Текст книги "В огненном кольце"

Автор книги: Евгений Дворянский

Соавторы: Алексей Ярошенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Когда солнце начало клониться к закату, на по приехали командир 115-го зенитного полка подполковник Владимир Георгиевич Привалов и секретарь партийного бюро политрук Сергей Васильевич Мельников.

– Перед батареей на шоссе мы увидели целую свалку горящих танков, вспоминает генерал-полковник артиллерии в отставке В. Г. Привалов. – Батарея совершила великий подвиг, задержав наступление крупных сил врага. Конечно, она тоже понесла потери, но зенитчики свой долг выполнили.

Фашисты оставили на поле боя много трупов и 16 подбитых танков, из них четыре сожжены на позиции батареи бутылками с горючей смесью.

Дивизион, которым командовал капитан П. Д. Калиниченко (из 115-го зенитного артполка), к началу ноября 1941 года имел на своем счету 45 сбитых вражеских самолетов, 13 подбитых танков. Дивизион уничтожил пять артиллерийских и две минометных батарей, 24 пулеметных гнезда, 87 автомашин с солдатами и боеприпасами, свыше тысячи вражеских солдат и офицеров. Особенно отличилась третья батарея, которой командовал лейтенант А. П. Якушин. Героически сражались зенитчики младший политрук М. И. Козлов, командир орудия С.С. Гуськов, младший лейтенант Г.А. Горбачев, лейтенант В.Д. Слюсарев, младший сержант А.А. Семенов, красноармеец И.К. Сергеев и другие{77}.

Юго-западные подступы к Ленинграду в те тревожные сентябрьские дни прикрывал 169-й зенитный артиллерийский полк. Это был наиболее ответственный участок. Зенитчикам приходилось отражать и налеты авиации, и атаки фашистских танков.

Для прикрытия главных направлений командование создало противотанковую группу в составе четырех дивизионов, которую возглавил заместитель командира 169-го зенитного полка капитан Иван Ефимович Лебедев. Эта группа сыграла важную роль в сентябрьских боях 1941 года. Зенитные батареи, поставленные на огневые позиции вдоль переднего края обороны, зачастую являлись главной силой в борьбе с фашистскими танками.

10 сентября на командном пункте 169-го зенитного артполка, находившемся в двух километрах севернее Красного Села, побывал Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов. Внимательно выслушав доклад командира полка о воздушной и наземной обстановке, маршал приказал сражаться до последнего снаряда, стоять насмерть, но врага в Ленинград не пропустить.

В довоенных правилах стрельбы зенитной артиллерии говорилось, что огонь по танкам и пехоте ведется в целях самообороны. Здесь, под Ленинградом, от зенитчиков требовалось другое: во что бы то ни стало не пропустить танки и пехоту врага к городу. Борьба с танками и пехотой зачастую являлась главной задачей бойцов противовоздушной обороны.

Командир полка подполковник Петр Давыдович Гордиенко, военком батальонный комиссар Александр Михайлович Зойончковский каждый день бывали в подразделениях, руководили созданием прочной обороны, беседовали с бойцами, воодушевляли их.

Зенитчики стойко отражали налеты авиации и натиск вражеских танков и пехоты. На доступах к Красному Селу героически сражались воины дивизиона, которым командовал коммунист капитан Ф. И. Симонов. Батареи этого дивизиона перекрывали шоссейные дороги, идущие на Ленинград. Здесь и развернулись ожесточенные бои с фашистскими танками.

Сильным артиллерийским огнем враг нарушил связь на командном пункте дивизиона. Восстановить ее в короткий срок оказалось делом трудным. Симонов решил перенести свой КП на позицию ближайшей батареи, которой командовал лейтенант Кузнецов, и оттуда управлять боем дивизиона. Но и эта батарея оказалась в трудном положении: на позиции бушевал шквал артиллерийского и минометного огня, уже совсем близко подошла вражеская пехота.

Рядом с командным пунктом батареи разорвался снаряд. Осколками ранило капитана Симонова и лейтенанта Кузнецова. Но оба они остались на позиции и продолжали руководить боем. Батарея еще несколько часов отражала атаки фашистов. Гитлеровцы сосредоточили по ней огонь нескольких минометных и артиллерийских батарей. Во время этого огневого налета на боевом посту погибли командир дивизиона капитан Симонов и командир батареи лейтенант Кузнецов. Зенитчики поклялись отомстить врагу за смерть своих командиров. На этом рубеже они подбили 10 танков и уничтожили до батальона пехоты.

Тяжелые бои вела батарея, которой командовал лейтенант Иван Федорович Моисеенко. Сюда пришел командир полка П.Д. Гордиенко. Когда он обходил позицию, фашисты открыли по батарее сильный артиллерийский и минометный огонь. По звуку полета одной мины Моисеенко определил, что она разорвется совсем близко. Командир полка, отдававший распоряжения, не заметил угрозы. Тогда Моисеенко увлек его в окоп и накрыл своим телом. Рядом грохнул разрыв, засвистели осколки, один из них ранил лейтенанта Моисеенко в спину. Так, рискуя собственной жизнью, офицер спас командира своего полка.

15-я зенитная батарея отражала атаку фашистских самолетов. В разгар боя враг открыл по позиции сильный артиллерийский огонь. Осколком снаряда смертельно ранило красноармейца Ивана Крюкова. В батарее все знали этого мужественного воина. К нему бросился командир орудия сержант Федор пытаясь помочь хоть чем-нибудь. Увидев возле себя командира, красноармеец Крюков чуть слышно, прерывающимся голосом сказал:

– Иди, друг, к орудию. За нами Ленинград. Я умираю за нашу победу{78}.

"За нами – Ленинград!" – с этой мыслью сражались все воины. "За нами Ленинград!" – повторяли они, когда в бою становилось невмоготу, и от сознания своего великого долга у них умножались силы.

В очень трудном положении оказалась пятая батарея, которой командовал лейтенант Николай Евгеньевич Смирнов. Она занимала позицию в двух километрах южнее Красного Села, перекрывая шоссе. Батарея взаимодействовала с батальоном ленинградских ополченцев, занимавшим оборону на Вороньей горе. Но непосредственно перед батареей стрелковых подразделений не имелось. Зенитчикам предстояло отражать и самолеты, и танки, и пехоту фашистов.

Утром 10 сентября курсом на батарею шли более 30 вражеских бомбардировщиков. Они уже развернулись и стали пикировать. Но бомбили не основную позицию батареи, а ложную. Зенитчики увидели, какую важную роль сыграла предусмотрительность командира батареи. Добрую половину бомбового груза фашисты сбросили на пустое место. Потом они разобрались и начали бомбить батарею.

Два самолета пикировали со стороны, где стояло орудие младшего сержанта Аверкина. Расчет открыл огонь, но в самый напряженный момент заклинило орудие. Аверкин быстро устранил задержку и выстрелил. Передний фашистский самолет резко отвернул в сторону и... столкнулся с другим. Оба бомбардировщика упали в 150 метрах от огневой позиции батареи.

Потом, после обеда – новый налет, такой же массированный.

Вечером командир батареи лейтенант Смирнов и политрук Василий Шатов собрали бойцов, разъяснили создавшуюся обстановку. Они откровенно сказали: враг хочет ворваться в Красное Село, поэтому следующий день будет очень трудным. Сейчас стоит задача: за ночь восстановить разрушенные бомбежкой укрытия, для каждого бойца отрыть щель.

Всю ночь никто не спал – углубляли котлованы для орудий, рыли щели, укрытия для боеприпасов. Политрук Василий Шатов переходил от расчета к расчету, помогая бойцам советом, сам брался за лопату. Молодой, энергичный, он будто заряжал людей неукротимой силой.

Ночью на батарею прибыл младший сержант Трупин. Накануне его отправили работать кладовщиком на продовольственном складе. Узнав о начавшемся наступлении врага, он поспешил в свою батарею. Подошел к лейтенанту Смирнову, доложил о прибытии.

– А кто вас отпустил со склада? – спросил его лейтенант Смирнов.

– Никто не отпускал, но мое место здесь, я же командир орудия, ответил Трупин. В это время к ним подошел политрук Шатов. Вот полюбуйтесь, обратился к нему Смирнов, – самовольщик объявился.

Шатов выслушал объяснения и пошел докладывать командиру дивизиона. Он пожурил младшего сержанта за самовольный уход со склада, но в душе радовался: человека отправили в тыл, а он рвется в бой. Вот он, советский патриотизм!

За ночь зенитчики полностью оборудовали огневую позицию. Утром 11 сентября снова появились вражеские самолеты и начали кружить над расположением наших войск. Батарея открыла огонь. "Юнкерсы" стали бомбить ее позицию. Бомбы падали совсем близко от орудий. Разбило трактор, две автомашины,

Вскоре показались фашистские танки: впереди шли три машины, а из-за возвышенности нарастал мощный гул, клубами поднималась пыль.

Первые три машины двигались по обочине шоссе, приблизились к противотанковому рву, стали разворачиваться вдоль него влево. Очевидно, искали проход через ров. Этим воспользовались орудийные расчеты комсомольцев младших сержантов Трупина и Тура, располагавшиеся на правом фланге батареи. Они сразу подбили два танка.

Гитлеровцы засекли наши орудия и обрушили на позицию батареи шквал артиллерийского и минометного огня. По команде лейтенанта Смирнова зенитчики укрылись в щелях, отрытых накануне ночью. Только разведчик красноармеец Сукалин да сам командир батареи вели наблюдение.

А с высотки, справа и слева шоссе, уже спускалось более десятка танков. Сзади них двигалась цепь автоматчиков. Зенитчики заняли свои места, ждали команды. Они понимали, что предстоит тяжелый бой.

Когда танки подошли ближе, орудия Трупина и Тура ударили по группе, шедшей справа. Один танк загорелся, второй остановился и открыл огонь по батарее.

По другой группе били орудия младших сержантов Аверкина и Бондарева.

А на позиции снова загрохотали разрывы. Но теперь нельзя было укрыться в щелях – танки и пехота находились совсем рядом, приходилось стрелять то по танкам, то по пехоте.

Падали бойцы, сраженные осколками вражеских снарядов. Командира батареи ранило в руку, потом в ногу, но он не уходил со своего поста. Политрук Шатов сам встал у орудия.

Первая атака отражена. Зенитчики не успели помочь раненым, как начался новый артиллерийский налет. И опять в атаку пошли фашистские танки и пехота. Упал, сраженный у орудия, младший сержант Аверкин. Его заменил старшина батареи Закутный. Младший сержант Бондарев остался только с двумя бойцами, но орудие продолжало вести огонь и подбило еще один танк. Бондарев ранен, его заменил красноармеец Иванов. Красноармеец Аверин бросился к пулеметной установке и стал бить по фашистским автоматчикам, которые подошли совсем близко. Санинструктор Банкин, призванный из запаса, уже пожилой человек, увидел, как упал политрук батареи и поспешил к нему. Помочь он уже не мог: Шатов был мертв.

Большие потери понесла батарея, отражая эту атаку, но выстояла. Перед позицией горели танки, густой дым растекался по низине.

Наступило затишье. Но длилось оно не долго – фашисты вновь пошли в атаку. Начался обстрел со стороны Вороньей горы. Смирнов посмотрел туда и понял: враг потеснил наши подразделения. В этот момент раздался сильный взрыв на позиции. Командир батареи увидел страшную картину: снаряд разорвался рядом с орудием, расчет погиб, пушка разбита. В следующую секунду он почувствовал удар в шею и в глазах потемнело. Третье, тяжелое ранение вывело командира батареи из строя.

Батарею возглавил командир огневого взвода младший лейтенант Череменский. Зенитчики продолжали сражаться. Они до темноты стойко отражали натиск врага и не пропустили его к Красному Селу. К вечеру в батарее осталось только одно орудие.

12 сентября фашистские войска прорвались в Красное Село, а потом стали развивать наступление на Урицк и Пулково. 169-й зенитный артиллерийский полк снова встал на пути врага. Стойко отражала атаки танков 22-я батарея, которой командовал младший лейтенант Ширяков. Ее позицию прикрывала группа прожектористов во главе с лейтенантом Масиком. С рассвета 12 сентября и до 14 сентября зенитчики непрерывно вели бой и устояли, не пропустив врага. Героически сражались бойцы Кулаков, Грачев, Поляков и многие другие. Секретарь бюро ВЛКСМ прожекторного батальона тов. Гиберман дважды раненый, поднял бойцов в контратаку и был сражен вражеской пулей.

Сдержав натиск фашистов, наши стрелковые части нанесли удар в направлении Урицка. 169-й зенитный артполк мощным огнем поддержал контратаку 14-го стрелкового полка, обеспечив ее успех.

Врага здесь остановили.

"В самые напряженные дни сентября, когда фашистские войска с ходу пытались захватить город Ленина, батареи зенитно-артиллерийского полка оказали большую помощь стрелковым частям в предотвращении прорыва немецко-фашистских орд к Ленинграду... Зенитчики под яростным артиллерийским и минометным обстрелом стойко отражали налеты воздушного противника и атаки наземных сил".

Так писал командир 14-го Краснознаменного стрелкового полка Герой Советского Союза В. А. Родионов.

Высокую оценку действиям зенитчиков дал командующий артиллерией Красносельского укрепленного района комбриг Сухотин. "Подразделения 169-го зенитно-артиллерийского полка принимали активное участие в усилении наземной обороны района Петергоф – Красногвардейск – Красное Село, – писал он. Зенитные батареи, расположенные в районе Петергофа, Ропша, Высоцкого, Аррапокузи, Красногвардейска, успешно громили наступавшего противника и, как правило, отходили последними"{79}.

За образцовое выполнение боевых заданий и проявленные при этом доблесть и мужество 169-й зенитный артиллерийский полк был награжден орденом Красного Знамени.

Большое мужество и стойкость требовались от всех воинов ПВО: летчиков и зенитчиков, вносовцев и связистов, прожектористов и аэростатчиков. И они с достоинством выполняли свои задачи, прикрывая город, защищая подступы к нему.

На Пулковских высотах располагалась радиолокационная станция, начальником которой являлся лейтенант Черногуз. Это было одно из важнейших направлений действий вражеской авиации. Операторы не могли даже на минуту оторваться от экрана.

К 13 сентября станция оказалась недалеко от переднего края обороны и подвергалась артиллерийскому и минометному обстрелу. И все же расчет бесперебойно передавал данные о воздушной обстановке. В момент, когда на станции работал оператор Николай Курчанов, возле машины разорвался снаряд. Курчанов погиб на посту. Его место сразу же занял оператор с другой смены и станция продолжала действовать.

Когда фашисты подошли совсем близко, бойцы с винтовками и пулеметом заняли оборону и прикрыли отход станции на новую позицию.

Во время бомбежки и артиллерийского обстрела часто нарушалась проводная связь. Бойцы под огнем устраняли повреждения. Не раз в таких условиях выходили на линию сержант Мошкин и ефрейтор А. Ананьев. Работали они самоотверженно, обеспечивая бесперебойную связь. Постоянно вместе с бойцами делили все трудности командиры и политработники подразделений связи Н.Г. Смирнов, Н. И. Поглазов, Ф.Н. Гревцев, Б.В. Барышев, Е.А. Кузнецов, А.С. Арьев, С.Г. Сергеев, П.М. Петров и другие.

С выходом фашистов на подступы к Ленинграду возникла труднейшая проблема с ремонтом самолетов. На инженерно-технический состав корпуса, который возглавлял М.И. Плахов, с самого начала войны легла огромнейшая работа.

В воздушных боях и от артиллерийских обстрелов многие машины получили повреждения. Требовалось в короткие сроки, обычно ночью заниматься ремонтом, чтобы к утру самолет был готов к вылету.

Командование 7-го истребительного авиационного корпуса ПВО принимало все меры по ускорению ремонта самолетов. Политработники совместно со специалистами проверили на всех складах наличие запасных частей. Все было направлено в полки. Инженеры корпуса М. Плахов, К. Щербаков, А. Кальченко, инженеры полков тт. Ежегодов, Зимогляд, Попов, Талманов и другие делали все возможное, чтобы самолеты быстрее возвращались в строй. Устанавливался твердый срок ремонта каждой машины, устранения каждого дефекта.

Командиры и военкомы полков и эскадрилий, партийные и комсомольские организации постоянно вели работу с авиаспециалистами, широко популяризировали опыт лучших, внедряли рационализаторские предложения.

В один из сентябрьских дней в 44-м истребительном авиаполку особенно много самолетов получило повреждения. Военком эскадрильи И. В. Ковалев, инженер по образованию, собрал техников и механиков, разъяснил им создавшееся положение и призвал сделать все, чтобы утром самолеты могли подняться в воздух. Авиаторы горячо поддержали призыв комиссара. Ковалев остался работать вместе с ними.

В течение ночи бригада под руководством старшего техника коммуниста Егорова вернула в строй самолет, требовавший большого ремонта. Много труда и смекалки вложили в это техники коммунисты Болотин, Пыхтин, Готов, мотористы Зыков, Сидоркин, Чуркин.

Утром на аэродроме появился боевой листок, рассказывавший о самоотверженной работе техников и мотористов, отремонтировавших за ночь поврежденные самолеты{80}.

Активно работала партийная организация эскадрильи, которую возглавлял младший воентехник А.Г. Сальников (123-й истребительный авиаполк). Коммунисты – авиационные специалисты Серафим Шитиков, Николай Волков, Константин Чистов, Иван Каминский, Николай Бакаев в труднейших условиях быстро восстанавливали поврежденные машины, своим самоотверженным трудом воодушевляли товарищей.

В 26-м истребительном авиационном полку хорошо знали братьев Шмайловых, работавших авиамеханиками.

В начале войны их было трое – Савелий, Андрей и Михаил. Во время бомбежки аэродрома Савелий получил тяжелое ранение.

– Хоть одного бы фашиста убить ... Тогда и помереть ...

Это были последние слова Савелия. Он завещал братьям мстить. Об этом же писала им мать: "Отомстите, сыны мои, другой нет радости у меня"{81}.

Андрей и Михаил хотели уйти воевать на фронт и обратились с рапортом к военкому.

– Вам гаечный ключ дан, – ответил военком. – Им и воюйте! И так, чтобы фашист чувствовал: все три брата воюют, все живы – братья Шмайловы!

Андрей и Михаил всегда работали так, что действительно выполняли обязанности за троих. Они внесли несколько ценных рационализаторских предложений, значительно ускоривших установку мотора, замену шасси.

Андрей трудился в комсомольском звене, активно участвовал в общественной работе, его приняли в партию. В августе его назначили техником звена{82}.

... Летчики возвращались с боевого задания, шел на посадку командир звена Николай Щербина. Андрей Шмайлов подошел к командиру.

– Пару фашистов сбили! Впиши и себе процент, – весело сказал летчик Андрею.

Процент вклада братьев Шмайловых в дело победы рос непрерывно, рос в расчете на троих.

Большую изобретательность проявляли ремонтники зенитных артиллерийских полков, восстанавливая поврежденные орудия и приборы. Но имелись такие повреждения боевой техники, которые в полковых условиях устранить невозможно. Поэтому была создана 283-я армейская артиллерийская мастерская (начальник – инженер-подполковник Максимов).

Стрельбу зенитной артиллерии все более лимитировал недостаток снарядов. Расходовалось их зачастую больше, чем поступало с заводов. Например, в сентябре 1941 года зенитчики израсходовали 69 000 снарядов, а поступило лишь 14 530 штук{83}. Поэтому командование, городской комитет партии и Ленсовет принимали все меры для увеличения производства боеприпасов на ленинградских заводах. Одновременно в войсках усиливалась борьба за меткость стрельбы.

В труднейших условиях, в которых оказались защитники Ленинграда, требовалось мобилизовать всю волю и силы воинов, чтобы противовоздушная оборона надежно прикрывала город. А для воинов ПВО сентябрь оказался труднейшим. Враг предпринял за месяц 23 групповых воздушных налета, из них 12 – ночных. В этих налетах участвовало 2717 самолетов{84}. В обстановке, когда линия фронта проходила у самого города, отразить такую массу самолетов было делом чрезвычайно трудным. И все же из этой массы прорвалось к городу 480 самолетов{85}, т. е. меньше одной пятой части. Причем вражеская авиация понесла большие потери. Только войска ПВО сбили 272 самолета, из них летчики 7-го истребительного авиационного корпуса – 120 и зенитная артиллерия 2-го корпуса ПВО – 152 самолета.

В трудный период боев по отражению натиска врага на подступах к Ленинграду воины противовоздушной обороны, как и все защитники колыбели социалистической революции, проявили величайшую стойкость и самоотверженность, массовый героизм.

II. В огненной кольце

Выстоять, победить!

Линия фронта к концу сентября 1941 года пролегла южнее Урицка, через Пулковские высоты, южнее Колпино, затем по Неве до Ладожского озера. Ленинград был блокирован 300-тысячной группой войск армий "Север". Но выдохлись силы у фашистских армий: они понесли огромные потери и не смогли преодолеть нашу оборону. За первой линией их войск, вместо резервов, вытянулись длинные кладбища с бесчисленными рядами крестов и касок на могилах.

Непривычными были для гитлеровцев такие потери, действовавшие на психику солдат и командования. Ведь до нападения на Советский Союз гитлеровская армия, прошедшая по всей Европе, потеряла только около 300 тысяч солдат, а на Советском фронте за первые три месяца полегло более полумиллиона фашистских солдат и офицеров{86}. Значительная часть из этого полумиллиона была уничтожена под Ленинградом.

Ленинград, олицетворявший социалистическую революцию, не давал гитлеровцам покоя. Не добившись успеха штурмом, они решили сломить героическое сопротивление защитников города жестокой осадой, бомбежками и обстрелами. По распоряжению Гитлера оперативный отдел генерального штаба разработал указания "О блокаде Ленинграда", датированные 21 сентября 1941 года. В этом чудовищном документе говорилось: "... б) Сначала мы блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем город, если возможно, артиллерией и авиацией... г) остатки "гарнизона крепости" останутся там на зиму. Весной мы проникнем в город... вывезем все, что осталось живое, в глубь России или возьмем в плен, сравняем Ленинград с землей и передадим район севернее Невы Финляндии"{87}.

Фашистское командование предусматривало различные варианты возможных событий, и во всех случаях приказ сводился одному: уничтожить. В указаниях верховному главнокомандующему армией главная квартира фюрера 7 октября 1941 г. предписывала: "Фюрер снова решил, что капитуляция Ленинграда, а позже Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником".

Другая директива гитлеровского верховного командования от 7 октября 1941 г. предписывала войскам "уничтожить население орудийным огнем, если оно вдруг начнет покидать город"{88}.

Уничтожение – такую жуткую участь готовили фашисты ленинградцам и Ленинграду, и они всеми силами пытались осуществить свои планы.

На город ежедневно бросались бомбардировщики, тяжелая артиллерия обстреливала заводы, жилые дома, больницы, музеи. На картах у гитлеровских артиллерийских начальников кружками были специально отмечены наиболее многолюдные места. За три осенних месяца враг обрушил на Ленинград почти 25 тысяч снарядов.

В октябре фашистское командование предприняло еще одну отчаянную попытку отрезать Ленинград от страны. Наступлением из района Чудово на Тихвин оно хотело создать второе кольцо блокады, перерезать все пути в город. Врагу удалось 8 ноября захватить Тихвин, перестала действовать и последняя железнодорожная магистраль, по которой шли грузы в осажденный город. Враг торжествовал: фашистские марши забивали все радиопередачи.

Ленинград, действительно, оказался в тяжелейшем положении. Запасы продуктов подходили к концу. С 20 ноября рабочие стали получать в сутки 250 граммов хлеба, служащие, иждивенцы и дети – 125, войска первой линии, весь личный состав боевых кораблей и летно-технический состав ВВС – 500, все остальные воинские части – 300 граммов{89}.

Не хватало топлива, а стужа стояла лютая, морозы доходили до 40 градусов. В жилые дома не подавалась электроэнергия. Замерзли водопроводные и канализационные трубы, жители остались без воды. Остановились трамваи.

Ленинградцы переносили нечеловеческие лишения: голод и холод, жестокие обстрелы и бомбежки. И все же они боролись.

Находясь в блокаде, ленинградцы повседневно ощущали связь со страной. Со всех концов нашей Родины шли сюда письма и телеграммы со словами восхищения и поддержки, шли эшелоны с продовольствием. 7 ноября к ленинградцам обратился М. И. Калинин. Он писал, что Ленинград не изолирован, с ним – вся страна. Казахский акын Джамбул прислал песню. "Ленинградцы, дети мои, ленинградцы, гордость моя!" – эти слова шли от самого сердца.

Центральный Комитет партии, Государственный Комитет Обороны принимали все возможные меры для оказания помощи Ленинграду. В самый критический момент, когда нельзя было доставлять грузы по Ладожскому озеру, с 16 ноября продовольствие из Новой Ладоги в Ленинград перебрасывалось на транспортных самолетах и тяжелых бомбардировщиках ТБ-3. Советские войска контрударом приостановили наступление врага на тихвинском направлении, а затем, в начале декабря отбросили его назад. Вновь вступила в строй железная дорога Волхов Тихвин и по ней пошли грузы к Ладожскому озеру. Это была очень важная победа, сорвавшая замыслы врага отрезать Ленинград от страны.

С 20 ноября начала действовать военно-автомобильная дорога, проложенная по льду Ладожского озера, названная ленинградцами Дорогой жизни. В труднейших условиях по ней непрерывным потоком пошли грузы в осажденный город. Фашистская авиация буквально набросилась на Дорогу жизни, пытаясь бомбежкой и обстрелом перевалочных баз и машин в пути сорвать поступление продовольствия в Ленинград.

Войска противовоздушной обороны должны были защищать город от бомбардировок вражеской авиации и прикрывать коммуникации, по которым шли в Ленинград грузы через Ладожское озеро – сперва по воде, а потом по ледовой трассе.

Воины ПВО вместе со всеми ленинградцами переносили тяжелые условия блокады. Многие из них несли свою боевую службу в городе и становились очевидцами трагедии, переживаемой населением. Эти ужасы заставляли забывать и о недоедании, и о холоде.

Трудности борьбы с фашистской авиацией усугублялись недостатком самолетов и горючего для них, острой нехваткой снарядов для зенитной артиллерии. К тому же в августовских и сентябрьских боях зенитные части потеряли около 100 орудий среднего и около 50 орудий малого калибра.

С начала октября 1941 года гитлеровцы изменили тактику действий авиации, в результате чего усложнилась борьба с ней. Массированными дневными налетами авиации на город фашисты не добились тех результатов, на которые рассчитывали: город не превратился в руины, он жил, трудился, сражался. Вражеская авиация в тех налетах понесла огромные потери. Поэтому фашистское командование и изменило тактику: бомбардировщики перешли к ночным действиям. С 1 октября по 5 декабря 1941 года враг предпринял 84 налета на Ленинград, из которых 69 совершены ночью, а остальные – днем, при сплошной облачности.

Налеты, как правило, сопровождались артиллерийскими обстрелами и растягивались на всю ночь.

Бомбардировщики подходили к городу на высоте 5000-6000 м с разных направлений небольшими группами или по одному с интервалами между ними в 10-20 минут. Таким образом, город все время держался в напряжении. Это была тактика измора, имевшая целью оказать моральное воздействие на бойцов и население, нарушить жизнь города, работу промышленности.

Воины противовоздушной обороны Ленинграда противопоставили новой тактике врага свою высокую бдительность и самоотверженность. Они буквально все ночи напролет не отходили от орудий, прожекторов, аэростатов заграждения.

Бороться с самолетами, шедшими ночью на большой высоте, да еще за облаками, было невероятно трудно. Стрельба по таким целям требовала особой выучки, ведь приборов, которые определяли бы точное положение цели, тогда еще не имелось. Командование 2-го корпуса ПВО проделало значительную работу по организации взаимодействия между летчиками, зенитчиками, прожектористами для отражения вражеской авиации. Во всех частях изучались и совершенствовались приемы ведения огня по самолетам ночью. На повышение боевой готовности подразделений направляли всю свою деятельность партийные и комсомольские организации.

Многие командиры подразделений внесли ряд новшеств, повышавших меткость стрельбы батарей.

Приобретенный опыт моментально распространялся в других подразделениях и частях, что помогало совершенствовать боевое мастерство орудийных расчетов. Несмотря на сложность борьбы с фашистскими самолетами ночью и на их тактические ухищрения, все же войска ПВО не пропустили к городу многие десятки вражеских бомбардировщиков.

Свой вклад в оборону города вносили и аэростатчики. На тросы аэростатов налетело и разбилось несколько самолетов врага. Поэтому фашистские летчики боялись снижаться над городом. В октябре аэростатчикам приходилось работать почти всегда под артиллерийским огнем. Многие аэростаты получали повреждения, но воины быстро устраняли их и продолжали выполнять свою задачу. Активно действовал, в частности, отряд, которым командовал коммунист лейтенант Владимир Меньшутин.

Во время ночных налетов важную роль играли прожектористы. Освещая вражеские самолеты, они оказывали большую помощь зенитчикам и летчикам. Такое тесное взаимодействие ярко проявилось во время отражения налета вражеской авиации в ночь на 5 ноября 1941 года.

Вдали, на подходе к городу, послышался гул самолета. Его уловили слухачи прожекторно-улавливательной станции красноармейцы Павлинов и Криштоп. Пока самолет приближался, в него нацелился и прожектор. И вот через какие-то секунды по команде сержанта Ежевского расчет дал луч. Бомбардировщик оказался в ярком пучке света. В то же время ночное небо прорезал луч другой прожекторной установки, которой командовал старший сержант В. Фатьянов. Вражеский "Хейнкель-111" пытался вырваться из слепящего перекрестия, но прожектористы держали его цепко. По бомбардировщику открыла огонь зенитная артиллерия{90}.

Над городом в этот момент патрулировал на своей "чайке" летчик 26-го истребительного авиационного полка младший лейтенант Алексей Тихонович Севастьянов. Он увидел скрестившиеся лучи прожекторов, разрывы зенитных снарядов и устремился туда. Вскоре летчик различил и вражеский самолет и сразу же пошел в атаку. Хотя "хейнкель" и был освещен, но поразить его Севастьянову не удалось. Не дала результата и вторая очередь. Фашистский самолет, яростно отстреливаясь из пулеметов, резко отвернул в сторону и выскользнул из луча. "Чайка" влетела в яркую полосу и Севастьянов на себе испытал силу луча: он ослепил его. Прошли какие-то мгновения, пока летчик снова мог различать приборы. Он снова увидел в скрещении прожекторных лучей вражеский бомбардировщик. Прожектористы цепко держали фашиста. Учтя опыт первых атак, Севастьянов подошел к нему ближе и нажал гашетку. Пулеметная очередь внезапно оборвалась. Севастьянов с силой нажал гашетку, но пулеметы молчали. "Кончились патроны", – пронеслось в голове. Но как быть с вражеским бомбардировщиком? Разве мог он, советский летчик-коммунист, оставить врага над самым центром Ленинграда! И тут он вспомнил о таране.