Текст книги "Ограбить Европу"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 29
Подходящая кандидатура

– Голубчик, Александр Петрович, что же это такое получается? – недоуменно вскинул брови государь Александр Третий. – Сейчас все газеты Европы только о том и пишут, что великий князь Николай Константинович намеревается занять болгарский стол, и в этом деле все видят инициативу русского царя! Неужели им не известно, что Николя отстранен от царствующего дома и находится в ссылке, в Ташкенте, под надзором полиции? И к августейшей фамилии не имеет более никакого отношения!

Подобный разговор был неизбежен, для Уварова это было очевидно. Другое дело, что он никак не ожидал его столь скоро. Не прошло даже двух недель, как Леонид Варнаховский объявился в Софии, выдавая себя за опального великого князя Николая Константиновича, а во дворах Европы о нем только и говорят. Вот что значит удачно подобранная кандидатура!

Сделавшись популярным, Варнаховский невольно притягивал к себе внимание заинтересованных лиц, которые принялись изучать его более пристально, как самого вероятного кандидата на болгарский престол. И рано или поздно раскроется такая неприятная пикантность, что он всего лишь русский мошенник, скрывающийся под чужим именем и бежавший в Западную Европу от преследования российской криминальной полиции. Эта была оборотная сторона его претендентства.

– Ваше величество, я не хотел беспокоить вас раньше времени, но мне известно об этом. Сейчас на болгарский престол претендуют не менее десяти кандидатов; одних поддерживает Англия, других – Франция, третьих – Германия, четвертых – Австрия… Мы тоже были должны выдвинуть своего кандидата.

– Но позвольте, что это за человек? Я ничего о нем не знаю! Кто он такой и почему назвался Николаем Константиновичем? – возмущенно проговорил государь. – За такое, знаете ли… – покачал он головой. – Я могу потребовать к ответу! Хоть Николя и отстранен от августейшего двора, но он все-таки мой двоюродный брат, и с этим ничего не поделаешь… Нужно наказать болгарским властям, чтобы они немедленно задержали этого самозванца и передали его нам!

Разговор происходил в Царском Селе, в рабочем кабинете государя, в котором он обычно принимал чиновников с текущими докладами. Кабинет был просторный, очень удобный для работы, сообщался через широкие двустворчатые двери с коридором, по одну сторону которого размещались жилые помещения, а по другую находились высокие окна, упиравшиеся едва ли не в потолок. Стены кабинета были оклеены темно-зелеными обоями (любимый цвет государя). С левой стороны от входа висел портрет отца, Александра Второго, в окружении сыновей, немного пониже – матушки Марии Александровны, в девичестве Марии Гессен-Дармштадтской. В аккурат напротив окон, по обе стороны от камина, были развешаны картины художников эпохи Возрождения, где центральное место занимали полотна Сандро Боттичелли, наиболее почитаемого государем. Первая картина, занимавшая едва ли не половину стены, называлась «Поклонение волхвов», другая, поменьше, – «Мадонна делла Лоджия», исполненная крупным планом. Стол для беседы, укрытый зеленым сукном, размещался в самом центре кабинета. На краю стола стояли графин из фарфорового стекла и две чашки. Надо полагать, для погашения жара, что нередко случается после крепкой беседы.

Александр Уваров невольно посмотрел на царя: внутреннее раздражение проявлялось в нем лишь в слегка нахмуренных бровях. К стене был придвинут еще один стол, по всей видимости, рабочий, – неряшливо, как у какого-нибудь конторского служащего, заваленный толстыми папками с бумагами.

– Ваше величество, я еще не все сказал. За Николая Константиновича себя выдает тайный агент Департамента полиции, бывший поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Леонид Варнаховский.

Александр Третий нахмурился, отчего на выпуклом лбу обозначилась кривая морщина.

– Кажется, я о нем кое-что слышал…

– Нисколько не сомневаюсь в этом, Ваше величество. В России за ним числится такое огромное количество подвигов, что даже за треть из них его можно было бы отправить на каторгу лет на двадцать! Но он невероятно ловок и умен и как никто другой подходит для предстоящего дела. Сейчас у нас с Болгарией почти нет никаких дипломатических отношений, так что за его действия мы не несем никакой ответственности. Однако если ему удастся занять болгарский престол, Россия от этого только выиграет.

– Но его же могут разоблачить! Вы думали об этом?

– Думал… И поэтому пришел к вам. Ваше величество, интересы империи значат гораздо больше личностных обид. В случае успеха нашей операции этот прохвост сумеет преподнести вам Болгарию на блюдечке, и царствующий дом будет просто обязан признать его великим князем Николаем Константиновичем.

Александр Уваров уверенно выдержал тяжеловатый государев взор. В какой-то момент ему захотелось налить водички из фарфорового графина, чтобы своевременно погасить в глубине грудной клетки назревающий жар, но он сумел перебороть накатившее желание.

– Право, даже не знаю, как вам ответить… Уж никак не ожидал подобного поворота. Честно говоря, я хотел учинить вам разнос, а вы вон куда повернули… Если, конечно, государственные интересы… Куда же без них… – Император вздохнул. – А что прикажете делать с настоящим великим князем? Уж не думаете ли вы, чтобы я отдал приказ умертвить двоюродного брата?

– Это совсем ни к чему, Ваше величество…

– Спасибо за милость, – делано наклонил голову государь.

– …Из Ташкента его можно будет переместить куда-нибудь в другое место. В какую-нибудь глухомань: Якутск, Иркутск, Вологду… можно даже отправить на Сахалин в Александровск. Поменять ему имя и взять с него слово, что он не обесчестит августейшую фамилию досадными откровениями, а уже через год о нем все позабудут.

– Я смотрю, вы уже все продумали, – невесело буркнул Александр Третий.

– Служу государю и отечеству, Ваше величество! – охотно откликнулся Уваров, сделав вид, что не понял иронии.

– А что же будет, если этому Варнаховскому не удастся занять болгарский престол?

– В этом случае у нас будет достаточно времени, чтобы подготовить нового достойного кандидата. Насколько мне известно, мингрельский князь выдвигается по вашей инициативе?

– Верно. Что вы о нем скажете?

– Совершенно безнадежная кандидатура. У болгар он не пользуется никаким авторитетом и не сумеет пройти Народное собрание.

– Вот как? – удивленно проговорил царь. – Впервые об этом слышу. И что же в нем скверного?

– В первую очередь отсутствие воспитания, Ваше величество. По отношению к своим будущим подданным он ведет себя весьма чванливо, имеет дикий и необузданный нрав, весьма падок на женщин и даже не обращает внимания на сопровождающих их мужей и братьев. Я бы даже сказал, что всех женщин Болгарии он считает едва ли не личной собственностью.

– Не ожидал… При встречах генерал производит весьма благоприятное впечатление, – недовольно покачал головой Александр.

– А что же ему еще остается делать, когда он беседует с государем?

– И какое же ваше мнение, Александр Петрович?

– В случае возможной неудачи нужно подыскивать на болгарский престол новую кандидатуру, желательно славянина. А сейчас лучшей кандидатуры, чем из дома Романовых, не сыскать – русский царствующий дом абсолютно лоялен к болгарскому народу, к его обычаям и традициям, – уверенно заключил Уваров. – Болгары это знают и поддерживают Николая Романова.

– Кажется, вы хотели сказать, Варнаховского? – прищурился государь.

– Именно так, – не сумел удержаться от улыбки Уваров.

– Кажется, я вас понял, – тяжело вздохнул император. – Что ж, будем исходить из государственных интересов. Кажется, у меня есть подходящая кандидатура… А сейчас извините меня, мне нужно готовиться к отъезду. Еду в Феодосию, ненадолго. Так что, как вернусь, тотчас вызову вас к себе.

Глава 30
Покушение на государя

Улыбнувшись, Стефан Стамбулов показал ряд мелких зубов, отчего его лицо, больше смахивающее на мордочку мелкого грызуна, приобрело еще более заостренные черты.

– После того случая в ресторане «Люксембург» вы сделались невероятно популярным. Сумели показать свой характер, мы не ошиблись в вас. Именно такой человек и нужен нашему государству: решительный, смелый и, простите меня, тяжелый на руку. А иначе ничего не сделаешь! Порой нам приходится идти на непопулярные меры. Знаете, как меня называют в Болгарии? – неожиданно спросил он.

– Не имею понятия, – слукавил Варнаховский.

– Обер-палочник! Ха-ха! Согласитесь, остроумно. Но как же нам обойтись без кнута, когда народ не желает слушаться? Так что, князь, я вас очень хорошо понимаю. А ведь они совсем забыли о том, что еще недавно при турецком режиме только при одном подозрении в заговоре болгар сажали на кол! Турки увозили к себе наших жен, насиловали наших дочерей, разрушали церкви… – Улыбнувшись вновь, добавил: – Так что мои методы по сравнению с турецкими – всего лишь невинная забава.

Шевельнув пальцем, Стамбулов посмотрел на официанта, вытянувшегося подле стола. Его требование мгновенно было услышано, и в опустевшие бокалы полилось рубиновое бордо.

– С радостью хочу вам сообщить, что Народное собрание Болгарии единодушно поддержало вашу кандидатуру на престол. Я вас поздравляю! Осталось последнее – чтобы кандидатуру одобрил султан, – сказал Стамбулов, сделав небольшой глоток. – Абдул-Гамид весьма влиятельный человек, от его мнения очень много зависит. Нам нельзя этого забывать. А потом, при султане всегда находятся представители глав других государств, без поддержки которых нам просто не обойтись. Мы должны подготовить соответствующую почву для вашего признания в Европе. Сами подумайте, что может случиться с вами лично и что будет испытывать Болгария, если державы Европы вас не признают.

Вино оказалось в меру терпким. Промокнув губы салфеткой, Варнаховский энергично подхватил разговор:

– Полностью с вами согласен. Нужно заручиться поддержкой султана. Кроме того, я смогу вести там переговоры о займе. Сейчас Болгария находится в крайне бедственном положении.

Стамбулов удовлетворенно кивнул:

– Было бы неплохо, если бы вам удалось добиться займа в ближайшее время. Еще до того, как вы взойдете на престол.

– Сделаю все возможное.

– Со своей стороны я вам дам несколько писем к влиятельным людям, состоящим при султане. Они кое-чем нам обязаны, так что, надеюсь, поспособствуют тому, чтобы у Абдул-Гамида о вас сложилось самое благоприятное впечатление и он принял вас благосклонно. Хотя кое-что меня смущает, – нахмурившись, произнес Стамбулов.

У Варнаховского тревожно екнуло сердце. Что-то подсказывало ему переждать свое избрание где-нибудь подальше от Болгарии, и Константинополь представлялся ему для этого наиболее благоприятным местом. Страшно было просто подумать о том, что с ним станется, если вдруг обман откроется. Самое меньшее, что его ожидает, так это высылка из страны как русского шпиона. Но действительность может быть куда более суровой: повесят прилюдно где-нибудь на площади или молчком задушат в темнице, а потом сбросят труп в Дунай.

– Что именно? – выдавил из себя Леонид, стараясь выглядеть равнодушным.

– Русский царь сделает все возможное, чтобы провалить вашу кандидатуру.

– И что вы намереваетесь делать?

– Нужно сделать так, чтобы в России в это время было не до вас.

– Что вы имеете в виду? – стараясь не выдать своего волнения, спросил Варнаховский, понимая, что это главная причина их сегодняшней встречи.

– Я поспособствовал тому, чтобы на царя было организовано покушение.

– Каким образом?

– Я ведь до сих пор являюсь членом организации «Народная воля».

– Вот как? – сделал удивленное лицо Варнаховский.

– Долгое время я жил в России, у меня там много друзей. Мои собственные интересы совпадают с интересами моих российских друзей. В настоящее время они испытывают нехватку средств. Так что я профинансировал покушение на царя. Надеюсь, что оно будет удачным!

– И когда оно состоится? – сглотнув, спросил Леонид.

– Через три дня, именно в это время будет решаться судьба болгарского престола.

– А где именно планируется покушение?

– У станции Борки, когда он будет возвращаться с юга.

– Вижу, что вы подготовились основательно, – через силу улыбнулся Варнаховский.

– Даже более, чем вы думаете, – весело отвечал первый министр. Вино добавило ему настроения. – Я даже позаботился о вашем гардеробе и вашем парикмахере.

– Уверяю вас, это излишне. Я одеваюсь в лучших магазинах Европы, и парикмахеры у меня только самые хорошие.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, ваше высочество. Но вы не совсем верно представляете дворцовый этикет в Османской империи, я же изучил его досконально. В этом вопросе решающую роль может сыграть любая мелочь. Например, цвет вашего костюма или даже длина волос.

– Кажется, я вас понимаю…

– Вот и отлично! Мои люди подберут для вас все, что нужно, даже постригут соответствующим образом, чтобы никого не раздражать при турецком дворе. Мы просто не имеем права рисковать.

– Хорошо, вы меня убедили, – сдался Варнаховский.

* * *

Надев темный плащ и надвинув на самые глаза цилиндр с широкими полями, Леонид вышел из дома. Немного постоял у крыльца, пытаясь определить, не скрывается ли кто в кустах у дома, и, убедившись, что пребывает в одиночестве, смело шагнул в сгустившийся сумрак.

На улицах Софии безлюдно. Порой встречались отдельные прохожие, но, заметив высокую фигуру, обернутую в темный плащ, будто бы в саван, тотчас убыстряли шаги. Оно и к лучшему – лишние глаза без надобности.

Добравшись до небольшого парка, на самом краю которого светлой крышей обозначался небольшой двухэтажный особняк, Варнаховский постучал в дверь. На его стук отозвались не сразу. Некоторое время пришлось напряженно вслушиваться в тишину, а потом вдруг откуда-то из глубины прозвучал встревоженный мужской голос, и дом ожил многими звуками. Мелко и надоедливо в глубине комнаты затявкала собачонка, потом звонко что-то брякнуло – очевидно, где-то на лестнице – и покатилось по ступеням. А еще через минуту послышались громкие шаги.

– Кто там? – спросили из-за двери.

– Это я, – негромко произнес Варнаховский.

С минуту за дверью стояла тишина; очевидно, хозяин особняка принимал трудное решение: впускать ли нежданного гостя? Затем громыхнула щеколда – хозяин сделал выбор, – и дверь открылась.

В проеме, в длинном бархатном бордового цвета халате и такого же цвета колпаке, в широких тапочках на босу ногу, предстал глава заграничной агентуры. Выглядел он очень по-домашнему.

– Проходите, чего на крыльце стоять, – пригласил хозяин. Когда Варнаховский прошел в прихожую, аккуратно сняв цилиндр, невесело напомнил: – Мы же договаривались, что можем встретиться только в крайнем случае. Еще не хватало, чтобы мной заинтересовались люди Стамбулова. Между прочим, по официальным документам я французский граф.

– Поздравляю… Сейчас именно тот крайний случай.

– Что у вас стряслось?

– Ко мне приходил Стамбулов.

– И что? – насторожился Рачковский.

– Он сказал, что через три дня состоится покушение на царя.

– Откуда у него такие данные?

– Он утверждает, что сам его организовал, чтобы отвлечь российские власти от предстоящих выборов на болгарский престол.

– Вот оно как… Он многое поставил на карту. Значит, вы уверены, что это серьезно?

– Абсолютно! Он назвал даже место, где оно должно состояться.

– И где?

– У станции Борки, когда государь будет возвращаться с юга.

– Дьявол! Надо немедленно отписать депешу в Петербург! Пусть примут все меры к спасению государя.

* * *

Получив депешу от начальника заграничной агентуры Всеволода Рачковского, Кирилл Федорович Бобровин тотчас направился к Александру Петровичу Уварову. Несмотря на поздний час, директор Третьего делопроизводства Департамента полиции оставался на месте. Бобровин застал шефа за весьма трогательным делом – граф бережно поливал из зеленой лейки свою любимую финиковую пальму. Потрогав колючие ветки, удовлетворенно хмыкнул: не далее как неделю назад он пересадил ее в большую дубовую кадку. Судя по всему, дереву понравилось новое жилище, и теперь оно пустило острый зеленый отросток.

Выслушав доклад начальника первой экспедиции, действительный тайный советник призадумался. Наконец он спросил:

– Вы знаете обстановку в России?

Неожиданный вопрос поставил Бобровина в тупик. После секундной паузы тот нашелся:

– Знаю, ваше сиятельство, это моя работа.

– Вот и прекрасно. Следовательно, мне не нужно объяснять вам детали. Хочу вам сказать, что наш государь мягок, но с непотребным нигилизмом бороться умеет… Где, вы говорите, намечается покушение?

– У станции Борки, когда он будет возвращаться с юга.

– Отдам жандармам распоряжение, пусть сделают все возможное, чтобы предотвратить теракт. Всех, кто будет замешан в покушении на государя, отправим в Шлиссельбургскую крепость. А то и повесим!

Глава 31
Секретное послание

Парикмахер явился точно в назначенное время.

– Николай! – громко позвала Варнаховского Элиз. – У нас гости. Прибыл господин парикмахер, он хотел бы тебя постричь и побрить.

Элиз, не испытывая душевных мук, уже называла Варнаховского Николаем, и Леонид подмечал в ее плутоватых глазах, что подобная игра начинает ей нравиться. Прежний ее возлюбленный также был Николаем, и тоже великим князем, так что для нее мало что изменилось.

Бывший лейб-гусар вышел в гостиную, где увидел парикмахера и еще двоих мужчин из Народного собрания, с которыми его как-то познакомил Стефан Стамбулов. Один был постарше, невероятно тощий, немногим за тридцать, с русой короткой бородкой; другому было лет двадцать пять, он производил впечатление весьма сумрачного человека. Поздоровавшись, Варнаховский обратился к парикмахеру:

– Прошу вас сюда, – и показал на большое зеркало, перед которым стояло кресло. – Что же вы стоите? Надеюсь, вы принесли с собой приборы?

– Принес, – несколько сконфуженно проговорил парикмахер.

– Раскладывайте, время не терпит, – несколько раздраженно отреагировал на медлительность парикмахера Варнаховский, усаживаясь в кресло. – Вот ваш стол, инструменты можете положить сюда.

– В самом деле, господин Жевков, давайте по-быстрому, – поторопил парикмахера тощий болгарин с короткой жиденькой бородкой. – У нас очень мало времени, скоро отходит пароход на Константинополь, нужно успеть!

– Я очень рад выполнить ваш заказ, но… – несколько обескуражено заговорил парикмахер.

– Так в чем же дело? – все более раздражаясь, спросил Леонид.

– Меня позвали сюда, чтобы я постриг великого князя Николая Константиновича.

– И в чем же дело? Кто же я, по-вашему? – помрачнев, спросил Варнаховский.

– Видите ли, ваша личность мне незнакома… Хотя если всмотреться, то вы мне напоминаете одного авантюриста… Дело в том, что я читаю газеты и узнал вас по фотографии, вы очень похожи на известного проходимца поручика Варнаховского. В Монте-Карло он обчистил казино, в Германии занимался производством фальшивых денег, а в Болгарии решил стать царем. Браво, браво!.. Это воистину по-лейбгусарски. Поздравляю!

Переборов смятение, Леонид проговорил:

– Вы обознались, я и есть Николай Константинович.

– Ха-ха! Право, вы меня рассмешили! Дело в том, что я пять лет брил и стриг в Петербурге великого князя, пока его не отправили на ссылку в Ташкент. На шее у него была большая черная родинка. Я всегда стриг его чрезвычайно аккуратно, чтобы не поцарапать ее. Допускаю, ваше высочество, что вы могли измениться до неузнаваемости, но уж родинка, надеюсь, у вас должна остаться… Покажите мне ее!

– В своем ли вы уме?! – в негодовании воскликнул Леонид Варнаховский. – Вы говорите полную чушь! Я претендент на болгарский престол Николай Константинович Романов!

– Господа, что происходит?.. – попытался вмешаться бородач.

– Романов, говорите? – скептически хмыкнул парикмахер. – А только я могу сказать, что у меня имеется фотография Николая Константиновича с дарственной подписью, которую он мне подарил незадолго до своей ссылки в Ташкент. И эту фотографию я покажу Стамбулову!

Парикмахер побросал в саквояж инструменты и, не прощаясь, вышел из комнаты; следом за ним вышел бородач, а уже затем, еще более нахмурившись, выскочил молодой человек. Зло хлопнула входная дверь, предвещая большие неприятности.

Обернувшись, Леонид увидел Элиз, прислонившуюся к дверному косяку. Ее лицо было бледным.

– Ты все слышала? – глухо спросил Варнаховский, осознавая крушение надежд. Подобное состояние можно было оценить не иначе, как «земля уходит из-под ног».

– Да.

– У нас осталось полчаса, чтобы съехать из города.

– Мне надо собрать вещи, чемодан…

– Никаких чемоданов! Портье должен видеть, что мы просто выходим на прогулку. Иначе нас задержат прежде, чем мы пересечем улицу.

– Я поняла.

Открыв шкатулку, Элиз сложила в небольшую кожаную сумочку драгоценности. Распахнув шкаф, с сожалением произнесла:

– Здесь соболиная шуба, манто из норки, а потом еще…

– Все это придется оставить, – прервал перечисления женщины Варнаховский. – Не забудь взять документы.

– И кто ты теперь?

Раскрыв толстый бумажник, Варнаховский вытащил из него паспорт в темно-синей обложке и с некоторым торжеством объявил:

– Теперь я подданный Франции, граф де Дюнуа.

– Поздравляю вас, ваше сиятельство. Вы произошли от незаконнорожденного сына герцога Орлеанского.

– Весьма любопытно, я даже не подозревал… Нужно будет как-нибудь пообстоятельнее покопаться в своей родословной. Во всяком случае, надеюсь, что во Франции мою персону встретят с сочувствием. Там в чести незаконнорожденные отпрыски королевских особ… Евдоким! – громко выкрикнул Варнаховский.

– Туточки я, ваше благородие!

– Готовь лошадей! Уезжаем, насовсем.

– Слушаюсь! – Казак даже не удивился. – И куды?

– А тебе какая разница?! – вскипел Варнаховский.

– Понял! – отвечал кучер, сбегая по лестнице.

* * *

Аккуратно, без спешки, как и подобает людям состоятельным и не обремененным заботами, Варнаховский с Элиз спустились по широкой мраморной лестнице отеля. Остановились у высокой конторки, за которой стоял улыбающийся портье, взиравший на них с ожиданием.

– Я отлучусь на полчаса, – сказал Варнаховский. – Боюсь, что в мое отсутствие может появиться мой друг Стефан Стамбулов…

– Вы с ним договаривались о встрече? – проявил любопытство портье.

– Да, договорился. Он должен подойти в течение часа…

– Вы что-то хотели ему передать?

– Передайте, пожалуйста, вот этот конверт. Скажете, что он может отыскать меня по этому адресу. Это недалеко.

– Непременно передам, господин Романов, – с почтением забрал портье заклеенный конверт.

– Пойдем, дорогая, полчаса вечерней прогулки нам совсем не повредят.

Варнаховский с Элиз вышли из просторного роскошного вестибюля прямо в духоту наступившего вечера и направились к стоявшей подле обочины карете.

Евдоким, взобравшись на козлы, смиренно дожидался Варнаховского.

– Куда мы, ваш бродь?

– К черту на рога!

– Эко вы хватили! – в восхищении отозвался кучер.

– Дорогу-то отыщешь? – с сомнением спросил Варнаховский.

– Сумею, – заверил казак. – Тпру, стоять! – попридержал он застоявшихся лошадей. Дождавшись, когда Элиз Руше, подобрав длинные подолы платья, сядет в креслах, а Варнаховский займет место подле, Евдоким, привычно перекрестившись, энергично взмахнул поводьями и произнес: – С богом!

Карета тронулась и, покачиваясь на сильных гибких рессорах, покатила по булыжной мостовой.

* * *

Ровно через полчаса, как и предупреждал господин Романов, в гостиницу в сопровождении вооруженных жандармов вбежал глава временного правительства Стамбулов.

– Где Романов?! – закричал он в бешенстве.

Портье невольно поежился – никогда прежде он не видел первого министра таким разъяренным.

– Не могу знать, но господин Романов передал вам вот это, – протянул он Стамбулову конверт.

– Проклятье! – воскликнул временщик, забирая письмо. – Он что-нибудь сказал?

– Ничего.

Оторвав край конверта, Стамбулов вытащил вчетверо сложенный листок и прочитал короткий текст:

«Вам, верно, любопытно, где я нахожусь? С удовольствием отвечу. Ступайте точно по этому адресу…»

Ниже был нарисован громадный кукиш с задиристо торчащим большим пальцем.

* * *

Подняв воротник сюртука, Всеволод Рачковский посмотрел на потемневшее небо. Следовало быть более предусмотрительным и захватить с собой зонт – дождь грозил разразиться с минуты на минуту. Помахивая тросточкой, он пересек бульвар и направился к поджидавшей карете. Распахнув дверцу, немало удивился, когда увидел молодого человека, сидящего на кожаных креслах.

– Позвольте! – возвысил голос Рачковский. – Мне кажется, вы ошиблись каретой.

Молодой человек усмирил гнев Рачковского добродушной улыбкой и произнес:

– Всеволод Ефимович, не так громко, нас могут услышать.

В Софии Рачковский находился как французский подданный, приехавший по коммерческим делам. Но даже собственная агентура не подозревала о его взаправдашнем титуле, не знала его полного имени, а в случае надобности обращаясь к нему не иначе как «господин Григорьев», совершенно не подозревая о том, что это был один из его многочисленных псевдонимов. Его подлинное имя, а уж тем более фамилия были спрятаны за фальшивыми паспортами так же надежно, как смерть Кощея Бессмертного. Назвать его по фамилии мог только тайный агент, наделенный чрезвычайными полномочиями.

– Слушаю вас, – полностью совладав с собой, произнес Рачковский.

– Давайте я перейду сразу к делу.

– Сделайте одолжение.

– Уваров просил передать вам вот это предписание, – протянул он узкий конверт из плотной бумаги.

– Что в нем? – спросил Рачковский и тотчас обругал себя за вопрос. Руководителю зарубежной агентуры подобает вести себя посдержаннее.

Подушечки пальцев ощущали шероховатую поверхность бумаги. Конверт хотелось вскрыть тотчас, но Всеволод понимал, что не следовало уподобляться нетерпеливому юнцу, получившему послание от милой возлюбленной. Надлежало до конца доиграть начертанную роль – флегматичного, скупого на эмоции барина.

Повертев конверт в ладонях, Рачковский под слабую улыбку посыльного сунул конверт во внутренний карман сюртука.

– Надеюсь, что вы отыщете в нем нечто интересное.

– Не сомневайтесь, так оно и будет, – вяло отозвался Рачковский.

Распахнув широко дверцу, агент вышел из кареты, тотчас растворившись в ночи. Некоторое время были слышны его шаги, тревожившие слежавшийся гравий, потом смолкли и они.

Распечатав конверт, Рачковский прочитал послание господина Уварова. Отданное распоряжение не удивило, ситуацию можно было предвидеть. Было бы странно, если бы повернулось как-то иначе. Хотя, конечно, оно и жаль…

– Трогай, – выкрикнул Рачковский извозчику, заскучавшему на козлах.