Текст книги "Приключения на дне моря"

Автор книги: Евгений Велтистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

История птицы Сирин

В избе учителя Архипова, жившего в Краскове, молча работали двое людей – археолог и Молекула. Археолог установил на треножнике фотоаппарат и в сто первый раз фотографировал угол печки, где много лет назад была нарисована птица Сирин. Священная индийская птица напоминала Молекуле глухаря из учебника географии. Только у этого глухаря была голова женщины с длинными русалочьими косами.

Срисовав в свой блокнот историческую печь с птицей, Молекула принялся рассматривать избу. Все вещи в ней – стол, скамейка, табуретки, самодельные шахматы, даже расставленные на полке миски и чашки – были сделаны из дерева и от времени потемнели.

Но вот ходики на стене. Их зубчатые стрелки изображали две пилы. За резным щитом с выпуклыми цифрами крутились с разной скоростью шестеренки, цепляясь друг за друга деревянными зубчиками. На деревянной цепочке свисала вниз деревянная гиря. Каждые полчаса внутри часов бил лихую дробь маленький барабан, и над циферблатом переворачивалась через голову искусно вырезанная белка. Такие ходики – только в музей.

Кроме археолога и мальчишки, здесь был учитель Архипов. Седенький и легкий, как гусиное перышко, он неслышно семенил по одной половице, задрав острую бородку. Когда археолог кончил съемку, старичок прервал молчание:

– Нуте-с, молодые люди, прошу садиться.

Гости уселись под вышитыми полотенцами за массивный стол, археолог раскрыл блокнот. И начался рассказ под мерное тиканье деревянных ходиков.

– Надо вам сказать, – начал старичок, положив на стол спокойные руки, – что мой отец был моряком и странным человеком. Видел я его в детстве один раз и запомнил одну рыжую бороду. Жил я с матерью в Нижнем Новгороде и все ждал, когда отец из плавания вернется. Выбегу, помню, на обрыв, на Волгу смотрю или в порту толкаюсь. Грузчики все бородачи, и рыжих много, а отца среди них вроде нет. Бегу к матери, спрашиваю: «Когда?» А она мне: «Погоди, сыщет отец птицу Сирин и богатым человеком вернется». Бедно мы жили, на моряцкое счастье надеялись…

Тик-так, тик-так! – глухо отбивает в избе время деревянный маятник. Молекула слушает рассказ старого учителя про чудесную птицу Сирин, и уже кажется ему, что не ветер балуется за окном и крутит деревянный флюгер на крыше, а хохочет, заливается русалка. И спешит ей навстречу по синим волнам корабль на всех парусах. На носу корабля матросы стоят, среди них – рыжебородый человек, отец учителя. Не отрываясь смотрят они вперед: сейчас земля счастливая покажется. Текут там кисельные реки, на деревьях еда вкусная растет, золото на свалке валяется. А птица все поет и поет, все дальше в море корабль зазывает. Он спешит изо всех сил, да разве за песней угонишься!..

– Вот-вот, и у меня так глазенки-то горели, как про птицу Сирин слушал, – заметив волнение мальчика, сказал учитель. – Ох, и невзлюбил же я морскую птицу! Я в училище уже учился на дядины деньги, унижения и попреки родственников принимал, а она все отца не отпускала. Пришел 1905 год. И вот я читаю в газетах, будто под Цусимой наш флот японцами разгромлен и среди прочих кораблей потоплен героический крейсер, на котором отец служил; его тогда на военную службу призвали. Горем поделиться мне не с кем. Мать умерла. Дядя родной перекрестился и сплюнул.

Через год входит в дом человек с матросским сундучком. Говорит мне: «Я твой отец». Смотрю: могучий, не в пример мне, и седой. Смеется: «Это, говорит, сынок, от морской соли». А глаза грустные: «Прошел я огонь, воду и медные трубы. У черта в зубах побывал, а вернулся гол как сокол. Поедем, сынок, куда-нибудь отсюда. Ну, хоть бы в Сибирь». А я как раз учительствовать собрался. В Сибирь так в Сибирь.

Вот полвека назад и приехали мы в это село. Избу из лиственницы поставили, школу открыли. Обжились, осмотрелись, и тогда-то начертил отец на печи птицу Сирин в знак того, что нашел он свою землю счастливую, с богатством сказочным.

– Где нашел? – не выдержал Молекула и невольно перебил рассказчика.

– А в тайге.

– В тайге? – обрадовался Молекула. – Ну конечно, здесь столько золота, цветных металлов! Мы, геологи, это знаем.

Учитель поглаживал бородку и молчал. Он даже закрыл глаза, прислушиваясь, наверное, как шумят на ветру сосны. Говорить он стал тихо, словно рассказывая себе:

– У нас, молодые люди, говорят так: «Век живи, век иди, а тайги но пройдешь». И верно, нет ей конца-краю. Иногда снарядишься, ружье на всякий случай возьмешь и отмахаешь километров со сто. Известное дело – привычка.

Идешь, под ноги смотришь, как бы в яму не оступиться да в болоте не увязнуть. Иногда голову поднимешь: кто это свет так застилает? Видишь: детина под самое небо – кедр, значит. А то и пихта во все стороны развесистые лапы протянула. На кедровое место напал – шишки сшибай, в мешок клади. Поджаришь шишку, орехи сами собой выскочат, и ты богат. Кедровый орех пожирнее грецкого будет и маслине нос утрет. Хочешь – орех ешь, хочешь – масло из него выжимай. Тысячу голодных приведи к кедру – все сыты будут.

В сырое место попадешь – ель, музыкальную душу, встретишь. А известно, что это за тонкая душа: делают из нашей ели скрипки, пианино. Да в шахтах рудничные стойки из ели. Едва начнет оседать где-нибудь порода, как стойки тихонько поскрипывают – об опасности шахтерам знак дают.

А на гарь или на вырубку вышел – непременно березка тут. В чаще-то ее хвойняк затирает, вот и выбирается неженка на свободное местечко. Надо тебе бруснику в лукошке до холодов сохранить или лодку-берестянку соорудить – кланяйся хозяйке-березе в ноги.

Устал ходить, дом решил ставить, обратись лицом к сибирскому дубу – к лиственнице. Крепка она – топор отскакивает, тяжела – в воде тонет. Сто лет простоит изба из лиственницы, только почернеет.

Вот, друзья мои, какое богатство нашел мой отец. Почему нарисовал он птицу Сирин, вам понятно? Эти деревянные часы не дадут мне ошибиться. Они были сделаны отцом пятьдесят лет назад и с тех пор ни разу не остановились…

Учитель кончил рассказ, и в избе воцарилась тишина. Археолог писал в блокноте. Молекула снова стал смотреть на птицу Сирин. «Вот если бы чудо-птица помогла мне собрать коллекцию всех минералов Сибири, – думал Молекула, – я бы тоже высок ее изображение в своем доме».

А старенький учитель легкими шажками удалился в горницу, стены которой до потолка были уставлены полками с книгами. Старичок приставил лестничку, взял сверху нужную ему книгу и забыл про гостей…

Ох уж этот Ладочкин…

Вышел Молекула на улицу, сказал «до свиданья» археологу, пошел к автобусной остановке. Видит: навстречу машина легковая мчится, а из машины машет кто-то рукой и кричит.

Это Непейвода катил в «газике» вместе с инженером, размышляя об удивительном таежном море и об упрямой бабке Зацеповой.

Не успел Молекула протереть очки от пыли, как уже подскакивал на клеенчатом сиденье рядом с товарищем.

Остановился «газик» у дома бабки Зацеповой. Дом у бабки, как все другие в Краскове, приземистый, из лиственницы. Оконца маленькие, цветами в горшках заставлены. Черные ворота и высокая калитка на запоре.

На завалинке сидит парень, на гармошке играет.

Инженер постучал о калитку кольцом-ручкой, и показалась сама Аграфена Тихоновна с улыбкой на лице. А увидела, кто стучит, и нахмурилась:

– Пошто приехал? Али агитировать станешь?

– Агитировать, бабушка, не стану, – ответил инженер, – а приехал на прогулку пригласить.

– Однако красну девицу сыскал! – угрожающе воскликнула бабка. – Ах, окаянный!

– Прогулка-то, Аграфена Тихоновна, деловая. Еду я смотреть, как новое Красково разместится. А у вас глаз хозяйский, может, посоветуете что.

– За приглашение спасибо. Погоди, я платок накину.

Через несколько минут «газик» выехал из деревни. До огородов его преследовали лающие собаки, а потом машину проглотила тайга.

Зацепова восседала рядом с инженером, важная, закутанная в цветастый платок. Все вежливо молчали.

«Газик» медленно вполз на крутой склон, который был усыпан большими и маленькими пнями. Сияли они под солнцем, как рыжие веснушки на лице. Видно, приложили здесь свою руку лесоруб Кряж и его товарищи.

Наверху кончался серый, пыльный проселок, и дальше вилась желтенькая, словно новый ремень, дорога.

Проехали путники немного по хорошей дороге и услышали стук моторов. «Опять лебедка деревья таскает?» – подумал капитан.

Дорога вывела к большому полю. Лесорубы тут побывали раньше. А теперь таежную целину пахали трактора.

Сомкнулись вокруг поля деревья, и вскоре снова раздался впереди гул. Вот кто заботился в этой чаще об автомобилях и пассажирах! На конце желтой дороги двигался взад и вперед бульдозер. То он передвигал с места на место горку земли, то мастерски срезал бугорок, то, подобравшись к пню, цеплял его своим могучим ножом и одним рывком подкидывал кверху, срезая и ломая цепкие корни. Все это бульдозер проделывал неторопливо и ловко.

Мальчишки глаз не сводили с бульдозера, пока «газик» объезжал работящую машину. А инженер и Зацепова продолжали хранить молчание.

Поскакал «газик» по колдобинам и въехал на территорию нового Краскова. Пассажиры увидели недостроенные дома и среди них старую избу. Не захотел кто-то с привычным жилищем расстаться, перевез целиком, с цветами в крохотных оконцах. Новые дома – с широкими окнами, с наличниками, но пустые, необжитые. А на крыльце избы самовар стоит, дымком курится.

За избой – перелесок, за перелеском – два больших дома. К ним и подкатил «газик».

– Вон он, Ладочкин! – сказал инженер и показал на блестевшую тесовую крышу.

На ее гребне сидели и дымили папиросками два плотника, только что вбившие последний гвоздь. А из чердачного окна высовывался и что-то кричал плотникам человек в белой фуражке.

– Товарищ Ладочкин, давайте сюда, племянников принимайте! – окликнул его инженер и предложил Зацеповой: – Пойдемте поглядим, где ваш дом будет.

Они ушли.

Человек в белой фуражке исчез из окна и вскоре выбежал из дверей.

– Какие племянники? Вы племянники? – накинулся он на мальчиков.

Непейвода страшно удивился. Он старательно искал в лице незнакомца хоть какое-нибудь сходство со своим дядей и не находил. Он растерянно посмотрел на товарища и пожал плечами.

– Я племянник, – представился Непейвода. – Только вы не мой дядя.

– А вы точно Ладочкин? Покажите, пожалуйста, паспорт! – сказал Молекула.

– Что вы мне голову морочите! – вскипел человек в белой фуражке, потрясая в воздухе портфелем. – Вчера какие-то родственники по телефону набивались. Сегодня меня в леспромхозе удерживали. А инспектировать объекты за Ладочкина кто будет? Дядя, что ли?

И Ладочкин помчался к своему спрятанному в перелеске «газику». Через минуту он проехал мимо ошеломленных «племянников» и погрозил им портфелем.

– И хорошо, что он не твой дядя оказался, – успокаивала, вернувшись, бабка Зацепова Непейводу. – Ох уж этот Ладочкин… Бюрократ он – вот кто. Завсегда так – криком берет или пугает.

Бабка держалась теперь иначе.

– Ну-ка, парни, бросайте, однако, самокрутки, – крикнула она плотникам. – Или избу подпалить хотите?

Плотники затушили папироски и полезли с крыши.

– То ж не изба, Аграфена Тихоновна, то магазин! – крикнул один из них.

Но Зацепова не слышала его. Она нырнула в перелесок и вот уже стучала в маленькое оконце. В нем мелькнуло испуганное старческое лицо.

– Уснул, старый! – крикнула Зацепова. – А самовар вон искры сыплет. Ты для чего на новое место переехал? Морскую деревню спалить хочешь?

Старик выскочил на крыльцо и схватился за самоварную трубу.

А «газик» тронулся в обратный путь.

Бульдозер за это время продвинулся вперед и так же настойчиво бодал землю и пни. Тракторы спокойно ползали по полю.

– Для нас пашете, а? – спросила Зацепова.

– Да, все пашни переносим и все дороги, – ответил инженер. – Да и не только вашего колхоза, Аграфена Тихоновна. Одних селений более двухсот переезжает. Будете вы теперь жить на берегу моря, свежую рыбу на обед ловить. Море мы хариусом, омулем, сигом заселим.

– Ну, до тех обедов еще проголодаешься, – отмахнулась Зацепова. – А я к свадьбе как раз порося зажарю и пельменей тысячу наготовлю. Ты, инженер, приходи, однако, к нам на свадьбу. Заодно и новоселье справим.

– Ладно, – согласился инженер, – как только переедете, приду в гости.

Таежный пожарный

Инженер довез ребят до автобусной остановки и укатил по своим делам. Подождав автобуса минуты три, они зашагали по лесной дороге, рассказывая друг другу о том, что случилось с ними.

Солнце садилось. Из тайги потянуло свежестью. Проехал мимо нагруженный лесовоз. А автобус все не показывался.

Дорога раздваивалась, и друзья решили, что в Постоянный ведет левая. Они прошли минут десять, как вдруг оба ощутили горьковатый запах дыма.

– Ничего, – сказал Непейвода, – тайга летом всегда горит.

Чем дальше они продвигались, том сильнее пощипывало глаза. Друзья кашляли от дыма, но надо было выяснить, где и что горит. Может быть, требовалась их помощь?

Внезапно из-за кучи пней стрельнуло пламя.

Ребята бросились наутек. Они бежали с одной мыслью: позвать кого-нибудь, предупредить! Навстречу им по пустынной дороге двигался бульдозер.

Они не удивились тому, что из кабинки выскочил вместе с бульдозеристом Артем Кряж. И Кряж ничему не удивился, он сразу все понял.

Сильные руки подняли разом обоих мальчишек, опустили на сиденье, и Кряж бросился бежать назад, к поселку. Бульдозерист включил скорость – машина рванулась с места. Мальчишки показывали, куда ехать. Непейвода оглянулся в заднее окошко, но Кряж уже исчез, словно лесной дух. Только пыль клубилась на дороге.

Едва дым защипал глаза, бульдозерист затормозил и скомандовал ребятам:

– Прыгайте!

И стальная смелая машина ринулась в наступление.

Пламя уже вырвалось из огромного завала пней и скакнуло на ближние деревья. Вот засветился красный робкий язычок на макушка молоденькой сосенки – так загорается свечка. Мгновение – и огонь разбежался по ветвям, одел дерево в яркое платье.

Мальчишки затаили дыхание: выставив стальной нож, бульдозер на полном ходу мчался на пылающее дерево.

Удар. Треск. Огненный факел летит на землю!

А бульдозер уже бодает толстенную лиственницу, заглушая ее стоны ревом мотора…

Просигналили сирены пожарных машин. Следом прикатил грузовик, и из него посыпались люди. Мимо мальчишек промелькнули разгоряченные лица. Люди с топорами, пилами и лопатами бросились к горящим деревьям.

Пожарные в блестящих касках рвались к огненному очагу, где пламя гудело, как в хорошей печи. Но путь им преграждала груда выкорчеванных пней. И тут бульдозер, срубая по дороге кусты и деревца, двинулся, как танк, на неприступный завал.

Выл мотор. Стальной таран раскачивался взад и вперед. Он поддевал ножом неуклюжие пни и раскидывал их в стороны. Пожарные непрерывно поливали из шлангов машину, оберегая смелого водителя от языков пламени. Коснувшись накаленного металла, вода шипела и превращалась в облачка пара.

Бульдозер наконец сломал баррикаду и сгреб горящий валежник в кучу. Он вспарывал черную землю и засыпал огромный костер с разных сторон, пока пламя не померкло. Потом развернулся и опять устремился на новый огонь…

Этот вечер я провел в тревожном одиночестве. Несколько часов бродил по улицам поселка, вглядывался во всех мальчишек и надеялся, что вот-вот вынырнет из темноты моя веселая троица.

Когда около одиннадцати у гостиницы остановилась грузовая машина, я побежал к ней. Из кабины осторожно вылез большой, перепачканный в саже человек. На одной его руке, положив голову на плечо, спал Непейвода, на другой – Молекула.

Так я познакомился с Артемом Кряжем. И еще больше встревожился отсутствием третьего мальчика.

А через час, когда я прощался с лесорубом, почтальон принес телеграмму:

МАЛЬЧИК ИМЕНИ ПЛИ ЗАБЛУДИЛСЯ БЛАГОПОЛУЧНО ДОСТАВЛЕН ВЕРТОЛЕТОМ ГЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ЖЕЛЕЗНОГОРСК ОЖИДАЙТЕ ЗАВТРА БРАТСКЕ ПОЕЗДОМ ГЕОЛОГ АЛЕКСЕЙ СЕМЕНОВ

Татьянка – хозяйка горы

Пли приснился сон. Будто он опять в тайге. Выглядывает на поляну из-за дерева. А там зверей видимо-невидимо. Ходят звери вокруг елки, к празднику лесному готовятся. Гремит туш – это волки дуют в медные трубы. Медведи расчищают поляну от мусора. Зайцы, белки, лисы великаншу елку украшают.

Пригляделся Пли и ахнул: ну и игрушки смастерили себе звери! Нет здесь птиц, нет здесь рыб, нет хвостатых-четырехлапых. А есть охотник с трубкой в зубах, стремительный лыжник и паровоз с машинистом в окошке.

А это кто такой? Сидит человек в корыте и смотрит в морской бинокль. Да это же деревянный Непейвода! И рядом деревянный Молекула в увеличительное стекло пень разглядывает.

«Где третья игрушка? – пропищала с ветки белка. – На своих елках эти мальчишки зайцев да белок развешивают. А мы над ними посмеемся!»

«Зачем чучело, – прохрипел медведь, – когда живой мальчишка сидит за елкой!»

Хотел Пли удрать, а деревья схватили его за ноги корнями и… разбудили.

Проснулся Пли с сильно бьющимся сердцем. Он вспомнил путешествие на вертолете, и это тоже показалось ему сном. Комната была пуста, и никто не мог подтвердить, что он находится в поселке Железногорск.

Пли вскочил и толкнул дверь. В то же мгновение глаза его стали круглыми, как пуговицы. На крыльце сидел медведь и смотрел в упор на мальчишку.

Пли пришел в себя, когда дверь была заставлена столом и стульями, окна заложены подушками, а в руках у него дрожало духовое ружье.

Что и говорить, настал момент, о котором охотник мечтал все путешествие. Но слишком неожиданно он настал. Прекрасный зверь для зоопарка гулял в двух шагах. А что мог сделать охотник с одним духовым ружьем? Только обороняться, только защищать свою жизнь!

Пли лихорадочно вспоминал приключенческие книжки.

Что предпринимает путешественник в такой обстановке? Похожего случая не было.

«Может быть, написать записку, заложить в ружье и пальнуть в окно? Но медведь тогда воспользуется случаем и залезет в комнату… Может, поднять дикий шум? Или разжечь печку, взять головешку и…»

– Караул! – неожиданно крикнул охотник за медведями, и голос ого прозвучал, как в закрытой бочке.

Дверь дрогнула. Под чьим-то напором поехал в сторону стол. Пли бросил ружье и пополз под кровать.

– Что тут такое? – спросил звонкий голос.

Пли высунул голову из-под кровати и увидел на пороге девчонку в белом платье. Он поспешно вылез из укрытия и пробормотал:

– Ничего такого. Просто я спать хотел. А оно, – Пли показал на окно, – не давало.

Но девочка после улицы, на счастье Пли, плохо видела в темноте.

– Кто – оно? И почему не светло? – сказала она строго и, подойдя с вытянутыми руками к окну, взяла подушку.

В комнату хлынуло солнце.

– Солнце – это хорошо, – сказала девочка и тряхнула светлыми косичками. – Я Таня Ромашкина. Я живу за этой стеной. А ты кто?

– Я Пли, – пробурчал Пли нехотя, потому что девчонка была меньше его. – Я из Москвы.

– Пли? – Девчонка засмеялась и стала необыкновенно болтливой. – У вас в Москве так чудно всех зовут? А спите вы сколько? Как ты: каждый день до обеда? А я в Москве ни разу не была. И в городе не была. Я в тайге родилась. Хочешь, я тебе Железногорск покажу?

Пли не хотелось встречаться с медведем. Но он не мог в этом признаться и одевался не торопясь.

Как прав был все-таки Молекула, в песенке которого есть такой куплет:

 
Тут бурые медведи —
Клянемся, что не врем! —
По улицам, как дети,
Гуляют белым днем!
 

Вот что значит поэт! Сочиняет за своим письменным столом и все предвидит!

Но на крыльце медведя не было. На крыльце сидели босоногие мальчишки, которые при появлении Тани и Пли вскочили.

Голос Тани снова стал строгим.

– Эй, ты, – сказала она одному мальчишке, – открой калитку!

Пли думал, что мальчишка сейчас оскорбится и отдерет за косы дерзкую девчонку. Но босоногий шмыгнул носом и помчался к калитке.

Это было неслыханно – мальчишка исполнял приказ девчонки!

Но Пли некогда было размышлять. Он смотрел на Железногорск.

Никогда в жизни Пли не видел такого симпатичного городка. Его можно было оглядеть весь целиком, стоя на одном месте, потому что Железногорск разместился на крутом склоне горы. Посмотришь вниз – и видишь, как блестят на солнце новенькие крыши. Под самом горой паровозы пыхтят. А за железной дорогой новые сопки поднимаются, с ног до головы тайгой заросли.

А глянешь наверх – видишь, как уступами на склоне дома пристроились. Каждый дом как бы на цыпочки приподнялся: задняя стенка в гору врезается, а передняя на ходулях-подпорках стоит. Кажется, подтолкни сзади дом – и зашагает он вниз на своих ходулях.

И вот еще что удивительно: все дома лицом к солнцу стоят, окнами на юг и восток выходят.

– Красиво? – спрашивает Таня и сама отвечает: – Красиво! У нас все солнце любят. Папа говорит, что Железногорск – это таежный Киев. Только в Киеве я не была. А ты знаешь, Железногорск самый молодой в мире.

– А почему он Железногорск? – интересуется Пли. – Он же деревянный.

– Сам ты деревянный! – сердито машет рукой Таня, и косички барабанят по ее спине. – Вон видишь три горы? Думаешь, это земля? А это совсем не земля, а руда. Ее мой папа нашел. Когда ты ночью прилетел, то он улетел на вертолете.

Пли смотрит на три горы, которые торчат над тайгой, как слоны в траве, и не верит, что горы железные.

– Эй, ты! – Таня обернулась к своей свите. – Дай ему кусок руды! Пускай на зуб попробует.

На ладонь Пли кладут черный, мерцающий искрами камешек. Он тяжелый, словно целиком из железа. Ясно, что о такой камень сломается любой зуб.

– А знаешь, сколько эти горы весят? – спросила Таня. – Пятьсот миллионов тонн. Это дядя Алеша сосчитал, который тебя в тайге нашел. Эй, ты, правильно я говорю?

И мальчишки хором подтверждают:

– Точно!

Таня что-то ищет. У каждого дома упираются в небо высокие сосны. До самом макушки они гладкие и желтые, как школьные ручки, а у вершин буйно разрастаются. Таня оглядывает деревья и идет дальше, за ней с улицы на улицу сворачивают мальчишки.

– Тяжело, – сказал Пли, отдуваясь, – одна улица вверх, другая вниз. Быстро можно проголодаться.

– Вон кедр! – закричала Таня. – Эй, вы, подсадите меня!

Кедр был старый и развесистый, влезть на него не составляло особого труда. Но в белом платье было рискованно.

Пока Таня карабкалась на дерево, Пли спросил:

– Почему она командует, как будто вы рабы?

И Пли услышал в ответ, что это не обыкновенная девочка, а хозяйка настоящей железной горы. В тот день, когда она родилась, геологи открыли в тайге новое месторождение и на радостях назвали гору ее именем.

Вот так да! Можно было лопнуть от зависти. Не отважного человека имя было обозначено на географических картах, а самой обыкновенной девчонки.

А Таня Ромашкина уже соскочила на землю. Она протянула Пли кедровую шишку.

– Бери на память, – улыбнулась она, – и приезжай к нам еще. Тогда не пешком будешь ходить, а в троллейбусе ездить.

Пли взял смолистую шишку, как большую драгоценность.

Они вернулись к дому Тани и увидели, что на крыльцо сидит и дымит трубочкой геолог дядя Алеша.

– Эй, рыба плотва! – кричит он весело. – Вы путешествуете, а у меня обед стынет.

Ребята вошли в дом, и рот Пли открылся. На диване была расстелена рыжая медвежья шкура, с четырьмя лапами, мордой и хвостом.

Таня завизжала и плюхнулась животом на шкуру, запустила руки в густую шерсть. А Пли ходил вокруг дивана, не решаясь приблизиться.

– Садись, если не боишься, – пригласил дядя Алеша. – Вот уха, вот гуляш из глухаря, вот компот. Телеграмму о тебе я послал. Придет поезд, и ты покатишь прямо в Братск.

Теперь Пли разглядел как следует своего спасителя. Лицо у геолога худое, нос длинный, как у дятла, а глаза угольной черноты и весело блестят.

– Дядя Алеша! – решился Пли. – Я всю жизнь мечтал поймать медведя. Как это делается?

– Ах ты, укротитель медведей, – захохотал геолог и от удовольствия дернул себя за нос. – Берешь, значит, мешок, находишь берлогу. Р-раз – хватай медведя за шиворот и сажай в мешок.

– Дядя Алеша, – вмешалась хитрая Таня, – а когда вы Мишу ловили, у вас мешка не было.

– Правильно, перепелка, не было мешка. Только почему ты не даешь охотнику пофантазировать? Тебе же будет скучнее слушать. Хорошо, слушай, Пли, эту историю, как она была на самом деле.

И он начал рассказ:

– Была зима. Ребята волокли на тракторе лежанину – старую лиственницу. А я за ними на грузовике ехал. Вижу: из лиственницы медвежья голова показалась. Сперва думал – мерещится, а верно, вижу – зверь медведь. У меня ружье в кабине. Нажал я на гудок – медведица к машине кинулась. Что тут делать? Вылез и почти в упор пальнул.

– А как медведь в лиственнице сидел?

– Мы сами удивились. Потом видим: здоровое дупло. Снегом его засыпало, и не заметно. Так километров пять волокли лежанину с медвежьим домом. Там еще медвежонок оказался. Мешка-то у нас не было, так мы его, чтобы не царапался, в телогрейку укутали. Теперь понял, как медведей ловят?

– А у вас по поселку медведи ходят? – спросил Пли.

– Не видел.

– А если один человек недавно столкнулся с медведем?

– Какой это человек, скажи на милость?

– Невооруженный человек. Шел, шел и встретился. Что он должен делать?

– Должен не бояться, – сказал геолог. – Смелого человека ни один медведь не тронет. Понял?

– Понял, – ответил Пли. – Есть быть смелым!

И вдруг он взвизгнул, выскочил из-за стола и скрылся под кроватью.

– Ты что? – удивленно повел носом дядя Алеша.

– Я тоже боюсь, – хныкнула Таня.

Геолог обернулся и увидел, как в комнату, переваливаясь, вступил медвежонок, с которым Пли столкнулся нос к носу утром.

– Так это Миша! – воскликнул дядя Алеша. – Он не кусается, честное слово охотника.

– Он царапается, – уточнила Таня.

– Гостей он не царапает, – успокоил дядя Алеша. – Вылезай, Пли! Это же Миша из лежаннны, которого мы в телогрейке привезли. Пришел проститься со своей мамашей. – Дядя Алеша показал на шкуру, – Ну, не пищи, такой-сякой, лопай сахар.

И свирепый медведь превратился на глазах у Пли в забавного медвежонка. Мальчишка пошарил в карманах, но ничего съедобного не нашел и взял со стола компотную косточку. Однако сунуть ее в рот Мише не решился, положил на пол. А тот хрустел сахаром и не обратил на косточку никакого внимания.

– Почему он проститься пришел? – спросил Пли, косясь на шкуру.

– А мы его в Братск отправляем. Поедет Миша с тобой в одном поезде, а потом с делегацией до Тихого океана. Вот и будет жить на каком-нибудь корабле Миша-медведь, подарок из тайги. Будет с моряками дружбу вести да сахар пайковый грызть.

Вчетвером они вышли на крыльцо. Гудели под горой паровозы, подвозившие стройке машины и механизмы. Дремали на солнцепеке три величавые горы.

– Дядя Алеша, – спросил Пли, нащупав в кармане тяжелый кусок руды, – а правда, что в этих горах пятьсот миллионов тонн железа?

– Ах вы, шишки мои орехи! – засмеялся геолог и обнял за плечи ребятишек. – Правда, сущая правда: пятьсот миллионов тонн! А что это такое – вы ведь не разумеете. Мы, Татьянка, с твоим отцом всю руду пересчитали и то не понимали, что здесь будет. Думали – поселок и рудник. А вышел город. Ну-ка, залезайте, братцы-солдаты, на вышку.

Он подхватил ребят, усадил их на свои широкие плечи, как на лавочку.

– Видите, столбы на запад уходят? – спросил геолог, и две головы послушно повернулись на запад. – Придет по ним электричество с Братской ГЭС, и будет здесь жизнь совсем хорошая. У гор экскаваторы руду черпают, электровозы везут ее на заводы и славу Железногорска разносят на всю страну. А в городе троллейбусы разъезжают, мальчишки и девчонки в бассейне ныряют, а Татьянка в музыкальной школе на скрипке учится. Ну, разве это не веселая жизнь?

– Эта жизнь веселая, – согласились ребята и соскочили на крыльцо.

– А мы, геологи, ничего этого не увидим, – продолжал задумчиво дядя Алеша. – Обязательно уйдем в тайгу. Вот прилетит, Татьянка, твой отец и, наверное, привезет новый приказ. Наденем мы рюкзаки, возьмем палатки и разобьем их у речушки, где Пли отыскался. Станем работать да мечтать, что вырастет на том месте когда-нибудь город…

Через два часа от станции Железногорск отходил на запад поезд.

Пока можно было видеть, Пли махал из окна человеку, на плече которого сидела девчонка. Издали белое платье напоминало какой-то цветок, скорее всего ромашку. Это были новые друзья Пли.

Пли смотрел, как уплывает вдаль солнечный городок с мужественным красивым именем, и вспоминал голос дяди Алеши:

«Тракторист сядет на трактор. Токарь получит новый станок. Турбина закрутится на гидростанции… А где родится сталь для этих вещей?..»

И колеса отвечали вместе с дядей Алешей:

«В Же-лез-но-гор-ске… гор-ске…»

Медвежонок Миша тыкался горячим носом в ногу Пли и повизгивал. Его провожатый, угрюмый дядька, уже похрапывал на нижней полке.

Пли достал из кармана сахар, который ему дал на дорогу дядя Алеша, и с удовольствием угостил медвежонка.