Текст книги "Муха и самозванный принц"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава III ЗАЩИТА АЛИБАБЫ

– Я от Хозяина, – сказала Верка.

– Знаю. Говори, быстро.

– Быстро не получится.

Ерш обхватил себя руками. Полминуты на морозе, а он уже превратился в сосульку. Дурацкая форма. Курточка короткая, в поясницу задувает.

– Обойди вокруг, я тебе черный ход открою, – бросил он и, приплясывая от холода, вернулся в музей.

– Подудели в трубу? – спросила из-за стойки Соня.

– Ее мамаша там ждала, стеснялась зайти. Во деревня! – осудил Ерш, как будто сам вырос в Рио Де Жанейро, и попросил у бармена чаю. Пока Верка топала кругом, он успевал хлебнуть горячего.

Чай был ароматнейший, и сахару в меру, чтобы не отбить вкус.

– Что за сорт? – ревниво спросил Ерш. Он считал, что разбирается в хорошей еде и питье.

– Четыре сорта в разных пропорциях, мой рецепт, – сказал бармен.

– Скажешь потом, запишу, – Ерш с сожалением отодвинул чашку. – Не выливай, я люблю холодный. Вернусь – допью.

Верка топталась на заднем крыльце под лампочкой. Она была даже симпатичной, когда не изображала чеканашку.

– А ты, значит, на связи у Хозяина, – ревниво заметил Ерш, впуская ее за дверь. – Кто еще из наших в «Кущах»?

– Многознание ума не прибавляет, – сказала Верка. – Пошли наверх.

– Зачем? – не понял Ерш.

– А если кто выйдет на лестницу?

В этом был резон: подняться к чердачному люку, там точно не заметят. Ерш вздохнул и пошел, думая, что знает в «Райских кущах» каждый чулан, а Хозяин сослал его в музей и взял к себе связной Верку, которая хоть и поддельная, но все-таки дура. Под ложечкой сосало от обиды, но Ерш виду не показал и даже для приличия завел не относящийся к делу разговор:

– Ты где шаталась-то? Год тебя не видал.

Во времена лохотрона Верка была нелюдимой. Днем на рынке не поболтаешь, они же типа незнакомы. Вечером поделили выручку и разошлись. Ерш раз хотел ее проводить – убежала… А тут по-свойски начала рассказывать, как в Ивантеевке их бригада схлестнулась с другими лохотронщиками, как лежала в больнице. Плакала. Ерш даже растрогался. Не, она правда симпатичная. И носяра не сильно большой, зря ее Рылом прозвали.

На повороте лестницы Ерш случайно прижал ее и бедром и почувствовал в кармане Веркиного пальто мобилу. Большая, из самых дешевых. Видно, Хозяин всем раздал такие.

– Скажи Хозяину, по нашим мобилам звонить нельзя, – предупредил Ерш.

– Он сам давно понял.

– А чего ж ты носишь?

– Так всем уже сменили симки.

– А мне?

– И тебе сменят. Давай.

Ерш достал свою мобилу. Жалко, только день и поносил.

– Когда вернешь?

– Верну. Надо прошивку на программу поставить.

– Че?

– Не бери в голову.

Добравшись до верхней площадки, Верка села на перила и расстегнула пальто.

– Ф-фу, намучилась! Мешки таскать легче.

Пальто было толстенное, на вате, что ли? Верка из него высовывалась, как червячок из яблока. После дела она сможет купить хоть манто из соболей. Но заранее говорить о таких вещах западло, удачи не будет.

– А че ты себе пуховик не купила? – спросил Ерш.

– А че ты себе губы не накрасил?

Ерш надулся:

– А в рыло?

– Тупой ты все-таки, Ершик, – с непонятной грустью сказала Верка. – Это мое кормильное пальто, сечешь? – Выпятила губу, пустила слюни и загнусавила: – Дя-день-ки и те-тень-ки, дай-те руб-лик на кон-фет-ки.

Я маленькая девочка,

Я в школу не хожу.

Купите мне ботиночки,

Я замуж выхожу.

– Завязывай, – буркнул Ерш, отворачиваясь. Когда Верка изображала дурочку, даже ему становилось не по себе: и жалко ее, и смотреть противно.

– Ты сам начал… Ершик, давай в темпе: говори, что там у тебя обломилось, и разбежались. А то мне в «Кущи» надо, потом домой сколько топать, – заторопилась Верка.

Ерш не чувствовал своей вины. Наоборот. Он рассказал все как было, добавив свои соображения. Мол, началось с Хозяина: кто-то сделал с его мобилы телефон-близнец, узнал, по каким номерам звонил Хозяин, и так вычислил его, Ерша. Спросил:

– Еще многие попались?

– Ты один.

– И Хозяин, – напомнил Ерш.

– Хозяин это Хозяин, – сказала Верка. – Жалко, что ты попался.

– Жалко, – согласился Ерш.

– Теперь за тобой будут следить.

– А кто?

– Откуда мне знать! Будут. Ты получаешься, как подсадная утка. Кто к тебе подойдет, того – бах!

– Значит, не надо подходить.

– А если не подходить, то ты не нужен.

– Я нарочно, что ли?! – начал злиться Ерш.

– А какая разница? – Верка слезла с перил и плюнула в пролет. Плевок разбился со звонким щелчком. – Та девчонка тебя не узнала?

– Не, я в маске был, – сказал Ерш и покосился на Верку. Мозги ей отбили в Ивантеевке, что ли? Он же рассказал про маску. Раньше Верка ничего не забывала.

– Вон в той, что ли? – Верка показывала вниз. – Вон, виднеется.

Под лестницей было темно. Всматриваясь, Ерш перегнулся через перила, и вдруг Верка рванула вниз и в стороны воротник его куртки. Отлетели верхние пуговицы, куртка сползла, спеленав руки.

– Ты что?! – Ерш почувствовал, что его ноги взлетают вверх, голова перевешивает. Он еще балансировал, неудобно вцепившись одной рукой в стойку перил, но тяжелый мужской башмак Верки ударил по пальцам. «Хозяин защитить обещался, – успел подумать он, проваливаясь к улыбающейся харе поросенка. – Лучше личного та…»

Глава IV СЛУЧАЙНАЯ СВИДЕТЕЛЬНИЦА

Бой лежал вниз лицом, из-под щеки на кафель выползала темная лужа. Глупая цилиндрическая шапка не слетела с головы – наверное, была на резинке. По лестнице топали тяжелые ботинки, как будто бежала не девчонка, а солдат. Маша спряталась за угол. Сейчас бы Надюхину клюку. Кинуть ей под ноги, навалиться и тогда уже кричать. Девчоночка-то серьезная. Справилась с боем, а бой справился с Машей. Тут задумаешься… Это какие нервы надо иметь, чтобы сбросить человека с лестницы. И какую душу…

Топот приближался. Солидная обувь, «гриндера», наверно. Если врежет в висок, мало не покажется. А у Маши туфельки, и те в руках. Надевать не стоит, на каблуках только хуже. «Зачем это мне? – подумала Маша. – Я милиция? Нет, я просто честная гражданка и как честная гражданка все расскажу следователю. А если меня «гриндером» в висок, то я не смогу рассказать и провалю важное государственное дело».

Оглядевшись, она поняла, что влипла. Направо девчонка не повернет, потому что там портье, охранник, бармен и наверняка еще посетители в баре. Нет, она повернет налево, в замысловатый коридор с его поворотами и дверями, открывающими путь к бегству. Повернет, а там Надюха, теряющая сознание со страха. Бросать ее нельзя, уволочь под защиту охранника – нет времени, значит, надо драться.

«Делай что должно, и будь что будет», – напомнила себе Маша. Так говорил Дед и миллионы честных людей до Деда. Она бросила одну туфлю, а вторую перехватила в левую руку, острым каблуком вперед, и посмотрела на часы. Если случится выжить и давать показания в милиции, там спросят точное время. Им важно знать, что тебя отоварили в девять минут двенадцатого…

Топот слышался уже рядом. Маша вжалась в стену, готовая и подставить ногу, и прыгнуть – смотря как близко выбежит из-за угла ее противница.

Хлопнула дверь, топот оборвался, и несколько секунд спустя Машины ноги лизнул холодный сквознячок.

Запасной выход!

Забыв, что мечтала как-нибудь разминуться с девчонкой, Маша бросилась в погоню. Лестница вверх, лестница вниз… Она ее видела по крайней мере дважды, но думала, что лестница ведет к подвалу. Сбежала, толкнула дверь… Заперто!

Тут и страшно стало, и подступили слезы – весь набор молодой истерички. Пока что-то делаешь, нервов словно совсем нет, а как остановишься, они распускаются.

Маша вернулась под лестницу, присела над изломанной фигурой боя. Лужа крови под его щекой стала больше. Она прижала пальцем сосуд на шее. Пульс был.

Переворачивать боя на спину Маша побоялась: мало ли какой перелом стронешь. Пусть лучше врачи. Но расстегнуть пуговицы могла, ему тогда станет легче. А то форменная курточка сползла, перетянув бою грудь, как веревкой.

Маша нагнулась, просовывая руку к пуговицам, и под задранным воротником куртки увидела матово-черную булавку. Вообще-то булавку эта штука напоминала только в общих чертах. Как «Мерседес» – «Запорожец». Головка цилиндрической формы, длинная. Подколешь такой булавкой шитье, она же торчать будет. И чернота необъяснимая, чернота глубокая, как южная ночь. Спецназовские пистолеты делают глубоко черными, чтобы они были незаметны в темноте, а на ярком солнце не слепили стрелка бликами. Но булавку зачем чернить? Если бы не случай с «жучком» в ее номере, Маша, наверное, не поняла бы, какая это булавка. А так и думать не стала. Ясно: еще один «жучок», только поменьше. Кто-то продолжал электронную слежку. Теперь она знала, что это не Андровский.

Бой пошевелился:

– До-ёшь?

Голос еле слышался. «Добьешь?» – догадалась Маша и ответила:

– Она убежала. Кто это был?

– Эрка.

– Верка?

– Да.

– А знаешь, кто тебя послал в мой номер за «жучком»?

– Не… Нагнись, – попросил бой, – трудно го-орить.

Непонятно, как он вообще смог что-то сказать. Лицо, конечно, вдребезги: губы, зубы…

– Ты де? – спросил бой.

– Здесь. Я нагнулась, говори.

– Скажи Андро-ско-у… Знаешь е-о?

– Знаю. Говори! – поторопила Маша. С минуты на минуту у боя должен был пройти болевой шок. Тогда он отключится, потому что терпеть такое не в человеческих силах.

Бой застонал.

– Сейф… За-тра ночью… Как рези-ент уедет, тог-а… Алифафа… Фулю ему ф лоф, а не фрильянты…

Последние слова бой выдавил, как гной, с мукой. Договорил, выгнулся, словно хотел встать, и обмяк.

– Не поняла! Кто такой Алибаба – Хозяин? Алибаба – Хозяин?! – Маша схватила его за плечо, почувствовала сквозь ткань, как болтается выбитый сустав, и отдернула руку.

Кислые дела. Бой, конечно, такой же бандит, как Хозяин и девчонка в тяжелых башмаках. Только он – бандит, который провинился и был скинут с лестницы. А Маша свидетель преступления. Сейчас для нее позвать на помощь – все равно что крикнуть: «Господа бандиты, я здесь была, я знаю, что вы хотите ограбить сейф и могу вас выдать!». А если не позвать, бой умрет.

Она побежала к Надюхе.

– Что там? – заранее бледнея, спросила колбасная принцесса. Вот тоже горе луковое.

– Все уже ушли, – сказала Маша, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. – Только знаешь, нам лучше не показываться с той стороны. Мало ли кто увидит. Беги в бальный зал и возвращайся через главный вход. Встретимся у тебя минут через десять.

– А ты? – насторожилась колбасная принцесса.

– Мне надо заглянуть в одно место.

– А-а, – успокоилась Надюха, – у меня тоже бывает со страху.

– Да нет, чудачка! Я записку для Деда хочу оставить, – придумала объяснение Маша. – У тебя ручка с собой?

– Ща. – Колбасная принцесса погрузилась в изучение карманов. В пастушкином платье их было два, руки скрывались там по локоть. Судя по непрерывному бряканью, запас дребедени в карманах содержался очень значительный.

За углом, в десятке шагов, умирал бой. Маша ждала.

– Я же сказала: сейчас, – буркнула Надюха.

– А я тебя не тороплю.

– Да, а лицо сделала такое, как будто хочешь меня съесть без соли, – пожаловалась колбасная принцесса. – Нашла! Не потеряй, она золотая.

Маша схватила ручку и побежала. Туфли остались в руке, забыла про туфли, ну и ладно, без каблуков быстрее. Остановилась над боем, проверила пульс – бьется – и по черной лестнице рванула на второй этаж. Взбежала, обулась и без видимой спешки сошла вниз по парадной лестнице.

Охранник дремал в своем кресле у входа.

– У вас на черной лестнице лежит бой, – тихо сказала Маша.

– Кто?

– Бой, который чемоданы носит. Не знаю, как его зовут, а прозвище Ершик или Ерш.

– Полежит и встанет, – сонно высказался охранник и закрыл глаза.

– Моя фамилия Алентьева, – представилась Маша, – меня знает Дмитрий Дмитриевич Андровский.

При имени зама по безопасности охранник встрепенулся.

– Бой упал в пролет и лежит под лестницей, – продолжала она. – Еще жив. Сделайте все тихо.

– Не учи ученого, – огрызнулся охранник и стал звонить по мобильнику.

Из бального зала валила публика, смеясь, переговариваясь, шурша шлейфами и клацая карнавальными древнеримскими сандалиями. От музея начали разъезжаться машины; в окно было видно, что кто-то уже сидит в автобусе, дожидаясь других пассажиров. Маша подумала, что если девчонку в тяжелых башмаках не ждала машина, то ей будет нелегко на ночь глядя выбраться из музея. На ее бы месте она, Маша, смешалась с карнавальной публикой и уехала в автобусе. А на полдороги к «Райским кущам» сошла бы – там шоссе, там легко сесть на попутку или дождаться рейсового автобуса.

Бежать за шубой не было времени. Маша схватила с крючка ватный бушлат охранника с надписью «ЧОП» на спине:

– На минутку, сейчас верну! – накинула и выскочила на мороз.

Колготки мгновенно примерзли к ногам, туфли утонули в снегу. Бр-р! Хорошо бы правда успеть за минуту.

– Дя-день-ки и те-тень-ки, – услышала Маша.

Опять девочка-даун. Сердобольная пассажирка уже подала ей руку, втащила в автобус.

– Я бы-ла на ба-лу, – хвасталась девочка.

В глаза Маше бросились ее мужские ботинки на толстой подошве… Догадка была невероятная, но легко проверялась: следы! У подъезда все затоптали, а чуть в стороне выпавший недавно снег лежал нетронутый, ровный, как натянутая простыня. Единственную цепочку следов оставили большие ботинки, и сворачивала она за угол… Маша не пошла туда, боясь, что девчонка заметит. И так было ясно, что следы приведут к черному ходу… Девчонка работает на кухне, никуда не денется.

Еще один кусочек паззла нашел свое место, и к нему начали пристраиваться следующие.

Раздевалка спортзала. Женщина в белом халате с кем-то секретничает через щель в перегородке. Почему женщина, ведь она хрупкая, и Маша не видела ее лица? А потому что в белом халате. Девочек-врачей и медсестер не бывает.

Место действия – тот же спортзал, время – пять минут спустя. Охранник ругает девочку-дауна в больших мужских ботинках: «Тебя взяли посуду мыть, а ты отдыхающих пугаешь». Посуду моют на кухне. Там все носят белые халаты. Но девочка, во-первых, в пальто, во-вторых, слабоумная. Маше не приходит в голову сравнить ее с женщиной в раздевалке.

Музей, все отдыхающие в бальном зале. Девчонка в тяжелых ботинках заводит боя на безлюдную лестницу. Разговаривают о Хозяине, потом девчонка сталкивает боя в пролет.

Кажется, ясно, что девчонка во всех трех эпизодах одна. Хотя когда видишь пустоглазое лицо слабоумной, в это верится с трудом.

Самым интересным в этом ряду мог оказаться четвертый, вернее, первый по порядку эпизод, когда Маша с Володей встретили девчонку в Мраморном зале. Он наталкивал на вовсе фантастическую догадку, которая тоже проверялась довольно легко. Если все подтвердится, то через несколько минут она, Маша, будет знать имя Хозяина. Посмотрим, что скажет на это Андровский!

Маша вернулась в музей и повесила бушлат на крючок. Охранник все еще разговаривал по телефону. Он посмотрел недовольно и ничего ей не сказал.

Бар пустовал.

– Минералки, – попросила Маша, влезая на табурет.

– Ты пьешь что-нибудь другое? – поинтересовался бармен.

– А что дешевле минералки?

– Все, – он обвел рукой зеркальную витрину с бутылками. – Один дринк за мой счет.

– Большой у вас счет, – заметила Маша. Охранник поговорил с кем-то и опять набирал номер. Бой лежал на кафеле, истекая кровью.

– Могу себе позволить. Посетителей сегодня было много; одному не долил, другому разбавил…

– Вы не похожи на бармена, – сказала Маша.

– А ты не похожа на здешних принцесс… По правде говоря, надоело все, – пожаловался бармен. – Была у меня «десятка», копил на иномарку. Теперь пятилетний «Опель», коплю на новый. А жизнь проходит.

– Так кто ж вас заставляет? – спросила Маша.

– Она и заставляет. Жизнь… Ты ничего не заказала, – напомнил бармен.

– Не люблю халявничать. Вы лучше не разбавьте кому-нибудь. За мой счет.

Бармен улыбнулся:

– В «Райских кущах» не разбавляют, я пошутил.

– Я поняла.

Охранник, наконец, перестал названивать. Прошел мимо вразвалку и скрылся под лестницей.

– У тебя проблемы? – спросил бармен.

– Не у меня. Бой упал с лестницы. Несчастный случай.

– Кто?

– Бой. Мальчик для переноски чемоданов.

Бармен взглянул с осуждением:

– И ты так спокойно говоришь…

– Могу повизжать. – Маша знала, что разревется, как только останется одна, но до этого надо было сделать еще многое.

– Пойду помогу, – сказал бармен. – Пригляди тут за товаром. Можешь смешать себе что-нибудь некрепкое.

– Я бы не стала его трогать, – заметила Маша. – Он изломанный весь, можно навредить.

– Разберусь. Я всякие травмы видел. – Бармен вышел из-за стойки.

– Пускай портье приглядит, а мне пора, – сказала Маша. – До свиданья. С вами интересно поговорить: всегда узнаешь что-то новенькое.

– Что, например? – удивился бармен.

– Потом скажу. Может быть, еще сегодня, – пообещала Маша и ушла.

Глава V ВЕЧЕР РАЗГАДОК

От «Райских кущ» до музея автобус плелся десять минут. Маша прикинула, что Андровскому понадобится не меньше. На своем джипе он мигом доедет, но сначала ему надо спуститься в гараж – те же десять минут и набегут.

Чтобы не упустить зама по безопасности, она первым делом заскочила к Деду и попросила его посидеть в баре. Потом – к Наташке: соврала, что Дед приболел и не отпускает ее от себя. Успела поймать садившихся в машину Михалыча и маму. Пока прогревался мотор, завела разговор о спортзале и незаметно, как научилась у Деда, вытянула у Михалыча, что ходит он туда со знакомым продюсером играть в теннис. Разговор покатил в нужном направлении. Маша, посмеиваясь, рассказала, как ей пришлось забежать в раздевалку попудрить носик. Михалыч не удержался и вставил, что видел ее брошенные второпях лыжи и подумал именно про носик. И тогда Маша вывела его на главную тему:

– Представляете, сижу в раздевалке, а какой-то тип с мужской стороны сопит в щелку. Подглядывал, заговорить со мной пытался!

У Михалыча было отличное настроение. В таком настроении не хочется даже слышать о неприятностях.

– Тебе показалось! – возразил он. – Там тонкие стенки, хорошая слышимость. Наверное, кто-то говорил между собой…

– Как вы с Егорушкой говорили, я тоже слышала, – обрадовала Михалыча Маша. – А он ушел перед вами и был один. Вы и о нем говорили. Он же попался вам навстречу, правда?

– Кто? О ком ты? – всполошилась мама. Она замечательная, но о некоторых вещах ей совсем не обязательно знать. А то как бросится спасать дочку от опасностей – и от настоящих, и от преувеличенных. Такого может наворотить, что сама потом удивится.

– Да нет, ма, все в порядке, – сказала Маша. – Я сейчас подумала: наверное, он перепутал меня со своей знакомой.

– Точно? – оживился притихший было Михалыч. – Ты смотри, если он еще раз… перепутает, сразу скажи мне!

– Само собой, – поддакнула Маша и по методу Штирлица (человек запоминает начало и конец разговора) стала рассказывать, как Дед заливал из огнетушителя толчок. Мама быстро успокоилась, а Михалыч отлично понял Машу и на прощание шепнул: «Ну, дела!».

Он даже не представлял, насколько дела крутые.

Выскочив из машины на мороз, Маша столкнулась с Володей. Он тоже провожал своих. Отъезжавший вишневый «Линкольн» притормозил, и кто-то плохо видимый за темным стеклом помахал рукой.

– Это тебе. Мачеха, ты ей понравилась, – сказал Володя.

Маша помахала в ответ. Капрон опять успел примерзнуть к ногам. Нефте-газо-лесной принц как назло не спешил. Взял ее под руку, медленно повел к подъезду.

– У нас тусовка собирается в триста двадцатом, у Лизы. Придешь?

Истекала десятая минута, поэтому Маша попыталась отшить его быстро и безоговорочно.

– А что дальше? Поцелуемся по углам и разъедемся – ты в Стаффордшир, я в Малаховку?

Про Малаховку соврала нарочно, чтобы он почувствовал разницу.

– А ты жестокая, – сказал Володя.

– Нет, просто знаю, чего хочу. Парень пока в набор не входит и еще долго не войдет.

– Почему? Нравится быть девочкой-мальчиком – джинсы, драки?

Он совсем остановился. Господи, да поймет ли когда-нибудь хоть один из них, что это такое – когда колготки примерзают?!

– Поговорим завтра. А сейчас не ходи за мной. Пожалуйста! – Маша вырвала руку и убежала.

Дед сидел в баре, потягивая свой любимый, а на Машин взгляд несуразный напиток – чай со льдом. Бармен уже вернулся за стойку.

– Гулять так гулять! Мне кофе, – заказала Маша. – Андровский не приехал?

– А кто это? – спросил бармен.

– Зам директора по безопасности.

– А, седой… Я не запомнил фамилию, – объяснил бармен. – Честно говоря, мне здешние дела неинтересны: работа временная, через неделю меня здесь не будет.

– Понятно, – кивнула Маша, принимая чашку со своим кофе. – Ой, пачкается!

– Не может быть… – Бармен посмотрел на чашку.

– У вас на руках то же самое, – подсказала Маша. Пальцы бармена были перепачканы синей пастой из Надюхиной ручки.

– Извините, я сделаю новый кофе.

– Зачем? Просто перелейте в другую чашку.

Бармен перелил, взяв чистую чашку салфеткой, и стал отмывать пальцы. Водой не получилось, он плеснул на салфетку водки и оттер.

– Мне тоже, – Маша показала пятно на пальце. Бармен плеснул ей водки на другой угол салфетки.

По окнам заскользили сполохи проблескового маячка.

– «Скорая». Кому-то плохо, – заметил Дед.

Маша подумала, как будет здорово, когда он все узнает и скажет: «Молодец, Муха! Ты настоящая Алентьева, вся в отца».

Маячок помигал и скрылся за углом, а минут через пять из-под лестницы появился Андровский в расстегнутой дубленке. Оказалось, он подъехал к музею одновременно со «Скорой» и отправил ее к черному ходу, чтобы не беспокоить отдыхающих.

Боя уже увезли. По словам Андровского, он так и не пришел в сознание. Маша чувствовала себя виноватой. Ведь если бы она вовремя рассказала о «жучке», Андровский сейчас разбирался бы с боем, и того не скинули бы с лестницы.

От расстройства зам по безопасности потребовал двойную порцию «Хеннеси». При этом он косил глазом на Деда, явно соображая, что за генерал появился в музее и по каким делам. Дед, в свою очередь, неодобрительно смотрел на пьяницу, а Маша – на бутылку. Загадка «Хеннеси» готова была решиться: что же это, виски или коньяк? А то пробовала и не расскажешь никому.

Пока бутылка стояла в баре, мелкие буквы не читались издалека. А потом бармен, взяв ее, закрыл этикетку рукой.

Андровский не глядя опрокинул в себя рюмку и расплатился.

– Пойдем к тебе в номер, – бросил он Маше.

Дед побагровел:

– Па-азвольте!

Сценка была, как на картинах передвижников. Маша даже придумала название: «Стреляться!».

– Я не вам, а девочке, – с досадой сказал Андровский.

– А я понял! – Дед, конечно, засек пистолет под мышкой у зама по безопасности и взялся за стакан, чтобы выплеснуть чай в лицо противнику. Секунда таким простым ходом выигрывается, а больше и не нужно.

Поединок развивался по законам искусства. Уже Андровский разгадал движение Деда и повернулся к нему плечом, готовясь при атаке прикрыть глаза.

– Отставить, – с большим сожалением сказала Маша. – Дед, это Дмитрий Дмитриевич, друг Михалыча. Дмитрий Дмитриевич, это мой дедушка.

– Что же ты молчала?! – в один голос охнули противники.

Маша подумала, что не всякий человек готов ко всякой правде. Например, Андровский точно не готов.

– Растерялась, – соврала она. Хотя на самом деле любой женщине просто приятно, когда мужчины готовы из-за нее стреляться. Ни повод, ни возраст мужчин и женщины тут не имеют решающего значения.

Кстати говоря, Андровский и Дед после этого случая мгновенно сблизились на почве пережитой опасности. Дед признался, что взял из дому свой генеральский пистолетик для защиты чести, достоинства и новой машины. Андровский в ответ рассказал про «Беретту». При этом каждый сильно преувеличивал свою готовность влепить пулю в лоб противнику и не сомневался в собственном успехе. Сошлись на том, что лишь секунды отделяли их от непоправимой трагедии.

Маша привела их в номер и пять минут говорила одна.

Как она и надеялась, Дед сказал: «Ты настоящая Алентьева!», растрогался и даже капнул, потому что хоть он и генерал разведки, но старенький. Заставить его прослезиться может какой-нибудь щенок или утенок.