Текст книги "На воле"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Пойдем с нами, Карась, побалуемся автоматами, пока наши девушки здесь пистолетиками развлекаются. Ты, кажется, предпочитаешь «узи»?

– Да. Очень удобная штука, за полсекунды целую толпу положить можно.

– А ты практичный, Карась.

– Есть с кого пример брать!

– Да ты еще и шутник. Молодец, мне нравятся ребята с юмором, – похлопал Карася по плечу Колян. – Знаешь, у меня для тебя имеется небольшой сюрприз.

Колян дружески обнял Карася за плечи, и оба двинулись в глубину леса. Братья Спиридоновы шли немного позади. Угрюмый с Хорьком отстали еще на несколько шагов.

– Какой сюрприз? – голос Карася неожиданно дрогнул от смутного предчувствия беды.

Колян обожал сюрпризы, только вот все они были недобрыми – этакий злодейский факир, у которого в репертуаре сплошь номера с печальным финалом.

– Что ты вдруг так напрягся? – с наигранной лаской поинтересовался Николай. – Расслабься! А ты ведь хитрец, – ласково погрозил он Карасю пальцем, – ты ведь и сам обожаешь сюрпризы.

Метрах в тридцати маячили две фигуры с укороченными АКМ – это пехота оберегала развлечения бригадира. Незаметно за разговором вышли на поляну с мишенями.

– Не понимаю, о чем ты, Колян?

– О чем, говоришь? – Радченко убрал с плеча Карася руку. Походило на то, что дружеские объятия закончились. – Да о твоих стволах, которые дали осечку. А ты, видно, и вправду большой шутник. Неужели ты думал, что я смогу позабыть об этом? А может, ты думал, что раз накормил меня шашлыками, так я о них и не вспомню? Валек, дай-ка мне ствол.

Крашеный блондин протянул Коляну «узи». Николай дернул затвор и одобрительно качнул головой.

– Та-ак, патрон уже сидит. Здесь полный магазин, это хорошо. Ну, чего застыл? – остановил Колян жесткий взгляд на Карасе. – Иди к мишеням. Там твое место.

– Колян, да ты что… да я ведь…

– Ты не дрейфь, Карась, глупости все это. Наши автоматы ведь не стреляют. Помнишь, вчера выехали на стрелку и у Хорька осечка была? Так вот и сейчас ничего не получится. Ну чего ты застыл? Топай к мишеням. Быстрее! – скомандовал Колян и направил короткий ствол прямо в лицо Карасю.

– Колян, ты чего это?.. Колян, да свои же, – пятясь, бормотал Карась.

– Иди, иди! Твои автоматы все равно не стреляют. Так что не волнуйся!..

Кто-то рядом заржал. Колян скосил глаза – это был Хорек. Он с готовностью откликался на всякую потеху, особенно на «шутки» бригадира. Чуть в стороне стояли близнецы Спиридоновы. Даже на их вечно сумрачных лицах появилось выражение злорадного удовольствия от придуманного шефом зловещего аттракциона.

Колян держал «узи» на вытянутой руке. Сильная рука не дрожала, а Карась отступал все дальше.

– Достаточно, – сказал Николай, качнув стволом. – Вот здесь твое место… Между покойным Лукой и Матвеем, – показал атаман стволом на две соседние мишени

– Колян, ты бы не…

Карась не договорил – пороховые газы яростно выплюнули из дула короткую очередь.

Бригадир не спеша подошел к лежащему навзничь убитому, брезгливо поморщился, взглянув на искаженное болью лицо, и процедил:

– Никогда не любил покойников. Закопайте его, да поглубже. А мне нужно идти, дочка дожидается. Я обещал насобирать ей земляники.

Колян швырнул пропахший пороховой гарью «узи» на землю и добавил:

– А осечки-то, оказывается, не всегда бывают. Вот она какая, жизнь: строишь планы, о чем-то думаешь, загадываешь, а смерть ходит где-то рядом. Что-то не везет нам с этими оружейниками. А мишени он смастерил неплохие. Постреляйте, ребята, не портить же себе праздник.

Глава 25

– Я хочу предложить тебе конкретную работу, Николай. Ты будешь моей тенью, будешь сопровождать меня со своими ребятами повсюду. Мы доросли до больших дел, и сейчас настало время, чтобы перевернуть мир.

Павел Несторович выглядел очень возбужденным. Его дела складывались на редкость удачно. Уже минул месяц как он переехал в новый офис и теперь больше смахивал на удачливого предпринимателя, чем на лидера центристской партии. На пожертвованные деньги он купил ярко-красный «ауди», нанял шофера, а обслуга теперь состояла из двух десятков человек. Это в совковые времена он выстаивал очереди, чтобы поесть пельмешек в стеклянной забегаловке. Сейчас Павел Несторович предпочитал только самое лучшее, и двое посыльных доставляли ему в офис обеды из дорогих ресторанов города.

Численность его партии за последние несколько месяцев увеличилась вдвое, а финансовые вклады текли рекой. Кроме вездесущих пенсионеров, с которых можно было выжать только пятак на предвыборную кампанию, ему удалось привлечь в свои ряды нескольких крупных предпринимателей, согласившихся ежемесячно переводить на его счета весьма солидные суммы. Особым трофеем, потешавшим его самолюбие, был генеральный директор совместного немецко-российского банка, едва ли не самый состоятельный человек в регионе. Благодаря его пожертвованиям партийная касса значительно пополнилась, да и сам Павел Несторович сумел нагулять некоторый жирок, открыв валютный счет в Германии.

– Ты все сказал? – хмуро поинтересовался Николай.

Бригадир Николай Радченко сидел почти у самого входа, с торца длинного стола, покрытого темно-зеленым сукном. Его несказанно раздражала байская привычка Павла Несторовича держать гостей не ближе пяти метров от себя. Можно было подумать, что партийный лидер опасается подцепить какую-то смертельную бациллу.

– Ты что?! – изумленно вскинулся на Радченко лидер местных центристов.

С самого начала знакомства Гордеев обращался к Николаю покровительственным тоном, а не так давно вообще перешел на «ты», полагая, что в лице Радченко приобрел верного и безропотного соратника, способного жертвовать свои деньги не только на мифическое обустройство России, но и на конкретное повышение благосостояния самого вождя. В отличие от Павла Несторовича Николай Радченко ранее всегда был деликатен в общении и никогда не переступал той черты, за которой начиналось панибратство.

– Павлуша, ты меня, видно, за фраера держишь, – поднялся Николай со своего места, с шумом отодвинув громоздкий стул. – Ты мне все о деньгах талдычишь, асам никогда не задавал вопроса, откуда же все-таки баксы берутся? Или доллары не пахнут?

Николай уверенно приближался, резко отодвигая с дороги стулья.

– О чем ты?! – В глазах Гордеева появился неподдельный страх.

Николаю приходилось видеть Павла Несторовича надутым, словно мыльный пузырь, и тогда создавалось впечатление, что достаточно к нему притронуться, как он взорвется бесчисленным количеством едких брызг. Бывал Павел Несторович цинично-рассудительным, и тогда его слова напоминали кислоту, способную разъесть крепчайший металл. Но сейчас

Гордеев откровенно трусил, и его лицо по цвету ничем не отличалось от самой обыкновенной штукатурки.

– А то, что денежки ты брал паленые, пернатый ты мой! И достаточно мне будет шепнуть кое-кому кое– что, и твоя долбаная партия вместе с ее лидером лет на пятнадцать заляжет на нары.

– О чем ты, Коля?!

– К твоему сведению, драгоценный ты мой, я не бизнесмен, а бандит. И ты получишь не политическую статью, а самую что ни на есть уголовную. За сотрудничество и пособничество. Тебя устраивает такая перспектива? Ближайшие пять лет твое место будет не в Государственной Думе, а у параши, рядом с лагерными «петухами»!

– Чего ты от меня хочешь?

Гордеев поднялся. Выглядел он подавленно.

Колян ухмыльнулся:

– Расслабься, Павлуша. Позволишь мне так тебя называть?

– Изволь, если это тебе доставляет удовольствие, – поморщился, словно от зубной боли, Гордеев.

Колян сделал вид, что не заметил сарказма Павла Несторовича.

– Для начала давай все-таки присядем. Хочу тебе признаться: надоело мне сидеть в самом конце стола. Мое место здесь, – он уверенно оттеснил Гордеева в сторону, оставив ему местечко по правую руку от себя. – Вот так-то будет справедливее. А ты присаживайся, Павел Несторович, чего застыл верстовым столбом? Сел?.. Вот так-то оно лучше будет. Так вот, хочу тебе сказать: как только я вхожу в этот кабинет, ты должен освобождать мне стул. Деньги, на которые ты пьешь, жрешь, шикуешь с бабами, мои! А следовательно, и весь этот кабинет со всеми потрохами принадлежит мне. Усек?.. Это первое! Второе: я предлагаю оставить все так, как есть. Ты будешь получать мои деньги, по-прежнему будешь устраивать свои политические тусовки, точить на них лясы… Будешь сорить долларами в кабаках, тратить их на баб…

– Послушай…

Щеки Павла Несторовича слегка порозовели – он понемногу приходил в себя и готовился к отпору.

– Нет уж, я долго слушал твою болтовню, теперь ты слушай меня. Ты находишься у меня вот здесь, – сжал Николай кулак. – Мне нравятся твои честолюбивые замашки, только давай не будем пока рваться в Москву. Широко шагаешь – штаны порвешь. Всему свое время. Столица далеко, а ты мне нужен здесь. У тебя очень неплохо подвешен язык, ты умеешь вешать лапшу на уши толпе, в городе у тебя наберется немало сторонников… Поэтому для начала тебе нужно будет баллотироваться в мэры.

Никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Кто бы мог подумать, что под маской простодушного парня, сущего лоха, прячется такой монстр! Вот метаморфоза!

– Но ведь мэра никто не снимал. А выборы еще не скоро… – начал оправляться от шока Гордеев. Теперь он мог смотреть в глаза Радченко, не отводя взгляда.

– Снимут! – серьезно сказал Николай. – Указ уже. подписан.

– И кем же, позволь спросить?

– Мной. Его «снимут» через восемь минут, – посмотрел Николай на часы, – из снайперской винтовки на пересечении улиц Краснококшайской и Симоновской. Ну так как, даешь согласие, Павел Несторович?»

– Ты сущий дьявол!

– Это слишком лестная для меня характеристика, – улыбнулся Николай Радченко. – Я немного пониже чином. Со своей стороны я обещаю сделать все, чтобы в кресло мэра сел именно ты. Жизнь – штука длинная, если сознательно ее не укорачивать… Когда-нибудь вернешь должок…

Послышалась приглушенная трель. Николай сунул руку в карман кожаной куртки и выудил из него мобильный телефон.

– Слушаю… Уже? Вот как… Хорошо…

Не прощаясь, он отключил аппарат.

– Вот видишь, Павлуша, я не пророк, но получилось все именно так, как я и предсказывал. Теперь у нашего бывшего мэра большая дыра во лбу, она сильно попортила его внешность. Ну а ты давай готовься к выборам.

Радченко поднялся и направился к двери, однако у самого порога неожиданно обернулся:

– И еще вот что! Программа должна быть понятной всем. Пиши ее попроще. И не забудь вставить туда такой актуальный пунктик, как борьба с организованными преступными группировками. Это тебе добавит голосов. А то, знаешь ли, в последнее время в нашем городе чертте что творится. Дня не проходит, чтобы кого-нибудь не грохнули. А теперь вот мэра застрелили… А насчет того, чтобы стать твоим телохранителем, так я согласен. Ну ладно, ты здесь извилинами пока шевели, а я к тебе на днях заеду.

Дверь мягко закрылась, но Павел Несторович еще долго смотрел на нее невидящим взглядом.

Глава 26

Глухарь вышел из повиновения. Сей прискорбный факт следовало признать. Радченко и раньше испытывал тягу к самостоятельности – приходилось прилагать массу усилий, чтобы за очередной, мягко говоря, проступок его не отправили лет на пятнадцать куда– нибудь в заполярные широты.

Майор Громовский предполагал, что подслушивающие устройства, закупленные, кстати, в Англии, Глухарь использует не только для того, чтобы знать, о чем Гордеев треплется по телефону со своими соратниками, но и для того, чтобы быть в курсе разговоров самого Громовского с московским начальством. Во всяком случае, майор уже дважды слышал в телефонной трубке какие-то очень подозрительные щелчки. Он вживил в телефон противоподслушивающее устройство, но даже после этого не ощутил твердой уверенности в том, что надежно защищен от подслушки.

Накануне из центра он получил конкретный приказ – убрать Глухаря. Глухарь уже выполнил свою миссию – так замарал Гордеева, что тому была уготована прямая дорога не в депутатское кресло, а на скамью подсудимых. В дальнейшем им можно будет манипулировать в зависимости от политической конъюнктуры.

Конечно, Глухаря можно было сдать ментам, уличив его во многих мокрых делах, к которым он стал в последнее время испытывать прямо-таки патологическую слабость, но майор Громовский опасался, что в этом случае ненароком может всплыть и его имя и тогда откроется, что Радченко действовал под крышей ФСБ. Разве он может позволить себе бросить тень на «контору»! Целесообразно расправиться с непокорным Глухарем втихую, где-нибудь в лесу, изуродовав при этом его труп до неузнаваемости.

Подумав, Громовский выбрал для предстоящей акции укромное местечко далеко за городом, где в лесах после давнишних деяний горе-мелиораторов осталось множество всяких траншей, канав и ям. Любая из них вполне годилась для могилы Глухаря.

Майор снял трубку и набрал номер мобильного телефона Радченко.

– У меня к тебе есть неотложное дело, – начал Громовский без предисловий.

– Слушаю.

В голосе Глухаря слышались властно-пренебрежительные нотки. Майор в который раз отметил значительную перемену в поведении своего подопечного. Совсем зарвался, падла!

– Знаешь небольшой лесок у Беломорского шоссе?

– Еще бы! В свое время я там впервые бабу трахнул.

– Отлично! Я тебя жду там сегодня в семь часов вечера. Заодно предашься приятным воспоминаниям. И не тащи ты, ради Бога, свою охрану! Она совершенно не нужна. Разговор предстоит приватный. Я на днях уезжаю и хочу без свидетелей познакомить тебя с человеком, с которым ты будешь работать дальше.

– Надолго уезжаешь?

– Нет. Месяца на три… Ну максимум на четыре, – добавил майор как можно более убедительным тоном.

– Хорошо, буду, – безмятежно сказал Колян. – У тебя есть ко мне еще что-нибудь?

– Обо всем прочем переговорим при встрече…

Майор достал табельный ПМ, повертел его в руках

и благоразумно решил, что для устранения Глухаря подобная штуковина непригодна. Наверняка где-то в милицейских фондах хранятся отстрелянные пули из его пистолета, а по ним легко выйти и на хозяина. Конечно, большими неприятностями подобная «засветка» не обернется, но кому приятно в свободное время писать объяснительные, заполнять ненужные бумаги, когда вечер можно провести с красивой женщиной, сидя где-нибудь в полумраке уютного ресторана с бутылкой хорошего вина. Для устранения Глухаря подойдет обыкновенный наган. Главное его преимущество состоит в том, что он не выбрасывает гильз; второе – что не дает осечек, и оттого в оружейной коллекции майора их было целых четыре.

Громовский выдвинул ящик шкафа. Здесь, на самом дне, завернутые в бархатные тряпицы, пропахшие оружейной смазкой, лежали четыре нагана. Майор остановил свой выбор на нагане образца 1895 года. Рукоятка револьвера была изрядно потерта, но работал он по– прежнему безотказно. Можно было не сомневаться в том, что эта «игрушка» сменила многих хозяев. Будь металл более разговорчивым, он наверняка поведал бы немало забавных историй времен гражданской войны.

«Сегодня тебе тоже придется послужить, дружок», – пробурчал Громовский. Он разобрал наган, оторвал кусок ветоши и принялся аккуратно протирать каждую деталь.

Негромкой соловьиной трелью прозвучал дверной звонок. У порога был чужой. Громовский никого не ждал, он вообще терпеть не мог гостей, даже званых, к каждому из них относясь почти как к неприятелю, совершившему дерзкое вторжение в его домашнюю твердыню.

Майор положил наган на место и задвинул ящик. В квартире было две двери. Первая, внешняя, – стальная, способная противостоять даже гранатомету, вторая, внутренняя, – полегче, но тоже прочная, из крепкого дуба, поэтому взломов и налетов Петр Иванович не боялся.

Отомкнув первую дверь, Громовский посмотрел в глазок. На пороге стоял милиционер с сержантскими лычками, очень высокого роста – этакий дядя Степа из знаменитой детской книжки Сергея Михалкова. Милиционер посмотрел на часы и вновь нетерпеливо надавил на звонок. В этот раз соловьиная трель была более продолжительной.

– Чего надо? – недружелюбно поинтересовался майор.

– Здесь живет Громовский Петр Иванович?

– Здесь… В чем дело?

– А дело в том, что вы уже почти целый год не платите за квартиру, и РЭУ подало на выселение, – строго объявил сержант.

По его решительному тону чувствовалось, что он готов немедленно приступить к штурму квартиры, чтобы выкурить из-за крепких дверей злостного неплательщика.

Глупость ситуации заключалась в том, что все, о чем говорил сержант, могло оказаться правдой. Квартира, в которой проживал майор, находилась на балансе ФСБ, но об этом не знал даже начальник домоуправления. Деньги на оплату жилья шли как бы с личного счета майора в банке, но частенько по вине бухгалтерии ФСБ случались задержки с перечислением. Не исключено, что досадная оплошность произошла и на этот раз. Громовский открыл один замок, второй.

– Послушайте, я вам сейчас все объясню, – сказал он, приоткрыв дверь.

Он успел заметить, как левая рука сержанта взметнулась вверх. В лицо майору ударил горький запах, пол под его ногами накренился, он зашатался и повалился навзничь.

Петр Громовский открыл глаза и первое, что увидел, была довольно расплывшаяся физиономия Николая Радченко по кличке Глухарь. Здесь же, в комнате, вольготно развалившись на диване, сидел уже знакомый сержант милиции.

– А ты ведь сука, майор, – радостно сообщил Глухарь.

Голова была неимоверно тяжелой, казалось, повернуть ее невозможно. Громовский попробовал пошевелить рукой, но ничего не получилось. Через секунду он осознал, что привязан к креслу крепкой бечевой.

– Почему так сурово? – спросил майор.

– А потому что угробить меня хотел. На свиданьице вызывал, а сам девять граммов свинца готовил. И после всего этого ты хочешь сказать, что ты не сука?

– С чего ты взял, что я хотел тебя убрать?! Развяжи наконец руки!

– И он еще спрашивает? – укоризненно покачал головой Радченко, обращаясь к сержанту, который равнодушно взирал на пленника. – Кому же ты тогда вчера дал согласие убрать меня? Кажется, звоночек был из Москвы? А ты болван и олух, майор, я переиграл тебя. Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты позабыл, откуда меня выдернул. Так я тебе напомню: из специальной школы МВД! А нас там учили разным хитростям, и, знаешь, весьма толково учили. Вот, посмотри на эту штучку. – Двумя пальцами Николай держал маленький микрофон. – Он был вмонтирован в твой телефон, несколько таких игрушек находятся еще в комнатах, в сортире и даже на балконе. Это на случай, если к тебе придут нужные гости и ты решишь покурить на свежем воздухе, а заодно и поговорить о делишках. А что в этой руке, как ты думаешь? – показал Николай кулак.

– Я не гадалка!

– А в ней пленка. Угрюмый, включи.

«Сержант» поднялся, взял с ладони босса кассеты и

вставил их в портативный магнитофон.

«Петруша, – раздался уверенный мужской голос, – ты не находишь, что твои питомцы чересчур расшалились? Скоро о них будут говорить даже в Москве. Если ты не хочешь неприятностей лично для себя, то ты должен избавиться от их главного… Глухаря, кажется?» – «Да, это его оперативная кличка».

Майор узнал собственный голос, попробовал пошевелиться, но напрасно: путы связали его, как кокон – гусеницу.

«Он уже выполнил свою задачу, извалял Гордеева в дерьме по уши, так что тому и через двадцать лет не отмыться. Надеюсь, когда я тебе позвоню в следующий раз, по Глухарю уже пропоют заупокойную. Ты меня хорошо понял, Петруша?» – «Так точно». – «Вот и действуй».

«Сержант» выключил магнитофон.

– Что ты скажешь на это, Петруша?

На лбу майора выступили крупные капли пота.

– Это недоразумение, Николай. Я хотел с тобой просто переговорить…

Радченко громко расхохотался, хлопнув себя ладонями по коленям.

– Угрюмый, ты слышал?

– Да, Колян, – вяло улыбнулся Федор. Он плотно вошел в образ строгого стража порядка и, казалось, не хотел из него выходить.

– Как интересно! Выходит, ты пригласил меня на свидание в лес, чтобы признаться в любви? Слышь, Угрюмый, а наш майор, оказывается, в попку любит баловаться. Может быть, трахнем его перед тем, как придушить?

– Николай, не делай глупостей, о которых потом будешь горько жалеть! Тебя вычислят! – крикнул Громовский, испуганно вытаращив глаза.

– Хочу тебе сказать, майор, что я тебя убью не только потому, что ты хотел избавиться от меня. В этот раз столкнулись наши интересы. Ты хотел держать на привязи Гордеева? Так вот, вместо тебя это буду делать я." Угрюмый, задуши нашего майора. Прощай, дружок, – легонько похлопал Радченко Громовского по щеке и, насвистывая что-то бодренькое, направился к выходу.