Текст книги "Ограбить Европу"
Автор книги: Евгений Сухов
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Вы и об этом знаете? – удивился Враницки.
– Мы много о чем знаем, дорогой Томас. Извините меня, но я даже знаю о том, что этот капитан отвел ее в дешевую гостиницу, где остановился. Гретхен ушла от него только утром.
Сжав кулаки, Томас невольно застонал. С мерзавкой было покончено. Она из тех девиц, что не любят ждать, развлечения всегда были для нее на первом месте.
– Так вы согласны?
– Хорошо, – выдавил из себя Томас, – что я должен делать?
– Вы должны изготовить гравюрные доски для печати. Сумеете?
– Попробую. Для художника моего уровня это будет несложно.
– А теперь самое время определиться с вашим гонораром. Десять тысяч марок в месяц вас устроит?
Томас невольно сглотнул. За год выходило целое состояние. Теперь жизнь представлялась ему не такой унылой, как поначалу.
– Вполне. Когда приступать?
– Что тянуть со столь важным делом? Давайте приступим прямо сейчас. В этой комнате имеется все самое необходимое. – Поднявшись с кресла, он толкнул соседнюю дверь. – Прошу вас, сударь!
Глава 16
Интересно взять за шкирку!
Вошел адъютант и, положив на стол шесть казначейских билетов, сказал:
– В нескольких лавках на Александерплац выявлено два десятка фальшивых билетов.
Гельмут Вольф взял один из казначейских билетов номиналом в двадцать марок и повертел его в ладонях. На первый взгляд фальшивка ничем не отличалась от настоящего билета. Выдержаны были все цвета, тональные переходы, даже рельеф рисунка в мельчайших тонкостях повторял настоящий. Фальшивка была изготовлена способом глубокой печати, что однозначно указывало на талант фальшивомонетчика. При глубокой печати мастер вынужден был вручную наносить тиснение на изготовленные подделки, однако все линии выглядели ровными. Рука ни разу не дрогнула, что указывало на невероятное мастерство фальшивомонетчика.
– Как определили?
– Вычислили по номерам билетов. Многие из них имеют один и тот же номер.
– Понятно.
Фальшивые банкноты и казначейские билеты гуляли по Рейху без малого уже год, однако дело не продвинулось ни на шаг; отсутствовала даже ниточка, за которую можно было бы зацепиться и потянуть.
Подделки выглядели почти совершенными. Проводились многочисленные анализы краски и бумаги, но эксперты в один голос утверждали, что они ничем не отличаются от подлинных. В заключении специалистов отмечалось, что банкноты и казначейские билеты были изготовлены одной и той же преступной группой. Уже трижды на протяжении последнего года начальник полиции обращался к руководству Имперского банка, чтобы те помогли выявить все фальшивые деньги, но всякий раз наталкивался на один и тот же ответ:
«Поддельные казначейские билеты настолько совершенны, что дилетанту невозможно достоверно выявить хотя бы один фальшивый признак. А потому, чтобы избежать неудовольствия среди населения, ничего более не остается, как исправно принимать фальшивые деньги и обменивать их на настоящие».
Впрочем, один точный признак все-таки существовал: на крупных партиях казначейских билетов всегда присутствовали одни и те же номера. Их можно было обнаружить только в том случае, если бы казначейские билеты поступали в массовом количестве, определять же поштучно не представлялось возможным.
Гельмут Вольф посмотрел на водяной знак: ничего такого, за что можно было бы зацепиться взглядом. Расправленные крылья орла были четко очерчены, никаких размывов или неровностей, свидетельствовавших о поддельности. В бессилии Вольф скомкал фальшивую банкноту – послышался подозрительный хруст. Начальник полиции достал из портмоне настоящую купюру и тоже помял ее. Хруст был, но он значительно отличался от того, что производила фальшивая банкнота.
Возможно, что это был единственный достоверный признак, по которому можно было идентифицировать фальшивые деньги. Но кому в голову придет мысль безжалостно мять казначейские билеты? Если подойти с подобным предложением к руководству Имперского банка, они просто посмеются.
Гельмут взял следующий билет. Его номер в точности совпадал с предыдущим. Надо отдать должное дотошности неизвестных лавочников, сумевших разглядеть одинаковые номера на разных билетах.
– Переписать номера всех фальшивых купюр и раздать их в банки и во все крупные магазины. Пусть охрана задерживает всякого, кто принесет билеты.
– Слушаюсь, господин начальник полиции, – отвечал адъютант.
Гельмут Вольф считался одним из лучших специалистов в Рейхе по фальшивомонетчикам, что благотворно отразилось на его карьере. Некоторое время назад он засадил за решетку преуспевающего коммерсанта Рудольфа Меркеля, печатавшего деньги на протяжении многих лет. Никто даже не мог и предположить, что солидный человек, имевший вес и уважение в высшем обществе, займется столь постыдным делом. Как позже объяснял сам Меркель, на изготовление фальшивых банкнот его подвигла нужда. Бизнес по продаже кожи неожиданно стал трещать по швам, он залез в долги и вместо того, чтобы усиленно зарабатывать деньги и спасать положение, принялся их печатать. Человеком он был талантливым и за десять лет непрерывного труда сумел напечатать почти три миллиона марок.
Возможно, что он и сейчас занимался бы тем же самым, если бы его не выдала брошенная любовница. Неудивительно – женщины не забывают обид. Но все-таки его фальшивки имели ряд существенных недостатков, главным из которых был нечеткий водяной знак. А потому марками можно было пользоваться только на окраине империи. По его банкнотам, выполненным зачастую не совсем качественно, было понятно, что работает одиночка. На рынок они поступали нечасто и, как правило, единично. А нынешние деньги, вне всякого сомнения, печатала какая-то очень талантливая и весьма плодовитая преступная группа. Об этом свидетельствует даже огромное количество фальшивок, гуляющих по Рейху.
За свою многолетнюю службу Гельмут Вольф сумел изловить около ста пятидесяти фальшивомонетчиков. Все они были разными, не похожими друг на друга, как по возрасту, так и по социальному происхождению. Шестеро из них были потомственными баронами. А на вопрос, почему они занялись изготовлением фальшивых денег, каждый из них отвечал примерно одно и то же: когда-то их предки не особенно зависели от сюзерена и могли печатать собственные монеты, так почему же не заняться тем же самым через несколько столетий?
Каждый из фальшивомонетчиков имел разные способности, принадлежал к разным социальным слоям… Но никогда прежде Вольф не сталкивался со столь организованной группой.
Что ж, тем более интересно будет взять их за шкирку!
* * *
Контора «Буквопечатающего телеграфного аппарата» располагалась близ ресторана «Мадрид». Отобедав, Леонид Варнаховский направился к телеграфу. Взяв бланк, он присел за стол и, макнув перо в чернила, принялся писать текст: « Пенька расходится хорошо. Надеюсь в следующий месяц увеличить оборот».И, написав адрес, коротко подписался: Леонидов.
– Девушка, примите, пожалуйста, телеграмму.
– С вас две марки.
Расплатившись, Варнаховский вышел из здания телеграфа, мимоходом отметил, что вокруг нет никого, кто мог бы вызвать настороженность, и, запрыгнув в легкий экипаж, назвал кучеру свой адрес.
…Утром следующего дня в кабинет чиновника Департамента полиции действительного статского советника Кирилла Федоровича Бобровина посыльный телеграфной компании принес телеграмму. Расписавшись в получении, хозяин кабинета прочитал телеграмму и расслабленно улыбнулся. На какое-то время Варнаховский исчез из поля зрения секретного отдела (имелись основания полагать, что он содержится под особым надзором в тюремном замке) и вот теперь дал о себе знать вновь. Бывший лейб-гусар не тот человек, чтобы дать себя запросто арестовать. Он сумел не только обмануть берлинскую полицию, но еще и занялся производством фальшивых купюр, заставив Германию на какое-то время отойти от международных дел и заняться внутренними проблемами, а отсутствие такого крупного конкурента заметно укрепляет авторитет России в Европе. Судя по тому, как заволновались финансовые круги Германии, свое предприятие Варнаховский проводил весьма успешно. Сегодня же нужно будет доложить о серьезном успехе шефу. Самое время, чтобы представить поручика Варнаховского к Императорскому и Царскому Ордену Святого Станислава. Заслужил!
Подумав, Бобровин взялся за ручку и быстро написал короткий текст:
«Рачковскому! Немедленно связаться с Варнаховским по данному адресу. Прикрепить к его группе, в виду особой важности задания, наиболее подготовленного агента. Желательно, чтобы это была женщина. О результатах доложить».
Вызвав адъютанта, он приложил телеграмму и распорядился:
– Немедленно отправить резиденту!
Глава 17
Ступайте, у меня много дел
Поднявшись из-за стола, кайзер Вильгельм ровным прямым шагом с любезной улыбкой направился на встречу вошедшему Отто Бисмарку. При встрече с кайзером канцлер всякий раз поражался невероятной разительности между профилем, что печатали на монетах, и настоящим Вильгельмом. На денежных знаках кайзер выглядел невероятно значительным и представлялся строгим, каким и должен быть отец нации, озабоченный нуждами империи. Настоящий же Вильгельм был доступным и смотрелся интереснее чеканного. На расстоянии вытянутой руки император напоминал Бисмарку родного деда, всегда заботящегося о собственном здоровье. В какой-то момент канцлеру даже показалось, что кайзер, как нередко случалось с дедом, чихнет и недовольно пробурчит: «Ну вот, опять простудился!»
Однако сего не произошло. Показав Бисмарку на свободный стул, на который канцлер тотчас опустился, Вильгельм занял собственное место – императорский трон с орлами, на котором прежде сиживал прусский король, его отец. Император был старомоден, любезен, смотрел на подданных ласково, никогда не повышал голоса и даже разнос делал с извиняющими интонациями, как если бы просил прощения. Но добродушная внешность Вильгельма во многом была обманчива; в действительности это был человек невероятного личного мужества, что он не раз доказал во время войн, выпавших на его долю, и большой твердости характера. Но с подданными он позволял себе быть по-домашнему строгим, как и положено чадолюбивому родителю со своими детьми.
Отто Бисмарк ловил себя на том, что порой таковое поведение кайзера его раздражало, однако ничего не оставалось делать, кроме как играть роль малопослушного отпрыска.
– Что же это вы, князь? – по-отечески спросил Вильгельм.
Бисмарк сделал непонимающее лицо, хотя о причине вызова его известили заблаговременно.
– А что такое, Ваше величество?
– Из Имперского банка мне сообщают о том, что число фальшивых денег за последний год значительно увеличилось. Сначала были монеты, а теперь – извольте: банкноты и казначейские банковские билеты… Это уж никуда не годится! Что же будет дальше, дорогой мой? Причем мне сказали, что казначейские билеты практически ничем не отличаются от настоящих.
Бисмарк сдержанно кашлянул:
– Отличия имеются, Ваше величество. Но они настолько несущественны, что без специального изучения их не выявить. А дилетанту и вовсе не отличить.
– Что говорят эксперты?
– Они утверждают, что, скорее всего, изготовлением казначейских билетов и банкнот занимается шайка, что прежде подделывала монеты. Чувствуется общий почерк. Фальшивомонетчики ни в чем не проявляют небрежности, для них важна любая мелочь. Фальшивые казначейские билеты имеют такое же невероятно высокое качество, что и монеты. И я присоединяюсь к их мнению.
– Вот как? – Кайзер упер в канцлера тяжеловатый взгляд. – Интересное замечание. Какое количество фальшивых банкнот гуляет сейчас по Рейху?
Бисмарк предвидел подобный вопрос, даже подготовил должный ответ соответствующей тональности: дескать, я, канцлер, обязан держать в своих руках нити государства; поимка же фальшивомонетчика хоть и важное дело, но далеко не приоритетное – в настоящее время куда важнее сцементировать экономику государства в единое целое, немало всего нужно решить и в сфере внешней политики… Но вопрос кайзера прозвучал таким образом, как если бы это была первоочередная задача империи, а стало быть, отвечать на него следовало соответствующим образом.
– Банкноты и фальшивые кредитные билеты присутствуют практически в каждом магазине, в каждой лавке. Выявить их – чрезвычайно сложная задача…
– И все-таки мне хотелось бы услышать цифру, – в словах Вильгельма послышалось едва различимое раздражение.
– По подсчетам экспертов, эта сумма составляет до трех миллионов марок. Может быть, даже пять…
В какой-то момент Бисмарку показалось, что кайзер крякнет, как это делал когда-то дед самого канцлера во время большой досады, но тот лишь плотно сжал губы и недовольно покачал головой.
– Да-а, – протянул он невесело.
В этом восклицании было все: переживание, досада, скрытый гнев, раздражение.
Бисмарк опустил взгляд: смотреть в глаза императору было неловко, словно бы канцлер самолично занимался изготовлением высококачественных фальшивок.
– Умножьте эту цифру в десять раз, и вы получите сумму, на которую фальшивомонетчики нанесли вред нашей экономики. С ними нужно разобраться, и как можно быстрее. А ведь в свое время вы утверждали, что объединение Германии отобьет охоту у фальшивомонетчиков производить поддельные деньги.
– Я и сейчас могу это сказать, Ваше величество.
«Железный канцлер» поднял тяжелый подбородок, не опасаясь императорского гнева, – все его решения были направлены на укрепление Германии. Вряд ли Вильгельм сидел бы на троне, не окажись рядом такого могучего союзника, как Бисмарк!
– У вас очень много врагов, Отто, – с сожалением произнес кайзер, назвав Бисмарка по имени, что делал чрезвычайно редко.
– Я это знаю. Многим мои реформы не нравятся. Но время лишь доказало, что я оказался прав. По сравнению с прошлыми десятилетиями Германия стала значительно сильнее!
– Я, как никто, ценю все ваши усилия по объединению и укреплению Германии. Именно поэтому в этом кабинете находитесь вы, а не кто-либо другой… Сколько раз вы подавали в отставку?
– Три, Ваше величество.
– Три раза… – задумчиво протянул кайзер. – Всякий раз это случалось после того, когда собрание рейхстага не соглашалось с вашими доводами, я так понимаю?
– У меня не было другого выхода убедить депутатов рейхстага в своей правоте.
– Вы многим рисковали.
– Я это знаю. Но мой род очень древний. Мои предки-рыцари служили прусским королям, а на их щитах были написаны слова Марка Аврелия: « Делай, что должно, и будь, что будет». Так что я не мог поступить иначе.
Вильгельм понимающе кивнул:
– Вашу отставку я не принимал, и, как показало время, вы были правы. То, чего вы так яростно добивались, пошло на пользу Германии.
– Если моя отставка пойдет на пользу Германии, то я готов сделать это немедленно, – гордо произнес Бисмарк.
Губы императора тронула легкая усмешка. Сходство с дедом мгновенно пропало. Перед ним сидел человек, наделенный абсолютной государственной властью, нисколько не сомневающийся в том, что от его решения зависит судьба миллионов людей.
– Постарайтесь поймать фальшивомонетчиков в самое ближайшее время, князь. А то я действительно могу принять вашу отставку.
– Сделаю все от меня зависящее, Ваше величество, – отвечал Бисмарк, мысленно подбирая слова неудовольствия, какие он выскажет при встрече начальнику полиции Вольфу.
– Ступайте. У меня много дел.
Поднявшись, «железный канцлер» церемонно поклонился и ровной походкой вышел из кабинета.
Глава 18
Досадный промах
К окошку подошел молодой человек и, вытащив пачку новеньких банкнот, попросил:
– Дайте мне ценные бумаги Имперского банка на три тысячи марок… и Акционерного общества железных дорог на две тысячи. – Подкупающе широко улыбнувшись, добавил: – В последнее время они стремительно развиваются. Думаю, что за железными дорогами большое будущее.
– Вне всякого сомнения, – поспешно подтвердил служащий двенадцатого почтового отделения Пауль Бреме, забирая банкноты. – В последнее время их особенно усиленно скупают.
– Потом еще на три тысячи… – на какую-то секунду молодой человек умолк, разглядывая прилавок, – акции Морского акционерного общества.
– Прекрасный выбор, – похвалил служащий. – Вскоре они значительно подорожают. Только за последнюю неделю подросли на пять процентов.
Пересчитав деньги, Бреме бережно передал ценные бумаги. В почтовом отделении он работал уже четвертый год и понимал, что самое большее, чего он может добиться, – стать его начальником. Оклад возрастет ненамного, так что не стоит ждать от жизни каких-то значительных перемен. Пауль Бреме уже перешагнул тот возрастной рубеж, когда можно делать карьеру. Сейчас руководство все больше обращает внимание на молодых и честолюбивых, а его планида – как можно крепче держаться за свое рабочее место, чтобы не быть уволенным без выходного пособия.
Его всегда поражали такие молодые люди (и откуда они только берутся!), что за один раз могут купить ценных бумаг на сумму, равную его десятилетнему жалованью. Причем сегодняшний клиент не особенно изучал предмет, а просто скупал все то, что попадалось на глаза, как если бы хотел избавиться от огромного количества банкнот. Наверняка отпрыск какого-нибудь металлургического короля из Восточной Пруссии, а может быть, классный шулер (вон какие холеные руки!), который решил превратить свой выигрыш в ценные бумаги.
Стараясь не показать разом испортившегося настроения, Бреме широко улыбнулся и проводил молодого человека до дверей настороженным взглядом.
Вчера вечером из полиции пришло предписание, где приводились номера фальшивых банкнот в пятьдесят марок. Бумага лежала у Пауля на столе, и он неизменно заглядывал в нее всякий раз, как только получал деньги подобного номинала. Взяв банкноту, Бреме сравнил ее с выписанным номером – и даже не удивился тому, что совпали все цифры. Взяв следующую банкноту, он увидел, что она тоже фальшивая. Служащий нехорошо прищурился – теперь понятно, откуда у молодого человека такое благосостояние!
Между тем покупатель, помахивая дорогой тростью из черного коралла с золотыми вставками, уже пересек просторный холл и взялся за ручку двери. Выбежав из-за стойки, Пауль бросился к окну, где стояла одноколка молодого человека, запряженная серой породистой лошадью (надо полагать, что подобное удовольствие тоже стоит немалых денег!). Молодой человек по-хозяйски плюхнулся в высокое мягкое кожаное кресло и, взявшись за вожжи, весело поторопил коня. Дутые шины одноколки мягко покатили по булыжной мостовой, распугивая неторопливых прохожих. Бреме успел заметить номер одноколки: « 32 RQ». Вернувшись к своему окошку, он тотчас написал несколько слов на листке бумаги и подозвал к себе курьера.
– Альфред, немедленно отнеси эту записку в полицейский участок!
– Слушаюсь, господин Бреме! – живо отвечал курьер, надевая на голову картуз.
* * *
Уже через сорок минут начальник полиции Рейха Вольф был у почтового отделения.
– Как выглядел этот человек? – спросил он, буравя Бреме острым взглядом.
– Молодой. Лет двадцати пяти, светловолосый, волосы зачесаны назад. Прилично одетый.
– У него имеются какие-нибудь особые приметы? – спросил Вольф и, заметив, как служащий слегка замешкался, продолжил: – Может быть, он как-нибудь по-особенному ходил? Подволакивал ногу или, наоборот, подпрыгивал… Или как-то по-особому разговаривал… Знаете ли, люди бывают разные.
– Вспомнил! – обрадовано проговорил Пауль. – Когда он подавал деньги, я заметил у него на кисти небольшое родимое пятно, поросшее темными волосами.
Вольф слегка нахмурился.
– Вы уверены?
– Абсолютно! – радостно закивал служащий. – Я еще подумал поначалу, что это какая-то татуировка.
– А прежде он у вас бывал?
– Не припомню.
Начальник полиции удовлетворенно кивнул. В двенадцатом почтовом отделении работают необыкновенно глазастые люди. Вся полиция империи с ног сбилась, разыскивая фальшивомонетчиков, а рядовой служащий не только сумел разглядеть фальшивую банкноту, но даже описать преступника и его особые приметы.
– Теперь у вас будут ежедневно дежурить полицейские. Как только он появится, дайте им знать.
– Слушаюсь, господин Вольф! – поспешно отозвался Бреме.
– Я непременно расскажу о вашей наблюдательности министру связи. Мы с ним старинные приятели. – Сдержанно улыбнувшись, Гельмут добавил: – Вас ждет повышение.
Служащий, слегка покраснев, широко улыбнулся.
Попрощавшись, начальник полиции вышел из почтового отделения. На нем был обыкновенный серый длинный сюртук, какой предпочитают носить чиновники средней руки, высокий цилиндр и совсем недорогая старомодная трость. Внешне он ничем не отличался от прохожих, что спешили по улице. Видно, это одна из особенностей полицейских – сливаться с людской массой. От остальных людей Вольфа отличал цепкий взгляд светло-зеленых глаз, который подмечал всякое движение по ходу его пути.
К начальнику полиции тотчас подскочил Рихард Форшпрад – мужчина средних лет с густой седой шевелюрой. Именно в его полицейское отделение заявился курьер с запиской от почтового служащего, и даже сейчас, по прошествии двух часов, тот не растерял первоначального возбуждения. Его глаза сверкали, как у ищейки, направляющейся по нужному следу.
– Узнали, кому принадлежит одноколка?
– Так точно, господин Вольф. Она принадлежит Томасу Враницки. По указанному адресу он не проживает – скорее всего, снял квартиру где-то в другом месте.
Гельмут кивнул. Было бы слишком просто, если бы столь сложные дела решались в течение одного часа.
– Уверен, что он должен подойти в ближайшие дни. Установить за почтой наблюдение. Мы должны знать, куда он направляется, и выяснить, кто его сообщники. Провести инструктаж в почтовом отделении, как они должны действовать, когда появится фальшивомонетчик.
– Уже проведен. Каждый служащий знает, как ему поступать.
– Когда он появится, никаких арестов! Ничего такого, что могло бы насторожить преступников. Нужно организовать тщательное наблюдение. Наладить прямую связь почты и управления. Мы должны знать все с самой первой минуты его появления!
* * *
Томас подошел к зеркалу и невольно поморщился – за последний год он изрядно поправился. Надо что-то делать со складками, собравшимися на боках. Все лишние килограммы – следствие сытой жизни. Кто бы мог подумать, что печатанье фальшивых банкнот – не столь хлопотное дело, как это ему представлялось поначалу… За минувший год Томас скопил изрядную сумму. Значительная часть капитала была вложена в акции и другие ценные бумаги, приносящие весьма значительный доход. С прежней своей квартиры Томас съехал и теперь снимал большой особняк на Кеттенштрассе, на окраине города. Прежде в нем проживал бездетный прусский юнкер. На стенах гостиной висели портреты его предков в военных мундирах, трое из которых были генералами. Так что в окружении военных Враницки чувствовал себя весьма уверенно.
На кровати, скрутившись калачиком, спала Феодосия – последняя его девушка, с которой Томас сошелся три месяца назад. Пока она ему не надоела, но если вдруг неожиданно начнет проявлять характер, он всегда имеет возможность выставить ее чемодан за порог. Тем более что на ее место отыщется немало желающих. Не далее как вчера вечером мило улыбалась цветочница с соседней улицы; даже откровенно намекнула, что в ближайшее воскресенье тетка уезжает в Лейпциг и она не прочь пообщаться с обходительным господином.
Странное дело, но окружающие воспринимали его как родственника юнкера. Томас не спешил разубеждать, говорил степенно, держался уверенно и общался со всеми, невзирая на сословия, запросто. Его считали невероятно богатым: не каждый может позволить себе одноколку с племенным жеребцом; кроме того, едва ли не через день он менял сюртук, а рубашки – так и вовсе ежедневно, что тоже не могло остаться незамеченным.
Феодосия слегка повернулась, показав белоснежное бедро. Через прозрачную идеальную кожу просвечивали тонкие вены, напоминая реки с многочисленными протоками. Светлые волосы разметались по подушке. Кто же она по национальности? Кажется, полячка… Или все-таки русская? Впрочем, какая разница! Славянки – особое племя, они умеют любить так, как ни одна женщина. И относятся к своему избраннику, будто к единственному мужчине в своей жизни.
Подобное обстоятельство Томаса вполне устраивало. После того как Гретхен ушла с капитаном, отношения между ними разладились окончательно. Как выяснилось, для капитана она была всего лишь кратковременным эпизодом, которым он скрасил свою недельную командировку в Берлине. Надо полагать, что он даже не вспомнит теперь ее имени. Гретхен дважды пыталась наладить отношения, а в последний раз даже заявилась к нему домой, но Томас, проявляя характер, закрыл дверь перед ее носом. Теперь у него другая жизнь, полная приключений и авантюр; теперь он понимал, что мечтал именно о такой судьбе. Так что не самое подходящее время, чтобы тащить в будущее багаж неразрешенных проблем.
Одевшись, Враницки пошел на кухню, чтобы заварить кофе. Неожиданно за спиной скрипнула половица. Обернувшись, он увидел улыбающуюся Феодосию, закутавшуюся в простыню. Впрочем, последнего она могла бы и не делать – за те три месяца, что они знакомы, Томас сумел рассмотреть ее во всех деталях. Надо признать, что она была хороша в любом ракурсе.
– Ты уже проснулся? – спросила девушка.
Томас невольно прислушался к ее акценту. Все-таки она русская.
– Все забываю спросить тебя, Феодосия, откуда ты родом?
– Родилась в Варшаве, отец поляк, мать русская. А что?
– Просто акцент… Вот и подумалось.
– Хм… Никогда не думала, что у меня акцент. Ведь меня обучали немецкому языку с детства. Первый язык, на котором я начала говорить, был немецкий. Позже – русский… Ты куда-то уходишь?
Вода в чайнике закипела. Томас, стараясь не пролить и капли, заварил кофе. Эту процедуру он не доверял никому. В какой-то степени приготовление кофе позволяло ему сосредоточиться, распланировать день. Важно, чтобы кофе удался; если он получится невкусным, тогда скверно пройдет весь день.
Попробовав кофе, Враницки нашел его слегка горьковатым. Может, это не столь страшно?
– Сегодня будет непростой день. Нужно будет сходить в несколько мест, отдать распоряжения. А то без меня дело никак не двинется.
Феодосия вплотную подошла к Томасу. От девушки пахло грехом прошедшей страстной ночи. Дотронувшись ладонью до его щеки, она произнесла:
– Бедненький, ты совсем себя не бережешь.
Простыня слегка сползла с ее плеча, и Томас невольно перевел взор на ее безупречную грудь.
– Кто-то же должен заниматься делами. – Улыбнувшись, он добавил: – Одни спят, а другие работают.
Он сказал девушке чистую правду: нужно было скупить ценных бумаг на двадцать тысяч марок, а потом отвезти их Трезеге, компаньону господина Берга. Потом – узнать, какова судьба последней партии фальшивых казначейских билетов. По его мнению, они получились безупречными, даже директор Имперского банка вряд ли отличил бы их от настоящих. А потом по установившейся традиции следовало заглянуть в казино. Там его встречали как самого дорогого гостя. И странное дело – как только у него появлялись деньги, так тотчас ему начинало везти; редкий день обходился без выигранной тысячи марок.
Выпив кофе, Враницки почувствовал себя значительно лучше. Тело налилось живительной энергией. Теперь на очереди стояла небольшая проблема – выбрать из пяти сюртуков тот, в котором можно было бы появиться перед банковскими служащими. Немного подумав, решил остановиться на светло-коричневом сюртуке в мелкую белую полоску. Такой костюм позволял соблюсти деловой характер визита и в то же время подчеркнуть некоторую непринужденность общения. Дом на окраине Берлина был выбран еще по одной причине. Он имел большой винный подвал, куда тотчас были завезены печатные станки, а уже через неделю они работали на полную мощность. Так что для того, чтобы заполучить деньги, не нужно было отправляться куда-нибудь в банк – достаточно было всего лишь спуститься в подвал, напечатать нужное количество банкнот и отправиться в центр города за удовольствиями.
В углу подвала лежал целый чемодан банкнот. По каким-то причинам господин Берг распорядился выждать три недели, а уж только потом скупать ценные бумаги. Надо отдать ему должное, он обладал невероятным нюхом на опасность. Видно, и в этот раз тоже почувствовал какую-то угрозу. Однако так долго выжидать Томас не мог; для себя он решил, что это будет последнее его дело. Ценных бумаг у него скопилось столько, что их хватит на две безбедные жизни. Свои деньги он хранил в небольшой маленькой комнате в центре Берлина, куда заявлялся лишь поздним вечером, чтобы не столкнуться с соседями. Пересчитывал скупленные акции, чтобы поднять себе настроение, и вновь уходил.
Еще вчера вечером Томас решил уехать из Берлина, прихватив с собой чемодан с ценными бумагами. Но, проснувшись, решил, что ничего страшного не произойдет, если он в последний раз прикупит ценных бумаг. В этот дом он уже больше не вернется – прихватив заветный чемодан, сразу отправится в Париж. Хотя, возможно, сначала заедет в Монте-Карло. Для человека с большими деньгами там всегда отыщется подобающее место.
Девушка продолжала стоять в дверях. На какое-то время Томас задержал на ней взгляд и получил в ответ милую улыбку. Бедняжка, ведь она даже не подозревает, что они видятся сегодня в последний раз. В какой-то момент Враницки резануло сострадание: а что, если забрать ее с собой? Пожалуй, что лучшей спутницы не отыскать и через двадцать лет. Но он тут же отказался от этой идеи. Следует оставаться осторожным. Ей слишком много известно о его прошлой жизни.
– Когда тебя ждать? – спросила Феодосия. В голосе девушки прозвучала откровенная тревога, как если бы она почувствовала, что они видятся в последний раз.
– Сегодня у меня очень много дел, дорогая. Появлюсь только к ужину, – стараясь придать своему голосу как можно больше беспечности, отвечал Томас.
Сев в экипаж, он направился в противоположный конец города, в двенадцатое почтовое отделение.