Текст книги "Шадринский гусь и другие повести и рассказы"
Автор книги: Евгений Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Глава вторая
Ерофей Марков нежданно-негаданно нашел золото
Однажды горщик заложил глубокий шурф и наткнулся на знатную залежь тумпасов и строганцев. Камень попался крупный, с красивой дымкой, и оттого работалось скоро и весело.
Из подземных жил в песок шурфа просачивалась вода, и каждая находка, омытая влагой, различалась легко. Солнце поднялось высоко над вершинами синих елей, припекало, и Ерофей решил, что пора полудневать. Он в последний раз копнул заступом и вдруг заметил – среди мокрого песка поблескивал незнакомый желтенький камушек. Горщик бережно перетер на ладошке влажный песок и нашел еще несколько «скварчинок» с вкрапленными крупинками таинственного самоцвета. Много самоцветов видел на своем веку старик кержак, но такого еще никогда не встречал.
Он чутьем догадался, что найденное – не простые камушки.
Ерофей бережно обмусолил находку: камушек не терял блеска и был тяжелее тумпаса. Горщик тщательно завернул найденные камушки в тряпицу и отнес домой.
Жена Ерофея долго разглядывала принесенное.
– Кто ведает, что это такое? Только, думаю я, Ерошка, недобрый это камень. Брось его, окаянного, куда-нибудь подальше от людских очей! – предложила она горщику.
Но желтые камушки околдовали горщика, он не расстался с ними. Утром старик отвез строганцы в Екатеринбург и сдал в гранильную мастерскую. Там перед раскрытым окошечком сидел сухонький старик с умными глазами. Этот гранильщик был известный знаток уральских самоцветов. Ему-то и решил Ерофей показать свою диковинную находку. Горщик вытащил из-за пазухи заветную тряпицу и показал мастеру желтые камушки. У старика засверкали глаза. Он жадно взял камушки и накалил их на огне, затем на маленькой болванке небольшим молоточком сковал желтую пластиночку.
– Ну, брат, – засиял старик, – неужто ты это нашел тут, на Каменном Поясе?
– А что? – дрогнуло сердце горщика.
– Да знаешь ли ты, что нашел? Ведь это золото!
– Неужто? – Ерофея обдало жаром.
– Я тебе говорю – золото! Сказывали, в нашем царстве-государстве его вовсе нет. А тут вот – на!
Старик вертел, любовался желтой пластинкой.
– Ну, Ерофей, счастье тебе привалило! – весело сказал горщику мастер. – Отнеси ты эти камни в горную канцелярию. Там, мил-друг, облагодетельствуют тебя!
Старатель упрятал свое нежданное богатство за пазуху и вышел на улицу.
По небу ползли низкие серые тучи; налетевший с Исетского пруда ветер поднял клубы пыли. В крепости отбивали куранты. Ерофей прикинул – время позднее, в горную канцелярию он опоздал, и решил отправиться домой.
За ужином он рассказал старухе про совет гранильщика. Женка опасливо оглянулась на слюдяное оконце и перекрестилась.
– Что ты! Что ты, батюшка! Господь с тобой! На беду с табашниками свяжешься. Ой, Ерофей, не к добру этот камушек попал к тебе!
Всю ночь старик-добытчик не мог уснуть, ворочался. «Как же быть? – думал он. – Старый гранильщик не глупый, бывалый человек, зря такое не сболтает. Неужто отречься от награды? Эх, горе-то какое!»
В углу перед древними иконами слабым мерцающим огоньком светилась лампада. Горщик не утерпел, добыл из-под подушки заветный узелок, слез с кровати и разложил на столе камушки. Они светились холодным тусклым блеском, но Ерофей не мог оторвать от них взгляда.
Много камней-самоцветов перевидал на своем веку старый кержак. И гранат, и корунд, и орлец, чи аметист, и яшму – все это видел и знал Ерофей. А таинственный желтый камушек впервые видел. Смутная тревога овладела сердцем горщика. Никогда до этого с ним ничего подобного не случалось.
Старики-гранильщики по-своему верили в таинственные свойства камней. Глубокая красота камня, гармония его линий, форм, цветов казались им творением таинственных сил. Не случайно люди с древнейших времен приписывали самоцветам свойства чудодейственных талисманов. Они искренне верили, что одни камни приносят радость, удачу в любви, другие отводят лихие беды и напасти, а иные из самоцветов помогают на поле брани, останавливают кровотечение и боль.
Старинные русские лечебники полны такими советами:
«Красный камень сердце отвеселит и кручину и неподобные мысли отгонит, разум и честь умножает, силу и память человека врачует».
«Кто яхонт червленый при себе носит, снов страшных и лихих не увидит..»
«Смарагд зелен, чист и нежен, как трава весенняя, и ежель долго зреть его, светлеет сердце. Ежель взглянуть на него спозаранку, то весь день будет легким…»
Так думали и старые кержаки-гранильщики. Они по-своему верили в таинственные свойства камней. И по нынешний день среди горщиков живет предание о царе Иване Васильевиче Грозном, который в самый день смерти сказал будто иностранцу Горсею:
– Полюбопытствуй на сей чудесный коралл и на сию бирюзу. Возьми их на ладошку. Они приличественно хранят яркость своего цвета. Положи их теперь в мою руку. Я заражен болезнью. Видишь, они тускнеют, ибо предвещают мне смерть…
Про тумпасы и строганцы гранильщики говорили, что это светлый камень, приносит счастье и тихую жизнь.
Ерофей закручинился:
«Неужто и впрямь золото колдовской камень? Неужто он приносит беды? Но отчего-сь не могу оторвать очей?»
Жил кержак Ерофей просто, не зная дум. Искал он тумпасы и строганцы, и все было ясно. Явился желтый камушек, и заскребло на сердце…
Глава третья
О том, как старого горщика приняли в горной канцелярии
Утром, несмотря на попреки жены, Ерофей ушел в крепость…
Навсегда запомнился ему день, когда он явился в горную канцелярию. Это было 21 мая 1745 года. Он предъявил горным начальникам свою находку. – В большой светлой комнате с высокими стрельчатыми окнами, в которые падали косые лучи солнца, стоял огромный стол, покрытый зеленым сукном; на столе поблескивало петровское трехгранное зерцало. В креслах, обитых штофом изумрудного цвета, в пышных париках сидели три важных бритоусых саксонца. Сидящий посередине, осанистый, с носом стервятника, нахмурился и сердито спросил Ерофея:
– Зачем пожаловал? Разве ты не знаешь, что мы весьма занятый люди?
Горщик не сробел; он снял с головы шапку, перекрестился на красный угол и доложил весело:
– Дело государево заставило, ваша светлость, господин хороший. Нашел я камень-металл и по царскому указу, кой бирючи[7]7
Бирючи – глашатаи царских указов – разъезжали по людным площадям и улицам Москвы и зачитывали народу царские решения.
[Закрыть] на Москве кликали, объявку о том делаю.
Ерофей развернул тряпицу и выложил на стол пластинку и желтые камушки.
– Что это? – грозно сдвинул брови саксонец.
– Сие есть золото! – Ерофей радостно посмотрел на бритоусов.
Они заметно оживились, серая сонливость и безразличие к горщику быстро спали с их мясистых лиц.
– О! О! – прохрипел саксонец, и его толстые пальцы, унизанные перстнями, потянулись за золотой пластинкой. – Подай сюда!
Он взял пластинку и поднес к прищуренным глазам.
– Золото! Золото! – прошептал он и вдруг захохотал громко и дико. – Где ты его взял? Тут, в горах? Разве может быть золото в России? Ты своровал это, мужик!
Ерофей построжал, сурово сдвинул брови.
– Мы народ честный, ворюгами никто в нашем роду не бывал. Золото это найдено в шурфе, на болоте у речки Березовой. Вот оно как!
– О! О! – раскрыл от изумления рот саксонец и, повернувшись к персонам в париках, спросил: – Что скажете, господа?
Те с любопытством разглядывали желтые камушки. Саксонец вышел из-за стола, подошел к Ерофею и похлопал его по плечу.
– Молодец! Если это так, жди награды! А сейчас иди, мы совет будем держать.
Горщик вышел в канцелярию, где через час писчики объявили ему, что в Шарташ на днях наедут чиновники горной канцелярии асессор Порошин и штейгер иноземец Вейдель. Велено им осмотреть и разведать копанием вглубь то место, где Ерофей отыскал свою находку.
Горщик повеселел, и подумал: «Напрасно я кручинился. Камень, знать, в мои руки угодил счастливый. Вон оно как повернуло!»
И старик заторопился в Шарташ поделиться с женой своей радостью.
Глава четвертая
Ерофея Маркова подозревают в утайке золотой жилы
Спустя несколько дней на Шарташ наехали рудоведцы горной канцелярии асессор Порошин и штейгер Вейдель. С ними была работная дружина. Ерофей повел их на знакомое место.
Работная ватага, приведенная в лес, быстро расчистила Ерофеев шурф и начала выкидывать влажный золотистый песок. Асессор Порошин и штейгер Вейдель сидели в тени и ждали результатов поисков.
Никто, даже Ерофей, сидевший тут же, неподалеку от шурфа, не заметил, что работные вместе с золотистым песком выбросили несколько «скварчинок»: они-то и показывали, что где-то неподалеку залегает коренное месторождение золота. «Скварчинки» быстро завалили землей. Песок в шурфе оползал – на дне обильно просачивалась вода. Пришлось вычерпывать ее из шурфа ведрами. Поисковые кляли на чем свет стоит Ерофея: шурф углублялся, грозил обвалом, а золотой жилы все не было.
Горщик сидел насупившись. Он не верил своим глазам, даже попадавшиеся густодымчатые крупные тумпасы не радовали его. Золотые камушки так и не отыскались.
Злой и высокомерный, Вейдель подозвал Ерофея:
– Расскажи, как ты нашел золото?
Кержак опять рассказал о том, как попались ему «скварчинки», но штейгер только пожимал плечами.
– А где же жила? – упрямо допытывался он.
Ерофей угрюмо молчал.
Асессор Порошин тоже угрюмо поглядывал на кержака и грозил:
– Обманул, старый филин. Драть бы тебя!
– Истин бог, тут было найдено, – перекрестился горщик, но Порошин не поверил ему.
Поиски оказались напрасными: в шурфе Ерофея Маркова золота не нашлось. Старый горщик упал духом.
«Вот оно, счастье-то, – с горечью подумал он. – Понапрасну не послушал я женки. Колдовской желтый камень всем отвел глаза. Быть беде!»
Чиновник и штейгер сели на коней и уехали, а Марков уныло побрел домой.
«Что же случилось? – с горечью думал он. – Ведь он сам держал в руках золото, найденное именно здесь!» Сколько ни ломал он голову, не мог найти объяснения непонятному явлению. А объяснение было простое. Ерофей Марков напал на рассыпное золото. Добыча такого золота производилась тогда в Венгрии. Только там и знали, как его отыскать и извлечь из песка. На уральских заводах со времен царя Петра Алексеевича работало много иноземцев-штейгеров. Они разрабатывали железные и медные руды, а с добычей рассыпного золота не были знакомы. Не знал этого и штейгер Вейдель.
Между тем по приезде в крепость асессор Порошин донес начальнику горной канцелярии, что находка Маркова не подтвердилась и в шурфе при поисках оказались кварц и тумпасы.
Начальник горной канцелярии прочел это донесение и задумался:
«Как же так? Но ведь кержак приносил настоящее золото. Где же он его взял? Выходит, старик хитрит, обманывает. А что если допросить с пристрастием?»
Вскоре в Шарташ помчался нарочный: Ерофея Маркова требовали немедленно в горную канцелярию.
«Вот когда началось, – с тоской подумал кержак. – Затаскают теперь мои старые кости. Ох!»
Ерофей сердцем почуял беду и не ошибся.
Только переступил он порог знакомой палаты, как сразу заметил: у двери ее стояли рослые горные солдаты с мушкетами, у окна на полу сидел лохматый кат в красной рубахе, в руках у него была жильная плеть. Когда Ерофей вошел в палату, кат ощерился.
Горщик побледнел, но собрался с духом. Твердым шагом он подошел к столу, за которым сидел грозный начальник. Саксонец не мигая, как стервятник на добычу, смотрел на кержака.
– Я знаю, ты обмануть хотел нас, но…
– Истин бог, вот те Христос, – перебил Марков грозного начальника и перекрестился, – истинно показал все как есть, без утайки!
– Замолчи! – привстал с кресла берг-начальник, покраснел и, указывая на ката, пригрозил: – Будешь бит!
– Помилуй бог, – прошептал побелевшими губами Ерофей. – Николи вором не был.
Саксонец молча прошелся по комнате, успокоился и подобревшим голосом сказал:
– Хорошо, я еще раз буду тебе верить, ты покажешь золотое место. Я больше не буду тебя трогать. Иди!
Тяжелым шагом вышел Ерофей из горной канцелярии. На душе было сумрачно: мерещился лохматый кат с жильной плетью.
«Неужто побил бы?» – спрашивал себя Ерофей и вдруг понял всю тягость своего положения.
Через несколько дней в Шарташ наехали асессор Юдин и новый иноземец, штейгер Маке. С ними прибыла свежая партия работных. Шарташские кержаки попрятались.
«Эк, накликал Ерошка беду! Не откупишься, не открестишься теперь от скобленых табашников», – недовольно думали они про Маркова.
Ерофей повел поисковых к проклятому шурфу. Штейгер Маке внимательно осмотрел изрытый копань и, отсчитав от него сотню шагов, подальше от болота, велел работным заложить новый шурф.
– Так будет лучше, подальше от воды. Копай глубже и шире! – приказал он рабочим.
Поисковые дружно взялись за работу. Тяжело им было смотреть на Ерофея – бодрый, живой старик осунулся, потемнел. Всю дорогу он клялся им, что место его верное, а куда подевалось золото, не знает. Видно, сам нечистый отводит глаза. Среди поисковых были кержаки; они знали Ерофея как честного человека.
– Ты не удручайся, братец, – успокаивали они терщика, – мы с молитвой да с крестом робим – никакая нечисть не помешает нам. Откопаем золото! Только, ваша милость, – просили они попыхивающего трубкой Маке, – отойди под ветерок, не души нас табачищем. Уж мы постараемся.
Маке недовольно поморщился и отошел под ветерок. Сизый дымок из трубки отгонял от его лица комаров. Асессор Юдин сидел у костра, где дымили серые еловые лапы. От дыма першило в горле, но зато не надоедали комары и гнус, которые вились вокруг черным роем.
Все шло хорошо, спокойно, и в душе Ерофея снова затеплилась надежда: может быть, на этот раз поиски будут успешными. Он бродил по кромке болота и отыскивал тумпасы. В этот день и тумпасы легко шли в руки – попадались добротные и пригожих дымов. Неподалеку от болота Ерофей нашел в чаще залежи новых, незнакомых камушков. Трижды отходил и возвращался к ним горщик. «Опять нечистый шутит. Вновь нагрянет другая беда!» – опасливо рассматривал он новую находку. Но не утерпел и отнес их штейгеру Маке.
Саксонец старательно вгляделся и узнал свинцовую руду, которую он в свое время добывал в Саксонии. Немец всполошился. Он отвлек несколько работных от шурфа и поставил их на поиски свинцовой жилы. Работа оправдала себя: поисковые напали на залежи свинцовой руды. Маке обрадовался, он срочно погнал гонца с пробными кусками руды в Екатеринбург. Там в лаборатории сделали анализ и нашли, что найденная свинцовая руда очень высокого качества, и настаивали, чтобы штейгер Маке расширил разведки вновь открытого месторождения. Но, увы! Как ни старался Маке, свинцовая жила оказалась необширной. Хотя немец и корчил из себя знатока горного дела, но здесь он оказался бессилен распознать капризы свинцовых залежей и потому вскоре прекратил розыски и разочарованно донес начальству:
«Свинцовая руда, коя идет жилою, токмо вдаль надежды не кажет, посему она не заслуживает внимания».
Так и забросили новую находку.
Между тем, сколько ни углубляли шурф, золота так и не нашлось. Оно было и понятно: золотая россыпь лежала ближе к болоту, а шурф заложили в противоположной стороне. Но ни Маке, ни асессор Юдин не додумались до этого. Они все искали золотую жилу, а ее и быть не могло.
Маке недовольно поглядывал на Ерофея, покачивал головой. Поисковые донесли, что и свинцовая жила ведет себя не подобно прочим жилам: быстро оборвалась, и выходит, все ни к чему. «Обманщик, – подумал и Маке про старого горщика. – Хотел свинцовой жилой глаза нам отвести».
В тот же день асессор Юдин послал нарочного с донесением в горную канцелярию. В нем он так же, как и Порошин, сообщил:
«В указанном Марковым месте и в окрестных местах золотой руды не найдено, а в шурфах попадаются только пустой камень и глина, и шурфовать тут не для чего. А свинцовая руда, хотя и может быть почтена за жилу, но сродни заграничным не будет, ибо вдаль надежды не кажет».
Ерофея Маркова отпустили восвояси, а сами горные начальники вернулись в крепость.
Доклад Порошина поднял на ноги всю горную канцелярию. Берг-начальник рвал и метал. Золото уплывало из его жадных рук, и саксонец бесился. Вне себя от ярости, он бегал по огромному кабинету и грозил:
– Вор, вор, раскольник! Бить плетями вора!
Немец не допускал мысли, чтобы Ерофей Марков честно отнесся к находке.
– Маке и Вейдель – отменные знатоки руд, – кричал он, – не может того быть, чтобы они не узнали золотой жилы! Утаил ее раскольник, утаил!
Саксонец решил запугать Ерофея Маркова.
В ближайшие дни в палате с большим зеленым столом состоялось совещание чинов канцелярии. Асессоры Порошин и Юдин зачитали вслух свои доклады. После них говорил Маке: он негодовал, что их, саксонцев, водят за нос.
– Кержаки – скрытный народ. Ну что же, надо для острастки наказать старого плута! – зло говорил Маке.
Начальник горной канцелярии одобрительно кивал головой.
Горщик не чуял, что над его головой собирается грозная туча.
Глава пятая
Ерофей Марков попадает под арест
В один из ясных августовских дней в Шарташ пришли незваные гости – пыльные, потные солдаты. Привел их рябой, громадного роста капрал. По его приказу солдаты окружили Ерофея и погнали в крепость. Все это произошло неожиданно и быстро. На крик и слезы Прасковьи Васильевны со всего Шарташа сбежались кержаки. Они гудели, как растревоженный пчелиный рой. Корили раскольницу:
– Связались с табашниками! На все село беду навели! Что теперь делать?
Женка всхлипывала и утирала слезы.
Ерофея в это время вели по пыльной улице. Он не смел поднять глаза на знакомые домики: всюду у ворот стояли кержачки, ребята, девки. Они провожали старика печальными взглядами.
Сердце Ерофея разрывалось на части. Его вели как вора, среди бела дня по знакомой дороге. Все встречные с удивлением и страхом поглядывали на горщика и покачивали головами.
Конные сельчане, завидя конвой, окружавший Ерофея, сильней подхлестывали коней, стараясь быстрей промчать мимо земляка: им самим стыдно было взглянуть в глаза Ерофею.
Крепкий, подвижной горщик сразу сдал, он еле тащил ноги. Солдаты покрикивали:
– Шибчей, шибчей пшел!
Маркова привели в крепость. На плацу перед солдатским строем горнист играл вечернюю зорю. Небо было тихое, теплое; вечернюю густую синь чертили острыми крыльями низко летающие стрижи. Старик тяжело вздохнул, на глазах у него блеснули слезы.
Солдаты втолкнули горщика на гауптвахту и заперли на крепкий запор. Караульный инвалид принес Ерофею кружку воды и кусок черствого хлеба.
– Достукался, сердешный! – с соболезнованием поглядел он на арестанта. – Ничего, не печалуйся. Ко всему привыкать надо. Отведай нашей еды!
Но горщик не дотронулся до нее: всю ночь, не смыкая глаз, он просидел на нарах и с тоской смотрел в мутное оконце – за ним в небе мерцали тихие звезды.
На другой день Ерофея под конвоем доставили в горную канцелярию. В обширной палате, так хорошо знакомой ему, заседали важные начальники. Все были в суконных камзолах, на рукавах кружева, белели пышные парики. Главный берг-начальник вынул из кармана камзола табакерку, достал табаку и сделал понюшку, после чего громко чихнул. Чиновники подобострастно пожелали ему доброго здравия. Начальник помолчал, поднял серые неприятные глаза на Ерофея и сказал строго:
– Ждем твоего истинного признания.
Ерофей низко поклонился.
– Истин господь, все вам поведал без утайки. Ослобоните, буду внове искать, может нападу на камень…
– Ты врешь, русски плут! – вскричал саксонец и побагровел. – Ты все врешь. Ты припрятал золото!
Руки Ерофея задрожали, взгляд его потемнел. Однако он смолчал.
Немец, сдерживая негодование, снова полез в табакерку. Просыпая зеленый табак на бархатный камзол, он шумно втянул его в ноздри.
Успокоясь после глубокой затяжки, берг-начальник сказал горщику:
– Хорошо, мы сделаем так. Ты хочешь на родной деревня идти. Что ж, ежели у тебя есть имущие люди, то пусть поручатся, мы дадим тебе две недель свобод, и ты тем временем подумаешь об истине. Ты слышал это?
– Все чул, господин начальник, но, истин бог. – Ерофей не договорил, поник головой. Он понял, что ему все равно не поверят; однако возможные две недели свободы после ночи, проведенной на гауптвахте, заставили его встрепенуться. – Ваша милость, меня знают гранильщики, может, они поручатся. Прошу спросить их.
Начальник переглянулся с чиновниками, кивнул головой:
– О сём решим, а пока до порук надлежит отвести под караул!
Солдаты вывели Ерофея на крыльцо. Здесь на приступочках сидели женка Прасковья Васильевна и знакомые гранильщики.
– Братцы, братцы, – обрадовался Ерофей, – безвинно страдаю, без порук не отпускают из-под караула.
Женка повалилась в ноги кержакам-гранильщикам.
– Отцы милостивые, не оставьте сироту. Невиновен Ерошка мой! – взвыла баба.
Кержаки поднялись с приступочек крыльца, тяжело переминались. Самый старый, потупив глаза, о чем-то глубоко размышлял.
Ерофей поклонился старикам:
– Не выдайте, братцы!
Бородатый гранильщик поднял глаза на мастеров.
– Как, други? Ерофей наш, древлей веры. Так неужто погибать ему от табашников?
– Пошто? Дадим поруку, раз такое горе нахлынуло, – загалдели гранильщики.
– Родимые мои, милостивцы! – заголосила женка и заторопила поручителей – Айда-те к аспидам, а то разойдутся аль передумают.
Солдаты потащили Ерошку на гауптвахту, а кержаки двинулись в канцелярию. Начальство немало почванилось, поворчало, и дало согласие на поруки. С кержаков взяли клятвенное обещание и написали о том бумагу, что они поручаются своим хозяйством и животиной, что казна не станет в убытке.
