Текст книги "Братва"

Автор книги: Евгений Монах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

– Ладно, – легко согласился я. – Вот тогда другой, пожалуйста, пример, классик мировой поэзии Франсуа Виньон. Тот за многочисленные грабежи и убийства вообще жизнь на виселице закончил! Так-то!

– И дьявол с ними со всеми! – видно, не зная, чем ему крыть, заявил младший лейтенант. – С тобой, кстати, тоже!

Кожевников взял непослушной рукой стакан с вином, но не стал плескать в меня, в чем я поначалу его заподозрил, а просто выпил и, не закусывая, уставился в мою переносицу тяжелым плотоядным взглядом. Но если он думает, что мною можно закусывать, то сильно ошибается – ментам, тем более бывшим, я не по зубам! О чем наглядно свидетельствуют уже несколько благополучных лет на свободе.

– А вот ты совсем не интеллигент! – пришел я к очевидному выводу. – Я помочь хочу, а ты жуешь меня глазами! В великодушно протянутую руку неблагодарно кладешь камень!

– Только давай без этих идиотских библейских аналогий, Монах! – После выпитого, казалось, бывший опер не только ожил, но и окончательно протрезвел. – Говори, зачем пришел, и убирайся!

– Да просто проведать. Вдруг нуждаешься в чем? Денег-то на винишко хватает?

– Отступной предложить захотел? – криво ухмыльнулся мент. – Те же самые восемь тысяч долларов? Которыми под меня подмутил? Давай!

– Могу и отстегнуть для хорошего человека. Но, ясно, не баксы, а наши полновесные российские рубли. Скоро, в газетах пишут, они конвертируемыми станут!

– Вот когда станут, тогда и приходи! – отрезал Кожевников, наполняя стакан пахучим розовым вермутом. – Я магнитофон вчера загнал. Рублей у самого навалом.

– Ладушки! Разлагайся дальше, – почти искренне вздохнул я. – Если понадобится работа – забегай в гостиницу или клуб. Помогу встать на ноги. Съездишь на курорт какой-нибудь, подлечишься. За счет фирмы, ясно. Могу вышибалой взять, коли пить бросишь. Тысяча долларов в месяц – в пять раз больше твоей прежней ментовской зарплаты. Ну, бывай!

На улице все было спокойно. «Мерс» и «Волга» мирно стояли у подъезда, дожидаясь меня. Двое из наших мальчиков, дымя сигаретами, фланировали по тротуару неподалеку, страхуя подходы. На одном из них был плащ, несмотря на теплую безветренную погоду.

«Автоматишко под плащ загасил, – сразу просек я. – Хотя, надо признать, все это дохлый номер. Против одной-единственной снайперской винтовки и дюжина «Калашниковых» ни черта не поможет. Не стоит обольщаться».

– Как прошла встреча? – спросил меня Цыпа, распахивая дверцу автомобиля. – Это он?

– Нет, – разочаровал я соратника, привычно заняв заднее сиденье. – Кожевников явно не при делах. Опустился вконец мент, вещи из дома уже начал пропивать Слизняк бесхребетный, но в будущем может оказаться опасен или полезен. Шансов и на то и на другое одинаково. Поглядим, куда кривая вывезет. Мыслю, на курорт его надо отправить, пока окончательно не озверел от алкоголя. Почти не закусывает, кретин!

– Кстати, о еде! – встрепенулся телохранитель. – Пора заехать в клуб пообедать.

– Аппетита даже на ломаный грош нет, – отмахнулся я. – Рули домой. Там что-нибудь сообразим чревоугодное – холодильник твоими стараниями битком набит.

– Тогда разреши, я ребят на полчасика отпущу. На одних бутербродах они долго не протянут.

– Не возражаю.

Цыпа отправил «Волгу» с мальчиками насыщаться необходимыми калориями в ближайшей ресторации и вернулся на свое обычное рабочее место – за руль «мерса».

На улицах Екатеринбурга царило относительное затишье. В учреждениях и на предприятиях города трудовой день еще не закончился, а для праздношатающейся легкомысленной публики время еще не настало.

Когда мы, оставив «колеса» на автостоянке, уже почти дошли до подъезда, Цыпа вдруг заорал истошным голосом:

– Ложись, Евген! – и по-обезьяньи прыгнул на меня, загораживая от дороги.

Прежде чем грохнуться на асфальт под тяжестью телохранителя, я все же успел мельком увидеть проезжавшие мимо на малой скорости «Жигули». Из бокового окошка водителя торчала рука с пистолетом. Вместо лица у стрелка было какое-то неясное размытое пятно. Так обычно бывает, когда на голову надет капроновый чулок. Уже падая, услышал злые хлесткие выстрелы. Четыре или пять – точно не скажу. Да и не до счета, признаться, мне было – упав на бок, я здорово расшиб локоть и плечо. Да еще Цыпа, переусердствовав, так придавил меня своими восьмьюдесятью пятью килограммами, что даже дышать стало невмоготу.

Как только прекратился пистолетный лай, телохранитель поднялся на колени и, держа «стечкина» двумя руками, стал ловить «жигуль» в прорезь прицела. Но машина, мигом набрав скорость, уже благополучно скрылась за углом, не дожидаясь справедливого возмездия.

– Козлы! – выругался Цыпа, пряча шпалер обратно в кобуру. – Не отвечают за базар! Ведь трое суток обещали, волки позорные!

– Ты уж сперва определись – козлы или волки! – нервно усмехнулся я, отряхиваясь. – И потом, в машине был только один козел. Или волк.

– Без разницы! – продолжал хипишевать бледный соратник. – Дешевки задрипанные! Даже без глушака и без дублеров работают! Одно слово – педерасты!

– Ладно! – прервал я этот бурно-мутный водопад словоизвержений. – Быстро поднимаемся ко мне. Ментов ждать резона нет!

Цыпа поспешно сделал шаг к двери подъезда и вдруг плаксиво сморщился, еще сильнее побледнев.

– Евген, глянь мне спину. Кажись, зацепили, гады!

Так оно и было. Сзади его джинсовая куртка имела уже нетоварный вид – три рваные дырки меня просто ошеломили. Я не понимал, как Цыпа все еще умудряется держаться на ногах. Подхватив друга под руки, я увлек его в подъезд и помог добраться до квартиры.

Цыпа охал, но ногами передвигал активно – тащить его на себе не пришлось. Пока поднимались, я понял, в чем суть фантастической живучести соратника – сквозь джинсовую ткань ясно прощупывался легкий канадский бронежилет «невидимка».

Усадив Цыпу на диван в кабинете, заботливо помог ему освободиться от верхней одежды, броника и рубашки. На спине чуть ниже правой лопатки багровел кровоподтек величиной с чайное блюдце. Это меня несколько удивило – я ведь насчитал на куртке целых три пробоины. Проведя ревизию бронежилета, разобрался, что к чему. Попаданий всего было два. Одна пуля застряла в многослойном пластике жилета, сплющившись из цилиндрика почти до круглой картечной формы, а другая, отрикошетив, образовала лишнюю дырку в куртке. Ларчик просто открывался, как говорится.

– Наше счастье, что работали слабеньким «Макаровым», – сообщил я, бросив медно-свинцовый сувенир на колени телохранителя. – Если бы оказался «стечкин» или «кольт» – фатальный конец был бы неизбежен.

– Я же говорю – фраера это, а не профи! – презрительно-высокомерно скривил губы Цыпа.

Узнав, что отделался лишь синяком, он заметно воспрял духом и даже постанывать перестал.

– И очень хорошо! Подумай, нам ли их критиковать? – усмехнулся я. – Ладно. Отдыхай пока. Тебе бы лучше прилечь хоть на полчасика. Сейчас подкрепиться что-нибудь соображу.

На кухне соорудил на подносе несколько знатных бутербродов – на хлеб с маслом нанес приличный слой красной икры. Немного подумав, и саму литровую банку с икрой поставил на поднос, воткнув в нее этаким флагом большую столовую ложку. Увенчал все это хозяйство бутылкой шотландского виски и, как заправский ресторанный официант, отнес в кабинет.

Капризный Цыпа не послушался моего дельного совета и не лежал. Натянув на торс рубашку, он гордо восседал в кресле, всем видом демонстрируя несгибаемую силу своего духа и тела.

– Надо хотя бы кремом синяк твой смазать, – заметил я, устанавливая поднос на журнальный столик.

– Пустяки, Евген! Не будем больше об этом, – отмахнулся беспечный соратник. – Делами пора заниматься. Эти козлы наверняка уже по новой покушение мозгуют!

Взгляд Цыпы, словно споткнувшись, тормознулся на банке с зернистой икрой.

– Но перекусить, конечно, нужно. На желудке время экономить в натуре грех.

– Ты хоть одну рюмашку хапни для профилактики, – обронил я, любуясь, как телохранитель ловко орудует ложкой. – В честь твоего второго рождения, так сказать.

– Не. Я за рулем, – ответствовал с набитым ртом этот яростный сторонник законности и правопорядка. – К тому же шестидесятиградусные напитки вообще не употребляю. И тебе очень советую. Они сильно опасны для здоровья.

– Кто не курит и не пьет – тот здоровеньким помрет! – съязвил я, наливая себе рюмку до краев. – Ладушки! Сегодня один шевелись, а мне расслабиться крайне необходимо после всех этих треволнений. Не в кайф, брат, глупой мишенью себя ощущать вторые сутки. Нервишки начинают плавиться, требуется в срочном порядке хорошенько облить их спиртиком для медицинской профилактики.

Цыпа осуждающе покачал головой, но благоразумно промолчал, понимая, что спорить в данном случае совершенно бесперспективно.

Закончив насыщаться лишь тогда, когда ложка заскребла по дну банки, соратник бодро поднялся из-за стола и подошел к окну.

– Ребята уже на месте, – сообщил он. – А доблестных ментов что-то не видать.

– Значит, если кто-то и слыхал пальбу, то в отделение звякнуть поленился, – удовлетворенно констатировал я. – Да и кому охота в наше время свидетелем оказаться?

– Это точно! – согласился Цыпа. – Ладно, Евген, рву когти, а ты никуда из фатеры не выходи. Договорились? Может, тебе телку прислать, чтоб не скучно было?

– Нет, – сразу отверг я. – Желаю разлагаться в гордом одиночестве. Мне с самим собой скучно не бывает. И не беспокойся зря – никуда я не пойду. Просто очень скоро буду уже не в состоянии... Это я могу твердо гарантировать!

Когда Цыпленок, взяв напрокат одну из моих курток взамен своей, покоцанной пулями, слинял, я налил себе снова. Любопытно, неужели шотландцы спирт из сосновых иголок гонят? А коли нет, то как умудряются достигать в напитке такого терпкого хвойного запаха?

Впрочем, очень скоро, как и обещал соратнику, никакие праздные вопросы меня уже не волновали. Мозг теплой ватой обволокли алкогольные пары, и я даже почему-то представил собственную голову этакой тарной коробкой, на которой беспечно забыли нарисовать рюмку и поставить охранную надпись – «Не кантовать!».

Проснулся уже поздно вечером. На моих толстенных бронированных окнах играли неоново-холодные блики уличных фонарей. Я выбрался из глубокого уютного кресла и плотно задернул шторы, чтобы не отвлекаться мыслями о манящих прелестях ночного Екатеринбурга. Потом зажег торшер у камин-бара, намереваясь продолжить свой крестовый поход против скучной трезвости.

Хорошо, что Цыпа все еще шляется где-то – слушать его вечные сокрушенные вздохи при оприходовании мной каждой рюмки я был нынче не в состоянии.

Открывая бар, вспомнил вдруг про милую бессловесную сакуру. Небось она тоже пить хочет. Потыкав пальцем землю в горшке, убедился, что та совсем сухая. Отыскав в шкафу на кухне десятилитровый бидон, наполнил его водой из-под крана и поставил на газовую плиту кипятить. Японскую вишню можно только кипяченой водой поливать, как сказал Цыпа. Надо бы внимательно магазинную инструкцию почитать, чтоб чего не напутать спьяну. Вот только – куда я ее сунул?

Вернувшись в гостиную, стал методично обыскивать карманы курток в стенном шкафу. Наткнувшись на чужую кожаную записную книжку, не сразу вспомнил ее происхождение. Это ж ни в какие ворота не лезет! Даже с вазелином! Оказывается, я все еще не удосужился отделаться от явной против себя улики! В натуре, в этих беспонтовых хлопотах с таинственным врагом башка моя совсем набекрень повернулась.

Устроившись под торшером в кресле, осмотрел находку. Карасюк был явно не дурак и очень скрытен. Книжка содержала лишь телефонные номера – никаких тебе имен, фамилий или интимных записей. Уже намереваясь захлопнуть сей законспирированный телефонный справочник, обратил внимание на один из номеров под буквой Ш. Он был мне явно знаком. Пришлось напрячь последние остатки еще трезвых извилин, чтобы припомнить абонента.

Как все-таки тесен этот мир! Я чуть было не рассмеялся. Телефон принадлежал Вике. Конечно, я заподозрил, что она обыкновенная проститутка, как только обнаружил в ней меркантильность, закамуфлированную под любовь к изумрудам, но никак не ожидал такого быстрого тому подтверждения.

Выходит, я и мой потерпевший спали с одной и той же девкой. Родственники, значит... Очень дальние, к счастью. Но почему Вика не под буквой В? Ага, вкурил! Карасюк, кроме скрытности, имел еще и приверженность к юмору. Буковка Ш наверняка «шалава» означает. Остряк был, ничего не скажешь!

Спровадив книжку на ее законное место в мусоропровод, вернулся в квартиру. И как раз вовремя.

Крышка бидона уже начала припадочно побрякивать под мощным напором бурлящей воды. Вылив ее в глубокий пластмассовый таз, отволок его на балкон, чтобы дать воде быстрее остыть. Вареная сакура мне совсем ни к чему.

Инструкцию по уходу за экзотическим деревцем обнаружил в бумажнике. Цыпа говорил верно: «опустить бонсаи вместе с горшком в холодную кипяченую воду на три-пять минут».

Что я и проделал через парочку часов со всеми необходимыми предосторожностями. Когда вынимал горшочек из пластмассовой купели, крохотные листики импортного растения ласково прошелестели-прошептали почему-то на чистейшем русском языке: «Спасибо тебе, Монах!»

Впрочем, мне это могло и показаться, так как в семисотграммовой бутылке «Матра» к тому времени уже плескалось на самом донышке.

Как бы там ни было, спать я улегся с радостным чувством сделанного благого дела.

5

Без всякого аппетита равнодушно поедая приготовленную Цыпой яичницу с ветчиной, я, скучая, слушал его ежедневный доклад.

– В заведениях все тип-топ. Особых происшествий не наблюдается, как и наездов со стороны конкурентов. Девочки вчера неплохо отработали...

– Ладушки! – прервал я его нудное бормотание. – Что еще? Новости какие-нибудь имеются?

– Само собой! – ухмыльнулся Цыпа. – Один наш враг приказал долго жить...

– Кто это такой сознательный? – Я отхлебнул обжигающего кофе и поморщился.

Наверно, лучше пивком его заменить.

– Достань-ка, брат, из холодильника баночку чешского.

– Бывший опер Кожевников повесился с перепою. – Цыпа вскрыл трехсотграммовую банку пива и наполнил мне бокал весело шипящей ледяной жидкостью.

– Хилый, выходит, мент оказался! – констатировал я, с удовольствием дегустируя любимый горьковатый напиток.

– Нет. Он здоров был как бык! Я аж упарился, пока к люстре его подвешивал. В натуре!

Чуть не поперхнувшись, я отставил бокал на стол и тяжело уставился на телохранителя.

– Самодеятельностью занимаешься?

– Ты забыл, что ли? – удивился Цыпа, хлопая своими длинными пушистыми ресницами. – Ты же сам вчера сказал, что его надо в Сочи отправить. Так как способ «путевки» не назвал, то я сам придумал... Самое простое и надежное!

Вглядевшись в невинные детские глаза соратника, я со всей очевидностью понял, что он совсем даже не играет и искренне уверен в своей безусловной правоте.

– Ладушки! – Вздохнув, я переменил тему. – Принеси-ка портсигар с камина. Пыхнем чуток с устатку.

Пока он ходил выполнять поручение, я сделал себе мысленную зарубку на память: в разговорах с соратником быть в будущем предельно точным и предусмотрительным, учитывая его непроходимо-наивное, плоскоплебейское мышление и тот факт, что курорт и Сочи для него одно и то же. Простые синонимы то бишь.

Мне вдруг вспомнились зубодробильные методы дознания, используемые Кожевниковым при допросах подозреваемых. А что? Может, рукою Цыпы Его Превосходительство Случай просто привел опера к логическому знаменателю? Исходя из соображений Высшей Справедливости...

«Травка» настроила меня на лирический лад. Ощущение близкой опасности если и не исчезло совсем, то сильно притупилось. Как нож гильотины после добросовестно-старательной трудовой недели на благо французской революции.

– Нынче пятница, – напомнил Цыпа. – В Пышму поедем? Хотя я считаю, что можно и пропустить разок. В связи с нашим непростым положением...

– Нет, – отверг я, немного поразмыслив. – Манкировать святыми сыновними обязанностями неприлично. К тому же я и так в прошлую пятницу позабыл мамулю навестить. Обижается небось. Надо сгонять на пару часиков.

– Мальчиков берем?

– Не стоит. На выезде из города менты частенько машины шмонают. Куда наши ребята со своими «Калашниковыми»? Пусть здесь остаются, за моей квартирой пасти.

Изрядно облегчив холодильник от различных импортных консервированных деликатесов, сложил их в объемный кожаный баул и поручил его заботам Цыпы:

– Отволоки в багажник. А я пока переоденусь.

Когда телохранитель испарился, я открыл платяной шкаф. И задумался. Дело в том, что мне необходимо было сменить имидж. Обычный мой традиционно-черный прикид производил на маму почему-то тягостное впечатление. «Ты как на похоронах! – однажды заметила она. – Для своих шестидесяти четырех я чувствую себя вполне пока сносно...» После того случая я строго-настрого наказал себе навещать ее исключительно в светло-веселенькой одежде.

В конце концов остановил выбор на серой «тройке», розовой коттоновой рубашке и желтом галстуке. Любопытный факт – галстуки я практически никогда не ношу, но собрал, непонятно зачем, целую их коллекцию – больше полусотни, наверное.

Городок Верхняя Пышма, где проживает моя мама – учительница литературы на пенсии, находится всего в четырех километрах от Екатеринбурга. Так что вся дорога заняла у меня меньше получаса.

– Отдыхай, читай прессу, – как обычно сказал я Цыпе, покидая «мерс» у первого подъезда трехэтажного кирпичного дома.

Цыпу я никогда в таких случаях с собою не брал, резонно полагая, что моей милой мамуле совершенно ни к чему иметь сомнительную честь знакомства с каким-то бандитом. Соратнику, ясно, осветил сей факт в другом ракурсе – мол, мама очень стеснительна и не любит новых знакомств. У преклонного возраста свои причуды, так сказать.

Дверь в родную седьмую квартиру на третьем этаже отворилась сразу же после моего легкого физического воздействия на кнопку электрозвонка.

– Разве можно так неосторожно? – почти стихами сказал я радостно улыбавшейся мамуле, входя в комнату. – И в глазок не посмотрела, и цепочкой не воспользовалась! Ведь сплошной вокруг бандитизм! Ты разве теленовости не глядишь?

Впрочем, вопрос был явно риторическим – я отлично знал, что мама смотрит по телевизору исключительно только душещипательные телесериалы и духовные христианские беседы. Такой вот странноватый конгломерат интересов.

– А я почувствовала, что это ты, – неубедительно оправдала свою беспечность мама. – Ведь так давно не приезжал. Я с самого утра жду. Успела даже твой любимый кекс испечь. На сгущенном молоке.

– Ну зачем же так суетиться? – Я даже децал смутился. – На прошлой неделе никак вырваться просто не смог. Ты ведь знаешь – в гостинице дел невпроворот.

– Да я не жалуюсь! – заверила мамуля. – И сама знаю, что летом бывает большой наплыв постояльцев. Ты что будешь – чай или кофе?

– Кофе. Да вот тут у меня все есть, – я унес свою тяжеленную сумку на кухню и определил продуктам их новое место жительства.

Чай и кофе на полочку, а все остальное в холодильник. Из коробки с шоколадом, по давно заведенной традиции, выудил самую большую конфету в форме зайца и подал Милашке – комнатной белой собачонке, терпеливо следящей за мной умными карими глазенками с порога кухни.

Аккуратно-благодарно взяв зубами из моей ладони шоколадный презент, Милашка развернулась и радостно помчалась на свой коврик под вешалкой в прихожей. Она любит сперва поиграть с подачкой, а уж потом только съесть.

Я обратил внимание, что Милашка как-то неуверенно-неуклюже помахивает весело задранным хвостом. Тут лишь заметил, что задняя часть туловища у собачки запеленута каким-то белым материалом.

– Что это с нашей Миланьей? – удивился я. – С позвоночником, кажется, нелады?

– Слава Богу, нет, – улыбнулась мама, ставя кофейник на газовую плиту. – Почки у нее немножко барахлят. «По-большому» терпит до улицы, а «по-маленькому» уже не может. Старенькая ведь, четырнадцатый годок пошел. Замучилась я прямо подтирать везде ее лужицы. Она к тому же аристократка – «ходить» предпочитает на ковре. А в «Санта-Барбаре» я рекламу «Памперс юнион» увидела. Чем наша Милашка не ребенок? Такая же глупенькая. Вот и начала я эти импортные подгузники ей приспосабливать. Она уже привыкла, перестала рычать, когда их меняю. Умница!

– Да, – усмехнулся я, – а еще говорят, что нет пользы от рекламы. Мы любым западным изделиям найдем свое, российское применение! Ведь ни один ихний мудрила ни в жизнь до такой простой вещи не додумался бы! Гарантия!

Мы сидели за обеденным столом и чинно пили – я кофе, а мама слабенький чай. У нее сердце последний год немного побаливает и любимый кофе она себе позволяет только по утрам на завтрак.

– Ты похудел и бледненький что-то, – заботливо заметила мама, подкладывая мне на тарелочку третий уже кусок кекса. – Не болеешь?

– Просто устал чуток. Работа такая – сплошные хлопоты. – Я взял кекс и с наигранным энтузиазмом вонзил в него зубы.

Если честно, то мамины кулинарные художества нравились мне лишь в далеком детстве. Уже больше четверти века, как я совершенно охладел к кексам, но мамулю не ставил о том в известность, не желая огорчать. Мне давно больше в кайф цыплята табака с хорошим вином.

Вот и приходилось сейчас, как и каждую пятницу, отдуваться за свою интеллигентную тактичность – чуть не давясь поглощать уже третий приторно-сладкий кусище, изображая полное довольство на физиономии.

– Много работы? – сочувственно спросила мама. – Ты уж не перегружай себя, Женик, излишне-то. Все равно всех денег не заработаешь. Главное богатство – здоровье и чистая совесть.

Интересно, про совесть она так просто сказала или подозревает что-то? Впрочем, навряд ли подозревает – мамуля совсем не в курсе моего истинного ремесла и убеждена, что я на самом деле занят в гостиничном бизнесе. Поводов усомниться в этом я ей никогда не давал.

Конечно, вот если б мама даже десять минут пообщалась с Цыпой, то я не был бы в этом так уверен. Мысленно похвалил себя за предусмотрительность и осторожность. Мне куда спокойнее, что Цыпа в машине кантуется, а не здесь. Он вполне приличен и даже простоват снаружи, но в повадках и особенно разговоре явно проступает звериная шерсть.

– Все нормально. Здоровье берегу пуще глаза! – улыбнулся я, сыто откинувшись в кресле. – Благодарю за знатное угощение. Ума не приложу – как тебе удается такую вкуснятину готовить?

– Просто я к любому делу отношусь ответственно и с любовью, – счастливо зарделась мама, порываясь отрезать для меня следующий ломоть кекса.

– Уволь, я не желаю растолстеть! – поспешно сказал я, поднимаясь. – В моем возрасте это было бы неприлично. Какая девушка тогда на меня взглянет?

Последний аргумент оказал ожидаемое действие – мама не стала меня уговаривать. Я-то отлично знал ее давнее заветное желание – чтоб, женившись, наконец, подарил ей внука или внучку. Признаться, мне тоже этого временами хотелось. Угнетала мысль, что наследника все еще не сотворил. Но женщины попадаются какие-то... Глядя на них, пусть и молодых и красивых, мысль о женитьбе мигом испаряется, как масло романтичности на раскаленной сковороде жестокой и грязновато-пошлой реальности.

– Прости, мам, я сегодня ненадолго. Диккенса в следующий раз тебе почитаю. Ладушки?

– Конечно, сынок. Дело превыше всего.

Чмокнув мамулю в морщинистую щечку и потрепав Милашку по ее гладкой теплой головенке, стал прощаться. Мама заботливо всучила мне остатки кекса.

– Вечерком перед сном съешь или утром – на завтрак. Чтоб не засох, в холодильник его положи.

– Обязательно. Ну, не вздумай хандрить! До пятницы!

Цыпа сидел в «мерсе», обложившись газетами, как бродяга на скамейке осеннего парка.

– Слушай, Михалыч, а твой терпила, видать, сильным самцом был, – ухмыльнулся телохранитель, включая зажигание.

– Ты о ком?

– О Карасюке, завхозе политехнической академии. В «Вечерке» заметку прочитал. Жена его, Тамара Георгиевна, наутро после смерти мужа покончила с собой. Во бабы! За любовь готовы даже жизнь разменять на фантики! Самки, одним словом.

Я отобрал у Цыпы газетенку и пробежал глазами короткую соболезнующую информацию-некролог.

В ней говорилось, что Тамара Георгиевна, видимо, не перенеся потрясения от известия о трагической гибели мужа, перерезала себе сонную артерию бритвой любимого супруга. Так бы и лежала в квартире до сих пор ненайденной, если бы ее сослуживцы из фирмы «Вояж» не заявили в милицию, обеспокоенные неявкой коллеги на работу. Участковый инспектор на пару с плотником ЖКО выбили дверь квартиры и обнаружили уже холодное тело самоубийцы.

– Бритвой по горлу... – задумчиво сказал я, любуясь бегущими по сторонам дороги золотыми пшеничными полями.

– Неприятная, наверно, смерть, – высказал свое мнение Цыпа, крутя баранку и одновременно настраивая радиоприемник на музыкальную волну.

– Я не о том. Почерк больно уж знаком... Теперь мне ясно, зачем Грину ключи Карасюка понадобились. И что именно он хотел убрать в квартире для надежности. Точнее – кого!..

– Ты думаешь, что Грин... – удивившись, Цыпа даже ручку настройки перестал крутить.

– Он. Без базара! Ладушки. Это его личные проблемы. Поверни-ка, браток, ручку еще децал вправо – там «Радио-Си» обычно веселенькие хиты гоняет.

6

За окнами сгущались сумерки, даже сквозь задернутые плотные шторы это заметно было.

Мы с Цыпой сидели за дубовым обеденным столом на кухне и приканчивали мамин кекс, запивая вином «Старая крепость» и лениво перебрасываясь скучными словами.

Да и о чем, собственно, говорить? Главная тема старательно нами умалчивалась из-за полной нерешенности и фатального отсутствия фактического материала, а беседовать о женщинах особого желания ни у него, ни у меня не наблюдалось. Даже на горизонте.

– Дождь пошел, – равнодушно сообщил Цыпа то, что я и сам отлично слышал.

– Грибной, быстро кончится, – определил я по вялому шелестящему звуку, отправляя следующий полный бокал по прямому назначению.

Чтоб не дать Цыпе окончательно погрязнуть в апатии и меланхолии, я вставил в видеодвойку, стоявшую на кухонном шкафчике, кассету с первым попавшимся «боевиком».

Телохранитель, как обычно, завороженно уставился на экран, всеми фибрами впитывая стремительно разворачивающееся действие. Сюжета, по-моему, там вообще не было. Вместо приветствия персонажи обходились ударом кастета по зубам, а диалоги в фильме легко-привычно заменялись автоматными очередями и откровенными постельными сценами.

Полнейшая лажа, но вдохновенное лицо Цыпы заставило меня тактично оставить личное негативное мнение при себе.

Я ушел в гостиную и набрал номер Вики. Пусть она и проститутка, но и я не принц датский.

Трубку долго не брали, наконец послышался мелодичный мужской баритон:

– Вас слушают. Говорите.

– А где Вика? – глупо спросил я, а богатое творческое воображение тут же предусмотрительно нарисовало мне пикантную картинку, в какой именно позе стоит сейчас Вика перед этим мужиком.

– Вы ошиблись номером. Наберите снова, – помолчав, сказал невидимый собеседник и повесил трубку, не пожелав выслушивать мои извинения.

Невежа какой-то. Но голос вполне интеллигентный и даже, кажется, где-то уже мной слышанный.

Начав по-новой крутить телефонный диск, я вдруг остановился и, вернув трубку на законное место, быстро прошел на кухню.

– Цыпа, ты, насколько помню, Викой занимался. Что-нибудь интересное узнал?

– Да ничего особенного. Так, ерунда, – соратник даже морду не повернул, увлеченно переживая очередную перестрелку гангстеров на экране телевизора.

Рассердившись, я выдернул штепсель из розетки и рявкнул:

– Рассказывай! Обожаю ерунду слушать!

– Да я просто не хотел тебя расстраивать! – обиженно буркнул Цыпа, с сожалением взглянув на погасший экран. – На самом ведь интересном месте, Евген!

– Короче!

– Ну, в общем, ты опять на гулящую девку нарвался. Подстилка она армянина одного старого, а не культурная девушка, как ты думал...

– Подробнее, кретин!

Цыпа закурил, с явным трудом усваивая оскорбление и расстроенно моргая. Пересиливая себя, продолжил:

– Вика в натуре работает, а может, просто числится в туристической фирме, которую возглавляет армяшка Армен Баграмян. Он ее каждый день на своей «Тойоте» до хаты подвозит. Между прочим, проживают они в том самом коттедже, где ты с ней ночевал. Вика, по ходу, часть дома у него снимает. Оплачивает понятно чем... Армяшка совсем не ревнив и не опасен – я пробивал.

– Фирма не «Вояж» называется? – нетерпеливо перебил я, чувствуя, что выбираюсь потихоньку на верную дорогу.

– Сейчас скажу, – телохранитель извлек из кармана маленький блокнотик и полистал, слюнявя палец. – Да. Точно ведь. «Вояж»! А что?

– Ничего. Принеси-ка мне рюмашку коньяку из бара. Сейчас мой супермозг выдаст, чувствую, решение проблемы!

– В натуре?! – совсем по-детски обрадовался Цыпленок и мигом ускакал в гостиную.

Конечно, рюмку я потребовал чисто для ритуальности и психологического воздействия на соратника – пусть наглядно убедится, как благотворно действует коньяк на мои умственные возможности. И не лезет постоянно со своими ограничениями в виде осуждающе-сокрушенных вздохов и смешных попыток читать мне нотации.

Благосклонно приняв из рук Цыпы хрустальную емкость, я сначала вдохнул сказочный аромат золотой жидкости, а уж потом торжественно, не торопясь, выпил.

– Ты не обижайся, брат, за дурака. У меня это не в тему вырвалось, сгоряча! – покаялся я, закусывая сочным мандарином. – А фильм потом досмотришь.

– Ерунда, Михалыч! – нетерпеливо отмахнулся от моей деликатности соратник. – Ты что-то по делу хотел сказать!

– Лады. Но сначала назови-ка мне слово из трех букв на Ш.

– Зачем? – изумился телохранитель, явно начиная подозревать, что я просто сбрендил от переутомления и алкоголя.

– Без лишних вопросов, братишка!

– Шиз!

– Нет.

– Шар! Шаг!

– Еще!

– Шик! Шок!

– Ну, ты еще так меня зовешь иногда, – благородно пришел я на помощь соратнику.

– Шеф!

– Молодец! Именно номер телефона шефа, а не шалавы записал Карасюк себе в книжицу! Не Вики, как я думал, а Баграмяна! У них один телефон на двоих.

– И что это нам дает? – заинтересовался Цыпа, широко открыв глаза.

– Вагон с тележкой! Слишком много непонятных и подозрительных совпадений! И главное – сейчас я Вике звонил, а трубку знаешь кто поднял? Тот тип, что окошко и коврик мне попортил, а тебе, по ходу, куртку!

– В натуре?!

Я недовольно поморщился – какой все же у соратника плебейски небогатый запас слов. Надо бы книжки заставить его читать в свободное время. Хотя бы сказки.

– Так что врага с винтовкой мы уже знаем. Осталось лишь выяснить – в чем у нас с ним разногласия...

– Налет? – заулыбался мой заплечных дел мастер, радостно предвкушая, как он будет претворять в реальную жизнь один из эпизодов недавнего зубодробильного фильма.