Текст книги "В огненном кольце"

Автор книги: Евгений Дворянский

Соавторы: Алексей Ярошенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Так понимали свой долг защитники Ленинграда – авиаторы и зенитчики.

Трудным экзаменом для них стали августовские и сентябрьские бои.

Еще в июне Гитлер подписал директиву № 45: "Группе армий "Север" к началу сентября подготовить захват Ленинграда. Операция получает кодовое наименование "Фойерцаубер" ("Волшебный огонь"){188}.

Советское командование своевременно разгадало замыслы врага и приняло меры к тому, чтобы сорвать новый штурм Ленинграда. А добиться этого можно только активными наступательными действиями.

Войска фронта под командованием Л. А. Говорова в июле начали наступление в районе Урицка и Колпино, выбив врага из ряда сильно укрепленных опорных пунктов, в том числе Старо-Паново, Ям-Ижора. 19 августа, когда фашисты готовились к штурму города, части Ленинградского фронта внезапно форсировали Неву и захватили в районах Ивановское и Московская Дубровка два небольших плацдарма ("Ивановский пятачок"), стремясь развить отсюда наступление. 27 августа перешли в наступление в этом направлении войска Волховского фронта и вскоре вышли к Синявино. До Невы отсюда оставалось 7-8 километров. Создавалась реальная возможность прорыва блокады.

Фашистское командование переполошилось и вынуждено было бросить сюда дивизии, которые предназначались для штурма Ленинграда{189}. Так и не состоялся этот штурм. Бои здесь затянулись до октября. Особенно ожесточенными они были в конце сентября.

Авиация гитлеровцев также оказалась связанной с этими боями. Зенитчики и летчики-истребители ПВО Ленинграда самоотверженно прикрывали наши наземные части, уничтожали вражеские самолеты.

Во время боя за Старо-Паново и Урицк фашисты бросили против наших войск десятки бомбардировщиков. Они шли эшелон за эшелоном. Зенитчики и летчики за один день сбили и подбили около 20 вражеских самолетов. Особенно отличились тогда батареи капитанов А. Петрова и К. Ростовцева.

Вместе с летчиками фронтовой авиации, летчики-истребители ПВО по нескольку раз в день поднимались в воздух, надежно прикрывая наземные войска. Многие летчики тогда показали себя героями, но всех поразил подвиг коммуниста Ивана Ефимовича Плеханова из 158-го истребительного авиационного полка.

2 августа И. Е. Плеханов четыре раза поднимался в воздух, вступал в схватки с фашистскими самолетами и двух сбил. В пятый раз он с тремя товарищами вылетел прикрывать наши войска в районе Ям-Ижора. Патрулируя, Плеханов заметил приближавшуюся с юга большую группу фашистских самолетов. Он решил атаковать их за линией фронта.

Стали сближаться. Навстречу шла большая группа "юнкерсов", в сопровождении двенадцати "мессершмиттов". Четырем отбить такую лавину – дело трудное. Плеханов рассчитывал на дерзость и внезапность атаки. Главное обойти истребители и ударить по бомбардировщикам.

По радио подал команду ведомым, а сам сверху ринулся на флагмана. Подошел к нему почти вплотную и дал длинную очередь. Она оказалась удачной: бомбардировщик загорелся и рухнул на землю. Ведомые Григорий Богомазов, Владимир Кудрявцев и Аркадий Морозов тоже атаковали "юнкерсов". Кто-то поджег еще одного. От строя не осталось и следа: вражеские бомбардировщики смешались, поворачивали назад.

Первая часть задачи решена – враг задержан. Завязался бой с вражескими истребителями. "Мессершмитты" носились вокруг четверки советских "ястребков", вдвоем, втроем наваливались то на одного, то на другого. Морозов доложил, что ранен, а самолет подбит. Капитан Плеханов приказал ему выйти из боя и следовать на аэродром, а Богомазову – прикрывать его до посадки.

Теперь Плеханов остался вдвоем с Владимиром Кудрявцевым против двенадцати "мессершмиттов". Два из них подошли к Кудрявцеву сзади. Плеханов оказался ниже ведомого и увидел грозившую ему опасность. Хотя и невыгодно было идти с набором высоты, но требовалось отсечь фашистов. Он бросился вперед, дал длинную очередь. Фашисты не отвернули, наседали на Кудрявцева. Наконец, он сам увидел угрозу и сманеврировал. Фашисты не отставали. Один из них при развороте оказался близко к Плеханову. Советский летчик снизу прошил его пулеметной очередью. "Мессершмитт" камнем полетел вниз. Это был уже четвертый сбитый самолет за один день.

Осматриваясь вокруг, Плеханов стал набирать высоту. В этот момент со стороны солнца подошли еще два вражеских истребителя. Иван Ефимович их не видел. Они открыли огонь...

– Раздался взрыв, – вспоминает Иван Ефимович, – какой-то удар, сотрясение. Когда пришел в сознание, увидел, что самолет падает.

Летчик в первое мгновение даже не осознал, что произошло, пытался взять ручку управления, но не получалось. И тут он увидел, что нет правой руки, она лежит на полу кабины, у его ног.

Было от чего содрогнуться, потерять самообладание! Плеханов понял, что рядом с кабиной разорвался снаряд и осколком оторвало правую руку, а кисть левой пробита пулей. Из ран лилась кровь, от боли темнело в глазах. Вспомнил, что бой шел над территорией, занятой врагом. Эта мысль словно обожгла: "Надо перетянуть к своим, тут совсем близко..."

Высота в пять тысяч метров давала какие-то минуты. Левой, пробитой рукой взял управление. Машина, словно желая помочь своему хозяину, выровнялась.

Гул мотора слышался то четко, то словно сквозь подушку, приборная доска плавала перед глазами, как в тумане. Плеханов чувствовал: уходят силы, и он теряет сознание. Но тут он заметил, что линия фронта осталась позади, самолет уже над своей территорией, можно воспользоваться парашютом.

Первое – открыть фонарь кабины. Нетрудное дело, а какого огромного усилия оно потребовало! Потом встал ногами на сиденье. Теперь надо опереться руками и подняться. Уперся... и потемнело в глазах. Потеряв сознание, летчик упал в кабину, причем головой вниз. Парашют оказался сверху.

Неуправляемый самолет стал падать. Струя холодного воздуха вернула летчику сознание. Попытался встать и не смог. А самолет падал.

Пришла мысль: раскрыть парашют и вырвать себя из кабины. Левой рукой выдернуть кольцо и тросик не смог – пальцы после ранения онемели. Стал выдергивать тросик зубами. Вытяжной парашютик, подхваченный потоком воздуха, раскрыл основной купол. Летчика вырвало из кабины самолета. В ту же секунду он почувствовал сильный удар и потерял сознание. Очнулся уже на земле, услышав русскую речь.

Это был 244-й боевой вылет Ивана Ефимовича Плеханова. В тот день он сбил двенадцатый самолет врага.

За героизм и мужество И.Е. Плеханову присвоено звание Героя Советского Союза. После выздоровления он продолжал служить в авиации, работал на аэродромах, а потом в Главном штабе ВВС. Сейчас живет в Москве.

Когда началось наступление частей Ленинградского и Волховского фронтов в районе Синявино, еще более активизировалась фашистская авиация. Сюда, на небольшой участок фронта, гитлеровское командование бросило все наличные силы авиации, находившиеся на аэродромах – 225 бомбардировщиков и 120 истребителей{190}. В течение 12 дней самых напряженных боев (с 22 сентября по 7 октября) авиация врага произвела 202 групповых налета с общим количеством 1184 самолето-вылетов{191}. Нашим летчикам, как и прежде, приходилось вступать в бой с численно превосходившим врагом.

Для отражения этих налетов привлекались летчики почти всех полков 7-го истребительного авиационного корпуса. Действия Невской оперативной группы обеспечивали третий и пятый дивизионы 351-го и дивизион 189-го зенитных артиллерийских полков{192}.

Зенитчики занимали огневые позиции у самой Невы, в 1-2 км от позиций фашистских войск. Поэтому батареи постоянно подвергались артиллерийскому обстрелу и бомбежкам. А на болотистой местности не отроешь глубокий окоп. Приходилось сооружать брустверы из дерна и бревен.

В первые же дни боев выявились новые тактические приемы фашистской авиации, бороться с которыми при наличии у врага большого количества самолетов было не легко. Гитлеровцы выделяли специальные демонстративные группы истребителей или бомбардировщиков. Они летали над линией фронта на пределе досягаемости нашего зенитного огня. Их цель состояла в том, чтобы держать под угрозой удара наши наземные войска и сковывать действия, отвлекать внимание зенитных подразделений. Этим самым демонстративные группы создавали условия основным силам бомбардировщиков для нанесения удара по войскам.

Фашисты применяли также эшелонирование по высоте: самолеты шли несколькими ярусами. При этом нижний ярус должен был связать действия нашей зенитной артиллерии и обеспечить бомбардировщикам возможность наносить удары.

Истребительное прикрытие бомбардировщиков враг доводил до соотношения один к одному. Ясно, что пробить его было не легко.

Наше командование противопоставило тактическим ухищрениям фашистской авиации свою гибкую тактику, четкое управление боем истребителей и огнем зенитной артиллерии.

Перед летчиками-истребителями ставилась задача – обходить вражеский истребительный заслон и атаковать бомбардировщики. В борьбу с заслоном вступали специальные небольшие группы.

Для отражения демонстративных групп фашистской авиации выделялись отдельные орудия или батареи. С пикировщиками и штурмовиками боролись также отдельные наиболее подготовленные снайперские орудия. Если над полем боя появлялось несколько ярусов вражеских самолетов, то командир дивизиона указывал каждой батарее, в какой зоне ей вести огонь.

В общем, тактике врага противопоставлялось тесное взаимодействие зенитчиков и летчиков-истребителей.

Зенитчикам пришлось решать свои задачи в чрезвычайно сложной обстановке: целый день они отражали атаки вражеских самолетов, зачастую под артиллерийским огнем, а ночью меняли огневые позиции и оборудовали их. Требовалось напряжение всех сил.

15 сентября в районе Невской Дубровки заняла позицию 22-я батарея 189-го зенитного полка (командир батареи старший лейтенант Иван Иванович Бавыкин, военком политрук Николай Иванович Иванкин). Мокрый луг, на котором стояла батарея, представлял из себя открытое болотистое место. Копнешь выступает вода, окопать орудия невозможно. Пришлось ограничиться насыпными брустверами и маскировкой.

К рассвету зенитчики изготовились к бою. Пока командир батареи "осваивал" позицию и проверял готовность техники к открытию огня, военком собрал на несколько минут бойцов.

– Нам выпала высокая честь прикрыть героические действия наших товарищей, сражающихся на плацдарме, – сказал он зенитчикам. – Фашисты боятся, что наши войска прорвут кольцо блокады, поэтому они бросили сюда много авиации. Предстоят трудные бои. Поклянемся, что мы с честью выполним свой долг!

– Клянемся! – дружно раздалось в ответ.

С восходом солнца десятки фашистских "юнкерсов" и "мессершмиттов" роем закружились над "пятачком", захваченном советскими войсками.

Зенитные орудия открыли огонь. Вскоре загорелся один, потом второй бомбардировщик. Для гитлеровцев такая "встреча" оказалась неожиданной. Они подняли аэростат наблюдения. "Достать" его наши зенитчики не могли. Фашисты засекли позицию батареи. Вскоре вражеская артиллерия открыла огонь по ней.

Разрывы слились в сплошной грохот, все заволокло дымом. Один снаряд разорвался рядом с командным пунктом. Погибли командир батареи И.И. Бавыкин, телефонистка Рая Семенова, тяжело ранило командира взвода управления В.Е. Карасева, разведчика В. Танетова, связиста Вадима Берлина.

Военком Иванкин находился в тот момент, как всегда, рядом с бойцами, возле орудийного расчета.

Сразу же после артиллерийского обстрела батарею атаковали бомбардировщики.

Фашисты рассчитывали, что батарея подавлена, а она снова встретила их огнем. Присутствие военкома на позиции сыграло решающую роль: никто не дрогнул, все самоотверженно выполняли свои обязанности.

Первым открыл стрельбу командир орудия старший сержант Валерий Лапшин, почти сразу же заработали орудийные расчеты Василия Новикова и Алексея Уланова. И вот уже запылал один "юнкерс", за ним рухнул на землю второй.

Фашистские самолеты улетели. Политрук Иванкин обошел расчеты, поговорил с бойцами, подбодрил их.

Не успели зенитчики перевести дух, убрать покореженное обстрелом и бомбежкой, как снова появились вражеские самолеты ...

Целый день, без передышки зенитчики вели тяжелый бой. Только с наступлением темноты они смогли осмотреться, привести все в порядок.

На следующий день прибыл новый командир батареи – старший лейтенант П.Я. Кочетков.

Петра Яковлевича знали в полку многие. Службу в армии он начал еще до войны рядовым. Окончил полковую школу, получил назначение командиром орудия. В то время в войсках, как и по всей стране, развертывалось стахановское движение. Одним из зачинателей его среди зенитчиков стал комсомолец Кочетков. Его орудийный расчет на стрельбах занял первое место, причем показал такие результаты, что удивлялись даже опытные специалисты. Молодой командир орудия удостоился тогда высокой награды – ордена Красной Звезды.

Назначение в батарею такого командира воодушевило бойцов. Вместе с военкомом он пришел к выводу: с наступлением темноты надо сменить огневую позицию – фашисты ее пристреляли.

Вечером собрали командиров орудий, активистов, разъяснили задачу, потом поговорили со всеми бойцами.

Вокруг болото. Ни машины, ни даже трактор не смогли тащить орудия. Пришлось делать настил и катить орудия на руках.

Полтора километра показались бесконечными. Сразу же стали рыть котлованы, а где проступала вода – выкладывали стенки из дерна.

К утру орудия уже стояли на позиции. Артиллерийский мастер старший сержант Филипп Рыбалкин проверил их, а полковой техник Игорь Черненко, получивший ранение, помог согласовать ПУАЗО с орудиями. Командир батареи обошел все свое "хозяйство".

_ Теперь можно снова воевать, – довольным тоном сказал он комиссару.

С восходом солнца донеслось нудное гудение фашистского самолета-разведчика. Он летел на большой высоте. Зенитчики открыли огонь, но пилот оказался опытным, сумел ускользнуть, а вокруг батареи сразу же загрохотали разрывы вражеских снарядов. Кочетков остановил стрельбу, но зенитчики не выпускали фашиста из поля зрения. И он все же попался: очевидно, решив, что батарея разбита, снизился проверить результат артиллерийского огня. Зенитчики этого и ждали – первым же залпом сбили его.

Снова обстрел, а за ним – бомбежка. Один тяжелый снаряд угодил в землянку, но три наката бревен, скрученных проволокой, выдержали и никто не пострадал.

Батарея за месяц сбила 16 вражеских самолетов. Успех большой. 22 зенитчика удостоились государственных наград. П.Я. Кочетков получил орден Отечественной войны 1-й степени.

Неподалеку занимала огневую позицию 13-я батарея того же дивизиона и полка (командир старший лейтенант Якуб Сахабович Платов, военком – младший политрук Георгий Корнеевич Серпиков). Ее позиция находилась у деревни Плинтовка, от которой остались лишь пепелища да закопченные пожаром печи. До фашистских траншей – всего полтора километра.

Эту близость зенитчики почувствовали в первый же день. Всю ночь они копали котлованы, строили землянки, к утру усталость валила их с ног. Но только рассеялся туман, как разведчик-наблюдатель ударил в гильзу – подал сигнал воздушной тревоги. Курсом на батарею шло звено вражеских бомбардировщиков.

– По звену "юнкерсов", темп пять! – скомандовал Платов.

На позиции все закипело. Прибористы "вцепились" в летевших на высоте 2500 метров бомбардировщиков, четко работал Дальномерный расчет Викентия Францевича Крепского.

Командир огневого взвода 19-летний лейтенант Вячеслав Полевичный уже подготовил поправку на баллистические, метеорологические и топографические условия. Потом высчитал действительную скорость цели.

Вражеские самолеты приближались. Стало ясно – они шли бомбить переправившиеся на "пятачок" наши подразделения. Вот они уже в зоне обстрела.

– Есть совмещение! – звонко провозгласила кудрявая девушка, работавшая у планшета-построителя.

– Огонь! – скомандовал Платов и взглянул на часы. На все эти операции, казавшиеся длинными, ушло несколько секунд.

Разрывы снарядов белыми букетиками заплясали впереди вражеских самолетов. Передний резке свернул вправо, а за ним и остальные. К переправе они не прошли.

Вскоре появилась новая группа бомбардировщиков – шесть "Ю-88". Снова закипела работа на позиции зенитчиков, загрохотали дружные залпы. Головной самолет будто споткнулся, провалился вниз и пошел наискосок до самой земли, оставляя за собой полосу дыма. Остальные самолеты сбросили бомбы куда попало и повернули назад.

– Кто-то из зенитчиков крикнул "ура!", – вспоминает полковник запаса Я. С. Платов. – Его дружно поддержали товарищи. Посыпались шутки. Для многих зенитчиков это была первая победа, и они ликовали.

Фашистам батарея мешала, словно бельмо в глазу, и они решили расправиться с ней. По позиции открыла огонь артиллерия, потом еще несколько раз налетали бомбардировщики.

Второй день выдался еще более трудным. Утром батарею атаковали 20 пикировщиков. Они заходили в атаку группами с разных направлений, особенно с солнечной стороны. Это усложняло борьбу с ними. Орудиям приходилось вести огонь одновременно в разных направлениях.

Платов зорко следил за вражескими бомбардировщиками и, словно дирижер, управлял огнем орудий.

Вокруг позиции рвались бомбы и снаряды, свистели осколки, но прямых попаданий не было и батарея потерь не имела. Зенитчиков выручило хорошее инженерное оборудование позиции.

Военком батареи младший политрук Серпиков находился рядом с бойцами, воодушевлял их, подбадривал. Его высокую, широкоплечую фигуру видели то возле орудийного расчета, то около прибористов. Бывший учитель смотрел на бойцов, будто на учеников и радовался тому, что они хорошо выдерживают трудный экзамен.

Один снаряд разорвался возле орудия сержанта Мельника. Осколком разбило "принимающий" прибор, другим ранило пулеметчика Гудкова. Мельник бросился устранять повреждение. Командир пулеметной установки ефрейтор Александр Исаенко занял место наводчика и хлестнул длинной очередью в упор по пикировщику. Самолет сразу охватило пламя, он врезался в лес и взорвался на своих бомбах{193}.

Только к вечеру, с наступлением темноты прекратилась бомбежка. На батарею прибыл начальник агитпропчасти политотдела армии батальонный комиссар Роман Михайлович Бродский. Он побеседовал с бойцами, рассказал об обстановке на фронтах и на "Ивановском пятачке", о действиях Волховского фронта.

– Вы сегодня мужественно отражали вражеские самолеты, – сказал он в заключение. – Фашисты получили крепкий удар, но у них еще много сил. Надо быть готовыми к новым трудным боям...

Вместе с политработником пришел на батарею и боец-баянист. Вокруг него быстро собрались зенитчики. Здесь же вожак комсомольцев прибористка Зоя Кондратьева, веселая, неугомонная. Она запела песню. Ее подхватили бойцы...

Ночью не смогли подвезти снаряды, а их на батарее осталось 36 штук только для самообороны. А с утра над полем боя снова повисли "юнкерсы". Вот шесть из них развернулись над нашим передним краем... И Платов не выдержал, скомандовал "Огонь!" Разрывы восьми снарядов как бы окаймили шестерку бомбардировщиков. Один из них вспыхнул и огромным факелом пошел вниз. Такой меткости не ждали даже сами зенитчики ...

Вечером на огневую позицию батареи приехал начальник политотдела армии полковой комиссар И. И. Геллер вручать партийные документы зенитчикам Байширу, Корсакову, Богданову и Лупанину. Он поговорил со всеми бойцами. Потом началось вручение партийных документов.

Первым получил кандидатскую карточку командир орудия старший сержант Федор Байшир{194}. Спокойный в бою, он в этот момент не выдержал разволновался.

– Партийный документ обязывает меня еще сильнее бить врага, – сказал он не громко, но твердо, – и я свое обязательство выполню.

Бойцы знали, что в Белоруссии фашисты схватили его сестру, а в Симферополе, где до войны он работал слесарем, гитлеровцы расстреляли многих его товарищей. Сослуживцы знали, что в бою Федор Байшир не дрогнет, свое слово сдержит.

В тот вечер еще двенадцать комсомольцев подали заявления о приеме их кандидатами в члены партии.

Следующий день действительно оказался очень трудным. Одна группа фашистских бомбардировщиков улетела, на горизонте уже появлялась другая. Зенитчикам ночью подвезли снаряды и они открывали огонь такой плотности, что фашистские самолеты шарахались в сторону, в спешке сбрасывали бомбы, нередко даже на позиции своих войск.

Федор Байшир к уставной команде добавлял, как клятву: "За Ленинград огонь!", "За родную землю по фашистам – огонь!". Он был доволен: за один день его расчет сбил два вражеских бомбардировщика{195}.

В круговерти боев большую выдержку и самообладание показали наводчики ефрейторы Лупанин, Пилипчик, Конопатский. Поймав в прицельную трубу вражеский самолет, они держали его мертвой хваткой. Ефрейтору Пилипчику при отражении налета ударом трубы разбило переносицу. Наспех перевязав рану, он снова прильнул к трубе, стал ловить самолет.

Недалеко от пушки, где наводчиком был ефрейтор Лупанин, разорвался снаряд. На наводчика полетели комья земли, по металлу ударили осколки. Но в это время входил в пике вражеский самолет, и Лупанин даже на секунду не отшатнулся от прицельной трубы.

Снаряды и бомбы не раз рвали телефонную связь с командным пунктом дивизиона. Связистки Мария Щербакова, Ольга Зайцева вместе со своим командиром отделения Петром Вороновым моментально восстанавливали связь.

Грохот не утихал до вечера. В середине дня на позицию батареи прибыли члены партийного бюро полка, чтобы провести здесь заседание и рассмотреть заявления бойцов о приеме в партию. Заседание смогли открыть только с наступлением темноты. Отличившиеся в боях сержант Крепский, ефрейторы Исаенко, Пилипчик, Конопатский, красноармеец Чеканов, все двенадцать человек, подавших заявления, были приняты кандидатами в члены партии.

Накал боев не ослабевал до октября. Зенитчики 13-й батареи за девять дней – с 28 сентября по 6 октября – сбили десять и повредили четыре самолета фашистов.

Такие же трудные бои вела и 12-я батарея, которой командовал старший лейтенант Алексей Данилович Кабенко. 29 сентября на ее позиции фашистские бомбардировщики совершили девять групповых налетов. В одном из них со стороны солнца курсом на батарею шли одиннадцать "юнкерсов". Зенитчики открыли огонь. Вскоре три из них отвернули в сторону, а восемь пытались бомбить наш передний край обороны. Батарея сосредоточила по ним огонь. Вдруг разведчик доложил, что с тыла развернулись для пикирования три "юнкерса". Отразить их удар уже не удалось. Бомбы посыпались на позицию батареи.

Пикировщики стали заходить для повторной атаки. Старший лейтенант Кабенко успел сосредоточить по ним огонь всех четырех орудий. Один "Ю-87" загорелся, остальные отвернули в сторону.

Воины батареи в этой сложной обстановке действовали четко, самоотверженно выполняя свои обязанности. Батарея сбила семь и повредила два самолета врага.

Осколком тяжело ранило военкома батареи политрука Александра Ефимовича Мотрова. К нему бросилась санинструктор комсомолка Люся Федорова, наложила на рану повязку, пыталась приподнять политрука. В этот момент поблизости разорвалась вторая бомба. Федорову засыпало землей, оглушило. Очнувшись, еле передвигаясь, она стала перевязывать раненых. Но товарищи увидели, что она не может говорить и ничего не слышит. Вскоре ей стало плохо, она упала, теряя сознание.

После боя ее отправили на медицинский пункт. Отсюда ее хотели эвакуировать в госпиталь. Через несколько часов она заговорила и сразу попросила отпустить на батарею. Ее не отпускали. Тогда она ночью убежала и вскоре появилась на позиции{196}.

– Люся вернулась! – увидев ее, радостно кричали бойцы.

Через несколько дней Людмилу Федорову наградили медалью "За боевые заслуги".

Большое мужество и отвагу проявили воины третьего дивизиона 351-го зенитного артиллерийского полка (командир дивизиона капитан Аршинов).

16-я батарея, которой командовал старший лейтенант И.И. Жадан, а военкомом был младший политрук Барбашев, 15 сентября, в первый же день прибытия к Неве, сбила фашистский бомбардировщик, показала умение взаимодействовать с летчиками-истребителями.

Над линией фронта появилось 12 "юнкерсов". Батарея меткими залпами сбила один из них, а остальные рассеяла. К фашистским самолетам устремились наши летчики и атаковали их. В это время подошли "мессершмитты" и попытались прикрыть свои бомбардировщики. Но батарея И.И. Жадана поставила перед ними огневой заслон. Фашистские истребители вынуждены были отвернуть в сторону. Тем временем наши летчики сбили еще один бомбардировщик. Враг потерял два самолета и не смог нанести прицельный удар по нашим войскам{197}.

На следующий день враг обрушил на батарею артиллерийский огонь, потом несколько раз налетали бомбардировщики. Зенитчики своим огнем расстраивали их боевой порядок, не позволяли бомбить позиции советских войск. В тот день особенно отличился орудийный расчет старшего сержанта Сергея Клещикова, который сбил два вражеских самолета.

... Всходило солнце. Сергей Клещиков сидел у орудия, рядом с ним товарищи по расчету. Все отдыхали после ночной работы по оборудованию позиции, вспоминали вчерашние бои. Вдруг над позицией просвистел снаряд. И сразу же с каким-то треском загремели разрывы, позицию заволокло едким дымом. А с юга уже тянулась вереница фашистских бомбардировщиков. На батарее все пришло в движение.

Никто уже не замечал рвущихся снарядов, каждый делал свое дело. Вот три бомбардировщика отвалили от строя и стали пикировать на батарею. Наводчик Прохоренко поймал в перекрестие прицела головной. Батарея открыла огонь. Передний "юнкерс" перевалился через крыло и стал падать, а через несколько секунд взорвался.

В это время поблизости от орудия Сергея Клещикова разорвался снаряд, бойцов засыпало комьями земли.

Первым поднялся Клещиков.

– Ко мне! – крикнул он бойцам и, схватив снаряд, зарядил пушку. – Все живы?

– Живы, – ответил Прохоренко, занимая свое место. – Нехай фашист погибае.

– За Родину, бей гитлеровцев! – скомандовал старший сержант.

Орудие открыло огонь. Бойцы с радостью увидели, что еще один "юнкерс" загорелся и упал неподалеку от батареи{198}.

Бои не утихали на протяжении всего сентября. Особенно напряженными для батареи оказались последние дни месяца. 29 сентября утром батарею атаковали семь "юнкерсов". Зенитчики дружным огнем отогнали их. Тогда фашисты открыли по ее позиции артиллерийскую и минометную стрельбу. Появились раненые, повреждены два орудия, ПУАЗО-2. И все же батарея действовала: в дыму и грохоте два орудия продолжали стрельбу по врагу{199}.

30 сентября гитлеровцы предприняли еще более ожесточенный обстрел позиции батареи, а потом появились 12 бомбардировщиков. Фашисты считали, что батарея подавлена. Но зенитчики открыли интенсивный огонь и строй самолетов сразу распался. Один "юнкерс" загорелся и упал, за ним – второй и третий. Фашисты заметались, стали второпях сбрасывать бомбы.

Зенитчики мужественно вели бой. Парторг батареи Иванов был ранен, но оставался на позиции. Его примеру последовал кандидат в члены партии ефрейтор Ковалев. Отважно сражался заряжающий коммунист Бамбалин. Он погиб на боевом посту.

Разорвавшимся снарядом повредило прибор управления зенитным огнем. Бойцы приборного отделения во главе с коммунистом старшим сержантом Никитиным стали подносить снаряды. В этот момент от разрыва вражеского снаряда загорелись ящики с боеприпасами. Создалась угроза взрыва. Туда бросились прибористы коммунисты ефрейтор Ковалев и красноармеец Кебе, затем подбежал красноармеец Горин. Пренебрегая опасностью, они потушили огонь и предотвратили взрыв боеприпасов{200}.

Вечером после боя проходило партийное собрание батареи. С докладом о работе коммунистов в бою выступил военком Барбашев{201}.

– Своей храбростью и отвагой коммунисты воодушевляли бойцов, показывали им, как надо без страха переносить трудности и опасности в бою, – говорил докладчик. При этом он называл фамилии парторга Иванова, коммунистов Бамбалина, Клещикова, Стуколенко, Прохоренко, Савкина, Степанова и других.

– Мы сбили восемь самолетов, – говорил командир батареи Жадан. – Но впереди новые бои. Нам, коммунистам, надо сделать все, чтобы батарея всегда была победоносным боевым коллективом.

Стойко сражались воины соседней, 17-й батареи, которой командовал старший лейтенант А.Г. Зверев. Она оказалась в очень трудных условиях, подверглась сильному минометному обстрелу. Осколками мины были сражены старшина Соколов и замполитрука Запарин, ранены командир батареи Зверев, военком Левандовский, санинструктор Барабин и шофер Пузиков.

В этот момент налетели бомбардировщики. Орудия открыли огонь.

Расчет старшего сержанта Петра Прокофьева с первых выстрелов сбил "юнкерс". Но вдруг недалеко от орудия разорвалась бомба. Громадный столб земли взметнулся вверх, взрывной волной сбросило со своих мест бойцов. Прокофьев был ранен. Наскоро перевязав рану, он подошел к орудию и стал осматривать его. Коммунист Прокофьев считал, что в такую критическую минуту он не может оставить свой пост, даже получив ранение.

Увидев командира, бойцы стали занимать свои места. Не было только заряжающего Ивана Гаристова. Прокофьев заметил его в стороне, под кустом. Лицо в крови, осколком поврежден левый глаз.

– Иван, ты жив? – тронул его за плечо Прокофьев.

– Жив, – отвечает Гаристов, – только в глазах темно.

Пикировщики снова пошли в атаку. Зенитчики открыли по ним огонь. Стреляло и орудие Прокофьева.

Вдруг бойцы увидели: Иван Гаристов, окровавленный, поднялся и идет к орудию. Подошел, отодвинул красноармейца

Дубкова, выполнявшего обязанности заряжающего. "Дайте, говорит, отомстить фашисту за свою кровь".

И орудие Прокофьева сбило еще один "юнкерс", уже шестой по счету{202}.

В орудийных расчетах осталось по 2-3 бойца. Вышли из строя командиры орудий, Прокофьева ранило вторично, но он остался на позиции.

Узнав о тяжелой обстановке в батарее, сюда поспешил секретарь партийного бюро полка батальонный комиссар Павел Васильевич Шпак. Он обошел все расчеты, поговорил с бойцами, рассказал об обстановке в других подразделениях, сообщил, что все батареи успешно отражают налеты фашистской авиации. Зашел он и на медицинский пункт, побеседовал с ранеными.

Вскоре на позицию возвратились легко раненные бойцы. Сформировали два расчета, и орудия снова вступили в бой.

В первый же день боев у Невы открыла счет и шестая батарея, которой командовал старший лейтенант И.М. Романец. Она, как и другие батареи, мешала фашистской авиации. Гитлеровцы делали все, чтобы расправиться с нею: каждый день на ее позицию обрушивались снаряды и мины, каждый день по несколько раз налетали бомбардировщики.