Текст книги "Император Пограничья 9 (СИ)"

Автор книги: Евгений Астахов

Соавторы: Саша Токсик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Ничего невозможного, – ответил я, стараясь быть вежливым. – Просто нужно было правильно распределить имеющийся материал.

– Но ведь тысячи тонн камня! – не унимался купец. – И всего за какие-то минуты!

– Потихоньку-потихоньку…

Следующий час превратился в череду похожих разговоров. Любопытные аристократы, купцы и промышленники окружали меня, засыпая вопросами о битве, о восстановлении стены, о моих планах. Я отвечал коротко, стараясь не вдаваться в подробности. Полина элегантно отвлекала особо назойливых, а Коршунов просто молча стоял рядом, создавая своим видом некий барьер.

Сквозь толпу ко мне пробиралась знакомая фигура в строгом тёмно-синем платье. Виктория Горчакова выглядела озабоченной, её обычно уверенное лицо было омрачено тревогой.

– Боярин Платонов, – она кивнула мне, затем Полине. – Графиня Белозёрова. Простите, что прерываю, но мне необходимо с вами поговорить.

– Конечно, Виктория Константиновна. Что-то случилось?

Она отвела меня чуть в сторону, понизив голос:

– Вы навещали Илью и Елизавету после… после того, что произошло?

Я почувствовал беспокойство.

– Нет. Не хотел навязываться. Подумал, им нужно время, чтобы… справиться с потерей, – ответил я.

Горчакова посмотрела на меня так, словно я сказал какую-то нелепость.

– Время? Боярин, им сейчас нужна поддержка близких людей, а не одиночество! Вы же были другом их семьи!

Я собрался ответить, но она перебила меня.

– Я не зря спросила, Прохор Игнатьевич. Вы отважный воин, но если б я знала вас хуже, подумала бы, что вы чёрствый сухарь. В такие моменты человеку необходимо знать, что он не один. Что есть те, кому не всё равно.

Её слова задели меня сильнее, чем она могла предположить. Я вспомнил, как сам переживал смерть Хильды. Как запирался в своих покоях, отгоняя всех, кто пытался утешить. Как нуждался в одиночестве, чтобы прожить эту боль, переварить её, принять. Только побыв наедине со своим горем, я смог вернуться ко двору и поддерживать маску нормальности. Мне было необходимо это уединение, эта возможность скорбеть без свидетелей.

И я, не задумываясь, решил, что Илье с Лизой нужно то же самое. Дал им то, что требовалось мне самому во время потери близкого человека – пространство и время. Но немудрено, что не все переживают утрату так, как я.

– Вы правы, – признал я. – Надеюсь, ещё не поздно это исправить.

Виктория обрадовалась:

– Лиза вчера спрашивала о вас. Думаю, ей было бы важно знать, что вы помните о них.

– Обязательно навещу их, – пообещал я.

В этот момент раздался звук фанфар. Церемония награждения начиналась.

Князь Оболенский стоял на возвышении в парадном мундире, увешанном орденами. Рядом – придворные и высшие офицеры. Трофимов держал бархатную подушку с наградами.

Первыми награждали простых солдат и младших офицеров. Каждый получал свою медаль или орден под аплодисменты зала. Я наблюдал за лицами этих людей – усталыми, но гордыми. Они заслужили признание.

– Боярин Прохор Игнатьевич Платонов! – наконец прозвучало моё имя.

Я поднялся на возвышение под взглядами сотен глаз. Князь смотрел на меня с лёгкой улыбкой.

– За проявленную доблесть при обороне Сергиева Посада, за спасение жизней граждан и восстановление городских укреплений награждается Орденом Святого Владимира первой степени!

Матвей Филатович взял с подушки тяжёлый золотой крест, покрытый красной эмалью с чёрной каймой. В центре на белом поле красовался вензель святого Владимира под княжеской короной. К кресту прилагалась широкая трёхполосная лента – чёрная по края и красная в центре, а также восьмиугольная звезда с девизом «Польза, честь и слава».

Князь собственноручно надел мне звезду на левую сторону груди и повесил ленту с крестом через плечо. Зал взорвался аплодисментами.

– Но это ещё не всё, – продолжил Оболенский, когда шум стих. – Недавние трагические события, при всей их тяжести, сделали нас сильнее. Мы увидели истинные лица – как героев, так и предателей. В ближайшее время в нашем княжестве пройдут реформы, направленные на искоренение коррупции и укрепление обороноспособности.

Он сделал паузу, обводя взглядом притихший зал.

– Также рад сообщить, что территория нашего княжества приросла. Марка Угрюм добровольно перешла под покровительство Сергиева Посада!

По залу пробежал шёпот. Далеко не все были в курсе этой новости, хотя Эфирнет весьма сильно всколыхнуло моё публичное обращение к Владимирскому княжеству.

– Боярину Прохору Игнатьевичу Платонову жалуется титул маркграфа Угрюмского! Отныне к нему надлежит обращаться «Ваше Сиятельство»!

Аплодисменты на этот раз были разными. Кто-то хлопал искренне, восхищаясь моим взлётом. Кто-то – из вежливости. А в некоторых взглядах я читал плохо скрытую зависть и даже враждебность. Что ж, неожиданное возвышение «выскочки» не могло всем прийтись по душе.

Через некоторое время после церемонии Трофимов подошёл ко мне.

– Его Светлость просит вас зайти в кабинет. На чашку кофе.

Я кивнул. Перед уходом шепнул Полине, чтобы не скучала, и последовал за помощником князя.

В кабинете Оболенский уже переоделся в более удобный камзол. На столе дымились две чашки ароматного напитка.

– Присаживайтесь, маркграф, – князь указал на кресло. – Как ощущения от нового титула?

– Непривычно, Ваша Светлость. Но я справлюсь.

– Не сомневаюсь. Кстати, Трофимов упоминал, что у вас есть для меня что-то?

Я мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность. Перед церемонией я передал Владимиру на хранение меч, понимая, что носить оружие в тронный зал не позволят.

– Обещанный клинок, Ваша Светлость. Как и договаривались.

Князь заинтересованно подался вперёд. Трофимов вышел и через минуту вернулся с длинным свёртком.

Я развернул ткань, являя взору полуторный меч. Клинок длиной в девяносто сантиметров мерцал серо-синим отблеском Сумеречной стали. Узкое четырёхгранное сечение идеально подходило для пробивания доспехов или прочной шкуры Стриг и Жнецов. Протяжённое рикассо позволяло использовать различные хваты. Изогнутая гарда защищала кисть, не мешая сложным манёврам.

Но главным украшением был крупный красный кристалл Эссенции в навершии рукояти. Я вложил в него заклинания Медвежьей силы и Воздушного шага. Самое то для мечника.

Вчера Тимур Черкасский по моему приказу тайно привёз мне из Угрюма слиток Сумеречной стали. Несколько часов я работал над клинком, вкладывая в него не только мастерство, но и уважение к будущему владельцу.

Оболенский взял меч, пробуя вес и баланс.

– Великолепная работа, – в его голосе звучало искреннее восхищение. – Идеальный баланс. И эти руны…

Он провёл пальцем по выгравированным на клинке символам.

– Прочность, острота, лёгкость… Вы не поскупились.

– Я обещал сделать лучшее, на что способен, Ваша Светлость.

– И всё же, – князь внимательно посмотрел на меня, – откуда металл? Сумеречная сталь – редчайший материал.

– Пограничье полно сюрпризов, Ваша Светлость, – уклончиво ответил я. – Иногда находишь то, что другие пропустили.

Матвей Филатович понимающе кивнул, не настаивая на подробностях. Хотя я не сомневался, что когда мы начнём массово плавить руду и продавать продукцию, нам придётся вернуться к этому разговору.

В дверь постучали.

– Войдите, – разрешил князь.

Появился Трофимов.

– Ваша Светлость, он здесь.

– Отлично. Пригласите.

В кабинет, прихрамывая, вошёл Родион Коршунов. На его обычно невозмутимом лице читалось недоумение.

– Ваша Светлость? Ваше Сиятельство? – он переводил взгляд с князя на меня.

– Садись, Родион, – приказал я.

Начальник разведки опустился в кресло, морщась от движения.

– Я всегда забочусь о своих людях, – продолжил я. – Честная служба должна вознаграждаться. Ты отлично проявил себя во время расследования диверсии.

– Я просто выполнял свой долг…

– Сними протез.

Коршунов замер.

– Что?

– Ты меня слышал. Снимай.

В глазах моего начальника разведки мелькнуло понимание. Дрожащими руками он расстегнул ремни, удерживающие протез на культе левой ноги.

Князь Оболенский встал и подошёл к инвалиду.

– Не двигайтесь, – мягко сказал он.

Матвей Филатович поднял руки над пострадавшей конечностью, не касаясь её. Воздух вокруг его ладоней замерцал зеленоватым светом. Я почувствовал мощный поток целительской магии.

На моих глазах культя начала удлиняться. Сначала появились очертания колена, затем голени. Кости, мышцы, сухожилия, кожа – всё восстанавливалось с поразительной скоростью. Через пять ударов сердца у Коршунова была совершенно нормальная левая нога.

Родион смотрел на неё, не веря своим глазам. Осторожно пошевелил пальцами. Согнул в колене.

– Мать честная… – прошептал он. – Это же… это же настоящая!

Он поднял на нас глаза, полные слёз.

– Ваша Светлость… Ваше Сиятельство… Я не знаю, как благодарить…

– Служи верно, – просто ответил я. – Это лучшая благодарность.

Коршунов сорвал ботинок с протеза и надел на новую ногу. Встал, проверяя вес. Сделал несколько шагов.

– Даже не верится, – он всё ещё был в шоке. – Семь лет с костылём, а теперь…

– Идите, – мягко, но твёрдо сказал князь. – Привыкайте к новой жизни.

Мы вышли из кабинета вместе. Коршунов шёл, едва сдерживая желание пуститься в пляс. Его радость была заразительна.

Через час мы с Полиной и Родионом покидали дворец. Моя спутница всю дорогу расспрашивала Коршунова о его ощущениях, а тот отвечал с непривычным для него воодушевлением.

На ступенях дворца нас ждал неожиданный визитёр. Илья Бутурлин стоял под моросящим дождём без зонта. Промокший плащ липнул к телу, с волос стекали капли. Лицо было бледным, под глазами – тёмные круги.

– Илья? – я поспешил к нему. – Что ты здесь делаешь?

– Прохор! – он схватил меня за руку. – Слава богу, я тебя нашёл! Мне нужна помощь!

– Что случилось? Елизавета в порядке?

– С Лизой всё хорошо. Вернее, насколько это возможно после… – он сглотнул. – Дело в другом. Нам нужна твоя защита!

– От кого? – я нахмурился.

Илья криво усмехнулся, и в его молодом лице мелькнуло что-то совсем не юношеское.

– От треклятых родственничков!

Глава 8

Я помог промокшему Илье забраться в машину, усаживаясь рядом с ним на заднее сиденье. Полина устроилась с другой стороны, а Коршунов занял место впереди, рядом с Безбородко. Гаврила забрался в грузовой отсек, освободив место спереди.

– Рассказывай подробнее, что случилось, – попросил я, доставая из кармана платок и протягивая его Бутурлину.

Илья принял платок с благодарностью, вытирая мокрые волосы и лицо.

– Сегодня утром, часов в десять, к нам в дом явились… – он поморщился, словно от зубной боли. – Двоюродный брат отца, Сергей Михайлович, со своей супругой Аделаидой Карловной. Приехали из Твери, якобы выразить соболезнования.

– Якобы? – уточнил я.

– Прохор, ты бы видел их лица! – Илья сжал кулаки. – Они едва скрывали радость. Прошло всего два дня со смерти родителей, ещё даже не было похорон, а эти… эти стервятники уже делят наследство!

Полина всплеснула руками:

– Какой ужас! Неужели люди могут быть настолько бессердечными?

– Могут, – мрачно подтвердил я. – А что за отношения были у твоего отца с этой роднёй?

Илья покачал головой:

– Плохие. Очень плохие. Отец никогда не рассказывал подробностей, но я знаю, что они не общались лет пятнадцать. Мы никогда не ездили в Тверь, и они к нам не приезжали. До сегодняшнего дня.

– И что они делают в доме?

– Всё! – в голосе юноши прорвалось отчаяние. – Распоряжаются слугами, как будто уже хозяева. Аделаида Карловна заперлась в кабинете отца с документами. Сергей Михайлович ходит по дому, оценивающе разглядывает картины и мебель. Они даже дворецкому приказали подготовить для них лучшие гостевые покои!

– Боже мой! – охнула Полина. – Это же форменное нахальство!

Я нахмурился, обдумывая ситуацию.

– Илья, твой отец владел табачными фабриками, насколько я помню?

– Да, три фабрики плюс сеть табачных лавок по всему Содружеству. Ещё у нас есть плантации махорки в Черниговском княжестве и контракты с заморскими поставщиками настоящего табака. Отец… – голос его дрогнул, – отец очень гордился тем, что смог наладить поставки виргинского табака в обход монополии Ломбардской лиги.

– Солидный бизнес, – кивнул я. – Есть что делить. Скажи, а завещание отец оставил?

Илья беспомощно развёл руками:

– Понятия не имею! Мы с Лизой были… мы просто не могли ни о чём думать после того, что произошло. Разбирали мусор, вывозили обломки дома… Я даже не вспомнил про семейного юриста. А теперь эти твари роются в бумагах отца!

– Почему они вообще решили, что имеют шансы на наследство? – спросил я. – Вы с Елизаветой – прямые наследники.

– В том-то и дело, – Илья опустил голову. – Нам обоим восемнадцать исполнится только через полгода. До совершеннолетия мы не можем полноценно распоряжаться имуществом. Нужен опекун из числа родственников.

– Вот оно что, – протянул я. – Теперь картина проясняется. Илья, я должен спросить прямо: ты боишься за свою жизнь? За жизнь сестры?

Юноша удивлённо посмотрел на меня:

– Что? Нет, конечно! Они же всё-таки родня…

Я мрачно хмыкнул:

– Друг мой, ты хоть представляешь, сколько крови пролилось в этом мире из-за наследства? Родные братья убивали друг друга за власть и золото. А уж двоюродная родня, с которой не общались пятнадцать лет…

Полина побледнела:

– Прохор, думаешь, они способны на… на убийство?

– Я думаю, что к любой угрозе нужно относиться серьёзно, – жёстко ответил я и повернулся к водителю. – Степан, поезжай к особняку Бутурлиных. Быстро, но без нарушений.

– Будет сделано, Ваше Сиятельство, – ответил Безбородко трогаясь с места.

Я посмотрел на Коршунова:

– Родион, мне нужна информация об этих тверских родственниках. Всё, что сможешь выяснить – их финансовое положение, связи, репутацию.

– Займусь немедленно, – кивнул начальник разведки. – У меня есть контакты в Твери.

– Отлично. Степан, довези его вначале до дома.

Через десять минут, когда машина затормозила, Коршунов быстро выскочил под дождь, по привычке слегка прихрамывая на только что исцелённую ногу, но двигаясь с завидной для бывшего калеки скоростью. Я проводил его взглядом – хороший человек, надёжный. Такие на дороге не валяются.

Гаврила занял освободившееся место, проверив боезапас пары пистолетов в наплечных кобурах. Парень за последние месяцы заметно возмужал, превратившись из деревенского охотника в профессионального бойца.

– В особняк Бутурлиных, – повторил я, и машина тронулась с места.

За окном мелькали огни вечернего Сергиева Посада. Дождь усиливался, барабаня по крыше автомобиля. Я обдумывал предстоящую встречу с алчной роднёй. Если мои подозрения верны, эти тверские родственники не остановятся ни перед чем ради богатого наследства. А значит, действовать нужно быстро и решительно.

Пока машина катила по мокрым улицам Сергиева Посада, я достал из кармана магофон и набрал номер Ярославы. Княжна ответила после второго гудка.

– Засекина слушает, – её голос звучал по-деловому сухо.

– Ярослава, это Прохор. У меня к тебе вопрос об одном гусе.

– О ком конкретно? – в трубке послышался шелест бумаг.

– Сергей Михайлович Бутурлин. Двоюродный брат покойного графа Николая Константиновича.

На том конце повисла пауза, затем княжна негромко выругалась.

– Этот упырь здесь, в Сергиевом Посаде? – в её голосе прорезались стальные нотки.

– Приехал выражать соболезнования. Уже хозяйничает в чужом доме.

– Ясно. Слушай внимательно, Прохор. В Твери у Сергея Михайловича репутация… скажем так, специфическая. В лицо ему этого никто не скажет – связи у него обширные. Но за глаза называют не иначе как «Кровопийцей».

– Вот как?.. С чем это связано?

– В основном криминал, но не только. Ростовщичество под драконовские проценты, скупка долгов, выбивание имущества через подставные суды. Поговаривают, что несколько его должников покончили с собой при странных обстоятельствах. А пару лет назад его конкурент по бизнесу сгорел в собственном доме вместе с семьёй. Поджог так и не доказали.

Я покосился на побледневшего Илью, сидевшего рядом.

– Спасибо за информацию, Ярослава. Ты мне очень помогла.

– Всегда пожалуйста, – в голосе княжны появились шутливые нотки. – Кстати, раз уж ты позвонил… Когда мне ждать обещанный танец? На княжеское торжество ты взял графиню Белозёрову, а я так и осталась с носом.

Я невольно улыбнулся. Даже в такой ситуации Засекина умудрялась сохранять боевой дух.

– Что-нибудь придумаю. За мной не заржавеет.

– Держу тебя за слово, воевода. Ах прошу прощения, маркграф! И будь осторожен с этим Сергеем. Он из тех, кто бьёт исподтишка.

Попрощавшись, я убрал магофон в карман. Машина как раз сворачивала к воротам особняка Бутурлиных – внушительному трёхэтажному зданию в стиле позднего классицизма с колоннами и лепниной. Если бы не разрушенная боковая стена, смотрелось бы совсем замечательно.

– Стоять! – окрикнул нас охранник у ворот. – Велено никого не пускать!

Илья высунулся из окна:

– Ты что, Прокофий, меня не узнаёшь? Открывай немедленно!

Охранник замялся:

– Илья Николаевич, простите, но господин Сергей Михайлович строго-настрого…

– Плевать я хотел на его приказы! – рявкнул юноша с такой яростью, что стражник попятился. – Это дом моего отца, а не его! Открывай, или завтра же будешь искать новую работу!

Ворота поспешно распахнулись. Когда машина въехала во двор, Илья повернулся ко мне и беспомощно развёл руками:

– Видишь? Вот так всё и начинается. Персонал уже не слушается прямых наследников. Ещё немного – и нас вообще на порог не пустят.

Степан остановил автомобиль у парадного входа. Я вышел первым, помогая Полине и Илье. Гаврилу попросил на всякий случай подождать в машине. Не то чтобы я верил, что нам тайком проколют колёса, но…

Едва мы вошли в просторный холл с мраморной лестницей, как навстречу выпорхнула дама лет пятидесяти в безвкусно пышном платье. Лицо её было бы заурядным, если бы не хищное выражение маленьких глазок, тонкие губы, сложенные в подобие улыбки, и мышиные светлые волосы.

– Кто вы такие? – пронзительный голос резанул по ушам. – Илья, зачем ты привёл посторонних? Мы же договорились – никаких визитёров в траурные дни!

– Мы ни о чём не договаривались, тётя Аделаида, – холодно ответил Бутурлин. – Это мои друзья.

Я слегка поклонился:

– Маркграф Прохор Платонов. Друг семьи Бутурлиных. А это графиня Полина Белозёрова.

Аделаида Карловна смерила нас оценивающим взглядом, словно прикидывая, можно ли нас использовать или следует избавиться.

– Сергей! – пронзительно крикнула она. – Сергей, иди сюда немедленно!

Через минуту из боковой двери появился мужчина лет пятидесяти пяти – полный, с редеющими волосами, зачёсанными на лысину. Маленькие глазки на одутловатом лице настороженно забегали, когда он увидел меня.

– Что вам здесь нужно? – спросил он без предисловий.

Я выдержал его взгляд:

– Забавно. Я мог бы задать вам тот же вопрос. Насколько мне известно, вы не бывали в этом доме последние пятнадцать лет. А теперь вдруг решили навестить родственников. Как… трогательно.

Лицо Сергея Михайловича начало багроветь:

– Я не позволю разговаривать со мной в подобном тоне в моём собственном доме!

– Это не ваш дом! – взорвался Илья.

– Молчать, щенок! – рявкнул дядя. – Пока ты не достиг совершеннолетия, твоё мнение здесь ничего не значит! Научись уважать старших!

Сергей повернулся ко мне:

– А вам, молодой человек, советую покинуть этот дом. Ваше Благородие явно не понимает, с кем имеет дело.

– Ваше Сиятельство, – поправил я с лёгкой улыбкой.

– Что?

– Ко мне следует обращаться «Ваше Сиятельство». Я маркграф Угрюмский. Так что давайте соблюдать приличия.

Бутурлин-старший скрипнул зубами так громко, что это услышали все присутствующие.

В этот момент из-за лестницы появился пожилой дворецкий в безупречной ливрее:

– Может, господа желают кофе? Или чаю?

– Гости здесь надолго не задержатся, – процедил Сергей.

– О, вы абсолютно правы, – кивнул я. – Гости действительно надолго не задержатся.

На шум сверху по лестнице сбежала Елизавета. Девушка выглядела измождённой – покрасневшие глаза, бледное лицо, растрёпанные волосы.

– Прохор! – она бросилась ко мне. – Слава богу, ты пришёл!

– Немедленно вернись в свою комнату! – приказал Сергей. – Охрана! – крикнул он, когда Лиза не пошевелилась. – Охрана, ко мне!

Я сделал шаг вперёд. Что-то во мне изменилось. Просто моё терпение лопнуло, словно переключился невидимый рычаг. Воздух в холле стал плотным, тяжёлым. Хрустальная люстра зазвенела от невидимого напряжения.

– Слушайте меня внимательно, – мой голос прозвучал негромко, но в нём была такая сила, что все замерли. – Вы сейчас же покинете этот дом. Быстро. Бегом. И не смейте приближаться к нему ближе чем на сто метров.

Императорская воля обрушилась на тверских родственников как молот. Аделаида Карловна взвизгнула, схватила мужа за руку, и они бросились к выходу с такой прытью, словно за ними гнались все демоны преисподней. Дверь хлопнула, и через окно было видно, как две фигуры несутся под дождём прочь от особняка, спотыкаясь и толкая друг друга.

Дворецкий озадаченно почесал седую голову:

– Хм, удивительно. Обычно от моего кофе убегают только после того, как попробуют…

Все выдохнули разом. Напряжение спало.

– Наверх, – позвала Лиза. – Пожалуйста, нам нужно поговорить.

Мы поднялись на второй этаж и устроились в уютной гостиной с камином. Дворецкий, невозмутимый как истинный профессионал, принёс поднос с кофейником и тарелку пирожных.

Когда он удалился, я посмотрел на осиротевших детей. Илья сидел, обняв сестру за плечи. Оба выглядели потерянными, словно корабли без якоря в бушующем море.

– Я знаю, что никакие слова не вернут ваших родителей, – начал я, вспоминая совет Виктории Горчаковой. – Но я хочу, чтобы вы знали: я дорожил дружбой с вашим отцом. Николай Константинович был достойнейшим человеком, и его смерть – огромная потеря для всех нас.

Елизавета всхлипнула, утирая слёзы кружевным платочком.

– Вы не одни, – продолжил я. – Обещаю присмотреть за вами. Никакие стервятники больше не посмеют причинить вам вред. Ни тверские родственники, ни кто-либо ещё.

– Спасибо, – прошептал Илья. – Отец… отец говорил, что на вас можно положиться. Что вы человек слова.

– Мы просто не знали, что делать, – добавила Лиза, прижимаясь к брату. – Когда они приехали, начали командовать… А мы даже возразить не могли. Словно оцепенели от горя.

Полина села рядом с девушкой, обняв её:

– Это нормально, милая. Горе парализует. Но теперь всё будет хорошо. Прохор о вас позаботится.

Следующий час мы провели в тихой беседе. Илья вспоминал, как отец учил его фехтованию, а Лиза – как мать пела ей колыбельные на французском языке. Слёзы текли свободно, но это были уже не слёзы отчаяния, а слёзы очищения.

Наконец, когда эмоции немного улеглись, я перешёл к практическим вопросам:

– Мне нужны контакты вашего семейного юриста. Выясню, какие у нас есть законные способы оградить вас от притязаний родни.

– Стригайлов Борис Петрович, – ответил Илья. – У отца в кабинете должна быть его карточка. Он ведёт дела нашей семьи уже двадцать лет.

– Отлично. Завтра же с ним побеседую.

– Я предупрежу его о твоё звонке.

– А я знаю одно верное средство избавиться от назойливой родни, – мрачно пошутила Полина. – Навсегда.

Я покосился на неё:

– Графиня, я определённо плохо на вас влияю.

Девушка фыркнула:

– Наоборот, Ваше Сиятельство, – с иронией заметила она, – это вы слишком мягкий. Я бы этих подлецов… – она осеклась, вспомнив о присутствии Лизы.

Мы пробыли в особняке ещё около часа, убедившись, что с молодыми Бутурлиными всё в порядке. Я попросил звонить при малейшей необходимости.

Когда мы вернулись в гостиницу, было уже за полночь. Дождь прекратился, оставив после себя блестящие лужи и свежий запах мокрой листвы.

– Спасибо, – сказала Полина, когда мы поднимались по лестнице. – За то, что взял меня с собой. И за то, что помог им.

– Не за что. Спокойной ночи. Завтра будет трудный день.

В своём номере я долго не мог уснуть, обдумывая произошедшее. Тверские родственники отступили, но вряд ли сдадутся так просто.

* * *

Утро выдалось пасмурным. Я сидел в номере гостиницы «Троицкая», глядя на низкие серые облака за окном, когда зазвонил магофон. На экране высветился номер Коршунова.

– Доброе утро, Родион, – поздоровался я. – Есть новости?

– И вам не хворать, Ваше Сиятельство, – в голосе начальника разведки слышалась усталость человека, проработавшего всю ночь. – Информацию собрал. По Сергею Михайловичу Бутурлину картина… скажем так, неприглядная.

– Слушаю.

– Мои источники в Твери подтверждают: у Бутурлина дурная репутация, связи с криминалом, но это только вершина айсберга. Ростовщичество – так, для прикрытия. Основной доход идёт от наркоторговли.

Я выпрямился в кресле.

– Наркотики?

– «Чёрная зыбь», – мрачно подтвердил Коршунов. – Тот самый дурман на основе Реликтов, что распространял в нашем городе покойный Кабан. Помните его, надеюсь?

Ещё бы мне не помнить. Я лично отправил эту мразь на тот свет вместе с его подручными.

– Значит, связи идут через Восточный каганат? – уточнил я, вспоминая допрос Дорофея Савина.

– Именно. Позвольте небольшую вводную, – Родион откашлялся. – Восточный каганат – это такая помойка на юге от Иркутска. Земель у них немного, зато грязи хватает на всё Содружество. Там правят не князья или бояре, а криминальные авторитеты, продажные чиновники и промышленники без совести. Мой информатор, бывший профессор, назвал это… как же… клептократией. Власть воров, если по-простому.

– И Сергей Бутурлин с ними работает?

– Не просто работает. Он один из основных каналов поставки «Чёрной зыби» в центральные княжества. После смерти Кабана тверская ветка взяла на себя часть его маршрутов. Деньги огромные, связи – до самого верха.

Я потёр переносицу, обдумывая услышанное. Ситуация оказывалась хуже, чем я предполагал.

– Что ещё?

– Тверские Бутурлины юридически очень подкованы, – предупредил Коршунов. – У них целая свора адвокатов, связи в судах, договорённости с чиновниками. Если полезут через закон – будут биться до последнего. Держите ухо востро, Ваше Сиятельство.

– Спасибо за предупреждение, Родион. Отличная работа.

Отключив магофон, я откинулся в кресле и закрыл глаза. Картина становилась всё яснее, и от этого понимания делалось тошно. Сергей Бутурлин добивался опеки не из родственных чувств – ему нужна была законная власть над племянниками и их наследством. И за полгода до совершеннолетия Ильи могло произойти очень многое. Либо «любимые» племянники «добровольно» решат переписать семейный бизнес на заботливого дядю, либо внезапно и трагически погибнут в каком-нибудь несчастном случае. А тогда и делиться наследством не придётся вовсе.

Наркоторговец с криминальными связями, добивающийся опеки над богатыми сиротами. Какие тут могли быть сомнения в его намерениях?..

Завершив разговор, я набрал номер семейного юриста Бутурлиных. Трубку взяли после третьего гудка.

– Юридическая контора «Стригайлов и партнёры», – прозвучал сухой мужской голос.

– Борис Петрович? Это маркграф Платонов. Мне нужна консультация по делам семьи Бутурлиных.

– А, Ваше Сиятельство, – в голосе юриста появились тёплые нотки. – Илья Николаевич предупредил о вашем звонке. Чем могу быть полезен?

– Вопрос об опекунстве. Могут ли дети вступить в управление семейным имуществом до совершеннолетия?

Стригайлов вздохнул:

– Увы, закон в этом вопросе непреклонен. До достижения восемнадцати лет наследники не могут самостоятельно распоряжаться имуществом. Требуется опекун из числа совершеннолетних родственников. Опекун получает право пользоваться имуществом, но не владеть или распоряжаться им – не может продавать, закладывать, дарить.

– А завещание покойного графа?

– Завещание составлено и заверено должным образом. Один экземпляр хранится у меня, второй – в банковской ячейке Имперского Коммерческого Банка. В нём чётко прописано, что всё имущество переходит детям в равных долях. Но это не отменяет необходимости опекунства до совершеннолетия.

– Понятно. Благодарю за разъяснения, Борис Петрович.

– Всегда к вашим услугам, Ваше Сиятельство. Если понадобится помощь в суде – обращайтесь.

Следующий звонок – Трофимову. Помощник князя выслушал мой рассказ о ситуации с Бутурлиными и взял паузу для консультации с Оболенским. Через полчаса он перезвонил.

– Прохор Игнатьевич, – голос Владимира звучал дипломатично-вежливо, что не предвещало ничего хорошего. – Боюсь, в данный момент Его Светлость не может вмешаться в семейные дела Бутурлиных.

– Но ведь речь идёт о защите несовершеннолетних от алчной родни!

– Понимаю вашу озабоченность. Однако у князя сейчас… как бы это сказать… более масштабные проблемы. Южные районы города всё ещё восстанавливаются после прорыва Бездушных. Идёт реформа органов власти – приходится вычищать коррупционеров из всех управлений. Знатные семьи, потерявшие тёплые местечки, интригуют и жалуются в канцелярию. А тут ещё акт агрессии со стороны Владимира, с которым нужно что-то решать…

Я стиснул зубы, но промолчал. Трофимов был прав – для князя проблемы двух сирот действительно выглядели мелочью на фоне угрозы полномасштабной войны.

– Благодарю за честный ответ, Владимир Сергеевич.

– Удачи вам, Ваше Сиятельство. И будьте осторожны – тверские Бутурлины опасные противники.

Весь день я помогал Илье и Елизавете организовывать похороны. Взял на себя переговоры с похоронным бюро, заказ венков, оповещение родственников и друзей семьи. Церемония прошла достойно – множество людей пришло проститься с графом и графиней. Князь Оболенский прислал представителя с соболезнованиями.

Проблемы начались на следующее утро. Первым о них сообщил Родион:

– Ваше Сиятельство, у нас неприятности. Сергей Бутурлин подал официальную жалобу в княжескую канцелярию. Обвиняет вас в применении запрещённой ментальной магии против мирных граждан.

– Что за чушь? – я поморщился.

– Утверждает, что вы принудили его и супругу против воли покинуть дом родственников, используя ментальное воздействие. Требует расследования и компенсации за моральный ущерб.

Не успел я переварить эту новость, как в дверь постучала Полина.

– Перезвоню, – отозвался я и положил трубку.

– Прохор, ты видел, что творится в Эфирнете? – графиня выглядела встревоженной.

Она протянула мне свой магофон. На экране красовалась статья с кричащим заголовком: «Скандал в высшем свете! Маркграф-выскочка охотится за наследством Бутурлиных!»

Я пробежал глазами по тексту. Анонимный автор живописал, как я «втёрся в доверие к несовершеннолетним сиротам», «выгнал законных родственников» и теперь планирую «прибрать к рукам табачную империю покойного графа».

– Мрази, – выругался я. – А это ещё что?

Полина перелистнула на следующую статью. Там обсуждалось «неподобающее поведение» Елизаветы Бутурлиной, которая «проводит слишком много времени наедине с маркграфом Платоновым». Намёки были настолько грязными, что у меня сжались кулаки.