Текст книги "Кремень и кость"

Автор книги: Евгений Лундберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

V. Дождь

К ночи грозовые тучи посерели и сплылись. Потянул свежий ветер. Вместо ливня с разряжающими духоту грозовыми раскатами по кустам и деревьям неторопливо зашуршал мелкий, упорный дождь.

Косоглазый, помня предупреждение, боролся с дремотой. Он вытянулся, как живой столб, всем дрогнущим от дождя и страха телом и неподвижно стоял в углу, не отрывая глаз от двери.

Казалось, к ночи движение в становище улеглось. На самом же деле лес и окрестные хижины жили напряженною скрытою жизнью.

Охотник в рысьих мехах отрывистым шопотом договаривал что-то невысокому, крепко сшитому, ловкому, как лесной кот, соплеменнику.

– Оглядывайся на пути, как бы не было погони. Бобры почитают меня. Примут тебя, как родича. Ты скажешь: «Говорит охотник в рысьих мехах моими устами». Они ответят: «Пусть говорит твоими устами».

– Отчего не отошлешь Старую Рысь со мною? – Лесной Кот чуть заметно улыбнулся. – Другие женщины тебе как шакальи суки, а эта – охотник, ровня тебе.

– Чтобы племя перестало мне верить? Уйдет она, не жить гае. Скажи бобрам, чтобы готовы были итти всем племенем.

Лесной Кот отвел взгляд от старшего охотника. Рысьи Меха донял его сомнения:

«Не отпустят старейшины бобрового племени молодых охотников. И сами не пойдут».

– Погоди. Придет время, сам возьмешь, что хочешь. Жаль отдавать пещеру Косоглазого чужому племени.

– Бобры нам не чужие.

– Косоглазый – не бобр, и мы с тобою – не бобры.

– Пока мы будем спорить со стариками, от полудня или от заката придут чужие племена.

Лесной Кот покорился. Он видел, что буйная охотничья лихорадка овладевает Рысьими Мехами. Рассудительность зрелого человека боролась в нем с нетерпением. Нетерпение могло победить.

– Иду, – сказал Лесной Кот.

– Передай им: пусть не медлят. Пусть выступают втайне. Хитростью только и можем мы взять – не кровью. Ни я, не ты, ни бобры не станем отбивать силою.

Лесной Кот поднял руку. Он все запомнил и скажет.

Он стал готовиться к отходу, и теперь сходство с котом было еще отчетливее. Едва заметное движение – точно меньше стал, навострил уши, не мигнул, растаял в сумраке. Рысьи Меха долго ждал, не раздастся ли где-нибудь возглас тревоги, не мелькнет ли тень преследователя. Все было тихо. Дождь примял к земле звуки. В ровный шорох дождя не вплетались ни шакалий вой, ни веселый лай лисицы, ни волнующий крик филина. Через минуту высокая фигура охотника в рысьих мехах тоже утонула в сырой ночи. Не спеша и не скрываясь, пошел он к хижине с приговоренным, чтобы удостовериться в том, что казнь над Косоглазым еще не совершилась.

– Можешь от меня не скрываться, – сказал Рысьи Меха старшему из светловолосых.

Светловолосые разом, точно по сигналу, выступили из-за серых стволов бука. Они были вооружены, лица их были бледны, движения неуверенны.

– Жив? – спросил Рысьи Меха.

– Жив, – ответил старший.

Ему вдруг по-детски неудержимо захотелось рассказать сильному опытом охотнику, что хладнокровие покидает его, и попросить помощи. Но знал, что помощи не будет.

До полуночи все шло благополучно. Стража дремала, Старый Крючок ушел в отчую пещеру. Косоглазый легким постукиванием дал знать, что он жив. Но дождь пошел гуще, и стража стала искать укромных и сухих мест. Живою изгородью растянулись караульщики вдоль стен. Неровные выступы кровли закрывали если не все тело, то хотя бы спину. Стволы оставались наполовину сухими. Стража перестала дремать. Ночь была потеряна.

– Переживет ночь, переживет и день, – спокойно сказал Рысьи Меха светловолосому. – А вторую ночь, верно, не переживет, – задумчиво прибавил он, поднимая глаза к облакам и следя за ветром. – Дождь не надолго.

( примечание к рис.)

Утро не принесло перемен. Рыскавшие по равнине за свежею дичью охотники прислали гонца сказать, что им нет удачи и что ловитва затягивается. Старики спокойно приняли это известие, они ждали его. Затягивается ловитва – откладывается и торжество. Час же смерти Косоглазого ужо отмечен судьбою, и время покорными шагами несет этот час к жилищам поселения. Никто не ускорит, не остановит и не изменит его пути.

По словам стариков, выходило, что не они назначили час и не они определили ход событий. Темный закон возмездия владел ими, как и всем племенем. События, как олени на окутанной туманом опушке, – сначала слышен только далекий хруст валежника под копытами, потом колеблется завеса тумана, и в молочной белизне определяются, точно изваянные из камня, очертания. Придут ли олени судьбы, пронзят ли нечестивого охотника неуклонными рогами или сами падут от ударов копья, знает судьба, знают старцы, служители судьбы. Неудержим ход событий, и непонятны их следствия.

( примечание к рис.)

Днем уровень реки поднялся, и вода в ней стала мутной. Грозовые ливни, обойдя поселения, пролились в верховьях реки. Потоки с шумом сносили в узкое среди теснин русло сучья, сухой кустарник и желтую глину. Мужчины, особенно те, кто усердно занимался рыболовством, покинули очаги и собрались у берега.

Вода подходила к сшитым из плотной древесной коры челнокам и слегка наддолбленным сухим стволам. Длинное и глубокое, богатое рыбой, прежнее русло реки почти соединилось узким протоком с основным течением. Край луга был залит водою. Двенадцатилетний, высокого роста, подросток, походивший на охотника в рысьих мехах, мял сухие стебли тростника и кидал в воду Течение, крутя, уносило их за поворот реки.

– Куда их уносит? – спросил задумчиво мальчик.

– К теплым водам, – твердо ответил Рысьи Меха.

– Ты видел теплые воды?

– Нет, не видел. Там живут племена с темной кожей и вьющимися волосами. У них больше еды, легче охота, оружие их надежнее нашего. В тех странах не бывает снега.

– Их видел кто-нибудь?

– Да, видели люди прежних времен.

– А мы их увидим?

– Увидим, когда они придут к нашему поселению.

– Мы убьем их? Или они нас убьют?

– Может быть, мы их убьем. Может быть, они нас. Неизвестно, кто сильнее. Мы сильны тем, что у нас – пещера, река, холмы, они – своим оружием.

– Буйвол не убьет буйвола, волк не перегрызет горла волку, отчего же человеческие племена уничтожают друг друга?

– Волк, когда голоден, силою отбирает у волка добычу. К тому же волк волку свой, а племена друг другу чужие.

– А если поделить добычу? Собаки делят ее, вороны тоже. Не все, как волки. Олени пасутся на опушке леса.

Рысьи Меха смотрел вдаль. По натуре его надо было сейчас же метнуться куда-то, кого-то ударить, что-то сделать. Но что сделать? Он не знал. Он сдержал волнение и порывисто сказал подростку, не то сыну, не то не сыну:

– Да, олени пасутся на опушке… А бобры – в давние времена – обменяли дротики на жир и меха. Мена на мену.

– Я хотел бы видеть те места, где река сливается с теплыми водами, – задумчиво сказал мальчик.

– Иди и посмотри, – рассмеялся Рысьи Меха.

Вода подбиралась к стволам, приготовленным для плота. Рысьи Меха и подросток принялись подтягивать на берег грубо очищенные от ветвей стволы. Длинный недорубленный сук зацепился за камень, замедляя работу. Еще труднее пришлось со стволами, перехваченными тугим ивовым плетнем. Они глубоко лежали в воде. Их пришлось перевести в озерный проток, вода в котором равномерно поднималась. Одно из бревен отбилось от берега и уплыло. Рысьи Меха дослал мальчика в становище за подмогою.

Мальчик неохотно пошел: уплывающее по грязно-желтым волнам бревно притягивало его внимание.

К вечеру дождь прекратился. Подул северо-западный ветер и погнал гряды облаков, встряхивая отяжелевшие от влаги деревья. Но вода в реке не убывала. Мужчины с хмурыми лицами остались на ночь на берегу, охраняя челнок, ивовые плетни и бревна, очистка которых брала много сил и времени.

VI. Освобождение

Светловолосые, Тот Другой, что жил с Косоглазым и толпа несовершеннолетних кольцом стягивались к хижине, в которой находился заключенный. В тот вечер было разложено много огней, и отблески их, перекрещиваясь, ложились на стволы, на лица, на камни. Огромные клубы дыма плыли над священным костром. Отсыревшие сучья, подхваченные сильным огнем, гудели глухо и угрожающе. А по сходящим к реке террасам, то ближе, то дальше, поблескивали огоньки очагов. Высокий человек в ярком кругу огня свежевал тушу небольшого кабанчика, и время от времени из темноты в освещенный круг врывались ожидающие подачки дети.

Стража к ночи была усилена, потом часть ее ушла к старцам за указаниями. Вокруг большого костра и на подступах к пещере деловито собирались вооруженные люди. На фоне залитых светом стен оттиснулось оружие. Лица, черные впадины глаз под крутыми бровями, ноги, нагие плечи, звериные шкуры, бороды, склоненные или откинутые назад головы, казалось, дрожали вместе с дрожью густых теней и световых пятен от каждого дуновения ветра. Кто-то седобородый, став у самого огня, долго говорил притихшим вокруг. Руки его были сложены на посохе, а борода закрывала конец посоха и грудь. Лицо Старого Крючка было в тени. Пламя освещало только его безобразную, точно нарост на березе, копошащуюся у самой земли спину и падавшую на руки бороду.

– Пора, – сказал старший из светловолосых.

( примечание к рис.)

Живые тени слились, толпа молодых охотников стала лицом к лицу со стражею. Молодой, звенящий голос весело произнес:

– Второй день Косоглазый не ел ни рыбы, ни мяса. Земля отсырела – ему нечем укрыться от холода. Мы принесли ему пищу, питье и одежду.

– Нечестивому не надобна ни пища, ни одежда, – ответил кто-то жестко и хрипло. Говорящий резко придвинулся к пришедшим. Тускло блеснули кольца ого рыжей бороды, сильные плечи и коричневая, цвета дубовой коры, рука. В эту минуту порыв ветра с шумом наклонил деревья, и на хижину и на людей пролился град пропахших листвою капель.

– Отнесите пищу и одежду старцам, они скажут, как быть, – предложил голос помягче.

Подростки, нарушая законы повиновения, напирали со всех сторон. Левое крыло стянувшегося у хижины полукружия их скрылось за углом, прижавшись к стене. Стоявшие лицом к лицу со стражею настойчиво протягивали вперед руки с мелкой рыбешкой, с овощами, с пучками каких-то трав. Этих протянутых рук было слишком много, тянулись они вперед слишком нагло, колени пришедших упирались в колени стражи, упрямые молодые низкие лбы придвигались точно во время страстной боевой пляски, голоса становились все неотступнее, звонче и веселее, принесенные для пленника дары бессмысленно падали к догам стражи.

Вдруг один из караульщиков, обернув дротик рукояткой вперед, стал наносить напирающим юношам быстрые удары.

– Они хотят, чтобы их заперли вместе с нечестивцем, – произнес угрожающе хриплый голос. Караульщик увлекся расправой и бил наотмашь по вздрагивающим спинам, по взлохмаченным головам, по протянутым вперед рукам.

Легкий, значительный по своему смыслу свист донесся от лесной опушки. Избиваемые перестали наступать и пустились врассыпную. Они знали уже, что одна из буйволовых шкур, прикрывавших широкую щель в боковой стене, благополучно разрезала и Косоглазый проскользнул между стволами, подпиравшими стены хижины.

Ноги, как ветер, несли Косоглазого и светловолосых вверх по уступам. Тот Другой, что жил с Косоглазым, отставал от них порой, но затем снова пускался за передовыми, что есть мочи. Он был слабее светловолосых. К тому же страх отбиться от только что освобожденного Косоглазого заставил его замедлять шаги и останавливаться. В первое мгновение бегства он слышал впереди взволнованное дыхание Косоглазого и шум раздвигаемых ветвей. Потом это дыхание удвоилось: кто-то из бежавших вслед за ними юношей догнал Косоглазого и бросил ему на ходу чуть слышные слова. А потом впереди неслось только одно дыхание, и только две руки отбрасывали от себя в темноте хлещущие лапы зарослей.

Чем ближе к лесу, тем меньше становилось беглецов. Случайные помощники рассыпались по становищу. Большинство из них пробралось в толпу, окружавшую старцев у большого огня. Они прятали в тень блестящие глаза, исхлестанные зарослями лица. Один из них украдкой облизывал соленую кровь на рассеченной губе. Трое других стали таскать сучья к кострам: так они больше были на виду, к тому же двигаться было легче, чем оставаться неподвижным, ибо велико было их возбуждение.

Огни поселения уходили все глубже вниз, запахи дыма и паленого мяса сменились ароматом влажной хвои – быстро наступала на бегущих черная стена векового леса.

Бег замедлялся. Вначале вся их жизнь, все их силы ушли в слух и мускулы ног, теперь начинало работать зрение, заныли окровавленные царапины на ногах и на животе, расцветало воображение, отвлекаясь от самой страшной из опасностей – от погони – к опасностям леса, к ужасам ночи и смутным предчувствиям трудностей завтрашнего дня.

До сих пор, уходя даже в одиночестве в лес, они оглядывались на огни становища и вдыхали его запахи, зная, что там опора, безопасность и спасение. Теперь они почувствовали, что они совсем одни перед растущей вширь и ввысь стеною черного леса. Одни – без своего племени. Лес становился защитой от дротиков и дубин родного племени. Это сознание связывало быстроту летящего бега, угашало зоркость зрения, и только лисий слух по-прежнему тысячами тончайших пальцев шарил в ночной тишине, помогая угадать – знает ли племя о совершенном преступлении или еще не знает. Опушка леса. Один за другим вышли беглецы. Их четверо. Четыре больших дрожащих сердца. Четыре испуганных дыхания. Их только четверо, и – огромный лес кругом!

И вдруг громкий, тоскливый, угрожающий вопль, точно язык полыхнувшего огня, нарушил тишину. В крике дребезжанье бессильной старческой злобы.

Беглецы остановились. Их было четверо, но Косоглазого не было среди них. Тот Другой, что жил с Косоглазым, в испуге закрыл глаза. Он не уловил мгновения, когда Косоглазый отстал от беглецов.

– Это крикнул Старый Крючок. Косоглазый убил его.

VII. Река понесла

– Я не пойду в лес, – сказал Тот Другой. Он поддался наплыву непобедимого страха.

Старший из светловолосых хотел было оттолкнуть труса и продолжать путь, но сомнения передались и ему. Он любил Косоглазого. Он не хотел, чтобы его убили.

И на опасное дело освобождения он шел только ради него. Теперь без Косоглазого и освобождение и побег теряли свой смысл. Кто поведет беглецов в незнакомые края? Чья удачливость и сметка укажет и облегчит путь? Светловолосые, точно уговорившись, согласно думали об одном – как отдалить час последней схватки со зверем ли, с лесною ли нечистью, или с посланными в погоню охотниками собственного племени. Тот Другой и четвертый юноша готовы были возвратиться в становище, не думая о наказании. Младший светловолосый впитывал мысли старшего, как песок впитывает воду. Он был так юн, что даже предчувствие гибели превращалось для него в игру. А старший созрел за одну ночь. В его словах и движениях появились холод и твердость опытного воина. Он готов был отвоевывать каждый час жизни, каждую пядь лесной тропы, хотя твердо знал, что поражение неминуемо.

– У нас неравные силы, – сказал младший, указывая брату на спутников.

– Пусть возвращаются к старикам, – досадливо отозвался старший. – Если бы Косоглазый не покинул нас, мы бы знали, что делать…

– В лесу нам не спастись от погони. Разбредемся и погибнем поодиночке, – раздумчиво продолжал младший.

Четвертый стал прислушиваться. У него были короткие руки и короткое туловище. Неуклюжестью движений и поворотов, сутулостью спины и движениями рук он напоминал крота.

Со стороны поселения глухо доносились голоса.

– Племя бобрового озера не примет нас, – подумал вслух старший, – оно побоится мести старейшин.

– Река! – неожиданно крикнул Тот Другой. – За рекою погони не будет. А будет, так не скоро.

«Река? – думал старший из светловолосых. – Там места, куда часто уходил Косоглазый. Если он спасся, он ушел за реку»…

– Пусть река, – сказал младший, поняв, что старший готов согласиться. – Это лучше, чем лес.

– Как пройдем? Видишь, сколько огня! – сказал Тот Другой, и его снова охватил неудержимый страх.

– Пройдем стороною, – неуверенно отозвался Крот, протягивая вперед короткие, кривые руки.

– Не стороною, а поодиночке через поселение, – твердо приказал старший.

Все ярое изумленно вскинули на него глазами, но, подумав, поняли. Между хижинами нет взрослых мужчин. Все они либо собрались у большого костра, либо шарят по окрестностям, разыскивая беглецов.

Они разошлись, но старались держаться на одной линии: так было спокойнее, чувствовалась связь друг с другом. Шли на слух, минуя освещенные места, останавливаясь от каждого шороха. Зарево колыхалось над поселением, как крона гигантского багряного клена. Тени от предметов были густые и резкие. Иногда казалось, что их можно взять в руки, точно огромные легкие щиты, и заслониться ими от опасности.

Женщины стояли возле хижин. Разбуженные дети расползались во все стороны, невзирая на тревогу. Коренастый мальчик с упрямым лицом все время норовил скатиться под откос, поближе к кострам, и громко вопил, когда жилистые материнские руки подхватывали его и возвращали к хижине.

Возле ярко освещенного входа в пещеру под волчьей шкурой лежало сухое, казавшееся очень маленьким тело Старого Крючка. У него был размозжен череп и перебита рука. Убийцы по было ни в отчей пещере, ни в хижине…

Зрелые охотники и воины держались в стороне от стариков. Было что-то неясное и раздражающее в набежавших событиях. В становище бесцельно пролилась кровь и прольется еще, если Косоглазый и его освободители будут пойманы. Был мир и не стало мира. И никто не мог точно сказать, кто был его нарушителем.

Старики допрашивали стражу. Коренастый Как Дуб и рядом с ним сухой и презрительный старик наступали на предводителя стражи.

– Кто? Кто? Кто? – кричал коренастый, ударяя резным посохом по камню.

– Дождь… Темнота… Их было много…

– Они не отбивали Косоглазого силою. Они принесли пищу и питье…

– Мы отослали их к старейшинам…

– Был Тот Другой, что живет с Косоглазым? Были светловолосые? Не было ли поблизости женщин? – гневно допрашивал Коренастый.

А беглецы крались по переходам поселения. Передним шел Крот. Он откликался на вопросы встречных, отвлекая внимание от светловолосых. Светловолосые и теперь шли почти рядом друг с другом. Они инстинктивно руководились одними и теми же мыслями и приметами. Младший пытался по отрывочным словам проходящих догадаться, схвачен или не схвачен Косоглазый…

Тот Другой пробирался не столько вперед, сколько в сторону, подальше от огня, поглубже в тень. Освещенные багровым отблеском камни и пни нагоняли на него страх, точно бегущие навстречу обрызганные кровавой пеной вепри. Он думал о реке, но крался не к реке, не за пределы поселения, а туда, где было темнее.

Уже окончились хижины, и в сторону от реки поворотила тропа, а Тот Другой, все еще озирался пугливо на свет. Снова надвинулись темные заросли. Захрустела сухая ветка под чьими-то тяжелыми шагами.

«Погоня», подумал он, прижимаясь всем телом к дуплистому стволу. Он чувствовал, что не в силах итти дальше. Светловолосые и Крот разом вышли в белесый туман речного берега.

Река была полна, как налитый до краев сосуд. Сквозь туман чувствовалась стремительность течения, поверхность казалась слегка выпуклой; плывущие кусты и коряги, крутясь в водоворотах, бороздили ее черными изломами.

Еще до начала тревоги племя перенесло челны к самой круче. Несколько охотников, хорошо знавших реку, стерегли пристанный берег.

Беглецов окликнули. Двое из них притаились наверху кручи, а младший из светловолосых, цепко хватаясь руками за камни, сбежал к рыбакам и весело и почтительно сказал:

– Нас прислали… Паводок уносит плот…

Он неопределенно махнул рукой в сторону реки. Три пары глаз скрестились на нем. Сильные руки были так близко… Подымутся? Схватят? Повалят на землю?

– Рысьи Меха прислал вас? Он уже подтянул бревна в проток, – спокойно указал рукою на проток один из стерегущих.

Светловолосый кивнул головою, точно узнал как раз то, что было необходимо узнать.

– Эй, к озерному протоку! – громко крикнул он двум стоявшим на краю кручи. В голосе его послышался такой веселый и победительный раскат, что оставшиеся на берегу беглецы, точно камни из пращи, перенеслись стремительно к тяжелой громаде бревен, наскоро перевязанных узкими плетенками из ивовой коры.

– Мало лыка, – громко сказал светловолосый.

– Лежит около челнов, – ответили стерегущие.

В протоке почти не было течения. Уперлись плечами в края стволов. Плот не двигался. Мешало застрявшее в иле, полуотделенное от плота бревно с нечисто обрубленными сучьями. Его быстро отделили и отвели в сторону. Младший из светловолосых вплавь обогнул плот и стал толкать его не прочь от берега, а вдоль протока. Плот тяжело сдвинулся с места и поплыл.

Теперь все трое медленно шли по горло в воде, приближаясь вместе с плотом к быстрине. Охотники обеспокоились возней и стали подозрительно следить за движениями темной массы. Один из них вскочил на ноги и поднял с земли дубину.

– Я говорил, мало лыка! – крикнул младший из светловолосых хриплым от напряжения голосом.

Вдруг плот описал передним углом дугу, закачался на месте и быстро вошел в полосу течения. Не стало ни берега, ни людей. Крепко вцепившись руками в остатки обрубленных сучьев, сидели все трое на мокрых бревнах, зябко прижимаясь друг к другу.

( примечание к рис.)

Плот несколько раз повернулся вокруг оси, точно примериваясь, как плыть, стал углом вперед и деловито двинулся в путь в окружении мелких пляшущих волн. Иногда он приближался к берегам, и тогда воочию определялась шальная быстрота течения. Иногда он подолгу держался на середине реки, и тогда пловцам казалось, что движение замедляется и что сердитая зыбь нарочно удерживает их вблизи грозящей гибелью медвежьей пещеры.