Текст книги "Приключения на дне моря"

Автор книги: Евгений Велтистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

«Окно» на дороге

На одной остановке к нам заглянул начальник поезда и сказал:

– Не волнуйтесь, граждане пассажиры, – на дороге окно. Все поезда ждут полтора часа. Но это время мы потом нагоним.

– Что такое окно? И почему, когда окно, все поезда стоят? – в один голос спросили мальчишки.

Но начальник был уже у другого купе и говорил то же самое, прибавив только, что в поезде испортилось радио и ему приходится сто раз повторять одно и то же.

Мы выглянули из вагона и увидели вдоль дороги железные столбы, между которыми свисали провода. А на столбах и на проводах работали люди. Один на корточки присел, другой во весь рост стоит, третий на перекладину столба лег, ногами ее обхватил. У всех в руках инструменты, а от пояса к проводу тянется предохранительная цепь. Высота – в три этажа.

– И все-таки, что же такое окно? – недоумевал Пли.

Я рассказал, что такое «окно» на железной дороге.

На больших станциях сидит диспетчер – командир дороги. Он принимает по радиотелефону донесения от дежурных со всех станций и отдает им приказания. Диспетчер дорожит каждой секундой и следит, чтобы ни один поезд не опоздал.

И вдруг этот точный и аккуратный командир приказывает: «Всем поездам без исключения в таком-то месте задержаться и стоять полтора часа».

Что случилось? Может быть, авария? Нет, это и есть «окно».

Только одному поезду разрешает диспетчер нарушить запрет. Вот какой этот поезд: паровоз, платформа с металлическими столбами и подъемный кран на колесах. Машинист тормозит, кран цепляет опору и ставит ее в яму рядом с рельсами, и строительный поезд спешит к другой яме. «Быстрее, быстрее!» – торопится машинист. Ведь «окно» для работы – всего полтора часа, и ни одной лишней минуты.

А следом за поездом катит дрезина с платформой. На платформе закреплен барабан – огромная деревянная катушка. Вертится катушка и разматывает не нитку, не веревку, а алюминиевый провод. Рабочие привязывают этот провод к канату, что лежит вдоль пути. Натянут потом канат между столбами, и взлетит провод над рельсами.

Вот и весь рассказ про «окно» на дороге.

Пока мы разговаривали, к составу прицепили сразу два тепловоза. Прогудели они и помчали нас легко, словно пустой трамвайчик.

В окно мы увидели монтажников: они закрепляли на столбах провода. Задержанные составы мчались с бешеной скоростью прямо под ними, на запад и на восток. Машинисты знали, что электрификация дороги – большая стройка, стройка в несколько сотен километров, и не сердились на опоздание в полтора часа.

Вошел снова начальник и повесил в коридоре вагона такой плакат:

«5500-километровая линия от Москвы до Байкала равна длине всех электрифицированных дорог Англии, Австрии, Бельгии и Норвегии. Это самая длинная в мире электромагистраль».

Куда переехал дом?

Здравствуй, Братск! Мы приехали!

Так вот какие у тебя городские ворота – скромный низенький вокзальчик. Впрочем, этот деревянный домик временный. Будущее – впереди. Вот оно, на картине, которая висит прямо на улице, над входной дверью. Перегородившая Ангару плотина, голубая гладь с барашками волн, и режет воду белый пароход. Железнодорожный вокзал художнику, очевидно, не удалось вместить. Без всякого сомнения, через несколько лет он будет большой и торжественный.

Едва мы перетаскали вещи с платформы на автобусную остановку, как из-за поворота вынырнула бойкая желтая машина. Шофер распахнул дверцу, сам втащил два рюкзака и обрадовался, узнав, что мы едем в поселок Зеленый городок.

– Насовсем? – спросил шофер и, не дожидаясь ответа, улыбнулся. – Правильно!

И сразу же мы окунулись в лес и покатили по красной дороге. На глиняных ее откосах доцветали крупные, почти с кулак, фиолетовые подснежники. Издали они были похожи на чернильные кляксы.

Тайга, как мы увидели из автобуса, – это лесной беспорядок. Черные от сырости сосны и ели стояли вкривь и вкось, а то и совсем были выворочены какой-то страшной силой – торчали кверху корнями. И вдруг из леса выбежала опрятная шелковая березка. Как-то ей живется среди мохнатых черных нелюдимов? А за спиной березы стояли навытяжку, как солдаты в строю, корабельные сосны. Поджарые, красностволые, зелеными шапками в небо упираются.

Но тайга тайгой, а Зеленый городок все не показывался. Сосед подсказал мне, что от вокзала до городка километров тридцать. Я представил, как несколько лет назад ехали этой дорогой первые строители. Быстроходных автобусов здесь еще не было, да и самой этой дороги тоже не было. Подскакивали путники по проселку на ухабах, выталкивали грузовик из грязи, оглядывались на тайгу. А когда выбрались к Ангаре, то разбили на пустынном берегу зеленые брезентовые палатки. Поэтому так и лагерь свой назвали: Зеленый городок.

Зная эту историю, думал я увидеть палаточный городок, а увидел деревянные дома. Водитель заверил, что это и есть Зеленый городок, выгрузил вещи и дал газ.

Но что это? Грохочет и ревет что-то совсем рядом, за домами. Ребятишки затихли, жмутся ко мне.

– А ведь это, честное слово, Падун, – сказал я. – Тот самый, через который ты, капитан, хотел провести корабль.

Непейвода ничего не ответил. Только фуражку на самый нос надвинул. А Пли прижал к животу духовое ружье в чехле.

Прошли мы совсем немного, и открылась нам Ангара. Потоком серебра неслась она во всю свою километровую ширину и вдруг ударялась о невидимый нам каменный барьер и от боли белела, вздымалась стеной и грохотала. Удивительно было то, что над этим грохотом, над пляской сумасшедшей воды стояла переливчатая счастливая радуга.

Улица, которая тянулась около самой воды, называлась Набережной. Мы нашли дом №2. На следующей табличке стояла цифра «четыре». А где же дом №3 и вся другая сторона улицы?

Из дома №2 на мой стук вышла тетка, вытиравшая руки о передник.

– А третий дом тут стоял, – сказала тетка и ткнула пальцем в воду.

– Утонул? – воскликнул я.

– Потопили, – спокойно пояснила тетка.

– Дом утопили?

– Нет, улицу потопили. А дом-то чего топить, дом увезли.

– Как – увезли?

– А так, на санях. Мой дом, гляди, тоже на санях. Завтра пригонят трактор, зацепят, и мы уедем.

Действительно, из-под дома торчали концы огромных бревен-полозьев.

– Так у вас наводнение?

– Что вы! – всплеснула руками тетка. – Поселковый Совет с полгода назад предупреждал, что улицу весной затопит. Строят плотину, вот вода и поднимается.

– И вы не знаете, куда переехал Ладочкин?

– Он нам адреса не оставлял.

– Так это Зеленый городок? – Я все еще не верил своим ушам.

– Чего вы сомневаетесь? Палаток у нас давно нет, но городок, однако, временный. Здесь скоро речное дно будет. А мы себе другой поселок построили. «Постоянный» называется. Вон на скале. Там и гостиница есть.

Мы попрощались с женщиной и поплелись в гору. Несколько раз оглянулись. Все не верилось, что на месте дома с точным адресом может плескаться вода.

Мамай третий

Утром меня ослепил яркий блеск. Чистенькие деревянные стены, пол, потолок отражали золотые лучи и пускали в глаза «зайчиков». И пахло от всего очень приятно. Так пахнет в сосновом бору – кисловатой хвоей и смолистыми шишками.

Но каковы мои мальчишки! Молекула уткнулся носом в стену и, по-моему, нюхал ее, Пли шлепал босиком по прохладному полу, его губы трубили, как фанфары, его язык щелкал, как походный барабан. А капитан взобрался на стол и в бинокль изучал поселок.

– Красота! – сказал Непейвода, будто ничего вчера не случилось, будто не пропал вместе с домом его родной дядя.

Мои друзья даже не огорчились исчезновением Ладочкина. Им лишь бы путешествовать. А каково теперь мне? Какое лицо будет у редактора, когда он узнает, что его специальный корреспондент, вместо того чтобы собирать материал для очерков, играет роль няньки!

Совсем неожиданно успокоила меня уборщица.

– Знаю я Ладочкина, – нараспев сказала она. – Он нынче новый Братск строит. Ты, милый, делай свои дела, а ребятишки его сами сыщут. Тут недалеко, и автобусы катаются, как в городе. Понапрасну не тревожься. У нас на Братской стройке народу много тысяч. А каждый на виду.

Я обрадовался и поблагодарил уборщицу.

Выйдя из гостиницы, мы любовались поселком Постоянным. Деревянные дома выстроились в линеечку и все, как один, походили на сказочные теремки. Нет, пожалуй, это были не теремки, а терема-теремищи в два этажа, с резными наличниками, забавными лестничками, с балконами на все четыре стороны. Целый день можно лазить по такому дому и воображать себя при этом то матросом, то пожарным, а то и Иваном-царевичем. Весело жить в домах-теремах!

А улицы – шириной чуть ли не с Ангару. Посредине сосны стоят. Это таежный сквер – для прогулок, для вида из окна и для того, чтобы воздух был чистым и сладким.

Постоянный… Точно назвали строители свой городок: они поселились здесь на всю жизнь.

Я отправился в управление строительством. А мальчишки сели в желто-красный автобус, и он повез их но тайге, где таблички остановок висели прямо на соснах. Каждый из трех москвичей смотрел в автобусное оконце и думал: «Какой же он, город Братск? Может быть, еще лучше, чем Постоянный?»

Пли уже видел себя в гостях у Ладочкина. Пли очень любил бывать в гостях. Не потому, что там угощали. Наш сладкоежка держался в чужих домах очень сдержанно и больше краснел и благодарил, чем ел. Просто в гостях было всегда очень интересно. Например, где Пли впервые в жизни увидел живых пингвинов? Не в кино и не в зоопарке, а у одного знакомого полярника, который привез в свой загородный домик двух пингвинов из Антарктиды. Пли играл с ними целый день и потом все разговоры о себе начинал такой присказкой: «Когда я был среди пингвинов…»

А где Пли держал в руках весь вечер настоящую кривую саблю времен гражданской войны? Конечно, не в музее – там ценные вещи лежат под стеклом. Это было в доме старого учителя, который обучал в школе папу и маму Пли, а еще раньше воевал с верной саблей в красной коннице Буденного.

Наконец, если бы Пли не ездил гостить к своей родной бабушке на Ленинские горы и не видел своими глазами, как строился университет, он ни за что бы не поверил, что на месте высотного здания когда-то стояла подмосковная деревенька и шумел лес. Теперь золотая университетская звезда видна в ясную погоду из многих окон дома, где живут три товарища, но только один бабушкин внук видел, как поднимали с помощью аэростатов эту самую звезду и водружали ее на шпиль…

– Новый Братск! – объявил кондуктор.

Не блистательный город предстал перед глазами наших путешественников, а десятка два домов, которые виднелись за деревьями. Ребята подошли к первому дому и увидели, что он без крыши. Наверху стучали топоры и визжали пилы.

Лезть по наклонной доске следопыты не захотели, а взобрались на небольшую площадку, откуда, как им казалось, удобно было вести переговоры со вторым этажом, и крикнули:

– Эй, кто там есть?

И вдруг площадка рванулась к небу и вознесла троицу на второй этаж. От страха пассажиры и не разобрали, что неожиданный лифт – это подъемник, который доставляет наверх строительные материалы.

Краснолицый парень сидел верхом на балке. Увидев гостей, он воткнул топор в балку и вскочил.

– Здравствуй, друг, как живешь? – кричал он, сверкая зубами сахарной белизны, и жал крепко руку Непейводе, потом Пли, потом Молекуле, как хорошим знакомым. – Новое пополнение? Хорошо! Помогайте дом строить! По методу Мамая строить! Знаете, конечно, Мамая?

– Монгольский хан? – пробормотал кто-то из ребят.

– Какой хан! – закричал парень так громко, что Пли сделал шаг назад и чуть не слетел с лесов. – Была Куликовская битва! Твой хан умер! Слушай, что тебе я скажу: другой Мамай есть! В Донбассе уголь рубает. Один день дает тонну сверх нормы. Другой день дает две тонны. Третий день – пять тонн. Вот какой его метод!

Плотник взял топор. Узкие глаза его стали еле заметными щелочками, а лицо еще больше покраснело. Топор засверкал над его головой, как сабля кавалериста. Раз-два, и готова нужная вырубка. Легонько поднял плотник балку и положил сверху стены. Вытер рукой лоб, обернулся и сказал:

– А мы сегодня пять балок кладем. Сверх нормы. Ну как, будете на плотника учиться?

– Спасибо, – поблагодарил капитан и оглянулся на друзей. – Только у нас другая цель.

Опять озорно блеснули зубы, и плотник весело сказал:

– Слушай меня! Я пять лет был в Башкирии монтажником. Грамоты похвальные получал. Приехал строить самую большую гидростанцию в мире. А мне здесь говорят: «Давай, дорогой товарищ, быстро город делай». Я отвечаю: «Хорошо, буду делать. Я плотником не был, но возьму топор». Теперь видишь, вот город стоит?

Непейвода взглянул на растущие дома и сказал:

– Вижу.

– Ай-ай, нехорошо врать! – покачал головой плотник. – Ты видишь несколько домов. А я город Братск вижу, потому что знаю, какой он будет. Эти первые дома – деревянные. Потом каменные дома будут, стадион будет, сто тысяч хороших людей будет. А ты говоришь – «другая цель»!

– Я к дяде приехал, – стал оправдываться Непейвода. – А он исчез. По фамилии Ладочкин. Он тут работает. Помогите найти!

– Легче дом поставить, чем Ладочкина найти, – сказал серьезно плотник. – Пойдем звонить, где он есть.

Они спустились по лестнице. Плотник вошел в будку и долго кричал в телефон. Наконец он узнал, что Ладочкин кочует по участкам, но завтра утром приедет в леспромхоз, что у деревни Красково.

– На берегу моря этот леспромхоз. Туда автобус идет, – сказал плотник. – Если, моряк, не найдешь работы по специальности, приходи строить город. Спроси тогда бригадира Мамая.

– Вы тоже Мамай? – удивился Непейвода.

– Выходит, что Мамай Третий.

Он засмеялся и полез по лестнице.

Так ребята и не поняли, всерьез приглашал их плотник Мамай или шутил. Предложение было заманчивым, и, если бы наши герои не искали Ладочкина, они бы уже строили вместе с Мамаем Третьим таежный город Братск.

…Шагая по дорогам, разбегавшимся к заводам, каменным карьерам, к Ангаре и просто в тайгу, я заглянул в один дом. Меня привлекла вывеска: «Отдел подготовки кадров». А говоря проще, это была школа для взрослых.

В коридорах стояла торжественная тишина, мягкая желтая краска стен радовала глаз, и полы были такие чистые, что ноги ступали по ним осторожно, нерешительно. Мне вдруг очень захотелось учиться. Но это было невозможно. Я заглядывал в щелочки дверей и видел, что ни за одним столом нет свободного места: люди сидели плотно, чувствуя плечами соседей, как это бывает на трибунах на хорошем футбольном матче. В одних классах шли школьные уроки. В других – сидели студенты. На втором этаже инженеры рисовали мелом на досках, а их учениками были монтажники, крановщики, шоферы.

Наступил перерыв, распахнулись двери. Кто-то тронул меня за рукав. Я обернулся и увидел прищуренные глаза, крепкие скулы и ежик коротких волос.

– Узнаешь?

– Пашка, ты? Здравствуй, Павел, здравствуй!

Как было не узнать старого друга, героя моих очерков! Я увидел его впервые много лет назад на Волго-Донском канале. Парнишка с маленьким чемоданом растерянно метался в разные стороны, давая дорогу бульдозерам и машинам. Вместе мы пошли искать какую-нибудь контору и потом виделись чуть ли не каждый день. Я написал очерк про своего земляка-москвича, который удрал после школы на большую стройку и впервые в жизни набил мозоли на руках обычной штыковой лопатой, как он колебался, не взять ли тихонько чемодан и не уехать ли назад в столицу, и как в конце концов стал водителем самосвала.

А лет через пять я столкнулся с Пашкой в Куйбышеве и узнал, что он успел уже побывать в Каховке и Усть-Каменогорске. По-прежнему в его легком чемоданчике лежали рубашки, мыло да полотенце, но он возмужал и стал настоящим строителем-кочевником.

Эти люди строили города и заводы, электрические станции и каналы. Они всегда говорили о своей стройке с таким жаром и с такой заботой, словно не было лучше ее на всей земле. А сами – я хорошо знал это – тайно мечтали о дальних путях. И, когда вставал на пустом месте новый город, когда, казалось бы, только и пожить им теперь в теплом уютном доме, они говорили неожиданно и твердо, каждый одни и те же слова: «Ну, я поехал». Брали свой чемоданчик и начинали все сначала.

Так и Павел. В последнюю нашу встречу он уверял меня, что самое интересное – собирать шлюзы для волжских пароходов. А теперь – рассказывал о новых кранах, которые со стометрового моста будут опускать на дно Ангары бетон – будут строить плотину.

– Ты же говорил, что не уедешь из Куйбышева, – напомнил я, – потому что там самая большая в мире ГЭС.

Пашка хитро подмигнул:

– Но теперь-то крупнейшая в мире ГЭС здесь строится. А я буду работать на мосту и сидеть выше птиц. Заходи в гости, и ты увидишь, как это красиво.

Перерыв окончился, я простился с Пашкой. Все двери закрылись, в коридоре опять стало тихо. За дверью, куда он ушел, занимались студенты. Пашка переменил уже много городов и много специальностей, по везде он продолжал настойчиво учиться и вот уже заканчивал институт.

Теперь я иначе взглянул на поселок Постоянный, на его прочные резные дома-терема. Нет, не все люди поселились здесь навечно. Пройдет несколько лет, и такие, как мой друг Пашка, непременно удерут строить что-нибудь самое крупное в мире.

Нептун в автобусе

Никто не знал, что новый день будет так же наполнен происшествиями, как хорошая кедровая шишка – орехами. Мы позавтракали. Я разрешил Пли остаться дома и приготовить нам ужни. Капитан и Молекула дали мне слово, что сегодня-то они обязательно найдут Ладочкина в леспромхозе.

В автобусе Непейвода сел у окна, а Молекула – рядом. Нет, не сухопутные пейзажи привлекали нашего капитана. Капитан хотел сосредоточиться, поразмыслить, как до встречи с дядей увидеть таинственное море в тайге, о котором он слышал мимоходом.

Эх, хорошо бы прокатиться по морю! Дядю уговорить можно – он добрый. Но прежде всего, конечно, надо разыскать море.

Дорога шла низиной, и часто к самым обочинам подступала вода. Это разлились еще ранней весной все таежные ручейки и речки. Дорога превращалась в насыпь из песка и глины и, не прерываясь, вилась рыжей лентой среди голубой воды. Видно, люди изучили характер тайги и построили хорошую дорогу, чтоб не опаздывать на работу.

Нашему капитану казалось, что он едет на катере. Поворот налево – «три румба влево», подъем – «прибавить обороты», прямая дорога – «полный вперед». Вообразив себя на капитанском мостике, Непейвода не замечал настойчивых тычков друга.

А Молекуле давно хотелось обратить внимание капитана на одного пассажира. Юноша в лыжном костюме что-то бережно доставал из своего рюкзака и раскладывал на коленях. Очки Молекулы так и тянулись к любопытному мешку.

– Серебряная монета времен Ивана Грозного, – вполголоса говорил юноша соседу и при этом почему-то краснел. – В Сибирь ее занес Ермак Тимофеевич. Для науки это бесспорно! Вот кремневые наконечники, ножи, каменные рыболовные крючки. Так сказать, орудия древнего человека, найденные на дне моря. И это для науки бесспорно!

– Угу. Ага. Угу, – кратко отвечал сосед.

– А вот любопытный экспонат.

И молодой человек вытащил из-под ног что-то напоминающее спиннинг в чехле. Молекула привстал: что произойдет сейчас в соседнем ряду? Он перестал тормошить капитана.

Из чехла появилась длинная черная стрела с треугольным наконечником, шишечкой и обрывками перьев на конце.

– Стрела-певунья, – объявил юноша.

И он произнес целую речь, немного научную, немного торжественную, из которой Молекула понял следующее: все, кто смотрят на стрелу-певунью, видят произведение охотничьего искусства прошлых веков. Выпущенная из лука стрела могла лететь почти три километра. При полете воздух попадал в специальные отверстия в шишечке, и стрела издавала отчаянным свист. Она могла сразить наповал сохатого или медведя. Основание стрелы сделано из кедра, наконечник – железный, а перья приклеены особым клеем, сваренным из осетровых позвонков. Прошло несколько веков, но перья держатся намертво. К сожалению, рецепт клея еще неизвестен. Но для современных химиков разгадать какой-то клей – пустяки.

– Представьте, какой силой должен обладать охотник, чтобы натянуть лук с полутораметровой стрелой, – сказал археолог и попросил соседа: – Пожмите мне руку.

Сосед исполнил его просьбу. Рука у него была огромная, в ссадинах, на запястье виднелся голубой морской якорь.

– Ого! – воскликнул юноша краснея. – Вот это сила! Такая была и у сибирского пращура. Нет, у него была побольше. Для науки это бесспорно!

– Угу! – промычал силач, не желая обижать древнего жителя-пращура.

– Ну, раз мы так разговорились, давайте знакомиться, – предложил археолог. Наверное, он впервые внимательно посмотрел на собеседника, потому что всплеснул руками и воскликнул: – Я вас знаю! Вы Нептун, бог моря. Ведь это ваш портрет был помещен в газете?

– Ага, мой.

Тут Непейвода получил такой тычок, что чуть не разбил лбом стекло. Он разозлился на Молекулу и поднес к его носу кулак. Но в этот момент автобус резко остановился и раздался дикий визг, словно кто-то угодил под колесо.

В автобус лезла бабка с мешком. Она изо всех сил прижимала к груди свою ношу. Мешок так дергался и так визжал, что всем стало ясно: там поросенок.

– Нептун! – выпалил Молекула.

– Какой Нептун? Где? – Капитан смотрел на мешок и ничего не понимал.

– Ну, который бог моря. С якорем на руке, видишь? А рядом знаешь кто? Ученый из института, археолог. Сейчас вот залезет в свой рюкзак, и ты ахнешь. Только этот проклятый поросенок мешает слушать!

Поросенок визжал. Нептун не обращал на шум внимания и говорил археологу:

– Ну, какой там бог моря! Я Артем Кряж, понятно? Я очищаю морское дно, и точка. Тут вам не карнавал. У меня и бороды никакой нету! Все это выдумка какого-то писаки.

Несмотря на поросячий визг, Непейвода отлично расслышал, что Кряж работает на морском дне. И мальчишка сразу же вообразил этого широкоплечего человека, которого он до сих пор не замечал, в водолазном костюме и башмаках со свинцовой подошвой…

Вот он стоит на берегу моря, ему завинчивают трехглазый шлем и дают в руки специальное устройство для расчистки морского дна. Водолаз медленно погружается в воду – следом за ним тянется телефонный кабель. А на берегу остаются дежурный у телефонного аппарата и он, Непейвода. Вот он и нашел море. И вдыхает ветер морских путешествий…

Но разговор продолжался, и Непейводе пришлось в своих мечтах покинуть берег долгожданного моря.

– Сейчас мы все коллеги, – убеждал археолог Кряжа. – Мы тоже трудимся на дне моря в поисках исторических ценностей. Поскольку вы, товарищ Кряж, по морской части, вы должны помочь археологам раскрыть одну загадку.

Археолог вытащил из кармана сложенный листок бумаги и развернул его. Молекула не выдержал, вскочил, замер за его спиной. Капитан тоже встал. Ведь поросенок тянул на отчаянно высоких нотах и не давал слушать.

– Вот, – сказал археолог, косясь на мешок с поросенком, – вы видите точную копию фантастической птицы Сирин, морской сирены, сбивавшей мореходов с курса своим пением. Я ее нашел в деревне Красково на изразцах печи. «Как морская птица попала в тайгу?» – спросите вы меня, товарищ Кряж. «Я не знаю», – отвечу я вам, товарищ Кряж. «Спорно ли это для науки?» – «Да, очень спорно!»

– Слушайте, бабуся, заглушите-ка вашего хряка, а то говорить нельзя! – попросил Кряж.

– А не заглушу! – неожиданно крикнула бабка, да так громко, что поросенок захлебнулся и смолк. – Ишь ты, научные разговоры ведут! А нам жизнь из-за вашей выдумки ломать? Болтайте про свое море, а я никуда из Краскова не уеду!

В разговор вмешался мужчина в кожаной куртке:

– Успокойтесь, бабушка, не волнуйтесь, пожалуйста! Вы из Краскова? Вы обязаны знать, что все ваше село должно переехать. Как ваша фамилия?

И он вытащил из кармана блокнот.

– Ну, Зацепова моя фамилия! – снова закричала старуха. – Ну, из Краскова я. Давай записывай, у нас в Краскове все Зацеповы. И вот что говорит тебе Зацепова Аграфена Тихоновна: сто лет стояло в тайге Красково и еще столько стоять будет. Еще запиши, что я на свадьбу дочки порося везу. А свадьбу в старой избе играть буду сколько захочу, хоть две недели. Кричи, милок, кричи, на свадьбу, однако, едешь!

И поросенок закричал с прежней ноты. Хорошо, что автобус приехал в леспромхоз. Бабка растолкала всех и вылезла из машины первой. Она взвалила мешок на спину и побрела в тайгу, бормоча себе под нос.

Человек в куртке пошел к конторе, поглядывая на верхушки сосен. Кряж и археолог обменялись рукопожатием. Юноша стал красным, как ствол сосны, и сказал:

– Нет, пращур был послабее. Но вернемся к птице Сирин. Значит, надо найти дом учителя Архипова?

И Кряж крякнул:

– Ага!

Наши путешественники, не сговариваясь, отлично поняли друг друга. Молекула не мог допустить, чтобы в чужом рюкзаке ушла от него тайна птицы Сирин. А Непейвода, дыша в спину Кряжу, уже чуял запах морской соли. Они договорились встретиться у остановки.