Текст книги "Внедрение (СИ)"

Автор книги: Евгений Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11

Ночь полна жизни. Но лучше ни с кем не встречаться. На мне все темное. Слышу шарканье по дороге. Звук далеко разносится. Повязала платок, закрыв лицо. Идти решила через Собачий поселок. Так быстрей и меньше шансов встретить кого-нибудь. На дороге сейчас гуляют. Каникулы начались. Пьяные компании уже догнались и ищут приключений. Или нашли и сидят около сараев, обнимают и целуют девчонок. Не знаю, почему так неблагозвучно назвали несколько улиц на окраине Варегова, но собак я там не встретила. За домами началось поле. Тропинку еле видно. Хорошо, что надела сапоги. То и дело вступала в лужи. На поле можно не бояться, все равно иногда сажусь на корточки и прислушиваюсь. Дошла до асфальта. На дороге никого, а вот Шольшу надо обойти. Раздается шум, а потом и рев мотора. Проносится без фар на полной скорости мотоцикл «Минск» с тремя веселыми людьми. Это такое местное развлечение – гнать с выключенными огнями по дороге. Поэтому пары гуляют по обочине. Мотоцикл развернулся и укатил обратно. Я перешла асфальт. Справа от меня кладбище. Старые деревья замерли темными клубами, в глубине треснул сучок. Иду, где мягкая земля, чтоб не шуметь. Через километр деревня. Лают собаки. У деда горят все окна. Сам он у калитки. Не слова не говоря запускает меня в дом. Свет гасится везде, кроме кухни, где плотно задернуты занавески. Да и там только слабый ночник.

– Так я и думал, что все внезапно будет. Это лучше всего. Рассказывай.

– Чтоб заблокировать кольцо, надо одно из звеньев закрыть.

– Ты выход в виде кольца увидала?

– Да. Есть звенья его. Вижу, как светящиеся дырки или точки. Если хоть одну загасить, то пройти оттуда не удастся. Думаю, раньше в них тоже такие палки торчали. Только кто-то их выдернул. Еще бы найти, кроме этой, но я больше не видела.

– Хватит и одной.

– Точку потом, если снова проход запускать, придется разгонять чем-то. Там шары или камни показали. Не разбирала. Но нам же и не надо.

– И где точки?

– По краям болота. Самая удобная и доступная рядом с ямой, откуда железяку вытащили.

– Наверное, в свое время кому-то ее удалось спрятать. Но мы ту историю не узнаем.

– Палку нужно вбить в точку, потом нагреть. Раскалить.

– Чем? Костер разводить?

– Костра мало. Уголь надо с мехами.

– У меня две паяльные лампы есть. Сталь до температуры ковки нагревают. Попробуем.

– Тебе, деда, виднее. Сейчас идти надо.

– Ага. Только идти туда, если по дороге, километров пятнадцать. А если через Варегово, то чуть меньше.

Дед стал собираться. В рюкзак положил лампы, какие-то свертки, сверху привесил топор. Мне досталась пластмассовая канистра бензина. Завернутый в черную тряпку посох понес сам. Погремев во дворе дед выкатил велосипед:

– На этом поедем. Все лучше, чем пешком.

– А через Варегово не быстрее?

– Если это то, о чем я думаю, и ты не ошиблась, то возвращаться через карьеры нам не надо.

На багажник постелили кусок ватного одеяла для меня. Дед толкнулся и с натугой начал разгонятся. На асфальте стало легче, но я слышала, как он натужно пыхтит.

– Давай, сменю.

– Ну, еще чего придумала. Доедем.

Через пару километров я все же его уговорила. Он ростом примерно с меня. Чуть тяжелей. Я справляюсь. Но когда в горку – оба спешиваемся и идем.

– А ты когда на велосипеде кататься научилась?

– Не знаю. Будто всегда умела.

Три часа ночи. Уже светло. Скоро взойдет солнце. Мы закатили велосипед в кусты. Идем к лесу. Торчат верхушки знакомого ельника. Свою яму нашли быстро. От нее метров пятьдесят в сторону болота я нашла точку. Проплешина без травы. Около метра в диаметре.

Дед скинул рюкзак. Я показала на середину плешки. Звон ударов обуха топора спугнул беззаботно кричащих рассветных птиц. Вогнав посох до половины, дед расставил две паяльных лампы соплами на него. Моя канистра опустела. Дед подкачал воздуха. Ждали, когда лампы разогреются. Наконец, пошло ровное гудящее синее пламя. Через пять минут дед потрогал жезл.

– Холодный!

– Дольше надо, значит. Ничего другого не видала.

– Бензина на час только.

Я отошла в сторону, где березки реже. На их верхушках дышало восходящее солнце.

– Маша, иди быстрей! – негромко зовет дед. Я подхожу. Горелки дуют пламя. Рисунок чуть четче. Дед Егор показывает вниз. Смотрю. На проплешине песчинки земли дрожат, будто внизу гигантский магнит. Марево жара пленкой стоит над ними.

– Что это? От горелок?

– Не знаю. Не было так.

– Смотри деда, рисунок четче стал. – Знаки выделились и теперь подсвечивали малиновым светом, – накаляется.

Через десять минут земля ощутимо мелко подрагивала. Частички земли уже подпрыгивали сантиметров на десять, зависая в воздухе. Пазы в посохе светились оранжевым.

– Немного еще, – я, как завороженная смотрю на знаки.

– Маша, давай-ка отойдем подальше, – дед отводит меня на десяток шагов.

И вовремя – возник гул. Частицы земли и мусор поднялись в воздух на полметра. Жезл засветился и вдруг ушел в землю, словно забитый гигантским молотом. Частички закружились вихрем и осели. И из пятна в небо ударил белый луч, какие бывают на морозе. Только этот виден при солнце.

– Смотри, – дед показывает в сторону. Там далекие лучи, заканчивающиеся в небе, более тусклые, чем наш. Лучи простояли пять минут, стали затихать и вовсе пропали. Мы крадучись приблизились к проплешине. Жезла не было. Паяльные лампы тоже пропали.

– А где горелки? – я прячусь за дедом.

– Теперь уже неизвестно. Кому-то будет сюрприз, если окажутся в том мире. Пора нам отсюда, – сказал дед.

Мы почти бегом добрались до велосипеда. Но проехать удалось только до асфальта. Колесо сдулось.

– Десять километров пешком. Если повезет, то поймаем развозку на ферму. Она рано доярок собирает.

– А маскировка?

– Замаскируемся как-нибудь.

– А велосипед?

– Его оставлю, все равно старый. – Дед притопил велик в лесной канаве.

Нам повезло. Через полчаса остановился дребезжащий автобус. По пути подсаживались доярки. Дед толкнул меня:

– Смотри.

Я увидела, что женщины смотрят в окна слева, водитель тоже высунулся из окна. Я посмотрела вверх. В ярком синем небе висело огромное облачное кольцо. Будто из гигантской сигареты выпустили, и оно застыло. Небо внутри кольца виделось чуть бледней. А по нему самому пробегали редкие желтые всполохи. «Испытания проводят» – говорили бабы между собой, – «Это с полигона». «Нет, до полигона далеко. Это над карьерами. Пожар, может?»

Через десять минут всполохи в кольце прекратились. Ветер стал сминать его. За пять минут все исчезло. Дед наклонился ко мне:

– Маша, теперь слушай и запоминай. Как я скажу, погружаешься в себя, ни на кого не смотришь, представляешь себя фуфайкой или ветошью.

– Какой еще ветошью?

– Промасленной. Какой водители руки обтирают. Доедем до Шольши, вылезем. Пешком через поле пойдешь. Кого по пути встретишь, присядь на корточки и так думай. Раньше бы тебя поучить, да у нас все так – в последний момент.

Нас обогнал милицейский УАЗик, за ним ехала серая «буханка». Зайдя вперед, они встали посреди дороги. Из УАЗика вышли два милиционера. Наш автобус остановился. Милиционеры что-то объясняли водителю, потом крикнули в салон: «Все в порядке, просто осмотр транспортного средства, так положено». Из «буханки» выскочили и шустро двинулись к автобусу трое невзрачных человек в спецовке.

– Вот теперь давай, внучка, – дед обнял меня и начал что-то шептать.

Я погрузилась в серую отрешенность. Я никто. Даже не фуфайка и не ветошь. Меня нет, и не было.

Трое резво заскочили в автобус: «Осмотр специалистов. Плановая проверка» – прохрипел первый их них. Я смотрю вниз. Ничего нет. Даже тепло дедовой руки не со мной. Шаги по салону до последних сидений. Обратно. У нас не задержались. Последний идет на выход: – «Водитель, ветошь с сидений убрать. Пожарная безопасность не соблюдается». Дверь хлопнула. Слышу бурчание водителя: «Какая ветошь? Лишь бы докопаться. Придумали в такую рань». Автобус тронулся.

У поворота дед попросил водителя остановиться. Мы вышли. Дорога пуста.

– В течение часа тебе надо дойти до домой. Я тебя провожу.

Мы резво прошли, обходя лужи, до домов. Дед остановился. Из кармана извлек сверток:

– Иди-ка сюда. Вот это оденешь сейчас и пойдешь. Только никому в глаза не смотри. Дома снимешь и спрячь. Потом отдашь. – Он надел мне на шею плоский кожаный мешочек, зашитый наглухо, на черном шнурке.

Я повернулась и пошла. Народ выгонял коз и коров. На меня никто не обращал внимания. Около семи часов я постучала в свою квартиру. За дверью раздался топот босых ног. Щелчок замка, и я дома. Катя обняла меня и расплакалась.

– Все-все, Катенок. Я пришла. Все хорошо.

– Я всю ночь не спала. Вдруг что случилось.

– Ничего не случилось. Я сделала свои дела и теперь дома. Только помни, о чем мы договорились. Я спала с тобой рядом всю ночь.

– А что у тебя за медальон? Или что это?

– Поносить дали, – я сняла мешочек и убрала в свою шкатулку.

– Как все загадочно. Что, даже не расскажешь?

– Расскажу, конечно. Но не прямо сейчас. Давай чего-нибудь поедим. А то есть так хочется.

Мы зажарили яичницу. Нажарили хлебцов с пошехонским сыром, который недавно завезли в «ГУМ». Постучала бабуля:

– Все ли у вас в порядке? Для отчетности матери надо, думаю, глянуть.

– Все хорошо. Вот, проснулись, завтракаем.

– А я с лестницы чую, едой пахнет. Не стали сегодня спать до десяти?

– Так завтра экзамен, какое тут спать. Учить будем.

– Ну, учите. Деду будешь звонить? А то вчера переполошила.

– Сейчас позвоню. А то неудобно.

Дед трубку взял быстро:

– Какие банки? А, эти. Сиди дома пока. Не нужны они мне. Можешь совсем себе оставить под варенье. Я тоже никуда не пойду. Отдохну. Старый стал.

* * *

Максим Иванович стоял на коленях.

– Это промашка непростительная, – тихо, сипящим голосом говорил горбатый мужчина. Его лицо с кожей щек не выражало эмоций, – что предприняли?

– Работают все. Агентура поставлена на уши. По всей вероятности, это приезжие. Двое. Мужчина и женщина. Определенных примет нет. Все рассказывают разное.

– Толку от вашей работы. Объект на ближайшее время мы потеряли. И даже не знаем, как. Если это приезжие, то они уже уехали.

– Что со мной будет?

– Большие права, большой и спрос. Но это решаю не я. Мы спрашивали в Властителя. Ответа нет. Возможно, есть время на исправление. Ваше личное. Ситуацию не изменишь. Есть информация, что надо найти девочку. Примет нет. К вам приедет Мастер Ока. Встань.

Максим Иванович поднялся. Сейчас не расстреливают и в лагеря на двадцать пять лет не сошлют, но много других способов. Инсульт, инфаркт – успехи у лабораторий большие.

– Из Москвы? – он приободрился.

– Да. Сейчас консультирует столичное КГБ. Скоро закончит.

– Что делать с девочкой?

– Однозначно в ритуал. А потом горячая акция.

– А если не та?

– Тогда это будет еще один промах.

– Я могу знать про нее?

– Информация не точна. Девочка обладает даром влиять на ход политики. Скрытый Мастер, только не понятно, какой. Ее ищут коллеги. Мы помогаем. Их Мастер Ока определил, что она в нашей области. В ее географическом центре. А центр, это там, где у вас происходит бардак. Причем, обнаружить ее можно, только пока она там. Уедет, и канал закрыт. А она сейчас там. Возможно, это твой шанс.

* * *

Экзамен оказался несложным. Да еще и классная прошла, посмотрела, все ли в порядке. Через день будет другой. Мама приехала довольная. Сразу дают двушку. Бывшая коммуналка из двух комнат. Правда, в каком-то Дядькове. Дом старый. И прописку на полгода временную можно оформить. Зарплата, если взять две ставки, сто шестьдесят будет. А можно и три, в расчете на меня.

– Что делать? Все? Едем?

– Мама, ну, конечно, едем. План такой. Сейчас обоснуемся, где получается. Я иду на учебу, ты на работу. И сразу же восстанавливайся, год терять нечего. С голоду не помрем. Меня можно оставить на Варегове прописанной. А в городе оформляем временную. Потом ты, чтоб квартира не ушла, делаешь постоянную.

– А так можно?

– На месте выясним.

– А когда мне устраиваться?

– Да прямо сейчас начинай. Отпуск гуляешь и туда выходишь.

– Ладно.

– Чего, мам, не договариваешь?

– Там про тебя такие слухи ходят. Что самых безнадежных поднимаешь, чуть ли не мертвых воскрешаешь. Только жутко засекречена, потому что власти лечить людей не дают. Ищут с тобой встречи многие. Но ты же не велела говорить.

– Пока не время. В себя только прихожу. Но если найдут, не откажу. Сама же знаешь.

Экзамены мы сдали. Я получила все четверки. Катя – две пятерки и две четверки. Аттестаты нам вручали в клубе. Для такого дела мама мне перешила свое платье. Белое, летнее. Открытые руки мне не очень нравились, но оно отлично облегало фигуру. А облегать есть чего. Попа подобралась в два орешка. Груди, права оказалась бабуля, не доросли до второго размера. Мне и такие хороши. Зато талия подтянута. С туфлями оказалась проблема. Мои уже все малы. И мамины почти все. Взяла белые летние босоножки. С прической не выдумывала, заплела косу

В клубе к нам с Катей подошла Наталья, комсорг. Поинтересовалась, когда мы собираемся вступать в комсомол, потому что наше пребывание в пионерах давно закончилось. Мы отговорились неопределенностью дальнейшей жизни. Подошел Миша:

– Какая ты сегодня нарядная.

– Спасибо, сам тоже красавец, – он был во взрослом костюме и галстуке, – ты тут чего делаешь?

– Помогаю с аппаратурой и прочей фигней. Куда пойдешь дальше?

– Еще не решила. Но точно уеду в Ярославль.

– Классно. Я на следующий год думаю в пед поступать. На физическое воспитание.

– Молодец. Может, где-нибудь и встретимся.

Нас стали рассаживать. Мишу позвали что-то включать.

Поздравил директор, учителя. Вручили твердые корочки. Теперь свобода. Выпускного у восьмиклассников не было, все разошлись сами по себе. И мы с Катей пошли домой, где нас ждала мама. За стол позвали всех своих.

– Что надумали с учебой, – спросила бабуля.

– Думаем еще, – ответила мама, – завтра в город поеду, документы повезу устраиваться. Здесь отпускать не хотели. Работать, оказывается, некому. Даже предложили должность в конторе. Но раньше надо было. Мы уже решили все

Пришли дед Егор и дядя Вася. Выпили компоту за окончание школы.

– А не хочешь в училище культуры, – дядя Вася кушал котлеты с пюре. – Я сейчас группу набрал в городе. Перспективная тема. Мы уже на двух конкурсах призовые места забрали. Мне помощники нужны.

– Дай ребенку отдохнуть, – вступил дед, – только одно с плеч свалила. Сейчас осмотрится. Была бы шея, хомут найдется. А я тебя, Маша, с одной женщиной познакомлю, поговоришь с ней и сама решишь, куда и чего.

– Что за женщина еще? – удивилась бабуля.

– Знакомая одна. Большой специалист по части пения. А заодно в курсе всего, что искусства касается. Я тебе телефон сейчас дам. Как в городе появишься, обязательно с ней созвонись. – Дед сунул мне сложенный листок, – спрячь.

* * *

Алла сидела на квартире. Куратор мерил комнату шагами.

– Точно она была дома?

– С подружкой вместе ночевала. С утра учились, на следующий день экзамен сдавали.

– И нечего не говорила?

– Ничего. При ней разговор заводили после экзаменов, что непонятное видели. Послушала, согласилась, что военные что-то испытывают и все.

– Что у тебя мать делает?

– Сейчас шапки не сезон, закупила джинсу. Будут шить. К ним в Дом Быта привезли джинсы. Одни итальянские «Райфл» по сто рублей, другие «РО» наши – рабочая одежда, но тонкие, плохонькие по тридцать. Думает, свои пошить под «Монтану», и рядом тихонько поставить. А кто интересоваться будет, говорить, что образец, и договариваться.

– Что в народе говорят про облако и свет?

– Так вы уже спрашивали. Поговорили и перестали. Кто про след от самолета, кто про грозу, кто про полигон.

– А сама что думаешь?

– Так я не видела. Но раз вы интересуетесь, значит, что-то военное.

– Правильно. Военное. А поэтому интерес у шпионов есть. Характеристики, знаешь, как устанавливают? Даже по следу. Ракета стартует, по ее скорости на разных участках пути можно вычислить какая мощность двигателя, какая траектория и куда долетит. Так что это очень важно.

– И Макарова может быть шпионкой?

– А они таких и вербуют. Которые на жизнь обиженные. Всяких недоделанных. Сейчас ахинею всякую рисует, а потом сговорился с Западом и в бега. Да ладно, если просто в бега. Еще и здесь нашпионит. Поэтому за такими глаз да глаз.

– Мне что дальше?

– Там наблюдаешь, как раньше. А сейчас учеба. Точнее, учебное задание.

– Опять проследить за кем-то?

– Нет. Видишь? Запоминай. – Куратор протянул фотографию. На ней был солидный мужчина. – Сейчас поедем в одно место. Ждешь у выхода, когда он появится. Подходишь, даешь ему пощечину и говоришь «мерзавец». Потом быстро уходишь.

– А он меня не схватит?

– Я буду недалеко. Помни, это тренировка. Он не ожидает. Пока думает, пока что. Не бойся. Потом идешь пешком одну остановку и садишься на следующей. Едешь домой.

Аллу высадили у какой-то конторы. Народ потянулся на обед. Оказалось, что не она одна стоит и ждет. Рядом была пожилая женщина. Чуть поодаль молодой человек. «Кто это?» – мелькали мысли, – «Наблюдатели? А если, да?» Молодой человек дождался девушку, и они ушли. Стеклянная дверь блеснула солнечным зайчиком. Вышел тот самый. Держа в руке кожаный портфель, спускался по ступенькам.

Алла быстро сделала вперед несколько шагов. Хлопок ладошкой по щеке вышел корявый. Шляпа упала с мужчины. «Мерзавец» – получилось придавлено. Теперь бежать. Она развернулась и наткнулась на пожилую женщину. Удивленные глаза и полуоткрытый рот запомнились надолго. За спиной Алла слышала «Что это значит». Обернулась на ходу. Мужчина оправдывался перед той женщиной. Куратора не видно. Прошла остановку. Доехала до вокзала. «Я в настоящем деле, это никакая не тренировка. Я их поссорила. И все сделала отлично».

* * *

Я отдыхаю от учебы. И тренируюсь. У меня получилось уплотнить воздух перед собой. Пластмассовый мячик, как в воду попал – замедлился и упал. Со спортзалом договорилась. Весь июнь у школьников трудовая четверть. Моют окна, стены, двери и столы. Стоит запах краски. По полам ходить нельзя. Девчонки сажают цветы. Самое интересное осенью я пропустила. С шестого по девятый классы снимают раза два, а то и три в неделю на работу в колхоз. Школьники убирают по взрослым нормам лук, морковь, картошку. Бесплатно, конечно. Колхозам нужна помощь. Сейчас набирают ЛТО – лагерь труда и отдыха. Говорят, в прошлом году уже был. Ребята шестиклассники там научились курить, кто еще не умел, и познали плотскую любовь, правда, не все. В этом году ехать не стремятся, потому что обманули с оплатой. Зазывали сотней рублей, потом обещали тридцать в связи с неурожаем. Ограничились маленькой шоколадкой.

Мама отвезла документы, написала заявление на работу. Теперь хлопоты о восстановлении в педагогическом. Она изучала биологию на английском. Их готовили преподавать в странах Африки, которые поддерживает Советский Союз. Но теперь эти факультеты закрыли. Есть предложение английский и химия, либо биология. Сейчас мама поехала разбираться с программой. Я настояла, чтобы она не суетилась и приделала все дела. Место для ночлега ей предоставил Дмитрий Семенович. У них оказалась свободная комната в коммуналке от какой-то бабушки. Маме дали ключ, и теперь она сама себе хозяйка.

Ко мне пришла Катя.

– Мама звонила. Ждет меня в городе. Завтра поеду. Со мной хочешь?

– Конечно. Куда я тебя одну отпущу. Мы теперь девушки свободные. Давно пора съездить погулять. Ты там останешься?

– Вряд ли. Наверное, будем решать с учебой. Пока планируем в девятый класс. Я так рада, что мама у тебя будет работать в Дядькове.

– Это рядом?

– Это и есть поселок Судостроительного завода. Можно даже пойти в одну школу. Там сейчас новая открылась.

– Здорово! Я думала, что Дядьково совсем на окраине. Тогда тем более вместе поедем. Заодно посмотрю, где обосновалась.

– Скажешь ей, когда звонить будет сегодня?

– Нет. Пусть сюрприз будет.

Мама вечером позвонила, в коммуналке был телефон. Ей нужно встретиться с деканом еще раз, он назначил на завтра. Поэтому дома она сможет быть вечером. Я прошу ее не торопиться.

Утром мы едем на восьмичасовом. Народу мало. На работу все уехали на пятичасовом. Много в обратном направлении. Едут на дачи. Но вечером обратно тоже будет пусто. Мы выбрали вагон плацкартный. Есть еще самолетного типа, где мягкие кресла по два, но я люблю простор. Сели у окошка на боковушке. Болтаем об разных училищах и институтах. Влад поступает в военное, наши многие пойдут в ПТУ. Есть даже двое, которые подают документы в медицинский. Миша говорил, что тоже хочет в военное. Мы обсуждаем Мишу. Он симпатичный, но угрюмый какой-то. Катя говорит, что надежный.

В конце прохода дверь открылась. Из тамбура заглянул неприметный человек в серой рубашке и брюках. Позади его переговаривались еще двое. Я узнала его. Он заходил в автобус. Моя рука сжала Катино запястье. Она замолчала. «Бежим» – рванула ее за руку. Выбегая в тамбур, я мельком увидела, как те быстрым шагом идут к нам.