Текст книги "Мария-Антуанетта"

Автор книги: Эвелин Левер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава 25. ВАРЕНН

Утром 20 июня 1791 года в Тюильри царила печальная и давящая атмосфера. После мессы королева закрылась в апартаментах, король удалился в кабинет. Как обычно, у принцессы были занятия. На улице дофин играл со своей гувернанткой. Даже самый внимательный и любопытный наблюдатель вряд ли смог заподозрить что-либо. Однако король уже написал свое обращение ко всем французам, королева позвала к себе, как обычно, Леонарда, парикмахера, однако теперь его ждало особое поручение. Она отправив, а непревзойденного мастера причесок к герцогу Шуазелю передать ему королевский парадный костюм, драгоценности королевы и маршальский жезл для Булье.

Король и королева собирались рассказать о своих планах принцессе Елизавете лишь после обеда, по традиции он проходил в присутствии всей королевской семьи. Через некоторое время объявили приход Ферзена. Он явился уточнить последние тонкости, связанные с отъездом, который осуществлялся под его руководством. «Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня», – взволнованно сказал король, и вскоре ушел, оставив королеву наедине с ее рыцарем Она много плакала в тот день. Ферзен ушел от нее только в четыре часа. Как и планировалось, Мария-Антуанетта повела детей в любимое место всех парижан, Веселый сад. После прогулки она велела гувернанткам покормить и уложить детей.

Затем Мария-Антуаиетта удалилась в свои апартаменты, где ее ждали гвардейцы Мустьер, Мальден и де Валори, проникшие во дворец тайно. Все трое должны были сопровождать королевскую семью до Монмеди.

Беспокойства королевы начались еще за ужином в присутствии принца и его жены. Король предупредил своего брата лишь за неделю, не сказав ему, куда именно они отправляются. В тот вечер он ему сообщил, что едет в Монмеди. Не зная судьбы своего старшего брата, будущий Людовик XVIII должен был тоже разработать, со своей стороны, план побега. Он решил отправиться по дороге в Валансьен на легких каретах вместе со своим другом. Чтобы запутать следы, его жена должна была поехать по совсем другому маршруту вместе с мадам Гурбильон.

В 10 часов Мария-Антуанетта разбудила детей, их переодели в простые платья, дофина обрядили девочкой, чтобы избежать риска быть узнанными. Приключения начались. Пройдя сложными и запутанными ходами, через многочисленные апартаменты, где уже долгое время не ступала ничья нога, они вышли вместе с детьми и мадам Турзель на задний двор. Перед экипажем стоял Ферзен, одетый извозчиком, и ждал их. Мария-Антуанетта передала детей гувернантке и быстро вернулась в салон, где ее отсутствия, казалось, никто не заметил. Как обычно, без четверти одиннадцать королевская семья расходилась по своим спальням. Принц и его супруга отправились в свой замок.

В половине двенадцатого ее вечерний туалет был закончен, королева легла и отпустила горничных. Мгновение спустя она уже на ногах стремительно проходит в кабинет, надевает утреннее платье и большую черную шляпу. Покидая апартаменты, она резко останавливается, увидев часового. Солдат прохаживался взад-вперед. Воспользовавшись моментом, когда тот повернулся спиной, она проскользнула на лестницу, еле переведя дух от страха. Сотрясаясь от бившей ее изнутри дрожи, быстро повторила тот путь, по которому вела детей часом раньше. У выхода ее ждал Мальден, который должен был проводить се до экипажа, стоящего на углу улицы де Лешель. И вот новая неожиданность: она видит карету генерала, неумолимо приближающуюся к ней. Но Лафайет проехал, не заметив ее. Королева, облегченно вздохнув, направилась дальше. Спутник королевы очень плохо знал Париж, не мог найти дорогу к карете и долго петлял маленькими улочками. Пришлось спросить дорогу у часового. Вскоре они вышли к карете, в которой Мария-Лнтуанетта увидела своих детей. Людовику XVI повезло гораздо больше, чем его жене. В зеленом сюртуке, круглой шляпе и меняющем его внешность парике он легко вышел из дворца и прошел по Парижу без всяких приключений. Узнать его было очень трудно. Опоздание королевы начинало беспокоить его, и он уже хотел возвращаться за ней. Наконец, она пришла. Супруги обнялись. Спасены!

За полночь карета отправилась в путь. Прежде чем покинуть Париж, Ферзен убедился, что были учтены все детали, он даже проверил рессоры на карете королевы. Не предупредив пассажиров, он сделал круг по улице де Клиши, прежде чем отправиться к воротам Святого Мартина. Это неожиданное изменение маршрута очень удивило короля, который довольно хорошо знал план Парижа. Он забеспокоился, думая, что их проводник ошибся дорогой, но вскоре они благополучно прибыли к воротам столицы. По счастью, в этот вечер стражники гуляли на свадьбе. Вскоре карета уже была на дороге в Бонди. Но где же дорожный экипаж, куда они должны пересесть? Ферзен спрыгнул с места кучера и пошел на поиски. Дорожная карета стояла немного дальше по дороге и ждала их уже два часа. Пассажиры быстро пересели в этот небольшой дилижанс. Светало, Ферзен подошел к королю, умоляя его позволить их сопровождать. Людовик XVI тепло поблагодарил молодого графа, но категорически отказался от его предложения. Ферзен должен был присоединиться к королевской семье в Монмеди, проехав через Бельгию. Все было готово к долгому путешествию. «Прощайте, мадам де Корф!» – громко сказал Ферзен, услышав приближение незнакомой кареты.

В карете пассажиры смогли, наконец, дать волю своим эмоциям. Будущее казалось им неопределенным. Но тем пе менее все были уверены в успехе, если не в триумфе. Они сильно рисковали, покидая Париж. Както похоже на забавные спектакли, что ставили в Трианоне, только в жизни это не было комедией. Но все же премьера прошла на ура! «Мадам де Турзель должна была представляться баронессой де Корф, – рассказывала принцесса через много лет, – мать ехала как мадам Роше, гувернантка детей, отец – под именем Дюрана, слуги моей тетушки, которая звалась теперь Розали, мы с братом были дочерьми мадам де Корф, нас звали Амели и Аглая».

В шесть часов карета проехала город Мо. Король решил подкрепиться едой, которую заботливо приготовил Ферзен. В восемь часов пассажиры кареты смеялись над глупостью Лафайета. Чувство свободы изменило монарха, он был словно опьянен ею.

Людовик XVI был не первым королем Франции, который покидал столицу, чтобы покорить ее вновь через какое-то время. Генрих III, например, был вынужден бежать в Сен-Клу, спасаясь от нападок Лиги. Анна Австрийская, регентша юного Людовика XIV, бежала с ним среди ночи в Сен-Жермен. А король Генрих IV, после скольких скандальных эксцессов он вернул себе власть? Людовик XVI думал, суждено ли ему стать новым Генрихом? Он вспоминал о Карле Английском, историю которого он знал еще с детства. Тюрго написал ему 15 лет назад: «Сир, не забывайте, что Карла привела на эшафот его собственная слабость». Покидая Париж, Людовик XVI верил, что сможет доказать свою власть. В его глазах Собрание совершало настоящее преступление, отделяя его от государства. Победить людей, совершивших преступление против монархии, окончательно уничтожить конституцию, установить в государстве власть короля – именно так представлял себе Людовик свой священный долг монарха. Однако не эти высокие мысли посетили королеву. Для нее бегство, о котором она так долго мечтала, означало свободу и спасение жизни.

В семь часов в Париже заметили исчезновение королевской семьи.

Были разосланы курьеры в 23 департамента с приказом задержать короля. Людовик XVI становился жертвой контрреволюционного заговора.

Тем временем королевская карета продолжала свой путь. Они уже не торопились. Убежденные в счастливом окончании своего путешествия, король и королева время от времени делали остановки, прогуливались по дороге. Их видели и узнавали. Какая теперь разница! Речь шла о добрых крестьянах, по-прежнему любящих своего короля. Людовик XVI больше не старался прятаться. Теперь уже все вокруг знали, что в карете едет королевская семья. Но вскоре весть о побеге короля обогнала самого короля. В Шалоне все узнали короля и королеву, однако при этом не проявили никакой враждебности. Людовик XVI и Мария-Антуанетта больше не волновались. Несмотря на трехчасовое опоздание, они приближались к цели. На выезде из Шалона на мосту их ждал вооруженный конвой Булье, который должен был сопровождать королевскую семью.

Король и королева неторопливо продолжали свой путь. Измученные дорогой путешественники уже спали, когда в 11 часов они добрались до Варенна. Там они не смогли получить лошадей, поскольку те были нужны начальнику почты. Итак, им пришлось остановиться в первом же доме. Солдаты тщетно пытались найти сменных лошадей. Они теряли драгоценное время. Король вышел из кареты и постучал в дверь. Чей-то гневный голос приказал ему убираться. Разозлившись королева постучала в другую дверь, которую также не открыли. Наконец, лошадей нашли и карета снова собиралась продолжить свой путь. В тот момент, когда она находилась уже под сводом ворот, около дюжины вооруженных людей преградили путь. Лица у них были явно не дружелюбные. Сое, прокурор города, открыл дверь и потребовал у пассажиров паспорта. Король протянул документы, а королева, позабыв о своей роли служанки, заявила, что они очень спешат. Документы в порядке и не было никаких причин задерживать путешественников. Тем не менее начальник почты Друэ настаивал на задержании. Он был убежден, что человек в парике, не кто иной, как сам Людовик XVI. Сое предложил пассажирам выйти из кареты и отдохнуть у него. Нужно ведь во всем разобраться. Двое вооруженных солдат пригрозили, что откроют огонь, если задержанные попытаются удрать.

«Мой отец, – писала принцесса через много лет, – сидел в углу комнаты, где висел его портрет. Мама и мадам де Турзель, не переставая, кричали, что нас несправедливо арестовали». В течение часа господин Сое в присутствии других жителей города пытался заставить короля признаться в том, что он и есть беглый Людовик XVI. Король продолжал все отрицать, до тех пор пока его не привели к судье, который раньше жил в Версале. Тот поклонился. «О, Сир!» – воскликнул он. Людовик XVI уже больше не сопротивлялся и начал излагать трогательную историю, которая должна была дойти до сердец этих отцов семейств: он покинул Париж, чтобы спасти свою семью и оказаться среди его добрых подданных, в которых он продолжал верить. Несмотря на все его трогательные излияния, жители города не были намерены отпускать его. Время шло, они по-прежнему пытались убедить короля вернуться в Париж. Королева пыталась уговорить мадам Сое повлиять на своего мужа. На что добрая женщина сказала, что ее муж рискует головой, вмешавшись в это дело. Она любила своего короля, но мужа своего она любила больше.

Во время следующих нескольких часов король принимал многочисленные делегации, которые приходили уговорить его вернуться в Париж. В гостиной у господина Соса сидели в ожидании новостей. Маленький город Варенн пережил сегодня историческую ночь. Вскоре капитан Дезлон, который ждал короля в условленном месте, приехал, наконец, в Варенн вместе с 60 солдатами. Заметив солдат национальной гвардии и просто жителей этого мирного городка, у городских ворот капитан оставил своих людей и попросил провести его к королю, чтобы получить приказ. «Приказ! – с горечью воскликнул король. – Вы видите, я не могу отдать приказ; я сам нахожусь под стражей». Удивленный капитан подошел к королеве и спросил ее по-немецки, что она думает о сложившейся ситуации. Ответив ему на том же языке, она рассказала все. Толпа на улице представляла собой уже мощный оплот. Людовик XVI приказал королеве и капитану замолчать. Последний остался с заключенными, тогда как его солдаты были готовы выполнить любой приказ.

В б часов на улицах Варенна толпилось около 3 тысяч человек. Король и королева ожидали приезда Булье. В то время как Мария-Антуанетта и ее супруг верили, что с минуты на минуту увидят своего спасителя и народ испугается Булье, вспомнив о его «репрессиях в Нанси», двое измученных мужчин буквально ворвались в городок. Это были Ромеф и Бейон, посланники Собрания, которые привезли декрет об аресте короля. Приведенные к монарху, депутаты предъявили этот роковой документ. «Во Франции больше нет короля», – прошептал монарх. Ошеломленная королева прочитала декрет. Король снова взял его, перечитал и положил на кровать. Вдруг Мария-Антуанетта схватила его и швырнула на пол: «Я не хочу, чтобы он порочил светлое имя моих детей». А на улице толпа становилась все более и более многочисленной. «В Париж!» – неслось со всех сторон. Разумеется, Булье был уже недалеко. Еще несколько минут – и король будет спасен. Однако время шло, но никого не было. В половине восьмого нужно было возвращаться. Король вышел первым, за ним королева под руку с Шуазелем, затем мадам Елизавета под руку с Дамасом, мадам де Турзель вела королевских детей.

Итак, началось ужасное путешествие назад. На дороге стояли крестьяне, вооруженные ружьями, серпами, дубинами. В маленьком городке они остановились пообедать. Мэр встретил их довольно тепло и предложил гостям провести у него остаток ночи. У беглецов снова появилась надежда: у Булье будет время догнать их. Однако из-за толпы людей, вопящих о предательстве, было решено ехать дальше. К концу дня кортеж прибыл в Шалон, где, предполагалось, королевская семья проведет ночь. Людовику XVI предложили бежать, воспользовавшись потайной лестницей, при условии, что он будет один. Король отказался. Чем ближе Париж, тем более враждебно карету встречало население. В Шули королю пытались плюнуть в лицо, а королеве порвали платье. Измученная народной ненавистью, королева разрыдалась. В Эпернее делали остановку около часа, королевская семья должна была пройти через двор, наполненный «жестокими и вооруженными людьми […], которые громко говорили о том, что с большим удовольствием убили бы нас», – рассказывала принцесса.

В Париже их ждал Лафайет. Карета короля проезжала сквозь толпы парижан, которые ждали возвращения беглецов. «Это был один из самых грустных моментов, которые я помню, – напишет через 30 лет генерал Тибо. – Я видел в глубине кареты Людовика слева, с непокрытой головой, справа Мария-Антуанетта с дофином на коленях. Казалось, что карета ехала на плаху». Кортеж остановился перед статуей Людовика XV, у входа в сад Тюильри, который был полон людей.

Без четверти восемь королевская семья стояла у ворот дворца. Несмотря на все меры предосторожности, Лафайет очень боялся беспорядков. Для успокоения народа им было разрешено войти в вестибюль.

Измученные, уставшие, покрытые дорожной пылью, с воспаленными глазами король, королева, Елизавета и королевские дети вошли в комнату короля. «Мария-Антуанетта была взвинчена гораздо больше, чем король, однако не теряла достоинства, несмотря на то, что ее сердце разрывалось от ненависти и гнева».

Обращаясь к депутатам, которые ждали короля в его апартаментах, Людовик XVI вновь пытался оправдать свое путешествие в Монмеди. Однако Лафайет в который раз представил убедительные доказательства, подтверждающие его вину. Людовик XVI заявил Лафайету, что он был прав, и это путешествие доказало, что французы были не согласны с его мнением. Слуги короля, как ни в чем не бывало, ждали приказов своего хозяина. Согласно неумолимому Этикету, они приступили к вечернему туалету короля. Королева удалилась в свои апартаменты принять ванну.

Глава 26. ДВОЙНАЯ ИГРА

«Я скажу Вам, что люблю Вас, поскольку у меня есть время только на это. Чувствую себя хорошо. Не беспокойтесь обо мне. Я хотела бы знать, как Ваши дела. Напишите мне на адрес господина Броуна, […] в двойном конверте на имя господина Гужена. Передайте мне через посыльных, на какой адрес я могу написать Вам, поскольку я не могу больше жить без этого. Прощайте мой возлюбленный, самый близкий мой человек. Люблю Вас всем сердцем». Какие короткие и простые слова, но сколько чувств! В этом послании больше всего поражает не лирика, а скорее крик души автора, заставляя еще долго плакать тех, кто в конце XVIII века читал это письмо. Нельзя не упомянуть о Марианне Алькофорадо, которая нашла это короткое послание королевы Франции человеку, которого она любила и которого она боялась не увидеть больше никогда. 4 июля 1791 года, примерно через неделю после возвращения из Варенн, Мария-Антуанетта позволила себе свободно переписываться со своим возлюбленным. Несмотря на суровость жизни в Тюильри, она уже отправила два нежных и любящих письма Ферзену. «Молитесь за нас, полагайтесь на нас; мы пока еще живы. Поговорите со своими родственниками о возможных вмешательствах извне. Если они боятся, нужно убедить их, – писала она ему 28 июня. – Я существую лишь мыслями и волнениями о Вас! […] Не выходите из дворца ни под каким предлогом». Больше она не была королевой-победительницей. Убитая горем, преждевременно постаревшая, униженная, она продолжала жить лишь «любовью к детям и к своему рыцарю Ферзену».

С того момента, как королевская семья вернулась в Париж, ее положение стало значительно хуже, чем до отъезда. Несмотря на то, что декрета об аресте не было, Людовик XVI, Мария-Антуанетта и дофин находились под присмотром офицера, назначенного Лафайетом. Королевская семья (за исключением, дочери и сестры короля) тоже была под арестом. Тюильри напоминал теперь тюрьму. В саду стояла стража, на всех этажах, вплоть до самой крыши, дежурили часовые. Нельзя было ни войти, ни выйти из дворца без особого разрешения. Все посетители тщательно проверялись. Двери закрывались на двойные замки. Ни один жест монархов не мог проскользнуть мимо бдительного ока стражников. Когда королева поднималась к дофину по внутренней лестнице, ее сопровождали четыре офицера. Один из них стучал в дверь и громко кричал: «Королева!». Офицер, который дежурил в комнате дофина, открывал дверь, и Мария-Антуанетта входила в комнату вместе со своей стражей. Если юный принц хотел отправиться к матери, происходила та же сцена. Во время этих визитов Мария-Антуанетта не могла разговаривать с мадам де Турзель, однако ей было разрешено заниматься детьми. После возвращения из Варснпа королева должна была терпеть присутствие офицеров постоянно, даже дверь в ее комнату должна была оставаться незапертой, когда она спала. Лафайет отдал приказ ослабить слежку: стражники уходили и дежурили лишь у входа в апартаменты, когда королева отправлялась в кровать. Тем не менее дверь оставалась открытой, так чтобы офицеры могли видеть королеву. Ночью, когда королева читала, один из этих мужчин бесстыдно усаживался на ее одеяло, поскольку ему было удобно. Чтобы защитить себя от этой бесцеремонности, королева поставила кушетку своей горничной рядом с кроватью. В то время как королевская семья жила в унижении и лишениях, вопрос режима и власти был поставлен на Собрании. Можно ли было оставить монарха, после того как он в своем манифесте отказался от принципов конституционной монархии? Появилась возможность установления республики. Левые призывали именно к этому. Но умеренные депутаты были настроены на то, чтобы любой ценой спасти конституцию, которой был нужен такой слабый король. После долгих дебатов Собрание решило выслушать мнение короля.

Вечером 25 июня Людовик XVI принял трех депутатов, которым было поручено «выслушать» его заявление. Понимая, что эти люди хотели его спасти, он уверенно заявил им, что счастлив вновь находиться среди парижан. Довольно пространно и непонятно он утверждал, что привязан к народу Франции и конституции и что основным его желанием было выполнять волю народа. В полном несоответствии со своим манифестом он снова соглашался с революцией. Несмотря на все противоречия, депутаты ушли удовлетворенными. Затем они отправились к королеве, которая не могла их принять, поскольку находилась в ванне. Через два дня они вновь явились к ней и выслушали уже приготовленный ответ. Он был чрезвычайно простым. Долг жены заставлял ее повсюду следовать со своим мужем. Они вместе с детьми отправились в путешествие, однако у них никогда не возникало мысли бежать за границу. Депутаты так задавали вопросы, что и король и королева могли оправдать свои поступки, прежде чем быть обвиненными. Мария-Антуанетта сразу все поняла. «Собрание хочет обойтись с нами довольно мягко», – писала она Ферзену.

Однако заявление короля вызвали гнев и негодование у республиканцев, якобинцы и кордельеры не прекращали твердить о крахе монархии. Якобинцы требовали суда над Людовиком и установления регентства в лице герцога Орлеанского, ставшего Филиппом Равноправным.Что касалось кордельеров, они требовали установления республики в чистом виде.

В то время как решалась судьба режима и одновременно судьба короля, королева обманывала бдительность своих охранников. В надежде спасти монархию и королевскую семью, она продолжала довольно ловко вести двойную игру. С момента своего возвращения из Варенн она тайно переписывалась с Ферзеном, Мерси и императором. Лишь письма своим близким продолжали оставаться искренними. Именно в них она показывала свои истинные чувства по отношению к событиям в королевстве.

Она получила письмо от Ферзена, датированное 27 июня. «Живя лишь ради того, чтобы служить ей», он выехал в Вену в надежде встретить императора, чтобы убедить его в необходимости решительных действий против революционной Франции. Он также спрашивал, согласится ли Людовик XVI отдать всю власть переговоров с иностранными державами графу Прованскому. Без труда выехав из королевства, принц отправился в Брюссель, где начал свои переговоры. 8 июля королева сообщила Ферзену намерения короля. «Он желает, – отвечала она ему, – чтобы добрая воля его родственников, друзей и других монархов проявилась в виде переговоров, цель которых была бы поддержать их и помешать свершению ужасного преступления». Что же касалось доверия ведения переговоров графу Прованскому, то в этом не было никаких разногласий, а барон де Бретель оставался представителем короля во всех европейских дворах.

17 июля после оглашения закона военного времени на улицах раздались выстрелы. Никто не знал, откуда они доносились. Национальная гвардия по приказу Лафайета стреляла по мирной безоружной толпе. В результате несколько десятков смертей. После кровопролития умеренные депутаты попытались оправдать действия гвардии, называя их необходимыми. Это означало установление порядка, который сводился к изданию нескольких указов об аресте руководителей республиканских партий. Теперь клубы не осмеливались вести свои заседания. Буржуазная революция победила. Ее лидеры не думали больше о репрессиях и кровопролитии на Марсовом поле. Для них существовало лишь одно – принятие конституции.

Душевная тоска Марии-Антуанетты окончательно подавила ее. июля она написала Леопольду II, что поездка во французскую глубинку заставила задуматься, она открыла ей глаза на истинные желания французов. Именно поэтому она решила последовать за умеренным большинством в Собрании, которое только что подтвердило свои твердые намерения сохранить монархию. Посреди всей этой напряженности она хотела быть убежденной в том, что Австрия по-прежнему останется союзником Франции, что именно Австрия станет первой державой, которая официально признает конституционную Францию. Однако на следующий день она написала Мерси, чтобы тот предупредил императора, что это письмо всего лишь комедия, которую она была вынуждена разыграть. «Я. считаю своим долгом уступить желаниям лидеров конституционной партии», – писала она ему. «Это очень важно для меня, по крайней мере, еще какое-то время, они верят, что я на их стороне», – добавила она на следующий день.

Со всей своей высокомерной легкостью, на которую она была способна, Мария-Антуанетта продолжала лгать, притворяясь плохо осведомленной теми людьми, которые па самом деле рисковали многим ради того, чтобы что-то посоветовать ей. Молодой адвокат Барнав взял на себя трудную задачу переслать ей основной текст конституции, чтобы показать, какие преимущества могут извлечь из этой новой системы король и она сама. Она, во всяком случае, увидела в этом тексте лишь «набор непонятных и абсурдных фраз, которые трудно применить к реальности». Несмотря на хитрость, которую она использовала, чтобы замедлить принятие конституции, королева знала, что муж был вынужден согласиться с данной конституцией. «У нас нет ни сил, ни средств, и мы можем только выжидать», – в отчаянии признавалась она Мерси. И снова настаивает на вмешательстве иностранных монархов. «Я по-прежнему настаиваю и желаю, чтобы могущественные державы с реальной силой вмешались в политику Франции, однако я думаю, что было бы крайне опасно выказать это желание», – писала она Мерси.

Измученная той ролью, которую она взвалила на себя, неспособная здраво оценить преимущества нового режима, она категорически отказывалась принимать его. По мере того как приближался ужасный для нее момент принятия конституции, у нее начинали сдавать нервы, иногда с ней даже случались истерики. «В конце этой недели королю представят грамоту, – писала она Мерси 21 августа. Это ужасный момент. […] В этой грамоте будет идти речь о продолжении курса реформ, которые будут все дальше и дальше удалять нас от трона. […] Нужно, чтобы император вмешался. Это единственный способ, которым он может оказать мне услугу». «Невозможно больше так жить; речь идет лишь о том, чтобы усыпить нашу бдительность, чтобы завоевать наше доверие, а после этого отыграться за все обиды. Поверье это должно было так случиться, поскольку я это говорила», – добавит она спустя пять лет. «Итак, у нас нет иного источника силы, лишь иностранные державы. Нужно любой ценой добиться их вмешательства, однако возглавить это должен именно император. […] Уверяю Вас, положение вещей на сегодняшний день таково, что было бы лучше быть королем маленькой провинции, чем огромной державы». То же самое она повторила своему брату, напоминая ему, «что это племя тигров поглотит все королевство», и патетически заявляла: «Нам не на кого больше полагаться, только на Вас».

Все угрозы делали планы Людовика еще более трудными для осуществления. В это время Барнав работал над речью, которую Людовик должен был произнести перед депутатами при принятии конституции. Он уговаривал королеву также приготовить речь для Собрания, повторяя ей, что эта речь должна будет сыграть весомую роль в ее будущем. Призвав на помощь всю свою мудрость, королева отказалась от этого предложения. «Пусть королева мужественно воспримет завоевание королевства, – говорил он ей. – Окруженная врагами, которые покушаются на ее власть, тем не менее королева должна быть всегда вместе со своим народом». Однако королева не видела в этих словах никакого реального смысла.

Когда все было улажено между Барнавом, королевой и королем, делегация, состоящая из 60 депутатов, принесла в Тюильри текст конституции 3 сентября к 10 часам вечера. Сохраняя приличие, Людовик XVI хотел выиграть время, чтобы внимательно ознакомиться со всеми статьями. Институт монархии был в этом документе значительно преобразован. Король Франции оставался наследным монархом, отныне он возглавлял нацию, которая наделяла его исполнительной властью. Король отвечал за исполнение законов и за решение законодательного органа. Его власть оставалась доминирующей во внешней политике, война могла быть объявлена только по его решению; он подписывал международные договоры и управлял посольской службой. Власть его становилась весьма условной в законодательной области, однако он сохранял за собой право вето. В своей деятельности король продолжал опираться на министров, которых он назначал и увольнял, однако под любым его решением должна была стоять их подпись. Министры имели право брать слово перед Собранием, однако они не подчинялись ему. Король больше не распоряжался национальным доходом. Наконец, конституция предполагала три случая, когда король мог быть лишенным всех прав. Законодательная власть представлялась Собранием, избиравшимся голосованием, в основе которого был имущественный ценз. Депутаты обладали правом издавать законы и могли объявлять вотум недоверия министрам.

13 сентября Людовик XVI официально подписал конституцию. Тюильри охватило оцепенение. 14 сентября король отправился на торжественное заседание в зал манежа, чтобы дать клятву верности конституции, которую он подписал. Королева присутствовала на этой торжественной церемонии, не имея, однако, в себе сил скрыть свои истинные чувства, закрыла лицо вуалью. Когда королевская чета вернулась в свои покои, король разрыдался как маленький. Все же он должен был играть свою роль до конца. Нужно было создавать впечатление радости, участвуя в празднествах, которые состоялись в воскресенье, 18 сентября, по случаю этого события. Париж ликовал. В 5 часов вечера аэростат поднял в небо эмблему конституции. Вечером король и королева прогуливались по Елисейским полям в открытой карете до площади Этуаль. По воспоминаниям современников, это был грандиозный праздник. Повсюду слышалось: «Да здравствует король!», однако вряд ли эти возгласы были искренними. «Как грустно, – говорила королева, – что вся эта красота оставляет в нашем сердце лишь чувство беспокойства и печали!» Затем монархи отправились в Оперу, где давали балет «Психея». Как обычно, король не произнес ни слова и унесся мыслями куда-то очень далеко. Мария-Антуанетта старательно улыбалась. Мадам де Сталь присутствовала на представлении и рассказывала, что «лица короля и королевы были бледны при мысли о будущем, которое их ожидало». Уверенные в том, что принятие конституции было их роковой ошибкой, король и королева ни минуты не испытывали уважения к основному закону. Они желали, чтобы он оказался недееспособным.

30 сентября конституционное Собрание прекращало свою работу и отныне называлось Законодательным. В большинстве своем оно состояло из новых депутатов, юристов и адвокатов. Фракция правых депутатов насчитывала 264 человека, фракция левых – 136, якобинцы называли себя врагами двора и аристократии. Некоторые из них были представителями Жиронды. Между правыми и левыми находились так называемые независимые, или конституционники, их было 345. Они могли внезапно присоединиться к любой из фракций.

В новом Собрании королева видела лишь неуправляемую «толпу животных», которая «не могла предпринять ничего действенного». Она мечтала о подавлении революционеров, полном уничтожении их идей. Однако, опасаясь будущего, старалась примирить и правых и левых. «Нужно быть очень осторожными с теми, кто располагает властью, нужно стараться понравиться им». Она делала все возможное для осуществления этого.