерам много гуляющих девушек, парней, стариков. У яхт-клуба бульвар кончается. Налево идти – берег пуст. Этим берегом шла домой Людмила.
Вначале она думала о дяде Мише. Как она обрадовалась стать его помощницей! Он правильно сказал: "Мальчишки – хороший народ!" Людмила и сама любила подростков. Чего же лучше – заниматься на воде с ребятами? А главное, она теперь будет все время на яхте или на шлюпке.
Но тут Людмила вдруг вспомнила, как дядя Миша почему-то удивился, услышав ее фамилию. Или это ей показалось?..
Потом мысли ее почему-то перекинулись на того юношу, которого они с дядей Мишей встретили на веранде. Впрочем, его она знала: один из лучших яхтсменов города Юрий Вишняков. Она не была с ним знакома. Она знала также, что Вишняков не сумел занять первое место в весенней парусной регате этого года. Она сожалела об этом, потому что Юрий Вишняков ей нравился больше других яхтсменов.
Людмила повернула назад и пошла к яхт-клубу. Не хотелось уходить от реки.
Последнее время на веранду яхт-клуба она спускалась редко. Она была отличной пловчихой и ныряльщицей. Но теперь ее влекло на яхту, к парусу. В первые же дни вступления в парусную секцию Людмила два-три раза повздорила с тренером, и тот намекнул, что она из секции должна уйти. Она поняла намек и длительное время к яхт-клубу даже не приближалась. Она мучилась дома и на берегу. А вот вчера в ветреный вечер пришла, увидела отходящую от причала яхту и сбежала на веранду. Но дядя Миша не знал ее и не взял с собой "в рейс". Зато сегодня...
"Но почему все-таки дядя Миша как-то словно изменился в лице, когда услышал мою фамилию? – подумала Людмила. – Как будто он чему-то удивился или что-то вспомнил...".
Она дошла до яхт-клуба и с высоты берега увидела Вишнякова, склонившегося на веранде над развернутым парусом. Кроме Вишнякова, там были дядя Миша и какие-то парни и девушки. Не было бы этих "посторонних", может быть, Людмила и спустилась бы на веранду посмотреть, как работает Вишняков. Ведь она еще очень мало знает о парусах. А ей это нужно, очень нужно!
С минуту Людмила постояла у яхт-клуба и в тихом раздумье пошла к дому.
Свернув на свою улицу, она неожиданно встретила Диню Птахина мальчика, который жил неподалеку от ее дома. Встретила и обрадовалась. Этот мальчик в ее глазах был счастливцем: он состоял в экипаже яхты "Звезда", ходил матросом на яхте под командой Юрия Вишнякова.
– Здравствуй, Диня! – приветствовала она Дениску. – Как ты живешь? Почему не в яхт-клубе?
– Я туда и иду, – ответил Дениска. – Опаздываю. Наши, наверное, уже там.
Дениска знал Люду Багрянцеву и уважал ее. Он не раз видел, как бесстрашно прыгала она в воду с самой верхней площадки вышки.
– Вишняков там, – подтвердила Людмила.
– Вот видите, – огорченно сказал Дениска. – Ну, я побегу. До свидания, Люда!
"Счастливец!" – подумала девушка, глядя вслед бегущему к набережной мальчишке.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Долгое время Дениска Птахин на "3везде" был только пассажиром, хотя за усердие и для поощрения в команде его называли запасным матросом. Свое "незаконное" звание Дениска носил с гордостью и достоинством, и другие мальчишки ему завидовали.
А ведь совсем недавно...
– Ой, что мне делать с тобой, Дениска?! – горестно спрашивала мать.
Кровать опять не заправлена, пол не подметен, а в дневнике – две двойки. В школе жалуются: на уроках сидит неспокойно, мешает заниматься другим, а вчера с последнего урока сбежал.
Он – обыкновенный школьник, и ничего примечательного в нем нет. Не красавец, но и не уродлив. Не силач, но и не слабенький: постоять за себя всегда сумеет. Характер у Дениски немножко странный. То он носится словно угорелый по двору, по коридорам и школьным лестницам, ссорится с ребятами, свистит и громко распевает песни. То вдруг примолкнет, словно загрустит о чем-то, и уйдет на берег.
Дениска любит большую реку. И уходит на берег всегда один. Смотрит на пароходы, на катера, на яхты и размышляет. Вот если бы попасть на один из таких океанских пароходов и уплыть в море, посмотреть другие страны, может быть, увидеть остров Свободы – Кубу!
Скучно живется Дениске. Все его учат, все наставляют: туда не ходи, не бегай, не кричи. А Дениске иногда хочется так закричать, чтобы услышал весь мир.
Скучно Дениске. Все говорят: того не делай, этого не делай. А Дениске как раз хочется что-нибудь делать, просто руки чешутся. Вот сколько у него энергии! А тут нельзя, нельзя, нельзя!
Дениска брел по бульвару, и тягостные мысли одолевали его.
Преподаватель истории говорил ему: "Ты, Птахин, носишь имя легендарного героя Отечественной войны 1812 года, знаменитого партизана Дениса Давыдова. Нужно достойно носить такое имя!" Ну что ж, Дениска читал о Денисе Давыдове. Смелый был партизан! Но если бы сейчас была война, Дениска давно бы ушел на фронт и организовал партизанский отряд...
Преподавательница географии посмеивается: "Думаешь ты о Кубе, а сам, наверное, и не знаешь, где Куба находится. Вот перепутал же Балхаш с Байкалом. Ты знаешь, где находится Балхаш? Или ты тоже считаешь, что география – наука для извозчиков?" Нет, Дениска считает, что география – наука, прежде всего, для путешественников. Но ведь его ни в какие путешествия не посылают и не пускают даже к морю.
