Текст книги "На воле"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

– С воскресением тебя, Сократ, – сказал, перешагнув через порог, высокий блондин. В руке он сжимал пижонский итальянский пистолет «танфольо» – именно с помощью такого оружия сицилийские мафиози устраняли нежелательных лиц.

Сократ невольно зажмурился. Итальянский шедевр оружейного искусства был направлен прямо ему в переносицу.

– Для покойника ты, Сократ, очень прилично выглядишь, – обронил блондин.

– Кто ты? – спросил Сократ и тут же подумал о том, что это уже не имеет никакого значения, если через несколько мгновений ему придет конец. Дверь закрылась, тем самым отрезав последний путь к отступлению.

– Для тебя это уже не имеет никакого значения, – словно повторяя вслух его мысли, ответил блондин.

Из-за спин двух вошедших парней показался Саша. Вид У него был унылый.

– Я должен тебе говорить за это спасибо? – с ненавистью посмотрел Сократ на бывшего телохранителя. – Продался, сука! Жаль, я тогда за тебя, крысятника, заступился. Если бы не я, ты до сих пор носил бы марфушкин передник.

Взгляд Сократа вновь вернулся к пистолету. Наверняка подобные образцы оружия выполнялись по спецзаказу – интересно было бы узнать, чьим пальцам приходилось сжимать эту латунную рукоятку. «Танфольо-ультра» являлся одним из самых мощных современных пистолетов, может быть, именно поэтому он так полюбился российским мафиози. Носить его в кобуре под мышкой считалось таким же шиком, как сверкать фиксой из червонного золота. Преимущество «танфольо» состояло в том, что его курок почти не имел холостого хода, напоминая тем самым спортивный образец – достаточно только навести оружие на цель, и после легкого нажатия рука, не дрогнув, отправит горячее послание противнику.

Сократ взглянул на Сашу, который вполне комфортно чувствовал себя в компании поверженного шефа.

– Ты еще поплатишься за это, сука, – процедил сквозь зубы Сократ.

Стальное шептало терпеливо удерживало ударник на боевом взводе. Но вот курок сместился, и ствол выплюнул девятимиллиметровую смерть прямо в центр лба Сократа. Колени авторитета подломились, и он повалился на застилавшую паркет шкуру белого медведя, заливая ее кровью.

– А что с этим-то делать? – кивнул Хорек на Сашу.

– Не таскать же нам его вечно с собой? Пристрелить его, – распорядился Колян. – Пускай все смахивает на обыкновенную бытовуху. Посидели немного ребята, выпили винца, а потом хмель в голову ударил, вот и перестреляли друг друга.

– Да вы что, мужики, сдурели? – попятился в глубину комнаты Саша. Он едва не упал, споткнувшись об огромную голову белого медведя. – Да я язык в задницу засуну и проживу так всю жизнь!

Угрюмый в сопровождении двух «быков» медленно, но неуклонно, как надвигающаяся гроза, стал приближаться к Саше. В руке он держал ТТ – игрушку середины тридцатых годов, расставаться с которой было не жаль.

– Мужики, да вы что, в натуре? Ну падлой буду, землю буду жрать, если вякну!

Саше приходилось бывать в комнате Сократа. Дважды он без ведома хозяина приводил сюда рыжеволосую толстуху, очень напоминавшую кобылицу, впервые отведавшую азарта скачки. Он покрывал ее целую ночь, а на следующее утро у него ломило от физических упражнений все тело, словно у перетренировавшегося жокея. Саша знал, что в верхнем ящике тумбочки, стоявшей рядом с диваном, кроме вороха импортных презервативов находится маленький короткоствольный «вальтер», без труда умещавшийся даже в женской ладошке. Достаточно только потянуть за ручку – ящик откроется без всякого скрипа, и в следующее мгновение можно будет всадить пулю в морду мрачному верзиле, который подходит все ближе, а потом заняться блондинчиком.

Большим пальцем Саша нащупал ручку и понемногу стал выдвигать ящик.

– Мужики, да оставьте вы это дело. Это же я вас привел к Сократу, зачем мне лишний раз подставляться? Если я кому-то вякну не по делу, так его дружки мне же башку отвернут. – Горячая ладонь натолкнулась на прохладу металла, которая была так же приятна, как освежающий напиток в жаркий день. – Да я теперь ваш с потрохами, – продолжал Саша, обхватывая пальцами рукоятку «вальтера».

Прозвучавший выстрел заставил задребезжать стекла в окнах. С гвоздя слетела и грохнулась на паркет какая-то авангардная картина. Саша, так и не успев выхватить оружие, опрокинулся на мягкий кожаный диван. Кровь из простреленного лба струилась по его лицу и затекала в разинутый рот.

– Все как полагается, – ровным голосом произнес блондин, покачивая на руке «танфольо». – Жаль расставаться с этой игрушкой. Но ничего, приобрету другую, такую же убойную.

Он вынул магазин с патронами, тщательно протер рукоять и ствол и бросил пистолет рядом с трупом. Солнечный луч, проникший через щель между шторами, упал на латунную рукоять и золотом отразился на безмятежном лице мертвеца.

– Все, нам здесь делать больше нечего. Не оставьте отпечатков, а то и так наследили по всей Москве. Везде о нас только и говорят.

Кроме раздражения в голосе Коляна прозвучали и нотки гордости.

– Уходим без шума, не глядя но сторонам. Чтобы все было естественно, будто мы приходим сюда каждый день.

Подобных наставлений Николай мог бы не давать. Угрюмый вспомнил случай, когда они расстреляли в одной из московских бань пятерых авторитетов, а потом выходили из здания гуськом, перебрасываясь шутками, словно из винного магазина.

Колян опрокинул шкаф, в котором грохнула посуда, пнул подвернувшийся на дороге стул – разгром был учинен. Главное – не переборщить.

– К выходу, – поторопил Колян Хорька, который слегка отодвинул занавеску и бдительно посматривал вниз.

На низкой тумбочке, в стеклянной неглубокой вазе, лежало золотое колье с крупными рубинами. Бросив взгляд на удалявшегося Коляна, Угрюмый быстро сгреб колье и сунул в карман. Вещичка была знатная. Сегодня Федор отбывал на родину и прямо из аэропорта намеревался заглянуть к женушке Коляна. Можно было не сомневаться, Надежда обрадуется такому подарку.

Глава 50

Время для отлета было выбрано не самое подходящее. Просторные залы были до отказа забиты отъезжающими, а туман, упавший на взлетное поле еще два дня назад, и не думал рассеиваться, плотной вязкой ватой облепив диспетчерскую и здание аэровокзала. В воздухе витало раздражение. Многие, устав ждать и надеяться, спали в креслах

Колян, раскинувшись в кресле, грубовато наставлял Угрюмого:

– Вставишь всем, кто меня начал забывать. Слава Богу, тайга у нас не маленькая, в ней кого угодно можно похоронить. Отберешь «быков» покрепче и погонишь сюда полным ходом. У меня такое ощущение, что нас стали потихонечку вычислять, так что нам придется прикрываться этими ребятишками, которых ты привезешь.

– Их быстро уберут.

– Тогда привезешь еще, – Николай невесело усмехнулся. – Мальчикам хочется романтики, приключений, стрельбы – пообещай им, что всего этого они получат в избытке. Дашь им подъемные, пусть расскажут своим телкам, что стали гангстерами. Бабы обычно пищат от таких заявлений. -

Федор почти не слушал Коляна и думал не о новобранцах, которых придется загружать в самолет и везти в Москву, а о стройных ножках Надежды. Однако он умело делал вид, будто не пропускает ни одного слова босса: заинтересованно кивал и вставлял словечки типа «само собой», «разумеется», «сделаю все, как надо». И все же наваждение в виде голой Надежды, самозабвенно отдающейся ему в ванне, не отпускало его.

– Даю тебе два дня. На третий ты вместе со всеми рекрутами должен быть в Москве. Жилище для них я уже подыскал.

Бригада Коляна переходила, если так можно выразиться, на постоянную работу. Еще недавно Колян нанимал людей лишь на отдельные акции – выполнив намеченное, они возвращались в Сибирь. Теперь Радченко начал пускать в Москве корни, усиленно внедряясь едва ли не во все сферы бизнеса. При новых масштабах работы требовалась сильная бригада, работающая на постоянной основе.

Полгода назад Николай побывал в Англии на выставке шпионской аппаратуры. Он не поскупился и приобрел самые современные подслушивающие устройства: «жучки», которых не мог обнаружить ни один прибор, миниатюрные пеленгующие устройства с радиусом действия несколько десятков километров, способные засечь номер мобильного телефона, даже если разговор продолжался всего лишь несколько секунд, а также прочую шпионскую атрибутику. Если судить по данным прослушивания, вся московская воровская элита была обеспокоена массовым устранением законных. Такого масштабного отстрела за столь короткое время Москва не знала даже в самые худшие времена. Судя по разговорам, воры догадывались, что в столице объявилась какая-то крупная банда с хорошим техническим оснащением. Воры не исключали того, что в состав банды входят высококвалифицированные специалисты из военных ведомств. Один из законных даже предположил, что банда явилась откуда-то из Сибири, потому что подобные зверства с применением топоров и зубил наблюдались прежде именно в Сибири.

Решено было организовать сход, на котором воры хотели прояснить происходящее и. выработать план дальнейших действий. За неделю до назначенного срока по всем регионам разошлись «малявы» о том, что сходняк придется перенести – Варяга неожиданно задержали на границе с Германией, дав ему возможность вволю подышать ароматами тюрьмы Моабит. Ворам пришлось выходить на людей с лампасами и тратить деньги на взятки, чтобы в ближайшие три дня Варяг вышел на свободу и смог председательствовать на сходе.

Из телефонных разговоров законных Радченко знал, что воры ведут свои поиски совсем рядом, они даже сумели засечь нескольких гладиаторов, но парней пока не зарывали по горло в землю, не прикладывали им раскаленные утюги к животам – через них старались по-тихому, сев им на хвост, выйти на самую верхушку, чтобы потом с проворством опытного птичника открутить головы сразу всем.

Радченко хотел ударить первым, а потому ему требовалась крепкая бригада из молодцов, способных за полсотни долларов пытать даже трехлетнего ребенка. Неплохо было бы съездить домой самому, но следовало продолжать прослушивать разговоры и оставаться в курсе того, как далеко продвинулись в своих поисках законные. В противном случае запросто можно очутиться на глубине полутора метров под землей с продырявленным черепом.

Ехать должен Угрюмый: в конце концов, он его правая рука, и отобрать три десятка отмороженных – вполне выполнимая задача.

– Двух дней мало, – неожиданно возразил Угрюмый. – Во-первых, разыскать их будет не так-то просто. Сейчас лето, наверняка они съехали куда-нибудь на дачи с бабами. Во-вторых, со всеми нужно переговорить, а это тоже требует времени. Не буду же я набирать с улицы кого попало!

Федор думал о другом – первый день он целиком посвятит Надежде. Уедет с ней куда-нибудь в деревенскую глушь, и там, на песчаном берегу озера, поросшего осокой, можно будет отдаться страсти всласть. Если кто и будет свидетелем их грехопадения, так только водяные и русалки. Значит, как ни крути, двадцать четыре часа выпадают.

Последние слова Федора заглушил репродуктор – просили не расходиться, туман понемногу рассеивался. Это обнадеживало – вскоре могли объявить посадку. Федор уже устал от общения с бригадиром и ждал, когда Колян наконец свалит. Однако бугор никуда не торопился.

– Хорошо, даю тебе три дня. Но это максимум! В противном случае твоя поездка вообще не нужна, тебе просто некого будет поддерживать, нас могут перебить. А ситуацию ты знаешь не хуже меня.

– Понял.

– Чему ты улыбаешься?

– Домой еду, а меня там баба дожидается» Воткнуть не терпится, – отважился на правду Федор.

– А. здесь тебе что, баб не хватает? – поморщился Николай.

– Похоже, что это любовь, – искренне отвечал Угрюмый.

– Ну тогда ты, парень, пропал, – сочувственно сказал Колян.

Федор промолчал. Прозвучавшие слова очень напоминали приговор.

Глава 51

Самолет прибыл в Таежный почти в срок – два часа опоздания не в счет. Бывали и худшие времена, когда во время туманов приходилось ожидать посадки целыми неделями.

Федор соврал, когда сказал Коляну, что в аэропорту его должна ждать пара пехотинцев. Единственным человеком, которого он хотел бы видеть после длительного перелета, была Надежда.

Угрюмый допускал, что вместе с ним в салоне самолета летит один из соглядатаев Радченко, и потому он договорился с Надеждой, что она подождет его в машине. Сам он рассчитывал тем временем избавиться от возможного «хвоста».

У Надежды был скромный «Пежо» белого цвета – подарок Николая, который он сделал жене на пятилетие свадьбы. Колян рассказывал Угрюмому, что уже на следующий день Надежда заявила, что достойна более шикарного подарка и на следующую годовщину хочет получить «мерседес». «Пежо» был с откидным верхом, с мягким кожаным салоном, и проявлять недовольство столь изящной вещью могла только такая капризная бабенка, как Надежда.

– Девушка, вы не могли бы подвезти меня до города? – подошел к машине Угрюмый. Надежду он разглядывал так, словно на ней не было ничего, кроме коралловых бус.

Надежда презрительно посмотрела на нахала.

– И как же вы меня отблагодарите за мою любезность?

Губы капризно кривятся, голос высокомерный – девушка явно стремится отшить нахального ухажера.

– Очень просто, красотка. Здесь неподалеку, километрах в шести, имеется небольшой лесочек. Мы туда заедем, нас там никто не сможет увидеть. Я тебя так там отблагодарю, что ты зарыдаешь от восторга, – не растерялся с ответом молодой нахал.

– Знаете что, молодой человек, за такие слова я готова даже не ехать в лесочек, а отдаться здесь же, на этом мягком кресле, – улыбнулась Надежда. – Как добрался, милый?

– Самолет задержался на два часа. Ты можешь не поверить, но пока я сидел в зале ожидания с твоим муженьком, так только и думал о том, как буду стаскивать с тебя по одной одежке. Колян так подозрительно смотрел на меня, что мне казалось, будто он догадывается о моих грешных помыслах.

– Сомневаюсь, – надула губы Надежда. – Он так занят своими столичными делами, что напрочь позабыл о собственной супруге.

Угрюмый обошел машину спереди и сел рядом с Надеждой.

– Не думаю. Тогда для чего ему приставлять к тебе телохранителей? Они ведь должны не только охранять твою драгоценную жизнь, но и быть в курсе того, с кем ты общаешься. Кстати, как ты от этих «быков» отделалась?

Надежда повернула ключ зажигания, и мотор мягко загудел.

– Ты забываешь, что она женщина, милый, а следовательно, хитра как лисица. Мне пришлось соблазнить их, одного за другим.

Заметив, как вытянулось лицо Федора, Надежда добавила:

– У меня не было другого выхода. Зато теперь я из них могу веревки вить. Это все для тебя, милый.

Надежда умоляюще посмотрела в глаза Федору, и тот подумал: «Какого черта, делю же я ее с Коляном! Ведь другого выхода у нас и вправду нет».

«Пежо», мигнув правым поворотником, умело вписался в плотный поток машин. Надежда вела машину решительно, по-мужски, умело маневрируя на дороге и все прибавляя газу.

– Если ты будешь так торопиться, то мы с тобой до лесочка можем и не доехать, – как можно мягче предупредил Федор, стараясь не выдавать своего напряжения.

– А может быть, я поэтому и спешу, что мне не терпится доказать тебе, что я люблю только тебя. Я же вижу, как ты напрягся. Ревнуешь, да?

Федор промолчал. Первоначальная боль от услышанного быстро прошла. Он примирился со случившимся, решив, что Надежда поступила так ради него, и думал лишь о том, как бы поскорее заняться с ней любовью.

Надежда посигналила фарами «девятке», требуя освободить полосу. Водитель, коротко стриженный парень, хмуро посмотрев на Надежду, выбросил вверх средний палец и перестроился правее.

Наконец «пежо» сбавил скорость, съехал с асфальта на проселок и, переваливаясь на ухабах, покатил к лесу. На опушке Надежда свернула с дороги, машина, треща сучьями, углубилась через прогалину в густой орешник и остановилась. Заметить ее с дороги было невозможно.

Надежда потянула за крохотный рычажок, и высокое сиденье мягко откинулось назад.

Взгляд у Надежды изменился. Это была уже не та строгая дамочка, которая высокомерно посматривала из своей иномарки на «Лады» и «Москвичи», – теперь это была самка, возжелавшая страсти.

– Иди ко мне.

Голос у Надежды тоже изменился – он стал глубоким, воркующим, зовущим. Федор невольно улыбнулся:

– А может быть, все-таки попытаемся это сделать на заднем сиденье? Там места побольше, покомфортабельнее будет.

– Нет, я хочу здесь. – И Надежда стала решительно стягивать с себя узенькие черные трусики.

На несколько секунд Угрюмый был заворожен этим зрелищем. А когда на мягкий импортный коврик упала и юбка, малыми размерами напоминавшая набедренную повязку девушек из племени папуа, Федор страстно сжал пятерней гладкое мраморное бедро любовницы.

– Открой верх, – попросила Надежда, запрокидывая голову. – Я хочу видеть небо. Ты же знаешь, что я очень романтичная натура.

– Ты хочешь получить все удовольствия сразу, – улыбнулся Федор, все выше продвигая ладонь по ее бедру. Его прикосновения становились все нежнее. – Кстати, а как открывается верх твоей коробочки?

Надежда слегка раздвинула ноги и произнесла:

– Нажми вот на эту черную кнопку. Только, Бога ради, не убирай руку.

– Как же я тогда открою верх? – поинтересовался Угрюмый.

– Другой рукой.

В такие минуты Угрюмый не отказывал себе в удовольствии помучить Надежду.

Это очень сложно. Боюсь, что я просто не дотянусь до нее.

– О Господи, сделай же что-нибудь, – и Надежда всем телом подалась вперед.

Ладно, довольно испытаний. Федор надавил большим пальцем на чёрную кнопку, которая легко утонула в панели. Темно-серый верх кабриолета мягко сложился в гармошку, открывая густо-синюю бездну неба.

– Как хорошо! – вскрикнула Надежда.

Ее тело благодарно приняло в себя мужскую твердь. Угрюмый с опозданием обратил внимание на то, что Надежда не сняла босоножек, и острые каблуки с силой били по пластиковой панели, угрожая разбить ее вдребезги.

– Я люблю тебя! – закричала неистово Надежда, и ее покрытые перламутровым лаком коготки через плотную ткань рубашки впились в плечи любовника. Угрюмый застонал от наслаждения, пронизавшего каждую клетку его тела, и обессиленно замер на бурно дышащей груди подруги.

Надежда расслабилась, раскинув руки. Её колени упирались в руль, но это обстоятельство, казалось, не причиняло ей никаких неудобств. Надежда с удовольствием ощущала на себе тяжесть крепкого мужского тела.

Несколько минут они лежали без движения, наслаждаясь близостью, а потом Надежда опустила ноги и буднично произнесла:

– Закурить бы, сейчас самый кайф.

Угрюмый привстал, извлек из кармана пачку «Парламента» и вытащил две сигареты: одну протянул Надежде, другую взял сам, после чего чиркнул зажигалкой. Пламя обожгло кончик сигареты, и Надежда пыхнула облачком ароматного дыма. Она не стеснялась своей наготы, зная, что тело ее безупречно.

Когда она потянулась за трусиками, Федор перехватил ее руку:

– Не торопись. Ты хороша и так. Дай мне вдоволь полюбоваться твоими стройными ножками.

– Смотри, теперь я твоя.

Угрюмый вновь приобретал власть над Надеждой, и ему было приятно это сознавать. Курила Надежда редко и всегда после совокупления. Она была порочна до кончиков ногтей и не считала грехом заводить любовников из свиты своего мужа. При этом она была умна и образованна – именно в таких женщин влюбляются великие поэты и повелители мира.

Угрюмый не удержался и спросил:

– А когда ты с Коляном… Ты потом тоже сигареткой балуешься?

– Что ты! Он ведь даже не знает, что я курю, – изумление Надежды было искренним. – Мне кажется, если бы он об этом узнал, то просто убил бы меня.

– Не бойся, я тебя не выдам, – усмехнулся Федор.

Надежда докурила сигарету и сильным щелчком

отбросила ее в кусты через поднятый верх машины.

– Еще бы ты меня выдал! Ладно, ехать пора, всех удовольствий должно быть в меру.

Слегка приподнявшись, она надела трусики и коротенькую юбку. Еще минуту назад Угрюмый каждой клеткой своего огромного тела ощущал удовлетворенность и покой. Казалось, желать было больше нечего, но стоило ему понаблюдать за превращением Надежды из его любовницы в недосягаемую царицу, и прежнее желание вспыхнуло с новой силой.

Угрюмый положил руку на колено Надежды, но неожиданно услышал ледяной отказ:

– Не время, Федя, побаловались и хватит. Ведь ты знаешь, я баба заводная и могу этим делом заниматься до утра следующего дня, но ты ведь прибыл сюда не только для этого, Что будет, если ты не выполнишь наказов Николая? Он тебя убьет, верно?

– Верно.

– Вот видишь, а ты мне нужен живым. Я имею на тебя большие виды, ведь наша любовь только начинается. А потом, я тебе обещаю, что мы с тобой еще встретимся сегодня. Скажем, часиков в десять вечера у моей мамы. Ты ведь не будешь возражать?

– Разумеется, нет.

Угрюмый аккуратно" поправил юбку на ее коленях. Подчас ему трудно было сказать, как он относится к Надежде. Его чувства представляли собой своеобразный клубок, в котором тесно переплетались нити любви, обожания, ненависти. Федор ненавидел Надежду и одновременно любил. Он многое отдал бы за то, чтобы вырвать из своего сердца эту ядовитую занозу.

Машина, истосковавшись по движению, сердито зарычала и, пробуксовав по влажной лесной почве, выехала задом на двухколесную колею. Надежда, нажав на кнопку, закрыла верх, и Угрюмому на секунду показалось, будто он попал в плен. До Города оставалось километров тридцать – нужно было проявить выдержку и не пялиться больше на соблазнительные коленки Надежды.

– Послушай, чертила, мне плевать, кто ты! – рявкнул в трубку Угрюмый. – Я прибыл сюда от Коляна, и если ты не хочешь осложнений в своей жизни, то должен бежать на цырлах туда, куда я тебе сказал! Ты меня хорошо слышишь? Или, может, мне прийти самому и прочистить тебе уши?

С полминуты в трубке раздавалось тяжелое сопение, потом чей-то обреченный голос промямлил:

– Куда подъезжать?

– Вот это другой разговор. Подъезжай через час на ту квартиру, где ты каждый день имеешь свою соску.

Угрюмый усмехнулся. Создавалось полное впечатление того, что он знает о своем собеседнике абсолютно все. Прежде чем отчалить в Москву, Колян крепко пас Павла Гордеева. Так же заботливо опекает хороший пастух несмышленого теленка. Где и с кем проводит время мэр города, узнать было несложно, тем более что сам Колян неоднократно поставлял Гор дееву веселых девиц. Все приключения Гордеева тщательно фиксировались на фотопленку и могли составить уже весьма приличный альбом. Сидя с приятелями, Колян нередко перебирал цветные Снимки, говорившие о большой изобретательности мэра в любовных забавах.

– Вы и про это знаете? – голос прозвучал совсем убито.

– Послушай, уважаемый Павел Несторович, – прежде чем она стала работать у тебя в экономическом отделе, ей пришлось потрудиться у нас в роли паровозика. Поэтому мы отлично знаем, как она выглядит, и как работает, – едва удерживался от смеха Федор Угрюмов.

– Хорошо! Я буду через час.

Федор положил трубку. В городе он был уже второй день и за это время сумел выполнить почти все намеченное. Первое, что ему удалось сделать, это собрать небольшую команду из самых отмороженных головорезов города, которые рвались в Москву, чтобы помериться силами со столичной братвой.

Оставалось последнее – выручить из тюряги троих приятелей Коляна, без которых, как считал Федор, команда будет неполной. Единственным человеком, который мог ему в этом посодействовать, был мэр города Павел Несторович Гордеев. Под ним ходили городская милиция, суд, прокуратура. От его решения во многом зависела финансовая политика области. Он по два часа держал в своей приемной финансовых тузов и беспощадно имел всех олигархов, осмеливавшихся давить на него. Однако мало кто подозревал, что мэра города в любое время дня и ночи мог поиметь городской бандит Колян.

Федор хотел как можно быстрее покончить с делами. Для этого у него была весьма существенная причина – вечером ему предстояло встретиться с Надеждой. Угрюмый уверенно вошел в подъезд, открыл дверь веселой квартирки своим ключом и посмотрел на часы – до назначенного времени оставалось еще двадцать минут. Он улыбнулся, подумав, с какой физиономией мэр, перешагнув порог квартиры, увидит вольготно развалившегося на диване гостя.

Минут через десять повернулся ключ в замке. Подумав, Федор решил устроиться понахальнее и положил ноги в ботинках на стул. Это должно было произвести впечатление. Следовало все делать для того, чтобы сломить волю клиента к сопротивлению.

Павел Несторович открыл дверь. Его лицо сморщилось, словно он укусил лимон.

– Значит, вы располагаете ключиком и от этой квартирки?

– Разумеется, – улыбнулся Федор. – Мы же с вами старые приятели, у нас не должно быть друг от друга никаких секретов.

– Но позвольте узнать, как вам удалось заполучить его? Когда я заказывал замок, так меня уверяли, что его практически невозможно открыть, разве высадить дверь вместе с ним.

Павел Несторович двигался именно к тому месту, где разбросал свои ноги Угрюмый. Походило на то, что он решил присесть прямо на ботинки гостя. Федор невольно убрал ноги со стула. Чувствовалось, что со времени их последней встречи господин Гордеев изрядно окреп. Наступило самое время, чтобы стукнуть Павла Несторовича мордой об стол.

– А ты никогда не задавался вопросом, почему у тебя всегда есть под рукой баба, которую можно трахнуть? Учти: большинство баб, которых ты пользуешь, прошли у нас курс молодых шлюх. Так что не удивляйся, что ключики от этой квартирки имеются и у нас.

Гордеев не особенно расстроился.

– А я-то все время думаю, откуда у меня такое ощущение, будто здесь после меня кто-то побывал? Теперь понимаю, – голос мэра звучал почти бодро.

– Ты еще не все понял, мой ангел – ласково улыбнулся Угрюмый. Он вдруг поймал себя на том, что усвоил некоторые словечки и интонации Коляна, которые убийственным образом действовали на Гордеева. – Посмотри вот в этот угол. Да-да, сюда, как раз над самым диваном. Ты ничего не замечаешь?

Гордеев хмыкнул:

– А что я, по-твоему, должен увидеть?

– Приглядись получше.

Неожиданно с лица Павла Несторовича сошла безмятежность. Его лицо покрылось красными пятнами.

– Суки! Вон что вы придумали! Если бы Я знал, что так сложится, то собственными руками придушил бы Коляна!

Губы Федора расползлись в пренебрежительной улыбке.

– Мне Коляну так и передать?

– Я, значит, здесь с бабами кувыркался, а вы меня между тем на пленочку снимали! Суки, дочего додумались!

Гордеев разгневался не на шутку. Федору даже на мгновение показалось, будто руки мэра потянулись к огромному бронзовому светильнику, стоявшему на невысокой тумбочке.

– Но-но, ручки-то свои попридержи. У меня хватит силенок, чтобы тебе шею свернуть. А потом, ты чего про себя думаешь? Может, ты чистой любви хотел? Мы ведь твоим девушкам платили куда щедрее, чем ты. Так что советую быть паинькой и не дергаться больше понапрасну.

– Чего вы от меня хотите? – прорычал Гордеев.

– Немногого. Для такого влиятельного человека, как ты, подобная просьба – сущий пустяк, – голос Угрюмого значительно подобрел. Федор даже стал выглядеть как-то скромнее: не то уменьшился в росте, не то стал уже в плечах. – Ты должен освободить из СИЗО трех человек – Крота, Серого и Цыгана.

– Да вы что?! Рехнулись, что ли?! – вскочил со стула Павел Несторович. Если бы гнев можно было оценивать по шкале Бофорта, то сейчас он наверняка приблизился к одиннадцатибалльной отметке. – А может, Колян меня с кем-то перепутал? Может, он думает, что я Президент России: хочу – караю, хочу – милую? Как, по-твоему, я должен освободить эту троицу? Позвоню начальнику СИЗО и скажу: хватит, мол, держать этих парней, ведь они такие славные, и вообще, скорее всего, произошла судебная ошибка! А знает ли твой Колян, что Крот сидит за разбой с причинением тяжких телесных повреждений, что трое из тех, кого он ограбил, до сих пор не могут выбраться Из реанимации?

Угрюмый молчал и с интересом наблюдал за разгневанным мэром. Забавное это зрелище – наблюдать перевоплощения всесильных. Гордеев всегда входил в свой кабинет, как мощный айсберг в узенький пролив, раздвигая тяжелыми плечами робких просителей. А сейчас он метался по комнате, словно дворняга, которой подпалили шерсть.

– А этот твой Серый? Двойное убийство! Да ему пожизненный срок светит! Ты знаешь, что его держат в отдельной камере и перевозят в специальной машине? Ты хоть знаешь, кого он угробил?

– Еще бы! Ментов.

– Вот именно. Они же его пристрелят при первой возможности! Я до сих пор удивляюсь, почему он еще жив! А твой Цыган? Он же сидит за изнасилование и разбой! Такие, как эта троица, не подлежат никакой амнистии. Пусть Колян просит о чем угодно, но только не об этом!

Угрюмый поднялся:

– Вижу, что наш разговор не получается. Очень жаль. Придется сегодня же сообщить об этом Коляну. Представляю, как он будет расстроен! – Федор сделал печальное лицо и покачал головой. – Ну что ж, мне надо идти. Не обижайся, если получится что-нибудь не так… Жизнь, знаешь ли, такая непредсказуемая штука…

– Постой, постой! – На лбу Гордеева выступили крупные капли пота. Видимо, он испугался всерьез. – Мне требуется время, чтобы все обдумать.

– Хорошо, оно у тебя есть, – Угрюмый посмотрел на часы. – Целых пятнадцать минут. Если ты за это время ничего не придумаешь, то очень осложнишь собственную жизнь.

– Что я могу придумать за эти пятнадцать минут? Что?! Разве только пустить пулю себе в лоб, чтобы вы не лезли больше ко мне со своими бесконечными просьбами!

– Хорошо. Я, кажется, кое-что придумал за тебя. Ты сейчас немедленно свяжешься с начальником СИЗО и попросишь его, чтобы всю троицу перевели в следственный изолятор номер три – тот самый, который находится у въезда в город.

– Это нереально! Ты же разумный человек и сам должен понимать всю нелепость ситуации. Нужно время хотя бы для того, чтобы оформить документы.

– Кстати о документах. Колян просил напомнить тебе, что не забыл твоей услуги, когда исчезли два уголовных дела. Он также просил тебе сказать, что до сих пор тебе благодарен.

Павел Несторович мгновенно перестал метаться по комнате.

– Как? Ты и про это знаешь?

– Уважаемый Павел Несторович, я знаю про все., – Угрюмый вспомнил Надежду улыбнулся и добавил: – У нас с Коляном много общего.

В прошлом году из сейфа областной прокуратуры, шифр которого знали всего несколько человек, исчезли дела двух подследственных, и не каких-нибудь карманников, а очень авторитетных граждан города, промышлявших разбоями и грабежами. Имелись данные и о том, что подследственные не прочь были подработать законными убийствами. Судя по тому, как они жили на воле, дела у каждого из них шли в гору и, кроме шикарного «сааба», каждый из них имел коттедж и кое-какую недвижимость в Греции, куда они ежегодно ездили на пару месяцев с девушками из местного варьете. Частенько ребятишки работали в паре, и поговаривали, что, возможно, их не отловили бы вообще, если бы они не стали расширять круг своих подельников, один из которых впоследствии оказался сотрудником ФСБ.