Текст книги "Братва"

Автор книги: Евгений Монах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

– Без малейшего понятия! – вздохнув, признался я. – Кабы знал, не охрану вызвал бы, а всего лишь нашу группу ликвидаторов!

– А вдруг это бывший мент войну сдуру начал? – высказал предположение Цыпа.

– Про кого говоришь?

– Про младшего летеху Кожевникова. С твоей подачи его из органов выперли, и он мог, по ходу...

– Никакого акцента я у него не замечал, – усомнился я. – Хоть он и чернявый... А что с ним сейчас? Случайно не в курсе?

– Отчего же «случайно»? – оскорбился телохранитель. – Это входит в мои прямые обязанности – врагов твоих в поле зрения держать! Для страховки!

– Ладушки! – Я поощрительно кивнул. – Давай рассказывай короче и не лезь в бутылку по порожнякам.

– Про бутылку – это в тему! – ухмыльнулся Цыпа. – Спился твой опер. Правда, ума не приложу, где он деньги на водку берет? Ведь на пособие по безработице кантуется. Жена с ребенком слиняла от него в деревню к родичам. Даже двухкомнатную квартиру не пожалела кинуть – до того муженек обрыдл. Сам знаешь, Евген,– противнее пьяного мента, пусть и бывшего, скотины в природе нет!

– А пьяный рецидивист? – заинтересовался я, удивленный неожиданной сентенцией.

– Рецидивист под градусом просто угрюмым становится, молчит больше. Вот, к примеру, как наш Фунт. А менту сразу повыкобениваться надо, показать, какой он крутой пуп земли! Покуражиться-поизмываться над кем-нибудь, хоть и над собственной женой!

– Да ты прямо завзятый психолог у нас! – почти искренне восхитился я. – Не только шмалять по черепам профессор!

– А я всегда говорил – сильно недооцениваешь ты меня, Евген, – скромно заметил сияющий «профессор».

– Ладушки! – переменил я тему, без лишних церемоний сдергивая соратника с самодовольного поднебесья на реальную грешную землю. – Лучше скажи, что же, на твой прикид, нам делать? Кредит у нас лишь на трое суток, не забывай!

– Помню я, – в глазах Цыпы несколько поугасли огоньки.

Погрузившись в размышления, он курил, глубоко загоняя в легкие сигаретный дым. Забыл, видно, что это простой «Кэмел», а не анаша.

– Разреши, Михалыч, я опера грохну на всякий пожарный? – разродился наконец идеей соратник.

– Вряд ли будет в цвет. Чую – не Кожевников это мутит. Но все же приглядись к нему поближе. Чем черт не шутит! Какие еще умные предложения?

– Стекла по всей квартире надо заменить на бронированные. А тебе пока что вообще отсюда не выходить. Неплохо бы пару мальчиков подселить на время. Спать они могут на матрацах в прихожей. Надежнее будет. И я чтоб с тобой постоянно находился. Тогда любой налет отобьем, гарантия!

– Роль загнанной в угол крысы мне совсем не в кайф! – отверг я. – А насчет окон согласен. Действуй.

Цыпа сел за телефон и уже через час покой квартиры громко нарушила бригада специалистов из охранной фирмы «Щит». Рамы пришлось тоже заменять. Бронированные стекла оказались тяжеленными и в два пальца толщиной – в обычных рамах ни черта не держались. По настоянию телохранителя балкон также застеклили, превратив его в некое подобие этакого прозрачного бункера.

К вечеру, когда работяги, прекратив брякать и стучать, наконец, убрались восвояси, у меня вылупилась одна занятная мыслишка, которую я тут же претворил в жизнь. Главную роль в этом сыграли несколько рюмок коньяка, что я употребил от нечего делать. Золотая высокоградусная жидкость легко смыла в моих мозгах предохранители трезвого рассудка и притупила всегдашнее чувство осторожности.

– Собирай свое хозяйство, Цыпленок! Поедем проветримся. Надоело в четырех стенах отсиживаться. Да и стыдно нам непонятно от кого прятаться, в конце-то концов! А от Судьбы все одно не уйти!

Верный телохранитель, любовно чистивший на журнальном столике разобранный «стечкин», попробовал было протестовать, но я сразу пресек его глупые возражения:

– О моей личной безопасности беспокоишься? Умница. Но и я не дурак. Уже все продумал до донышка – можешь убедиться!

Извлек из платяного шкафа два парика, один бросил Цыпе.

– Надевай и кончай хмуриться. Отлично внешность изменяет. Не веришь?

– Верю, – поглядев на мои новые каштановые волосы, согласился Цыпа. – Но усики твои известны каждой собаке!

– Это не проблема, братишка. Неужто позабыл старый испытанный прием?

Отделив кусок кожуры от палки копченой колбасы, я аккуратно приклеил его на свою верхнюю губу резиновым клеем. Губа, правда, стала некрасиво «заячьей», но усы пропали, будто и не было.

Уморительный вид Цыпы чуть не вызвал у меня взрыв гомерического хохота, но я благоразумно сдержался, памятуя о сверхобидчивости соратника. Ему достался курчавый черный парик, сделавший Цыпу женоподобным и сильно смахивающим на яркого представителя сексменьшинств. Гомика то бишь.

– Как? Нормально смотрится? – спросил он, подозрительно заглядывая мне в глаза и порываясь навестить большое зеркало в прихожей.

– Вполне! – заверил я, поправив его явно женскую челку, игриво спадавшую на левую бровь. – На себя ты уж точно совсем не похож сейчас. В натуре!

На сей раз я решил изменить любимому «марголину» и достал такую же крупнокалиберную фигуру, как у телохранителя.

– Михалыч, «броник» надень, пожалуйста! – попросил Цыпа, укладывая свой уже собранный «стечкин» в кобуру.

Я хотел отмахнуться, но, глядя в строгие и одновременно умоляющие глаза приятеля, неожиданно для себя согласился. Упоминать тот нюанс, что винтовка Драгунова легко прошибает подобный бронежилет навылет, я счел в данный момент неэтичным и даже вредным. Ни к чему еще больше нервировать заботливого телохранителя.

– Позови-ка пару наших мальчиков снизу, – сказал я Цыпе, решив, что некоторая перестраховка все же не повредит.

– Слушай сюда, мужики! – одобрительно окинул я взглядом крупные, чисто борцовские фигуры двух охранников из стриптиз-клуба. – Вы остаетесь в квартире. Разгуливайте, как у себя дома, можете баром попользоваться в меру. Если за фатерой кто-то пасет, то он должен быть уверен, что мы с Цыпой на месте. Усекли расклад? К телефону и близко к окнам не подходить! Удачи!

– Она вам срочно понадобится, коли сюда случайно залетит осколочный снаряд! – съязвил на прощание Цыпа. – Рекомендую сразу прятаться под кровать. Вон она какая у Михалыча широкая – как блиндаж! Хо-хо!

Телохранитель, по ходу, просто давал себе нервную разрядку, и я не стал обращать внимания на его идиотско-неуместные шутки. Да и охранники парни тертые, много чего уже повидавшие и обижаться, конечно, не станут. Держались они отлично – не выказали даже и тени удивления по поводу нашего с Цыпой странного видоизменения.

Серую «Волгу», патрулировавшую улицу, мы обнаружили, отойдя всего два квартала от дома. По моему распоряжению Цыпа высадил ребятишек и отдал им ключи от «мерса».

– Покатайтесь сегодня как белые люди! – напутствовал он мальчиков. – А нам с Михалычем нынче ваша «волжанка» больше в кайф. И пользительней для здоровья!

Машина эта частенько использовалась для акций и поэтому была отлажена от и до – завелась с пол-оборота.

Вечерело. На многих домах уже запестрели неоновые вывески и рекламы. Скоро и уличные фонари разольют свой холодный скупой свет на каменные джунгли Екатеринбурга. В полном соответствии с директивой мэрии, пытавшейся экономить на электричестве.

В преддверии ночи у меня возникает обычно одно и то же желание. Условный рефлекс, наверное. Так как изумрудами я пока не обзавелся, то решил ехать не к Вике, а к Мари. Благо она сегодня должна была уже вернуться из Нижнего Тагила и готовиться к стриптиз-шоу в клубе. Ну, часик для шефа малышка всегда отыщет в своем плотном вечернем распорядке. С понятием девочка. Тоже драгоценности сильно обожает, правда. Бескорыстие и красота, видно, несовместимые качества у женщин. Ничего не попишешь. Так, наверно, кем-то запланировано.

– Если б я готовил на тебя засаду, то как раз у клуба! – крутя баранку, хмуро обронил Цыпа, ознакомившись с моими ближайшими планами.

– Пустяки. Мы же не через парадный вход пойдем, а через черный. Как весьма осторожные, предусмотрительные люди.

– Очень осторожные! – скептически скривил губы телохранитель. – Одно лишь успокаивает децал – может, телефонный тип отвечает за базар и насчет трех суток не врет...

В клубе меня ждало разочарование. Глубокое и искреннее. А на что, спрашивается, я вообще мог рассчитывать? Плохое начало ведет к плохому концу, как говорили древние мудрецы. Вот и наглядное тому подтверждение – начало дня у меня было хуже некуда и концовка в том же негативном ракурсе. Малышка Мари все еще почему-то не прибыла из краткосрочного отпуска к месту своей основной деятельности. И даже не сочла нужным сообщить причину отсутствия. Хотя бы по телефону.

– А вдруг это как-то связано с пальбой по окнам? – встревожился Цыпа. – Может, ее украли?

– Сомневаюсь, – не очень уверенно сказал я. – Давай-ка, брат, сгоняем в Тагил, чтоб зазря себе нервы не жечь. К тому же совсем мне нынче почему-то возвращаться домой неохота. А инстинкты и неосознанные желания – первейший друг для людей нашей профессии. Поехали!

Тагильский тракт вился асфальтовой змеей по гористой пересеченной местности, ощетинившейся высокими корабельными соснами и пышными елями до самого горизонта. Рессоры у «волжанки» были в полном ажуре – тряски почти не ощущалось, несмотря на довольно приличную скорость. Стрелка спидометра застыла на цифре восемьдесят пять.

Скоро совсем стемнело, и я перестал глазеть по сторонам, наслаждаясь непосредственной близостью к любимой уральской флоре.

Небо сегодня напоминало черное траурное покрывало, простреленное миллионами трассирующих пуль-звезд. Натуральный космический дуршлаг, через который неведомые силы сеют на грешную землю нечто доброе и вечное. Впрочем, возможно также – нечто злое и ужасное.

Поездка отняла больше часа. Даже ночная прохлада не смогла справиться с всегдашним тагильским смогом. Я поднял в машине окно, чтобы хоть немного защитить свои органы обоняния от дыма и смрада этого старого заводского города. Внешне он уже не походил на огромный рабочий поселок – со всех сторон нам призывно моргали разноцветные вывески и рекламы, эти яркие представители новых рыночных отношений. Но и памятник Ленину сохранился на своем прежнем месте. Чугунная рука вождя торжествующе-многозначительно указывала в сторону чадящих фабричных труб, словно намекая о том, что все эти веселенькие неоновые огоньки кратковременны и преходящи, скоро жизнь вернется на круги своя – к вонюче-вечной трубе социализма то бишь.

У родителей Мари мне еще бывать не приходилось, но их координаты я имел, так как предусмотрителен буквально до отвращения.

Указанный в моей записной книжке дом находился в районе Вагонки. Типовая пятиэтажка уже потихоньку укладывалась спать – светилось меньше половины ее окон.

– А ты не допускаешь, что как раз здесь нас и поджидают? – спросил бдительный Цыпа, когда мы остановились у нужной двери на четвертом этаже.

Выдернув из наплечной кобуры пистолет Стечкина, телохранитель передернул затвор и, поставив на предохранитель, сунул его обратно. Прежде чем вдавить кнопку звонка, я проделал туже операцию, подумав, что устами младенцев часто глаголет истина.

Дверь открыл плюгавый низкорослый мужичонка в бело-желтой майке и тренировочных брюках с отвисшими коленками. Глядя на него, и в голову не могло бы прийти, что он отец такой изящной красотки, как Мари. Вот единственно, глаза у него такие же лучисто-лазурные и с поволокой, как у нее.

– Вам кого, граждане? – робко спросил мужичонка, подозрительно нас оглядывая.

– Добрый вечер! Мы коллеги Мари. Марины то бишь. Она дома?

– Значит, из балетной труппы? – заметно успокаиваясь, уточнил хозяин, приоткрывая дверь пошире. – Проходите. Она в своей комнате.

– Вы угадали. Мы ведущие солисты труппы. Балероны, – осклабился Цыпа, следуя за мной в прихожую.

Последние его слова неприятно резанули мой слух, так как «труппы» малоинтеллигентный соратник произнес с одним «п».

Из прихожей вели три двери в комнаты. Следуя указанию хозяина, я постучал в крайнюю слева.

– Войдите! Это ты, Валерик? – услышали мы приятный, хорошо знакомый голосок.

Мари была одна и в своей излюбленной позе – лежа на тахте животом вниз, листала иллюстрированный журнал.

С удовольствием скользнув взглядом по ее основной округлости, туго обтянутой в розовые пижамные брюки, я сразу взял быка за рога.

– В чем дело, маленькая? Тебе вдруг прискучило радовать публику на нашей сцене, или заболела, не дай Бог?

– Женя? Какой ты смешной в гриме! – стриптизерка села на тахте по-восточному, свернув ножки калачиком.

Казалось, она совсем не удивилась нашему неожиданному визиту.

– И господин Цепелев с чужими волосами! Замечательно. А я как раз о вас только что вспоминала, мальчики!

– На ловца и зверь бежит! – улыбнулся я, не уточняя, что в данном конкретном случае для точности надо бы переставить местами существительные в пословице.

– А еще говорят: легок черт на помине! – насмешливо сверкнула на меня своими чудными глазками Мари.

– Это не про нас, – отпарировал я, не сочтя нужным сердиться на нагловатую девочку. – Я, к примеру, натуральный ангел. По крайней мере по отношению к красивым девушкам. Неужели станешь оспаривать сию истину?

– Не стану, – почему-то вздохнув, покорно согласилась Мари и, взяв с ночного столика сигарету, закурила, щелкнув продолговатой золотой зажигалкой – мой скромный подарок на ее день рождения, кстати.

– Знаешь, Женик, я больше не буду у тебя выступать. Можешь менять название клуба. А замену мне в наше время легче простого найти. Контракт мы никакой не подписывали, так что расстанемся, надеюсь, добрыми друзьями...

– Если ты желаешь оформить договор – так прямо и скажи, – мягко сказал я, усаживаясь с ней рядом и тоже закуривая. – Сколько долларов в неделю тебя устроит?

– Дело совсем даже не в деньгах! – удивила Мари, чуть ли не умоляюще ухватив меня за руку. – Пойми, Женя, я ведь женщина, в конце-то концов!

– За что и ценю, – усмехнулся я, ободряюще понянчив ее детскую ладошку в своей. – Что случилось, милая? Рассказывай!

– Замуж я выхожу! Отпустите меня, мальчики, век благодарить буду!

Цыпа, каменным гостем застывший на стреме у закрытой двери, хмыкнул и подал голос:

– И кто же счастливец? Из наших?

– Нет, он совсем не бандит! – Мари спохватилась, досадливо прикусила нижнюю губку. – Простите, я хотела сказать...

– Ладно. Проехали! – благородно пришел я ей на помощь. – Так кто жених?

– Ну, он пока не жених, – смешно засмущалась стриптизерка. – Но на днях сделает предложение, будьте уверены! Мы с Валериком еще в балетной школе дружили, всегда всюду вместе были. Я спать не ложилась, пока не увижу, как он мигает мне фонариком из своего окна. Он напротив живет, только этажом ниже. Я ему в ответ тоже сигнализировала. Валера мне специально для этого фонарик подарил. Я его все еще храню, как реликвию. Показать?

– Не стоит. Верю на слово. Идиллия юношеской любви да и только! Давай дальше.

– Ну, я после окончания школы уехала продолжать учебу, а Валерик здесь остался. У его папаши магазинчик обувной, помощь требовалась. Продавца со стороны брать – страшно накладно. Рентабельность сильно падает.

– Ясно. Ну и?

– Я думала, что эта детская влюбленность давно прошла, но два дня назад встретила случайно Валерика и поняла, что ошибалась. Он возмужал, стал настоящим деловым мужчиной. Пополнел, правда, немного. Даже и не подумаешь, что каких-то три года назад бегал по сцене на пуантах!

– И он, естественно, мигом воспылал к тебе ответной романтической страстью? – усмехнулся я.

– Насчет страсти пока не уверена, но влечение ко мне у него огромное. Точно!

– Вот в этом ни капли не сомневаюсь! – Я пробежался взглядом по аппетитной фигурке Мари и поспешил закурить новую «родопину», чтобы отогнать нахлынувшие совсем некстати интимные воспоминания.

Если уж честно – хотелось заголить попку глупенькой девчонки и, хорошенько отшлепав, показать в натуре, что такое есть настоящая мужская страсть. Возможно, я бы так и сделал, если б не присутствие Цыпы.

– А хочешь, я половину твоих подарков верну? – вдруг предложила Мари, предельно меня изумив. – В качестве возмещения твоих возможных убытков?..

Я чуть было не поинтересовался: «А чего ж только половину?» Но врожденная дипломатичная тактичность подавила сарказм, готовый сорваться с языка. И я спросил:

– Валера тебе дороже драгоценностей? Тогда, безусловно, дело серьезное... Чем он тебя обаял, не пойму?

– Валера ко мне по-настоящему относится, а не как к игрушке постельной. Мне уж давно замуж пора, да и ребеночка хочется. Если не возражаешь, Женей назову. И девочке, и мальчику одинаково подходит.

Нет, не суждено мне понять женскую логику мышления. Да и никому это не под силу, гарантия!

– Ладушки! – Я старательно раздавил окурок в хрустальной пепельнице-ладье. – Оставайся, коли в кайф. Не возражаю. А отступной брать мне западло! Неинтеллигентно то бишь. Все же очень надеюсь, что скоро тебе прискучит пресный Валера и ты вернешься в клуб. Счастливо!

С плюгавым мужичонкой прощаться я счел излишним.

– Домой? – спросил Цыпа, когда вырулил «волжанку» со двора на улицу.

– Ты меня удивляешь, брат! Неужто думаешь, что я так вот запросто от Мари откажусь?

– Но ты же ей сам сказал... – начал непонятливый Цыпа, наглядно демонстрируя свое обычное плоское мышление.

– Пустяки. Я ведь хозяин слову: хочу – даю, хочу – беру обратно! Заворачивай за угол. Надо обувного коммерсанта Валерика навестить.

Чисто визуально, проведя траекторию от окон Мари, я легко вычислил, что нужный нам тип проживает в одиннадцатой квартире на третьем этаже. Окна молодого обувщика еще бодро светились.

Дверь открыл, судя по возрасту, сам жених. Либо бизнесмен проживал в гордом одиночестве, либо папаша его уже загасился в спальне. По крайней мере в гостиной никого не наблюдалось.

– Так, значит, вы дальние родственники Марины? – с плохо скрываемым сомнением переспросил Валера, любезно указывая нам с Цыпой на широкую кушетку у окна. – И о чем вам приспичило поговорить на ночь глядя?

– О многом. О смысле жизни и смерти, к примеру. – Я сел на предложенное место, а телохранитель по своей привычке тормознулся у двери, прислонившись к косяку, как к старинному верному другу.

– Не совсем понял. О чем вы? – Молодой фраер широко распахнул свои серые глаза, словно стараясь взглядом охватить смысл моих слов, раз ушей ему оказалось недостаточно.

– Да все о том же, – невинно улыбнулся я. – Кажется, Валера, вы решились покончить с холостяцкой жизнью?

– Ну, так прямо ставить вопрос еще преждевременно, – сказал обувщик, порадовав меня явным здравомыслием. – Мы пока присматриваемся друг к другу. Марина девушка замечательная, но, прежде чем делать такой серьезный в жизни шаг, необходимо все хорошенько взвесить. А, собственно, вы-то здесь при чем?

– Как ты любишь задавать всякие вопросы! – посетовал я. – Прям, как господин Якубовский из «Поля чудес»! Может, ты его родственник?

– Нет, я не родственник! – поджал губы Валерик. – Да и вы, уверен, никакие не родственники... Марина о вас ничего не говорила!

– Разве легкомысленная женская память заслуживает доверия? – удивился я. – Она небось и про срыв своих выступлений в шоу не обмолвилась! Верно?

– В каком шоу? Марина же в театре оперы и балета работает!

– Вот я про театр как раз и говорю, – неуклюже поправился я. – Зачем ломаешь девочке карьеру? И заодно приносишь убытки нашей фирме? Театру то бишь. Оперы и балета.

– Во-первых, окончательно еще ничего не решено, – трезво заметил кандидат в молодожены. – А во-вторых, поженившись, мы можем переехать в Екатеринбург. Отец давно собирается там филиал магазина открыть.

Эта идея мне совсем не пришлась по вкусу.

– Нет, земляк! Дело ведь не только в карьере. Марина подруга директора театра. Давненько уже. И ему женитьба эта сильно против шерстки будет!

– А это уже его личные проблемы! – показал характер Валерик.

Впрочем, возможно, его просто задело за живое неожиданное известие о любовнике-конкуренте.

– Боюсь, если женишься, серьезные личные проблемы возникнут у тебя. Директор мужик крутой и весьма несдержанный в поступках, когда покушаются на его собственность, – сочувственно сказал я. – Ты, как мне кажется, далеко не глуп и в меру сообразителен... Жарко что-то. Не возражаешь, если я куртку сниму?

Цыпа махом просек мою нехитрую мысль и тоже скинул куртку, повесив ее себе на руку.

Валера, смешно моргая, воззрился на нашу мощную подмышечную артиллерию, как кролик, увидавший сразу семейство удавов.

– Кажется, ты полностью уяснил фатальность ситуации, – с удовлетворением отметил я, снова надевая куртку. – Так что решай сам и добровольно. Стоит ли милую малышку делать вдовой сразу после свадьбы? Неинтеллигентно как-то...

Подойдя к двери, я обернулся:

– И еще! Не советую, земляк, про нас Мариночке говорить. Она может подумать, что ты просто-напросто испугался... Спокойно, по-доброму расстаньтесь. Удачи в обувных махинациях!

Весь обратный путь до Екатеринбурга я мирно продремал на заднем сиденье «волжанки». От сегодняшней сплошной говорильни устал больше, чем после вчерашней оргии у Вики.

4

Проснулся с чувством какого-то дискомфорта. И сразу понял, в чем дело. Из прихожей доносился богатырский храп телохранителей. Вот любопытный момент – чем ближе человек к животному, тем естественней в своих проявлениях. Нахальные звуки из прихожей – наглядное тому подтверждение. И одновременно опровержение народной пословицы, гласящей: «Нечистая совесть спать не дает». Цыпины костоломы все поголовно мечены кровью, но бессонницей почему-то вот не страдают.

По пути в ванную заглянул на балкон. Надувной матрац был пуст. Неугомонный Цыпа уже успел куда-то слинять.

После контрастного душа тело мое окончательно скинуло с себя сонную вялость и было снова готово верой и правдой служить своему хозяину.

Решив поощрить любимый организм, я разбил в сковородку на пару яиц больше, чем обычно. А на бутерброд с маслом положил не сыр, а щедро-толстый слой красной зернистой икры.

Я в общем-то не любитель деликатесов, отношусь к ним равнодушно. Икры же держу в холодильнике изрядный запасец исключительно для проглота Цыпы. Он ее прямо обожает – голодное детство, наверно, сказывается.

Так как храп вдруг резко прекратился, я понял, что вернулся Цыпленок и сразу навел благоприятный порядок в рядах своих подопечных. Надеюсь, он не переборщил в усердии и не нанес заметного ущерба здоровью беспечных охранников.

– Евген, я твоими ключами воспользовался, чтоб не шуметь, – сказал соратник, жизнерадостно ухмыляясь. – Возвращаю в целости и сохранности.

– Ты где шлялся в такую рань?

– Михалыч, уже час дня! А отлучался чисто по своей служебной надобности. Не нравится мне твоя новая пассия – организовал за ней наблюдение, да и в подноготной Вики не худо бы хорошенько покопаться.

– У тебя какая-то болезненная страсть – видеть вокруг сплошную измену и интриги, – посетовал я. – Чем тебе малышка не угодила? Не тем ли, что явно предпочла меня? Это лишь указывает на ее тонкий аристократический вкус.

– Думай как хочешь, – нахохлился обидчивый телохранитель. – Но я отвечаю за твою безопасность, и уж позволь делать мне то, что я считаю необходимым.

– Да ради Бога! – не стал я зря нервировать верного соратника и переменил тему. – А что это у тебя за подозрительный пакет? На бомбу чем-то смахивает. Из кинофильма «Крестный отец».

Самодовольная улыбка Цыпы была такой, словно он старался представить на всеобщее обозрение все свои тридцать два зуба.

– Ты что, в рекламные агенты зубной пасты заделался? – невинно поинтересовался я. – Или роль аллигатора репетируешь?

Но не так-то легко сбить Цыпленка с панталыку. Он и ухом не повел, давно привыкнув к моим всегдашним приколам по любому поводу.

– Это я для тебя купил! – сообщил соратник, вытаскивая из пластикового пакета высокую картонную коробку, похожую на торт. – Ты же большой любитель растительности всяческой. Глянь, чудо какое! Японское изобретение. Бонсаи эта штуковина зовется.

В коробке оказалось не банальное произведение кулинарного искусства, а миниатюрное деревце в овальном керамическом горшке коричневого цвета.

– Ну и ну! Моя квартира пока еще не кладбище, чтоб сюда всякую искусственную дребедень таскать!

– А вот и промахнулся! – радостно рассмеялся, как мальчишка, Цыпа. – Глянь внимательно – живая вишня! Сакура по-ихнему. Вскоре настоящие красные ягодки проклюнутся! Размером с рисовое зернышко. Гадом буду – не заливаю!

Недоверчиво-тщательно проведя визуальную ревизию, я убедился, что он меня не разыгрывает. Карликовая вишня – в натуре!

Поместил редкостное деревце на камине – пусть радует глаз всем входящим. Любопытно, ягоды у этой сакуры сладкие, или это лишь понты японские, а вкуса никакого?

– Вот и подробная инструкция по уходу, – Цыпа выложил на столик страничку с отпечатанным текстом. – Поливать надо строго кипяченой водой три раза в неделю. Но не из лейки. Следует опускать бонсаи прямо с горшком в воду на две-три минуты. Тут все подробно прописано.

– Ладушки! – Я аккуратно сложил листочек и спрятал в бумажник, как некий важный документ иль вексель. – Сколько я тебе должен?

– Обижаешь, Монах! Когда ты мне запонки рыжие подогнал, разве я за них платил?

– Хорошо! Благодарю. Я же только для проформы поинтересовался. Какие у нас на сегодня мероприятия намечаются? Нигде не горит?

– Да нет. Ничего срочного. Ежели, понятно, не считать, что за сутки необходимо выцепить вчерашнего снайпера и тех, кто его подослал! Ты еще не просек, какое такое «чужое» они нагло требуют?

– Пока ни одной дельной мысли, – со вздохом признался я. – Если по большому счету – все, что вокруг, принадлежит мне лишь фактически. А теоретически...

– Это слишком сложно! – отмахнулся соратник от моих глубокомысленных изысканий. – Тут все наверняка проще пареной репы. Нужно лишь повнимательней приглядеться и пораскинуть мозгами.

– Большое видится на расстоянии, – выдал я последний философский заряд и попытался пораскинуть мозгами в нужном направлении. – По ходу, без поллитры не разобраться!

Цыпа осуждающе покачал белобрысой головой, но без базара принес из холодильника вазочку с мандаринами и налил мне полную рюмку коньяку.

– Чуток можно, – сказал он, как заботливый врач больному. – Ты уж постарайся напрячься, Михалыч! Дело-то нешуточное!

Вот за что люблю Цыпу, так это за непроходимую наивность. Он, похоже, всерьез был убежден, что, стоит мне только хорошенько подумать, и я тут же назову имя неизвестного врага. Как Шерлок Холмс, посижу в кресле, покурю в потолок – и выдам решение проблемы. Легендарный криминалист, правда, еще и кокаином баловался для концентрации мыслительного процесса... Пожалуй, и мне надо будет испробовать этот допинг как-нибудь при случае. Чисто для научного эксперимента.

Под терпеливо выжидающим взглядом Цыпы я выпил без малейшего удовольствия. Преклонение перед моими интеллектуальными способностями я, конечно, очень ценю. Но соратник уж явно переборщил – считает меня за экстрасенса и оракула в одном лице! Я ведь не Кассандра! Да и невозможно этак махом вычислить врага. За свою бурную жизнь приобрел я их в крутом избытке – сотни, если не тысячи. Тут уж ничего не поделаешь – работа такая.

– Знаешь что, братишка? – сказал я, нарочито бодро поднимаясь из кресла. – Волка ноги кормят! Поехали навестим бывшего оперуполномоченного. У него ведь и правда есть веские причины на меня ядом дышать!

На этот раз гримироваться я не стал. Во-первых, при свете дня эта маскировка никого не обманет, а во-вторых, от Судьбы все одно не спрячешься, как утверждают мои единомышленники-фаталисты.

Кожевников обретался невдалеке – за пять минут доехали до места его прописки. Оставив Цыпу в «мерсе» просвещаться свежими газетами и подав мальчикам в «Волге» знак, чтоб спокойно ждали, я поднялся на нужный этаж.

Прежде чем надавить кнопку электрозвонка, на всякий случай толкнул дверь. И не напрасно. Она оказалась незапертой. Давно уж замечал – многие работники органов беспечны до нахальства. Считают, наверно, что все воры и злодеи должны обходить их дальней стороной. Самомнение выше крыши. Горбатого только могила исправит.

Младший лейтенант, одетый в несвежую футболку и спортивное трико с лампасами, сидел в гордом одиночестве на кухне. На столе перед ним стояла початая розовая бутылка вермута и миска с желто-серой квашеной капустой.

Он был явно с большого бодуна – опухшее бордовое лицо с заплывшими глазами и многодневная щетина на щеках недвусмысленно свидетельствовали о продолжительном беспробудном запое.

Между прочим, история, обычная до банальности. Такие вот упертые мужики, самодовольно-уверенные и с виду волевые, чаще и скорее ломаются при неожиданно-негативных ударах судьбы, чем какой-нибудь рядовой серый трудяга, не воспринимающий себя этаким пупом земли.

Должно быть, тупо-бессмысленно уставившийся сейчас на меня индивид принадлежал именно к той категории людишек, которые, лишившись привычной должности и связанных с ней благ-привилегий, сразу суют голову в спасительный алкоголь, как та глупая птица в песок.

– Монах?! Ты?!! – наконец-то узнал меня бывший опер, непроизвольно стискивая кулаки.

Аж пальцы побелели. Мент попытался оторвать себя от табурета, но пьяных силенок не хватило, и он тяжело шлепнулся обратно, чуть не сбив локтем граненый стакан со стола.

– Как видишь, – я сочувственно кивнул. – Вот шел мимо, дай, думаю, проведаю хорошего человека. Совершаешь массированную бомбежку собственной печени? И как? Не отвалилась она еще от этого ядовитого пойла? Гляди – цирроз заработаешь!

– Ты, похоже пожалеть меня заявился? – уже заметно отрезвев, язвительно засмеялся-закашлял младший лейтенант. – Или покуражиться да полюбоваться на дело рук, своих?

– А в чем претензии? – невинно спросил я. – До суда-то дело не дошло. Замяли.

– Это до уголовного. А суд офицерской чести?! Выперли из органов, как якобы порочащего милицейский мундир! А ведь никакого вымогательства и в помине не было – сам это отлично знаешь, гад!

– Ну-ну, пониже тон. Ты не у себя в конторе! Что за вульгарные выражения? Мы же интеллигентные люди с тобой, в конце концов!

– Особенно ты! – ехидно-злобно осклабился Кожевников. – Со своими тремя судимостями! Причем все по тяжким!

– Почему мои «ходки» вспоминаешь? – вполне искренне удивился я. – Они совсем не в тему! Возьмем Оскара Уайльда – аристократ, интеллигент, писатель, а множество лет просидел в тюрьме. И что из того? Или О'Генри – тот вообще американский классик, а первый свой рассказ в тюряге накропал. Кстати, оба не за политику сидели! А может, ты даже писателей интеллигентами не считаешь?

– Они не были убийцами! – привел мент последний, очень убедительный, как ему казалось, аргумент,