Текст книги "Муха и самозванный принц"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава IX ОБЕД ДЖЕЙМСА БОНДА

Хотя в ресторане «Райских кущ» хватало знаменитостей, Маша заметила, что многие смотрят на их столик. А все потому, что наш народ любит генералов необъяснимой любовью. Большинство собравшихся платило своей прислуге больше, чем государство генералам, и все равно Дедовы погоны и штаны с лампасами вызывали в публике вибрацию. Мужчины втягивали животы, женщины вызывающе смеялись и, сверкая перстнями, поправляли прически.

На маму с Михалычем глазели меньше, чем в первый день. Только одна телеведущая, недавно приехавшая с лупоглазым молодым человеком по имени Дима, громко удивилась:

– А Костя все еще носится со своей провинциалочкой?!

При этом она делала вид, что говорит исключительно для Димы, просто голоса не рассчитала.

Маша возмутилась. Это кто тут провинциалочка?! Сама из Питера! Чтобы поставить выскочку на место, она спросила, какие рестораны маме нравились в Стокгольме. Мама, разумеется, поняла, зачем был задан вопрос, но решила не ввязываться в бой и промолчала.

– Расскажи, Маргоша, это правда интересно, – неожиданно поддержал Машу Михалыч. – Я в Стокгольме был всего два дня, ничего толком не видел.

– А мы там долго жили. Потом ЦРУ наехало и пришлось бежать, – выложила Маша. Краем глаза она видела, что выскочка перестала улыбаться своему Диме и слушает в оба уха.

– Положим, тебя тогда еще не было, – заметила мама.

– Как же не было? Была, только не родилась еще. Неродившиеся дети все помнят – в подсознании, конечно.

Михалыч хлопал глазами.

– Правда ЦРУ наехало? – чуть громче обычного спросил он.

Теперь на них смотрел весь ресторан! Ладно, не весь, но ближайшие столики точно. Петербургская выскочка уткнулась в тарелку. У нее самой бывали трения то с милицией, то с прокуратурой. Журналисты такими вещами гордятся: если высокое начальство недовольно, значит их репортаж попал в цель. Но насолить Центральному разведывательному управлению Соединенных Штатов Америки, кажется, еще никому из наших журналистов не удавалось. Это высший пилотаж!

– Все из-за меня, – объяснил Дед. – Я тогда сидел в тюрьме у американцев и, к большому их удивлению, не хотел выдавать своих. Вот на меня и нажимали по-всякому, в том числе через семью.

В установившейся тишине стало слышно, как выскочка нервно скрежещет ножом по тарелке. Потом возобновился обычный гул голосов и звякающей посуды. Можно было не сомневаться, что в необъявленном поединке «Петербург – Укрополь» победа единогласно присуждена Укрополю.

Обед почему-то долго не подавали, и вдруг появился торжественный, как градоначальник, официант с позолоченным штопором на цепочке. Перед мужчинами он поставил по наперстку водки. Сгрузил с подноса серебряное ведерко, наполненное битым льдом. Изо льда торчало горлышко шампанского.

– По какому поводу гуляем? – удивилась мама.

Загадочно улыбаясь, Михалыч жестом приказал не торопиться с шампанским, и ведерко было поставлено на край стола, а официант начал фокусы с каким-то вином в длинногорлой бутылке. Взяв ее салфеткой, он с донельзя серьезным лицом показал всем этикетку. Михалыч кивнул. Жалея свой позолоченный штопор, официант открыл бутылку обычным, понюхал пробку и дал понюхать Михалычу. Тот еще раз кивнул, мол, не тяни, наливай. Официант, подлец, плеснул на донышко и поводил бокалом у Михалыча перед носом. Михалыч третьим кивком подтвердил, что да, это именно то, о чем все так долго мечтали. Тогда официант позволил ему отхлебнуть. Пожамкав губами, Михалыч выразительно посмотрел снизу вверх, мол, ну теперь-то все? После этого зануда официант разлил вино по бокалам и отошел в сторонку, дожидаясь суда взыскательной публики.

Маша попробовала. Вино было самое обычное.

– Нравится? – спросил Михалыч.

– Выдержка хорошая, но чувствуется лоза. Прессом давили, не для себя, а на продажу.

Михалыч выпучил глаза и перевел взгляд на маму.

– Юг, – объяснила она. – Соседи делают вино, угощают. Вот погоди, слетаем в Укрополь, попробуешь: в каждом дворе свой вкус, все друг перед другом хвастают.

Официантка расставила закуски: белужью икру и копченую севрюгу.

– За русскую разведку! – объявил Михалыч, взял свою водку в хрустальном наперстке и потянулся чокнуться с Дедом. – И за всех, кто не сдает своих.

Непьющий Дед ради такого тоста макнул губу в наперсток. Покосился на официантку, которая водружала на стол что-то непонятное с гарниром из вареной картошки и горошка… Подумал и выдал:

– Водка, шампанское «Дом Периньон», кларет «Мутон Ротшильд», телячьи почки с беконом… Следующим номером будут котлеты из барашка?

– Вот это память! Ну, разведка! – восхитился Михалыч. – Да нет, не может быть! Вам, наверное, Маргоша подсказала?

Мама пожала плечами:

– Я не знала, что ты заказал котлеты. И, кстати, объясните мне, при чем тут память Николая Георгиевича. Разве ты заказывал по какой-то системе?

– Именно, – подтвердил Михалыч. – Дальше будет спаржа с соусом по-бернски, а на десерт клубника и ананас… Это обед Лота и Джина Грина из романа «Джин Грин – неприкасаемый», а они, в свою очередь, слизали меню у Джеймса Бонда и его шефа.

– «Джина Грина» я не читал, а романы о Бонде неплохо помню, – кивнул Дед.

– Неужели настоящие разведчики интересуются шпионскими книжками? У вас ведь жизнь… – Михалыч замялся под насмешливым взглядом Деда и нашел подходящее слово: – насыщенная.

– Весьма насыщенная, – согласился Дед. – Час уходишь от погони, двадцать лет сидишь в тюрьме. Веселуха!

– Да-да, Маргоша мне о вас рассказывала, – смутился Михалыч. – Но все же зачем вы читали Джеймса Бонда? Искали профессиональные секреты?

– Со скуки, – просто объяснил Дед. – В тюремных библиотеках выбор маленький, а детективов не держат вообще, чтобы не подсказать заключенным идею преступления. Но Джеймс Бонд разрешен из-за его полной практической непригодности.

– Извините! Бонда как-никак придумал Флеминг, профессиональный разведчик, – заспорил Михалыч. – Я понимаю, он многое преувеличил, но, по-моему, должен был сохранить реальные детали. Нельзя же выдумать все!

Дед покачал головой:

– В том-то и дело. Бондиана – это фантазии мальчишки, который получил по носу от большого парня и бормочет ему в спину: «Да я не таких, как ты, лупил!». А у самого коленки трясутся.

– Вы хотите сказать, что «большой парень»…

– Мы, кто ж еще, – кивнул Дед. – У англичан разведку против русских возглавлял заведующий отделом Форин офис Алистер Маклин, который оказался агентом русских. В те же годы в Лос-Аламосе агенты русских работали над американской атомной бомбой и передавали результаты в Москву. После такого позора Запад мог переплюнуть нас только в сказке, и Флеминг ее выдумал. Хорош бы я был, если бы разъезжал по Америке в автомобиле Джеймса Бонда со встроенными пулеметами, бронещитками и боевыми лазерами! Меня разоблачил бы первый же дорожный полисмен, которому вздумалось заглянуть под капот. А потом что – воевать со всей Америкой?

Разбитый в пух и прах Михалыч обезоруженно поднял руки, и все углубились в телячьи почки.

Как и вчера, Маше казалось, что можно было бы приготовить повкуснее. То ли вымочить получше, то ли потушить подольше. Нет, готовили в ресторане отлично. Если не глядеть в правую сторону меню. А если глядеть, вставал вопрос: «За что берут такие деньги?». Маша винила себя. Наверное, у нее вкус неразвитый, а еда в ресторане особенная, экологически чистая, фантастически вкусная, и на ее бы месте настоящий гурман умер от восхищения.

За десертом Дед завел стариковский разговор о лечебных процедурах в санатории, потом вырулил на отдыхающих и, в частности, на Амирова. Михалыч и выложил все, что знал о нефтяном короле, наверное, думая, что вспомнил о нем, потому что к слову пришлось, хотя на самом деле разговором исподтишка дирижировал Дед.

Проворная официантка убрала опустевшие вазочки из-под клубники. На столе осталось шампанское в ведерке с подтаявшим льдом.

Михалыч умолк, поправил галстук и сделал торжественное лицо.

– Я хотел, пользуясь тем, что вся семья в сборе…

Он достал из кармана коробочку в форме раковины-жемчужницы. У Маши дрогнуло сердце. Волнуясь, Михалыч не сразу отковырнул ногтем крохотную застежку и раскрыл коробочку. На темно-синем бархате лежал перстенек с бриллиантом.

– Маргоша, я делаю тебе официальное предложение, – сказал Михалыч, косясь на Машу.

За соседним столиком, с шумом отодвинув стул, поднялась петербургская выскочка.

– Ура! – торопливо сказал Дед и бабахнул шампанской пробкой.

Выскочка уходила, вызывающе громко цокая каблуками, лупоглазый Дима семенил за ней, как на поводке.

Мама, помедлив, потянулась к перстеньку.

Это было невероятно, жутко, невыносимо! Маше хотелось заорать с отвратительной уличной интонацией, которую она сама ненавидела у других: «Ты дура, что ли, не поняла?!»

В губы ей ткнулся холодный край бокала. Пузырьки шампанского лопались, выстреливая крохотные брызги.

– Прекратить истерику! – зашипел Дед. – Ты что хотела, чтобы мужик до сорока лет ни с кем не встречался?!

Как всегда, Дед был прав, но от этого не стало легче.

ЧАСТЬ III ВЕЧЕР РАЗГАДОК

Глава I СВЯЗНАЯ

Ерш помогал в костюмерной и спустился в бар попить водички, потому что в горле запершило от нафталина. А мог и не спуститься. Двенадцатый час, его дежурство давно закончилось.

Только он сел, глядь – Верка-Рыло! Легла грудью на стойку портье, губу выпятила, в уголках рта слюни:

– А у вас тант-сы? А мо-жно мне по-смот-реть?

Видик у нее самый дебильный. Пальто на два размера больше, шапочка в обтяжку надвинута до бровей, на ногах мужские ботинки. Соня от нее подальше; назад стена не пускает, так она сползла со стула, над стойкой одни глаза. Соня вообще горняшка в «Кущах». На место портье встала временно, пока в музее живут отдыхающие, и сразу задрала нос. «Я с малолетками не танцую»! А Ерш к ней со всей душой, костюмчики подобрал – переоделись бы, потанцевали. Ну и что же, что прислуге нельзя. Кто их узнал бы в масках?

– Те-тень-ка, вы ку-да? – гундосит Верка.

Тетенька уже с концами скрылась, только пучок волос торчит. Так Верка стала ей шпильки поправлять.

Ерш сидит, наслаждается.

– Прогоните эту дуру! – стонет Соня. (Кричать боится – мало ли, отдыхающие услышат). А Верка ей – замечание:

– Не-хо-ро-шо та-ки-е сло-ва го-во-рить.

Ерш не торопясь встал, подошел и взял Верку за локоть:

– Пойдем, красавица. Я тебе и танцы покажу, и в трубу дам подудеть.

А сам глядит на Соню: ну, кто тут малолетка?

Вывел он Верку через парадное. Мороз навалился, сдавил грудь под куцей форменной курточкой. А в небе звезд! Что брюликов в «Райских кущах».

– Я от Хозяина, – сказала Верка.

Глава II ЧЕМ ЗАКОНЧИЛИСЬ БАЛЬНЫЕ ТАНЦЫ

Двухсветный бальный зал, пристроенный к музейному особняку при Мамонтовых и почти не испорченный временем, сверкал хрустальными подвесками люстр. Оркестр играл вальсы и танго, кружились пары в одеждах разных эпох и народов. Костюмы можно было взять напрокат. Говорили, что дирекция «Райских кущ» привезла чуть ли не всю костюмерную Художественного театра.

Мама в развевающейся греческой тунике и сандалиях танцевала с Михалычем, а Машу опять сосала ревность. Михалыч нарядился не то Кутузовым, не то Потемкиным: камзол, парик, черная повязка на глазу. Про себя Маша фыркала и обзывала его лакеем. Немного утешало то, что Михалыч прихрамывал. Во-первых, так ему и надо. А во-вторых и в-главных, натертая нога подтверждала, что Михалыч ходил в спортзал не для того, чтобы тайком от мамы секретничать в раздевалке с неизвестной теткой. Нет, он честно заработал свои спортивные мозоли, а потом жаловался на них какому-то Егорушке.

Сказать по правде, Маша и раньше знала, что ее подозрения высосаны из пальца. Михалыч влюблен в маму, это заметно невооруженным глазом. Разок увидеть, как он, поскальзываясь от усердия, летит вокруг капота, чтобы открыть маме дверцу машины – и все ясно: тяжелый клинический случай. Но раньше это были только личные Машины впечатления, а теперь они подтвердились методами сыска. Поэтому она сказала себе, что не зря старалась. Ведь не каждый же день выдаешь замуж родную мать!

А вообще настроение было препакостное. С Володей она провальсировала два круга и осрамилась. Ученик Стаффордширской школы для мальчиков умел танцевать по-настоящему, а она только ногами перебирала под музыку. Кажется, невелика наука: партнер ведет, а ты за ним под «раз-два-три». Откуда взялось «четыре»? Не в складушки, не в ладушки прямо Машке по макушке. И с разлета вписала Володю в колонну! Здесь, у колонны, и осталась от стыда. А он хотел продолжать, он смеялся и вправду не понимал, какое это мучение для Маши.

Эх, провинция! Тебе бы чуть столичной несерьезности. А то засупонишься, сделаешь рожу ящиком, сама превратишь себя в посмешище да еще и обижаешься.

Что может быть хуже, чем торчать у колонны, когда рядом танцуют! А если в этом никто не виноват, кроме тебя самой, пытка еще невыносимей. Возвращаться в номер к Деду не хотелось. Пореветь, и то нельзя. Маша высматривала среди танцующих Ваху, но горец не появился. Кажется, он стал нарочно избегать ее. Стыдился своих слез?.. А Михалыч на каждом круге то улыбался ей, то махал рукой и вообще делал вид, что они вместе. Папа, мама, я – здоровая семья.

Маша обрадовалась, когда подошла Надюха. Колбасная принцесса была наряжена в тесное платье с лифом на шнурках; крючковатый посох в руке означал, что она изображает пастушку.

– Специально, чтобы танцевать не приглашали, – печальным голосом соврала Надюха. Бал начался час назад, но Маша не видела, чтобы ее кто-нибудь пригласил с посохом или без посоха.

– Твои барашки разбежались. Пойдем лучше потреплемся, – предложила Маша, подумав, что колбасной принцессе сейчас так же плохо и одиноко, как и ей.

Надюха сунула посох под мышку:

– Пошли, только не через главный вход. А то еще привяжутся.

Было ясно, что Надюха оставила всякие надежды встретить нахала, который бы к ней привязался. Играя в конспирацию, она подвела Машу к оркестру, втащила за кулисы, и они оказались в служебном коридоре без окон, с тусклыми желто-коричневыми стенами.

– Ушли, – шепотом сообщила Надюха.

Пришлось ей подыграть:

– От кого?

– Один придурок прохода не дает. Ты его не знаешь, – поспешно добавила Надюха, пресекая неудобные вопросы.

Маша собиралась рассказать ей про «жучок», но подумала, что, может быть, и не надо. У колбасной принцессы еще детство играет.

Между тем Надюха на цыпочках вела ее по коридору, состоявшему из одних поворотов, тупичков и открывавшихся неизвестно куда дверей. В одном месте они поднялись на пять ступенек, прошли несколько шагов и, спустившись на пять ступенек, повернули назад. Лабиринт.

– А знаешь, где мы? – понизив для таинственности голос, спросила Надюха.

Маша давно задавала себе этот вопрос и уже решила, что потеряла ориентацию, но тут увидела под лестницей маску поросенка. Они прошли особняк насквозь. Похоже, коридор строился для прислуги, чтобы она убиралась в комнатах, топила печки, ходя своей дорогой и не попадаясь на глаза господам.

– Вон туда можно выйти к бару, – Маша показала направо. – Между прочим, здесь убегал наш поросеночек.

– Который залез к тебе в номер? – Мыском пастушкиного башмачка с пряжкой Надюха пнула маску. – Думаешь, он бросил?

– Не думаю, а знаю. Могу показать еще кое-что.

– Ветчину, которую из него сделали?

– Почти. Шкуру неубитого поросенка.

Со вчерашнего дня бой наверняка успел забрать костюм из пожарного ящика, но в начатой Надюхой игре это не имело значения. Подражая колбасной принцессе, Маша на цыпочках пошла вверх по лестнице. Надюха кралась за ней с покрасневшим от волнения лицом.

– Какую шкуру?

– Т-с-с! – Маша уже видела пожарный ящик.

И вдруг на верхних этажах кто-то громко высморкался.

– Вывезли за город и – ногами. Мне спину сломали. Полгода в больнице, – жалобно сказал девчачий голосок.

Маша и Надюха замерли.

– За что? Кинули какого-то важняка? – Второй голос принадлежал парню. Он пытался говорить баритоном, но то и дело пускал петуха.

– Нет, они тоже лохотронщики были. У нас моментальная лотерея, билеты с голограммой, а у них только игровой автомат с черепашками. Мы их клиентуру переманили, – девчонка опять высморкалась. – Надежде Спартаковне, старушке, пробили голову…

– Ладно-ладно, все прошло, – утешил ее парень. – Раз ты теперь у Хозяина, считай, все! Лучше личного танка. Никто тебя не тронет, а тронет, так умоется кровянкой.

– А ты что делал? – спросила девчонка.

– Да все по мелочи. С наперсточниками походил малек, но это ж курам на смех. У них шарик был большой, вместо наперстков стаканы, типа все честно. Один фиг, на эту заморочку только сильно пьяные клюют.

– Ершик, а с телефоном у тебя что получилась?

– Не у меня – у Хозяина. Выпас его какой-то гад… – И Ершик начал рассказывать, как ему позвонили по мобиле и велели забрать из двести шестого номера штуку, которой там, скорее всего, и не было.

Маша слушала, не дыша. История с «жучком» переворачивалась с ног на голову! Не изменилось одно: в ее номере побывал бой. Но «жучок» он должен был не поставить, а снять. И приказ получил не от Андровского, а от незнакомой женщины. Причем та звонила по телефону, который бой получил от Хозяина и поэтому считал, что женщина говорит от его имени. Но потом бой понял, что женщина – враг Хозяина… Разбираясь в этой головоломке, Маша совсем забыла про Надюху. А колбасная принцесса вдруг стала хватать ее за руки.

Маша взглянула на нее и отшатнулась. Закатив глаза, Надюха медленно сползала по стене. Ее лицо посерело, как табачный пепел. Торопясь, пока она совсем не упала, Маша подставила плечо, взвалила Надюху на себя и стала спускаться по лестнице. Того, что она успела услышать, было достаточно, чтобы ей очень не хотелось столкнуться с боем и неизвестной девчонкой.

Коленки тряслись и подгибались. Больше всего Маша боялась оступиться в своих туфлях на тонком каблуке. Можно так загреметь с лестницы, что врагам нечего будет добавить. Она уговаривала себя, что каждый, кто может подтянуться на турнике, может и унести свой вес. Беда в том, что вес колбасной принцессы был далеко не Машиным.

Уф, спустилась! На ровном месте стало легче. Куда теперь? Направо, всего в десятке шагов, была дверь, выходившая под парадную лестницу к стойке портье. Но если появиться там с Надюхой на спине, портье обязательно расскажет бою о таком редком событии. Пойти налево, в сторону бального зала? И долго, и трудно, и ничего не стоит заблудиться. Самое дрянное – Маша не знала, что с Надюхой. А вдруг ей срочно нужен укол или таблетка, и минута промедления может стоить жизни колбасной принцессе?! И не спросишь. Надюха повисла на ней, как мешок.

Маша скинула туфли и побежала налево. В глазах стояла сцена из одного кино, где маленький китаец выносил из боя большого белого командира, не бросая при этом винтовку. Со стороны Маша с Надюхой выглядели, наверное, точно так же. Роль винтовки играл пастушеский посох. «Надо было посадить ее на яблоки», – подумала Маша, пробежав шагов двадцать. «И очистительную клизму», – подумала, пробежав еще пятнадцать шагов и два поворота. «Посох, наверное, можно уже бросить», – подумала, потеряв счет шагам.

– Я сама, – вдруг сказала колбасная принцесса.

Маша опустила ее на ноги и почувствовала, что не может разогнуться. Спину ломило невыносимо. Так и останешься горбатой на всю жизнь. У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба.

Она заставила себя выпрямиться и начала шарить по Надюхиным карманам.

– Ты что?! – отпихивалась колбасная принцесса.

– Ищу таблетки.

– Какие?

– Не знаю, какие у тебя таблетки.

– Да нет у меня таблеток, я не болела с пяти лет, – хлопая белесыми ресницами, выложила Надюха.

– А что ж ты?..

– Испугалась.

Ответ был такой неожиданный, что Маша даже не смогла разозлиться. Она слышала выражение «бояться до потери сознания», но и подумать не могла, что так бывает на самом деле.

– Надь, а ты к врачу ходила? Это все-таки ненормально. Может, у тебя чего-нибудь не хватает – адреналина там или…

– Норадреналина, – подсказала Надюха. – Все нормально, просто есть вещи, которые сильнее меня. Ты вот не знаешь, что это такое – когда тебя как мешок засовывают в багажник и везут в неизвестном направлении. А меня так два раза катали.

– Из-за родительских денег? – догадалась Маша.

– Деньги – вода: сегодня есть, завтра утекли, – философски заметила Надюха. – Настоящее богатство – то, что каждый день приносит новые деньги. Короче, у нас хотели отобрать колбасный завод… Я в порядке, пошли отсюда.

– Ой, мне за туфлями надо вернуться, – спохватилась Маша. Колбасная принцесса вцепилась ей в руку:

– Не ходи! Ну их.

– Не ну их, а надо! – твердо сказал Маша. – Вдруг бой увидит? Он же все поймет и будет искать меня по туфлям, как Золушку.

– Кто?

– Бой. В серой курточке, который чемоданы таскает. Это был он.

– А кто девочка?

– Не знаю.

– Пошли, – вздохнула Надюха и с обреченным видом поплелась за Машей. Оставаться одной ей казалось еще страшнее, чем возвращаться.

Это был путь на казнь. С каждым шагом Надюха все медленнее перебирала ногами. Каждую минуту все сильнее бледнела. На каждом повороте просила Машу потихонечку высунуться, а сама стояла с посохом наизготовку. Честное слово, легче было тащить ее на спине.

Наконец, выглянув из-за очередного угла, Маша увидела свои туфли.

– Подожди ровно две минуты, – сказала она и скорее, пока Надюха не успела схватить ее за руку, выбежала в коридор перед лестницей.

Подхватили туфли, прислушалась… Бой и девчонка еще разговаривали. Не будь рядом Надюхи, которая в панике могла натворить глупостей, Маша слушала бы их, сколько возможно. А так решила узнать хотя бы имя или кличку девчонки.

С туфлями в руках она дошла до угла. Голоса были еще плохо слышны.

И вдруг кто-то вскрикнул коротко и высоко. Дрогнул пол под ногами, под лестницей хлюпнуло, как будто туда сбросили мешок с мокрым тряпьем.