Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №5"

Автор книги: Евгений Константинов

Соавторы: Сергей Саканский,Анатолий Агарков,Кирилл Берендеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Мама улетела на следующий день. Мне оставался один лишь экзамен, но она не хотела ждать.

Захлопнув зачетку с очередным и последним в этом году «отл», побарабанил ею по костяшкам пальцев, размышляя – сейчас позвонить маме или дома. Тут позвонили мне. И звонили из приемной Президента.

Начинается новая тема, и следует начинать новый рассказ. Этот я, пожалуй, завершу. О Билли вам рассказал. О себе более чем. Впрочем, еще парочку штрихов. Росту во мне сто семьдесят семь сантиметров – на четыре больше, чем у отца. Причем прибавились они за последние два года. Вес – восемьдесят. Нормальный, если учесть постоянный (до печального дня) бабушкин прессинг – «поешь, куда ты голодный». Можно сказать, идеальное сочетание. Волосы светло-каштановые, мягкие, вьющиеся. Мама говорит – у меня привлекательное лицо, но в нем не хватает мужественности. Откуда ж ей взяться – с такой наследственностью.

Великая национальная идея

В известной беседке произошла революция: волнистые попугайчики экспроприировали кормушку, а золотистый кенар эмигрировал на ветви плюща и верещал оттуда о несогласии с Новым порядком.

Президент кивнул на вазу с фруктами:

– Угощайся.

Его отеческое «ты» польстило моему самолюбию.

Патрон потер лоб над переносицей.

– Задача будет не из легких. Но она назрела. Ее решение необходимо…

Мне показалось, Президент убеждает самого себя.

– Россия обновилась, Россия обновляется, идет вперед семимильными шагами. Отстает самосознание нации. И это порождает новые, усиливает существовавшие центробежные силы. А у центростремительных, увы, наблюдается обратный процесс… Наша с тобой задача, – Президент окинул меня взором, будто целую рать перед решительным боем, – создать объединяющую идею. Консолидирующую всех – от мала до велика, от бомжей до олигархов, русских, татар, якутов, тунгусов – всех-всех-всех, живущих под российским флагом. Это понятно?

Я легонько пожал плечами – и да и нет.

Президент перевел дыхание.

– Надо, чтобы на мой вопрос: «Мы – великая нация?» – народ в едином душевном порыве ответил: «Да!»

– Нужна Великая национальная идея, – очень раздельно, почти по слогам произнес я.

– Именно. – Указательный перст первого лица государства прицелился в мой лоб. – Верно сказано. Вот по этой теме и приступай к работе. По срокам не тороплю. Ошибки не прощу – ее и не должно быть. Приму как ответ отрицательный результат. Все, езжай, будешь готов – звони в любое время.

Он пожал мне руку.

На обратном пути я покинул авто далеко до дома. Захотелось пройтись, заглянуть в лица москвичей – может быть, там найду ответ на поставленную задачу. Чего хочет вот эта женщина, царапнувшая меня беспокойным взглядом? Или этот мужчина, чуть не толкнувший меня плечом, а теперь часто и недоуменно оглядывающийся? Или эти девицы с мороженым в руках, расступившиеся и хихикнувшие на мой вопрошающий взгляд? Чего они хотят-то все? Спешат куда-то – куда? Озабочены чем-то – чем? Медленно вслед за мной поворачивается голова постового – того и гляди, с резьбы слетит. Наверное, странным ему показался, задержит для выяснения. Если задать вопрос: «Вы постовой великой нации?» – то и в «обезьянник» определит до приезда санитаров.

– Билли, не устал от амурных писем? Работа есть.

Мой компьютерный гений в последнее время увлекся электронной перепиской.

– Весь внимание, Создатель.

Пока я добирался домой, кое-что обдумал.

– Мы должны подготовить Президенту очередное Послание Федеральному собранию.

– На тему?

– На тему – Великая национальная идея.

– Что-то новенькое.

– Придется потрудиться.

Решив, что свою лепту в решение поставленной задачи внес, я занялся обустройством быта. Сессионная возня накопила на рабочем столе и диване книги, в кухне грязную посуду и пыль по всей квартире. Уборка отняла два дня. К исходу второго понял: если так бросаться на работу, очень скоро останусь без нее и помру со скуки. Решил упорядочить трудовой день.

Подъем в шесть утра. До восьми бегаю по парку, подтягиваюсь на детской площадке, отжимаюсь, хожу на руках – к великому удовольствию самых юных «жаворонков», их мам, нянь и бабушек.

Потом готовлю себе завтрак, завтракаю. До двенадцати работаю над задачей Президента. После двенадцати, отобедав, сажусь спиною на диван часика этак на три.

Потом опять к компьютеру до 18–00. Ужин.

До одиннадцати вечера занимаюсь в спортивном комплексе – удобное время: у профессионалов заканчивается рабочий день, собираются любители с пропусками вроде меня.

В 24–00 отбой.

Это в идеале. На практике:

– Билли, как дела?

– Чисто, Создатель, не единой путной мысли.

– Чем сутки занимался?

– Судя по результатам – ничем.

– Давай вместе думать.

– Давай по раздельности.

– Обижаешь.

– Прости, Создатель. Есть какие мысли – выкладывай.

– В том-то и дело…

– Тогда ты думай, а я буду собирать первичную информацию.

Думать за столом тяжковато – в сон клонит. Встал, походил. Забрел в мамину комнату. Знакомый аромат французских духов царапнул по сердцу. Я уж отзвонился, похвастал итогами сессии, сообщил, что завален работой и на Холодянку вряд ли попаду.

– Не много потеряешь, – радостно сообщила мама. – Тут комарье, ночами заморозки, днем – солнечные ожоги. Видел бы ты мой фейс.

– Очень хочу видеть.

На стене висела забытая хозяйкой походная гитара – на рюкзачном ремешке с голубым бантиком. Взял в руки – запахи дыма костра, сосновой смолы и еще чего-то тревожащего душу. Приложился ухом – не шумит ли прибой. Нет. Звуки надо было рождать. И мне захотелось.

– Билли.

– Что-нибудь надумал, Создатель?

– По теме нет. Открой мне самоучитель для гитары – под музыку лучше думается. Как тебе струнный звук, не помешает?

– Нет, Создатель. Думай под музыку.

Через неделю умел уже брать аккорды и начал пробовать голос.

– Билли, послушай.

– Увы, Создатель, недоступно.

Я побренчал на гитаре, спел песенку, очень и очень задорную. Отложил инструмент.

– Ну, как дела?

– Готов подписаться под «Умом Россию не понять».

– И только-то за десять дней?

– Увы.

– Сдаваться будем?

– Ни в коем случае, что-нибудь придумаем.

– Ну, думай-думай. Пойду пройдусь.

Спустился во двор. Он не был мне чужим. Когда-то дошкольником бегал здесь, играл вон на той детской площадке, в хоккейной коробке. Мама писала свои диссертации, и бабушка забирала меня к себе, в этот дом. У меня были здесь друзья. Вспомнил Жанку. Шустрая девчонка-сверстница – в первый же день знакомства отколотила меня. А потом всегда заступалась. Где она теперь?

Только подумал – Жанка навстречу. Или не Жанка? Или Жанка?

– Жанка?

Худенькая девушка с нервным лицом приостановилась, вглядываясь.

– Алекс? Ну, точно! Лешка, привет! Какими судьбами?

– Живу в бабушкиной квартире.

– Соседи, стало быть. Женат, холост? Учишься или работаешь?

– Учусь, холост. А ты?

– Была, за папуасом. Представляешь, поехала, дура, к нему в Черномордию, ну в Африку, – людоед оказался. Сынишку отнял, сама еле вырвалась, благо гражданство не поменяла.

– Жанка, – я был рад встрече и ласково потрепал ее по щеке.

– Но-но, студент, сначала научись зарабатывать, потом женись…

– Студенты, значит, не в моде?

– За тебя, наверное, пошла бы – у тебя предки богатые.

– Разошлись они.

– Бывает. Играешь? – Жанка царапнула струны ногтем. – Приползай вечером в коробку – потусуемся.

У меня совсем не было сексуального опыта, и я подумал, неплохо бы приобрести его с Жанкой. Она чмокнула меня и ладошкой размазала помадный след по щеке:

– Пока.

Я посмотрел ей вслед, на худой вихлявшийся зад, и мне расхотелось приобретать сексуальный опыт с Жанкой. Однако ради вечернего рандеву перекроил распорядок дня – после Адмиральского часа укатил на тренировку.

– Алекс вернулся, – представила меня Жанка кучке молодых людей от пятнадцати до двадцати лет, оккупировавших перед закатом хоккейную коробку.

Я не увидел знакомых лиц – мне тоже не обрадовались. Девицы курили в кругу, дрыгали ногами, крутили попами. В другом кругу ритмично поводили плечами парни. Музыкально оформляли тусовку два гитариста – один в полосатой майке десантника, у другого на предплечье рядом с якорем темнела наколка – КТОФ. Я кивнул на них Жанке и, получив высочайшее позволение, перебрался на скамейку к оркестровой группе. Послушал, попробовал и присоединился. Десантник хмыкнул неопределенно, моряк кивнул ободряюще.

– Билли, как дела?

– Пытаюсь создать математическую модель человека.

– Думаешь, это возможно? А для чего?

– Чтобы понять, чем он дышит, о чем думает, чего хочет.

– Я тебе и так скажу – дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег.

– Умно.

– Ну, трудись-трудись.

Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки – она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое.

– Ты, чувак, зачастил. Если хочешь прописаться – проставлялся.

Ни тон, ни тема их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлекся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие – люди авторитетные.

– Ты кто?

– Сорока.

– Где хвост оставил?

– Шутник? Сейчас очки пропишу – увидишь.

Очки, в смысле, затемненные – «фонари» скрывать.

– Кто был бы против – я никогда. Сейчас вернусь.

Мамину гитару некому доверить, понес домой.

– Не вернешься – не обидимся, чувак.

Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще – предстоящие «танцы» обещали быть пыльными. Кинул взгляд на компьютер – мое детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а это человечество собралось меня бить.

Включил освещение коробки и вышел в ее центр. Похрустел шейными позвонками, пощелкал ключицами, разминаясь.

– Ну, смелее, смелее. Где тут известный окулист?

Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждет. Ну, будет цирк.

Бить я их не бил – злости еще не было. Ловил на контрприем и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом.

– Убери – ручонку сломаю, – предупредил я.

Он не послушался, а я не сдержал слово – поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чем не повинный заборчик. Затих почему-то. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко.

– Чего глазеете? А ну-ка гурьбой, – Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков.

– Смелее, смелее, – подбадривал и я.

Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их наземь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали и визжали – я думаю, от восторга. Вдруг знакомый и любимый голос, легкий плеск ладошек:

– Браво-брависсимо! Ты еще в детский сад не забудь заглянуть.

Мама! Мамочка! Здесь? Приехала!

Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства – у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание – это для девиц, – перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понес домой. Она:

– Рюкзак, рюкзак – там все сокровища!

Прихватил и рюкзак.

Мы пили чай.

– Колотун-бабай теперь в Якутии.

– Это в августе-то?

– Представляешь, утром все бело от инея. Солнце встанет – роса блестит. В полдень жара. Ночью у костра греемся – в палатке даже в спальном мешке не улежишь. Попростывали все и решили свернуться. Смотри, что привезла…

Среди прочих якутских трофеев сверкал алмаз. Настоящий. Не силен в каратах – стекляшка в полногтя мизинца.

– Место запомнила? На следующий год рванем вдвоем, на-роем-намоем, богатенькими будем.

Неделю мы разбирали мамины трофеи. Она из дома носа не кажет. Он у нее, и лоб, и щеки, и даже шея в красных пятнах. На руках – о ужас! – цыпки.

– Это от ледяной воды, – пожаловалась мама. Втирала кремы в кожу и сетовала – кабы до учебного года зажило.

Пили чай.

– Ма, что такое русский народ?

– Здрасьте-приехали. Школу забыл?

– Нет, ты сама скажи, не по-учебному. Как сама понимаешь…

– На эту тему можно говорить до бесконечности. Есть такая теория: будто Земля – живой организм. Там русским отведена роль нервов – вся боль планеты проходит через нас. Никто так не может чувствовать и переживать. Достаточно?

– Интересно.

Интересная мысль! Надо бы Билли подсказать. Хотя, если это зафиксировано в Инете, ему и без меня доступно.

Следующий свой визит в коробку приурочил к Жанкиному выходному. Но сначала подготовился – сделал заказ в ближайшей кафешке. Сидел с гитарой на своем месте. Народ потихоньку подтягивался. Жанка!

– Наслышана, наслышана. Герой! Тема есть на миллион – чуть позже. А это что за дела?

Во двор вошла «фура» и начала разгружаться. Ребята в униформе «Макдоналдс» таскали в коробку пластиковые столики, стулья, накрывали яствами, питьем.

– Совсем обнаглели буржуи! Ну, я им щас…

Удержал Жанку за руку:

– Это я проставляюсь.

– Ты? Ну, дела.

Подружка моя не смогла устоять на месте, шмыгнула к девчатам, потом к ребятам. Сервировка еще не закончилась, мои вчерашние недруги, а теперь, уверен, друзья не разлей вода, рассаживались за столики. Впрочем, они внесли свою поправку – сдвинули их вместе. Сорока с подручниками не появился – то ли заняты были, то ли проигнорировали попытку примириться. Морячок с десантником пожали мне руку. Мы ударили по струнам, а девчонки накрыли нам в «оркестровой яме». Спиртного не было, но народ веселился от души. Притащили колонки, протянули удлинитель, подключили микрофон – от желающих спеть не было отбоя. В разгар веселья Жанка подошла с незнакомой миловидной девушкой.

– Алекс, знакомься – Даша.

– Даша, – прошелестели пухленькие губки.

Я кивнул – усвоил, мол.

– Алекс, девушке помочь надо. Сорока и с нее проставки требует. – Жанка округлила глаза: – Натурой.

Я бросил на Дашу любопытный взгляд – глаза большие, синие, грустные, строгие, красивые.

– А что? Здоровое чувство к красивой девушке.

– Не пошли. Лучше скажи – поможешь?

– Что надо сделать?

– Ну… скажи, что это твоя девушка… Кто сунется – сразу по рогам.

– Легко.

Жанка покосилась подозрительно:

– Только вы не очень-то заигрывайтесь. Помни, Алекс, ты – мой.

Чуть позже я взял микрофон и объявил, что следующая песня исполняется для моей любимой девушки. Коллеги мои играли, а я пел и, как заправский эстрадный артист, выделывал в коробке танцевальные па. Подвальсировал к сидящей за столом Даше и чмокнул ее в щечку – чтобы всем все стало ясно.

– Билли, мне нравится одна девушка.

– Давно пора, Создатель, пик твоей сексуальности уже позади.

– Я серьезно.

– Я тоже.

Дашу увидел дня через три после нашего знакомства. Она плакала, закрывая лицо ладонями. Прихватили ее у подъезда Сорока с известными уже приятелями. Кровь ударила мне в голову. Сработал инстинкт далеких и диких предков – не жалея живота своего, защищать самку и детенышей. Разрывая одежду о кусты акации, полетели на клумбы приятели. Сорока попятился.

– Тебе разве не сказали, что Даша моя девушка?

– Н-нет, – он пятился и отчаянно боялся, боялся всеми клетками своего организма.

– Ну, извини, буду бить тебя не предупрежденного.

– Не надо, – попросил Сорока.

– Не надо, – попросила Даша.

– Проси прощения, урод.

– Слышь, ты, прости.

– Не так, – сказал я и схватил Сороку за нос, прищемил его большим и указательным пальцами. – На коленочки встань, на коленочки.

Манипулируя Сорокиным клювом, поставил его на колени:

– Клянись, что больше не будешь.

– Не буду, – гундосил шишкарь дворовый.

– Отпусти его, – попросила Даша.

– Брысь, – сказал я, отпуская.

Сорока так и исполнил, как услышал, – не встал и побежал, а сначала на четвереньках шлеп-шлеп-шлеп, а потом встал и побежал. Я понимал, что нажил себе смертельного врага, но насколько он мог быть опасен, не представлял.

– Ты куда?

– В институт, документы подавать.

– В какой?

– Медицинский.

– Знаешь где? Позволь, провожу.

Даша была не против, чтобы я ее проводил.

Мы доехали на такси. Но до этого я подарил девушке мобильник.

– Дай мне твой номер.

– У меня нет телефона.

– Нет телефона? А паспорт есть? Дай сюда.

Затащил Дашу в ближайший маркет и купил самую навороченную мобилу.

– Умеешь? Ничего, пощелкаешь клавишками, научишься. Застолбил в памяти свой номер и опустил японский шедевр в Дашину сумочку. Набрал ее номер. Даша вздрогнула, когда из ее сумочки полились соловьиные трели.

Конкурс обещал побить все рекорды.

– Прорвешься?

– Не знаю. Надо пробовать.

– Может, лучше на платное отделение?

Я потянул девушку к крайнему столику приемной комиссии.

– Что сдаем на платном?

Женщина в огромных роговых очках подняла на нас строгий взгляд.

– Кроме денег – собеседование.

– На предмет?

– Бывают люди совершенно несовместимые с медициной.

– Мы желаем поступить.

– Оба?

– Нет. Вот, девушка.

– Сдайте в кассу пятьдесят тысяч рублей и с квитанцией об уплате и документами подходите за направлением на собеседование. Не пройдете – деньги вам вернут.

– Пятьдесят это за год?

– За год.

– А за весь курс – до диплома.

– Умножать умеете? Умножьте на шесть.

– Кредитку в оплату примете?

Женщина подняла очки на лоб, внимательно посмотрела на меня, потом на Дашу, потом снова на меня. Она подумала: столичный балбес прикалывается над доверчивой провинциалкой.

– Кредитки в оплату не принимаем. Наличку…

– Перечислением можно? Дайте расчетный счет. – Даше: – Подожди пять минут, я с банкомата перекину.

За всеми столиками приемной комиссии суета, очереди. Даша одиноко и очень принужденно стояла у последнего. Строгая очкастая женщина ей что-то выговаривала, и моя подопечная согласно кивала. Мне улыбнулась вымученно.

– Готово, – я вернул квиток с реквизитами.

– Надо проверить. – Регистратор приемной комиссии покинула свой пост и удалилась.

Мы ждали ее минут двадцать, посматривая и обсуждая суетящихся абитуриентов, их мам, пап…

– Все в порядке, – регистратор строго и с обидою взглянула на меня, приглашая Дашу к столу писать заявление, заполнять анкету.

Покинув стены альма-матер со змеей – любительницей выпить, – мы облегченно расхохотались.

– Это дело надо обмыть.

И Даша согласилась.

Остаток дня мы кувыркались на аттракционах, катались на пароходике. Мамин звонок настиг нас в кафе-мороженое.

– Ты где?

– В Робине с Бобином.

– Где? С Бобчинским?

– Нет, с красивой девушкой.

– Шибко красивой?

– Глаз не отвести.

– Вези домой, у меня есть что к столу подать.

У Даши была масса женских достоинств и напрочь отсутствовало чувство противоречия, так раздражавшее меня в девушках. Уговорить ее пойти к нам в гости и познакомиться с мамой не составило труда. Выбирали торт-мороже-ное.

– Мы тут веселимся, объедаемся, а маму твою кто угостит? Девушка, – позвал я работника кафе, – вот этот торт вы можете доставить по указанному адресу? – На ее кивок Даше: – Диктуй.

Девушка принесла открытку:

– Можете черкнуть пару фраз.

И Даша написала: «Мамочка, я поступила!!!»

Мама у порога бесцеремонно схватила Дашу за руки и потянула на свет под люстру.

– Ну-ка, ну-ка, ну-ка… Какая хорошенькая!

Она чмокнула Дашу в щечку. Та засмущалась и развеселилась одновременно.

Мы накрыли стол в гостиной. Я поклевал немножко из тарелочки, пересел на диван, взял гитару – дам надо развлекать.

– Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые… – опустил голос в доступные мне басы.

Мама поднялась, обняла Дашу за плечи, чмокнула в щечку:

– Всегда мечтала иметь такую прелестную дочку, а родился вот… Шаляпин.

Ее ласковый взгляд не соответствовал укоризненным словам, меня она тоже любила.

Засиделись допоздна. Мама сменила меня, исполнила несколько классических романсов, потом таежно-походных. Мы с Дашей подпевали ей: «Милая моя, солнышко лесное…» Хором пели: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

Провожая Дашу домой – она жила в соседнем подъезде на втором этаже, – поцеловал у ее дверей. Она стояла покорная, поникшая, не тянулась ко мне, и я не решился продолжить.

Я был на тренировке, когда в нашу дверь позвонили. Мама распахнула, схватила Дашу за руки, потянула в глубь квартиры:

– Дашенька! Как я рада!

Следом вошла ее строгая мама.

– Моя мама – Надежда Павловна, – представила Даша.

– Потрудитесь объяснить, – строго сказала Надежда Павловна, – что все это значит. На каком основании ваш сын делает такие дорогие подарки моей дочери?

Она выложила на стол мобилу и направление на собеседование с подшитой квитанцией об уплате трехсот тысяч р. за обучение в мединституте. Мама недолго недоумевала:

– Вообще-то я не в курсе, но мы сейчас все выясним.

Она набрала мой сотовый и включила громкую.

– Алекс?

– Да, мама.

– Вчера ты был в гостях с девушкой Дашей…

– Да, мама.

– Я хочу знать, как ты к ней относишься.

– До вечера не терпит?

– До вечера не терпит.

– Я очень люблю ее и хочу на ней жениться.

– Знаешь как?

– Нет, но надеюсь, ты мне поможешь.

– Помогу, конечно. Слушай сюда. Позвони друзьям в Администрацию, закажи контрамарку в Большой на четверых… День уточним позднее. Еще купи колечко, золотое с бирюзой. Если Даша примет его – считай, девушка просватана, готовься к свадьбе.

– А если не примет?

– Плачь и добивайся.

– Наука.

– А ты думал. Ведь «жена не рукавица, с белой ручки не смахнешь и за пояс не заткнешь».

– Ладно, все сделаю, как сказала. Только почему ты звонишь с домашнего? И, наверное, громкая включена? Даша, привет! Вечером увидимся?

– У нас ее мама.

Я кашлянул.

– Надежда Павловна, – подсказала мама.

– Уважаемая Надежда Павловна, у вас прекрасная дочь, и будет, надеюсь, достойный зять.

Окончив переговоры, мама повернулась к гостям и развела ладошки.

– На все вопросы даны ответы? Тогда давайте пить чай.

Даша прятала от женщин смущенный, брызжущий радостью взгляд.

После театра я пригласил Дам в ресторан. Это было то самое заведение, где мы воевали с курносой кавказской братвой. Я Бога молил повторить ситуацию, но он, увы, не услышал.

Прокашлявшись, встал.

– Надежда Павловна, я люблю вашу дочь и прошу у вас ее руки.

Не дожидаясь ответа, обратился к Даше:

– Милая, если у меня есть хоть какая-нибудь надежда добиться твоей взаимности, прими, пожалуйста, этот скромный подарок.

В черной атласной коробочке сверкало огнями золотое колечко с бирюзой.

– Билли, я женюсь.

– Счастливый.

– Не завидуй, тебе тоже что-нибудь придумаем. Что есть по существу задания?

– Ни-че-го. Математическая модель не работает – люди, народы, государства получаются какие-то идеальные, а так не бывает. Столько трудов, и все напрасно.

– Не паникуй! В науке не бывает напрасных трудов. Отрицательный результат – тоже результат. Пойдем дальше.

– Пойдем.

– Слушай, у меня совсем нет сексуального опыта, – признался я Даше.

– У меня тоже, – призналась она мне.

Больше мы этой темы не касались. Но вот однажды…

Мы встретились во дворе случайно. Я возвращался с тренировки, а Даша… не знаю. Поднялись ко мне.

– Погоди, душ приму, у нас там ремонт затеяли.

Даша ткнулась носом в мою грудь.

– Мне нравится запах твоего пота.

Я поднял ее личико и поцеловал. После душа предложил Даше массаж:

– У мамы есть замечательные кремы, а у нас в спорткомплексе профессионалы-массажисты. Кое-чему у них научился.

Уговорил Дашу раздеться и лечь на тахту. Освободил спину от бретелек бюстгальтера и полупрофессионально размял ее, втирая крем.

– Позволишь? – потянул вниз резинку трусиков.

Даша без слов приподняла таз. Касаясь ее ягодиц, бедер, лодыжек, гнал прочь мысли и желания, но меня уже лихорадило. Закончив со ступнями, прохрипел:

– Повернись.

– Ой, – Даша повернулась и закрыла глаза ладошками.

Но руки ее мне тоже были нужны – я их размял, растер, разогрел.

Даша лежала передо мной в первозданной красе, пряча девичий стыд под дрожащими ресницами. Я массажировал ей груди, живот, низ живота, наслаждался Дашиной доверчивостью и проклинал свои трясущиеся руки.

– Все, – сказал я, поцеловав большой пальчик ее восхитительной ножки. – Ты жива?

– Иди сюда, – Даша протянула ко мне руки.

– Ма, а почему возникают центробежные силы в государстве?

– Это, сын, пережитки прошлого – от натуральности хозяйствования. Каждый регион имеет или стремится иметь самодостаточную экономику. Бухаются средства, отрываются ресурсы, и, несмотря на все затраты, мы выращиваем хлеб на Северном Урале и делаем станки на Кубани. Поворачиваем реки вспять, обводняем пустыни. Природа отвечает катаклизмами. Вечный бой…

– Билли, это важно, это то, о чем мы с тобой забыли.

– О чем?

– О чем говорил Президент – центробежных и центростремительных силах общества.

Я передал ему мамины мысли. Билли повеселел:

– Это интересно.

– Начнем сначала?

– Нет, я загоню это в матмодель как поправку.

В науке так бывает: копится информация, копится, копится… Как снег на крутом склоне горы. Достигает критической массы. Тогда бывает достаточно слабенького толчка, последней крупицы, и огромная масса приходит в движение, несется вниз, набирая скорость. Не буду вас стращать лавинами, скажу проще: однажды я проснулся автором той самой идеи, за которую мировая пресса окрестила нашего президента Великим русским реформатором.

Все гениальное просто. Мы с помощником бились, напрягали интеллект; а решение лежало на поверхности. Оно было настолько очевидным, что теперь диву даешься, как ноги-то не переломали, запинаясь. Взяв за основу устранение истоков центробежных сил и создание благоприятного климата для центростремительных, мы с Билли словами Президента в ежегодном Послании Федеральному собранию предложили провести глубочайшую дифференциацию регионов в плане рационального использования природных ресурсов и климатических особенностей. Если грубо – пусть Кубань выращивает хлеб, а Урал варит металл и производит из него машины. Использовать богатства и особенности климатических поясов и устранить все наносное, затратное. Вернуть Природе первозданную красоту, вернуть человека в статус дитяти ее, а не преобразователя, читай – курочителя, ломателя, разрушителя. Эта мысль стала красной нитью Послания. Между строк читалось: дифференциация хозяйственных приоритетов регионов, как ответную реакцию, повлечет за собой интеграцию их (регионов) в общегосударственный экономический уклад…

Такая модель построения экономики адекватна для любого государства. Но мы будем первыми! Для этого есть все необходимые предпосылки. Объективные: богатейшие природные ресурсы, относительная незагаженность среды обитания, достаточный научный и производственный потенциал и огромные средства Стабилизационного фонда. Субъективные: толковый ищущий Президент, созидательное Федеральное собрание и талантливый народ, давно жаждущий настоящего дела.

Билли родил этот документ ночью. Он не стал дожидаться, пока я продеру глаза, и распечатал его на принтере.

Я прыгал на одной ноге, натягивая тренировочные брюки для утренней пробежки, когда вдруг почувствовал – что-то произошло. Огляделся. Из пасти принтера торчал ворох бумаги, а желтый глазок процессора впервые за последние четыре месяца не горел – Билли отдыхал. Не веря своему счастью, осторожно потянул листы. Кинул взгляд на заголовок и забыл об обязательной пробежке.

Не было еще восьми, когда я позвонил Президенту. Патрон мой тоже не спал. Более того, он ехал в аэропорт, намереваясь отлететь в Австрию. Сказал, что задержит вылет, и послал за мной машину.

Взглянув на объем труда и его заглавие, хмыкнул.

– Хорошо, – сказал он. – Я почитаю это в воздухе.

Позвонил в тот же день из Вены.

– Меня зацепило. Что-то есть, буду думать. А пока отдам специалистам – пусть критику наведут. В любом случае спасибо, отдыхайте, устраивайте свои личные дела.

На этот раз Президент не предугадал неурядицы моей личной жизни, он их накликал.

Откуда взялся этот проклятый инвалид? Впрочем, что я говорю – он жил в нашем доме на одной лестничной площадке с Дашей задолго до ее приезда. Они общались еще до ее знакомства со мной. Даша недавно была на его дне рождения. Сама мне рассказала. Я и не ревновал: инвалид – какое сравнение! А этот неходячий сверстник моей невесты переиграл меня в борьбе за ее сердце по всем пунктам.

Мы загадали с Дашей: как только я закончу свой труд (Великую национальную идею), мы идем узаконивать наши отношения. После звонка Президента я набрал Дашу по мобильнику.

– Все, любимая, я твой на веки вечные.

В тот же день мы подали заявление в загс. В тот же день Даша сообщила своему неходячему приятелю, что выходит замуж. И в то же мгновение этот «огрызок» пошел в наступление на наше счастье. Он схватил Дашу за руку, припал к ней губами, разразился стенаниями в потоках слез. Клялся, что любит, что жизни не чает и, наверное, тот же час с нею и покончит. Он был инвалидом от рождения. Его родители занимались бесконечными разборками – вето кому жизнь испортил. Да и не было у них средств лечить своего парня. Поэтому Даша стала его единственным шансом в жизни. Если судить по большому счету, он через нее подбирался ко мне, точнее, к моим финансовым возможностям. Но мы тогда были молоды и наивны. Мне было бы проще откупиться – оплатить ему новые ноги: и несчастному помог, и Дашу уберег. Да знать бы об этом!

Она прибежала ко мне вся в слезах – наш брак погубит хорошего, несчастного, ни в чем не повинного человека.

– Не бери в голову, что-нибудь придумаем, – был мой ответ.

Но для дум на подобные темы меня в те дни просто недоставало. Обласканный благодарностями Президента, я плавился в лучах собственного самомнения. Послание наше раскритиковали специалисты чуть-чуть по форме и не нашли изъянов в содержании.

– Билли, ты гений.

– Мы гении, Создатель.

Я совершил роковую ошибку. Господи, как я проклинаю себя за тот проступок. Все бы отдал, чтобы не случилось того, что произошло. Но, увы, воробушек выпорхнул – и я потерял свою любимую.

Шел к ней. На площадке подъезда мой соперник в колясочке. Господи, убогий недолюбок против фаворита Президента – какое сравнение. Я склонился к его бледному остроносому лицу:

– Если ты, огрызок, будешь забивать голову моей девушке, я оторву тебе и руки. Просекаешь?

– Да, – пролепетал он, страх плескался в его глазах.

И вдруг лицо его напряглось, глаза постеклянели, тонкие губы вытянулись ниточками.

– П-пошел ты…

– Что?!

Я легонечко подтолкнул его коляску. Уверяю вас – чуть только коснулся. Дальше всё – его импровизация. Потому что он видел то, чего не видел я. За моей спиной открылась подъездная дверь, и вышла Даша.

Он опрокинулся вместе с коляской.

– Женя! – крикнула Даша и, оттолкнув меня, бросилась на помощь.

Я был готов сквозь землю провалиться.

Инвалид умело сымитировал отключку сознания. Даша подняла его голову на свои колени и гладила лоснящиеся волосы:

– Женя, Женечка, что с тобой?

Она швырнула в меня мобильник:

– Убирайся! Видеть тебя не хочу.

Мой подарок летел в мое лицо. Я увернулся, и он разбился о бетонную стену, брызнув осколками к моим ногам.