Текст книги "Там, где рождаются молнии (Очерки)"

Автор книги: Евгений Грязнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

КОНЬ БЕЗ ВСАДНИКА

У обелиска, сооруженного в память о тех, кто, отважно сражаясь за Родину, пал на поле брани, всегда невольно замедляешь шаг. Но один обелиск, который я увидел в горах, меня особенно поразил. Среди седых вершин – на постаменте каменное изваяние коня с опущенной головой. Коня, вернувшегося с поля битвы без всадника. Что же стало со всадником? Поразила его, видать, вражья пуля, когда он мчался навстречу лавине огня. Горюет каменный конь. Горюют люди, проходящие мимо обелиска. И горит на гранитном холоде негаснущий огонь, качается, как ветка рябины в утренней росе, его алое пламя…

…23 марта 1944 года самоходная установка старшины Я. Д. Крайнева приняла неравный бой с фашистскими танками у села Польный Олексинец Хмельницкой области. Несколько вражеских машин подбили советские воины, но вот вздрогнула и запылала их самоходка. Лишь сумка старшины была найдена сельчанами у разбитой машины.

Много лет спустя в селе был воздвигнут памятник погибшим воинам. На нем среди других было и имя танкиста Якова Дорофеевича Крайнева. Юные следопыты села повели поиск родных и близких погибших героев. И вдруг в школу пришло письмо… от Якова Дорофеевича. Вскоре он и сам приехал в Польный Олексинец.

Об этом рассказала своим читателям ставропольская краевая газета «Кавказская здравница». Крайнев с честью вышел из суровых испытаний, а газету с рассказом о его боевом подвиге мне передал сын Якова Дорофеевича – лейтенант Владимир Крайнев, которого я встретил на Севере. И было это в сентябре 1967 года, а позднее журналистская судьба занесла меня на Кавказ. Там я познакомился с Сергеем Степановичем Матвеевым. Знакомство с ним и послужило началом второй истории. Впрочем, по порядку…

Много раз подполковник С. Матвеев собирался поехать в отпуск в село Бородаевку, что в Днепропетровской области. Но не решался. «Боюсь старые раны разбередить», – признавался он жене.

Но вот отделу кадров потребовалось уточнить выслугу лет офицера. И тогда из Москвы в штаб части пришло письмо, а в нем такие строки: «По учетным данным, лейтенант Матвеев Сергей Степанович, командир взвода автоматчиков, погиб в бою 7 октября 1943 года и похоронен на восточной окраине села Бородаевка…»

– Устаревшие данные, – усмехнулся офицер, когда ему прочитали письмо. – Как видите, жив старый солдат, служу Родине. Транзисторный приемник вот недавно командующий вручил…

В то октябрьское утро сорок третьего года лейтенанта Матвеева и впрямь посчитали погибшим. А произошло все так. После форсирования Днепра наши войска вели ожесточенные бои с противником. В ночь с 6 на 7 октября лейтенант Матвеев, обстрелянный фронтовик, получил назначение на должность командира взвода автоматчиков в роту, охранявшую командный пункт 78-й гвардейской стрелковой дивизии. Ранним утром вместе с двумя офицерами он направился в расположение роты. Начался налет вражеских бомбардировщиков. Наши зенитчики подбили несколько стервятников. Один из них стал сбрасывать бомбы куда попало…

Что было дальше, Сергей Степанович не помнит. Ему поведали об этом другие.

– Иду, – рассказывал рядовой Бройт, – гляжу, из земли торчит лямка от вещмешка. Потянул за нее – ноги чьи-то показались. Откопал – вы, товарищ лейтенант, живой, только шибко контуженный. Ну, а тем двоим, что были с вами, мы уже ничем помочь не смогли…

Лейтенанта Матвеева отправили в медсанбат. А вот с похоронкой малость поторопились. И в то время, когда отец его и сестра Татьяна читали горестное извещение, лейтенант, оправившийся от контузии, уже поднимал свой взвод в атаки на врага.

Так, числясь в некоторых списках погибшим, воевал Сергей Матвеев. В 1944 году на сандомирском плацдарме его, двадцатилетнего лейтенанта, приняли в партию. За участие в форсировании Одера он был награжден орденом Отечественной войны II степени. После войны подполковник Матвеев – старший офицер одного из отделов штаба округа.

…Приехав в село Бородаевку, Сергей Степанович зашел в сельсовет. Представился. Секретарь сельсовета Иван Артемьевич Билецкий вынул из стола список погибших, где была и фамилия подполковника, заметив при этом:

– Обелиск на днепровском берегу поставили…

Пошли по обрывистому берегу. Солдат со снятой каской и венком в руках навеки застыл на пьедестале. На каменной плите надпись: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины. 1941–1945». Несмотря на то, что вокруг еще лежал снег, у постамента – букетики живых цветов.

– Погибших много, – заметил Иван Артемьевич, – но помним каждого…

– Теперь их на одного меньше, – сказал Сергей Степанович.

– На два, – уточнил секретарь сельсовета. – Недавно приезжал из Ростовской области Петрухин, который также был в нашем списке.

– Не Афанасий ли Иванович случайно?

– Он самый. А вы откуда знаете?

– Так он в моем взводе был. Хороший солдат…

Офицер с секретарем сельсовета обошли окрестность, постояли на крутом берегу.

– Видите, ГЭС после войны построили, – сказал Билецкий. – И колхоз наш круто пошел в гору. Не зря люди сражались. И ГЭС, и наши достижения – тоже вроде памятника погибшим.

…А в горах все так же стоит опечаленный верный конь, потерявший всякую надежду на возвращение хозяина.

БАЯН

Вечер. У солдат – личное время. У всякого свое дело. Кто подшивает подворотничок, кто гладит обмундирование, кто пришивает пуговицы. Некоторые солдаты просто сидят, толкуют о том, о сем: о дежурстве, о девушках, о родном доме.

За окном тихо. Падает мягкий, пушистый снег. А в углу ленинской комнаты играет баян. Только настоящий баянист, если у него тревожно на сердце, может так выразить в музыке свою печаль. И, кажется, не на кнопки нажимают пальцы, а на самые чувствительные струнки сердца.

Видать, у хозяина баяна что-то случилось. Может, письмо, которое он так долго ждал, не пришло, а может, такое получил: читаешь – комок к горлу подступает. Может, с девушкой нелады.

Заметил командир баяниста. Он в казарму зашел просто так, посмотреть, как отдыхает рота. Толковый он, этот новый командир. Требовательный, слов на ветер не бросает. А так – веселый, простой. На лыжах с солдатами ходит, летом по футбольному полю мотается.

Долго говорил командир с баянистом. О чем говорил, то нам неведомо…

Целую неделю молчал баян: баянист в отпуск уехал. А потом запел баян. Но уже не было в его песне боли, не грустил он в одиночестве, а смеялся звонким, чистым смехом, как его хозяин, да еще подыгрывал солдатам, которые в этот вечер пели разудалую армейскую песню, сочиненную кем-то из них.

Сощурив добрые серые глаза, облокотясь на радиатор, им подпевал тихонько командир.

А за окном, как и в тот вечер, падал мягкий снег.

ГДЕ РОЖДАЮТСЯ МОЛНИИ?

С этим вопросом обратилась ко мне дочка. Она еще ходит в детский сад и пока многого не знает. Я уже лет двадцать как окончил школу, но тоже задумался над тем, как ответить Лариске так, чтобы ей было понятно. Пришла на помощь жена. Она стала растолковывать ребенку, что к чему. А я в это время вспоминал другое.

…Вечером на позицию роты, где секретарем парторганизации старший лейтенант В. Суетин, опустились облака, и сразу же все утонуло в густом тумане. Через несколько минут прямо на снегу стали плясать огненные стрелы, сопровождаемые оглушительными раскатами грома, и сугробы моментально порозовели, а железные столбы, к которым прикреплены тросы, помогающие локаторщикам совершать переходы в белесой снежной мгле от казармы к станциям, заискрились, словно во время электросварки.

Выход из помещений был строго-настрого запрещен. Командиром были предприняты и другие меры, направленные на предупреждение всякого рода случайностей, и размеренный ритм жизни не нарушился. Одни в составе дежурной смены зорко всматривались в оранжевые диски экранов, внимательно вслушивались в эфирные шорохи, другие готовились к занятиям. Младший сержант М. Кравченко, обложившись красками, оформлял стенд. Рядом пробовали силы самодеятельные артисты.

«Я встретил вас…» – выводил под гитару рядовой М. Краснов. Тихонько трогал струны, настраивая вторую гитару, рядовой А. Бекмударов. Тренируясь в пляске, притоптывал и прихлопывал руками рядовой Б. Буняк. Кто-то составлял «конспект» в родные края, кто-то подшивал воротничок, кто-то читал книгу…

Гроза кончилась так же неожиданно, как и началась. А перед самым рассветом, буквально за два часа до подъема, на позицию локаторщиков обрушился ветер, несущий мощные снеговые заряды. И вот тогда под тяжестью льда осела в снег одна из секций мачты. Необходимо было демонтировать зеркало антенны и вновь установить его.

В борьбу со стихией первыми вступили подчиненные старшего лейтенанта Суетина. Офицер, прибыв на позицию, тут же определил каждому участок работы. Получили задание сержант О. Неборак, ефрейторы А. Якунин, В. Царуш и все те, кто прибыл на подмогу расчету. Ветер и мороз леденили лицо и руки, под напором шторма трудно было устоять на месте, но воины продолжали работать до тех пор, пока антенна не была установлена.

…Закончив свои пояснения, жена замолчала. А я, оторвавшись от воспоминаний, сказал дочке:

– Молнии рождаются высоко в небе и там, где несут службу сильные и смелые люди.

АЛЕНКИНО СЧАСТЬЕ

Каждое утро, когда первые лучи солнца заглянут в комнату и по стене начинают метаться тени от колышущихся под легким ветерком веток дерева, растущего под окном, Аленка открывает глаза:

– А что, папа уже на службе?

– Уже на службе, – отвечает мама. – Скоро и я ухожу. Вставай, дочка. Вот и Степка барабанит. Кушать просит. И Маркиз за ночь проголодался…

Степка – это заяц-малыш. А зовут его так потому, что нашел его папа в степи, неподалеку от одной из радиолокационных станций. Первые дни Аленка кормила его молоком из соски. От удовольствия Степка, как казалось Аленке, даже причмокивал.

– А почему папа не подождал, когда я проснусь? – спрашивает Аленка.

– Служба у него такая, – отвечает Лидия Ивановна.

– А за что ему орден дали?

– За то, что встает рано, – улыбается мать.

Хрустел Степка, уминая капусту. А на улице все выше и выше поднималось солнце и звенели птицы, приветствуя новый день. И у каждого начинались свои заботы. И у подполковника Николая Куреткова, отца Аленки, и у Лидии Ивановны – медицинского работника.

Свои заботы были и у Аленки – в ее детском мире столько интересных дел! В глазах девчушки искрилась радость, безоблачная, как новый день.

Об одном только Аленка не подозревала: все это потому, что вместе с ее отцом бдительно несут службу солдаты, сержанты, прапорщики, офицеры, надежно охраняя мирное небо над головой, охраняя и ее, Аленкины, радости.

МАРИНА

Мне повезло. Заполярные бураны тоже, видимо, устали от своей трудной работы и решили немного отдохнуть. Эту паузу немедленно использовали полярные летчики, торопясь выполнить необходимые перевозки.

На одном из самолетов улетал и я. Меня и радовала такая возможность и в то же время не покидало чувство неловкости перед солдатами и офицерами за то, что я уезжаю, а они остаются месить снега у своих истребителей.

От мыслей меня отвлекла черноглазая с большущим алым бантом девочка. Она глядела в иллюминатор и горько плакала, размазывая слезы на пухлых щечках: – Не плачь, Маришенька. Мы еще приедем сюда, – солдат в голубых погонах неумело вытирал ей слезы, безуспешно пытаясь ее успокоить.

Я прихожу ему на помощь. Теперь мы успокаиваем Марину вдвоем. Между уговорами я узнал, что солдат едет в отпуск и как раз туда, где живет бабушка малышки. Вот его и попросили отвезти девочку, так как у бабушки большой сад, в котором много зелени и солнца.

И еще я узнал, что папа Марины – военный летчик, а мама – врач. Никто из них отвезти не может – служба не позволяет.

Самолет забирался все выше. Под нами уже не видно белой печальной равнины – только белесые облака, на боках которых застряли красноватые отблески холодного северного солнца.

А Марина плакала. Плакала от «бессердечия» взрослых, которые ее, наверное, ну ни капельки не любят, раз куда-то отправляют. Ужасно хитрые эти папа и мама. Сами, однако, остаются…

ЛУЧШАЯ ПЕСНЯ

На остановке, что напротив детского сада, стоит прапорщик с маленькой девочкой. Щечки у малышки раскраснелись от мороза, шубка искрится от редких снежинок.

Подходит красно-желтый трамвай.

– Хочу к окошку, – заявляет девочка на весь вагон. – Тише, Танечка, – устало говорит отец. Но где там! – Знаешь, во что мы сегодня играли?

Она почти скороговоркой перечисляет все детсадовские события за день. Пассажиры с удовлетворением слушают рассказ Тани. А мужчина в пыжиковой шапке протягивает ей конфетку.

Девочка смотрит на отца.

– Бери, бери, дочка.

Таня разворачивает конфету. На это занятие у нее уходят считанные минуты, а потом опять град вопросов: – Папа, а ты любишь музыку? А какая песня тебе больше всего нравится? А хочешь я тебе спою ту, которую мы сегодня разучили?

Прапорщик, улыбаясь, кивает головой. Но Танечке петь расхотелось, и она опять о чем-то щебечет. Она не знает, что ее беззаботный, радостный говорок и веселый смех – лучшая песня для отца, для всех взрослых.

ЗАПАХ СИРЕНИ…

Запах сирени поглотил все. Казалось, перрон несколько минут назад поливало не дождем, а духами. Большие гроздья сирени, свисавшие через ограду, словно кричали: «Сорвите нас, сорвите!»

Но поезд стоял на этой станции всего десять минут, и люди не замечали чуда. Спешили к вагонам. Кричали через окошко. Смеялись. Плакали. Пили пиво. Второпях расхватывали газеты…

Московским вечерним я уезжал к новому месту службы. Я стоял и думал, сколько у меня еще дорог впереди. Вглядывался в людей. Я ждал девушку. Мои товарищи несли боевое дежурство и попрощались там, в части. А она… Она обещала прийти.

Но ее не было. А мне так хотелось, чтобы она пришла. Дурманящий запах сирени снова и снова будил мысли о ней, о наших встречах у белой мазанки, которая мне представлялась сказочным теремом. В ушах звучал ее грудной голос, ее смех, чистый, звонкий. Как она радовалась нашим свиданиям. Каждая встреча была для нас праздником, большим праздником. Неужели они кончились, эти праздники?

Нет, нет, не может быть…

Но вот и она. Сердце бьется все сильней. Это она. Только у нее одной такая плавная походка. Это ее бежевое пальто, ее белый воздушный шарф.

Девушка подходит ближе… Нет, не она! Я ошибся. Я ошибаюсь еще и еще. Семь минут до отхода поезда. Шесть. Пять… Две… Протяжный гудок. Поднимаюсь в вагон. Снова вглядываюсь в толпу на перроне со смутной надеждой. Жадно глотаю запах сирени.

…С тех пор прошло немало лет, а я всегда приношу жене первые букеты сирени. Я смотрю на нее, на сеточку морщинок под ее улыбчивыми глазами, вспоминаю вокзал в районном городишке, и мне кажется, она такая же, как тогда, когда я ждал ее перед отправлением поезда. Теперь же приходится ждать ей. Ждать с учений, с боевого дежурства, из командировок…

ПОДСНЕЖНИКИ НА ПОЗИЦИИ

Среднего роста младший сержант, наклонясь, внимательно оглядывал каждый клочок пожухлой травы. Особенно тщательно он осматривал землю у ручья. Ручей этот разбух от растаявшего в горах снега. И, видимо, обрадовавшись тому, что наступила весна, с шумом бежал вниз, успевая на ходу переговариваться со скалами и кустиками, с птицами, прилетавшими к нему попить студеной водицы, с лучами солнца, заглядывающими в обрыв.

Младший сержант выпрямился. Слушая говор ручья, он думал о том, куда же спрятались подснежники. Ему так хотелось найти хотя бы один, чтобы в конверте отослать его домой к 8 марта.

Мысли Виктора Климова оборвал нарастающий вой сирены. Через секунду он уже бежал наверх, к позиции. А еще через некоторое время он деловито подавал команды по проведению контроля функционирования аппаратуры. Контроль – дело офицера наведения. Но младший сержант прибыл раньше. Не терять же драгоценное время!

Контроль Климов до конца довести не успел – прибыл офицер наведения. Младший сержант занял кресло оператора ручного сопровождения по дальности.

Когда поступила команда на поиск, младший сержант Климов и его подчиненные уже знали: начались тактические учения. Вот поступила вводная о применении «противником» оружия массового поражения. Опять звучат команды. Четкие, резкие. Но и в средствах защиты расчет управления похож на слаженный ансамбль. Внешне, кажется, трудно уловить в действиях воинов какую-то закономерность. Однако знающий человек не может не восхититься логичностью движений каждого воина, вдохновением, с каким работают ракетчики. Младший сержант Климов уже не сомневается, что и любая последующая задача будет выполнена его подчиненными.

…В перерыве между тактическими занятиями младший сержант Климов вышел подышать свежим воздухом. Подошел к стартовикам, находившимся в окопе. Перебросившись с ними несколькими фразами по поводу прошедшей работы, поделился со своим другом сержантом:

– Понимаешь, подснежники хочу послать. Облазил всю долину и не нашел.

– А что их искать? Гляди, – и сержант показал на дно окопа.

Предвещая весну и пробуждение всего живого, расталкивая высохшую траву, из-под пусковой установки робко выглядывали хрупкие подснежники.

ИЗ ГВАРДИИ РОМАНТИКОВ

– Взять ключ! – командует сержант Богдан Трачук и медленно идет вдоль столов. – Рядовой Минаев, вы сжали ключ, как боксерскую перчатку. Держите свободней.

Здоровяк Минаев прячет улыбку: у него действительно разряд по боксу. А сержант разъясняет: «Слишком сильное сжатие пальцами головки ключа приводит к тому, что движение кисти становится неравномерным, а передача – не ритмичной. В итоге – быстрая утомляемость…»

– У вас, рядовой Коваль, мелкий захват. Пальцы слегка касаются головки ключа. Это тоже плохо…

Лицо Коваля мрачнеет. Очень уж неприятно ему, специалисту 2-го класса, единственному в подразделении человеку, умеющему работать и правой и левой рукой, выслушивать такие замечания. А куда денешься, если сержант прав?

Правильная хватка ключа, посадка радиотелеграфиста – это то, с чего начинали воины учебу. А сейчас все они уже несут боевое дежурство. И неплохо несут. Оценки у них только отличные. Здесь у каждого – классность, а у многих 2-й класс. Некоторые овладели одной-двумя смежными специальностями. Но кто-кто, а сержант Трачук твердо усвоил: навыки теряются быстро, а приобретаются с трудом. Для тех, кто связал службу с морзянкой, – это истина.

У Богдана Трачука дружба с морзянкой старая. По душе ему и одноименная песня. «Поет морзянка за стеной веселым дискантом…» На Севере Богдану бывать не приходилось. Родом он из Ивано-Франковской области. Там живут его отец с матерью, сестренка. Но романтика Севера с его суровым климатом, с его смелыми и мужественными людьми всегда влекла к себе парня. Мечта о дальних зимовках, о полярных станциях сыграла большую роль в том, что он уже парнишкой стал изучать радиодело, закалять себя физически.

Природа не одарила его богатырской силой. Он занялся спортом. Второй разряд по футболу и по ручному мячу – этого ему показалось мало. Где испытать свое мужество, до конца поверить в свои силы? Богдан поступает в мотоклуб ДОСААФ. Настойчивости, с какой парень овладел мастерством в спорте, связанном с огромным напряжением, риском, мог бы позавидовать каждый.

Приближался срок призыва в армию, и юноша решил приобрести специальность, которая ему будет необходима, и поступил в радиоклуб.

С радиоклубом Богдану повезло. Его преподавателем оказался человек, бесконечно влюбленный в свою профессию – Игорь Гинчицкий. Еще недавно он служил в войсках ПВО, был сержантом, специалистом 1-го класса. О своей службе молодой преподаватель рассказывал так, что у слушателей глаза разгорались от восторга. Каждому хотелось быть похожим на этого толкового парня и пройти по той военной тропе, которой прошел он. Богдан решил проситься в войска ПВО. Мечта сбылась. В подразделении некоторые воины впервые увидели телеграфный ключ. Рядовому Богдану Трачуку уже многое было известно. Но не такой он человек, чтобы кичиться своими знаниями. Вместе со всеми учился старательно. Понимал: для несения боевого дежурства багажа, полученного в радиоклубе, очень мало. Была тут и своя специфика. Например, требовалось, чтобы радист забыл свой почерк.

Понемногу стало известно молодому солдату и другое, вытекающее из жестких законов солдатской службы. Времени и сил на усвоение новых правил Богдан не жалел. Много помогал товарищам. Тренировал воинов.

Высокая требовательность к себе и товарищам рядового Трачука были замечены командиром. Именно поэтому на первом же боевом дежурстве воину доверили ответственный пост. С заданием комсомолец справился успешно. Итог дежурства – первая благодарность. А первое всегда памятно. Затем были первое присвоение командирского звания и первая встреча с подчиненными.