Текст книги "Потусторонний криминал"
Автор книги: Евгений Ищенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
Полтергейст с музыкальным слухом
Явление полтергейста, как мы теперь знаем, далеко не новое. Сохранилось немало письменных свидетельств о подобных событиях, но о возможности их научного объяснения заговорили лишь недавно.
Остаются неразгаданными таинственные события почти полуторавековой давности на хуторе Измайловском Уральской области. Слухи о них дошли до членов Оренбургского отделения Императорского Русского географического общества, которые направили соответствующий запрос майору А. В. Покотилову, управляющему Илецкими станциями. Тот счел за благо обратиться за разъяснениями к самому владельцу хутора В. Щапову и через 8 дней после запроса получил от него следующее обстоятельное послание:
«Милостивый государь Александр Васильевич!
Исполняя вашу просьбу относительно сообщения о происходивших и происходящих еще и в настоящее время чудесах, я прошу только извинить, что рассказ мой выйдет, может быть, не так связен и последователен, но за то, что он верен и не вымышлен, ручаюсь и выставляю свидетелей, которые подтвердят все это.
Начну с того, что 16 ноября я, возвратившись из Илецкого городка на свой хутор, узнал от своих семейных и служащих, что во время моего отсутствия, именно с 14 на 15 ноября, т. е. накануне воскресенья, около 2 часов ночи начало совершаться что-то необыкновенное. Именно так, как они рассказывали. Сначала их испугал сильный стук в стену кулаком, потом вызывающий стук по стеклу наружного окна, выходящего к лесу, затем они явственно слышат, что у них над головами, т. е. на потолке, кто-то пляшет и так эта пляска была отчетлива и натуральна, что первое время они подумали, что это продолжает потешаться наша стряпка Марья, которую жена моя, ради шутки, чтобы развлечь ребенка, в этот вечер заставила поплясать в комнате.
По справке оказалось, однако, что стряпка спит, а стук, повторявшийся время от времени, и пляска не прекращались до утра. На следующую ночь, рассказывали они, около 11 часов такая же история повторилась снова. Несмотря на то, что все служащие в нашем доме (до 6 человек) были собраны и оцепили дом, строго следили, не шутка это какого-нибудь чудака или мошенника. Но все их наблюдения и даже выстрелы из ружья около дома не повели ни к чему: стук в стену, в окно и пляска, с небольшими перерывами, – все продолжалось по-прежнему, так что и эту ночь они провели без сна.
Я слушал их рассказ довольно равнодушно и насмешливо, будучи еще с малолетства очищен, так сказать, от всяких суеверий, и дал это почувствовать своей жене, упрекнувши ее за это, а также дал им в то же время слово, что если эта история повторится при мне (чего жена моя пожелала, обидевшись за мой упрек), то я берусь объяснить им то явление, происходившее, по моему мнению, от причин каких-нибудь, конечно, естественных, а не по наваждению дьявола, на которого они теперь сваливали всю вину.
Часов в 10 вечера, когда все пошли спать и я в это время, лежа на кровати в смежной с жениной комнате, спокойно читал книгу, стук в окно, довольно осторожный, а вслед за тем действительно пляска на потолке подняли меня на ноги. Еще несколько минут спустя раздается сильный стук кулаком в стену. Я не знал, что подумать. Трудно было допустить, чтобы это какой-нибудь негодяй решался третью ночь и безо всякой цели тревожить нас, наверное зная, что я дома и что ему это не пройдет безнаказанно, тем более что накануне делались, как я сказал, выстрелы. Кроме этого, пристально наблюдая в окно, я при всем старании ничего не мог заметить.
Оставалось думать одно: что это какой-нибудь сумасшедший, который как-нибудь ловко укрывается, и с этой мыслью я с ружьем и в сопровождении других отправился к восточной стене, обращенной к лесу. Подошедши к ней, мы все, к общему нашему удивлению, услышали, что стук кулаком раздался подле нас, но только теперь он уже слышался нам изнутри, тогда как находившиеся в комнате все единогласно утверждали, что они явственно слышали стук снаружи. Я и сам, взошедши в дом, действительно убедился в этом. Перед таким загадочным явлением я уже спасовал, потому что ничего не нашлось такого в моей голове, чем бы можно было пояснить себе это.
После этого, около часа спустя, и все прочее прекратилось, и мы уснули. Я знал только, что это не иллюзия слуха, не галлюцинация, а что-то такое необыкновенное, что все меня окружающие окрестили "чертовщиной" – и с чем я должен был согласиться хотя бы на время.
В следующие затем ночи было тихо, хотя изредка повторялись некоторые шутки. Так, например, раз вечером безо всякой причины запрыгал диван и раздавался где-то за стеною стук, похожий на падение куля с мукой, но все это было как-то неопределенно.
Но вот 20 декабря приезжает ночевать ко мне один знакомый и, слышавши раньше о происходящих чудесах, сильно интересуется услыхать что-нибудь подобное, а так как я сказал, что до этого все было тихо, то я и не мог ручаться за успех, но все-таки в виде опыта прибегнул к искусственному вызову этого явления, именно заставивши свою стряпку Марью, женщину очень веселого характера, поплясать в комнате, что она и исполнила. Хотя и не было никакого основания думать, что это явление имеет какую-нибудь связь с пляской, однако через час или полтора, к общему нашему удивлению, представление началось с теми же самыми явлениями, с тою только разницею, что вместо пляски на потолке теперь раздавалось барабаненье, сначала в стену, а потом в окно, и очень тактичное, и нельзя также сказать, чтобы однообразное, по временам с сильным стуком в стенку, продолжавшимся до 12 часов.
На следующий вечер, т. е. 21 числа, тоже около 11 часов, ко всему прежнему присоединилось еще дикое уканье, раздававшееся, по общему заключению, в трубе, а потом самопроизвольное летание разных вещей, например, валенок, ботинок и т. д., лежащих на полу и стремительно взброшенных к потолку или с силою ударявших в дверь, в стену и т. д. При этом замечено, что иногда летающая вещь издает шипенье или вдруг из-под кровати взметывается что-нибудь из черного белья, например сорочки, и, падая на пол, покрытый кошмами, производит стук как бы от падения тяжелого тела.
Под Новый год собирается у меня несколько человек моих знакомых, и все они крайне интересуются слышать наши чудеса. С вечера, разумеется, наша Марья отплясала предварительно, как следует, а потом, часов около 2, мы улеглись спать и созерцали наши чудеса часов до 4, опять разразившиеся в очень резкие трели по стеклу окна в комнате жены и переходившие даже на стеклянную дверь в самой комнате. Тут мы снова проверили и убедились в странности явления, что стук, раздающийся в стену, во-первых, совершенно похож на удары кулаком, во-вторых, находящимся снаружи слышится изнутри, а находящимся в комнате – снаружи.
Стук этот переходит на разные предметы в самой комнате и явственно чувствуется рукою, когда приложить ее к стене, к стеклу или, например, к железной кровати, на которой спит моя жена. Слышались и уканье, и разнообразные звуки у окна в доме, мычания, рычания и т. п. То кто-то ломился в дверь, запертую на крюк, или ни с того ни с сего вдруг какая-нибудь вещь, например платок или что-нибудь из обуви, поднимается с пола или печки и с силою ударяется куда-нибудь в сторону.
В этот вечер жена моя, которая, правду сказать, не из трусливого десятка, видела явственно в окне просунувшуюся между ставнем руку величиною, по ее словам, как у 10-летнего ребенка, совершенно черного цвета, но с красными ногтями или, как она говорит, с просвечивающими, т. е. когда вы поднесете вашу руку к зажженной свече, то цвет ваших ногтей именно будет таков.
В этот же вечер на том же месте окна она видела два каких-то отростка, если так можно выразиться, т. е. вроде больших пиявок, но, когда она торопливо позвала меня из другой комнаты подивиться на это чудо, видение уже скрылось. Могу уверить, что она в это, как и в остальное время, находилась совершенно в нормальном состоянии и что вообще она ни к каким болезненным припадкам не предрасположена.
Как ни тяжело и опасно было оставлять в такое время своих семейных – двух старух и жену с ребенком, но я по одному безотлагательному делу должен был на один день поехать в город, а чтобы семейным не было страшно оставаться одним (так как мы все уже не на шутку стали бояться этих явлений), я попросил одного юношу, соседа нашего А. И. Портнова, остаться с ними. Вернувшись через день, застаю всю семью в сборах с уложенными уже на воз вещами; мне объясняют, что оставаться долее никак нельзя, потому что начались самовозгорания в доме разных вещей и дошло до того, что вчерашним вечером на самой хозяйке дома (т. е. моей жене) воспламенилось само собою платье, и Портнов, бросившийся тушить его на ней, обжег себе все руки, которые у него и оказались действительно забинтованными и сплошь почти покрытыми пузырями.
Жена же рассказала следующее. Только что вышла она за дверь в сени, как под ней вдруг затрясся весь пол, раздался оглушительный шум, и в то же время из-под пола с треском вылетела точно такая же синеватая искра, какую мы прежде видели вылетавшею из-под умывального шкафика, и только что успела она вскрикнуть от испуга, как внезапно очутилась вся в огне и потеряла память. При этом весьма замечательно то, что она не получила ни малейшего ожога, тогда как бывшее на ней тоненькое жигонетовое платье кругом обгорело выше колен, а на ногах не оказалось ни одного обожженного пятнышка.
Что же действительно оставалось делать? Передо мною был с искалеченными от ожогов руками Портнов, обгорелое платье, на тонкой материи которого не было ни малейших следов какого-либо горючего материала, – ясно, что оставалось – бежать! Это мы и сделали в тот же день, переехав в соседний поселок в квартиру казака, где и прожили все время половодья безо всяких уже тревог. Не было никакого повторения и по возвращении нашем в дом, который я тем же летом распорядился сломать. Но я забежал вперед.
8 января, когда у меня ночевали двое знакомых и когда особенно барабаненья по стеклянной двери были отчетливы, жена увидела шар, вылетевший против нее, в углу, из-за изголовья другой кровати, на которой лежала ее мать. Цвета он, по ее словам, был темно-малинового и несветящийся, т. е. не издающий от себя света, но только прозрачный и очень походил на надутый гуттаперчевый шар, какие бывают в продаже.
Величиною в первое время появления был он в чайную чашку, а потом начал повертываться на одном месте, увеличился в объеме до величины чайного блюдечка и с этим вместе стал снова опускаться вниз подле стены и уже из-под кровати устремился на нее, вследствие чего она не выдержала и с слабым криком упала в обморок. В это время ее мать тоже подтвердила, что она видела что-то красное, промелькнувшее мимо нее, и что вместе с тем она увидала уже, что моя жена, опустившись с кровати, лишилась чувств. Все это произошло моментально, так что мы и не успели заметить.
До этих пор было еще сносно и даже забавно смотреть и слушать все эти шутки, но с этого вечера, т. е. с появления этого шара, мы уже враждебно стали относиться к этим явлениям, потому, например, что этот проклятый стук в окно жениной комнаты 9 января раздался уже днем, часов около трех, когда жена легла отдохнуть, и после того в тот же день начал преследовать ее всюду. Так, например, когда она сидела на диване за чаем, забарабанило рядом с ней по ручке дивана, и когда я сел на ее место, то стук перешел опять рядом с ней на клеенку дивана, и т. д.; даже раздавался в шкафу, куда она ставила посуду, или когда выходила в кладовую, и там ее преследовал. Понятно, что все мы взволновались, тем более, как она говорила, что хотя, собственно, и не боится этого стука, но что при этом чувствует слабость и сильный позыв ко сну.
Боясь каких-нибудь последствий для ее здоровья, а особенно умственного расстройства, мы заблагорассудили поехать на некоторое время в Илец; там-то и встретились с знакомым мне доктором Шустовым, который, удивляясь нашим дивам, успокоил нас тем, что объяснил, хотя и поверхностно (так как дело было проездом), что это, вдвое вероятно, дело электричества и магнетизма, проявляющихся вследствие особенного состава почвы под нашим домом, а что группируется все это около моей жены, так как она, вероятно, тоже имеет к этому особенные индивидуальные предрасположения. Считаю нелишним заметить, что жена моя – женщина небольшого роста, блондинка, телосложения не особенно слабого, характера довольно спокойного и сосредоточенного, темперамента скорее флегматичного.
Эти указания доктора действительно нас несколько успокоили, и мы все, т. е. кто мало-мальски мог понять что-нибудь, перестали приписывать это чертовщине. Но так как это сильно заинтересовало доктора, то мы на другой же день и поскакали обратно к себе на хутор, находящийся верстах в 30 на р. Кинделе. Там, по предварительной пляске Марьи, мы часов в 10 вечера наблюдали повторившиеся чудеса в виде стуков по стеклу, по стене и все опять-таки в комнате жены, царапанье за ковром около ее кровати, в то время, когда она спала. На этот раз, как нарочно, не было ни резких стуков, ни подбрасываний, но тем не менее и факт подтверждался, и мы были рады, а доктор воспользовался этим, сделал нам еще несколько пояснений, убедивших нас, что это не чертовщина. Но, чтоб не оставаться под этим впечатлением, он посоветовал на некоторое время уехать из дома в город.
В продолжение 11 дней, прожитых нами там, по справкам от оставшихся в доме на хуторе ни разу никто из них ни днем ни ночью не слыхал ни малейшего стука. Но представьте наш ужас, когда по возвращении в дом 21 числа и по наступлении ночи, т. е. как только улеглась моя жена, стук и бросание вещей в ее комнате возобновились снова; причем столовый ножик, лежащий на печке, с силою, после других вещей, был брошен в дверь, что заставило нас с этих пор прибирать уже все тяжеловесные вещи.
Но перед открытием, сделанным нами в следующий вечер, т. е. на 24 число, все, прежде бывшее, положительно бледнеет. Именно в то время, когда жена уже легла спать и барабаненье около нее в стену началось, я ходил в другой комнате с своей дочуркой и напевал ей: "Я – цыганка молодая…" Тогда жена моя и другие около нее, в том числе и мой добрый приятель, Лукьян Семенович Алексеев, просят меня продолжать этот мотив, так как оказывается, что барабаненье в стену отчетливо вторит моему пению. Переменяю "цыганку" на "фигурантку", и мне вторят совершенно верно и этому мотиву.
Чтобы убедиться в музыкальной способности этой вторящей или аккомпанирующей силы, Л. С. заводит протяжную казацкую песню "Не ясные соколики…", и стук этот старается как можно тщательнее подделываться под протяжный тон песни, хотя заметно, что ему это очень трудно. Но как только переменяешь на более веселый мотив, то звуки пойдут гораздо резче и веселее.
Наконец, жена взяла к себе на кровать ребенка, стук разом прекратился, и уже на все наши завывания и старания каким-нибудь образом вызвать его снова он молчал упорно до тех самых пор, пока уснувшего возле матери ребенка не положили в люльку, и эта сила, как бы обрадовавшаяся, в ту же минуту проявила себя, швырнувши вязанки, лежавшие на полу, в стену.
Чтобы продолжать наши опыты, жена моя, по просьбе нашей, перешла на другую кровать в той же комнате, рядом со стеклянною дверью, по другую сторону которой в другой комнате мы все и поместились для наших музыкальных занятий.
Стук по стеклу был слышнее и отчетливее, и вот началась потеха, и всевозможные песни, польки, марши и мазурки были исполнены блестящим образом. Но вот старухе, моей матери, вздумалось пропеть молитву, и мы тихо затянули "Отче наш". Что же бы вы думали? Ни гугу – молчат! Только под конец сделан аккорд. Думая, что в этом мотиве мало такта, мы начали "Пасху" как мотив довольно живой; но нет, не обманешь, – ни звука, как будто ничего и не было. Но вот опять тотчас же начинаем протяжную, даже умышленно с перерывами, "Во лузях" – вторит и, временами приостанавливаясь, старается попадать в такт.
В это время я позвал своего работника-татарина и попросил его пропеть по-своему молитву, только почаще, – молчание. Два раза принимался он за "Аллах Бисмиллях", и ни звука в ответ. А как в ту же минуту я начинал нарочно речитативом подражать татарину из "Волшебного стрелка": "О, духи, духи, с подземелья…", то звук в стекло громко и отчетливо выбивал каждый такт. Начинаем просто вызывать, например: стукнем один раз, и в ответ раздается один удар. Два раза – и столько же ответных стуков!
Начинаем выделывать дробь, и по стеклу раздается отчетливая и мастерски выделываемая та же дробь. Выделываю всевозможные вариации со звуками, даже заказывая число их, и ни разу не было ошибки. Вели даже целые диалоги с различными вопросами о причине происхождения всех этих явлений, и было отвечено, что все это проделывалось "злым духом", "чертом", "напущенным" в дом одним соседом-казаком, с которым у меня идет тяжба.
Но вот просыпается ребенок, жена кладет его возле себя, и звук затихает, и наши старания вызвать его остаются тщетны. Тот же факт был замечен нами в продолжение музыкальных занятий, которые разом прекращались и при моем появлении в комнате жены. Даже, по словам свидетелей, я не успевал дойти до порога ее комнаты, как звук, вызванный какою-нибудь песней, уже замолкал, тогда как присутствие других, ходивших нарочно попеременно к ней в комнату, не имело ни малейшего влияния на барабаненье по стеклу.
"Что это такое?" – спросят нас. Не знаю! Но что это факты и что ничего тут не переврано, не извращено и не преувеличено, в этом поручатся много посторонних свидетелей, слышавших все это своими ушами.
Так, например, кроме всей нашей прислуги, при этом 3 раза был уважаемый Федор Филиппович Соловьев, человек со сведениями и даже более чем несуеверный, Федор Федорович Федулеев, доктор Александр Дмитриевич Шустов, несколько человек торговцев из Илеца, как Савин Иванович Сыромятников, местный начальник Василий Иванович Загребин и Лукьян Семенович Алексеев, и другие, всего человек до 20.
Теперь нелишним считаю добавить плоды наших тщательных наблюдений в течение полутора месяцев. Именно мы убедились, что все эти разнообразные звуки, происходившие прежде непосредственно после пляски Марьи, теперь повторяются и без нее; а также что совершаются они исключительно около моей жены, которой стоит только лечь в кровать и успокоиться, когда бы то ни было, т. е. днем или ночью, и стук этот раздается или громко, как то: в стену, в кровать, в стекло, или тихо, как о ковер, о подушки и т. д., но непременно послышится. Стало быть, только она одна и есть виновница всех этих явлений, которые продолжаются иногда более 2 часов, иногда менее часу, а также громче или тише, чаще или реже, как, значит, вздумается. Словом, последовательности нет никакой.
Так, например, 23-го днем или 24-го вечером он был в полном разгаре, вчера же ничего не было слышно, а сегодня, вот когда я пишу эту черновую, сила эта чудит и разгуливается в полном блеске, швыряя вещи и барабаня до того сильно, что приподнимается кровать жены, несмотря еще на то, что ее заклинает какой-то заехавший по своей охоте знахарь-колдун Иван Федорович, рассказывавший с вечера о своем могуществе над духами и излечивший многих будто бы от разных болезней, так что сделался известен чуть ли не "всему миру", о чем просит навести, однако, справку в г. Барнауле Томской губернии. Это тоже последовательно, нечего сказать!
В заключение скажу одно, что надо слышать все это собственными ушами и видеть, чтобы составить себе ясное понятие обо всем этом, а рассказом, даже в десять раз лучшим моего, не произведешь и сотой доли настоящего впечатления. Так это действительно все странно и непонятно, что непроизвольно, отбросивши в сторону малознакомое нам и электричество, и еще менее понятный магнетизм, невольно веришь в чертовщину.
Надеемся, впрочем, что с помощью просвещенных наукою (узнавших теперь об этом) людей рано или поздно найдем разгадку. А я буду продолжать наблюдения и сообщать их по мере надобности.
С моим к вам почтением имею честь быть ваш покорнейший слуга Василий Щапов. Хутор Измайловский, 26 января 1871 года»…
Но вернемся к Полонским. Едва ли не каждую ночь у них в доме теперь стучали – в окна, в дверь. Помещик, взяв топор, открывал. Но в дверь стучали уже будто бы с внутренней стороны. Полонский часто отсутствовал: надо было следить за валкой леса. Закрытая за ним дверь сама собой открывалась, открытая – захлопывалась. И почему-то пропадали книги.
Но вдруг нашлась книга Парацельса, по которой избавлялись от всех других напастей… С загнутой страницей, как будто бы объяснявшей и эту напасть: «Есть в нашем поразительном мире некие полуматериальные сущности – достаточно эфирные, но в действиях своих подражательные».
Странное позвякивание как будто походило на звук подсчета монет в Тверском банке, куда заезжал Полонский с лесоповала. Где-то и в доме считали деньги, как в банке, и топорами работали, как на лесоповале? Поди разберись!
Как-то в отсутствие помещика, когда уже светил полный месяц, попросилась на ночлег цыганка с озябшими цыганятами, уселись пить чай. Видя, что хозяйка на сносях, цыганка спросила, как собираются назвать ребенка, заговорили о детях: мол, «имечко – что медаль, да с обратной стороны ее видит не каждый». Раздался словно «громкий шлепок», каким наказывают детей, который хозяйка не только услышала, но и почувствовала.
Цыганка говорила о том, что имя может уберечь ребенка, а может и обидеть, но теперь хозяйка вслушивалась, как с разделочной доски на столе доносится стук ножей. Впрочем, вскоре она стала записывать, чтобы не позабыть. И может быть, записанное и потерялось бы, но цыганка-то и спасла дом от нашествия полуматериальных сущностей.
«Назвать Антоном – станет послушным и сделается отцу помощником… А вот Григорием – будет непослушным, – бормотала цыганка. – На Дениса пойдет везение. Захара не успеет хозяин поставить на ноги, поскольку уже немолод, а тот и женится, да на вдове с ребятами». Забили часы. Как в ответ простучало из сундука. Хозяйка писала дрожащей рукой: «Анной назвать – будет утешительница. Еленой – может полюбить несчастного, убогого. И Софьей лучше не называть, потому как останется в одиночестве».
Стучали на разделочной доске, приподнялась, хлопнула крышка в погреб, цыганята испуганно заплакали. И тогда цыганка откинула крышку, положила колоду карт на ступеньку лестницы в погреб и, сказав что-то, закрыла. Стук прекратился. «Книги-то твои им скучно читать, – бормотала она над разделочной доской, глядя в окно на месяц. – Свет месяца, цыганского нашего солнца! Как тупишь у поссорившихся цыган ножи, так пусть затупятся и на этой доске». Заглянула под крышку в погреб: «Нет уже карт! Теперь игра пойдет… В положенном месте, где-то там… У черта на куличках…»
А ведь у черта на куличках – это было конкретное место – уже упомянутая богадельня храма Всех Святых на Кулишках, куда еще в 1666 году «вселились черти и сотворяли там зело пакости». В книге «Крылатые слова» С. Максимов рассказывает: в 1666 году демон-невидимка объявился в Москве, в богадельне на Кулишках, что размещалась близ Ивановского монастыря. Сохранились летописные источники, повествующие об этом.
«В женской богадельне появился демон и никому не давал покоя ни днем ни ночью: стаскивал с лавок, с постелей, по углам кричал и стучал, говоря всякие нелепости. На борьбу с ним вышел старец Илларион из города Суздаля и начал одолевать его обычным способом молитвы. Но лишь начнет вечернее чтение, бес с полатей кричит: «Не ты ли, калугере, пришел выгонять меня?» Начнет старец ночью читать молитвы на изгнание беса, а черт кричит ему: «Еще ты и в потемках расплакался!» И крепко застучит на полатях, и устрашает: «Я к тебе иду, к тебе иду».
Но Илларион был столь незлоблив, что вскоре даже сам враг похвалил его: «Хорошо этот монах перед Богом живет», и в заключение неравной борьбы принужден был сознаться, что зовут его Игнатием, что он «был телесен и княжеского рода», но мамка послала его к черту; а из богадельни он выйти не может, так как не по своей воле пришел сюда…» Несмотря на это заявление, дух через несколько дней вдруг прекратил свои переругивания с Илларионом и куда-то из богадельни сгинул. Так все и стихло.
И в доме у помещика Полонского сделалось тихо. Где-то играли в карты? Кто? Невидимые существа, элементалы (как называют их некоторые оккультисты). Стюарт Гордон утверждает: «Считается, что отношения человека с ними – и тесные, и отдаленные. Если хорошо относиться к ним, то они помогают людям, но – очень капризны, требуют к себе уважения».
