355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Лотош » Уст твоих бурный ветер » Текст книги (страница 28)
Уст твоих бурный ветер
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:31

Текст книги "Уст твоих бурный ветер"


Автор книги: Евгений Лотош



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– О Пророк, что же теперь случится? – растерянно пробормотал один из них.

Брат Семлемен непонимающе уставился на Перуса.

– Зачем пешком? – подозрительно спросил он.

– Верхом дальне опасно, – терпеливо повторил секретарь. – Болото, неровен час в трясину вляпаемся.

После бешеной скачки, во время которой Настоятель Храма сосредотачивался только на том, чтобы не отстать от настегивающего коня секретаря, они оказались в каком-то глухом и подозрительном лесу. Под копытами хлюпала вода, пахло гнилью. Все чаще попадались поваленные в беспорядке древесные стволы, поросшие густыми бородами мха. Хотя солнце стояло уже довольно высоко, в лесу еще царил сумрак, копящийся под разлапистыми еловыми и дубовыми ветвями.

– Здесь еще верста или две по болотине, а потом снова сухое место и хорошая дорога, – нетерпеливо сказал секретарь, настороженно оглядываясь по сторонам. – Нам нужно идти быстрее, а то еще догонят…

– А сразу по сухому нельзя проехать? – недовольно проворчал Настоятель, грузно спрыгивая с седла и брезгливо морщась от брызг грязи на подоле рясы. – Потопнем еще…

– Нет, господин Настоятель, не потопнем, – странная усмешка мелькнула на лице брата Перуса. – Обещаю – нам такое не грозит. Я вырос неподалеку от здешних мест, так что знаю болота. – Он отвернулся и пошел вперед, держа коня в поводу и внимательно глядя под ноги. Иногда он тыкал вперед подобранной валежиной, проверяя почву.

Настоятель смотрел на удаляющуюся спину провожатого, и в сердце начали закрадываться смутные подозрения. А вдруг… Нет, пустое. Преданный как собака, неподкупный секретарь, двенадцать лет служивший не за страх, а за совесть – нет, он не может предать. Да и не выбраться без него из чащобы. Брат Семлемен вздохнул и двинулся за Перусом, то и дело оступаясь и повисая на поводу лошади.

Местность заметно понижалась, и трясиной пахло все сильнее. Стало заметно светлее – деревья пошли пониже и пожиже кроной, многие стояли прямые и голые, мертвые словно прошлогодняя трава. Над головой реяли тучи комаров, от которых Настоятель безуспешно отмахивался. Он с трудом подавлял желание замахать руками и с головой закутаться в плащ, чтобы укрыться от ненавистных насекомых. Звон крыльев сводил с ума. Мошка лезла в рот, забивала нос и глаза. Тут и там замелькал болотный загольник, украшенный мелкими бледно-голубыми цветками. Наверное, осенью сюда хорошо гонять баб и детишек за ягодами… Глубокие следы в мягкой почве сразу же заполняла вода, грязь покрывала одежду людей и конские ноги, а идти становилось все труднее. Наконец, брат Перус остановился, подождал, пока к нему не приблизится Семлемен, и беспомощно развел руками.

– Давно я здесь не ходил, – виновато пояснил он. – Болотина разрослась. Местность знакомая, господин Настоятель, не заблудимся, но лошадей придется бросить. Жаль – до горки не больше полуверсты осталось.

– А дальше? – подозрительно спросил Семлемен. – Ну, выберемся мы из болота, а потом? Сколько там до людей добираться?

– Да верст через десять деревушка… должна быть, – неуверенно ответил секретарь. – Не заблудимся, господин Настоятель, точно говорю. Ну, можно еще назад вернуться, да только к самому Сухому Логу придется топать, иначе никак не обойти. А там дикари, небось, уже всех перерезали…

Брат Семлемен вздрогнул и с досадой бросил повод.

– Ладно, шут с тобой, веди, – плюнул он. – Только смотри: заведешь невесть куда – шкуру спущу!

– Да, господин Настоятель, – поклонился секретарь.

Действительно, постепенно почва стала немного суше. Вскоре беглецы выбрались на небольшой сухой островок, в центре которого вздымалась толстая мертвая сосна. Запыхавшийся с непривычки брат Семлемен устало опустился на землю.

– Привал, – скомандовал он. – Передохнем немного.

– Да, – с непонятной интонацией согласился секретарь. – Отдохнем… чуть-чуть.

Он подошел вплотную к вытянувшемуся на земле Настоятелю и с силой пнул его ногой под ребра. Брат Семлемен задохнулся от боли.

– Кретин! – завизжал он. – Что ты делаешь?

– Плачу долги, – сквозь зубы ответил секретарь и снова пнул Настоятеля. Тот попытался подняться, но брат Перус сбил его на землю и наступил на грудь. – А долг, как известно, платежом красен, ублюдок!

– Что… что ты говоришь? – прохрипел Настоятель. – Опомнись, Перус, это же я, твой господин! Много лет ты был…

– Твоим преданным псом, да? – усмехнулся секретарь, и от его ухмылки по коже Настоятель продрал мороз. – О да, я хорошо играл свою роль. Он точно пообещал мне – если я проявлю терпение, то однажды смогу сомкнуть свои клыки на твоем горле, мерзавец!

– Да что такое с тобой! – брат Семлемен забился на земле, безуспешно пытаясь подняться. Перус отступил на шаг, дождался, пока Настоятель не встанет на четвереньки, и снова с силой пнул его под ребра. Тот перекувыркнулся и остался лежать, хватая ртом воздух. От боли у него помутилось в глазах. – Предатель…

– Я предатель? – усмешка внезапно исчезла с лица секретаря, оно исказилось в страшной гримасе. – Я предатель? Это говоришь мне ты, кто предал на смерть мою сестру? – Он наклонился и занес руку для удара. Настоятель съежился, но брат Перус передумал. Секретарь ухватил Настоятеля под мышки и с трудом отволок к сосне. – Помнишь Великое Очищение, ублюдок? Помнишь? Или ты предпочитаешь забывать свои преступления?

Большой мрачный подвал. Дощатый помост. Вонь кипящего в огромных котлах масла. Мечущийся свет факелов. И крики, вопли страшной боли, и ужас, смерть, насытившие спертый воздух помещения. Молодая нагая женщина на дощатом помосте перед ним, руки связаны за спиной, и он неловко толкает ее в плечо, и трещит гнилая веревка, и кипящее масло смыкается над неотрывно смотрящими на него глазами…

– Великое Очищение спасло Храм… – просипел Настоятель.

– Оно его погубило! – рявкнул секретарь. – И оно погубило мою сестру! Ты ее погубил! Никто не знал, что она колдунья, она никогда не использовала свой дар! Она поделилась с тобой в постели, она верила тебе! А ты… ты, сволочь, ты использовал ее труп как ступеньку! – В его голосе прорезались истеричные нотки. – Но ты заплатишь, гад, ты заплатишь!… Многие годы я ждал только подходящего момента, а до того передавал ему каждый твой шаг. Что, господин Настоятель, нравится тебе быть на месте того, кого предают? Раньше предавал ты, оказаться жертвой для тебя внове…

Лихорадочно бормоча, секретарь выдернул из-за пазухи моток веревки и начал лихорадочно его распутывать. Настоятель Семлемен с ужасом смотрел на него. Но ведь у нее не было брата! Или был? Что он знал про нее, про сестру во Храме, что соблазнила его, заставила нарушить обеты, впасть в тяжкий грех? Ничего, ничего, ничего… Ее гладкое страстное тело заставляло его забывать обо всем на свете, а больше он ничего и не хотел. Как она взглянула на него, как взглянула, когда он своими руками сталкивал ее, ворожею, соблазнительницу, одержимую нечистыми духами, с помоста! Как она взглянула! Но она так и не издала ни звука, ни тогда, на трибунале, когда юный послушник Семлемен обличал колдунью, ни потом, когда он пришел в камеру смертницы для принятия покаяния, ни даже когда ее ноги погрузились в кипящее масло. Но что он мог сделать? Она смотрела на него, и Настоятель Карим вперился ему в спину, и его взгляд, казалось, буровил в затылке дыру. Что он мог сделать? Прыгнуть в котел вслед за ней? Но у нее не было брата!…

– У нее не было брата! – выкрикнул он. – Не было!

Брат Перус остановился и посмотрел на него бешеным взглядом.

– У нее был брат, – прошипел он, – а у меня была сестра. Мы не слишком ладили, но мы любили друг друга, и моя мать любила нас. Моя старая мать, слышишь, ты, дерьмо, она не перенесла ее смерти! Ты предал и убил не одну – двоих! Когда я узнал о ее гибели в котле, я поклялся отомстить. Я был лишь послушником в Камуше, но он нашел меня, помог перебраться в Тапар, устроиться неподалеку от тебя. О, уже тогда ты взлетел высоко, ты оказался недосягаем для меня, но я ждал! В моей жизни не осталось ничего, кроме ожидания… Он пообещал мне, что однажды я смогу отомстить, и он не обманул меня! Встать, падаль!!

Брат Перус еще раз пнул Настоятеля и с силой потянул его за ворот рясы. Тот с трудом поднялся на ослабевшие ноги. Но ведь она умерла двадцать с лишним… почти двадцать пять лет назад! Он уже забыл, заставил себя забыть ее предсмертный взгляд, и вот она снова смотрит на него глазами своего брата. Ах, как они похожи! Как он не заметил такого очевидного сходства раньше?

– Очищение! – Семлемен отчаянно попытался ухватиться за последнюю соломинку. Он видел безумие, плещущееся в глазах некогда верного помощника. – Я не виноват! Она стала ведьмой…

– Она не стала ведьмой! – зловеще усмехнулся брат Перус. – Тебя просто поймали за яйца во время недозволенных утех, и ты выкупил свою шкуру ценой жизни любовницы. Десятилетия я ждал, когда ты, наконец, окажешься в моей власти. Иногда я сомневался, что я дождусь отмщения, но он обещал… а он всегда держит свои обещания!

Секретарь ударил Настоятеля в поддых, и когда тот согнулся от боли, ловко вытряхнул его из рясы и кольчуги, прижал его к дереву и завел руки назад, за ствол, спутав их веревкой. Той же веревкой он примотал к стволу ноги Семлемена, до боли затянув узлы.

– Кто – он? – внезапно это показалось задыхающемуся Настоятелю самым важным в мире, важнее врезающихся в кожу пут. – Кто сказал тебе? Кто обещал?

– Не знаю, – безразлично ответил секретарь, проверяя узлы. – Он назывался многими именами. Думаю, ни одно не являлось настоящим. Меня он сам не интересовал. Но он обещал мне месть, и он сдержал слово. Тогда, в Малаховке, он сказал мне, что час близок, и он оказался прав. Он – карающий меч Пророка, и он никогда не ошибается…

– Тилос? – выкрикнул Настоятель. – Его зовут Тилос? Тот, что убил Карима?

– Он назывался и таким именем, – секретарь присел перед Семлеменом на корточки и снова искривил губы в зловещей усмешке. – Но ты не о том спрашиваешь, мразь! Разве тебя не интересует, что я с тобой сделаю?

– Пощади! – взмолился Настоятель. – Пожалуйста, пощади! Я дам тебе все, что хочешь! Деньги! Хочешь золота? Власть, я сделаю тебя новым Настоятелем саламирского Храма! Или даже всех четырех Храмов! Они все погибнут там, на холме, и я стану главным – а потом сделаю главным тебя! Все, что хочешь, только пощади!…

– А я и не собираюсь тебя убивать, – мелко захихикал секретарь. Он встал на ноги, вытащил нож и приблизился вплотную, обдав Настоятеля чесночным дыханием. – Честно, не собираюсь. Я давно мог бы всыпать яду в вино или заколоть тебя ночью, во сне. Но легкой смерти ты не достоин. Я не палач и не смог бы сторицей воздать тебе болью. Но здесь, на болоте, у меня есть помощники. Хорошие и неподкупные помощники, которые не умеют предавать. Им не нужно золото, не интересна власть. Все, что им требуется от человека – его кровь. – Перус резко взмахнул рукой и поднес к глазам Настоятеля крупного полураздавленного комара. – Вот они, мои друзья. Знаешь, – он доверительно наклонился к бывшему хозяину, – я слышал, что в здешних болотах они за ночь досуха высасывают человека.

Секретарь ухватил Настоятеля за ворот и распорол подрясник сверху донизу. Сырой холодный воздух заставил кожу Семлемена покрыться мурашками. Перус отбросил в сторону остатки одежды, несколько раз полоснул Настоятеля ножом по лицу, груди, животу и отошел на несколько шагов.

– Можешь кричать, – разрешил он. – Кто знает, вдруг тебя услышат… какие-нибудь заблудившиеся дикари.

Кровь тонкими струйками текла из саднящих порезов, заливала глаза. Брат Семлемен почувствовал несколько болезненных уколов по всему телу.

– Погоди! – отчаянно крикнул он в спину уходящему секретарю, отчаянно пытаясь заглушить все усиливающееся гудение комариных крыльев. В сердце поднималось черное безумие, гасящее разум. Он знал, он всегда знал, что проклятые кровососы однажды погубят его! – Погоди!!

Брат Перус даже не обернулся и через несколько мгновений исчез за деревьями. Однако он не ушел далеко. Устроившись так, чтобы видеть одинокую сосну с привязанным Настоятелем, он приготовился ждать – и наслаждаться. Тайный хозяин обещал ему власть, положение в Храме, но к чему? Много лет, как его жизнь выгорела дотла. Он убедится, что мерзавец умрет в муках, а потом… Какая разница, что случится, когда свершится месть?

Оставшийся в одиночестве брат Семлемен завизжал.

Я стою на опушке, не скрываясь. Я слишком далеко от поля битвы, чтобы привлекать к себе внимание. Моя дичь там, на восточной стороне лога, за рекой, над обрывом. Я вижу короткие вспышки, а иногда даже вычленяю из общей какофонии грохот выстрела. Охота завершена, осталось сделать последний шаг. Теперь я чувствую и остальных, они уже близко, но я все равно опережаю их не менее чем на час.

Игра окончена. Я победил. Часть меня знает, что должно произойти сейчас. Я тысячи раз проходил… проходила через неприятную процедуру, и все равно каждое Слияние оказывается потрясением. Почему ни один умник не выдумает способ поглощать проекцию легко и приятно?

Ледяное спокойствие последних дней стремительно рушится под напором потока чувств, воспоминаний, ощущений. Я одновременно стою на краю долины, парю высоко в облаках, наблюдаю за местной звездой с расстояния в несколько минут, купаюсь в клубящейся фотосфере далекого голубого гиганта, лечу сквозь Галактику… Внутренний удар бросает меня на колени. Я больше не Беспамятный. Теперь я помню все, и не могу сказать, что меня это радует. Глухое раздражение на мальчишку переполняет меня до краев. Определенно, Джао следует пересмотреть отношение к своему карманному любимцу. Пора заканчивать затянувшуюся историю.

Можно переместиться прямо на обрыв, но так нечестно. Даже после Слияния я хочу победить чисто, в рамках правил. Цель в двенадцати верстах. Немного неспешного бега, один невысокий обрыв – и я войду в контакт. Даже если он сейчас почувствует меня и бросится удирать, ему не уйти. Я все равно достану его первой.

Я делаю шаг вперед, другой, затем перехожу на бег. Почему-то перед глазами всплывает человеческое лицо. Кто… она такая? Ах, да, Мелина. Память проекции еще не до конца поглощена основной личностью, и такие забросы будут случаться время от времени. Стоило провести Слияние раньше, чтобы мелкие эксцессы не помешали разобраться с… Тилосом? Да, Тилос, основное имя.

Мимо проносится группа всадников. Вот, кстати, еще одна задачка: пройти через поле, не став объектом атаки и не причинив никому вреда. Невозможно? А вот мы и выясним. Такая игра ничем не хуже прочих.

Брат Прашт видел, как в полуверсте от него пропал и не появился больше вымпел князя Дзергаша. Он растерянно застыл в седле, его конь, не чувствующий более направляющей руки всадника, перешел с рыси на шаг, а потом и вовсе встал на месте. Привычный к запахам крови и звукам битвы, он даже потянулся щипать чудом уцелевшую под копытами лошадей траву. Сердце гулко забилось где-то в ушах.

Настоятель терелонского Храма не являлся глупцом. Он отдавал себе отчет, что командир из него никакой. Одно дело – увлекать воинов своим порывом, и совсем другое – руководить боем. Здравый смысл подсказывал, что самое время отступить назад, к Плешивому Холму, под прикрытие пехоты, но сердце протестовало. Новым взглядом он осмотрелся вокруг. В горячке боя его вынесло на небольшой холмик, и теперь он видел приличный кусок поля боя.

Лишенная командира, конница Дзергаша бестолково растекалась по полю, перемешиваясь с отрядами южан. Если бы не гибель Зура Харибана, гуланы, пользуясь своим заметным численным превосходством, без труда рассеяли бы врага. Но некому увлечь за собой новый порыв гуланской конницы, скомандовать обходной маневр или ложное отступление, а потому гуланы бестолково рубились с превосходящими их оружием и воинским умением врагами. Однако привычные к анархии южане все же имели преимущество перед приученными к твердой командирской руке северянами, а потому начали потихоньку теснить их. Подозрительный и фанатичный, Дзергаш не назначил заместителей, полагаясь на обороняющую его волю Пророка, так мастерски сыгранного Тилосом век назад, и это оказалось для северян роковым.

Брат Прашт не вдавался в глубокие размышления. Он видел, как воинство Пророка постепенно рассеивается под ударами дикарей-язычников. Внезапно в нем вспыхнула дикая ярость, не подобающая смиренному слуге Отца-Солнца. Высоко воздев к небу сияющую в лучах взошедшего светила золотую Колесованную Звезду, он хлестнул коня поводьями, и тот приученно рванулся вперед. Завопив, окружающие Настоятеля конники рванулись за ним, увлекая за собой все новых и новых всадников.

Уже через несколько минут ударный кулак, в который превратился брат Прашт с окружающими, врезался в гущу южан и рассеял их с той же легкостью, что резкий порыв ветра разносит груду сухой травы. Трубили горны, и, подчиняясь их приказам, тысячники и сотники разворачивали свои эскадроны, бросая их в новое наступление. Гуланы, не принимая боя, уносились прочь. Тилос на своем обрыве ругался сквозь зубы. Он видел причину внезапного порыва, но сделать ничего не мог: несколько вздымающихся вокруг Настоятеля вымпелов делали невозможной прицельную стрельбу.

Неизвестно, чем бы закончился отчаянный бросок северян – великой победой во славу Пророка или же бесславной гибелью в очередной гуланской засаде, если бы не случайность. Один из загнанных гуланских лучников, не желая умирать с копьем в спине, резко вздыбил своего коня, развернулся и выстрелил, почти не целясь. Брат Прашт не носил кольчуги, а потому легкая стрела с плохим наконечником насквозь пробила ему горло. Несколько мгновений спустя ликующего лучника срубил один из отроков, но атака северян захлебнулась. Религиозные и суеверные, скакавшие рядом с Настоятелем тысячники восприняли гибель предводителя как знак свыше, и их горнисты протрубили отступление. Растерянные и дезорганизованные гибелью вождя гуланы не осмелились преследовать врага.

С гибелью Настоятеля терелонского Храма армия северян оказалась почти полностью обезглавленной. Опытные и осторожные Перевет на восточном фланге северян и Тойма на западном не стали лезть в бутылку. Фактический предводитель западного фланга южан Табаронг не захотел умирать на длинных северных копьях сам и бессмысленно класть своих людей, а потому, поизмотав пару часов конницу противника, просто развернул коня и ускакал в степь. За ним последовали сапсапы и прочие малые племена. Воевода Тарален не стал их преследовать, опасаясь засад. Еще до полудня по приказу Тоймы он отвел за пешие линии свою конницу и встал в глухую оборону.

Конница Кумбалена, лишенная Тилосом командира и смущенная тем, что драться приходилось пусть и с дикими, но женщинами, сражалась с невеликим энтузиазмом и была частью разбита, частью рассеяна тарсачками Тароны. Оставшиеся в живых северные конники бежали за оборонительные порядки, и лишившийся воеводы Перевет не рискнул организовать новую атаку. В свою очередь, тарсаки так и не смогли повторно прорвать линию обороны и под градом стрел вынужденно отступили. Разъяренная Тарона с наспех перевязанной рукой – ее задело стрелой – чуть не зарубила силой удерживающую ее Зулу. Из-за своего настроения она так и не заметила несколько странных смертей угрожавших ей конников Перевета, без видимых причин вылетевших из седла за несколько мгновений до того, как их копья пронзили южную королеву. Только Зула непонимающе оглянулась по сторонам, пытаясь отыскать источник странных, похожих на громовые, но слишком тихих раскатов. Вскоре основательно потрепанная тарсачья конница отступила и скрылась в холмах к югу от Сухого Лога.

Битва у Сухого Лога закончилась ничьей.

Хотя дело близилось к полудню, Элиза не чувствовала голода. Она завороженно вглядывалась в разворачивающиеся перед ней картины и, когда Тилос, отложив винтовку, присел на корточки, взглянула на него даже с недоумением.

– И что дальше? – осведомился Хлаш, тоже всматриваясь в поле боя.

Тилос поднял голову и посмотрел на него долгим взглядом.

– А шоб я знал! – вздохнул он наконец. – Если меня не поймают-таки охотники, посмотрим, что случится ночью. Возможно, придется руками шеи сворачивать особо горячим. Зура я завалил, но толку мало – думаю, нового вождя выберут не сегодня-завтра. – Он уставился в землю. – Честно говоря, просто и не знаю, что делать. Какая-то пустота вокруг, все серо, тускло, бесцельно. – Он вдруг поднял голову и заговорил быстро, почти взахлеб: – Знаете, водится в джунглях птица попугай. Она быстро обучается повторять слова, иногда даже употребляет их к месту. Я видал птичек, с которыми можно вести почти осмысленную беседу. Некоторых принимали за посланцев богов, даже приносили им жертвы, человеческие в том числе. Когда я смотрел на них, казалось, что я гляжусь в зеркало. Я знаю много чего, я просто напичкан знаниями, но так и не создал ничего нового. Как максимум – приспосабливал старое к новым условиям. Раньше, еще до того, как я стал местным наблюдателем, я умел писать стихи. Но после переселения в новое тело напрочь разучился. Заметил это далеко не сразу – спустя многие годы. Нет, рифмую я по-прежнему неплохо, все классически правильно, ритмично и ровно, но души… души в текстах уже нет. Я как старая шарманка, умеющая воспроизводить несколько песенок, но не способная самостоятельно создать новую мелодию. Иногда я думаю: а я – на самом деле я? Возможно, настоящий я умер там, в моем родном мире, а в искусственном теле живет лишь моя скверная копия? Копия, лишь воображающая себя тем, прежним, Семеном Далласом, Хранителем двадцати шести лет, изъятым из собственного дома как опасная игрушка, чтобы не попалась раньше времени малолетним детям. Кто я? Личность? Или, может, еще один местный регулятор, чей смысл существования исчерпался вместе с Игрой? Робот, заводная машина с вечной пружинкой, век за веком повторяющая одни и те же движения…

Тилос с размаху ударил кулаком по земле.

– Когда здесь орудовал Майно, когда шла Игра, в моей жизни оставался какой-то смысл. Замирять хотя бы часть этой планеты, не давать Майно зарываться, разбрасывать семена, что должны взойти когда-то потом… А теперь? Пустота… В уме я строю планы, продумываю действия на годы и десятилетия вперед, но сердцем знаю, что все утрясется и без меня – столетием раньше, столетием позже… Я бессмертен, но отдал бы тысячелетия псевдожизни за то, чтобы опять стать человеком, простым человеком с его сомнениями и – озарениями. Может, тогда бы моя жизнь обрела хоть какой-то смысл, на десять лет, на пару месяцев, да хоть на день!…

Элиза во все глаза смотрел на него.

– Все, котенок ты мой бездомный, – грустно сказал ей Тилос, вставая с корточек и снова отворачиваясь к обрыву. – Уходим. Делать здесь больше нечего. У меня почти закончились патроны, да и не могу я вечно сидеть на скале…

– Не придется, не волнуйся.

При звуках нового голоса Тилос даже не пошевелился. Зато Хлаш, ощутимо вздрогнув, вскочил на ноги и двинулся навстречу пришельцу мягкой боевой походкой.

– Оставь, Хлаш, – тихо сказал ему Тилос, не поворачиваясь. – Пришел-таки гость по мою душу. Тебе не справиться с проекцией Демиурга, если только он сам того не захочет. – Он продолжал смотреть вниз, на лог, игнорируя пришельца.

Элиза во все глаза уставилась на незнакомца. Ничего особенного – человек, светлокожий высокий мужчина лет двадцати пяти, с густой черной бородой, одетый в обгорелую, заляпанную застарелой грязью подлую одежду. Лицо избороздили горькие морщины, что случаются от долгих лишений. Где-нибудь в трактире она ни за что не отличила бы его от простого бродяги, но здесь… Сейчас в нем чувствовалась непонятная сила, сродни той, что иногда проглядывала в Тилосе, – опасная и непредсказуемая, смертельная и равнодушная. Хлаш в нерешительности замер перед ним.

– Можете называть меня Миованной, – сообщил им пришелец. – Не пытайся броситься вниз, Тилос. Ты все равно не сбежишь.

– Миованна – женское имя, – Тилос наконец встал на ноги и повернулся к пришельцу. – Ты бы хоть облик сменила, что ли. Понимаю, что тебе без разницы, но меня как-то напрягает. Да и их – тоже, – он мотнул головой в сторону решительно вставшей между ним и новоприбывшим Элизой. – Не волнуйся, я не собираюсь бежать.

– Женское имя… – мужчина задумчиво склонил голову набок. – Да, пожалуй. Я совсем забыла из-за Слияния. Сейчас…

Его черты лица внезапно поплыли, по фигуре пробежала рябь. Спустя несколько мгновений перед ними стояла женщина. Теперь уже никто не спутал бы ее с человеком. Резкие величественные черты прекрасного лица, большие, горящие белым огнем глаза, нечеловеческая грация, сквозящая во всех движениях, струящееся платье, кажется, свитое из потоков света – перед ними стояла богиня.

– Так лучше? – с иронией спросила она глубоким вибрирующим голосом.

– Назина… – тихонько охнула Элиза, с трудом подавляя желание упасть ниц. – Мстительная Назина…

– Что? – удивилась женщина. – Ах, да. Богиня из вашей мифологии. Нет, девочка, я не Назина и никогда не носила это имя. Я не участвовала в местной Игре. Прими мои поздравления, ученик Джао. Ты заставил меня побегать. Я давно так не наслаждалась обычной охотой.

– Свое удовольствие – все, о чем ты способна думать, Миованна? – сквозь зубы спросил Тилос. – Игра, Игра и еще раз Игра, даже сейчас? Воистину, Демиурги пережили самих себя.

– Если можно превратить скучную операцию в Игру, почему бы и нет? – Миованна грациозно пожала плечами. – Заодно я повысила свой рейтинг. Да вы присаживайтесь. Сейчас проявятся остальные, тогда и поговорим. Не надо нападать на меня, тролль. Я нейтрализую тебя, что не доставит удовольствия ни мне, ни, тем паче, тебе.

– Тролля зовут Хлаш Дэрэй. Девочку – Элиза, – Тилос сделал шаг вперед и положил руку Элизе на плечо. – Вот и все, друзья. Хлаш, я говорил, что тебе нужно уходить сразу.

– Твои спутники не пострадают, – заверила его Миованна, внимательно разглядывая всю группу. – Кажется, ты весьма к ним привязан, не так ли?

– Джао тоже появится? – безразлично спросил ее Тилос. – Или ты сама по себе?

– Кто же сможет удержать нашего Джао от наблюдения за итогами эксперимента? – усмехнулась Миованна. – Он еще в Институте нос совал куда ни попадя, а уж здесь скорее удавится, чем позволит без него обойтись. Но он почему-то не озаботился созданием проекции заранее, а потому просит подождать… -она запнулась, – несколько локальных минут. А, вот и вы… Можете меня поздравить – я опять вас обошла!

Последние ее слова относились к троим возникшим словно из воздуха фигурам. Все трое казались мужчинами. Один носил доспех и боевой топор северного гридня, двое других смахивали, скорее, на бродячих сураграшских торговцев.

– Шустрая ты, Миола, – пробурчал гридень, роняя топор на землю. – Однако паренек шустрее. Как он Кумбалена у меня перед носом свалил, а? Откуда у тебя винтовка, Тилос?

– Я запасливый, – усмехнулся тот. – У меня имелась масса времени, чтобы подготовиться ко всяким неожиданностям. Может, представитесь? А то как-то неудобно общаться…

– А нужно ли общаться? – спросил неожиданно звучным голосом один из торговцев. – По-моему, все и так ясно. Мне, во всяком случае. – Он уставился на Тилоса, но тот только мотнул головой:

– Говори вслух. Не все здесь могут слышать такой разговор.

– Кто? – удивился второй торговец. – Они, что ли? – Он кивнул в сторону Хлаша и Элизы. – Миованна, ты у нас самая умелая, а я что-то без практики разучился. Воткни им обнуляющий ментоблок и отправь куда-нибудь, чтобы под ногами не путались.

– Вы этого не сделаете, – ровно сказал Тилос.

– Погоди, Камилл, – Миованна с любопытством взглянула на Тилоса. – Если ему нужно, пусть остаются. Мне лично несложно и вслух поговорить. Нужно же иногда практиковаться.

– Камилл? Не тот ли Камилл, что известен здесь как Майно? – Тилос поднял бровь. – Тебя не сунули в психушку или что там у вас? Ну да, понимаю. Ты решил отомстить мне лично за последнюю дисквалификацию. Не мелковато ли?

– Мелковато, Семен, – согласился Майно. – Но с чего ты взял, что я против тебя что-то имею? Меня победил Джао, а ты лишь его орудие. Я не мщу орудиям, знаешь ли.

– Ой ли? – хмыкнул Тилос. – И что же ты здесь делаешь, если не секрет?

– То же, что и остальные, – любезно пояснил Майно. – Пытаюсь погасить кризис, раскрученный твоей милостью.

– Моей? – удивился Тилос. – Ну, здорово! Демиурги и пальцем не пошевелили, чтобы сбалансировать площадку после срыва кокона, случившегося, кстати, по твоей вине, а я крайний?

– Мы не принимаем поспешных решений, – сказал гридень. – Прошло слишком мало времени, чтобы делать выводы. Пока мы поддерживаем статус-кво.

– Для вас мало времени! А здесь за тридцать лет меняется второе поколение. Спустя лет десять не останется никого, кто помнил бы Пробуждение Звезд. А может, и вообще никого.

– Ты повторяешь своего создателя, – оборвал Тилоса первый торговец. – Веорон, где Джао? Я не могу с ним связаться. По-моему, нужно начинать. Не знаю, как вы, а я уже отвык управлять проекцией в реальном времени.

– Знаешь, Куагар, нужно иногда выбираться из лаборатории, – усмехнулся гридень. – Не все же тайны Вселенной разгадывать, иногда и развлечься стоит. Джао передал, что сейчас проявится, а пока просил не дергать.

– Доразвлекались уже… – прогудел торговец-Куагар, разглядывая Элизу и Хлаша. – Они что, тоже люди в местной интерпретации?

– Не кажется ли тебе, Куагар, что твои слова не слишком-то вежливы? – в упор спросил его Тилос. – Они мои спутники и немногим менее разумны, чем некоторые из присутствующих.

– Камень в мой огород, – усмехнулся Камилл. – К твоему сведению, друг мой, наши психологи… те, кто считают себя таковыми, не нашли у меня серьезных отклонений. Однако, Куагар, при всем своем нахальстве наш подопечный прав. Ты невежлив. Тот, что повыше, – тролль. И если я еще не забыл свои последние дни в качестве местного пупа земли, его зовут Хлаш Дэрэй. Один из героев Отряда. – Демиург посерьезнел. – Приветствую тебя, матха. Надеюсь, ты не держишь на меня зла за… все?

– Я как-то не задумывался, – сообщил ему Хлаш, с явным интересом рассматривающий собравшихся. Элиза заметила как в уголках его глаз собрались изумленные морщинки. – Повода не было. А что?

– Не люблю, когда на меня злятся не по делу. Если ты обратил внимание, я всегда оставался больше дипломатом, чем стратегом. А тебя как зовут, девочка?

Элиза даже вздрогнула, когда поняла, что Демиург обращается к ней. Она испытывала робкую надежду, что останется незамеченной, и сейчас желудок медленно сжался в тугой комок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю