355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Лотош » Уст твоих бурный ветер » Текст книги (страница 8)
Уст твоих бурный ветер
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:31

Текст книги "Уст твоих бурный ветер"


Автор книги: Евгений Лотош



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

По окончании Игры мир отпускали в свободное плавание. Это правило являлось железным. Демиурги не желали зла своим детищам, а войны… Что войны? Все разумные расы отличались друг от друга внешним видом, но не образом мышления. А образ мышления всегда походил на тот, что присущ самим Демиургам. Сильно отличающиеся расы просто не пользовались популярностью. Так что воевать существа Игрового Мира все равно не перестанут, а если Демиурги и воспользовались этим на ранней стадии, то должны же они что-то иметь с вложенного труда?

Мира перевела дух и внимательно посмотрела на завороженно смотрящую на нее Элизу.

– Ты хоть что-то понимаешь в моих бреднях? – спросила она.

Элиза кивнула. Мысли разбегались в стороны, но главное она уяснила: дело куда хуже, чем могло показаться. Одно дело, когда люди для богов – дети, которых нужно направлять и учить. Или даже просто скот, поддерживающий собственное существование. О детях и домашнем скоте хотя бы заботятся. Но совсем другое дело оказаться игрушкой. Надоевшую тряпичную куклу просто бросают в очаг…

– Ты уже поняла, что наш мир – из игровых. Имя Демиурга, который играл здесь в войны и империи, ты знаешь. Его звали Майно.

Элиза вздрогнула и с трудом подавила желание сотворить охранный знак.

– Вижу, знаешь. Но сейчас бояться нечего. Его нет уже почти тридцать лет. Горстка героев проникла в его цитадель и уничтожила безумного бога. В день его гибели кокон, что скрывал наш мир, лопнул, и тогда Пришли Звезды.

Мира тяжело вздохнула.

– Я была несмышленой девчонкой, но хорошо помню ночь, когда Огненный Пруд впервые взошел из-за горизонта. Ночью… ночью воцарилось безумие. Мои родители принадлежали к небольшому племени биберов. Как и все биберы, моя мать гадала, а отец воровал что мог. В тот вечер мы добрались до Зибарона, а ночью всех нас вырезали. Местные жители решили, что наше племя принесло с собой гнев Назины, и решили умилостивить ее. Я чудом осталась в живых, – Мира издала странный звук. Элиза покосилась на нее, решив, что это всхлип, но глаза женщины оставались сухими. – Знаешь, мне до сих пор иногда снится отблеск звезд в лужах крови на базарной площади, где стоял наш табор. – Она сглотнула. – Несколько дней шла резня. Нашлись фанатики, предвестившие скорый конец света. Они потребовали каяться перед богами, а когда их не послушали, призвали своих сторонников и устроили бессмысленную бойню. Потом люди поняли, что звезды не несут угрозы, и безумие постепенно сошло на нет. Но малые города заметно обезлюдели. Говорят, Граш беспорядки почти не затронули – стража Великого Скотовода и наемники храмов подавили их в самом зародыше.

Мира побарабанила пальцами по столу.

– Так вот, про Тилоса. Когда-то давно, по его словам – почти триста пятьдесят лет назад он был человеком. Триста пятьдесят, как он сказал, лет на его памяти, но он страшно долго спал мертвым сном и не знает, сколько прошло на самом деле. Он родился в самом первом Игровом Мире, потом один из Демиургов забрал его оттуда, усыпил, пробудил, засунул в новое вечное тело, и вот уже более трех столетий он живет здесь. Он не любит рассказывать, чем он занимался, пока не Пробудились Звезды. Видимо, как-то воевал с Майно. Во всяком случае, тот ухитрился уничтожить его самую крупную базу. После гибели Майно Тилос какое-то время провел за морем, а потом пришел сюда, в Граш. Вот, в общем…

Мира замолчала. Элиза пыталась осмыслить ее рассказ. Тилос – не человек? Вернее, человек, но в другом теле? Как такое может быть? Впрочем, боги – они и есть боги. Не стоит смертному сомневаться в их силах. Но если он так стар… так стар!… если так, то почему он до сих пор не Великий Скотовод? Или не правитель огромной империи наподобие Приморской? Почему он сидит в джунглях, скрываясь от всех? Чего он хочет?

– Элиза, я дам тебе совет, – низким хриплым голосом произнесла Мира. – Никогда – слышишь, никогда! – не вздумай влюбляться в Тилоса. Он не ответит взаимностью. Он может спать с нужными шлюхами вроде Тароны, но по своей воле никогда не прикоснется к тебе и пальцем… Не вздумай, слышишь! Не вздумай… если не хочешь нарваться на его жалость… – Она уронила голову на стол, ее плечи тряслись.

Элиза потрясенно смотрела на нее. Теперь она поняла те взгляды, которые Мира исподтишка бросала на Тилоса, ту готовность, с которой та бросалась выполнять любые его поручения. И… Тарона! Грозная королева тарсаков, что почти довела ее до разрыва желудка тогда, во дворце! Во взглядах, что та бросала на Тилоса, светилась не только ненависть. Так могла смотреть собака, которую избивает хозяин, собака, которая не мыслит себе другой награды за свою верность. Мира и Тарона, две женщины, прекрасные и такие разные, и она, Элиза, рядом с Тилосом… Если для Тароны Тилос – бросивший ее мужчина, то Элиза – соперница. И какая! Жалкая замухрышка с плоской девчоночьей грудью. С такими не воюют на равных. Таких просто мимоходом стирают с лица земли. И Тарона никогда, никогда не простит ей своего публичного унижения…

Но зачем Тилосу так подставлять ее?

Девушка молча сидела на своем стуле. Похоже, это для нее уже слишком. Как хочется спать…

Мира глубоко вздохнула и выпрямилась, вытирая слезы.

– Извини, – сказала она. – Как-то все сразу вдруг навалилось. – Она шумно высморкалась в подол рубахи. – Да, не слишком красивая получилась вводная лекция. Тараторила, словно девчонка на экзамене. Ладно. Еще раз напоминаю – никому ни полслова.

Элиза кивнула.

– Хорошо, – Мира стремительно приходила в себя. Она вытерла слезы рукавом, быстро поправила волосы и снова превратилась в спокойную уверенную в себе женщину. О недавней вспышке напоминали тишь чуть покрасневшие глаза. – Еще одно, что ты должна узнать прямо сейчас. Время.

– Что – время? – не поняла Элиза.

– Как измерять время, – терпеливо пояснила Мира.

– Но я знаю, как измерять время! – удивилась девушка. – Есть утро, день, вечер и ночь, есть сутки, потом месяц, потом год. На севере у нас еще есть седмица, но в Сураграше ей не пользуются…

– Значит, в полдень ты можешь назначить встречу на вечер, – кивнула Мира. – А если нужно встретиться раньше?

– Ну… – задумалась Элиза. – Скажем, когда тень от дерева доползет до… чего-нибудь.

– А если солнце за тучами?

– Тогда… тогда не знаю. А зачем?

– Затем, что после обеда ты занимаешься не только со мной. После меня тебя ожидает Джабраил. Он что, так и будет сидеть и грызть ногти?

Девушка пожала плечами.

– Значит, так. Все просто. Сутки разбиваются на части, на двадцать частей. Каждая часть называется часом. Час разбит еще на сто частей – минут, а минута – на пятьдесят секунд. Есть и более мелкие единицы времени, но тебе они пока неинтересны. Взгляни вон туда.

Элиза повернула голову. Над дверью сидела круглая штука – диск под хрустальным колпаком. Диск покрывали разнообразные насечки и… цифры. Точно, цифры. Она вспомнила, что такой же диск висел над входом в столовую, но она не обратила на него внимания, приняв за украшение. Теперь она разглядела, что из центра диска идут металлические полоски. Одна из полосок непрерывно скакала с деления на деление, за диском ей в такт что-то тихо щелкало.

– Самая тонкая и длинная стрелка отсчитывает секунды. Та, что чуть короче – минуты. Самая короткая – часы. Отсчет идет с самой верхней отметки. Ты знаешь начертания цифр? Сколько сейчас времени?

Элиза задумалась. Редкие красные отметки, видимо, часы. Длинные черточки между ними – минуты. Короткие – секунды.

– Тринадцать часов… – неуверенно начала она. – Три минуты… Четыре секунды… ой, нет…

Наверное, нужно считать минуты и секунды не от границы часа, а с самого начала, с верха. Пять плюс пять плюс пять… плюс еще три…

– Тринадцать часов сорок восемь минут и двадцать… нет уже двадцать пять секунд, – наконец, решила она.

– Умничка, – одобрительно улыбнулась Мира. – Запомни: завтрак здесь в половине шестого, то есть в пять пятьдесят, обед в двенадцать часов, ужин в половине восемнадцатого. В двенадцать пятьдесят я жду тебя здесь. В шестнадцать часов идешь к Джабраилу. Сегодня, правда, он занят, так что с ним начнешь занятия с завтрашнего дня. И не забывай – в восемнадцать часов у твоей группы занятия рукопашным боем. На сегодня все. В свободное время потренируйся со счетом времени. Сложно только поначалу, через неделю ты и представить не сможешь, как без часов обходилась. Ну, беги. У меня дела. – Мира еще раз улыбнулась Элизе и повернулась к ней спиной, перебирая пергаменты на столе. Девушка заметила, что ее руки слегка дрожат.

– Э-э-э… до завтра! – осторожно сказала Элиза и бочком вышла их комнаты. Оставлять Миру одну жалко, небось опять реветь начнет. Но и над душой стоять тоже не хотелось. Ну да небось ей не впервой…

Остаток времени до ужина она провела на берегу небольшого ручья, бездумно наблюдая за облаками. Снова вернулась боль в теле, приглушенная, но все равно ощутимая. Когда прозвонил колокол, Элиза с трудом встала и побрела на звук.

После скудной еды она потащилась на поле, где уже собралась ее группа. Парни, за исключением Кумена, поприветствовали ее кивками головы. Никто не поинтересовался, где она прохлаждалась днем, и она мысленно порадовалась их нелюбопытности. Еще неизвестно, как товарищи отнесутся к ее обучению всяким премудростям. Вдруг выскочкой посчитают? Еще и врать бы пришлось о разговоре с Мирой. Голова звенела пустотой, и придумать что-то складное вряд ли получилось бы.

Инструктором по рукопашному бою оказался невысокий пузатенький мужичок с заметной лысиной. Он настолько не походил на бойца, что Элиза поначалу приняла его за ненароком забредшего не туда местного крестьянина. Лишь когда парни начали суетливо строиться в одну шеренгу, она сообразила, что к чему и, вскочив на ноги, поспешно поклонилась ему.

– Меня зовут Бараташ, – представился тот, поклонившись в свою очередь. – Ты новенькая, тебя зовут Элиза. Заш! – внезапно скомандовал он. Элиза растерянно посмотрела на него, потом оглянулась. Оказалось, что все парни сели на пятки, и только она одна возвышалась над ними. – "Заш" означает "сесть", – пояснил ей Бараташ.

Элиза неловко села рядом с остальными. Сидеть на пятках оказалось страшно неудобно. Она поерзала, потом поджала под себя ступни. Стало немного легче.

Инструктор сел перед ними и глубоко поклонился, коснувшись лбом земли. Ученики ответили тем же движением. Девушка ожидала, что сейчас Бараташ начнет что-то рассказывать, но тот лишь выпрямил спину, сложил руки на колени и закрыл глаза. Поерзав несколько мгновений, Элиза решила последовать его примеру.

Спустя какое-то время – Элиза прикинула, что прошла, наверное, пара минут – инструктор скомандовал:

– Кум!

Ученики поспешно вскочили. Бараташ повернулся к Элизе и пояснил:

– Ритуал камма перед началом тренировки служит для очищения своего разума от всего лишнего. В следующий раз попытайся полностью расслабиться и прочувствовать свое тело. Забудь про все, что не связано с тренировкой – сейчас оно осталось в другом мире. Выйди сюда!

Элиза нерешительно сделала шаг вперед.

– Ближе! – усмехнулся Бараташ. – Не бойся, не кусаюсь.

Элиза подошла поближе и выжидающе уставилась на инструктора.

– Ударь меня! – скомандовал тот. – Со всей силы, как хочешь и куда попало. Ну?

Девушка нерешительно оглянулась. Остальные смотрели на нее с каменными лицами. Она пожала плечами и несильно ударила Бараташа в грудь.

Тот даже не пошевелился.

– Досталось тебе сегодня, да? – сочувственно поинтересовался он. – Руки не поднимаются, ноги не двигаются?… Я же сказал – со всей силы! Бей!

Слегка обозлившаяся Элиза размахнулась и ударила уже со всей силы. Она целила в лицо, но почему-то промахнулась. В момент удара инструктор чуть сдвинулся в сторону, и кулак пронзил пустоту.

– Давай, давай! – поощрил ее инструктор. – Или мне к повару сходить, добавки тебе попросить?

Элиза ударила без замаха, стараясь попасть в нос. Кулак опять провалился в пустоту, но она оказалась готова и к такому. Чуть повернувшись, она взмахнула левым кулаком, а когда и тот не встретил сопротивления, пнула Бараташа в пах.

Инструктор не стал отбивать ее ногу. Он скользяще шагнул вбок и легко лягнул девушку в опорную ногу, прямо под колено. Нелепо взмахнув руками, она с размаху шлепнулась на траву, задохнувшись от удара спиной. Однако вместо ожидаемого общего хохота на поле продолжала стоять тишина. Элиза повернула голову и увидела все такие же каменные лица парней. Карос глядел на нее даже с сочувствием. Только Кумен ухмылялся краем рта.

– Чего скалишься? – поинтересовался у него инструктор. – Думаешь, круче ее? Ну-ка, давай сюда. Ты! – он ткнул пальцем в девушку. – На место.

Стараясь не кривиться от боли в отбитой спине, Элиза медленно поднялась на ноги и вернулась в шеренгу, кое-как сев на пятки. Кумен с обреченным видом поднялся и вышел к Бараташу.

– Удар сверху-сбоку, – спокойно сказал тот. – Техника – на твой выбор. Готовься. Ап!

Он занес над головой раскрытую ладонь правой руки и не слишком быстро ударил сверху вниз. Кумен, чуть присев, шагнул влево, скользящим движением предплечья отводя бьющую руку вправо от себя, на четверть оборота развернулся на передней ноге, потом захватил шею учителя сгибом локтя и, поворачиваясь в обратную сторону, попытался опрокинуть его на землю. Однако тот встал как вкопанный и парень, пыхтя затоптался на месте. Бараташ чуть повернулся, присел, ухватил Кумена за кисть руки, и внезапно тот затанцевал на цыпочках с вывернутым вверх локтем, чуть поскуливая от боли.

– Ты труп, – сказал ему учитель, отпуская руку. – Сколько раз тебе говорить – рука скользит вдоль плеча и шеи, а не лупит сгибом локтя со всей дури! В настоящей драке я бы подставил левую руку, а правой всадил тебе нож в брюхо. Чем смеяться над новичками, лучше бы занимался в свободное время. На место!

Ни на кого не глядя, Кумен вернулся к остальным.

– Хап! – скомандовал Бараташ, и ученики повскакивали на ноги. – Элиза, встанешь в паре с Равеном. Для начала – разминка…

Утренний кошмар продолжился. Разминка оказалась не такой уж и тяжелой. Зато после нее ученики разбились на пары и начали, крутясь, шагать друг вокруг друга.

– Согнуть колени! – покрикивал Бараташ, расхаживая вокруг. – Элиза, не стесняйся! Присядь ниже, ниже! Ты же как на ходулях стоишь! – В доказательство он толкал Элизу в плечо, и та чуть ли не кубарем катилась по земле. – Шаг скользящий, пятку не задирай!

Потом начались кувырки через голову. Элизе милостиво позволили опираться на землю обеими руками, остальные же, казалось, почти не касались рукам травы. Девушка сразу же отбила себе бока, пятки и растянула руки. Бараташ только ухмылялся, глядя на нее.

– Через неделю научишься кататься, как шарик, – пообещал он. – Да ты не бойся! Что ты как в омут бросаешься? Тебя не кувырок заботить должен, а что после него делать. Сворачивайся! Ноги, ноги к животу!

Кувырки вперед и назад, разные шаги, а потом и первые приемы – техники, как назвал их учитель – все слилось в сплошную карусель. Когда тренировка окончилась, девушка снова подумывала лечь под кустик и умереть. Останавливало лишь одно – ехидный взгляд Кумена и его наглая усмешка, которую тот посылал ей из-за спины инструктора. Немного отдышавшись, Элиза поклялась себе, что рано или поздно превзойдет этого гада по всем статьям. Вот тогда посмотрим, кому ухмыляться захочется!

Потянулись одинаковые дни. Поначалу Элиза, не привыкшая к четкому распорядку дня, умирала чуть ли не ежечасно. Боль в мышцах прекрасно дополнялась полной кашей в голове: Мира и Ленара, жена Джабраила, загружали ее таким количеством сведений, что те, казалось, лезут даже из носа. Объем пирамиды путался с площадью треугольника, а названия созвездий – с именами сто лет как пересохших рек. Карта, изначально тянувшая к себе, обещавшая захватывающие путешествия, превратилась в орудие пытки. Терпеливая Мира снова и снова повторяла названия племен и холмов, и Элиза добросовестно вторила ей, чтобы уже через минуту забыть их напрочь. Ленара, к которой иногда присоединялся сам Джабраил, только качала головой, слушая те невообразимые названия первоэлементов, которые Элиза выдумывала вместо забытых настоящих имен. В редкие перерывы между занятиями Элиза утаскивала к себе под навес свиток или книгу и пыталась запомнить незнакомые ранее слова чужих языков.

Я прихожу в себя от струи холодной воды в лицо. Слабо шевелюсь, пытаясь отклонить голову, помешать воде затечь в нос. По мерзкому вкусу на губах ясно, что ее набирали отнюдь не в горном роднике.

– Жив, парень? – участливо спрашивает кто-то неопределенный. В глазах плавают разноцветные круги, но зрение постепенно проясняется. Надо мной склоняются двое, по виду – типичные бродяги.

В голове мутится, и что-то мне сильно не нравилось. Лица бродяг? Нет. Два добродушных нескладных мужичка. Что-то еще…

Затылок екает тупой тяжелой болью. С трудом удерживая стон, я высвобождаю из-под себя руку и осторожно щупаю голову. Мокро и… липко. Под пальцами слегка саднит – видимо, кожа рассечена. Боль нарастает и пульсирует в такт ударам сердца. Но череп не пробит, и за то спасибо. Кто же меня так, а? И за что?

– Я… жив… – рассаженные губы с трудом выговаривают слова. – Спасибо… Кто?… Где?…

– Ну и слава Пророку! – облегченно выдыхает тот, что повыше. Его пшеничные волосы грязными сосульками свисают на лоб, через левую скулу тянется короткий грубый шрам, мало не зацепивший глаз. – А мы, вишь ты, топаем с Кочергой по тракту, а тут видим – телеги разбросаны, люди валяются, ты вот в бреду что-то бормочешь… Разбойнички, вишь ты, в здешних местах совсем распоясались, средь бела дня обозы грабят. Ну, а я, вишь ты, и говорю Кочерге…

– Уймись, Вишка! – обрывает его второй, повыше и поуже в кости. Жидкая седая бороденка, подстриженные под горшок волосы, рваная рубаха, подпоясанная веревочкой. – Не понимаешь – человеку по башке досталось! Ему сейчас отлежаться надобно, а не твое сорочье трещание слушать. Слышь, парень! – Это он мне. – Помирать не собираешься, а? Смеркается, поди-ка, надобно тебя подальше от мертвяков оттащить. Негоже среди мертвяков ночь коротать, негоже…

Удостоверившись, что я пока не помираю, двое незнакомцев подхватывают меня под руки и грубо волокут куда-то. Постепенно я прихожу в себя настолько, что сам начинаю переставлять ноги, а потом шагаю уже самостоятельно, лишь слегка придерживаясь за снова разговорившегося Вишку. Смеркается, но мои спутники не спешат устраиваться на привал, видимо, торопясь отойти от побоища подальше. Странно. Обычно разбойники не режут обозных, даже если те пытаются отбиваться. Порежешь – глядишь, родственнички обидятся, облаву устроить захотят. Барахлишко же заново нажить можно, дело житейское. Хотя в последнее время народ озверел. Голодно…

Но что же мне так не нравится? Смутное ощущение где-то глубоко внутри, что-то, не имеющее названия, не выражаемое словами. Надо прийти в себя…

Наконец мои спутники устало плюхаются прямо на обочину. Я валюсь рядом. Голова все еще пульсирует в такт сердцу, но уже слабее. Кожу саднит, но не беда. Череп наружу не глядит, и ладно.

Костер разжигать Кочерга с Вишкой не торопятся, отдуваются. Странно – я почти не запыхался. Может, потому, что на них полдороги ехал?

– Ну что, паря, – раздумчиво спрашивает Кочерга, – жив? Звать-то тебя как?

Внутри словно что-то щелкает. Смутное ощущение внезапно оформляется в четкое понимание. Так вода могучим потоком врывается в малейшую течь в дамбе, в мгновение ока размывая и разрушая ее до основания.

Кто я? Почему не помню ничего, что со мной произошло? Как я оказался посреди останков разгромленного обоза? Шел ли я с ним как тележник или как случайный попутчик? Или, может, я – разбойник, из тех, кто грабил обоз? Хотя нет, последнее вряд ли – на мне простая домотканая рубаха и портки, босые ноги и даже нет пояса, за который можно засунуть хоть плохонький нож. Машинально щупаю подбородок – трехдневная щетина, но не борода. Значит, я брился. Но местные смерды не бреются, это я помню. Я – благородный? Или смерд, но из другого княжества?

Почему я знаю про другие княжества, но не помню ничего о себе? Кто я?

Как меня зовут?

– Да уж, досталось тебе, паря, – констатирует Кочерга, сочувственно кивая при виде моего ошеломленного лица. – Неужто и имя свое забыл? Ну, по башке кистенем получить – никому мало не покажется. У иного и черепушка бы треснула. Ладно, лежи давай. Утро вечера мудренее, авось да вспомнишь что. Слышь, Вишка, ты бы набрал какого-никакого хворосту, а? В темноте вечор коротать не хочется, мертвяки неподалеку. Мало ли что…

Я переворачиваюсь на спину, вытягиваюсь во весь рост и глубоко вдыхаю стремительно свежеющий воздух. Ошеломление проходит так же внезапно, как и наступило. Из глубины всплывает иное чувство.

Не надо паниковать. Все уладится. В нужное время все придет само.

– Твой отвар, почтенный Убугуй, – раб заискивающе улыбнулся. Глаза у старца, несмотря на белоснежную бороду, оставались молодыми и острыми. Его взгляд словно прокалывал насквозь. Рабу всегда становилось не по себе, когда старик со свитой проезжал через их деревню, и особенно – когда он останавливался здесь на ночь. Молчаливые стражи выглядели опасными, но старик выглядел куда хуже. Однажды раб запнулся и чуть не опрокинул ему на колени черный отвар из широкой медной чаши, но старик, хотя и глядел в другую сторону, небрежно-молниеносным движением поддержал поднос, так что ни капли отвара не выплеснулось на пол. Потом старец медленно повернул голову, и от его взгляда раб отшатнулся, словно от удара плетью. Весь вечер он старался не попадаться приезжим на глаза, и старик так и не произнес ни слова, но видевший ошибку раба хозяин трактира все равно жестоко выпорол его.

Вот и сейчас старик принял у него чашу, даже не взглянув, словно раб был пустым местом. Да он и был пустым местом, старый, еле таскающий ноги, с давно спаленной беспощадным южным солнцем когда-то белой кожей. Уже скоро стражники придут за ним, ударят по голове дубиной и за ноги оттащат труп подальше в степь… Раб вздрогнул и поспешил скрыться. Лучше пусть это случится позже, чем раньше, а знатный гость вполне мог потребовать его головы за любой проступок.

Тот, кого в деревне знали как Убугуя, был не в духе. С самого утра у него ломило спину и хрустело в боках. Сорок пять лет – не шутка. А еще за последнюю неделю к ним не пришел ни один заказчик. Плохо. Младшие уже начали коситься на него, шептаться по углам. Если все продолжится именно так, ему недолго оставаться главой организации, несмотря на свои заслуги. Нужно срочно что-то придумать, но что? В голову, как назло, не лезло ни одной умной мысли. Скука и неизвестность томили старика.

Маленький общий зал, даже не зал, а открытая терраса, сегодня пустовал. Местные не так богаты, чтобы посещать его, а проезжих в последнее время заметно поубавилось. Убугуй знал причину – он любил всегда все знать – и совсем не завидовал хозяину. Старые торговые пути оскудевают купцами, пылевые бури гонят племена на север. Караваны нынче ходят там, где еще недавно разве что раз в год проносилась шайка отчаянных ахмузов. Скорее всего, постоялый двор разорится еще до лета. Жаль. Старик любил эту террасу, любил наблюдать с нее восход первых звезд, возносить хвалу Назине под всевидящим взглядом ее Глаз. Печально, если он не сможет встретить здесь свою последнюю ночь. Впрочем, с террасы его дома на Бритвенной скале тоже открывался хороший вид. Может, разорение трактира не станет такой уж плохой новостью…

– Приветствую тебя, почтенный!

Старик неторопливо повернулся. Он заметил незнакомца сразу, как только тот вошел на террасу, но не подал вида. С виду не то сапсап, не то гулан, а может, и ублюдочный отпрыск какого-нибудь северянина. Молодой мужчина, почти юноша, лет восемнадцати или двадцати, с жидкой бороденкой и усами, тот какое-то время стоял с принятой от раба чашей горького напитка, озираясь по сторонам. Судя по запыленной дорожной одежде – гонец. От кого и кому, а главное – какие вести он везет? Хорошо бы завязать с ним разговор, подумал тогда Убугуй. И вот сейчас рыба сама шла ему в сети.

– Вечер долог, почтенный! – вежливо произнес чужак. – Не возражаешь, если я присяду за твой столик? Вдвоем веселее коротать время.

Убугуй медленно склонил голову. Незнакомец опустился на стул. Из-за неловкого движения чаша выскользнула у него из руки, но он успел перехватить ее в воздухе. Несколько капель брызнуло на стол и на пол. Неплохо, мелькнуло в голове Убугуя. Если бы парню в детстве дали надлежащую тренировку, он стал бы хорошим бойцом. А может… может, он – подосланный убийца? Или грабитель? Что же, скрывающиеся в ночи Летучая Мышь или Скользящий Удав, а может, оба сразу, уже держат его под присмотром. Удав славился умением стрелять отравленными шипами, да и он сам, Убугуй, еще на многое способен. Стоит парню сделать неловкое движение – и он труп. Беспокоиться стоит разве что о нескольких лишних монетках, хозяину за беспокойство. От этих мыслей старику стало весело. Вот бы чужак и в самом деле попытался. Все какое-то развлечение…

Какое-то время они в молчании пили настой. В последнее время пошла мода класть в него тростниковый сахар, но патриарх только насмешливо фыркал, когда слышал о таком. Сейчас он прихлебывал горячую терпкую жидкость и внимательно изучал пришельца из-под полуприкрытых век.

– Не хочешь сыграть в "два дома", почтенный? – наконец осведомился явно скучающий пришелец. Нет, он все-таки не убийца и не грабитель, иначе давно попытался бы напасть. – Малая ставка, половина медного ксера на кон? Просто чтобы развлечься?

– Не возражаю, – величаво кивнул Угубуй. – Но почему, незнакомец, ты думаешь, что я не могу сделать достойную ставку? Неужели я так бедно выгляжу?

– Ну… – замялся незнакомец. – Как бы тебе сказать… Не то, чтобы ты выглядел бедно, но… Впрочем, если хочешь, можно поднять ставки. Что ты предлагаешь?

– Мидат, – если чужак согласится на непомерную ставку, он уйдет отсюда голым. Или вообще не уйдет, смотря насколько проиграется. Если же не согласится, можно пойти на попятную. В конце концов, вечер действительно скучный.

Пришелец сдавленно охнул.

– Серебряный мидат… – пробормотал он. – А ты шутить не любишь, почтенный. Ладно. Никто не может сказать, что Софар из Наамита не отвечает на вызов!

Софар, Софар… Что-то знакомое, но откуда – непонятно. Ладно, он вспомнит во время игры. А Наамит – не местность ли в шести днях пути отсюда? Ну, парень, не повезло тебе… Дураков вроде тебя надо учить, и мой урок ты долго не забудешь.

Убугуй сделал движение пальцем, и Юркая Ящерица вынырнул словно из ниоткуда, склонившись перед своим хозяином.

– Принеси мой набор для "двух домов", – сухо сказал старик. Он не любил Юркую Ящерицу и не доверял ему, а потому старался держать под присмотром. Слуга кивнул и так же неслышно исчез. – Значит, ты Софар. Меня зови Кухзар.

Софар привстал и неловко поклонился, снова чуть не сбив свою чашу на пол. Старик еле слышно хмыкнул. Реакция у парня и в самом деле неплохая, но вот с координацией явно проблемы.

Спустя несколько ударов сердца слуга снова возник перед столиком и осторожно поставил на него плоскую костяную коробку. Убугуй небрежным движением распахнул ее и с удовольствием услышал, как снова задохнулся пришелец. Еще бы – не каждый день видишь инкрустированное золотом поле, топазовые фишки и нефритовые бросальные кости с серебряными метками! Заказчику набор обошелся не меньше, чем в три золотых монеты (и одна из них ушла на кости с секретом), а теперь им владел Убугуй.

Парень сглотнул и осторожно взял в руки кости, потом аккуратно бросил их на поле. Первым ходить выпало Убугую, и тот довольно хмыкнул про себя. Похоже, даже судьба сегодня вечером на его стороне.

Поначалу игра действительно благоприятствовала патриарху. Кости неизменно выпадали чуть лучше, чем у соперника, а единственный раз, когда тому выпал куш, он оказался вынужден раньше времени вернуть свою фишку на двор, позволив Убугую блокировать несколько черных фишек еще до того, как они покинули дом. Однако потом он сам оказался вынужден освободить одну позицию, и ее тут же заняла фишка Софара. И с костями перестало везти – ему и сопернику выпадали схожие комбинации, так что и темные, и светлые фишки возвращались домой почти одновременно.

– Куда путь держишь? – осведомился Убугуй, пока проезжий нерешительно взвешивал кости в руке, примериваясь сделать бросок. – Ты выглядишь усталым и запыленным, не в обиду тебе будь сказано. Ты вестник?

– Нет, почтенный, – качнул головой парень. – Я просто еду ко двору Великого Скотовода предложить свою службу. Мое племя голодает, и я решил… ну, заработать.

Убугуй бросил кости. Хотя выпала мелочь – три и два, у него все еще оставалось некоторое преимущество. Наверное, ему даже не придется использовать особенности игральных костей, чтобы победить в партии. А потом несчастный парень начнет делать ставку за ставкой в надежде отыграться, проигрывая все больше и больше. Убугуй даже решил пожалеть его и отпустить с миром, если у него не хватит денег, чтобы оплатить проигрыш. Но раньше времени говорить это незачем – пусть Софар помучается.

Парню снова выпала мелочь. На мгновение старик заколебался. Может, стоит положиться на судьбу? Сжульничать он всегда успеет – и в третьей партии, и в пятой. Если проезжий глупец выиграет в первой партии, оно даже хорошо – с тем большим азартом он проиграет остальные. Но момент бесследно прошел. Не пристало ему, патриарху Убугую, проигрывать какому-то бродяге.

– Хотя племя голодает, у тебя хватает денег, чтобы делать большие ставки, – патриарх взвесил кости, из-под опущенных век разглядывая Софара. – Не лучше бы купить на них пару десятков овец на развод?

Взгляд парня панически метнулся по террасе, на скулах заиграли желваки. Эге, мелькнуло у патриарха в голове, а ведь он чего-то боится…

– Я… племя дало мне деньги, чтобы я мог купить себе оружие и… хорошую одежду… Иначе Великий Скотовод не примет меня на службу! – наконец выпалил Софар, облизнув губы. – Но я не хочу играть на все деньги.

Так, понятно. Никакое племя его, разумеется, никуда не отправляло. Скорее, парень – обычный вор или разбойник, уносит ноги, пока их не оборвали конями рассерженные родственники жертв. Вот и верь людям… Бросок костей принес Убугую пять и шесть. Отлично! Но Софар выбросил пятерку с четверкой и радостно вернул в дом сразу две своих фишки.

Патриарх решил больше не рисковать. Когда кости в очередной раз оказались у него в руках, он чуть сдавил их в пальцах, вызвав смещение внутренних железных грузов. Разумеется, очередной бросок принес ему куш. Две шестерки отразились в глазах Софара, словно занесенный над головой меч. Судя по всему, он уже горько раскаивался, что предложил игру, но отступать ему некуда. Кости выпали из его руки. От броска Убугуя грузы снова сместились, и теперь грани показали две единицы. Стиснув зубы, Софар двинул свою фишку на четыре позиции вперед, заведя ее на двор. Вот так, мальчуган, помучайся, помучайся!… Выбросив две пятерки, Убугуй завел на свой двор еще четыре фишки и с нескрываемой насмешкой уставился на противника. У того заметно дрожали руки. Пять его фишек, против одной у патриарха, еще не были заведены на двор. Его могло спасти только чудо. Софар занес руку, потом опустил, словно передумав, и, наконец решившись, швырнул кости на стол.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю