Текст книги "Камерная музыка"

Автор книги: Евгений Алёхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Иногда мне казалось, что я не знаю, кто я такой. Ладно, я Ники Билейн. Но это не точно. Кто-нибудь заорет: «Эй, Гарри! Гарри Мартел!» И я, скорее всего, откликнусь: «Да, в чем дело?»

Чарльз Буковски

В Казани мы репетировали каждый день. Сначала Кирилл сочинял басовую партию, Айдар и Алина сочиняли поверх, а я начитывал текст. У меня было готово семь куплетов, на три из них были готовы и Костины. Я читал и свои, и его тексты на репетициях, и результат меня радовал. Новые тексты были явно лучше, еще больше отчаяния, отсылок к  мировой литературе, более четкие фабулы и яркая ненависть. Меня пробирало от копчика до затылка, я кричал в гараже под трубу и скрипку:

пиши как зощенко или за щеку

тебе напихает общество

и у меня больше нет сил закройте я буду рад

порядочный человек должен быть трус и раб

Полюбил этот город, полюбил вечера в гараже и думал даже остаться здесь жить на несколько месяцев. Приятель, получивший наследство в Москве, собирался прислать мне денег в долг, а Кирилл говорил, что можно совсем недорого снять квартиру, ведь цены здесь не те, что в Москве. У Айдара в фирме, где он работал, вроде бы маячила возможность подработки. Так что я хотел находиться здесь, пока мы не запишем альбом. Но московский приятель прислал денег меньше, чем обещал, с квартирой обломилось, и подработка буксовала. Через неделю я уехал в Москву.

Они должны были сочинять и репетировать без меня. Договорились, что позже, через месяц или полтора, я приеду на запись.

В Москве я снова заехал к Лео и вернулся к газете «Работа».

Костя с Дашей подыскивали себе новое жилье – Пушкин предложил им съехать. Я кинул в ЖЖ объявление, что Косте и его девушке нужна квартира. Один знакомый откликнулся, так нашли для них отличную комнату в самом центре Москвы, в которую они скоро должны были заехать. Даша пока не работала, ждала, когда заживут руки.

Я решил опять попробовать устроиться кладовщиком в магазин одежды. Оценивая свой трудовой опыт, пришел к выводу, что это лучший для меня вариант. Прошел собеседования в магазинах Finn Flare и Nike, оба вроде бы удачно. Из обоих мест должны были перезвонить в течение нескольких дней, когда службы безопасности проверят мои данные. Из обеих компаний не перезвонили. Стрелял у Лео и Кости по 50 или 100 рублей, покупал в магазине хлеб и воду, воровал орехи, фасоль и фрукты, чем и питался.

И вдруг позвонил человек (я звал его Крисом Пенном за сходство с этим актером), с которым я недолго работал два года назад на стройке. Предложил работу, за которую сам сейчас не мог взяться. Поработать с неким Денисом в каком-то месте, которое находилось в трех часах езды от Петербурга.

– Что за Денис? – спросил я.

– Нормальный парень, только пиздит много, – сказал Крис Пенн.

Мне бы следовало сразу насторожиться. Но я устал и даже физически дальше не мог выдерживать минусовой баланс. Долги, как крест на спине, тянули к земле. Нужно было срочно устроиться работать, иначе я не смог бы смотреть людям в глаза.

– А сколько я смогу заработать?

– Двадцать тысяч за две или три недели. Дальше – как договоритесь. Работа есть, и условия хорошие.

На свою беду я согласился.

– Приезжай в воскресенье или в понедельник.

Записал номер Дениса.

Перед отъездом один псих позвал меня в кафе «Китайский летчик». Сказал, что угостит выпивкой и сделает мне предложение, от которого я не смогу отказаться. Боясь за свой мозг, на всякий случай взял с собой приятеля Митю (с ним прежде работали вместе продавцами в магазине Topshop), который, похохатывая, слушал беседу.

– Я сделаю вам концерт в Москве.

Я сказал, что пока не очень хочу выступать в  Москве, да и не зовут. Парень, которому позже Кирилл даст прозвище Гуревич, нес бред: что раньше был поэтом и устраивал чтения, теперь разочаровался в этих поэтишках, но хочет находить талантливых людей и помогать им. Гуревич курил одну за другой и болтал без умолку. Мы с Митей охотно угощались пивом, но всерьез этого неадекватного парня не воспринимали. Алкоголик и шизофреник.

– Ты еврей? – спросил я.

– Татарин, – ответил Гуревич.

Я рисовал много-много вагин на салфетках и  говорил:

– Твои поэты были ненастоящие, если они не умели рисовать пизду.

Узнав, что я собираюсь переезжать в Петербург, Гуревич пообещал мне, что даст контакты людей, которые смогут помочь мне с жильем и устроить меня преподавать в каком-то университете. «Раз в неделю, – сказал он, – неужели не хочешь попробовать вести литературный кружок для студентов?».

– Умелые ручки?

– Денег платят немного, но ты же сейчас в них нуждаешься, да?

Пока он мне обещал золотые горы и великое будущее, я научился схематично накидывать вагину за три-четыре секунды.

– Смотри, сначала рисуешь треугольничек – клитор, – потом малые половые губы, потом внешние, а потом щетинку. Готово.

Гуревич вернулся к московскому концерту.

– Давай на выходных, через две недели сделаем. У меня есть выходы на клубы «Палитра», «Гоголь»… – он назвал еще несколько.

Митя сказал, что «Гоголь» – нормальное место. Я не знал московских клубов, но сказал:

– Ладно, делай концерт. Название у клуба подходящее. Вход не больше 150 рублей.

Через несколько дней пилил доски торцовкой и прибивал вагонку на дачном участке в населенном пункте Мельниково. Приземлился вместо атмосферных осадков где-то между Петербургом и Выборгом. Тут было очень красиво, участок находился прямо на берегу речки Вуокса. Денис оказался рыжим парнем тридцати лет, работал он вроде нормально. Но, действительно, много болтал и постоянно задавал вопросы, в которых не было никакого смысла. И пусть он был доброжелательным, но был назойливым.

– Ну, как у тебя?

Или:

– Че задумался?

Или:

– О, ты стул решил принести, да? Ты взял одеяло, да?

– Ну, как ты, нормально? Нормально тут?

– Сделал уже, да?

В домике для гостей, который мы строили, была пока только одна комната, пригодная для жизни, остальные были еще недоделаны. Приходилось ночевать с Денисом. Он на объект привез с собой телевизор и DVD и каждый вечер и часть ночи смотрел передачу «Тачка на прокачку» или документальные фильмы о военной технике. Я забивал уши ватой и читал книги. Еще он каждый вечер покупал пиво в пластиковых бутылках и очень много сигарет LD. Пачки валялись повсюду на рабочем месте и у него в машине. Я стал курить не только вечерами за выпивкой, но и в течение дня, хотя последние несколько лет так не делал. Но теперь все время злился на Дениса, на его дурацкие вопросы, начал тосковать и курил по двадцать-тридцать штук в день.

– О, покурить решил? – спрашивал он.

А позже:

– О, ты что, гречку варишь?

А я отвечал, например, что варю член, чтобы ему рот заткнуть. Но он все пропускал мимо ушей. Надо признать, что у него было одно достоинство: ему было все равно, что есть, и когда я предлагал чечевицы или гороха, он всегда говорил:

– Охуенно вкусно.

Но недостатков тоже хватало. Тут же:

– Как ты это приготовил? Что такое чечевица?

Еще я ни разу не видел, чтобы он, хотя бы по утрам, чистил зубы. Возможно, поэтому его почти не кусали комары.

В пятницу после очередного тупого вопроса я психанул и стал пинать стену. Денис смотрел на меня и моргал. Он даже не понял, что на месте этой стены я представлял его рыжую башку:

– Пошел ты в сраку со своей «Тачкой на прокачку» и тупыми вопросами!

Денис смотрел на меня и моргал, даже как будто улыбался. Его испугало не мое поведение, а то, как это истолкует приехавший отдыхать заказчик.

– Эй, тише. Клиент решит, что ты дом ломаешь. А мы строим.

Странный человек. Но нужно было работать, и я взял себя в руки. Все-таки меня ждали выходные.

Когда мы решили, что хватит на сегодня работать, Денис взял немного денег, мне и себе. Сели в машину, он предложил сделать часть работы по договоренной цене, а потом делиться из расчета 55% на 45%. Чтобы у меня был стимул работать.

Я подумал минуту и сказал, что, если мне не придется общаться с клиентом и скидываться на бензин, то соглашусь на 40%.

Он протянул руку, которую мне пришлось пожать.

– А работаешь ты хорошо, – сказал Денис.

Мы доехали на машине до пункта Васкелово, где жил Денис. Оттуда ходила электричка до Петербурга. В электричке мне стало лучше, откинулся и час слушал музыку, а в городе сразу почувствовал себя замечательно. Аванс грел карман. Я ждал друга, у которого договорился переночевать. Работяга после рабочей недели. Зашел в недорогой бар, заказал кружку нефильтрованного пива. Буду терпеть этого напарника, ничего не поделать. Он не виноват, что он рыжий, глупый и имеет проблемы со вкусом. Это ведь не значит, что он плохой человек. Я ошибался. До этого у меня был рыжий друг детства, которому я доверял много лет, пока он не трахнул мою девушку.

Теперь в жизни появился второй рыжий – Денис – который скоро кинет меня на деньги.

Я дождался друга, мы гуляли по вечернему Петербургу, одному из лучших городов в мире. По Гражданскому проспекту, напоминавшему сумасшедший дом в эту пятницу. Есть работа и минимум денег, через неделю концерт в Москве, а месяца через полтора доберусь до нулевого баланса, так я думал и твердо стоял на планете.

* * *

Сначала должны были выступать в «Палитре», в  которой нужное воскресенье было свободно. Но клуб слетел, не объясняя причин. Похоже, организаторы послушали нашу музыку и испугались пускать к себе. Гуревич в последний момент договорился с клубом «Дабл бурбон» на станции метро Таганская. Это был совсем небольшой клуб, но зато с высоким потолком и балкончиком над сценой. Один странный момент: здесь две барменши и администратор вроде тоже были лесбиянками.

На встрече «вКонтакте» было заявлено сто пятьдесят человек, пришло втрое меньше. Гуревич расстроился и напился, пока мы выступали. Мы с  Костей выпивали виски в паузах между читкой.

Под минуса отчитали сносно, немного переставив композиции местами. «Владимир Познер»  – обычно вторая – теперь шла последней перед новыми, теми, что будем играть с музыкантами. Потому что наша подруга Лена Курапина согласилась станцевать стриптиз. Она стояла на балкончике, и, пока я читал оду онаниста, посвященную порноактрисе по имени Лэнни Барби (на самом деле плохой актрисе, я использовал ее только из-за имени), сексуально танцевала. Наверное, сексуально – утверждать не могу, мне приходилось смотреть на публику. А на рефрене:

не спится я вижу как еду в машине с любимой порноактрисой

откусываю яблочный пирог хожу до ванной смотрю в телевизор

и вдруг владимир познер сбивается и вместо текста рекламы

говорит дрочить хорошо женяне слушай ты этих баранов ебаных

– Лена по предварительной договоренности начинала медленно раздеваться. К концу Костиного куплета она была в нижним белье. Такой вот номер на финал чтений под минуса.

Мы сбегали в туалет и три минуты передохнули, пока музыканты выходили на сцену.

Поехали. Живой звук был настроен неважно, мы слишком орали, новых текстов никто не разобрал. Айдар дудел с балкона, Кирилл с басом и Алина  – в  платьице и со скрипочкой – были с нами на сцене. Косте виски дало в голову, и он постоянно «помогал» мне, орал со мной мои слова, из-за чего я сбивался. Но в целом люди остались довольны.

Один паренек подошел к нам в конце и попросил обняться со мной и Костей по очереди. Даша была трезва в этот вечер. По словам Кости, у них все начало налаживаться, когда они стали жить в  отличной комнате недалеко от Манежной площади.

Гуревич принес мне деньги с входа. Я удивился, что пришло всего пятьдесят человек, не считая знакомых. Думал, было гораздо больше. Мы ушли в убыток: я отдал деньги за проезд Казань – Москва  – Казань Кириллу, Айдару и Алине, отдал Косте за виски, а мой проезд отбить не удалось. Гуревич добавил мне немного из своего кармана и развел руками:

– Суки, – сказал он, имея в виду тех, кто собирался прийти и не пришел. Гуревич перед концертом списался со всеми (!), жившими в Москве моими «друзьями» на «вКонтакте», которых было человек сто, всех звал сюда, но пришли далеко не все из тех, кто собирался. Он не ожидал такого провала своих менеджерских амбиций. А Митя, коренной москвич, сказал:

– Хуле вы хотели, это же Москва!

С утра, в Петербурге, я обнаружил, что потерял мобильник. Доехал до метро Девяткино, сел в электричку, вышел на Васкелово. Мы договорились с  Денисом, что он будет меня ждать в десять утра на пустыре перед продуктовым магазином. Но Дениса не было. Может, он звонил мне, что-то случилось, сорвалось. Я решил, что подожду полчаса и, если его не будет, уеду. Я даже надеялся, что его не будет, что он вдруг исчезнет из моей жизни, и больше не придется работать с ним. Но он приехал на своей задроченной «восьмерке» чуть-чуть раньше, чем кончилось мое терпение.

Рабочая неделя тянулась очень медленно, «Тачка на прокачку», вопросы, тоска после прошедшего концерта, и я все еще не дрочил. Мне уже иногда хотелось, иногда животное мое существо перебарывало человеческое отвращение к себе, но заняться этим было негде. В комнате вечерами торчал Денис, а уличный туалет не подходил для этого сакрального занятия. Сил еще не было решать этот нюанс, но и электричество было некуда девать. Еще зудила растущая борода, но я специально не брился – решил отрастить, чтобы подчеркнуть бессмысленность существования. Один раз я неаккуратно взял пневматический пистолет – предохранитель не был включен, и гвоздь впился мне в большой палец. Я стоял и смотрел на свой палец и на Дениса.

– Вытаскивай, – сказал он таким тоном, как будто это была заноза.

Гвоздь вошел в подушечку, прошел через мясо мимо кости и врезался с обратной стороны в ноготь. Это тонкие гвозди, которыми мы прибивали вагонку. Я почему-то решил, что боли не будет. Каждый рабочий день я представлял, как вставляю пистолет в рот и простреливаю собственные мозги, и вот мысли, пусть отдаленно и искаженно, но реализовались. Я вытащил гвоздь, боль тут же пронзила палец и растеклась по предплечью.

Первого июня я решил искупаться в Вуоксе, но вода была холодная и мутная, а течение очень сильное. Проплыл несколько метров, и стало страшно, что я не знаю, сколько до дна. Много лет я не плавал в реке, забыл, как это бывает, и если в отрочестве не боялся, то теперь ощущение глубины и неизвестности пугало, сковывало. Я развернулся, погреб обратно, течение сносило. Представил, как это – тонуть, задыхаться, глотать воду. Худший способ умереть – задохнуться.

Вылез на берег, сердце билось. Здесь, за городом, инстинкты жизни и смерти обострялись, можно было легко убить Дениса или себя. На другом берегу стоял узбек с удочкой, на этом не было никого, кроме нас двоих. Мог бы столкнуть Дениса с лесов, уронить ему на голову работающую бензопилу, и  никто не доказал бы мою вину.

Как же невозможно красиво было в этом месте, особенно, если много думать о смерти, этот участок, берег реки, небо и чайки. Этот восхитительный фрагмент вселенной подчеркивал, насколько бездна внутри моего существа была огромна, и я  чувствовал, что мне никогда не хватит ума и таланта изобразить ее в полную величину. Так же прежде жил во мне «детский психиатр», но потом он был записан, и в мире ничего не изменилось. Наш следующий альбом, каким бы хорошим он ни получился, все равно будет меньше замысла. С замыс лом соизмерима только смерть.

Йен Кертис и Алексей Перминов спели свои последние песни так гипнотически, что я теперь шел на их голоса, не замолкающие в голове, как лемминг идет топиться в море.

К концу недели у меня было несколько шрамов: на руке от пилы-торцовки (несоблюдение техники безопасности чуть не стоило мне кисти, но я вовремя выключил устройство, оставив только мясной кратер на кулаке) и на пальцах – от ножа, гвоздя, сигаретных окурков. Зато был написан один из лучших текстов. Я потерял пока только телефон, но удивительным образом предсказал потерю документа.

достоевщина буковщина кафкинство

менты проститутки попрошайки в инвалидных колясках

на вокзале пришло ощущение моя жизнь пуста

потерял телефон документы надежду на счастье

В выходные я слишком остервенело пил и трахался с Л-2. Мы случайно опять связались, она смеялась над тем, какой я худой измученный страданиями лошок, но все это мило, необидно, даже по-матерински. Во время утренней ебли я случайно задел системный блок, непонятным образом опять поранил руку. Очень сильно содрал кожу с сустава пальца. Так сильно, что кровь текла несколько часов, и никакие перевязки, йод и зеленка не помогали. Я бормотал, что теперь умру от СПИДа и что не надо возиться со мной. Л-2 меняла мне бинты, но кровь не останавливалась, пока не приехал мой друг, когда-то окончивший медицинский колледж, и не присыпал рану серым порошком. Порошок помог, когда я задрал руку повыше и, замерев, сидел на стуле.

– Ты совсем с ума сошел, – сказал мне друг, рассматривая мои израненные руки. – Бросай эту работу. У тебя, похоже, психоз, тянет на  членовредительство. Столько травм за неделю. Ты там член себе отрежешь в этом Мельниково.

Вечером того дня у меня взял интервью один студент-журналист. Я пришел ошалевший, с бабой и в джинсах, залитых кровью. Он стеснялся, угощал нас с Л-2 выпивкой и задавал простые вопросы. Я  забыл даже об этом дне, только через несколько месяцев наткнусь на это интервью, ужасно квадратное, в котором я изображен этаким молодым потрепанным псом времен Джека Лондона.

В понедельник утром я не смог найти свой паспорт. Друг отдал мне свой старый телефон – проблема отсутствия мобильника решается нынче быстро. Но, для равновесия, пришлось потерять паспорт. Валялся где-то либо у Л-2, либо у моего друга и его девушки. Либо выпал в метро, зачем же я носил его в заднем кармане штанов? Без паспорта доехал до Девяткино и не смог заставить себя выйти из метро. Написал смс Денису, что я извиняюсь, но мне срочно нужно уехать в Москву. Он ничего не отвечал – спал с бодуна – и я поехал обратно к  Л-2. Она жила на Чернышевской и работала рядом официанткой в кафе.

– Ты что тут делаешь? – спросила она.

– Заебало, – ответил я. – Сегодня уеду в Москву.

– Сначала нужно найти паспорт. Куда без паспорта?

– Уеду по военному билету, – сказал я.

Л-2 принесла мне огромную порцию салата – совершенно бесплатно. Несмотря на то что я никчемный страдалец, она будет скучать.

Я поел и позвонил Денису. Сказал, что у меня личные проблемы, и я не могу продолжать работать. Денис спросил, какие проблемы? – я сказал, что не буду объяснять. Мы сошлись на том, что он должен мне 12 тысяч рублей. Денис поклялся взять у клиента деньги и выслать в конце рабочей недели. Обманул меня.

Позже мы еще созванивались, каждый раз он извинялся, придумывал оправдания, обещал. Потом купил на мои деньги навороченный мобильник и вообще сменил номер. Это было очень обидно, в деньгах я как раз нуждался, как никогда до и никогда после. Был очень зол, мечтал о  мести, о физической расправе. А потом смирился, ведь мне все-таки повезло в жизни: я не родился Денисом. Ведь избить было бы просто дешевым доказательством типа «я мужик, меня не кинуть».

Гораздо тяжелее было пережить подлость Петербургской компании R-Style Service (находится прямо за Московским вокзалом), занимающейся, помимо прочего, ремонтом техники по гарантии. Вместо того чтобы отремонтировать мой ноутбук в начале 2009 года, они залили его внутренности кофе, показали мне фото – материнская плата в грязных разводах – и сказали, что это я залил его. Я  матерился у них в приемном пункте полчаса, потом названивал им, но меня отказывались связывать с техником, испортившим ноутбук или с каким-нибудь начальством. Ничего поделать не мог, только спросить у женщины-оператора:

– И нормально вам работать на этих пидорасов?

– Наш разговор записывается, – предупредила женщина.

– Ну так ответьте перед вечностью, зачем вы работаете на фашистов?! – спросил я.

Ее это совершенно не смущало, и отвечать она не стала. Повесила трубку. Я не мог пойти в суд, потому что был уверен: в нашей стране ни один суд никогда не станет помогать человеку. Судебная система – пидорастическая мясорубка. Ладно, мне удалось извлечь жесткий диск, на котором были все минуса и тексты альбома «детский психиатр»  – полгода восхитительного вдохновенного труда. Купил провода-переходники и все переписал на Костин компьютер. Если бы все это было уничтожено, вряд ли я нашел бы в себе силы продолжать делать «макулатуру». Но мои нематериальные ценности удалось спасти. Это главное.

Все, что я могу сделать напоследок, – это отправить в пустоту искреннее послание:

«Дорогая компания R-Style Service и ее представители, конченые гниды! Идите в пизду со своими гнусными ублюдочными методами ведения бизнеса. Вы загнетесь, как все мы, только издадите еще больше зловония. Пламенный привет».

* * *

Сегодня суббота. Я работаю в первую смену. Обычно я меняюсь, чтобы не работать по утрам, но сменщица заболела. Заканчиваем ровно в 14 часов. Хотя я встал в полпятого, мне удалось выспаться – вчера я выпил две таблетки феназепама и рано лег. Мне обычно шести часов сна хватает. Когда корпоративный автобус подъезжает к стоянке, заранее встаю в дверях, спешу выйти. Двери открываются, я выпрыгиваю и бегу. До входа в Кунцевскую метров триста, я стараюсь очень быстро бежать. Смысл в том, чтобы успеть на поезд, в котором не будет ни одного сотрудника нашей компании. Раньше мы бегали с Костей, а теперь он нашел работу лучше этой. Возможно, сослуживцы считают меня сумасшедшим, мне все равно. После семи-восьми часов сидения на заднице мне на это плевать. Нужно бежать, иначе в один прекрасный день «я» к тебе не вернется. На бегу стараюсь вычеркнуть из сознания тэги, которые сегодня прописывал. Тэги нужны, чтобы клиенты нашей компании могли найти новостные  ролики в базе. Мы на платном сайте предоставляем доступ к огромному архиву новостей, архив каждую минуту пополняется. Я все утро вбивал в компьютер: «дмитрий медведев, правительство рф, жертвы дтп, поджог, угроза теракта, вооруженное нападение, убийство, законотворческая деятельность» и так далее. За смену мы описываем где-то от 40 до 70 сюжетов, в каждом по 15-20 тэгов, а также нужно резать новости, кромсать новостной блок на отдельные ролики.

Бегу, а тэги и телеведущие вылетают на сквозняк из моей головы.

Я успеваю вбежать в закрывающиеся двери вагона, мгновение, и двери разрубили бы меня пополам. Но я успел. Сажусь на сиденье, чувствую радость. Наверное, мои железы сейчас выделяют эндорфины. Сначала я по инерции думаю тэгами: «автобус», «метро кунцевская», «поезд», «захлопывающиеся двери». Но вот слова становятся предложениями в голове, душа возвращается в тело, перехожу с режима «робот» на режим «человек».

Мы встречаемся с Оксаной на Курской и идем в торговый центр «Атриум». Сегодня созвонились, решили погулять, потратить часть зарплаты, которую я вчера привез домой в белом конверте.

Обедаем, потом ходим по магазинам одежды.

Мы любим вместе ходить в магазины. Покупаем одежду в Topshop и Pull & Bear, там сейчас скидки. Я покупаю футболку и джинсы, а Оксана – кардиган. Еще заходим в японский магазин Uniqlo. Там недорогие качественные вещи, но сейчас мы не находим ничего, что бы нам захотелось купить.

Странно, что когда-то я просто срывал биперы и брал одежду бесплатно. А сейчас у меня есть деньги, и я охотно с ними расстаюсь. Мне даже жутковато вспоминать прошлое, теперь я пуглив со своей налаживающейся жизнью. Хорошо жить спокойно и  ровно с любимой девочкой. Ночевать каждую ночь в одной квартире, ходить на работу и учебу, проводить время с друзьями. Особенно хорошо, если ты никому ничего не должен и удается писать тексты и сценарии.

Это и есть счастье? Ты думаешь, что счастлив, а  потом смотришь на работе сюжет о том, как мать убила своего ребенка, или об очередном теракте, которые периодически устраивает наша федеральная служба безопасности для повышения рейтинга Владимира Владимировича. Читаешь интервью и какие-то дурацкие статьи, думаешь о человечестве своими обезьяньими мозгами и плачешь. Ладно, ничего не поделать, люди должны умереть, люди  – это всего лишь болезнь планеты. И скоро снова удается смириться как-то, простить себе то, что ты человек, и у тебя есть маленькие радости, что ты ешь молочное и яйца, носишь кожаные ботинки (ничего страшного, ведь тебе отдали их, ты не покупал их сам), живешь и пользуешься метрополитеном, зарабатываешь деньги. Просто входим в эту реку один раз, и дальше уже ничего от нас не зависит.

– Давай купим шлепанцы и шорты, – говорит Оксана.

Хотя еще неизвестно, когда будет готов мой заграничный паспорт, когда у нас будет отпуск. Но почему бы не купить заранее? Находим и покупаем. Очень красивые шлепанцы и шорты – осенью по заманчивой скидке – ей, и вьетнамки – мне. Теперь у нас есть доказательство того, что мы действительно скоро будем отдыхать в жаркой стране.

* * *

К моменту нашего знакомства с Оксаной моя борода достигла рекордной длины. Не брился больше трех недель. Бывало, борода переставала зудеть на день или два, потом опять начинала. Казалось, что у меня мусор, грязь и еда застряли между жестких волос, но терпел, не брился. Если девочка полюбит меня таким, какой я есть, несмотря на бороду, не из-за песен и образа, ими созданного, это будет настоящая любовь, так я думал.

Было бы неправдой сказать, что Оксана сразу полюбила меня, но ей точно было плевать на мои песни и образ. Зато она любезно предложила мне пожить у нее в первые сутки знакомства, переспав со мной и узнав, что я бомж. Оксана оказалась одновременно очень доброй и резкой, дерзкой; ответственной, серьезной, но и веселой.

Она жила в Подмосковье, в городе Щелково  – на работу каждый день ездила в Москву. Это была не ее квартира, а ее хорошего знакомого, позволившего Оксане жить только за кварплату – практически бесплатно. Это место стало для меня настоящим домом, хотя сначала каждое утро, просыпаясь там, я удивлялся. Часто как будто ожидал, что проснусь в доме папы и мачехи, или у бабушки с дедом, или в общежитии ВГИКа, или у мамы С. (и С., и маму С. я  не видел несколько лет, но сохранил физические воспоминания о квартире, в которой я когда-то жил), или в одной из квартир, в которых ночевал в Петербурге. Многочисленные места действия и давние ощущения путались, накладываясь друг на друга. Но открывал глаза и оказывался у Оксаны. Это каждый раз было как облегчение от неприятного сна: вот я в хорошем месте, с хорошей девочкой. Часто я просыпался ночью и говорил ей с благодарностью:

– Ты очень хорошая девочка.

Обнимал и снова говорил:

– Ты очень хорошая девочка.

Она материлась в ответ и велела мне спать. Ей   нужно было вставать в 6:20, почти за два часа до начала рабочего дня.

Непонятно было, как восстанавливать паспорт. Именно в тот момент, когда я остался без него, у Кости освободилось место на работе, но теперь я не мог даже сходить на собеседование – хоть работал он неофициально, все-таки ксерокопию с паспорта отдел кадров снимал. И я решил: пока плюну на все, кроме музыки. Как запишем альбом, уеду в Кемерово и восстановлю. Когда-нибудь я раздам долги, а сейчас главное – другое. Оксана пока не выгоняла, и мне было, где жить. Все остальное – пустяки.

Мне удалось найти еще немного денег в долг + взял с Кости, чтобы поехать в Казань записывать инструменты. Четыре дня репетировали, один оставили на запись. Кирилл попросил некоего Мартифона – одного из лучших барабанщиков (или даже лучшего) Казани, подобрать для нас партии. За две репетиции он не успел проявить в полную силу свой талант, и его барабаны звучали не так жестко, как я это представлял, но зато музыка теперь была полностью живая.

Перед записью я сбрил бороду – больше не мог терпеть этот зуд.

Сначала писали барабаны. Мартифон сидел в одной комнате, я, Кирилл и звукорежиссер – в  другой. Мы все слышали барабаны из динамика, Мартифон слышал меня и Кирилла в наушниках. Я  читал текст и говорил, когда ему переходить с  куплета  на проигрыш и с проигрыша на куплет. Мартифон почти все записал с первого дубля и уехал.

Странный парень был этот Мартифон, неразговорчивый, занятый своими мыслями сумасшедший вундеркинд. Оскар так его охарактеризовал:

– У него в голове идут мультики. Он видит коней, блюющих радугой.

Записали бас, потом долго мучились со скрипкой и трубой. Так же были три голые песни – без скрипки и трубы. На них нужно было позже досочинить гитару и/или клавиши.

Пока был в Казани, созванивались с Оксаной каждый вечер: я говорил, что скучаю, она отвечала, что тоже скучает. Скоро я ехал на поезде Казань  – Москва в сидячем вагоне, и у меня с собой были исходники музыки, на которую только оставалось записать голоса. Я последние дни был на взводе, спать много не мог, взрывался от материала, который имел. Только не хватало текста для одной песни. Рефрен, основанный на давнем Костином высказывании, крутился где-то в задней части мозга:

все суета

по-настоящему я ни о чем не мечтаю

разве только отпиздить мента

и жить в достатке

все суета

Приехал, показал этот рефрен Косте, сказал, что у меня есть идея куплета на тему потерянного паспорта и того, что лучше жить в черном ящике, чем в этом мире. Он сразу же написал шесть четверостиший, что-то вроде маленького эссе об искусстве и трудовых буднях. Указал мне путь, и я дописал свои строки.

Я собрал все тексты, распечатал их и перечитал. Близилось. Долго выписывал названия треков в разном порядке. Получалось, что семь раз я начинаю первый, два раза – Костя. Для меня всегда расположение песен было частью аранжировки. Как сделать правильно? Наконец понял, что они должны идти тупо по алфавиту. Тогда Костя читает первым в первом и последнем треке, я читаю первым в семи песнях, идущих посередине. Начинается альбом с «альбатроса», трека, названного в честь стихотворения Бодлера.

Литературная часть была готова. Насчет названия были сомнения – ведь Айдар почему-то не любил Сэлинджера. «Девять рассказов», я просил Кирилла, чтобы он очень аккуратно сообщил Айдару, как мы хотим назвать альбом.

Но я напрасно волновался – тот сказал, что все, что касается слов, даже заглавие, можем подбирать мы с Костей, как считаем нужным. Счеты Айдара и Сэлинджера нас не касаются.

Голос записывали у Бориса, который позже получит прозвище Суперборис. Это был странный и немного мутный парень, ныне молодой тунеядец, но у него был хороший микрофон, нормальный компьютер, гитарный комбик и клавиши. В  свои двадцать два года он успел жениться и стать конченым алкашом, год позаниматься бизнесом – спекулировал спортивными тренажерами, пока налоговая не прижала его и брата, в результате чего Борис получил условный срок, но успел обжиться полезными вещами. Он успел даже размножиться. Он жил всего в двух остановках от Щелково на электричке. В двухэтажном доме на станции Соколовской, небольшом, но уютном. Средства к существованию они с женой получали с двух квартир, в  Королеве и в Москве, которые сдавали. Но сам он усилиями родственников обычно был лишен возможности своими руками прикасаться к купюрам.