Текст книги "Последнее дело Блина"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– В лесу шагов за сто будет слышно, – с сомнением ответил Блинков-младший. – Но когда дойдет до дела, мы в лес и не пойдем.

Аксакал хотел спросить, когда дойдет до дела, но боялся показаться трусом. На его взгляд, если опасный преступник бежал из заключения и разыскивает Блинкова-младшего, то до дела уже дошло.

Забор был из бетонных плит, высоченный и без выступов. Блинков-младший подпрыгнул, стараясь уцепиться за верх, но Достать не смог.

– Давай, как солдаты на полосе препятствий, – предложил Аксакал. – Подставляй руки.

Блинков-младший сцепил пальцы в замок, Аксакал встал, как на ступеньку, и легко влез на верхушку забора. Плита под ним была толстая. Он лег, подал напарнику руку и втянул его к себе.

Лес вплотную подступал к забору. Прежде чем спрыгнуть, Аксакал посмотрел на часы. С того момента, как он встал за спиной удивительного новичка, мечтая познакомиться, не прошло и двадцати минут.

Глава 5
Страхи Аксакала

Скоро лагерный забор исчез из виду. Время от времени Аксакал оглядывался и запоминал приметы, чтобы не заблудиться. Он еще не видел столько деревьев сразу. И таких высоких. Это казалось невероятным и несправедливым: у одних голый камень с кривыми засохшими кустиками, а у других – сумасшедшая прорва зелени!

Напарники вышли на поляну и уселись завтракать прихваченным с собой печеньем.

– Ты обещал показать записную книжку, – с набитым ртом напомнил Аксакал.

Блинков-младший вжикнул «молнией» на заднем кармане джинсов и достал обычную книжку в красной пластиковой обложке.

Записи в ней были непонятные – бессвязные буквы и цифры.

– А где координаты тайника?

– На букву «С».

Аксакал раскрыл книжку на «С» – все та же тарабарщина.

– Здесь буквы алфавита пронумерованы, только задом наперед, и заменены цифрами. «Я» – первая, «А» – последняя, – стал объяснять Блинков-младший. – Букв «Ё», «Й», мягкого и твердого знаков нет. Всего, значит, остается двадцать восемь букв. – Скользя ногтем по ряду цифр, он прочитал: – 28 – А, 16 – Н, 25 – Г, 23 – Е, 18 – Л. Получается «А-Н-Г-Е-Л».

– Какой «ангел»?

– Если бы знать! – вздохнул Блинков-младший. – Может, там церковь… От этого ангела начинается отсчет. «На С сто десять шагов», потом еще шестнадцать по какой-то «Ф».

– По ферме, – предположил Аксакал.

– Или по фабрике. Или по филармонии, по фанере, по фольварку… Я выписал из словаря все, по чему можно пройти шестнадцать шагов. Больше всего подходит «фидер» – линия электропередач. Правда, это слово устаревшее.

Аксакал оторвал взгляд от книжки, огляделся и понял, что уже не знает, в какой стороне лагерь. Поляна была круглая, а лес, куда ни глянь, одинаковый: березы, кое-где в глубине – елки да еще какие-то низкорослые деревья. Про себя Аксакал называл их «просто деревьями», потому что, кроме берез и елок, знал только клены и тополя, но здесь их не было.

Он смотрел на лес, а лес смотрел на него. Качнулась ветка – птица ли ее задела, ветер или чужой недобрый человек? А вон что-то прошуршало в кустах – точно, не ветер, а какая-то мелкая живность…

– А почему тайник записан на букву «С»? – спросил Аксакал, чтобы отвлечься. Ему было жутковато.

– Об этом знал только Прохор, а его уже не спросишь… – жуя печенье, ответил Блинков-младший. – Но есть одна версия. Думаешь, почему для меня выбрали этот лагерь, а не другой? Здесь недалеко поселок, называется Старица. У Прохора было три машины, одна из них – «БМВ», новенькая. А милиция любит останавливать дорогие иномарки и проверять по компьютеру номера – вдруг она угнанная. Проверки остаются в компьютерной памяти, и можно даже узнать, на какой дороге тормознули машину. Зимой Прохора три раза останавливали на шоссе, которое идет мимо Старицы, причем в разные дни. Вот и буква «С»!

– Мало ли, зачем он ездил в эту Старицу. Например, к знакомым, – заметил Аксакал. – А «С» в записной книжке может означать «Султан», и тайник где-то у Султана!

– Нет, Султан тут ни при чем. Тайник поблизости от дачи Прохора. За день до того, как его взяли, он получил из-за границы посылку с кокаином. Был и другой груз – обезьяны. Они все погибли, задохнулись в грузовом отсеке самолета. Прохору надо было от них избавиться, и он взял на дачу своего шофера, коробки таскать. А шофер все рассказал на суде: и про обезьян, и как Прохор достал из мешков с кофе мешочки поменьше, с белым порошком, и куда-то унес. Правда, не удалось доказать, что это был кокаин. Водила тоже себе на уме: я, говорит, кокаина в жизни не видал, откуда мне знать, может, в этих мешочках какое лекарство было.

– Думаешь, врал? – спросил Аксакал.

– Да уж конечно, не стал бы хвалиться судье: «Я у Прохора правая рука, наркотой с ним торговал»!.. Обидно, – помолчав, добавил Блинков-младший. – Все понимали, что это был кокаин, а доказать не смогли! У Прохора в книжке осталась запись на «К»: четвертое марта, тридцать тысяч.

– Долларов?

– Граммов! Уличные торговцы продают кокаин граммами, по сто долларов и больше. Тридцать кило кокаина – три миллиона долларов! А Прохор говорит: «Кто эту книжку видел? Мальчик? А какая она была – электронная? Ладно, поверим мальчику: он списал из книжки записи какого-то преступника. Но откуда ему знать, что это моя книжка? На ней была моя фамилия? Нет. Или в электронной книжке остался мой почерк? Тоже нет! Ах, мальчик взял ее из моего стола? Вполне возможно. Я же ветеринарный врач, у меня каждый день по два десятка посетителей. Кто-то мог забыть эту книжку, я и сунул ее в стол».

– Так пошли бы на дачу, всё бы там перерыли… – начал Аксакал.

– А мы с тобой туда и идем! – огорошил его напарник.

Аксакал почувствовал, что у него вытягивается и немеет лицо. Вдруг Султан, беглый преступник, прячется на даче убитого им Прохора?! А у них только жалкий сигнальный револьверчик…

– …Если повезет, – помолчав, добавил Блинков-младший. – Эту дачу надо сперва найти. Шофер не говорит, где она – вроде бы Прохор вез его в закрытом кузове… Врет, наверное.

– Ну и шуточки у тебя! – выдохнул Аксакал. – Я уж думал: придем, а там Султан!

– Это вряд ли. Султану пока что незачем ехать на дачу. Сначала он должен украсть у меня записную книжку. – Блинков-младший доел печенье и облизнул с губ крошки. – Жаль, воду не взяли. Ничего, в поселке купим. Ну, пойдем дачу искать.

– А что же, контрразведчики ее найти не могут?

– Искали. Скорее всего, по документам хозяином дачи считается другой человек, поэтому ее и не нашли. А так в контрразведке даже фотокарточки есть – взяли у Прохора при обыске. Видно, что дача из красного кирпича, видно, что двухэтажная или даже выше. Окна видны – в человеческий рост, как во дворце, рамы белые, сверху полукругом. Целый особняк, а не дача. Просили шофера описать ее подробней, а он сказал – не помню, темно было… Точно, врет!

Аксакал слушал и шагал за Блинковым-младшим по лесу, удивляясь, как уверенно тот идет. Наверное, знает, куда. Честно признаться, Аксакалу не нравилась эта затея с поисками дачи, которой, может быть, и нет поблизости. Он бы охотнее искал ее не в лесу, а где-нибудь в поле. А еще лучше в горах.

– Митек, а как ты узнаёшь, куда идти?

– Я карту видел.

– На карте каждое дерево не обозначено.

– А солнышко на что?

– Так солнце же движется! – не понимал Аксакал. – Если идти по солнцу, станем кругами ходить.

– Кругом, а не кругами, – поправил Блинков-младший. – За день мы описали бы один круг. Но мы не собираемся идти весь день. До шоссе осталось меньше километра – минут десять хода. За десять минут солнце далеко не сдвинется, поэтому я не обращаю на это внимания, а просто иду так, чтобы оно было справа.

– А откуда тебе знать, что справа?!

– Один раз, еще в лагере, я взял часы и направил на солнце часовую стрелку. Солнце движется, стрелка тоже движется, и север всегда будет посередине – между стрелкой и двенадцатью часами на циферблате. Нашел я север, вспомнил карту – ага, Старица к северо-востоку от лагеря, – и встал лицом к Старице. Солнце оказалось справа.

Уверенность напарника не успокоила Аксакала. Он впервые в жизни был в таком густом и высоком лесу. Самое жуткое – ЛЕС БЫЛО НЕВОЗМОЖНО ЗАПОМНИТЬ!

Скажем, гору запомнить легко. Идешь хоть к ней, хоть от нее, хоть вокруг; идешь и час, и два, а вид не особенно меняется, потому что гора далеко и большая. А по лесу прошел десять шагов, и тоже вроде ничего не изменилось, НО ЭТО ТОЛЬКО КАЖЕТСЯ! Вокруг такие же березы и «просто деревья», но они уже другие, они уже не те! А дальше угадываются еще сотни, тысячи таких же, но не тех деревьев. Заблудиться – проще простого!

Аксакал понял, что медицинская наука ошиблась: кроме стрельбы он боится еще и леса. Он бы побежал обратно в лагерь, если бы не знал, что сам не найдет обратную дорогу.

– Мы заблудились! – Аксакал схватил Митьку за локоть. – Ну, постой же! Мы проходили мимо этой поваленной березы! На ней была такая же красная метка. Я точно помню!

Блинков-младший остановился и сел на березу. Стволу нее был трухлявый, с какими-то полукруглыми наростами.

– Пойдем обратно! – заскулил Аксакал. Он понимал, что теряет лицо, но ничего не мог с собой поделать. Лес оказался даже страшнее, чем стрельба.

– Молчи. Слушай.

Аксакал проглотил готовые вырваться жалкие слова, стиснул зубы и заставил себя прислушаться.

Сначала он различал только лепет листвы и шум ветра в верхушках деревьев. Потом далеко впереди, как раз там, куда они шли, чуть слышно прогудела машина.

– Видишь, правильно идем, – сказал Блинков-младший. – А краской лесники метят старые деревья, чтобы вырубать. Таких поваленных берез тут могут быть сотни. Вообще, не ищи в лесу приметы, все равно не запомнишь. Иди себе по солнышку, а если не уверен, остановись и послушай: или электричка взвизгнет, или машина гуднёт. В Подмосковье не заблудишься.

– Это уж кто как, – буркнул Аксакал. Ему было стыдно.

Глава 6
Самая непонятная работа на свете

Поселок Старица оказался маленьким и небогатым.

В середине два кургузых двухэтажных дома, похожих на ломти, отрезанные от обычной городской пятиэтажки. В одном доме магазин, в другом почта, а по обе стороны от них – еще дворов сорок с деревенскими избами и огородами. Кое-где в огородах гнулись старухи в блеклых сарафанах. Мальчишка бессознательного возраста тянул за хвост грязную белую собаку, лежавшую у будки. Собаке некуда было деться с цепи, она смирилась и даже не гавкала. Других жителей Старицы поблизости не наблюдалось.

Солнце уже сильно припекало. Если смотреть вдоль шоссе, было видно, как над ним, вдали, дрожит раскаленный воздух.

– Где ж твой особняк? – без особого разочарования спросил Аксакал. Он уже прикинул, что если поскорее вернуться в лагерь, то им достанется по стакану вчерашнего компота. К обеду компот подавали горячим, и никто его не пил. А на следующее утро был холодненький, в самый раз, и уничтожался очень быстро – на всех не хватало.

– Я не говорил, что дача Прохора в Старице, – огорошил его Блинков-младший. – Если бы в Старице, то контрразведка ее давно бы нашла.

– Тогда зачем же мы сюда пришли?!

– Седая Борода, мы занимаемся самой непонятной работой на свете! – торжественным тоном объявил Блинков-младший. – Когда кто-то начинает плести корзину, он знает, что получится корзина, а не радиоприемник. А когда сыщик начинает искать особняк, у него может получиться ананас или дважды два – четыре.

– Почему ананас? – тупо спросил Аксакал.

– Пускай не ананас, а город Серпухов – он тоже на букву «С». Или сыроваренный завод. Или мы ничего не найдем… Насчет Старицы – только догадка. Допустим, она правильная: Прохор записал тайник на «С», потому что его дача не в Серпухове, не в Сыктывкаре, а рядом со Старицей. Но что такое «рядом» на хорошей машине? Нажал на газ и пролетел за пять минут километров пятнадцать. Или пятнадцать километров не доехал до Старицы. Пятнадцать да пятнадцать – тридцать, значит, искать дачу нужно в квадрате тридцать на тридцать. А это девятьсот квадратных километров!

Призрак холодного компота подрожал в раскаленном воздухе и растаял.

– Девятьсот?! – с ужасом переспросил Аксакал.

– Дорога в тысячу ли начинается с первого шага, – ответил Блинков-младший. – Китайская пословица… Пойдем, что ли, в магазин, купим воды и спросим, где здесь дачи.

Легко сказать «купим»! Аксакал не любил халявничать, а своих карманных денег не видал так давно, что уже и не хотелось. Мама как-то передала с летевшей в Москву знакомой целых пятьсот рублей, но сейчас от них остались одни воспоминания.

– Давай лучше из колонки попьем, – сказал он. – Там вода холодная, из-под земли.

Блинков-младший не спорил. Колонка была в нескольких шагах, и с другой стороны к ней шла женщина с ведром. Все, что нужно: и вода, и справочное бюро.

Из длинного носа колонки капало на торчавший из земли коричневый камень. Он был блестящий и гладенький, как вырезанный ложкой горбик вареной сгущенки. Его хотелось лизнуть. Аксакал навалился на рычаг и подставил голову под фырчащую тугую струю. От ледяной воды ломило зубы. Напарники напились и встали, дожидаясь женщину.

– Скажите, пожалуйста, где здесь дачи? – начал Блинков-младший.

Женщина молча повесила ведро на крючок, пустила воду и стала разглядывать Митьку и Аксакала. В ведре сначала звенело, потом начало плескаться. Когда напарники решили, что не дождутся ответа, женщина спросила:

– Какие дачи?

– Всякие, – сказал Аксакал. – Вы покажите, а уж мы найдем, какая нам нужна.

– По окнам, что ли, лазить? – насупилась женщина.

– Вы не поняли, – стал оправдываться Аксакал.

– Очень даже хорошо поняла! Продыху от вас нету, ворюги! И лазиют, и лазиют!

Аксакал почувствовал, что Блинков-младший наступил ему на ногу, и смолчал.

– Папин знакомый пригласил нас на дачу. Они с папой уехали еще вчера, а мы сегодня, электричкой, – стал сочинять Блинков-младший. – Нам сказали: «Доедете до Старицы, а там найдете».

– А что ж вас не взяли? – заинтересовалась женщина.

– Мы в машину не влезли. Вещей было много да еще собак четыре штуки.

– Собак на машине, а дети пускай так топают?!

Блинков-младший сделал круглые глаза и развел руками: мол, разве со взрослыми поспоришь?

– Породистые собаки, – уточнил он. – Чемпионы Москвы.

– Да им сколько мяса-то надо!

– Четырнадцать кило телятины в неделю, не считая куриных окорочков! – не задумываясь отчеканил Митек.

Вода из переполненного ведра заплескалась женщине на ноги. Не перестав давить на рычаг колонки, она отступила в сторону. Ее губы шевелились. Судя по всему, женщина подсчитывала, сколько стоит прокормить собак-чемпионов.

– Вот что вытворяют! – охнула она. – А как его фамилия?

– Прохоров Константин Петрович.

– Это какой Прохоров, с молокозавода, что ли? – спросила женщина и сама себе ответила: – Нет, он Михаил. А Константин у нас Полушкин, только он Иваныч.

– Он из Москвы, – сказал Блинков-младший. – Ветеринарный врач. С бородкой. Машина у него «БМВ», серебристая. А дача из красного кирпича.

– А-а! – Лицо женщины расплылось в улыбке. На мгновение Аксакал поверил в удачу. Девятьсот квадратных километров – и с первого же выстрела попадание в цель!

– Так это вам надо к буратинам, – продолжала женщина.

– К каким?

– Известно, к богатеньким, – и она махнула рукой вдоль шоссе. – Идите до речки, там увидите.

За последним огородом Старицы начиналось картофельное поле. Напарники пошли по обочине шоссе. Навстречу проносились машины, обдавая их горячим чадом. На взгляд Аксакала было не жарко, а Митек потел, как в бане.

Речки Аксакал не видел, но впереди маячила извилистая темно-зеленая линия, как будто накаляканная великанским фломастером. Аксакал решил, что это верхушки деревьев по берегам. У себя дома он сказал бы, что до них километров пять, а здесь и гадать не стал, потому что уже не раз ошибался. Здесь даже воздух был другой: то ли грязнее, то ли гуще. От этого близкое казалось далеким.

– Чумовая тетка, – пожаловался Аксакал. – С чего она взяла, что мы ворюги?

Митек смахнул пот со лба и вытер ладонь о футболку.

– Ей скучно жить, Седая Борода. Подумаешь, у нее дорогу спросили. Ничего особенного. Совсем другое дело, если мы воры. Про воров можно целую неделю соседкам рассказывать.

– Тогда почему она отстала?

– Так я ее переключил. Есть специальные приемы, скажем, «перевали вину на другого». Она говорит: «Вы воры». А я: «Нас в машину не взяли, дорогу толком не объяснили». И она сразу нас пожалела. Причем, заметь, я не говорил: «Вы не поняли», не оправдывался и ни разу не сказал ей «нет». Я перевел разговор, и все. Если сыщик будет спорить, ему никто ничего не скажет. И вообще, в любом споре два дурака: один – потому что неправ, и другой – потому что спорит с дураком.

– Ага, – хихикнул Аксакал, – с Полковником ты тоже не спорил. Ты всего-навсего чуть шею ему не свернул.

Блинков-младший пожал плечами.

– А что было делать? Он же сильнее меня.

– Ка-ак? – Аксакал не мог поверить. – Ты при мне два раза его побил!

– И еще пережал его на руках, когда ты спал, – добавил Блинков-младший. – Поля – вроде этой тетки, тоже ищет приключений. Только она сочиняет небылицы, а он драться лезет. С ним нельзя жить мирно – или он тебя подчинит, или ты его. Вот я и схитрил. Когда боролись на руках, я сначала поймал его врасплох. А потом он сам полез в ловушку: заныл, что у него рука устала. Я и говорю: если правая устала, давай мериться левыми. И не сказал, что я левша. Левой рукой я, конечно, его победил. Моя левая все равно, что ваша правая.

– То есть на самом деле у вас ничья, – подытожил Аксакал. – У тебя левая сильнее, у него – правая. Ну и поделили бы первое место.

– А что такое Полино первое место? Ты вот спал, а он очень ясно все объяснил: «деды» делят сахар, масло и места в казарме, а первогодки чистят им сапоги». Я сам не хочу быть «дедом» и Поле не дам.

– Он это часто говорит, – вставил Аксакал.

– А вы дали сесть себе на шею!

До появления Блинкова-младшего Аксакал научился не попадаться Полковнику на глаза. Он говорил себе, что приехал в лагерь не драться со всякими балбесами, а выздоравливать от страха. А сейчас Аксакал жалел, что не схватился с Полковником. Подумаешь, заработал бы синяк-другой. Зато никто не мог бы сказать, что он струсил.

– А на стадионе ты же честно его побил? – спросил Аксакал, чтобы уйти от неприятной темы.

– Скорее я взял его на испуг. Если бы мы продолжали бороться, то еще неизвестно, кто победил бы. Не мог же я на самом деле сломать ему руку. Начальник лагеря не знает, зачем я здесь. Отправил бы меня домой за хулиганство.

– А разве контрразведчики за тебя не вступились бы?

– Допустим, вступились. Весь лагерь узнал, что есть во втором отряде такой Блинков, который сломал Поле руку, и его не наказали. А Султан же не сунется за книжкой без разведки. Он все разнюхает и поймет, что меня защищает кое-кто поважнее, чем начальник лагеря… Нет, Седая Борода, нам с тобой нельзя выделяться.

– Поэтому ты и ходишь с пейджером и с револьвером? – съехидничал Аксакал.

– Ну и что? Я же по «легенде» дурак! – с гордостью напомнил Блинков-младший. – Я играю в контрразведчиков. Таскаю с собой записную книжку с информацией, которая стоит миллионы долларов, пишу про нее в письмах… Надо еще перед всеми похвалиться мамой-подполковником.

Дорога шла на подъем. Когда напарники взошли на пригорок, оказалось, что стоят они на невысоком обрыве, а под ним бежит речка.

Вода с плеском билась о сваи моста., У берега шевелились вытянувшиеся по течению космы водорослей, а в середине было черным-черно. Там угадывалась глубина, хотя речка была неширокая.

По обоим берегам красовались особняки богатеньких буратин. Все двухэтажные или еще выше, многие из красного кирпича. Окон с белыми рамами тоже хватало.

Напарники молчали. Было ясно, что приметы Блинкова-младшего никуда не годятся.

– А что там еще, на фотокарточках? – спросил Аксакал. – Ты сам-то их видел?

– Видел. Еще водосточная труба из красной меди, новенькая, так и горит.

– Может, клумба, цветы какие-нибудь заметные?

– Да нет, все карточки зимние: Прохор с елочкой, Прохор с шампанским, Прохор с лопатой, делает вид, что снег убирает… Дорожка там из шестигранных плит, как пчелиные соты, – вспомнил Блинков-младший. – И еще высокий ящик. То ли в нем привезли мебель и не успели убрать со двора, то ли под ним было что-то укрыто на зиму – фонтан или какая-нибудь пальма.

– Значит, сейчас ящика может и не быть. Остаются шестигранные плиты и медная труба. Мало.

– Прорвемся! – подбодрил Блинков-младший не то Аксакала, не то самого себя. – А фотоаппарат у нас на что? Будем снимать все подозрительные дачи, а контрразведчики пускай сравнивают карточки Прохора с нашими.

Заборы дач подступали к берегу, едва оставляя место для узкой тропинки. Напарники пошли по кромке обрыва. До речки было полшага в сторону и метра три вниз.

Аксакал старался не смотреть на воду – у него кружилась голова.

– На обратном пути искупаемся, – мечтательно сказал Блинков-младший. Как будто конфетку пообещал. Напарник не знал, что для Аксакала такой подарочек – нож острый!

Дачный поселок вытянулся вдоль речки – понятно: всем хотелось быть поближе к воде. С час они шли по берегу, а поселок не кончался. Как ни похожи были особняки «новых русских», но все до одной приметы совпадали редко. Где рамы не белые, где водосточная труба не медная, где плиты на дорожках не шестигранные.

Было заметно, что на всех дачах живут. Если нет никого во дворе, то приоткрыто окно, или ветерок перелистывает забытую в шезлонге книжку, или валяется в траве мячик. Аксакал сказал, что дача Прохора должна выглядеть заброшенной. Его же давным-давно арестовали.

Три месяца назад, в начале марта, – уточнил Блинков-младший. – Но в таких особняках обычно живет охранник или хоть старушка с телефоном, чтобы вызвать милицию, если воры полезут. Может, прислуга до сих пор дожидается Прохора. Разве тут плохо?

– Неплохо, – согласился Аксакал. Он бы сам пожил на такой даче.

Решили добавить еще одну примету: особняк Прохора или пустой, или в нем живет не больше двух человек. А если на даче большая компания или дети, то к ней можно не присматриваться.

Подозрительных особняков оказалось не так много. Блинков-младший щелкал их «Поляроидом». Не скрываясь, он подолгу выбирал точку съемки, чтобы в кадр попали и белые рамы, и дорожка, и водосточная труба. Аксакал ждал неприятностей, а неприятностей не было. Чаще всего на них не обращали внимания. Один старичок попросил фотокарточку. Митек подарил и сделал себе другую, объяснив, что ему понравился дом.

– Такой же собираешься строить? – пошутил старичок.

– Собираемся, – солидным тоном ответил Блинков-младший. – Мы купили участок, вон, за рекой.

Отойдя подальше, он смял фотокарточку и комом сунул в карман.

– Пустышка…

– Почему? – не понял Аксакал.

– А кто, по-твоему, этот дед – сторож? В белом костюме с шелковым галстуком?.. Нет, он хозяин дачи.

– А я всё жду, что нас прогонят, – признался Аксакал. – Когда старичок подошел к забору, я думал, ну, сейчас закричит: «Что вам здесь надо?!»

– Это богатые люди, Аксакал. Они скорее вызовут охрану, и нас будут не гнать, а ловить. Если бы я снимал тайком, из-под мышки, то нас бы уже допрашивали: «Зачем вы дачи фотографировали?! Кто ваши родители?» Но я не скрываюсь, и все видят, что у меня на уме ничего плохого. Дед проверил нас и отпустил.

– Проверил?! Он только фотокарточку попросил!

– Зачем ему карточка, которую я снимал для себя? Он же на ней ма-ахоньким получился, лица не видно.

– Да ну! – не поверил Аксакал. – Что ты мудришь?! С теткой у колонки разговаривал со специальными приемами. Старик, по-твоему, – какой-то секретный агент. А по-моему, обычный старик, хотя и в белом костюме. Не мог он, что ли, просто так захотеть карточку?

– Мог, – ответил Блинков-младший и замолчал. За участком старичка долго тянулся двойной, с высоченным особняком-замком из розового кирпича. Сетчатая ограда подступала к самой кромке обрыва. Местами вода подмыла берег, и тропинка начинала ползти под ногами. Земля отваливалась целыми пластами, падала в воду, и по течению вытягивались хвосты поднятой мути.

Аксакал жалел, что стал спорить. В споре два дурака… Вот Митек и молчит, чтобы не быть дураком.

– Митек, что ты хотел сказать?

– Я не хотел. Ты меня спросил, а потом не стал слушать, – напомнил Блинков-младший.

– Да нет, я слушаю, – виновато буркнул Аксакал.

– Дед проверил, что у меня на снимке. Если бы меня послали воры, то велели бы фотографировать двери и систему безопасности. Видел, там под крышей телекамера, а на стеклах белые коробочки – охранная сигнализация? А я снимал дорожку и водосточную трубу… Окна у меня тоже в кадре, но коробочки на них даже в лупу не разглядишь. Дед посмотрел и успокоился… Седая Борода, я не выдумываю. Однажды я жил в таком богатом поселке. Там была очень доверчивая, добрейшая женщина, детский врач. Но когда ее дочка привела меня в гости, она первым делом узнала мой московский телефон. «Хочешь, – говорит, – позвонить родителям по моему сотовому?» Простенько, необидно – совсем как этот дед.

Следующий участок был окружен глухим дощатым забором. Над ним виднелся второй этаж особняка, похожего по приметам на дачу Прохора: кирпич красный, рамы белые, водосточная труба медная.

– Подсади, – попросил Митек. – Я плиты на дорожках посмотрю.

Аксакал присел, упираясь ладонями в забор, и напарник встал ему на плечи.

– Видно?

– Чуть-чуть не хватает.

Митькины кроссовки оторвались от плеч Аксакала. Сразу стало легко. Аксакал глянул снизу вверх – напарник подтягивался, уцепившись за край забора.

– Отойди, Седая Борода. – Блинков-младший спрыгнул и сунул палец в рот. Он сосал и сплевывал на тропинку. Слюна была красная.

– Колючая проволока? – догадался Аксакал.

– Ага. Хитро натянута, с той стороны… А плиты шестигранные. Давай я тебя с фотоаппаратом подниму, и ты щелкнешь.

Аксакал посмотрел на речку. Течением несло сосновую щепку с остатками коры. Ее мотало и кружило. Он представил, как, размахивая фотоаппаратом, летит спиной вперед с Митькиных плеч, с обрыва, и сказал:

– Нет, лучше ты.

Блинков-младший понял его по-своему:

– Да здесь просто: нажал на кнопку, и все.

– Вот сам и нажми! – Аксакал присел на корточки. – Влезай!

Митек снова взгромоздился ему на плечи. Но теперь, с фотоаппаратом в руках, напарник не мог подтянуться. Аксакал начал привставать, чувствуя, как у него дрожат коленки. Ладонями он перебирал по неструганым доскам забора. В кожу впивались мелкие занозы.

И вдруг слева послышался тихий смешок! Аксакал повернул голову, но увидел только штанину напарника.

– Митек, глянь…

Штанина исчезла. Блинков-младший тяжело спрыгнул на тропинку, и в речку с плеском посыпалась земля с обрыва.

– Беги! – закричал он.

Аксакал наконец-то разглядел, кто там веселился, и оцепенел.

На соседнем участке, приоткрыв калитку в ограде, стоял человек в черном комбинезоне с офицерским ремнем. На рукаве у него скалила зубы вышитая морда, не то кошачья, не то рысья.

Не говоря дурного слова, человек потащил из кобуры большущий револьвер. Он улыбался!

Аксакал очень хорошо понял его улыбку. Охранник ждал воров. Может, месяц, может, год. Он отупел от безделья. Он сам себе казался бесполезным. И вот наконец воры появились! Охранник был счастлив и готов стрелять, не слушая объяснений.

СТРЕЛЯТЬ!!!

От ужаса у Аксакала отнялись ноги. Он беспомощно огляделся и увидел напарника. Никуда Митек не убежал. Аксакал вспомнил, что он и кричал не «Бежим!», а «Беги!». Потому что сам бежать не мог. От Митькиного прыжка целый кусок тропинки обвалился в речку, и теперь напарник висел над водой, вцепившись руками в нижний край забора.

Охранник с той же счастливой улыбкой на лице поднял револьвер. Дуло устрашающего калибра пошевеливалось, выбирая цель!

Не помня себя, Аксакал перепрыгнул через повисшего над обрывом напарника и…

…Остановился. Ноги были ватные. Стараясь не смотреть на охранника, он встал на четвереньки и вцепился в рюкзачок на спине у Блинкова-младшего.

– Книжка, – виновато сказал Митек. – Я бы спрыгнул и выплыл по реке, но книжку нельзя мочить.

– Ерунда какая, – ответил Аксакал. – Что, я тебя не вытащу?

Под прицелом револьверного ствола он потащил напарника. Митек был тяжелый, а тропинка под Аксакалом – зыбкая. Земля проседала и комьями плюхалась в воду.

Когда Блинков-младший уже навалился грудью на утоптанный край тропинки, лямки рюкзака затрещали. Аксакал увидел, как лопаются, выползают из швов нитки, и успел перехватить напарника под мышку. Митек подтянулся и встал на колени.

– Ну, я перетрусил! Еще бы чуть – и в реку! – начал он.

И тут охранник выстрелил.

Облако едкого газа ударило Аксакала с такой силой, что он пошатнулся. Глаза сразу наполнились слезами.

– Не дыши! – крикнул Блинков-младший. Аксакал почувствовал, что его куда-то тащат. Он почти ничего не видел, но сообразил, что нужно держаться забора, и побежал за Митькой, скользя рукой по занозистым доскам.

– Скорей! – поторапливал Блинков-младший. – У него должна быть рация. Свяжется с другими, и нас перехватят.

К горлу подступала рвота. Едкий запах газа впитался в футболку, от него некуда было деться. Аксакал мчался, задрав голову и хватая воздух ртом. Дощатый забор сменился оградой из стальных прутьев, за ней опять пошли доски, только гладкие. Потом рука Аксакала провалилась в пустоту. Ярко-голубое небо резануло по слезящимся глазам, и он понял, что дача с гладким забором была последней в поселке.

Митек продолжал тянуть его вперед. Треск веток, хлесткие удары по животу – ага, кусты, – и вдруг земля ушла из-под ног. В туче сухого песка напарники скатились к речке. Аксакал вырвал у Митьки руку, упал на четвереньки и выдал рыбкам на корм съеденное утром печенье.

Сразу стало легче. Аксакал сморгнул едкие слезы. Глаза щипало. Сквозь туманную пелену он разглядел озабоченное лицо напарника.

– Ну и глазищи у тебя, Седая Борода! Красные, как у кролика.

– А тебя не задело?

– Немножко. Мне же в спину досталось, а тебе – в лицо… Спасибо, напарник!

– Да за что спасибо-то? Подумаешь! Я сразу понял, что у него револьвер газовый. – Аксакал отвернулся. Глаза опять заволокло слезами, но газ тут был ни при чем. – Я ведь чуть не бросил тебя!

– «Чуть» не считается, – сказал Блинков-младший и снова пообещал: – Искупаемся на обратном пути.

Аксакал уже давно украдкой поглядывал на часы и знал, что времени у них – еле-еле вернуться к обеду. На этот раз он открыто поднес циферблат к глазам и заохал:

– Бегом надо бежать, Митек! Пете за нас влетит.

– Может, и не влетит, но беспокоиться он будет, – кивнул Блинков-младший. – Я отпрашивался только до обеда.

Напарники побежали, и Аксакал уже думал, что все обошлось. Но когда, обогнув дачный поселок, они вернулись к мосту, Блинков-младший остановился и стянул футболку. Не успел Аксакал опомниться, как он бултыхнулся в черную быструю воду. На берегу красовалось двойное гнездо из снятых комом джинсов и кроссовок под ними.