Текст книги "Ускользающий город. Инициализация (СИ)"

Автор книги: Евгений Булавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Двести рублей.

«Билетька» оказался чеком с весёлой картинкой. Алану стало не на шутку интересно, ка́к главный музей города соотносится разноцветными воздушными шариками, которые по некой высшей причине складывались в российский триколор.

Охранник поставил на «билетьке» пометку каким-то устройством. Ржавая цепь упала к ногам, пропуская внутрь. Заряжаясь нарастающей атмосферой, Алан смял билет в карман и очутился в идеально прямоугольной коробке из гранита. Прорезиненный воздух, отсылающий к московскому метро, был пропитан тем сортом тьмы, что вцепляется зубами в реальность, даже если осветить её самыми мощными лампами.

С противоположной стены на Алана взирала двухметровая статуя мужичка с взглядом ехидного мыслителя. Самоуверенный вид господина подчёркивали властно скрещённые на груди руки и спина, непринуждённо опирающаяся о стену. На пьедестале поблёскивала зеркально начищенная табличка «Твердов Алексей Фомич, купец и меценат». Никаких дат Алан не разглядел.

Дёрнув плечом, он пошёл к проходу, скромно притаившемуся по левую руку от купца и мецената. За проходом в свою очередь таилась занятная лестница, которая уходила вроде бы вверх, но куда-то в сторону и порой исключительно по горизонтальной плоскости, чтобы чуть-чуть опуститься вниз, и, словно набрав потенциальной энергии, рвануть ввысь удлинёнными ступеньками. Голова шла кругом. Масла подливал и белый шум воды на задворках слуха.

Потный, задыхающийся, странник достиг шестого этажа. Словно бы по заказу, на пороге возле приоткрытой двери примостился одинокий стульчик. Сев со сладостным изнеможением, Алан достал «билетьку». Ни намёка о том, что посетителей ждёт некислое восхождение. Лишь оставленная охранником пометка. Это был ни штамп, ни оттиск, ни даже магнитный штрих-код. Это была скоба от степлера!

Шум воды приобрёл вполне материальную силу. Не без внутреннего протеста Алан встал и поплёлся на звук. За приоткрытой дверью раскинулась арена идеально круглого зала. В центре её зиждился колодец, из которого выглядывала пенная макушка самого настоящего фонтана. Алан подобрался к колодцу и понял, что фонтан заключён в стеклянную колбу, и его исток располагается где-то намного ниже. Заставить посетителя наблюдать если не за экспонатами, то путешествием многоэтажного фонтана… умно, купец и меценат Твердов! Алан окинул залу рассеянным взглядом и ничего особенного не увидал – одни только полумесяцы стеклянных витрин, наполненных чем-то вопиюще boring. Внимание мог бы к себе привлечь лишь куполообразный потолок, который нет, безыдейно щетинился паутиной труб, ламп и проводов.

Алану было зачем-то важно подумать, что вся эта низменно-технократическая мишура установлена здесь недавно. И в каком-то глубоко вгрызшемся в человеческую историю смысле оказаться неправым.

Странник опустил взгляд и подошёл к ближайшей витрине. За начищенным снаружи и пыльным внутри стеклом виднелся постамент, имитирующий коринфскую капитель, на котором змеилась побуревшая от древней крови не то повязка, не то бинт. Никаких табличек, поясняющих смысл сего мусора, Алан не увидал. Как же все-таки ценность иных вещей зависит от контекста!

– Перед вами повязка Фемиды, древнегреческой богини правосудия, – раздался смутно знакомый мужской голос. Алан затравленно огляделся, пытаясь определить источник, но акустика зала способствовала тому, что речь невидимого гида звучала как будто отовсюду.

«Какой я idiot! Сенсор, реагирующий на движение, плюс матюгальник с аудиозаписью…»

Алан так увлёкся развитием этой мысли, что благополучно прощёлкал информацию о повязке правосудия.

«Повязка правосудия… Отличная идея для комикса».

Странник отошёл от злополучной витрины, собрался с духом и шагнул обратно.

– А вот хрен, – ответила аудиозапись. – Сразу надо было слушать.

С поверхности витринного стекла на Алана смотрело довольное и полупрозрачное лицо Аримовича. Сердце Алана уплыло куда-то вслед рассудку.

– И вообще, я бы на твоём месте оставил верхнюю одежду в гардеробе, – осуждающе покачал лицом Аримович.

– Это уж слишком… – Звук собственного голоса помог прийти в себя. Алан как следует проморгался, пощипал себя за руки и даже влепил кулаком по бедру. Аримович наблюдал за его самодеятельностью с неподдельным интересом. – Что́ ты, мать твою?!

– Для тебя я – Аримович.

– Ответил, бл…

Алан отвернулся от злосчастной витрины, протёр лоб тыльной стороной ладони и как заводной болванчик подошёл к соседней. Точно за таким же стеклом, точно на таком же постаменте лежали искромсанные кожаные обрезки.

– Гордиев узел, – подсказала всплывшая на стекле голова Аримовича. – Странно, что в легендах не говорят, куда он делся после того, как Александр столь расчётливо психанул.

– Отстань от меня, изверг.

– С удовольствием бы, Алан Ерофеич. Но не виноват я, что ты проецируешь мой образ то на случайного таксиста, то на труп в вашем номере, то на несчастные стёкла. Вынужден сказать спасибо, что хоть на сегодняшнюю пассию меня не напроецировал.

– Глюк сознания, говоришь?

– Это ты́ так говоришь, Алан Ерофеич.

– Признание проблемы…

– …это первый шаг на пути её решения.

– …лишь развязывает руки шарлатанам, – одновременно с ним завершил Алан.

– Что ж, поздравляю, – после неловкой паузы сказал Аримович. – У вас, батенька, раздвоение личности.

– Разумеется, – кивнул Алан. – Что мне ещё следует посмотреть на этом этаже?

– Зеркало медузы Горгоны.

– Как замечательно.

Алан двинулся к лестнице, ведущей на следующий этаж. Лицо Аримовича неотступно следовало за ним, вприпрыжку перескакивая от стекла к стеклу.

– Многие думают, что Горгона превратилась в камень из-за того, что она увидела своё отражение в щите Персея.

– Но всё было не так.

– Разумеется. В камень её превратило искажённое отражение, выставившее её страшной деформированной уродкой перед лицом собственного самолюбия.

– Одна история cooler другой, – заметил Алан, сворачивая к ступенькам.

Лестница была винтовая, и потому спускаться оказалось не утомительно и даже интересно – Алан любил винтовые лестницы. Зал пятого этажа распахнулся перед ним чудесами кочевых племён. За разномастными витринами громоздились наконечники стрел, копий, ржавые мечи, шатры из оленьей кожи, тотемы, амулеты, черепа и зубы.

В центре зала, от пола до потолка тянулся герметичный стеклянный цилиндр, в котором шипел не имеющий ни начала, ни конца поток воды. Сенсоров здесь не было, как и матюгальников, поэтому Аримович не выпрыгивал из каждого встречного стекла.

Зато в укромной нише между двумя витринами Алан заприметил небольшой проектор, направленный на лист ватмана. К проектору был прилеплен фиолетовый стикер с надписью «только для Алана». Только странник посмел отойти от этой безыскусной ловушки, как проектор включился сам. На ватмане вспыхнул Аримович в шансоновской кожанке.

– Кто же ещё… – вздохнул Алан, приближаясь к этому почти голографическому цирку.

– Если ты видишь это, Алан Ерофеич, значит, тебя подставили, – сообщил Аримович, не сводя взгляда с объектива записывающей его камеры. – Не верь Стомефи. Он был мне братом, но едва полезность моей жизни стала перевешивать полезность моей смерти, эта мразь замочила меня в твоём номере. Из личного позолоченного пистолета. Думаешь, ты один такой Похититель? Нет, парень. Каждый Аспект уникален, но ему соответствуют тысячи таких вот Аланов, Мартинов, Иванычей. Ты потерпишь поражение, и Стомефи раздавит тебя как таракана. Мне повезло, я успел заиметь могущественного покровителя, который отцифровал мою личность. Беги, Алан. Скорее всего, у тебя есть время. Только никаких поездов и самолётов.

Что-то щёлкнуло внутри проектора, и изображение по всем канонам Lunar Tunes накрылось диафрагмой. Из вентиляционных отверстий устройства повалил едкий дымок.

«Оставить в публичном месте сообщение для одного адресата… Грандмастеры хреновы, конспирологи…»

Порыскав по пятому этажу, Алан понял, что Сердца в варварской для этих краёв античности он не найдёт. Пришлось спускаться на этаж средневековья. Точно такие же витрины, в центре точно такой же стеклянный цилиндр, и совсем другая атмосфера – деревянная, кольчужная, с рукавами в пол. Оружия здесь было поменьше, зато орудиями труда можно было бы воссоздать добротную деревеньку ролевиков. Собственно, в средние века Чернокаменск и был деревенькой…

Алан быстро понял, что на сей раз он не один. Самый настоящий, из плоти и крови, мужичок рассматривал явно воссозданную телегу и обернулся на звук его шагов. Завидев Алана, он поправил бейджик с именем и спросил:

– У вас с экскурсией?

Львиноподная улыбка зацементировала позвоночник Алана.

– А, вы, – закивал «гид». – Уж вас-то я не ожидал. Узнаёте?

– Аримович…

– Весьма рад, что помните это имя. Человек живёт ровно до тех пор, пока его помнят… Впрочем, не только человек.

– И пудель Анатолий.

– И пудель Анатолий, – легко согласился «гид». – Что бы это ни значило. Но всё же я не Аримович. Я его брат.

– Близнец…

– Как наблюдательно. Знаете, сейчас, когда я вот так глупо подставился, возникает любопытная дилемма…

– Убрали ли единственного свидетеля вашего преступления?

– Всё верно. Почему вас не забрали ещё в номере? Вы попали под чью-то протекцию?

– Это не ваше дело.

– Это вполне сойдёт за ответ, – кивнул «гид».

Молчание повисло как взмах топора.

– И как мы разрешим нашу проблему? – первым не выдержал Алан.

– Просто. Вы ведь не докажете, что я был здесь, – ответил «гид» и больно толкнул его в грудь. Вспышка боли ослепила Алана, запечатлев на сетчатке самодовольную львиноподобную физию.

– Таксист, гид, выродок… – проскрипел он, протирая глаза. Таинственный близнец испарился, как туман поутру. – В asshole средневековье.

Третий этаж был посвящён династии Романовых. Конца и края фонтану было ещё не видно, хотя шум воды определённо усилился. Витрины, по понятной причине, стояли намного плотней. Не обращая внимания ни на что, Алан приблизился к единственной витрине, где отражалось лицо Аримовича.

– Глянь-ка, – посоветовало лицо, немыслимым образом кивая на экспонат за стеклом.

– Журнал «Вестник», январь тысяча восемьсот восемьдесят шестого года, – с толикой удивления прочитал Алан вторую в этом псих-музее табличку. – И что?

– А то, – ответило лицо, – что в этом номере напечатали первую часть «Преступления и наказания». Как тебе намёк?

– Пора писать роман про шлюху и самолюбивого студента?

Лицо закатило глаза.

– Как ты думаешь, почему я так настойчиво являюсь тебе?

– Потому что ты занудный asshole?

– Твоя маска саркастичного псевдоинтеллектуала начинает надоедать.

– Ага.

– Ты не задумывался, мальчик, что совесть побаливает? Нет?

– С чего бы?

– Кто-то из умников заявлял, что лучшая память – это способная забывать всё, что хочется. Ты овладел этим искусством в совершенстве.

– Вряд ли. Но лестно, когда…

– Так что, вспомнил?

– Нет.

– Тогда я буду надоедать тебе вплоть до комнаты с мягкими стенами. Да и там тоже…

Аримович исчез, и Алан хмыкнул.

– Теперь кретин хочет внушить, что это я его прикончил. Как такое забыть?

Второй этаж предсказуемо оккупировал Советский Союз. Сердца здесь давно не было, и потому интерес для Алана представлял лишь фонтан, который брал начало именно отсюда. Могучие насосы на дне мелкого резервуара исправно поставляли воду до самого шестого этажа. Алан отметил, что стекло здешнего цилиндра было не в пример толще тех, что выше.

– Ты веришь в загробную жизнь? – раздался голос Аримовича. Пришлось осмотреть всю экспозицию, дабы понять, что лица нигде нет.

– Не верю.

– Тогда почему ты постоянно воскресаешь меня в своей памяти? Я погиб, Ерофеич, и ничего с этим не поделаешь.

– Ага.

– Не думал, что гибель моя настолько разбередит твой разум… Даже больше, чем смерть Лили.

– Там хоть сердечный приступ.

– Понимаю.

– Скажи, у тебя есть брат-близнец? – спросил Алан.

– Сам скажи. Я ведь твоя выдумка.

Алан раздражённо мотнул головой.

– Этот разговор не имеет смысла.

– Тогда завершай то, за чем пришёл, и возвращайся домой.

– Так и сделаю, – ответил Алан, спускаясь по винтовой лестнице.

Первый этаж ровно на восемьдесят пять процентов утопал во мраке. Освещены были только шесть экспонатов, что сгрудились возле входа на пластмассовых капителях, и – Чёрный Камень в самом центре зала. Не то по недосмотру, не то из-за необоримой тяги к концептуальности, со второго этажа на него падали настырные капельки, которые уже успели продолбить дырочку глубиной в ноготь.

Алан достал телефон и позвонил Стомефи. Ответил бизнесмен после второго гудка:

– Я слушаю.

– Ты знал, что Чёрный Камень можно вытащить только строительным краном?

– Не знал. Подогнать кран?

– Не надо ничего пригонять… Стоп. Ты не знал, что он огромен?

– Местные не ходят в краеведческие музеи, кроме школьников. Но те всё равно ничего не запоминают.

– Ты говорил, это чернокаменский Эрмитаж!

– Правда? Так что мешает подогнать кран? Не переживай, тебя заранее эвакуируют.

– Мешает то, что fucking камень давным-давно потерял функцию сердца. Я так думаю, он уходит этажа на три под землю…

– Блестящая догадка, Похититель. Но тебе пока рановато спускаться ниже.

– Ты не дал договорить. Возможно, Сердце проснётся на одном из этих этажей – когда их как следует обставят, но пока… увы.

Стомефи тяжело просопел в трубку и проговорил:

– И что? Никаких идей?

Алан переложил телефон в другую руку.

– Я сказал, что в Чёрном Камне нет Сердца. Но Сердце есть.

– Сегодня оно у меня будет? – в голосе бизнесмена прорезалось раздражение.

– Да. Возможно.

– Тогда действуй.

Ответ Алана предвосхитили короткие гудки.

– Говноед, а? – послышался голос Аримовича. Лицо его привычно возникло на одном из стёкол.

– Ты лучше скажи, что это за шесть великих артефактов современности.

– С удовольствием. Подходи, а я расшифрую.

– Символист хренов.

– Символисты наоборот, зашифровывают.

Первым, к чему приблизился Алан, был прямоугольник чёрного стекла.

– Первый в мире йоба-фон, – возгласил Аримович. – Без экрана и кнопок.

– Зато с камерой, – указал Алан на глазастый квадратик в верхнем углу стекляшки.

– И виброзвонком!

Алан покачал головой и подошёл к следующему экспонату. Это была пёстрая балаклава с вырезом для глаз и рта.

– Маска участницы группы «Бунт яичников». Данный экземпляр интересен тем, что его благословил лидер «Кристаллайза».

– Лидер чего?

– Какая-то христианская секта из Штатов.

– Впервые слышу.

– Так они и сформировались только для того, чтобы благословить эту шапку.

Третьим был одинокий берец.

– Так будет с каждым.

– А это что за беформенное уродство? – спросил Алан, так и не разглядев, что́ лежало на следующем постаменте.

– Отпечаток танковой гусеницы. Не спрашивай.

– И не собирался.

– Как насчёт рулона четырёхслойной туалетной бумаги?

– Это всё? – раздражённо вопросил Алан. Ему не нравилось, когда глупые шутки воплощаются в реальность.

– Да.

– Поверить не могу… Ладно. Хочешь услышать про мой личный артефакт?

– А куда я денусь?

Алан достал из кармана пиджака пару перчаток.

– Сделаны из кожи быка, который перебил целую команду тореро, прежде чем ему размозжили голову. Согласись, звучит намного интересней всего, что ты понавтирал мне сегодня.

– Не согласен.

– А кто тебя спрашивает? Gloves, пропитанные человечьей кровью, не дадут пролиться моей собственной.

– Ты что собрался делать?!

– Свою работу, – пожал плечами Похититель.

Чёрный камень, чёрные сердца. Верность принципам

Очнулся Алан уже в «обезьяннике». Металлическая лавка больно сдавливала висок. К глазам липли недосмотренные сны. Алан поднялся и размял затёкшие конечности. По ту сторону решётки виднелся стол, за которым одинокий полицейский пыхтел, решая сканворд.

– Я натворил нечто несусветное? – полюбопытствовал Алан.

– Точно! «Несусветная», – пробормотал полицейский, шустро заполняя клетки гелевой ручкой.

Казённую атмосферу участка разбавили быстрые, но уверенные шаги. Затем сдавленный, как из-под подушки, разговор – буквально пара фраз. Лязгнули металлические двери. В «обезьянник», мелькая лакированными ботинками, снизошёл Эрих Стомефи.

– Отпустите задержанного! – пророкотал он, не удостоив полицейского даже мимолётным взглядом. Тот было запротестовал, но Стомефи жестом кесаря на Сенате пресёк все возражения. Затем, не сводя пылающего взгляда с царапины на стене, выдернул из рукава смятую бумажку и швырнул её полицейскому на стол.

– Подписано Азилевым.

Сбитый с толку парень скакал взглядом то с бумаги на Алана, Стомефи и обратно, пока его не окатил ледяной душ стомифевского:

– Ключи в выдвижном ящике.

Полицейский поднялся и непослушными руками отворил дверь. Алан, не до конца веря, что делает, вышел и зачем-то пожал служивого за обмякшие пальцы.

– Отличный выбор гардероба, – совсем уж добродушно произнёс Стомефи, протягивая Алану его бычьи перчатки. – Осторожно – не уверен, что оттуда извлекли все осколки.

– Спасибо, – пробормотал тот, распихивая перчатки по внутренним карманам.

– Но улика… – пискнул парень в погонах.

– Дело закрыто, – на секунду потемнел Стомефи. – Пойдём, Алан. Не знаю, как тебя, но меня это место угнетает.

Они прошли сквозь участок как ледокол и вертлявая шхуна, пока не наткнулись у самого выхода на ледышку совсем иного толка – ослепительно белого, как Фредди Меркьюри, Азарию.

– Ты, – предположил Стомефи, оглядев конкурента с головы до ног.

– И ты, – развёл руками Азария.

– Девочки, не ссорьтесь, – проговорил Алан. – Я позвонил вам обоим.

– Гляди, каков комбинатор, – разулыбался Стомефи. – Затеял небольшой аукцион?

– Этого я от тебя не ожидал, – покачал головой Азария.

– Однако ты всё равно последуешь за нами, – подытожил Алан.

Улица встретила их ранним вечером и щелчками одной-единственной фотокамеры – пресса работала как часы. Укрыться от неё удалось в лимузине Стомефи с пуленепробиваемой тонировкой на стёклах.

– Куда? – только и спросил водитель.

– Куда? – повторил Стомефи.

– В Заброшенную церковь, – ответил Алан.

– Стал разбираться в местной топографии? – несколько недоверчиво проговорил бизнесмен. – Ладно, трогаем.

Ехали молча. Стомефи попробовал картинно сетовать на пронырливых журналистов, но никто не отреагировал. Тогда он достал из бара какие-то коктейли, предложил гостям, но те отказались. Осушив пару бокалов, бизнесмен начал организовывать музыку, но Азария с мрачной решимостью отключил аудиосистему. Стомефи бросил на него обиженный взгляд, но промолчал. Через пару километров он вдруг просиял и, покопавшись в одном из шкафчиков, явил миру дорожные шахматы с намагниченными фигурками. На доске творился не то очередной этюд, не то неоконченная партия.

– Помню, – с явной неохотой молвил Азария.

– В прошлом ходу ты забрал у меня эту пешку, – Стомефи приподнял фигурку мизинцем и большим пальцем. – Заберёшь?

– Сдалась она мне.

– А мне – тем более, – заявил бизнесмен и, приоткрыв окно, вышвырнул пешку на обочину.

Десять километров осталось позади, прежде чем Алан обратился к Азарии:

– Я вроде видел тебя раньше.

– Да ладно!

– Нет. До того разговора в «девятке».

– О, ты ещё рассекаешь на этой колымаге? – развеселился Стомефи.

– И когда ты меня видел? – спросил Азария, игнорируя его.

– Кажется, на старом MTV. Это не вы играли в первой группе Люцифера?

– Это была не «группа Люцифера». Эту группу основал я с Йишмаэлем. Мелкий гадёныш прибился потом.

– Ребят, да вы легенда! Такой символический рок, и это в девяностые… Да я вырос на вашей музыке! А те пятнадцать минут совсем без инструментов, только пение, этот долбанутый хорал на фоне, и метафоры, метафоры, метафоры…

– Спасибо, – несколько смутился Азария. – Мы иногда поигрываем в андеграундных клубах.

– Как же вас угораздило?

– Да очень просто. Люцифер возжелал сольной карьеры. Под конец парень был невыносим – то отключал басовую линию, и за ночь до сдачи материала мы переигрывали весь бас, то пытался а капелла исполнять все инструменты, включая барабаны. Начал гробить выступления излишним выпендрежом. Это было невыносимо.

– Амбиции… – только и сказал Алан. Азария пожал плечами и уставился в непрошибаемо-чёрное окно.

Остаток дороги был парализован безмолвием.

Над дырявыми куполами Заброшенной церкви сгущались вагнеровские сумерки. Лимузин остановился возле выбитых дверей во дворик. Алан вышел первым и повёл своих спутников не в саму церковь, а к старому кладбищу. Стомефи беспрестанно чесался, и находил секундный покой лишь в лицезрении неба, кишевшего летучими мышами. Азария зябко кутался в синтетическую куртку.

Несмотря на очевидную погоду, обстановка накалялась из-за жаркого нетерпения обоих. Алан остановился в самом центре кладбища и выдержал идеальную риторическую паузу.

– Друзья. Коллеги. Товарищи. Я вынужден сделать признание. Я бы даже сказал, coming-out.

– Это ничуть не помешает нашему с тобой сотрудничеству, – попробовал успокоить его Стомефи.

– Ещё как помешает, господин-товарищ, – с мягкостью праведника улыбнулся Алан. – Недавно мне пришлось узнать, что существует тысячи людей, подходящих под Аспект Похитителя. Это так?

– Спорить не буду.

– Вы обращали внимание на индивидуальный стиль каждого, кто вынужден был к вам наняться? А, господин-товарищ?

– Индивидуальный стиль не имеет значения, если он не влияет на конечный результат, – отозвался Стомефи так, будто повторял эту фразу раз сто на дню.

– Ещё как имеет, – пробормотал Азария.

– Соглашусь с товарищем-господином, – склонил голову Алан. – Потому что индивидуальный стиль повлиял на результат самым что ни на есть прямым способом.

– Хватит паясничать! – взорвался Азария.

– Спокойствие, товарищ-господин! Только спокойствие. Всему своё время. Без труда не выловишь и рыбку из пруда. Делу – время, потехе – час.

– Что ж, – натянуто улыбнулся Стомефи. – Ты знаешь слова. А теперь – к делу.

– Хорошо! Разве дело Лили Киновой не натолкнуло на мысль об особенностях моих, так скажем, похищений?

– Ах ты, вырожденец! – вскричал Азария.

– Не стоит так голосить, – посоветовал ему Алан. – Именно ваша компашка довела её до жизни такой.

– Не понимаю, – пришлось признать Стомефи.

Азария метнул в него яростный взгляд:

– Этот урод, которого ты непонятно где выкопал… Он не просто похищает сердца. Он их разбивает. Буквально.

– В случае с Сердцем Чернокаменска я бы сказал – метафизически.

– Вот кусок… – выдал Стомефи страшным шёпотом. – Завёл на окраину города, где у нас нет силы…

– Да, bitches! – вскрикнул Алан и что есть мочи засверкал пятками.

С высоты птичьего полёта могло бы показаться, что он убегает по лунной дорожке. Первым пришёл в себя Азария:

– Куда!..

– Авантюрист, ох-х, авантюрист, – прошипел Стомефи, доставая из-за пазухи пистолет.

Двумя выстрелами навскидку он заставил Алана оцепенеть, а ещё двумя, прицельными, прострелил ему правое колено. Затем настиг бодрым шагом валяющегося в грязи Похитителя, перевернул его на спину и со всей мочи залепил по скуле. Азария блёклой тенью приблизился к ним, но увидев, что избиение продолжается, отвёл взгляд.

– Помоги! Азария! – выкрикнул Алан, подавляемый градом ударов.

– Ты… ты отвернулся от меня. Своим предательством… – проговорил Азария.

– Это ты отвернулся от меня! Ублюдок! Повернись!

– Да, ублюдок! – вскричал Стомефи. – Повернись! Или только мне всю грязную работу?!

Азария поспешил прочь, к машине. Не дойдя, он остановился от звука целых трёх контрольных выстрелов.

– Заблудшая душа, – выговорил человек в белом.

Человек в чёрном поравнялся с ним, протирая пистолет.

– Ты слышал его последние слова?

– И слышать не хочу.

– Он спросил, позолоченный ли у меня пистолет. Кто пустил этот слух?! У меня что, настолько всё плохо со вкусом?

– Но что-то в твоём пистолете определённо позолочено.

– Узор на рукоятке! Всего лишь узор на рукоятке! Но это не значит, что пистолет позолочен целиком!

– Не значит…

Стомефи водрузил оружие в кобуру и оглядел человека в белом с ног до головы.

– Ну что, на следующей неделе ещё партеечку? Хотя, смысл. Цель утеряна, а на отдельных дегенератов уже давно неинтересно…

– Либо игра перешла на новый уровень, – выдавил, отворачиваясь, Азария.

– Похоже. А на данный момент я признаю пат. – Стомефи обнажил руки, как следует почесал их и снова надел перчатки. – Подбросить?

Азария передёрнул плечами.

Чёрный камень, чёрные сердца. Проблеск

Тьма и тени опутывали дорогу из Заброшенной церкви в Чернокаменск. Человек в белом упорно месил обочину просёлочной дороги. Несколько километров назад он потерял шапку, которая зацепилась за нависающий над дорогой сук и укатилась, подхваченная ветром, в беспроглядное чрево леса.

Бывает, что идти дальше не хватает сил, а плюхаться в жидкую грязь не хочется. Тогда только и остаётся, что замереть, сдавливая в груди вой беспомощности, и ждать – непонятно чего. В этот миг над Заброшенной церковью и пролетел самолёт, следующий по рейсу Чернокаменск-Саратов. Рейс этот не запомнится ничем, кроме бюрократической ошибки, из-за которой на борту стального гиганта обнаружат незарегистрированного пассажира, который, впрочем, исправно заплатил за билет и имел при себе все необходимые документы.

Но это уже совсем другая история, которая, как ни хотелось бы Азарии, ничего с нашей общего не имеет.

4. Фанерон

Ведь в конце концов все мы ищем лишь себя

Фанерон. Мистерия

Леди полной грудью вдыхает прохладу, что врывается в покои с призраками полупрозрачных тюлей. Локоны русыми волнами стелятся по парчовой подушке. Глаза под закрытыми веками устремлены в потолок. Из-под кружевного одеяла выглядывает ладонь бледнее лунной дорожки, мерцающей здесь же, на зеркальном полу. Губы шевелятся, тщась высказать нечто иррациональное. В лунных отблесках сереет мебель с тяжёлой печатью барокко. Стоял июль 1839-го.

Недобрая тень омрачает мрамор балкона и, скользнув меж развевающихся призраков, подбирается к Леди. Руки, очернённые перчатками, натягивают шёлковую удавку. С грацией ночного хищника Убийца проплывает к изголовью. Когда Леди поймёт, что воздуха не хватает, будет слишком поздно. Последний вздох он заберёт тем, что стороны может показаться поцелуем. О, нет! Ублюдок вдохнул остатки её жизни – как иные грязными пальцами крошат лепестки сушёной розы.

Леди не движется. Трухлявый кокон, лишённый содержимого. Убийца сворачивает удавку в карман и точно дурной сон покидает спальню.

Чёрные вихри рождаются в воздухе, щепка за щепкой сметая комнату в зыбкую пустоту. Из вихря же возникший Убийца помогает даме встать – за миг до того, как её ложе растворится в ветрах энтропии. Рука об руку они подходят к краю подмостков и кланяются двум созерцателям во мраке.

…Аплодировал только Искатель. Стены, чей вкрадчивый шёпот веками назад потерял всякую осмысленность, гулко резонировали от его рукоплесканий.

– Тебе-то что не так? – спросил он у помрачневшего Зрителя.

– Последнее время я тяготею, ну знаешь, к реалистичности. А эти манерны как…

– Ну же, – подбодрил улыбкой Искатель. – Не сдерживайся.

– Театральность. Надуманный внутренний конфликт. Странная романтичность, которая так нравится тринадцатилетним девочкам вне зависимости от биологического возраста. Это абсурд! Хуже него только тот ассасин-собачник. Предпочитаю мистерии профессионалов.

– Да кому интересны сценки про долгое, нудное планирование? Где ничего не происходит, только человек в трусах чистит стволы и собирает информацию в интернете? А самое смешное, когда не в интернете, то просто уходит со сцены, и надо часами ждать, пока он вернётся. Потому что – профессиональная тайна. А то, как они делают главное… Выстрел – и всё. Ни драмы, ни переживаний. Куда это годится?

– В том и суть! – воскликнул Зритель, но огонь его потух, не успев разгореться. – Ладно. Его право быть таким, каков он есть. Литературный убийца… На то нам и Мистерии. Кажется, я один переболел этой театральщиной.

– И почему ты до сих пор не спелся с Критиканом?

– Я бы не против. Но последнюю пару лет вижу только вас троих. Остальные давным-давно на Земле. Странно, что ты до сих пор нет – с твоим-то Аспектом. У тебя, кажется, гость.

– Знаю.

– Почему заставляешь ждать?

Искатель, пожав плечами, встал. Путь его ломаной кривой устремился к искрящему выходу, подвешенному в воздухе двумя пудовыми цепями. Зритель, добровольный узник Мистериона, начал смотреть сольную мистерию Леди на сцене.

Гостевая встретила Искателя обшарпанным линолеумом и свистом «Wind of changes» из магнитофона «три в одном». Сервант, под завязку набитый пылью да хрусталём, был, разумеется, на месте.

– Азилев, – прошептал Аспект.

Альбинос тонул в пухлом диване, с брезгливым неудовольствием переключая каналы на 150-дюймовой «плазме». Белые ноги шаркали по его ворсейшеству ковру.

– Ну, здравствуй, – присел Искатель рядом. – Смотрю, твои вкусы не изменились. Разве что любовь к экранам возросла.

Азилев перевёл на него мягкий, как стекловата, взгляд.

– Уж лучше прокуренного джаз-помойника, в который Гостевая превращается для тебя. Что так долго?

– Плохой тон уходить посреди мистерии.

Один-из-Шести выключил телевизор и сцепил бледные ладони на животе.

– Я по делу.

– Дела настолько дрянь?

Альбинос поморщил нижнюю губу:

– Настолько. Я как муха увяз в двух расследованиях, а Канцелярия набрасывает на лопату третье.

– Исполнители? – уточнил Искатель.

– Нет, Канцелярия.

Аспект хмыкнул и воззрился на золотистые узоры на обоях. Должно было произойти нечто из ряда вон, чтобы высшие эшелоны проявили интерес к измерению Чернокаменска. Азилев гаденько улыбнулся, прочитав тревогу на его лице.

– Не переживай. Если только мы с тобой…

– «Мы с тобой», – перебил Искатель. – Чем ты так занят, что увиливаешь от Канцелярии? Почему она вообще не поручила это Тактичным людям?

– Это дерьмо Наместников, – помедлив, отозвался Азилев. – Если мы с тобой не налажаем, выше оно не всплывёт.

– Наместники. Это ещё ладно.

– Навоображал себе локальный армагеддец? – оскалился Один-из-Шести.

– Ты не ответил на первый вопрос.

– Потому что тайна следствия.

– Знаю.

Азилев вздохнул.

– Всё равно разнюхаешь… Занят я в основном первым. Какой-то маньяк убивает схожих по внешности девиц. Оставляет на телах странные игральные карты – с рубашками на обеих сторонах. Картины убийств – как из мастерской Энди Уорхола.

Аспект кивнул. Современное искусство Азилев ненавидел с медицинской изощрённостью.

– Всех находим по месту жительства. Все задушены. Следов взлома нет, изнасилования – тоже. Так-то следы ублюдок оставляет, но опосредованные, как сраный полтергейст. И нет, он не полтергейст. Однако – ни одежды, ни отпечатков, ни волос. Три раза устраивали «SCI – место преступления», но результатов ноль.

– Как всегда, будешь ловить на живца?

– Зря, что ли, пью с ректором театрального?