Текст книги "На воле"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Как это – «скончался»?! – невольно выдохнул Владислав.

Более энергичного человека, чем Раджив, Варягу встречать не приходилось. Индиец выглядел олицетворением жизнелюбия и казался таким же вечным, как древний буддизм.

– Очень неожиданно… Утром он пошел прогуляться по своему саду, и там ему сделалось плохо. Он присел под деревом, попросил принести воды, но когда слуга вернулся с газировкой, он уже скончался.

Ресницы девушки напоминали трепещущие крылья бабочки. Она беспрестанно хлопала глазами в ожидании дальнейших указаний.

– Понимаю, – наконец выдавил из себя Варяг.

Против него явно играла какая-то сильная и очень

слаженная команда. Неизвестный противник был прекрасно осведомлен о его слабых местах и бил прямо по ним, не совершив при этом ни одного неверного шага. За последнее время были сорваны поставки гранатометов в Сербию, засвечены прибалтийские каналы сбыта, а вот теперь самый ощутимый удар – смерть Раджива Беру. На нем замыкалась почти миллиардная сделка – предполагалось, что он купит противолодочный корабль и несколько боевых самолетов. Как шутил сам Раджив, для охраны своего имения. Теперь его зоопарк, оставшись без хозяина, быстро прекратит свое существование. Жаль.

Неизвестные пытались не только оттеснить его от рынков сбыта оружия, они добивались того, чтобы Варяг разбился в лепешку, брякнувшись с колоссальной верхотуры Госснабвооружения.

– Что мне им ответить, когда они позвонят снова? – Ресницы Ольги затрепетали и застыли. Создавалось впечатление, будто бабочка присела на цветок.

– Ничего… Пусть примут мои соболезнования, – устало отозвался Варяг, – в случае необходимости я перезвоню им сам. Можешь идти.

Девушка кокетливо улыбнулась. Только сейчас Варяг обратил внимание на то, что Ольга была в узких брюках, сексуально облегающих ее аппетитную упругую попку. Бедная, она все еще надеялась совратить шефа прямо на рабочем месте.

Ольга вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Звукоизолирующие стены и двери не пропускали снаружи даже шороха, и создавалась полнейшая иллюзия того, что Варяг находится в одиночной камере.

Надавив на кнопку селектора, Варяг коротко распорядился:

– Меня ни с кем не соединять. ^v Он погрузился в раздумье. Неизвестные, которые били по нему, безусловно были прекрасно осведомлены обо всех делах Госснабвооружения. Следовательно, направлял их не человек со стороны, а лицо, занимающее одно из ключевых мест в системе, то есть посвященное во многие тонкости переброски оружия. Таких людей было всего трое. Первый – Андрей Егорович Платонов. Сложная фигура. Вторым в списке Варяга стоял заместитель генерального директора Госснабвооружения по восточному сектору тридцатисемилетний генерал-майор Лозовский Павел Сергеевич. Темная лошадка, надо признать. О нем Варяг знал только то, что генерал был азартным бильярдистом и все свободное время проводил в бильярдном клубе, загоняя в лузу шары. Третьим в списке значился Костылев Арсений Захарович. Год назад он был правой рукой Платонова, затем его неожиданно перевели на пост заведующего отделом внешних связей. Свое перемещение Костылев комментировал так: «Назначен с понижением, зато с расширением полномочий». Ему было лет сорок пять, хотя благодаря обширной лысине выглядел он старше.

Платонова Варяг изучил достаточно хорошо. Андрей Егорович был предсказуемым человеком. Он не стал бы, в отличие от Лозовского, устраивать скандал в парижском казино только потому, что крупье небрежно подал ему фишки. Не мог выпить лишнего в фешенебельном ресторане и запустить мобильным телефоном в метрдотеля.

Андрея Платонова никто не назвал бы святым. Он умел и любил грешить, однако тщательно скрывал свои шалости. О его грешках знали только личный шофер, доставлявший ему проституток, да еще тараканы, наблюдавшие за любвеобильным Андреем Егоровичем из всех щелей явочной квартиры. А повидать им пришлось немало.

Интуиция подсказывала Варягу, что Платонов совсем не тот человек, который отважится бросить ему вызов. Тем более что его подноготная для Варяга не была секретом. И потом, какой резон Платонову ссориться, когда он уже давно успел смириться с существующим положением и даже нашел в нем немало хорошего: работать не надо, а деньги и почет те же!

Совсем другое дело Лозовский. Лазовский был довольно молод, а молодости всегда свойственны дерзость и авантюризм. Генерал-майор относился к той породе людей, которые могли поставить все заработанные фишки на «зеро» по принципу «пан или пропал». Лозовский был игроком чистой воды, а такие никогда не довольствуются достигнутым. Будучи очень честолюбивым человеком, Павел Сергеевич считал, что уже давно перерос свою должность и давно достоин большего. Он вполне мог затеять интригу против Варяга, чтобы ничто не помешало ему утвердиться в роли полноправного хозяина Госснабвооружения.

Если дело и впрямь обстояло таким образом, то вел себя Лозовский чрезвычайно осмотрительно. Он не набивался Варягу в друзья, зато старательно выказывал ему свою симпатию и частенько заглядывал к нему в кабинет поболтать о пустяках. Как специалист по Ближнему Востоку, он отлично знал проблематику своего региона и, конечно же, разработка новых путей доставки оружия заказчикам не проходила без его участия. В принципе Лозовскому достаточно было поднять трубку телефона, чтобы «засветить» не только оправдавший себя канал, но и продать со всеми потрохами всех тех, кто лишь однажды прикоснулся к незаконной продаже оружия.

В кабинете стало душно. Варяг включил кондиционер, и уже через минуту помещение наполнилось живительной прохладой. Сейчас очень к месту была бы чашечка кофе.

Владислав нажал на клавишу селектора и коротко распорядился:

– Оля, принеси, пожалуйста, кофе.

Ольга не заставила себя ждать: уже через пару минут она внесла на небольшом подносе чашку кофе и печенье на фарфоровом блюдце. Девушка бросила лукавый взгляд на Варяга, поставила кофе на стол и задержалась в комнате секунд на десять больше, чем следовало бы. Варяг угадал ее нехитрый маневр, но предложения скоротать остаток вечера вместе не последовало. Задрав подбородок выше обычного, Ольга, чеканя шаг, словно новобранец на плацу, направилась к выходу. Варяг невольно задержал взгляд на ее бедрах. Приятные округлости на мгновение всколыхнули в его душе нечто похожее на сексуальное возбуждение. Вечер, проведенный однажды в ее обществе, не прошел для Варяга бесследно, но повторения он не пожелал, опасаясь потерять голову. Удивительно, но он помнил каждый изгиб ее прекрасного тела, а маленькая родинка на правой груди не однажды вспоминалась Варягу в самые неподходящие минуты, вызывая неуместное волнение и отвлекая от серьезных дел.

Варяг сделал небольшой глоток. Горчит – то, что надо! С недавнего времени он испытывал постоянную потребность в кофе. Кофеин, как ничто другое, помогал концентрации мыслей.

Лозовский был из тех немногочисленных людей, которых называют баловнями судьбы. Стать к тридцати пяти годам генералом дано не каждому, – половина ровесников Лозовского еще не расстались с капитанскими погонами. Стремительный взлет был бы закономерен, если бы отец Лозовского возглавлял Генеральный штаб или входил в число приближенных Президента. Однако Лозовский был родом из дремучей российской глубинки, а потому никаких родственных связей в верхах не имел. Блистательную карьеру совершают либо по протекции, либо благодаря хитрому и изощренному уму. Лозовский, видимо, иллюстрировал собой второй случай. Павел Сергеевич держался всегда скромно, никогда не выпячивал своего «я», хотя в его бледно-голубых глазах чувствовалось затаенное превосходство и честолюбивый огонек.

Для Варяга Лозовский оставался человеком-загадкой. Невозможно было понять, какой он на самом деле: рубаха-парень, способный уложить прямо на бильярдный стол длинноногую красотку под одобрительный хохот развеселившихся приятелей, или тонкий изощренный подхалим, способный обаять и ублажить с в ое высокое начальство. Не исключено, что Павел Лозовский совмещал в себе и то и другое. Как бы там ни было, но К Лозовскому стоило присмотреться попристальнее.

Наконец, полковник Костылев Арсений Захарович. Тоже темная лошадка! Костылев работал в Госснабвооружении уже без малого пять лет, но никто не мог ничего сказать о его личных качествах – полковник был бесцветен, как кипяченая вода в стакане. Обыкновенный пахарь, на каких держится любое серьезное учреждение. Судя по его скупым высказываниям, он был вполне удовлетворен своим нынешним положением и не строил амбициозных честолюбивых планов на будущее. Его устраивали привычная работа, неплохой стабильный заработок, возможность пропустить вечерком кружку пенистого пивка, заев его соленым балычком. Трудно было подозревать полковника в каких-то серьезных интригах – он достиг своего потолка и мечтал только о том, чтобы стабильность продолжалась как можно дольше и в связи с переменами в ведомстве его не турнули на улицу. Однако он по-прежнему входил в пятерку самых влиятельных людей концерна и был допущен почти ко всем его секретам. Сбрасывать с доски такую фигуру, как полковник Костылев, было бы неразумно. К полковнику стоило присмотреться повнимательнее.

Кофе кончился, на дне чашечки остался темно-коричневый осадок. Оснований подозревать кого-то конкретно у Варяга не было. А гадать на кофейной гуще было не в правилах вора в законе. Здесь нужны иные методы…

Глава 35

Слава Петров неспроста считался мастером перевоплощения. В школе он играл в художественной Самодеятельности и своими способностями выгодно отличался от прочих сверстников. Особенно ему удавались роли сказочных злодеев – Бабы Яги, Кощея Бессмертного, Змея Горыныча. Первоклашки, взиравшие на Славу из зала, чуть ли не визжали от страха. Даже когда он переодевался в обычный костюм и чинно шел к выходу из клуба, детвора разбегалась от него в стороны-. Именно после одного из спектаклей к Славе намертво приклеилась кликуха Горыныч, которая весьма подходила к его внешности, особенно к мимике: злобный самоуверенный оскал неприятно поражал каждого, кто видел Славика впервые.

После школы Славик всерьез решил ехать в Москву для совершенствования актерского мастерства. Он подал документы в ГИТИС. Он довольно легко преодолел два тура, шумно отмечая на родительские деньги каждую победу в московских ресторанах.

Не. исключено, что через каких-нибудь пять лет он стал бы блистать на лучших театральных подмостках столицы, исполняя характерные роли современных злодеев, если бы один из абитуриентов, с которым он поступал в ГИТИС, не предложил ему покурить «особую» сигаретку! Причем накануне последнего тура. Наркота так стукнула ему по башке, что весь следующий день он пролежал с выпученными глазами на койке в общежитии, напоминая вытащенную на поверхность глубоководную рыбу и абсолютно не чувствуя своего тела. Когда он наконец оклемался, экзамены закончились, интерес к театру у него как-то неожиданно угас, и он посчитал, что играть злодеев в жизни куда практичнее, чем на сцене.

Собрав немногочисленные пожитки и раскурив с приятелями-неудачниками на прощание по косячку, Горыныч отбыл восвояси в Сибирь на поиски новых приключений. По его убеждению, жизни следовало быть такой же яркой, как в наркотических снах, и такой же богатой на события, как у героев голливудских боевиков.

Кроме сказочной злодейской наружности Славик Петров отличался недюжинной силой, и накачанные бицепсы действовали на его оппонентов куда убедительнее, чем логика рассуждений.

Вернувшись в родной город, он первым делом наведался в бар «Фиалка», где Колян каждый вечер принимал рапорты от своих бойцов.

Просьба Горыныча о принятии в бригаду Коляна не удивила. Заткнув ноздрю, бригадир смачно сморкнулся на дубовый паркет и поинтересовался:

– Ты знаешь, что я гнилье к себе не беру?

– Наслышан, Колян, – скромно отозвался Славик, нацепив на себя маску подобострастия. – Я буду стараться…

– Подтянуться раз двадцать пять сумеешь? – поинтересовался Николай.

– На двух руках или на одной? – все с тем же невинным видом спросил Горыныч.

– А ты, я вижу, нахал! – весело улыбнулся Радченко. – Ладно, договорились. Спортзал на Гривке знаешь?

– А как же!

– Приходи туда завтра часа в два. Посмотрим, что ты из себя представляешь.

Об этом спортивном зале знал весь город. По существу, это был целый спортивный комплекс, где кроме борцовского и боксерского залов имелся огромный бассейн с великолепной сауной. Несколько лет назад в стенах комплекса вытапливало жирок в основном областное начальство, желающее весело отдохнуть от трудовых будней в обществе прекрасных дам, а охранялся спортивный зал на Гривке не менее бдительно, чем какой-нибудь военный объект с ядерными боеголовками. На территории комплекса парни в пятнистом камуфляже пускали только по специальным разрешениям. Попасть в спортивный зал на Гривке считалось так же престижно, как попасть на премьеру в Большой театр.

Но неожиданно по распоряжению нового мэра Гордеева комплекс, прежде принадлежавший государству, был акционирован и обрел нового хозяина. Им стал нигде не работающий Николай Радченко.

Внешне комплекс ничем не изменился, но посещать спортивные залы стала совершенно другая публика. Вместо зрелых пузатых дядек с серьезными физиономиями посетителями стали молодые парни с бритыми затылками и самодовольными тупыми мордами.

– А меня туда пустят? – не скрывая волнения, поинтересовался Горыныч.

– Пустят, я предупрежу охрану!

Следующего дня Горыныч дожидался с особым волнением. Славик Петров сделал свой выбор. Разумнее играть злодеев в жизни, чем на сцене, – самое большее, чего можно ожидать от взыскательного зрителя, так это жиденьких хлопков. Славик знал свой потенциал и ближайшие годы мечтал прожить так, чтобы видеть в глазах обывателей завистливые огоньки. Эти огоньки для Славика значили куда больше, чем овации в столичных театрах. Штурмуя двери ГИТИСа, Горыныч даже не подозревал, что через какие-нибудь две недели он сможет запросто перешагнуть порог спорткомплекса на Гривке – сооружения, перед которым благоговела вся местная шпана и любого, кто с легкостью входил во двор, находившийся под присмотром братвы, причисляли к избранным.

Горыныч постоял немного у входа во двор комплекса, надеясь, что его триумф заметит кто-либо из знакомых – бывшие одноклассники или приятели по двору, но улица в этот час, как назло, была пустынной. Подождав еще несколько минут, Слава решительно взялся за дверную ручку.

В спортзале его действительно ждали. Стоило ему только заикнуться о том, к кому он пожаловал, как мордастый и кряжистый парень с интересом посмотрел на новенького и добродушно произнес:

– Проходи в ту дверь, там тебя уже дожидаются.

Переборов волнение, Горыныч мысленно пожелал

себе удачи и распахнул тяжелую дверь, обитую дерматином. В нос ему ударил запах пота.

Под лампами дневного цвета, в самом центре татами, стоял Колян в белоснежном кимоно, а напротив него – трое незнакомых парней в спортивных костюмах.

– Вы мне должны доказать, что вы чего-то стоите. Я не собираю на подворотням гнилых хлюпиков.

Я должен быть уверен в том, что вы меня не подведете.

Заметив стоявшего у порога Горыныча, Колян скомандовал:

– Снимай обувь и проходи сюда.

Славик снял кроссовки, скинул с плеч куртку и подошел к центру татами.

Осмотревшись, он заметил, что в спортзале есть зрители. Немного поодаль на длинных низких лавках сидели Хорек и Угрюмый – с ними Горыныч не был знаком лично, но в городе их знали все. На галерее, посматривая на татами с четырехметровой высоты, виднелись еще пятеро – это была пехота Коляна.

– Тот из вас, кто сумеет нанести мне хотя бы один удар, может считать себя пехотинцем, – объявил Николай. – Ну! Нападайте!

И он поднял кулаки.

– Так сразу, Колян? – заколебался один из новичков, белобрысый парень лет двадцати.

Он не договорил – сильный удар ногой в пах заставил его согнуться. Парень нелепо хрюкнул, а пехота, сидевшая на галерке, со смехом принялась советовать:

– На пятках попрыгай, дурень! На пятках!

Следующий удар Колян провел с разворота. В махе

он разогнул левую ногу и ребром ступни ударил белобрысого в челюсть. Щелкнули зубы, и парень, раскинув руки, повалился на татами.

Колян отскочил назад и, оскалив зубы в злорадной улыбке, поинтересовался:

– Ну, чего стоите? Я жду! Давайте, нападайте!

Он даже опустил руки, всем своим видом демонстрируя успокоенность, но стоило только одному из новичков пересечь невидимую границу, как правая нога бригадира мгновенно взметнулась вверх и угодила нападавшему поддых. Парень охнул и упал навзничь, тяжело дыша.

На скамейке тихонько хихикал Хорек. Угрюмый выглядел более сдержанным и независимым и только иной раз показывал в улыбке безукоризненно ровные зубы. Возможности Коляна он знал прекрасно – шефу понадобится не более пяти минут, чтобы вырубить оставшихся «соперников». Даже если они неожиданно окажут серьезное сопротивление, чего никак не скажешь по их физиономиям, то избиение растянется максимум минуты на три. В городе не было человека, который сумел бы продержаться против Коляна дольше четырех минут. Если бригадир слышал, что в каком-то спортзале появился достойный противник, то немедленно наносил туда визит и заставлял новую знаменитость заново оценить свои возможности.

С опущенными руками Колян выглядел безобидно, но таким же тихоней кажется в зоопарке медведь, находящейся за двойной металлической оградой.

Горынычу в жизни частенько приходилось махать кулаками – он знал толк в подобных поединках и мгновенно определил, что перед ним действительно могучий боец. Интуиция подсказывала, что следующий удар достанется ему. Действуя на опережение, он постарался угодить Коляну кулаком в лицо. Радченко отреагировал мгновенно – отвел голову в сторону, и кулак угодил в пустоту.

– Неплохо, – одобрительно заметил Колян, отступив на шаг. – Смелее, разогрейте меня немного, а то я уже замерзать начинаю…

Стоявший рядом курчавый детина внял просьбе Коляна и, сделав короткий замах, попытался нанести ему удар в корпус. Колян мгновенно отреагировал – поднял руку, и кулак скользнул по предплечью.

– Я жду!

Курчавый ударил левой рукой, и вновь его кулак наткнулся на выставленный бок. Колян принял стойку, развернувшись вполоборота – самая удобная позиция для атаки. На его бритом виске виднелась маленькая темно-коричневая родинка, и Горыныч, подавшись вперед, ткнул напряженными пальцами прямо в эту дьявольскую отметку. Колян молниеносно качнулся в сторону, пропуская удар, а в следующее мгновение после пары обманных движений сделал короткий выпад и саданул курчавого ребром ладони по горлу Тот охнул, ухватившись руками за шею, сделал несколько шагов в сторону и, хрипя, тяжело повалился на татами. В метре от него на татами ворочался белобрысый. Похоже, он сейчас плохо соображал, где находится. Скула его распухла, он безобразно разинул окровавленный рот, пытаясь что-то произнести, но изо рта вырвался только хрип.

– Вынесите из спортзала эту падаль, – распорядился Радченко, – не хочу, чтобы они портили мне представление. Нападайте! – крикнул он.

Подскочившие пехотинцы мгновенно схватили белобрысого за ноги и поволокли к выходу. Он выплюнул на пол зубы и сгустки крови и был безжалостно выброшен за дверь спортзала. Потом так же потащили к двери курчавого, и Славик слышал, как колотится его голова о дощатый пол. Неужели парень совершенно откинул копыта?..

С лица Коляна не сходила зловещая самодовольная улыбка. Для него происходившее было всего лишь развлечением.

Немного позади Горыныча, слегка набычившись, стоял круглолицый парень. На его лице угадывалось смятение – он явно не подозревал, что экзамен окажется столь суровым.

Николай был сторонником жесткого контакта и не признавал никаких перчаток. Фаланги его тренированных пальцев покрылись жесткими мозолями, и кулак напоминал палицу первобытного человека. Такая штуковина ломала переносицу с одного лишь удара.

Колян отступил на два шага и сжатым кулаком поманил к себе Горыныча и круглолицего.

– Контакт в полную силу, – предупредил Колян. – Если, конечно, не хотите, чтобы мои парни использовали вас вместо боксерских груш.

Предупреждение прозвучало весьма грозно.

Первым ударил круглолицый. Удар с правой был прямой и очень хлесткий, однако не достиг цели. Колян поднял руку, и кулак круглолицего угодил в подставленное мускулистое предплечье бригадира. В следующую секунду парень ударил с левой, и вновь Колян выбросил вперед руку. Кулак снова скользнул по плечу и ушел в пустоту.

– А-а!!! – неожиданно заорал круглолицый и яростно принялся наносить удары попеременно то с правой, то с левой.

– Вот-вот, отлично! – похвалил Колян. С его лица не сходила благодушная улыбка. Происходящее забавляло его. Он чувствовал себя совершенно неуязвимым.

На лице круглолицего промелькнула болезненная гримаса, – очевидно, он разбил о предплечье Коляна костяшки пальцев.

Горыныч старался не отставать, делал выпады, пытаясь нанести удары по корпусу и в голову, но Колян с легкостью уворачивался от них.

– Все, покуражились, а теперь я ударю! – объявил бригадир.

Он отпрянул назад, слегка согнув ноги в коленях, поднял руки высоко вверх и с силой опустил их вниз, словно нанося удар локтями какому-то невидимому противнику. В лице Коляна что-то неуловимо переменилось: он по-прежнему продолжал улыбаться и был явно настроен на веселый лад, осыпая своих противников колкостями, но в глазах появился пугающий холод.

Неожиданно он подпрыгнул и, развернувшись в воздухе, с размаху пнул ступней круглолицего в лицо. Удар оказался настолько сильным, что голова крепыша резко запрокинулась назад и он, нелепо дрыгая ногами в воздухе, отлетел далеко за татами.

Колян уже стоял на ногах, словно кошка, которая, падая с любой высоты, обязательно становится на все четыре лапы.

– Теперь твоя очередь. Ну, смелей! – весело подбодрил Колян Славика, подзывая его к себе двумя поднятыми кулаками.

Два пехотинца деловито потащили круглолицего к двери за ноги. Тот, распростав руки в стороны, безжизненно волочился по полу, словно труп. Впрочем, летальный исход не исключался. Подумаешь, пустяк! Колян имел кучу способов избавиться от такой безделицы, как покойник.

Горыныч всегда считал, что умеет драться, но. сейчас его представления о собственных возможностях значительно изменились. Он ни разу не сумел зацепить Коляна – все его удары натыкались на жесткий бок или проваливались в пустоту.

Колян не торопился заканчивать игру. Казалось, он выжидал. Расслабленно опустив руки, он явно побуждал противника к активным действиям.

Горыныч развернулся и, вложив в удар остаток сил, направил кулак Коляну в скулу. Тот неожиданно ожил – вскинул левую руку и отбросил кулак Горыныча далеко в сторону, после чего двумя пальцами другой руки пнул противника в солнечное сплетение.

Горыныч охнул, не в силах сделать вдоха. Он понял, что если через несколько секунд не переведет дыхание, то его точно так же бесславно выволокут из зала за ноги. Беспомощно, словно рыба, выброшенная на песок, он хватал ртом живительный воздух, который никак не желал проходить в легкие и останавливался где-то в носоглотке. Горыныч сделал над собой последнее усилие, и кислород тоненькой струйкой просочился через трахею, проник в бронхи и, наконец, заполнил собою легкие. Горыныч вздохнул – сначала неглубоко, а потом, освобождаясь от всех болезненных ощущений, в полную мощь.

Колян навис над ним, с интересом наблюдая за воскрешением соперника. Когда тот наконец разогнулся, бригадир одобрительно произнес:

– Молодец, быстро восстановился. Другие после такого удара, бывает, и на тот свет сразу отправляются. Крепок ты, парень! Ладно, хватит с тебя. Живи! Будешь пехотинцем, а там посмотрим, на что сгодишься.

Позже Горыныч понял, что ему повезло, поскольку Колян имел обыкновение хватать беспомощного противника за волосы и бить коленом в лицо.

Приятно было сознавать, что он был единственным из всех пришедших в тот день, кто был принят к Коляну на службу. Бригадир помиловал его, причем не только помиловал, но и положил неплохие деньги, как и остальным пехотинцам. Что ж, он постарается оправдать оказанное ему доверие…