Текст книги "В огненном кольце"

Автор книги: Евгений Дворянский

Соавторы: Алексей Ярошенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Догнать их ему не удалось – встретились четыре "мессершмитта", сопровождавшие группу бомбардировщиков. Один из истребителей уже шел в атаку. Комиссар направил свой самолет в лоб врагу и тот не выдержал: дал очередь из пулемета и отвернул в сторону. "Заманивает в ловушку", – подумал Шалыганов и ушел в облака. Через некоторое время он увидел ниже себя пару истребителей и обрушился на ведущего. От меткой очереди фашистский самолет загорелся и упал на землю. Но в этот момент на комиссара набросились еще два "мессершмитта". Он принял бой с тремя вражескими машинами и поджег одну из них.

– Мне пришлось тогда туго, – вспоминает полковник в отставке С.В. Шалыганов. – К фашистам подошла подмога, заварилась такая кутерьма, а горючее у меня на исходе. Уйти в облака не удалось. Подожгли. Выбросился на парашюте – бой шел недалеко от нашего аэродрома.

Фашисты, словно коршуны, бросились за парашютистом, но тут подоспели два наших ястребка и отогнали их.

Военкома 19-го Краснознаменного истребительного авиационного полка батальонного комиссара Василия Алексеевича Наумова старшие начальники даже удерживали от полетов – он постоянно рвался в бой. Его биография сходна с биографией многих летчиков того времени: работал слесарем, учился на рабфаке в Ленинграде. Потом – летная школа. Во время боев зимой 1939-1940 гг. он уже был военкомом подразделения. За мужество и героизм награжден орденом Красного Знамени. В Отечественную войну Наумов вступил опытным политработником, закаленным летчиком. Молодые авиаторы старались подражать ему.

Однажды в полк приехали военные корреспонденты. Наумов в это время проводил с летчиками беседу. Корреспонденты сели послушать, но вдруг раздался сигнал тревоги: к Ленинграду шли 13 вражеских бомбардировщиков. Наши истребители мгновенно поднялись на перехват. Впереди них летел комиссар Наумов.

После боя корреспонденты стали расспрашивать военкома о проведенных им боях. Он рассказал, как принимали в партию летчика Титаренко.

– Расскажите о себе, о своей работе, – попросили его снова.

– А разве я не о себе? – удивился комиссар и начал рассказывать о летчике Клыкове – Ну, прямо золото, а не парень. Молодой коммунист, секретарь комсомольской организации{36}.

Комиссар был прав: результаты партийно-политической работы наиболее наглядно проявлялись в боевых делах воинов.

Смелостью, мужеством, самоотверженностью политработники завоевывали уважение сослуживцев, без которого трудно ждать и действенности слова. К слову комиссара эскадрильи 7-го Краснознаменного истребительного авиационного полка старшего политрука Кирилла Никитича Мурги прислушивались все и все восхищались его выдержкой, храбростью, находчивостью в бою. За первый месяц войны он сбил пять фашистских самолетов{37}. Такой счет тогда имели немногие летчики.

23 июля 1941 года он вместе с лейтенантом А.И. Никитиным сбил "юнкерс". Не успели летчики снять свои доспехи, а на аэродроме уже красовался боевой листок. Один из авиаторов Л. Кулякин посвятил комиссару Мурге стихи, заканчивавшиеся строкой: "Привет тебе, слава, наш лучший герой"{38}.

С комиссаром чаще других летал лейтенант Алексей Иванович Никитин, депутат Ленинградского городского Совета (впоследствии Герой Советского Союза). Во фронтовой газете "На страже Родины" 18 августа 1941 года он опубликовал записи из дневника. В них немало задушевных слов и о комиссаре. 23 июля он записал: "Комиссар Мурга – крепкий летчик и хороший товарищ. С ним теперь хожу в каждый бой. Когда дерешься рядом с Мургой, сердце радуется – так здорово он бьет фашистов..."

В 44-м истребительном авиационном полку любили молодого военкома эскадрильи лейтенанта Николая Антоновича Пузенко. Смелый, инициативный, находчивый, он легко разгадывал уловки врага в бою и противопоставлял ему свои приемы. Он одним из первых начал сбивать вражеские самолеты. После каждого вылета обязательно беседовал с летчиками.

Больше инициативы, если хотите, больше дерзости, навязывайте фашисту свою волю – и вы победите, – советовал он товарищам и сам всегда поступал так. Он не выходил из боя, пока враг не удерет.

12 августа лейтенанта не стало. В ожесточенном бою его самолет загорелся... Недолго летал комиссар Николай Пузенко. Он, подобно звезде, сверкнул в истории полка, но его надолго запомнили товарищи.

Над свежей могилой авиаторы поклялись отомстить врагу, разгромить фашистские орды под Ленинградом. Летчики, каждый день вступавшие в бой, старались говорить твердо, но голос у них дрожал и не каждому удавалось сдержать слезу. Вот так же, несколько дней назад, они прощались с другим любимцем полка – коммунистом, командиром эскадрильи капитаном Иваном Андреевичем Боголюбовым, уроженцем деревни Понтонное Ленинградской области.

И еще долго в эскадрилье вспоминали: "Комиссар сказал бы... Комиссар похвалил бы".

У Всеволода Кочетова (он работал в годы войны корреспондентом на Ленинградском фронте) есть очень хорошие слова о политруках: "Человек не сможет быть политруком, если его не любят бойцы. Политрук – это не столько должность человека, сколько сумма его человеческих качеств"{39}.

В тот первый период войны умением вести воспитательную работу и своим мужеством выделялись военкомы эскадрилий Мациевич, Манашкин, Лобов и другие. В. А. Мациевич, ставший позднее командиром полка, Героем Советского Союза, дал путевку в небо многим молодым авиаторам.

Комиссары, политруки добивались уважения воинов не мягкотелостью и заискиванием, а своей преданностью делу коммунизма, самоотверженностью в борьбе, заботой о сослуживцах. Примером в этом отношении служил военком 7-го авиационного корпуса бригадный комиссар Ф.Ф. Веров. В архиве сохранилась его докладная записка от 29 августа 1941 года следующего содержания:

"Секретарю ЦК ВКП(б) тов. ЖДАНОВУ А. А.

Маршалу Советского Союза тов. ВОРОШИЛОВУ К. Е.

Из-за существования нескольких авиационных ведомств на Ленфронте (ВВС КБФ, ВВС фронта – несколько дивизий с десятками самолетов, истребительный авиационный корпус ПВО, нерешительности и слабой их связи с общевойсковым командованием, усилия нашей авиации не направляются одной рукой, из единого центра, а поэтому действия наших ВВС по фашистско-немецким воздушным и наземным силам являются не целеустремленными и не активными..."

Далее в письме говорилось о том, что наши самолеты патрулируют над различными объектами, а враг все же их бомбит. И комиссар предлагал более активно использовать авиацию, наносить по вражеским аэродромам упреждающие удары.

В подтверждение своих предложений он рассказал о двух ударах по аэродромам.

"25 августа нами было установлено, – говорилось в письме, – что на аэродроме Спасская Полисть находится около 100 немецких самолетов. Причем немцы, зная нашу неактивность, такое скопление самолетов не только не зарыли в землю, как это делаем мы, а даже не замаскировали их.

В течение дня нами было проведено четыре штурмовых налета на этот аэродром, в результате которых сожжено 48 немецких самолетов, несколько бензоцистерн и разбита автоколонна, которая подвозила какой-то груз к аэродрому Спасская Полисть.

Этого было достаточно, чтобы в течение полутора суток немцы не сделали на нас ни одного налета.

Если бы мы ждали, то они обязательно прилетели бы в этот день, но сбить бы нам столько не удалось.

28 августа по всей Ленинградской области весь день шел проливной дождь. О полетах и думать было нечего. Значит, и немцы нас не могут ожидать. Мы решили воспользоваться этим.

Сделав одиночными самолетами разведку нескольких аэродромов, мы установили, что на том же аэродроме (Спасская Полисть) находятся плохо замаскированные 50 фашистских самолетов. В такую погоду не всякого летчика пошлешь на штурмовку. Были отобраны наиболее отважные семь экипажей, которые за один налет сожгли на аэродроме 6 немецких самолетов, не потеряв ни одного своего. На обратном пути эти семь экипажей обнаружили несколько автомотоколонн, штурмовка которых продолжалась до наступления темноты... "{40}.

Комиссар сделал такой вывод: ликвидировать "чересполосицу" в подчинении авиационных частей, применять активную тактику, навязывая врагу свою волю и инициативу, даже меньшими силами.

Это письмо показывает, что комиссар всесторонне знал обстановку, смело ставил важные проблемы перед вышестоящими руководителями. Комиссара корпуса часто видели на аэродромах, где он беседовал с летчиками, бывал он и в госпитале, в обслуживающих и тыловых подразделениях.

Повседневно общаясь с бойцами, командиры и военкомы вселяли в них уверенность в свои силы, укрепляли стойкость и дисциплину, решимость не допустить в город врага.

Фронт в те дни приближался к Ленинграду. Имея значительное численное превосходство в авиации, фашисты непрерывно бросали десятки и сотни бомбардировщиков против наших наземных войск. Во второй половине июля фашистское командование проводило почти ежедневные налеты крупных сил авиации на Ленинград.

Противовоздушная оборона в эти дни выдержала серьезный экзамен: из 904 фашистских самолетов, пытавшихся прорваться к Ленинграду, долетели до него только девять. В то же время вражеская авиация понесла серьезные потери: с 22 июня по 15 июля наши летчики уничтожили 198 самолетов врага{41}.

Летчики, зенитчики, пулеметчики, прожектористы, аэростатчики в напряженных июльских боях проявляли изумительную храбрость, выдержку. Они самоотверженно сражались с врагом. Нередко наши летчики-истребители даже в одиночку или парой бросались навстречу большим группам вражеских самолетов, разбивали их строй и не допускали к охраняемому объекту.

Такой бой в июле выдержало комсомольское звено лейтенанта Дмитрия Оскаленко (26-й истребительный авиационный полк). Звено патрулировало на подступах к городу. Появилась большая группа вражеских истребителей. Оскаленко вместе с ведомыми младшими лейтенантами Александром Прокопьевым и Иваном Виноградовым завязал с ними бой. В это время младший лейтенант Виноградов заметил, что курсом на Ленинград летят 15 "юнкерсов". Доложить командиру он не мог: на его самолете не имелось радиостанции. И летчик один ринулся навстречу бомбардировщикам.

Фашисты встретили его ливнем огня. Пуля пробила Виноградову руку, самолет получил повреждение. И все же молодой летчик сумел нарушить строй вражеских бомбардировщиков и поджечь один "юнкерс". Фашисты стали уклоняться от его атак, замысел их не осуществился. Виноградов повернул к аэродрому только после того, как мотор стал глохнуть{42}. Каким нужно обладать мужеством, чтобы вести такой бой раненому и к тому же на поврежденном самолете!

Наши летчики прилагали все силы к тому, чтобы не допустить врага к Ленинграду: они шли в лобовые атаки, сражались, будучи ранеными, прибегали к боевому приему смелых – тарану.

Подвиг первых героев – защитников ленинградского неба Петра Харитонова, Степана Здоровцева и Михаила Жукова только в июле 1941 года повторили 10 летчиков-истребителей ПВО. Совершили тараны: 4 июля – комсомолец старшина Николай Яковлевич Тотмин (158-й истребительный авиационный полк), коммунист младший лейтенант Александр Михайлович Лукьянов (159-й полк), 5 июля коммунист младший лейтенант Иван Федорович Рощупкин (159-й полк), 6 июля комсомолец младший лейтенант Афанасий Степанович Охват (159-й полк), 8 июля – коммунист капитан Владимир Иванович Матвеев (154-й полк), 10 июля комсомолец лейтенант Сергей Алексеевич Титовка (154-й полк), коммунист лейтенант Михаил Григорьевич Антонов (19-й Краснознаменный полк), 17 июля коммунист Павел Григорьевич Лебединский (159-й полк), 20 июля – комсомолец лейтенант Виктор Павлович Клыков (19-й Краснознаменный полк), 27 июля коммунист лейтенант Владимир Залевский (157-й полк).

Утром 4 июля в 159-м истребительном авиационном полку нес дежурство в готовности № 1 командир звена младший лейтенант Александр Лукьянов. С командного пункта взвилась сигнальная ракета, и дежурная пара пошла на взлет. К городу приближался вражеский самолет.

Лукьянов на своем МИГ-3 быстро набрал высоту и вскоре обнаружил врага. Его ведомый, молодой летчик, отстал. Лукьянов один вступил в бой. Гитлеровцы открыли по нему яростный огонь, но Лукьянов все же пошел в атаку.

Одна атака, вторая... Вражеский пулемет умолк. Теперь стало легче атаковать гитлеровца.

Фашистский летчик не выдержал и попытался скрыться в облаках, но Лукьянов не отставал. Тогда фашист решил уйти пикированием. Советский летчик снова настиг его, уже у самой земли. Он подошел на близкое расстояние, чтобы бить наверняка. Нажал на гашетку, но вместо длинной очереди прозвучало только несколько выстрелов – кончились боеприпасы.

В этот момент и пришло решение: сбить врага таранным ударом. Лукьянов решил винтом срезать хвостовое оперение вражеского самолета. Удар. Самолет фашиста упал. Лукьянов почувствовал, что его машину начало сильно трясти, мотор заглох, потом снова заработал. Лукьянов попытался набрать высоту, но машина не слушалась. Он успел выровнять ее и посадить на поляну{43}.

10 июля в районе Гатчины патрулировали летчики 19-го истребительного авиационного полка Михаил Антонов и Леонид Сухов. На высоте 6000 метров они обнаружили "юнкерс", который шел курсом на Ленинград. Лейтенант Антонов устремился к нему и дал длинную очередь. Потом атаковал врага Леонид Сухов. Бомбардировщик задымил. Летчик на нем, очевидно, был опытный: он спикировал, чтобы скрыться от преследования. Антонов увидел, что враг может нырнуть в облака. Лейтенант не мог допустить этого и пошел на таран. Плоскостью своей машины он снес хвостовое оперение "юнкерса". Фашистский самолет стал падать. Двое из его экипажа успели выброситься на парашютах. Наши воины взяли их в плен.

Самолет Антонова получил незначительные повреждения.

В донесении о подвиге члена партии лейтенанта Виктора Павловича Клыкова рассказывается лаконичным языком: 20 июля 1941 года в 9 ч. 59 мин. в бою сбил Ме-110, второй вражеский самолет пытался уйти, но Клыков догнал его, таранил, а сам спустился на парашюте{44}.

А бой был жестоким. На Ленинград шли восемь фашистских бомбардировщиков в сопровождении 10 истребителей. Путь им преградило звено наших истребителей. Звено против восемнадцати! Советские летчики думали не о численном превосходстве врага, а о том, чтобы не допустить его к городу. И они бесстрашно пошли в атаку.

Им удалось разбить строй фашистских самолетов. Завязалась карусель воздушного боя. Лейтенант Клыков сумел зайти в хвост вражескому самолету и несколькими очередями сбил его. Но в этот момент из облаков вынырнул "мессершмитт" и напал на Клыкова. От разорвавшегося снаряда "ястребок" загорелся.

О дальнейшем ходе боя лейтенант Клыков рассказывал так: – Мне было крайне досадно, что, имея достаточный запас патронов, я не успел сбить врага. Моя машина была в огне. Ее уже ничто не могло спасти. Тогда у меня созрело решение – догнать противника и на горящем самолете врезаться ему в хвост. Быстро отстегнул ремни. Пробив облачность, я нагнал вражеский истребитель, подстроился сзади и винтом рубанул по хвостовому оперению. "Мессершмитт" камнем полетел вниз. От сильного удара меня выбросило из горящего самолета, но, теряя сознание, я успел выдернуть кольцо парашюта. Меня нашли колхозники, привели в чувство и отправили в железнодорожную больницу..{45}.

Просто, как о чем-то будничном, рассказывал летчик, стараясь не выпячивать то, что говорит о мужестве, смелости, подвиге. А таран – это действительно подвиг, готовность к самопожертвованию. Не случайно ни один вражеский летчик за всю войну не рискнул применить таран. Наши летчики понимали, на что идут. Каждый надеялся на свое мастерство, точность расчета, но они знали и о возможности иного исхода.

Разве не сознавал комсомолец Николай Тотмин риска для жизни, когда в бою 4 июля 1941 года пошел на лобовой таран! Думал он в первую очередь о победе.

Большая группа вражеских бомбардировщиков и истребителей приближалась к аэродрому. К взлету был готов только истребитель Тотмина, и комсомолец один принял бой против двенадцати. Его И-16 стремительно набрал высоту, атаковал "юнкерса" и поджег его. На Тотмина набросились "мессершмитты". Он успел дать очередь и подбить одного из них.

Бомбардировщики в этот момент повернули обратно. Но один "мессершмитт" снова ринулся в атаку. Тотмин развернулся навстречу ему. Расстояние с каждой секундой уменьшалось. Фашист не выдержал и отвернул в сторону. Тотмин не хотел упустить его: он мгновенно накренил машину и правым крылом врезался в крыло "мессершмитта". Самолет врага развалился. Тотмин каким-то чудом уцелел и спустился на парашюте. Он сразу же попал в объятья друзей{46}..

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1941 года Н.Я. Тотмину присвоено звание Героя Советского Союза.

Тем же Указом посмертно присвоено звание Героя Советского Союза лейтенанту Сергею Алексеевичу Титовке. Он повел пятерку истребителей навстречу большой группе вражеских самолетов. В бою лейтенант израсходовал все боеприпасы. Фашистские самолеты стали уходить. И тогда герой пошел на таран – он не хотел упустить врага, который завтра снова мог полететь на Ленинград.

Охваченный пламенем, "юнкерс" вошел в штопор и врезался в землю. В пылающий факел превратился и самолет героя-комсомольца Сергея Титовки{47}.

Почти во всех воздушных боях первого периода войны наших летчиков было по числу меньше, чем самолетов противника, но они своим бесстрашием, мужеством завоевывали инициативу в воздухе. И большую роль в этом сыграли тараны.

"Всего за 40 первых дней войны воздушные защитники Ленинграда нанесли по врагу 20 таранных ударов, – писал Главный маршал авиации дважды Герой Советского Союза А.А. Новиков, бывший командующий ВВС Ленинградского фронта. – В дальнейшем последовала новая серия воздушных таранов. Значение их невозможно переоценить. Но эти первые 20 были решающими. Необыкновенная, я сказал бы, фантастическая стойкость духа советских летчиков в огромной мере помогла нам под Ленинградом уже в июле 1941 года свести почти на-нет численное и техническое превосходство фашистской авиации.

Столкнувшись с таким необъяснимым для них явлением, как таран в небе, гитлеровские летчики стали вести себя неуверенно. Их постоянно преследовал страх перед тараном. И уже на исходе первого месяца войны немецкие пилоты начали избегать сближения с нашими истребителями на расстояние меньше ста метров"{48}.

Также стойко и мужественно сражались воины зенитных батарей, подразделений ВНОС, которым все чаще приходилось не только отражать налеты вражеской авиации, но и вступать и пехотой.

14 июля в село Ивановское Кингисеппского района ворвалась танковая колонна врага. Начальник поста ВНОС комсомолец Николай Зорников успел доложить об этом по телефону командиру роты и связь оборвалась. Пост располагался на колокольне церкви.

Вражеские танки и машина с пехотой сразу же вышли к церкви в центр села. Наши воины оказались в кольце врага. Они приняли тяжелый, неравный бой. Николай Зорников, Павел Жульев и Петр Яковлев взялись за винтовки. Вскоре был ранен Зорников, потом Яковлев и Жульев. Истекая кровью, они продолжали бой{49}.

18 июля пост ВНОС, который возглавлял красноармеец Пушкарский, в районе Пуня-Ярви оказался в окружении фашистов. И все же бойцы вырвались из кольца, присоединились к нашей стрелковой части и в течение 10 суток участвовали в отражении атак врага. Когда положение здесь стало менее напряженным, пост возвратился в свою часть{50}.

В аналогичном положении оказался и пост в составе красноармейцев Лукашева и Игнатьева. Деревню, где они несли службу, стали обходить фашисты. Чтобы не обнаружить себя, Лукашев и Игнатьев спустились с вышки и замаскировались. Двое суток, находясь в окружении фашистов, они сообщали по телефону на командный пункт о всем происходящем. Пользуясь данными храбрецов, наша авиация и артиллерия обрушили на врага мощный удар, нанесли ему большие потери{51}.

В районе Инкеля-Яппулу гитлеровцы прорвались к медико-санитарному батальону нашей стрелковой дивизии. Здесь находилась седьмая рота ВНОС. Офицер Труфанов расположил роту на перекрестке дорог, преградив путь врагу.

Восемь часов горстка мужественных бойцов сдерживала атаки фашистов, пока не закончилась эвакуация раненых. Сам командир был ранен, но не оставил поля боя.

... Клубилась пыль над дорогами. Ночью горизонт окрашивался красными сполохами пожарищ, по полям расползался дым от горевших сел и деревень. Утром из-за дымки солнце выплывало оранжевым диском. И снова начинались бомбежки, усиливался грохот боя. Враг рвался к Ленинграду. Все чаще раздавались сигналы воздушной тревоги. Однако в июне и июле ни одна группа вражеских бомбардировщиков прорваться к городу не смогла. Лишь одиночным самолетам удавалось дойти до городской черты.

Против авиации и танков

Август принес новые тревоги. 31 июля крупные силы фашистов перешли в наступление на Карельском перешейке. Целый месяц здесь велись трудные бои. Наши воины самоотверженно отражали наступление врага. По приказу командования 23-я армия к 1 сентября отошла на линию государственной границы 1939 года. Фронт стабилизировался.

Но главная угроза Ленинграду надвигалась с юга. Тремя, мощными группировками танков и пехоты фашисты начали наступление на красногвардейском (гатчинском), лужско-ленинградском и новгородско-чудовском направлениях.

12 августа враг прорвал нашу оборону в районе Шимска и устремился к Новгороду, пытаясь обойти Ленинград и соединиться с войсками, наступавшими с севера.

Чтобы задержать наступление фашистских войск, Ставка Верховного Главнокомандования организовала контрудар, предпринятый из района Старой Руссы. За три дня наши войска продвинулись на 60 км, глубоко охватили правый фланг старорусской группировки врага и создали угрозу удара в тыл другой его группировке, вышедшей в район Новгорода{52}. Фашисты понесли большие потери. В воздушных боях было сбито 24 вражеских самолета.

Фашистское командование вынуждено было оттянуть войска от Новгорода и Луги в район Старой Руссы. Наш контрудар затормозил наступление врага.

Но он упорно рвался к Ленинграду. 22 августа наши части оставили Лугу, 25 августа фашисты захватили Любань, через два дня – Тосно. Враг устремился к Колпино, выходил на ближние подступы к Ленинграду.

Создавшаяся на фронте трудная обстановка резко усложнила и обеспечение противовоздушной обороны Ленинграда. Гитлеровцы захватили ряд аэродромов, другие оказались вблизи фронта, подвергались непрерывным ударам вражеской авиации, а затем и артиллерии. Нарушилась система воздушного наблюдения, оповещения и связи. Роты визуального наблюдения отходили с боями вместе со стрелковыми частями. Из этих подразделений ВНОС 1500 человек были переданы в 10-ю стрелковую бригаду, участвовали в десантных операциях в районе Стрельны.

С середины августа 1941 года основным средством наблюдения за воздушной обстановкой стали радиолокационные установки РУС-2, только что поступившие на вооружение войск. Наблюдательные посты ВНОС в создавшихся условиях помогали лишь уточнять данные радиолокаторов при подходе вражеской авиации к городу.

Таким образом в ходе напряженных боев создавалась новая система ВНОС на базе радиолокационной техники, производилась перестройка противовоздушной обороны города.

20 августа в Смольном собрался партийный актив Ленинграда. Собрание приняло важные решения, направленные на превращение города в неприступную крепость. В историческом зале, где в 1917 году В.И. Ленин провозгласил победу Великой Октябрьской социалистической революции и рождение первого в мире государства рабочих и крестьян, ленинградские коммунисты поклялись не допустить врага на священные улицы города.

На следующий день "Ленинградская правда" опубликовала обращение Главнокомандующего войсками Северо-Западного направления Маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова, секретаря Ленинградского областного и городского комитетов партии А.А. Жданова и председателя исполкома городского Совета депутатов трудящихся П.С. Попкова ко всем трудящимся города:

"Товарищи ленинградцы, дорогие друзья!

Над нашим родным и любимым городом нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск. Враг пытается проникнуть к Ленинграду... Но не бывать этому. Ленинград – колыбель пролетарской революции, мощный промышленный и культурный центр нашей страны – никогда не был и не будет в руках врагов ...

Встанем, как один, на защиту своего города, своих очагов, своих семей, своей чести и свободы. Выполним наш священный долг советских патриотов... Вооруженные железной дисциплиной, большевистской организованностью, мужественно встретим врага и дадим ему сокрушительный отпор.

Будем стойки до конца! Не жалея жизни, будем биться с врагом, разобьем и уничтожим его... Победа будет за нами!"{53}.

Воины частей ПВО, стоявшие плечом к плечу с ленинградцами на защите великого города, на митингах, посвященных воззванию руководителей обороны Ленинграда, дали слово до конца выполнить свой долг.

На боевую позицию зенитчиков-пулеметчиков приехал командир 2-го зенитного пулеметного полка полковник И. Т. Цвик. Тесным кольцом окружили его бойцы, собравшись на митинг. Они слушали взволнованные слова командира о страшной угрозе, нависшей над городом Ленина.

– Вся страна, все передовое человечество смотрят на нас, – сказал в заключение командир. – Дело за нами, защитники великого города!

Слово попросил лейтенант Минакин.

– За нами дело не станет, – заявил он. – Город, который мы защищаем, свобода, за которую боремся – нам дороже жизни. Каждый из нас, не задумываясь, отдаст жизнь за честь и свободу Родины. Фашисты не пройдут!

О любви к Родине, о верности военной присяге говорил комсомолец старший сержант Горбунов. В его словах звучала непоколебимая уверенность в победе{54}.

В батарее, которой командовал лейтенант Кириллов, митинг не успели закончить. Младший политрук Иванов зачитал обращение, потом выступил заряжающий Костриков, а в это время раздался голос разведчика Карягина:

– Воздух!

Через минуту он добавил:

– 23 фашистских самолета!

Зенитчики мгновенно заняли места у орудий и приборов. Гул фашистских самолетов угрожающе нарастал. Заряжающий Костриков, только что выступавший на митинге, застыл со снарядом в руках. Дальномерщики младший сержант Логачев, бойцы – Крупное и Орлов уже подготовили данные. И вот грохнул залп орудий. В небе белыми облачками вспыхнули разрывы. Один бомбардировщик сразу же загорелся. Строй фашистских самолетов смешался.

Услышав сообщение о том, что враг угрожает непосредственно Ленинграду, многие бойцы из обслуживавших подразделений стали подавать рапорты об отправке их на фронт. Вот что писал в рапорте младший командир 46-го батальона аэродромного обслуживания комсомолец Троянов: "Я клянусь перед Ленинской партией и Ленинским комсомолом, что не пожалею своей жизни для полного разгрома фашистских захватчиков. Я, как комсомолец, с честью выполню свой долг и не вернусь с поля боя до тех пор, пока враг не будет полностью уничтожен"{55}.

Командиры, политработники ежедневно сообщали воинам обстановку на фронте и разъясняли, что в этих условиях самое важное – каждому образцово выполнять свои обязанности, свои долг, поддерживать железную дисциплину. Работники политотделов обоих корпусов, полковые политработники находились в батареях, ротах, эскадрильях, инструктировали активистов, сами беседовали с людьми.

В этот исключительно напряженный период в воинские части приехали ленинградские рабочие. Волнующие встречи с ними, их рассказы о Ленинграде усиливали у каждого бойца и командира чувство личной ответственности перед Родиной, разжигали ненависть к фашистским захватчикам.

В 26-м и 157-м истребительных авиационных полках рабочие Белов, Родионова, Кузьменко, Тяпкин, Шахматов, Исупова побывали в эскадрильях, вручили летчикам подарки.

– Трудящиеся Ленинграда гордятся мужественными соколами, которые не допускают врага к нашему городу, – говорил тов. Тяпкин. – Мы работаем с единым желанием: дать больше пушек, пулеметов, винтовок для героической Красной Армии. Рабочие поручили мне передать вам глубокую благодарность за вашу бдительную службу и надежную охрану Ленинграда.

Выступивший после него старый партизан, участник гражданской войны тов. Белов призвал летчиков беспощадно уничтожать врага{51}. Слова рабочих западали в сердца воинов, они еще глубже ощущали монолитность нашей армии и народа. Многие воины, отличившиеся в боях, подавали заявления о приеме в партию.

"В час грозной опасности каждому советскому патриоту хочется еще теснее связать свою судьбу с большевистской партией, – писал во фронтовой газете летчик Герой Советского Союза Петр Харитонов. – На днях меня приняли кандидатом в члены ВКП(б). Осуществилось мое заветное желание – в бой идти коммунистом.

...Вступая в ряды великой партии большевиков, я клянусь еще более самоотверженно и умело драться с врагом"{52}.

Перед вылетом на боевое задание подал заявление о приеме в партию и летчик 26-го истребительного авиационного полка Иван Горышин. С боевого задания он не вернулся. В тот день состоялось партийное собрание, рассматривавшее заявления о приеме в ВКП(б). Прошло оно очень волнующе, вспоминает писатель В. Ардаматский, присутствовавший на собрании. "Сначала приняли в партию летчика Горышина, за час до собрания погибшего в бою. Когда председатель спросил кто "за", все молча встали и постояли молча. Потом сели. И председатель сказал: "Принят единогласно, будем считать, что Ваня Горышин погиб коммунистом". Потом принимали Севастьянова"{53}.

Партийные комиссии проводили свои заседания непосредственно в дивизионах, эскадрильях, рассматривая заявления о приеме в партию. Начальники политотделов тут же вручали принятым партийные документы.

Партийная комиссия 7-го истребительного авиационного корпуса за июль и август провела 24 заседания, приняла в члены ВКП(б) 56 человек, в кандидаты – 68. Большинство из принятых в партию товарищей уже отличилось в боях и удостоилось государственных наград. Среди них: Герой Советского Союза П. Харитонов, летчики Д. Титаренко, И. Пидтыкан, Д. Оскаленко, Пляскин, Аксенов, Гричаров, Корниенко, инженер полка Чернышев, награжденный орденом Красной Звезды{54}.

В эти дни был принят в члены ВКП(б) командир зенитной батареи М. А. Попов, а наводчик комсомолец П. Посадовский и командир орудия М. Андрюшенко стали кандидатами в члены партии{55}.

Прием в партию нового отряда героев боев позволил повысить боевитость партийных организаций, усилить их влияние на решение стоявших перед подразделениями задач. Пример коммунистов в выполнении воинского долга воодушевлял, зажигал бойцов, а это в тот напряженный период боев имело огромное значение.