Текст книги "На воле"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

В одну ночь прокуратура лишилась десятков свидетельских показаний, сотен фотографий, массы вещественных доказательств и всякого компромата, которого хватило бы на несколько уголовных дел. Восстановить подобный материал в полном объеме было невозможно, и для восстановления в любом случае потребовалось бы множество людей и несколько месяцев усиленной работы. К тому же дела исчезли за день до их передачи в суд, и было неизвестно, как поведут себя перепуганные свидетели на новом витке разбирательства.

Дела из сейфа исчезли не без помощи мэра, которому Николай Радченко за услугу передал двести тысяч долларов. Пропажа произошла в тот самый вечер, когда на первом этаже здания прокуратуры чествовали главного прокурора области. Ни в то время, ни позже никому и в голову не могла прийти крамольная мысль допросить в качестве свидетелей мэра города и прокурора области.

Николай Радченко со смехом высказывал смелое предположение, что прокурор области действовал заодно с мэром. В его предположении имелся свой резон. Чем не версия – после качественного фуршета прокурор в обществе мэра зашел в свой кабинет и без всяких вопросов, возможно за умеренную плату, передал дела городскому голове, который немедленно засунул папочки в мешок и откланялся.

Гордеев прикрыл глаза. Сейчас он выглядел по-настоящему раздавленным. Угрюмый усмехнулся – жалости он не ощущал. Разве возможно почувствовать жалость, когда под крепким каблуком сапога трещит головка гадюки? В такой ситуации испытываешь только гадливость.

Наконец мэр открыл глаза.

– Надо позвонить прокурору. Так будет правильнее.

– Звони, если так считаешь, – разрешил Угрюмый.

Гордеев тяжело передвинулся к телефону, помедлив, взял трубку и набрал номер.

– Захарыч, – неожиданно бодро произнес мэр, словно не он только что метался в отчаянии по комнате. Достаточно было взглянуть на его лицо, покрытое красными пятнами, чтобы понять, с каким усилием ему дается такой тон. – У меня к тебе необычная просьба… Да нет, бабы тут ни при чем… Тут совсем другое дело. Нужно перевести Крота, Серого и Цыгана в тот СИЗО, который на выезде из города. Запомнил?.. Говоришь, как забыть таких гавриков? Ха-ха-ха! Мне самому смешно. Для чего? Я тебе потом все объясню, но нужно сделать это срочно. Нет, не завтра, а сейчас! Вот именно. Значит, через пятнадцать минут? Вот и лады.

Гордеев с облегчением бросил трубку.

– Ну что, теперь, надеюсь, я свободен? Больше Коляну от меня ничего не надо?

– Разумеется, Павел Несторович. Извини, что так получилось со всеми этими наездами, с криком, но по-другому было нельзя. Сам понимаешь, работа у нас "такая нервная. Живем как можем, крутимся потихонечку, жрем друг друга и, что самое страшное, получаем от всего этого удовольствие. Такое паскудство вокруг, что не приведи Господь! А хочется, знаешь ли, света, добра… Но вот не всегда получается. Ты, Несторыч, не сердись на меня, я тебе кое-какой подарочек приготовил.

– Знаю я ваши подарочки, – вспылил Гордеев, – потом они мне все боком выходят!

Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы обрести прежнюю уверенность в себе. Подобный начальственный голос в стенах мэрии был способен привести в смущение даже самого дерзкого посетителя, но у Федора гнев мэра вызвал лишь удивление, выразившееся в легком пожатии плечами.

– Ты ошибаешься, Павел Несторович, на сей раз тебя ожидает особенный подарок. И главное, что он тебя ни к чему не обяжет. Да, кстати, куда же он подевался?

Угрюмый обескураженно похлопал себя по карманам.

– Ведь совершенно точно помню, что я его брал. Тьфу ты, черт! Он же у меня в кейсе! А где же мой кейс? Вот он, родненький.

Щелкнули замки кейса. Угрюмый вскинул руку. На Павла Несторовича хищно смотрел ствол револьвера «митчелл» образца 1991 года. Игрушка была красивой, выполненной в стиле «вестерн» и почти целиком сделанной из нержавеющей стали, но Павлу Несторовичу было не до прелестей оружейного дизайна.

– Что ты задумал, гаденыш?!

– Я же объяснил тебе: такова наша жизнь! А потом, Коляну не очень нравится, когда взрываются машины, на которых он ездит. У него возникло стойкое подозрение, что к этому делу причастен именно наш глубокоуважаемый мэр.

Лицо Гордеева побелело:

– Послушай, Федор…

«Митчелл» громко тявкнул, повернулся на одно деление шестизарядный барабан, и Павел Несторович грузно повалился на пол, опрокинув стоящий рядом стул. Угрюмый поднялся и заглянул в глаза убитого. Странно, но на лице Гордеева он не обнаружил страха – лишь одно удивление. Мэр мог бы показаться живым, однако эту иллюзию разрушала аккуратная, круглая, почти без крови, небольшая дырочка в самой середине лба. В комнате противно пахло порохом. Все-таки эти револьверы очень вредны для здоровья. Угрюмый аккуратно положил «митчелл» в кейс и защелкнул крышку.

Во дворе было пустынно. От вечерней прохлады Федор невольно поежился. Синий «сааб», спрятавшись в тени клена, дожидался хозяина. Какое-то шестое чувство подсказывало Федору, что рядом присутствует опасность.

Машина стояла в стороне точно так же, как он ее оставил, и все-таки что-то было не так. Федор обошел «сааб» со всех сторон. За время его отсутствия никто не успел открутить колесо или чиркнуть гвоздем по блестящей эмали, да и в ответ на всякое подобное поползновение машина заголосила бы сиреной на ближайшие несколько кварталов. Угрюмый снял машину с сигнализации – замки приветливо щелкнули, приглашая хозяина в уютный салон. Другая, зеленая, кнопка на пульте включала двигатель. Очень удобна я штука, особенно зимой – набрасываешь на себя тулупчик, завязываешь шапку, а автомобиль в это время усердно разогревается.

Федор чиркнул зажигалкой. Теперь он понимал, что его смущает. Ну конечно же: откуда могла появиться эта тоненькая, толщиной с волос, блестящая проволока? Конец проволоки, несколько утолщенный, ядовитой змеиной головкой возвышался над капотом.

Дальнейшее изучение странной проволоки было небезопасно. Федор спрятался за дерево и нажал на зеленую кнопку. Раздался глухой взрыв, огромный столб пламени взвился к небу, опаляя листву клена. На водительском сиденье должен был сейчас покоиться обугленный труп Угрюмого. Оказывается, Павел Несторович решил приготовить ему неприятный сюрприз, но это ему не удалось. Выходит, Колян был прав, когда утверждал, что Гордеев имел намерение отправить его на небеса.

Угрюмый достал мобильный телефон и коротко сообщил:

– С отъездом они оттягивать не собираются. Думаю, через полчаса-час будут на месте.

– Все понял.

– Отлично.

Угрюмый отключил телефон и решил пешочком прогуляться по вечернему городу. Интересно, какие такие сдобы Надежда приготовила на этот раз?

Глава 52

За семнадцать лет службы майор Захаров разучился удивляться даже самым невероятным вещам. СИЗО почтили своим присутствием известные маньяки, педофилы, некрофилы, в отдельных камерах содержались даже людоеды. За это время майор получил массу приказов, среди которых бывали почти невыполнимые. Полчаса назад поступил еще один такой приказ. Как по секрету сообщили майору, заварил кашу сам прокурор области, а следовательно, пренебрегать полученным распоряжением было бы глупо. Нужно было перевести трех подследственных в соседнее СИЗО, причем незамедлительно. Подобная оперативность влекла за собой целый ряд нарушений, среди которых неоповещение вышестоящего начальства было лишь легкой шалостью. С другой стороны, ребята из прокуратуры при случае могли наказать за неуважение к себе. Ситуация выглядела опасной, причем все доводы «за» и «против» в голове у майора Захарова промелькнули мгновенно.

Ладно, будь что будет.

Захаров поднял трубку телефона.

– Ерофеич, это ты? Тебя Захаров беспокоит. Трех субчиков к тебе нужно перевести. Кто такие? Да мелочь пузатая, сидят за убийство, грабеж и изнасилование. Бумаги, говоришь? Все это имеется, – слукавил Захаров. – Мы кое-что сегодня тебе перешлем, а остальное будет завтра. Лады? Вот и договорились.

Облегчения Захаров не почувствовал, подозревая, что взвалил на свои плечи очередную трудноразрешимую проблему.

– Ну, чего встал? – прикрикнул на остановившегося Крота краснощекий сержант. – Пошел вперед!

Служба у сержанта заканчивалась через три месяца. Он уже не рвал пуп, чтобы заслужить внеочередной отпуск, а терпеливо дослуживал оставшиеся дни. Сержант с грустью думал о том, с какой физиономией явится в родную деревню, где половина молодежи ус – пела погостить в тюряге. Никто из родных не догадывался о том, что он служит на зоне, по этой же причине были излишни дембельские альбомы. Если сержант и решит оставить память о службе, то лишь в виде нескольких фотографий, где он будет запечатлен у турника с обнаженным торсом. Вся деревня считала, что Леша служит в летной части, и поэтому конверты он разрисовывал наивными пропеллерами. Назавтра Алексею предстояла большая работа по перешиванию парадного мундира: первое, что он сделает, – спорет красные погоны и выбросит их в мусорное ведро, а вместо них найдутся голубые с крылышками.

Еще полгода назад за медлительность он врезал бы прикладом автомата зеку между лопаток, но сейчас сержант не испытывал раздражения. Наоборот, было даже интересно понаблюдать за зеками, выходящими за порог колонии. Оказавшись на улице, пусть даже под стволами автоматов, они по-настоящему хмелеют, словно и вправду оказались на воле. Трудно объяснить, что на них так действует: вид цивильных зданий, интерес прохожих или, может быть, нечто неуловимое, недоступное пониманию свободного человека.

– Хорошо на воле, начальник!

Сержант усмехнулся. Если разобраться, то между ним и зеком не было особой разницы. Он тоже отбывал свой срок, но, в отличие от заключенных, жил за пределами зоны.

– Ничего, надышишься еще.

– Твоими бы устами да мед пить.

Крот под прицелом автоматов бодрым шагом направился к «воронку». Слышалась мирная мелодия – это насвистывал солдат-первогодок. Судя по его довольной физиономии, служба у него шла неплохо.

В темноте Крот не сразу разглядел сидевших за решеткой людей, но, приглядевшись, восторженно воскликнул:

– Ба! Кого я вижу!

– Кошку рыжу! – отозвался задорный голос Цыгана.

Громко хлопнула металлическая дверь, замкнув в решётчатом пространстве трех зеков. Подобные перемещения были для них не в диковинку. За время следствия заключенным приходилось бывать в местах, где они набедокурили. Отсидев по разу, они побывали на многих пересылках и тюрьмы нахлебались до самого горла. Но часто подобные перемещения были предсказуемы ходом расследованиями о том, как следует вести себя далее, они получали «малявы»-инструкции от своих подельников. На сей раз все было по– иному. Их подняли ночью. Следовало ожидать, что какой-нибудь вампир-следак решил попортить им кровь ночной беседой. Однако вместо предполагаемого допроса их под охраной вывели за ворота и посадили в «воронок». Если бы подобное похабство произошло в тридцать седьмом, то можно было бы не сомневаться в том, что «воронок» торопится к ближайшему оврагу, где их поджидают штатные палачи. В нынешние времена подписи одной «тройки» явно недостаточно.

По обе стороны от решетки, уныло посматривая в темень, расположились два солдата. Они успели отслужить по полгода и с тоской думали о том, что даже после наряда не получится покимарить. Разжиревшие от безделья «деды» придумают какую-нибудь хохму в виде стыковки двух космических кораблей, когда надо голыми задницами пятиться друг к другу до полного контакта, или просто заставят травить байки из гражданской жизни.

– Куда едем? – поинтересовался Серый.

Вопрос был не праздный. Другое дело, что его не

должен был задавать Серый – с его «подвигами» такой вопрос выглядел дурацким. Уж он-то наверняка знал, что остаток жизни ему придется пребывать на казенных харчах.

– Я тут получил весточку с воли, от Коляна, – понизил голос Крот. – Пишет, чтоб мы держались.

«Воронок» быстро ехал по затемненным улицам. Краснощекий сержант сидел на офицерском месте и поглядывал по сторонам. Накануне к нему подошел майор Захаров, дружески похлопал по плечу и предложил поступать в школу прапорщиков. От лестного предложения сержант отказался и теперь очень боялся, что майор в отместку задержит ожидаемый дембель.

Внезапно сержант увидел справа частые вспышки, и в следующее мгновение стекла грузовика разлетелись вдребезги. Машина вильнула и, потеряв управление, впрыгнула передними колесами на бордюр тротуара. Что-то тяжелое упало сержанту на плечо, и он не сразу сообразил, что это разбитая Голова шофера. Проехав еще несколько метров, «воронок» врезался в угол здания. Удар получился сильный, капот смяло, словно фольгу, а мотор почти на метр выпер в кабину, сорвал панель и раздавил грудную клетку краснощекого сержанта.

– Лежать, суки! – заорал плотный крепыш, вынырнувший откуда-то из темноты. В руках он держал АКМ. – Лежать, а то пристрелю!

Предупреждение было напрасным – ошалевшие от неожиданности охранники и не думали сопротивляться.

– Ключи! – заорал крепыш, ткнув одного из солдат стволом в скулу.

– Сейчас, сейчас, – заторопился солдат, в ужасе чувствуя, что ключи зацепились за подкладку.

– Быстрее, сучара!

– Вот они.

– Сам открывай, сука! – прорычал крепыш, вновь тыкая охранника стволом в лицо. Рот солдата наполнился кровью.

– Сейчас… Сейчас…

Руки парня тряслись, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину.

– Ты что, издеваешься, сучий потрох? Или тебя пристрелить, как этих козлов?!

Отвечать было глупо. На счастье солдата, в этот момент ключ вошел в замочную скважину. Солдат два раза повернул его и распахнул дверцу.

– Лежать!! – заорал крепыш, заметив, что второй солдат начал приходить в себя после удара затылком о борт машины. – Лежать!

Врожденная крестьянская хитрость подсказала солдату вновь закрыть глаза и притвориться покойником.

– Выходим!.. Быстро! – орал крепыш, размахивая автоматом. По его свирепому взгляду и стиснутым челюстям было ясно, что он готов стрелять.

– Ну, бля буду, вовремя! – выглянул из глубины фургона Крот. Улыбка у него была широкая, бесшабашная. – Как чуяла моя душа! Если бы вы знали, родненькие, как я рад вас видеть!

Он спрыгнул из кузова на землю.

– Ну, братки, вы и даете! Поаккуратнее не могли, что ли?! – закричал Серый. – Я так лбом звезданулся, что до сих пор в башке маяки мигают!

– Быстрее! – торопил крепыш. – Сейчас здесь менты будут. В машину!

Темно-зеленый «гранд чероки», подобный зловещему ангелу ночи вырулил из темной аллеи под тусклый свет фонаря и остановился подле разбитого грузовика.

Один за другим в джип попрыгали бывшие подследственные, и «гранд чероки», мгновенно набрав скорость, скрылся за ближайшим поворотом.

Федор устало опрокинулся на спину.

– Уф! Ты все-таки потрясающая баба! Такого кайфа, как с тобой, у меня ни с одной бабой не было.

Надежда с готовностью поднырнула Федору под руку и призналась в ответ:

– И у меня ни с кем такого не было, как с тобой.

– Вот как? – искренне удивился Угрюмый. – А много у тебя мужиков-то было? Я ведь и возревновать могу.

– Не имеешь права, ты мне не муж! – дерзкоотреагировала Надежда. – Так что с кем хочу, с тем и гуляю.

– Если бы Колян узнал про твои похождения, он, наверное, убил бы тебя? – спросил Угрюмый.

Сейчас Надежда была особенно хороша. Щеки румяные, в глазах азартный блеск, словно молодуха не баловалась на перине с добрым молодцем, а пришла с обжигающего мороза.

– Не наверное, а точно, – помрачнела Надежда. – Я даже подумать об этом боюсь. А сам ты за себя не опасаешься? – хитро посмотрела Надежда на Угрюмого. – Он ведь и тебя тоже не пожалеет.

Такой разговор между ними заходил. уже не однажды. Он щекотал нервы и заставлял острее чувствовать жизнь. Федор поначалу воспринимал Надежду как некий случайный эпизод в своей жизни, не имеющий перспективы, но с каждой новой встречей убеждался в том, что Надежда затягивает его все больше и перед ее чарами он ощущает полнейшее бессилие. Нечто подобное, видимо, испытывает лось, угодивший в непролазную трясину сразу четырьмя ногами. Остается только задрать голову и зареветь от великого отчаяния на всю вселенную.

– Не пожалеет, – в которыйраз согласился Федор. – Только зачем ты спрашиваешь? Говорили мы уже об этом. Только тоску наводишь.

Следовало расстаться с Надеждой, пока их прелюбодеяние не получило огласки, но сил. на такой шаг не хватало. Было страшно даже подумать о том, что ее тело будет недоступно для его рук, словно сокровища Оружейной палаты. И вместе с тем Федор отчетливо сознавал, что им никогда не быть вместе.

– Ты о чем думаешь? – рука Надежды легла на его живот, скользнула ниже, нежно погладила бедро, и Федор с удивлением обнаружил, что силы его еще не иссякли и под самое утро он сумеет удивить свою даму сердца очередным подвигом.

– Я думаю о тебе, – поймал Федор руку Надежды. – Разве возможно думать о чем-то еще, находясь с тобой рядом?

Ее ладони творили чудеса – даже китайский массаж в сравнении с магией ее пальцев смахивал на обыкновенное шарлатанство.

– А Колян тебя каким способом любит? – вдруг весело поинтересовался Угрюмый.

– Он по-разному любит и тоже большой выдумщик, – ласково проворковала Надежда.

Подначки не получилось. Неожиданно Федор ощутил ревность, да такой страшной силы, что едва не задохнулся от избытка чувств.

– Он старается везде преуспеть, – горько поморщился Угрюмый. Делить Надежду ни с кем не хотелось, но и не делить было невозможно. – Видно, глубоко тебя пашет? – поинтересовался Угрюмый, тем самым причиняя себе еще большую боль.

– Все от настроения зависит. – Надежда высвободила руку, и ее ладонь вновь отправилась в свободное путешествие по его телу, причиняя наслаждение даже малейшим прикосновением. – Бывает, так пройдется, что я потом пару дней врастопырку хожу.

Федор поморщился, подобно искусному музыканту, не умеющему внимать фальшивым нотам, – за сказанным чувствовалась едва скрываемая гордость.

– Силен.

– Да, он такой.

Неожиданно Надежда отдернула руку, положила ее под голову и поинтересовалась:

– Признайся мне честно, Федор, а ты хотел бы быть со мной?.. Со мной навсегда?

– Это как же?

– А вот так. Просто навсегда, и все!

– Тебя же Колян не отпустит.

– А мы разве будем спрашивать его разрешения?

Надежда в который раз за эту ночь поразила Угрюмого своей откровенностью.

– И что же ты предлагаешь сделать? – в его голосе неожиданно обнаружилась хрипотца. Такое случалось всегда, когда он начинал волноваться.

Решение находилось рядом.

– А ты не догадываешься?

– Нисколько. – Угрюмый совсем охрип. Если так пойдет и дальше, то он может потерять голос.

– Я предлагаю от него избавиться.

– Это как же?.. Убить его, что ли?

– А ты разве никогда этим не занимался? – скривила Надежда губы в безжалостной усмешке. – Тут Колян как-то кассету приносил…

– И что за кассета?

– Как вы на одном пикничке двоих своих приятелей на тот свет спровадили. Одним из тех, кто стрелял, был ты.

Угрюмый похолодел:

– У тебя, Надежда, приемчики прямо как у царской жандармерии.

– Это какие же?

– Провокационные! Что-то я не припомню такого фактика в своей биографии. Если это действительно был я, тогда во что же я был одет?

– Пожалуйста. – Надежда сделалась безмятежно– ласковой. – Коротенькая такая курточка темно-коричневого цвета, брюки светло-серые… Продолжать дальше или хватит?

– Продолжай!

– Стрелял ты из автомата. Маленький такой, кажется, он называется «узи».

– А я и не подозревал, что ты разбираешься в оружии, – процедил сквозь зубы Угрюмый.

– Ты разве не слышал такую пословицу: «С кем поведешься, от того и наберешься»? Так что, будешь дальше отрицать?

– Ладно, сдаюсь, было дело.

Подобный эпизод имел место четыре месяца назад, когда Колян приказал замочить двух новобранцев, осмелившихся не выполнить его распоряжение. Парни, похоже, плохо понимали, с какой организацией решили связать свою жизнь, и имели завышенную самооценку. Они даже не подозревали, что для Коляна они ровным счетом ничего не значат. Или, точнее сказать, значат ровно столько, сколько для фельдмаршала значит каждый отдельно взятый пехотинец. Но Федор никак не мог предполагать, что где-то за соседним деревом затаился оператор и терпеливо ожидает момента расстрела. Сука! Похоже, Колян держит его на кукане покрепче, чем покойного Павла Несторовича. У Гордеева была хоть какая-то команда, он имел возможность откупиться, а ведь Федор лишен и этой возможности.

– Так ты как, согласен? – нежным взором окинула Надежда своего любовника. Наверняка именно таким же взглядом любвеобильная Белоснежка посматривала на гномов. Бедные парни ни в чем не могли ей отказать.

– Я пока не готов к ответу.

– А чего тут готовиться? Неужели это такая сложная задачка – или он убивает нас обоих, или мы вдвоем убиваем его одного.

Угрюмый невесело хмыкнул:

– Ты хочешь мне сказать, что мы вдвоем будем молотить его топориком по темечку?

Надежда поморщилась от картины, невольно промелькнувшей перед ее глазами.

– Неужели нельзя найти более… как это сказать… цивилизованного способа убийства?

– Цивилизованных убийств не бывает, – философски заметил Угрюмый. – Убийство – оно и есть убийство, как ты его ни называй.

– Не знаю, что и сказать.

– Кстати, твой муженек не любит огнестрельного оружия. Ему топорики подавай, чтобы мозги на стену брызгали. Запугать всех хочет. Кстати, а где он хранит кассету?

– Этого я не знаю, – честно посмотрела Надежда на Федора.

Угрюмый был уверен, что точно такими же глазами Надежда смотрит на мужа и заверяет, что помогала матушке по хозяйству, а бедный Колян и не подозревает о том, что все влагалище благонравной женушки натерто до мозолей усилиями пылкого любовника. Не исключено, что эта самая кассета сейчас лежит у Надежды в сумочке. Если вдуматься, то Надькин шантаж куда более тонкий, чем хитромудрая игра Коляна.

– Ладно, потом разберемся.

– Так ты, как, согласен? Представь, милый: если у нас получится, то мы все время будем вместе.

Федор посмотрел Надежде в глаза. Женщина была на редкость совершенна, однако сейчас Федор сознавал, что близость красивой женщины бывает не всегда приятной: от Надежды веяло нешуточной опасностью, точь-в-точь как от автомата с полным боекомплектом.

– Ничего не могу сказать. Мне надо все крепко обдумать.

– Но в принципе ты же не отказываешься? – настаивала Надежда.

– Детка, я тебе ничего не обещаю. Давай забудем об этом разговоре хотя бы на некоторое время. Ты мне нравишься не в роли подельника, а в роли любовницы.

Федор аккуратно зажал Надежде рот ладонью и придавил ее своим могучим телом.