Текст книги "Братва"

Автор книги: Евгений Монах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Только закончил трапезничать, как появился Цыпа с моей импортной обувкой. Но на его физиономии читалось почему-то не гордое чувство выполненного долга, а натуральное беспокойство.

– В чем дело, братишка? Несварением желудка страдаешь? – Я сыто откинулся в кресле, намереваясь прочесть Цыпленку профилактическую нотацию о пользе воздержания в приеме пищи, но тот не дал мне времени собрать мысли в язвительно-снисходительную атаку.

– Евген, с тобой Шатун хрюкнуть хочет. Троих мальчиков своих прислал. В машине ждут ответ. Поедешь?

– Ясное дело. Я не страус, чтоб башку в песок прятать. Да и любопытно даже, зачем вдруг Шатуну понадобился.

– На пару поедем?

– Не будем скромничать. Прихватим еще парочку наших для эскорта. Выбери посолиднее ребят.

– Волыны им выдать?

– А ты как думаешь? Шатун тип опасно непредсказуемый...

– Понял. Сей момент организую.

– Вот и ладушки. Ступай.

Я скинул подозрительно красивые цветастые тапочки и заменил их на более подходящую мне обувь. Убедившись, что милый «братишка» все так же легко выпархивает из наплечной кобуры, сунул в задний карман брюк запасную обойму и вышел в холл. Там меня уже поджидали два плотных гаврика из службы безопасности гостиницы под предводительством Цыпы, который успел снова обрести свой обычный товарный вид – нахально самоуверенный.

На автостоянке я сразу засек вишневую «БМВ» с тремя шатуновцами. После недолгих дипломатических переговоров все расселись по своим машинам. «БМВ» авангардом ушла вперед, показывая дорогу, а наш «мерс» аккуратно пристроился сзади.

Господина Шатунова по кличке Шатун я знал неплохо, хотя наши тропы ни разу не пересекались. Ни на воле, ни в лагерях. Но, как говорится, слухом земля полнится.

Шатун не являлся «законником», принадлежал к самой ныне массовой и разношерстной уголовной братии «махновцев». Его девиз: кто смел, тот и съел.

Возраст его сорок годков с каким-то несущественным гаком. Последний срок мотал за грабеж с разбоем, как и Цыпа. Уже пять лет, как откинулся и больше не залетал. А значит – или на органы шпилит, или безжалостно-аккуратно обрубает «хвосты». Хоть первый, хоть второй вариант говорили об одном – человек он явно серьезный, ухо с ним надо держать востро.

Официальное прикрытие Шатуна – рекламное агентство «Титул», директором которого он являлся. Группу Шатун собрал аховую – сплошь бывшие уголовники, смотревшиеся в респектабельном офисе «Титула» чужеродными одушевленными предметами. Кроме местного рэкета, банда занималась и разными другими, мало известными мне делами. Сутенерством, в частности.

Весеннее солнце сегодня пекло вовсю, старательно подготавливая приход своего босса – лета. Я опустил боковое стекло, впуская в салон свежий воздух, пахнущий сырой землей и проклюнувшимися на деревьях смоляными почками. «БМВ», мигнув подфарниками, свернула с центральной улицы в какой-то переулок и остановилась у старинного двухэтажного особнячка с декоративными алебастровыми колоннами. На крохотной автостоянке у дома еле-еле нашлось свободное место для нашего «Мерседеса».

Шатуновская троица уже скрылась в парадном, видно, поспешая возвестить о приезде гостей в количестве четырех индивидов с подозрительно оттопыривающимися левыми локтями.

Особняк имел просторный холл с красно-коричневым паркетным полом. Игнорируя дневное время суток, под потолком ярко горела торжественная хрустальная люстра со множеством сосулькообразных висюлек, мелодично позванивающих каждый раз, когда мимо дома проезжала машина.

В низких креслах у настоящего камина сидело человек восемь мужского пола. Окинув тренированным взглядом их протокольные морды, я сразу разобрался, кого имею сомнительную честь лицезреть.

С кресла поднялся средних лет мужик с короткой боксерской стрижкой, одетый по-домашнему в темно-бордовый спортивный костюм с разлапистым белым орлом на груди.

– Рад знакомству, уважаемый Евгений Михайлович, – радушно оскалился он, безошибочно протягивал руку мне. – Благодарю, что нашел время для встречи с моей скромной особой.

– А что, если нам сразу перейти к делу, – предложил я, адекватно отвечая на его цепко-сильное рукопожатие. – Без этих церемоний-предисловий. Начнем с главного блюда, так сказать. А гарнир и подливку оставим на потом. Покатит этак, Шатун?

– Желание гостя – закон! – усмехнулся хозяин дома. – Пройдем наверх, Монах, потолкуем. Свиту свою здесь тормозни. Она не понадобится. Или опасаешься чего?

После таких слов мне не оставалось ничего другого, как последовать за Шатуном по широкой лестнице на второй этаж, подав Цыпе знак, чтоб не сопровождал.

Второй этаж особняка выглядел еще более солидно. Коридор был застелен роскошными ковровыми дорожками, на стенах висели, радуя глаз, картины в тяжелых золоченых рамах. В основном уральские пейзажи, насколько я успел рассмотреть.

Шатун толкнул одну из боковых дверей и вежливо посторонился, пропуская меня вперед. «Гостеприимство из него так и хлещет!» – настораживаясь, мысленно отметил я, входя в комнату, оказавшуюся кабинетом.

Письменный стол красного дерева, три кожаных кресла вокруг журнального столика, видеодвойка в углу и книжные шкафы по стенам создавали впечатление удобства и даже изыска. Ноги по щиколотку утопали в ворсистом зелено-фиолетовом ковре с замысловатым рисунком каких-то пейзажей.

– Располагайся, милейший Евгений Михалыч, поудобнее, – Шатун устроился в одном из кресел у журнального столика.

Я последовал его примеру, сев напротив.

– Какая сейчас главная тенденция в большой политике? – задал странноватый вопрос хозяин, опять, видно, по въевшейся привычке, начиная откуда-то из-за угла.

– Понятия не имею. И, признаться, иметь не хочу, – отмахнулся я от его лукавых кроссвордов и, вынув пачку «Родопи», закурил.

Я уже почти смирился с тактикой Шатуна тянуть кота за хвост. Ему, по ходу, в кайф ощущать себя этаким хитроумным Макиавелли.

– И напрасно, Монах! Просвещаю: нынче в политике основная идея – интеграция!

– Может, наконец, к делу перейдем? – поинтересовался я, чувствуя, что мои уши начинают уставать от его лапши.

– А мы уже и так перешли, – удивил меня Шатун, озорно блеснув своими светло-ореховыми глазами. – В наше суровое времечко необходимо объединять усилия, чтобы выжить. Жизнь-то, сам знаешь, дорожает день ото дня!

– Но и падает в цене, – решил я для профилактики чуток выпустить копи. – И потом, ты не Лукашенко, а я не Ельцин, к чему нам эти понты дешевые?

– А я мыслил, ты поумнее будешь, – жестко заметил Шатун, стирая с лица выражение добродушного веселья. – Ошибся, к горькому сожалению... Твоему, между прочим.

– Ладушки. Говори прямо и конкретно. Чего хочешь?

– Как скажешь, начальник! – по-лагерному съязвил хозяин дома, вальяжно откинувшись в кресле. – Предлагаю заключить взаимовыгодное соглашение о партнерстве. Я контролирую гостиницы «Центральная» и «Уктусские горы», а ты «Большой Урал» и клуб «У Мари». «Кент» трогать не будем – пусть полностью за тобой остается, не возражаю.

– Спасибо, благодетель ты мой, – я хотел рассмеяться, а вышло какое-то карканье.

– Рано благодаришь. Не перебивай и слушай дальше, милейший. Твои «шестерки» и близко не подпускают моих девочек к «Большому Уралу», а это не по-товарищески. Ты уже нагулял жирок, пора и поделиться. Предлагаю такой вариант: ты даешь «зеленый свет» нашим «бабочкам» в свои заведения, а я вашим – в мои. Покатит? Все довольны и смеются!

– Неравноценный обмен. В «Большом» клиентура сплошь долларовая.

– Ты все же хорошенько раскинь мозгами. Всех ваших людей и возможности я знаю от и до – два месяца за вами пасли, а ты о нас, видать, совсем некачественного мнения. Не уважаешь ни на децал!

– Совсем наоборот. Иначе не приехал бы.

– Вот и чудненько! Значит, полюбовно дельце обтяпаем? Или кровавой свары жаждешь?

– Да нет. К чему нам ссориться? Мы же не зеленые отморозки, а люди с понятиями... Какой процент с навара я буду иметь за «зеленый свет»?

– Не будь таким крохобором, Монах! Скупые да жадные долго не живут... За «зеленый свет» я плачу тебе той же монетой. Баш на баш!

– Ладно, Шатун. Я подумаю, посоветуюсь с ребятишками. Единоличные решения нынче не в моде – демократия!

– Заметано, Монах. Посоветуйся. Если какой-нибудь оппозиционер палки мне в колеса вставлять вздумает – шепни только. Мы ему вмиг бесплатную путевку в Сочи сотворим.

Я сосредоточенно-долго гасил окурок в хрустальной пепельнице, решая, то ли сейчас разобраться с неожиданным наглым конкурентом, то ли погодить. В оконцовке решил не суетиться раньше времени. Шатун прав в одном – я совершенно не знаю потенцию его группы. Даже ее численность мне неизвестна.

От настойчивого приглашения коллеги вспрыснуть знакомство и начало прямых двусторонних отношений я уклонился, сославшись на занятость.

– Ну да, тебе же гашиш больше в радость, – ухмыльнулся Шатун, демонстрируя некоторую осведомленность. – А по мне, лучше пшеничной сорокоградусной и нет ничего!

– На вкус и цвет товарищей нет, – философски заметил я, вставая с кресла. – Ладушки, браток. Я прошевелю это дело и дам ответ. Надеюсь на перспективное взаимоприбыльное партнерство. Счастливо оставаться.

– Погоди, – Шатун легко выбросил свое грузное, но явно тренированное тело из объятий глубокого кресла. – Неужто ты думаешь, что я невежа и не провожу дорогого гостя хотя б до дверей?

Оказалось, что мои ребята времени зря не теряли. По-свойски рассевшись в холле за низким круглым столом, они беспечно перемешались с шатуновской братвой и со стороны смотрелись единой дружной компанией.

Уловив я моем взгляде неудовольствие, Цыпа мигом вскочил на ноги. Спросил встревоженно:

– Все путем, Михалыч?

– Все просто замечательно. Поехали.

Ясный безоблачный день был в явном диссонансе с моим настроением, поэтому я плотно задернул шторки в салоне «мерса», отгораживаясь от беззаботного оптимизма природы, и включил кондиционер.

Всю дорогу до «Кента» я хранил угрюмо-сосредоточенное молчание, не желая вводить Цыпу в курс дела в присутствии боевиков. Конечно, я им вполне доверяю, но береженого Бог бережет. В пословицах сконцентрирована мудрость поколений, и я, по мере возможности, стараюсь неукоснительно следовать их рекомендациям в повседневной жизни.

– Мне нужна подробная развернутая информация по Шатуну и его кодле, – сказал я Цыпе, когда мы, наконец, оказались вдвоем в номере гостиницы.

– Война?

– Будем надеяться, что обойдется. Но, как говорится, хочешь мира – готовься к войне.

– А в чем суть наезда? Собираются через наши «стекляшки» паленую водку толкать?

– Нет. До такой степени они еще не оборзели. Планируют потеснить на нашем основном рынке.

– Проституция? Каким манером?

– Шатун раскатал губешки на «Большой Урал» и клуб «У Мари». Девок из своего контингента туда внедрить собрался.

– Он что, козлина, в натуре не просекает, с кем связывается?!

– Это-то и сбивает меня с толку. Чтобы решиться нам солнышко заслонить, надо быть кретином и пуленепробиваемым одновременно. На идиота Шатун вроде не похож...

– Понял. Все разузнаю в лучшем виде.

– Когда ждать результат?

– За парочку дней просвечу их группу не хуже рентгена.

– Ладушки. Действуй, но аккуратно. Не дай Шатуну повод первому разборку начать.

Не слишком доверяясь самоуверенному Цыпе, я звякнул, когда он ушел, старшему оперуполномоченному Инину и поручил ему то же самое задание. По противнику надо вести перекрестный огонь, как учит тактика. Надежнее. Да и сведения, полученные с двух противоположных сторон, будут значительно объективнее и точнее.

Опер, как ему и положено, оказался оперативнее Цыпы, пообещав уже вечером завтрашнего дня разработку по господину Шатунову мне предоставить.

День, добросовестно отработав свою смену, потихоньку начинал передавать трудовую эстафету вечеру.

Пора было подумать о планах на ночь. Платные, а потому не совсем искренние плотские утехи с Мари или Ксюшей меня сегодня не вдохновляли. Желалось чего-то непривычного и незатасканного. Объевшись пирожными, обычно начинаешь мечтать о простом ржаном хлебе.

Вчерашние подвальные воспоминания о театралке Оле даром, оказывается, не прошли, неожиданно реализовавшись сейчас в сильном желании с ней увидеться. Хоть и промелькнуло с той встречи в музкомедии уже девять месяцев, меня, надеюсь, она еще не забыла. Мысль о любопытном гибриде из «цветка лотоса», «колуна» и «всадницы» вызвала у меня улыбку и окончательно утвердила в решении навестить симпатичную любительницу оперетт.

«Мерседес» был на автостоянке. Видно, дисциплинированный Цыпа, чтя субординацию, для своих нужд воспользовался гостиничной «Волгой».

По пути на Радужную я купил у придорожной бабуси букет каких-то тепличных красно-сиреневых цветов на длинных стеблях.

Припарковав «мерс» во дворе Олиной пятиэтажки возле детской песочницы, направился в нужный мне подъезд. Зрительная память меня не подвела. Обитая желтым дерматином дверь была там, где и положено – на первом этаже крайней справа. Да и номер квартиры точно совпадал.

Названивал упорно-долго, уставившись на неприступную дверь, пока не понял, что вконец оборзевшая фортуна опять нахально выставила мне на обозрение свой насмешливый зад.

Но сдаваться без сопротивления не в моих правилах. Поэтому я устроился на скамейке у подъезда с твердым намерением дождаться, когда фортуне надоест, наконец, стоять в такой неприличной позе и она обернет ко мне свое озорное улыбающееся личико.

Хотя было еще довольно светло, уже победно зажглись уличные фонари, не оставляя темноте ни одного шанса застать город врасплох.

Но, когда в космосе скромно затеплились далекие картечины звезд, сразу стало ясно, кто истинный хозяин в подлунном мире. Яркий свет фонарей на этом фоне вечности выглядел вульгарно-смешно, невольно вызывая ассоциацию с Моськой, лающей на слона.

Прохожих становилось все меньше. Прошмыгивали редкие одиночки. Оно и понятно – уличный бандитизм в Екатеринбурге день ото дня все больше свирепеет и размножается со скоростью голодных инфузорий. Если безработица сохранит свой безудержный рост, то грабежи превратятся в будничное массовое явление. Тогда даже мне, хоть и с надежным козырем в наплечной кобуре, будет весьма неуютно рассиживать вот так на скамейке, беспечно любуясь космическими алмазными россыпями.

Заметно посвежело. Я застегнул «молнию» куртки, мысленно посетовав, что не догадался прихватить с собою фляжку коньяку. Старая история – падаю, не подстелив страховочной соломки.

Должно быть, Оля сегодня нарушила собственный принцип и отправилась на квартиру к очередному мужскому индивиду. В таком случае я выгляжу полным идиотом со своим цветочным веником. Не шестнадцатилетний ведь пацан, в конце концов!

Забросив невостребованный букет под скамейку, встал и решительно направился к машине. Несмотря на поздний час, в песочнице копался какой-то малыш, обряженный в женскую болоньевую куртку, доходившую ему до пят. «Какое деятельное поколение растет, – усмехнулся я, заводя мотор. – Но родители заслуживают строгого выговора за легкомыслие. Хотя, судя по прикиду детеныша, они явно не богатеи и похищения могут не опасаться».

В общем-то, материально подогретая любовь не так уж и плоха. В чем я еще раз убедился, прокувыркавшись всю ночь насквозь с зеленоглазкой Мари, стриптизеркой моего клуба.

Банкирша

Внимательно и долго следил за фиолетово светящимися «кардиналами», усевшись в кресле перед аквариумом. Тревожился я не зря. Ранним утром, вернувшись из клуба под сильным шофе, я, по доброте-широте душевной, плеснул сдуру в аквариум коньяку из бутылки. Желая, наверно, празднично разнообразить банально скучное житье-бытье своих косвенных родичей. Я ведь под созвездием Рыб появился на свет божий.

А сейчас, проснувшись, вспомнил об этой опасной благотворительности и забеспокоился не на шутку. Если «кардиналы» передохнут с непривычки к алкоголю то я себе этого никогда не прощу.

Но двухведерный аквариум, по ходу, с честью выдержал спиртовую атаку. Рыбешки, как обычно, лениво плавали среди мохнатых водорослей и поползновений всплыть кверху брюхом не делали. Если у них и болели головки с похмелья, то со стороны этого заметно не было.

Успокоившись насчет самочувствия подводных братьев наших меньших, я переместился в кресло у камин-бара и легко смыл нудную тяжесть из собственной головы двумя рюмками водки «Абсолют».

К счастью, тут нарисовался Цыпа, а то у меня уже начинала вытанцовываться шальная идея заменить рюмку на граненый стакан.

– Присаживайся, – радушно предложил я, – и хлопни рюмашку абсолютного оптимизма, а то морда у тебя кислая какая-то. Смотреть противно.

– До вечера стараюсь не пить, – поджал губы обидчивый Цыпленок. – И тебе, Евген, то же советую. В натуре организм ни на децал не бережешь! У тебя ж почки.

– Почки у меня есть, – кивнул я, наливая себе по новой. – А у тебя, оказывается, сердца нет.

– Все у меня в наличии, Евген, но пусть эта рюмка будет последней до вечера, – заявил Цыпа, пряча литровую бутыль «Абсолюта» обратно в бар.

– Террорист ты, брат. – Я отправил порцию спиртного вдогонку за предыдущими и, очищая апельсин от кожуры, полюбопытствовал: – Чего смурной такой? Не выспался, что ли?

– Да нет. Мне ведь и пяти часов за глаза хватает. Посоветоваться хочу. Неприятная история приключилась...

– С тобою? Рассказывай. Подробно.

– С подружкой моей, сожительницей. Ленка в частном банке старшим бухгалтером робит. Отличная деваха, между прочим.

– Короче! В чем проблемы? – перебил я, начиная терять терпение.

– В следующем месяце квартальная ревизия у них в банке намечена...

– Ну и?..

– Крупная рублевая недостача всплывает. В сейфах там только валюту держат, а «деревянные» в подвальном хранилище прямо на стеллажах навалены, как макулатура. В натуре! Вчера Ленка случайно обнаружила, что на полке с крупными купюрами пачки стотысячных не хватает.

– Всего-то? И по такому порожняку...

– Ты не понял, Монах. Что мы с тобой пачкой называем, бухгалтеры зовут лишь корешком. А в банковской пачке таких корешков десять.

– Выходит, пропало сто «лимонов»?

– Точно! А главное, обвинят-то Ленку, как материально ответственное лицо. Потому она и промолчала о недостаче, ко мне прибежала советоваться.

– Что ты предлагаешь?

– Разреши мне с ребятами налет на банк. Во-первых, недостачу на ограбление спишут, во-вторых, урвем довольно приличный куш. Охрана там пустяковая, а в хранилище около восьми миллиардов зря пылится. Правда, мелкими купюрами. Грузовик понадобится иль автобус.

Глядя на жалобную мордашку Цыпы, я чуть было не расхохотался – так он был похож сейчас на капризного мальчугана, выпрашивающего у папаши разрешения поиграть во дворе в любимых казаков-разбойников.

– Подумаю. А как вообще могло произойти хищение? Твоя зазноба кого-то подозревает?

– Да очень даже просто. При выходе из хранилища не шмонают, на доверии, видишь ли, все построено. Любой инкассатор легко мог пачку себе под куртку затарить, и все дела. Трое их там работает. Ленка думает на Валерия Верховцева. Самый молодой и наглый. Бывает, на службу под кайфом заявляется. Собирались увольнять его, да, видать, запоздали сильно...

– Может, просто наехать на него? Расколется и бабки вернет, как мыслишь?

– Вряд ли. Во-первых, «капуста» могла пропасть и месяц, и даже два назад. От нее уже рожки да ножки только остались. А во-вторых, нет никаких прямых или косвенных доказательств, что вор именно он. Налет, Евген, самое подходящее. Все концы махом в воду на дно уйдут. Все гениальное просто, как ты любишь повторять.

– Ладно. Обмозгую на досуге. Что-нибудь придумаю. Зря не гони – не дадим Елену Прекрасную твою на растерзание, гарантия. А ты пробей пока все о Верховцеве. Может пригодиться. Как у нас дело с Шатуном продвигается?

– Все на мази. – Цыпа немного успокоился и оттаял. – Нескольких ребят на наружное наблюдение поставил, да и с тыла шустрю помаленьку.

– Дельно! – похвалил я, наливая тем в самолюбивого Цыпленка новый заряд рабочей энергии.

Умный наездник далеко не всегда пользуется жесткими шенкелями. Иногда достаточно просто ласково потрепать жеребца по гриве, чтобы он взял трудный барьер.

Когда Цыпа, подкованный моими инструкциями, ускакал по делам, я долго смотрел на дверцу бара, решая, не будет ли проявлением малодушия и безволия, если совершу очередной набег на его спиртовые запасы. Решил, что будет, и, демонстративно отвернувшись от соблазна, закурил из портсигара.

Алкалоиды, нежно наслоившись на алкоголь, совершенно освободили мысли от земного притяжения. Они плавно и беззаботно устремились в космос и плавали там в причудливом танце ассоциаций, в окружении разноцветно подмигивающих звезд и добродушно улыбающейся луны.

Нагло возвращая сознание на грешную землю, затрезвонил телефон.

– Привет, Монах! – услышал я в трубке плотный баритон Шатуна. – Как там наша взаимовыгодная сделка? Ратифицирована твоими головорезами? Что ты решил?

– Как много у тебя сразу вопросов, – с неудовольствием заметил я. – Все путем, браток. Я не жлоб. Худой мир всегда лучше доброй ссоры.

– А ты молоток, Монах, дружишь с головой! – самодовольно рассмеялся этот наглый бандит. – Значит, без пальбы интеграция состоялась. Ну, бывай пока.

– И ты бывай! – Я в сердцах швырнул трубку на рычаг. – Пока!..

Вечером появился, наконец, с нетерпением ожидаемый мною майор Инин.

– Неугомонный ты все же, Монах, – посетовал опер, выуживая из внутреннего кармана замшевой куртки свой потрепанный блокнот. – Опять небось кровавую разборку затеваешь?

Натолкнувшись на мой колючий взгляд, майор благоразумно сменил тон:

– Впрочем, это не мое дело. Вот, наковырял в конторе, что смог, об интересующей тебя группировке.

Устроившись в кресле у камин-бара, он полистал свои оперативные записи.

– Итак, вот какую разработку мы на них имеем: гражданин Шатунов трижды судим. Все «ходки» по сто сорок пятой и шестой статьям. Отбывал срока в исправительно-трудовых колониях строгого и...

– Это лирика. Переходи к делу.

– На воле рассекает уже четыре года восемь месяцев. Прописан в тринадцатом доме Чернецкого переулка. Но этот двухэтажный частный особняк он лишь арендует у господина Завлеева, с которым Шатунов сошелся еще в зоне. В настоящее время Завлеев – коммерческий директор рекламного агентства «Титул». Агентство нерентабельно, ясно, чистый камуфляж, прикрытие совсем иной деятельности. Основной доход шатуновской компании приносит так называемая неофициальная «охрана» торговых точек района. Это натуральный рэкет, но ни одного заявления к нам в контору не поступало, и прижать Шатуна юридически нечем. Группа его насчитывает четыре десятка членов, почти все они числятся работниками «Титула». Костяк банды приблизительно десять боевиков, все бывшие уголовники, отбывавшие срока в одном лагере с Шатуном. Разброс статей у них самый широкий – от банального гопстопа до «мокрухи».

– Ладушки. А интересная конкретика на Шатуна есть?

– Чего нет, того нет, – с сожалением вздохнул Инин. – Если б что-то было – Шатунов уж по новой в зоне чалился. Впрочем, гарантировать не берусь. По непроверенным данным, он имеет серьезную отмазку – куратора из ФСБ.

– Шпилит на службу безопасности?

– По всей видимости – да. В прошлом году его машину ОМОН на трассе тормознул для шмона. «Макаров» у Шатунова нашли. Кинули в камеру, а через три часа уже выпустили. Звонок из ФСБ был... Шпалер, правда, не вернули ему, но уголовное дело закрыли. Наглухо, как и не было. Так что вывод очевиден...

– Да уж... – Я раскрыл бар и выудил черную пузатую бутылку, ловко переключая опера с моей расстроенной физиономии на очень небезразличный ему французский коньяк. – Причастись, майор, из источника Иппокрены, глядишь, что-то более вдохновляющее вспомнишь.

– От такого дружеского предложения отказываться смертный грех! – заметно оживился Инин, с готовностью придвигая к себе рюмку и хрустальную вазу с марокканскими мандаринами. – Но туфта ведь тебе без надобности? Принимай действительность такой, как она есть. Диалектика выживания. Лично меня она никогда не подводит под монастырь, Монах.

– Ничего, – утешил я не в меру раздухарившегося опера. – Подведет еще к «вышке» или «сроку».

– Типун тебе на язык! – пожелал мне суеверный мент, поплевав через левое плечо. – Приколы у тебя, Евген, как у шизика или параноика. Прости за сравнение.

– Ладно! – Я плеснул и себе капельку золотой жидкости. – Ты у нас хват и из любых катаклизмов выплывешь. Аксиома – некоторые предметы даже в воде не тонут...

Инин пропустил мимо ушей сей сомнительный комплимент, всецело занятый разделкой мандарина. Это лишний раз наглядно подтвердило мое нелестное о нем мнение. Ведь известно, что плебеи не в состоянии заниматься одновременно даже двумя делами – умственной и физической работой. Цезарь, кстати, по воспоминаниям его современников, легко справлялся с семью делами зараз. Великий эталон, к которому я постоянно стремлюсь. Но пока добрался только до шести. И то лишь, признаюсь, в наслаждениях. Это когда сижу в кресле, смотрю по видаку порнуху, в одной руке папироса, в другой бокал с сухим вином, между колен торчит белокурая головка Мари, а из «Панасоника» льется волнующая мелодия японского секса. Сразу шесть разных дел: сижу, смотрю, курю, пью, тащусь от грамотно исполняемого минета и слушаю музыку.

Утолив личные алкогольные потребности, Инин, наконец, слинял по своим ментовским делишкам, оставив меня в обществе препротивной парочки – одиночества и меланхолии.

Что ж, вынужден констатировать, что сходиться с Шатуном на поле брани чревато сколь ненужными, столь и опасными осложнениями. Сорок бойцов – не баран чихал, не говоря уж о негласной поддержке Федеральной службы безопасности. Ладно, пусть кормится на моих лугах. Авось жизнь сама развяжет сей гордиев узел, без моей скромной помощи. Мало ли случайностей в подлунном мире? Сами эфэсбэшники вполне могут решить однажды, что Шатун – уже до конца отработанный материал, и без лишних слов отправить его в тираж... Такое бывало неоднократно. И ни одно из целой серии загадочных убийств уголовных «авторитетов» так и не раскрыто. Ворон ворону глаз не выклюет...

Ладно, не буду о грустном. Человек сам творец своего хорошего настроения, нужно лишь направить мысли в нужное русло, не отвлекаясь на разные житейские мели, водовороты и подводные течения. Секрет прост. Стоит только обозвать все личные неприятности глупой суетой сует, и они мигом становятся незначительными, превращаясь в смешных пигмеев.

С наступлением мягких сумерек вечерние желания опять заскакали жеребцами к обаятельно-нежной театралке. Да и, признаться, мелькнула привлекательная мыслишка, что с Олей мне бы, возможно, удалось заняться сразу семью делами одновременно... А если проявлю свойственную мне изобретательность, то и вообще побью пресловутый рекорд Цезаря! В конце концов, замечу без лишней скромности, Монах не глупее какого-то там древнего римского пахана. Пусть и императора.

Припарковал «мерс» там же, где и вчера. Все повторилось, издевательски скопировав прошлый вечер, словно тот просто погляделся в зеркало. Мои настойчивые звонки у вожделенных дверей остались без ответа. Оказывается, фортуне все еще не прискучила ее вызывающе-неприличная поза. Явно не просекает в своей женски-легкомысленной беззаботности, что я ведь могу обозлиться и обойтись с ней совсем не по-джентльменски, а чисто по-лагерному...

Присаживаясь на опостылевшую скамейку у подъезда, обратил внимание, что в детской песочнице снова копается малыш в болоньевой куртке. По ходу, такой же бесприютный бродяга по жизни, как и я. Увлеченно-сосредоточенно строит себе сказочный песочный замок и наплевать ему, что вечера на Урале неласковы и легко можно подхватить простуду. Я поежился и поднял воротник куртки. А может, ему и пойти некуда? Да навряд ли. Не беспризорник, поди? Хотя в наше бардачное время ничему удивляться не приходится. Бедлам, женившийся на беспределе... Как говорится, слов нет, остались только слюни.

Решив со скуки разобраться, что к чему, я встал и подошел к песочнице:

– Привет, земляк! Ты чего домой не идешь? Передачу «Спокойной ночи, малыши» не боишься пропустить?

– Не-а, – лишь на секунду оторвавшись от своих архитектурно-строительных забот, ответствовал мальчуган, шмыгнув носом.

– Ну, вот, пожалуйста! Ты же в натуре простыл, пацан! Как кличут? В смысле, зовут тебя как?

– Солнышко.

– Хм, ну, так тебя, наверно, мамаша величает. А другие дяди и тети зовут Сашей или, допустим, Сережей?

– Не-а. Вовчиком. А мамы у меня вовсе не было.

– Это навряд ли. Солнышком чужие не зовут.

– Баба Люда звала. Померла она.

– И сколько ж тебе лет?

– Шесть с половиной.

– А где живешь, с кем?

– В восьмой квартире, с тетей Надей.

– А домой чего не идешь?

– Сейчас нельзя. Как дяденька уйдет, тетя Надя меня позовет. Уже скоро.

– Какой дяденька? Который вчера был?

– Не-а. Вчера совсем даже другой приходил.

– Ясно! Полный беспредел творится! Значит, пока тетя с мужиками развлекается, ты на улице мерзнуть должен, как щенок бездомный. А ну, айда! – Я протянул руку и мягко заграбастал маленькую теплую ладошку мальчугана.

– Мне запрещается со двора уходить, – испуганно пискнул тот.

– А мы к тебе домой направляемся, – успокоил я. – Восстанавливать социальную справедливость.

Восьмую квартиру я обнаружил на третьем этаже. Обыкновенная, выкрашенная коричневой половой краской дверь, ничем не указывающая на то, что здесь проживает нахальная садистка тетя Надя, издевательница над невинным малолетним ребенком.

Дверь долго не открывалась, несмотря на мои нетерпеливые, по-ментовски настойчивые звонки. Наконец приоткрылась, явив на обозрение средних лет сердитую женщину в домашнем ситцевом халате морковного цвета.

– Вы почему нарушаете, гражданка?! – не дал я времени ей обрушить на меня свой наверняка богатый оригинальными идиомами лексикон. – Я ваш новый участковый! На каком основании дитя без присмотра?

Воспользовавшись кратким замешательством хозяйки, я перешагнул порог, заставив ее посторониться. Вовчик, понурившись, семенил рядом. Не сбавляя темпа, я прошел в комнату. Квартира оказалась всего однокомнатной.

На застеленном простынью диване сидел полуодетый мужик лет пятидесяти. Незастегнутая клетчатая рубаха открывала его грузный, словно беременный, живот. Взъерошенные жидкие волосенки смешно торчали на голове в разные стороны.

– Так, так! Развратом занимаетесь, пока ребенок воспаление легких зарабатывает? – Я праведным вопиющим перстом указал на смятую простыню. – Предъявите документы, гражданин!

– Да в чем дело-то? – неуверенно запротестовала хозяйка. – Пройдемте, товарищ инспектор, на кухню. Я вам все объясню, останетесь довольны.