Текст книги "Мария-Антуанетта"

Автор книги: Эвелин Левер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Глава 14. ДОФИН

22 октября 1781 года после непродолжительных схваток королева родила долгожданного дофина. Предупрежденные принцессой де Ламбаль, которая известила всех, как только королева почувствовала первые схватки, принцы и принцессы расположились в комнате, где находилась «родильная кровать». По правилам Этикета, у подножия кровати расположился министр юстиции. Чтобы избежать неприятного инцидента, жертвой которого стала его жена в предыдущие роды, король распорядился не пускать никого лишнего в комнату во время родов.

«Между полуднем и половиной первого схватки усилились […] и в четверть второго, по моим часам, королева родила мальчика, – записал король. – Во время родов в комнате присутствовали лишь принцесса де Ламбаль, граф д'Артуа, тетушки, госпожа де Шимей, госпожа де Майли, госпожа д'Оссен и госпожа де Гемене. В большом кабинете расположился я, королева, ее приближенные, которые входили лишь иногда и стояли в глубине комнаты». В момент, перед тем как министр юстиции объявил пол ребенка, в комнате наступила гробовая тишина, и королева подумала, что снова родила девочку. Переполненный эмоциями и счастьем, король успокоил ее и произнес торжественные слова. От историков мы получаем противоречивые сведения об этих словах. Но в одном они все сходятся, что радость этого обычно владеющего собой человека была неописуемой. Он плакал от счастья, пожимал руки всем присутствующим и без устали повторял: «Наследник!». Когда акушерка королевы показалась в дверях, по огромному залу прокатилось: «Наследник, дофин!». Новость разнеслась но Версалю с невероятной скоростью. Несколько минут спустя в дверях появилась госпожа де Гемене, держа на руках очаровательного малютку. Переполненный счастьем и радостью, король торжественно шел за гувернанткой, прижимающей к груди долгожданного принца. Приемная королевы была заполнена придворными, все смеялись, плакали, обнимали друг друга. Неумолимый Этикет французского двора впервые был забыт напрочь. Кардинал де Роан огласил имя дофина – Людовик-Иосиф-Ксавье-Франсуа.

Несколько дней Париж и Версаль ликовали. Поговаривали даже о коронации королевы в знак благодарности за наследника династии. Три вечера подряд столица была освещена, по приказу короля, праздничными огнями. В сопровождении братьев и принцев крови Людовик XVI отправился в Собор Парижской Богоматери, чтобы присутствовать на Те Бейт, мессе в честь рождения дофина. По дороге от набережной до самого собора стояли люди, приветствовавшие государя, который разбрасывал серебряные монеты. Но это было лишь началом торжеств, знаменовавших счастливое событие. Через несколько дней после родов магистрат королевы, а позднее и представители парижского духовенства обратились с речью к монарху, который отвечал им согласно священной формуле Этикета: «Я очень рад слышать ваше приветствие. […] К сожалению, вы не сможете увидеть королеву, поскольку она сейчас отдыхает; вы же пройдете к моему сыну и назовете его Монсеньером». Визит представителей народа и духовенства, разумеется, не был предусмотрен Этикетом, но Людовику XVI нравилось видеть проявление народной любви. Одетые по-праздничному, торговцы и ремесленники радостно прошли мимо мраморного балкона, где находился король, каждый из них преподносил что-либо в знак своей радости и восхищения. Это было похоже на настоящий карнавал. Так, например, мясники и булочники составили невероятную композицию из разных сортов мяса, колбас и всевозможных булочек. Трубочисты несли сказочный камин, из которого выглядывал мальчик, распевающий забавные куплеты, составленные в честь великого события. Что касается слесарей, которые знали, насколько король умел ценить искусство, они изготовили шкатулку с секретом, стоило нажать на пружину, из нее выскакивал маленький дофинчик. Людовик XVI захотел узнать механизм работы этой шкатулки: слесарь получил за это дополнительную плату, что-то около тридцати ливров. Пятого ноября король принимал во дворце делегацию из Галлии – сто двадцать женщин, приехавших высказать восторги в адрес маленького дофина. Поэты и ораторы из самых разных уголков Франции слагали стихи, поэмы, куплеты в честь знаменательного события. «Патриотическая горячка, связанная с рождением дофина, не стихала, восторг и общее оживление в городах и деревнях только увеличивались. У женщин радость выражалась в весьма фривольной форме», – читаем в «Тайных мемуарах от шестого ноября 1781 года». «Дофины» появлялись везде. Их можно было увидеть на поясах, туфельках, вышитых серебром и золотом, на кошельках и платках.

Наследника, который весил тринадцать фунтов и при рождении был двадцать два дюйма длиной, окружили заботой. Доставили кормилицу. Мощную крестьянку ни на минуту не оставляли одну, се сопровождали, даже когда она шла в гардероб. За ее здоровьем следили ежедневно, если не ежечасно. Кормилица, только что сменившая крестьянское платье на наряд, соответствовавший ее новой функции, была растеряна и насмерть перепугана огромным королевским дворцом. Она не могла привыкнуть к постоянному вниманию. Королева вскоре оправилась после родов. Однако ее счастье нарушали слухи и памфлеты, которые поползли по стране, в них ставилась под сомнение законнорожденность маленького принца.

С пятнадцатого января улицы столицы начали украшать, готовясь к торжествам. Окна, мимо которых должен был следовать кортеж, красили и украшали. Наконец, двадцать первого января под зимним, но лучистым солнцем в сопровождении мадам Елизаветы, мадам Аделаиды, герцогини де Бурбон и принцессы де Конти Мария-Антуанетта вошла в карету, которая повезла ее в церковь Сенг-Женевьев и Собор Парижской Богоматери. Она получила огромное количество комплиментов, благодарностей за то, что подарила Франции наследника. После церемонии она отправилась в мэрию, где должен был состояться королевский пир, который устраивал городской совет Парижа. Здание городского совета не могло вместить толпы, которая ожидалась на пир. Специально для этого было построено здание, богато оформленное, которое могло бы стоять долгие годы, если бы не было построено из дерева.

Приехав в здание городского суда, королева и ее свита подождали короля, который вскоре присоединился к ним. В центре павильона был оборудован огромный зал. Королевский стол накрыли на семьдесят восемь персон. Король и его братья были единственными мужчинами за столом. Если верить «Тайным мемуарам», Людовик XVI очень скоро покинул пир, а другие гости были вынуждены последовать за своим государем. По окончании обеда королева и ее свита проследовали на террасу. Там разместили небольшие игровые столики, между которыми должны были прогуливаться придворные. А в это время в Париже на всех перекрестках играли оркестры, устраивались танцы, вино лилось рекой. Этот день должен был завершать грандиозный фейерверк.

Вечером двадцать третьего января король с королевой вновь приехали в Париж на бал в их честь. После веселого и шумного обеда они вернулись в павильон городского совета, который теперь был превращен в огромный танцевальный зал. Несмотря на огромную толпу, которая постоянно окружала супругов со всех сторон, король и его жена, казалось, веселились от души. Однако им гораздо больше понравился бал, который организовали в зале Оперы. Мария-Антуанетта танцевала там с неким господином де Муре, который был весьма нескромен и кому она подарила золотую шкатулку.

Следовало вспомнить о политике. В который раз Мария-Антуанетта разочаровала свою семью. Мерси не хотел признавать себя побежденным и жаловался на то, что королева совершенно равнодушна к политическим делам. «Она использует свое влияние лишь для того, чтобы раздавать милости и привилегии приближенным, и позволяет королю сделать вывод, что совершенно равнодушна к вопросам государства. Она растрачивает свою энергию на легкомысленные и совершенно неважные дела, вместо того чтобы заниматься серьезными проблемами». Ничто не могло огорчить Иосифа II больше, чем эти слова. Он приписывал такое поведение сестры дурному влиянию французов. Что же касалось Кауница, он весьма терпимо относился к королеве, которая была ему так нужна, и заявил: «Нужно убедить ее в том, что поведение с королем может иметь решающее значение, нет ничего труднее, чем управлять глупцами, которые гораздо более подозрительны и непоследовательны, чем все остальные». Та неподдельная скука, которую испытывала королева ко всем серьезным делам, удовлетворяла и короля и его министров, которые оказывались свободными и независимыми от капризов избалованного ребенка, они делали все, лишь бы она не вмешивалась в государственные дела.

Мария-Антуаиетта тем не менее нашла возможность помочь брату в сложном политическом вопросе. Цесаревич Павел и его жена, которые путешествовали как граф и графиня Дюнор, собирались посетить Париж после пребывания в Вене. Такова легенда. На самом же деле Павел, сын Екатерины Великой, был направлен во Францию в качестве тайного посла своей матери. Он приезжал передать Людовику XVI просьбу сохранять нейтралитет в отношении раздела Оттоманской империи, о чем договорились Екатерина II и Иосиф II еще во время встречи 1780 года в Могилеве. Император воспринял этот визит как знак свыше и обратился к Марии-Антуанетте, подробнейшим образом проинструктировав ее, ведь она должна была встретить графа и графиню Дюнор с максимальным гостеприимством. Император описал ей их вкусы и нравы, посоветовав даже поставить фортепиано в комнату великой княгини, которая очень любила музицировать. Он даже предвидел темы разговоров между гостями и королевой. Он рекомендовал своей сестре относиться к ним с большим доверием и дружбой, как если бы она знала их очень давно: «Ваш разговор может касаться всего. Их Высочества очень заботливые и любящие отец и мать, разговор о воспитании детей, который, я знаю, Вас очень занимает, покажется им весьма интересным». Демарш, предпринятый двором Санкт-Петербурга при поддержке Венского двора, поставил Вержена в весьма затруднительное положение. Оставаясь верным своей осторожной и осмотрительной политике, с того момента как король назначил его министром иностранных дел, Вержен не хотел слишком заискивать перед Россией. Однако тем не менее гостям был устроен пышный и торжественный прием. Людовик XVI поручил королеве организовать пребывание великих князей, «Дюноров», так их называли в Версале. Мария-Антуанетта очень серьезно и старательно отнеслась к этой задаче, что и было высоко оценено Мерси.

Когда гости прибыли в Париж 18 мая 1782 года, королева едва успела оправиться от рожистого воспаления. Однако болезнь никак не отразилась на ее красоте; она, казалось, произвела большое впечатление на великих князей. Цесаревич инкогнито отправился в Версаль, где среди толпы придворных внимательно наблюдал за королевой. Вернувшись к жене, в особняк посла России, он весьма живо и подробно описал Марию-Антуанетту, величие и великолепие Версаля, придворных, особенно его поразила красота королевы, «которая весьма беспокоила великую княгиню». Урожденная Вюртемберг, княгиня Екатерина, рослая и корпулентная, не отличалась особой красотой, однако была довольна умна и образованна. Она создала прочный и нерушимый союз с мужем, который был совершенно не красив и мог выглядеть даже нелепо, если бы не его природное обаяние и необыкновенная улыбка. Только ступив ногой в Париж, великая герцогиня пригласила к себе мадемуазель Бертен и заказала у самой модной модистки наряды, которые могли бы соперничать с нарядами королевы. Так что она предстала перед самым элегантным двором Европы во всеоружии.

20 мая Дюноры выехали в Версаль. Несмотря на великолепное парчовое платье, украшенное жемчугами, и чистейшими, как слеза, драгоценными камнями на шее, великая княгиня все же испытывала легкую дрожь оттого, что ей предстоит встреча с самой эрцгерцогиней Австрии, ставшей королевой Франции, о которой шла молва, как о наиболее красивой и элегантной царствующей особе того времени. Великая княгиня была того же возраста, что и Мария-Антуанетта. «Смогу, ли я потягаться красотой с королевой?» – спрашивала она своего мужа. Сама королева была еще больше напугана. Прежде чем отправиться в зал, где должен был состояться обед, Мария-Антуанетта зашла к себе в кабинет выпить стакан воды, призналась, «что только теперь поняла, насколько трудна роль королевы, особенно в присутствии другой королевы». Тем не менее она успокоилась и, глядя как королева ведет себя с великой княгиней, трудно было не заподозрить се в том, что они знают друг друга всю жизнь. Мария-Антуанетта рассказала русской княгине о своих вкусах и привязанностях, она говорила лишь о том, что могло бы доставить удовольствие ее гостье, и в конце концов попросила навещать ее как можно чаще. После обеда все прошли в салон Мира, чтобы послушать концерт, на который были приглашены придворные русского двора.

Как и Иосиф II, великий князь и его жена хотели воспользоваться инкогнито, чтобы узнать Париж и посетить все достопримечательности столицы, что давало королю и королеве относительную свободу. Тем не менее они довольно часто приезжали в Трианон и Марли. Во время прогулок «между королевой и ее гостями установилось подлинное доверие, а великий князь доверял ей такие тайны, говорить о которых с женщиной, да еще высочайшей особой было не совсем удобно». Довольно откровенно он сетовал на личную жизнь своей матери-императрицы, чьи фавориты доставляли массу неприятностей и ему и многим придворным. Супруга обычно молчала, но, казалось, полностью поддерживала мужа. В ответ на доверие великий князь спросил Марию-Антуанетту, как она относилась к мадам Дюбарри при жизни покойного короля. Откровенность цесаревича очень удивляла королеву, и она старалась не оставаться с ними наедине.

Отъезд гостей был большим облегчением для королевы, которая имела тогда лишь одно желание – уехать в Трианон. Русские отбыли очень довольными, они оценили тот теплый прием, который им устроили французские государи. Вержен, в свою очередь, остался очень доволен тем, что не было дано никаких определенных обещаний. Мерси рассыпался в похвалах прекрасного поведения королевы, которая смогла высказать свое мнение но поводу прусских происков и не забыла упомянуть о своем брате.

В малом замке Трианона, где она бывала дважды за лето, Мария-Антуанетта забывала все свои беды и усталость. Никогда еще не была она так спокойна и полностью посвятила себя детям. Королева привезла детей с собой вместе с гувернанткой принцессой де Гемене и всей их свитой. Она подолгу занималась с малышами, не играла в комедиях, не ходила на спектакли, а довольствовалась лишь тем, что устроила несколько концертов. Мадам де Полиньяк воспользовалась этим внезапным приливом нежных чувств, чтобы поговорить с ней о министерских назначениях. Она хотела, чтобы граф д'Адемар, не имевший ни единого шанса получить портфель военного министра, был назначен хотя бы на пост министра королевской свиты, обязанность, в которой он был совершенно не компетентен. Мария-Антуанетта не сказала «нет», но и не сказала «да». Мерси начал надеяться на грядущую немилость фаворитки. Ничего не последовало. Посол тем не менее не терял надежды.

Через несколько дней, 9 сентября, двор прибыл в Мюет, где маленькой принцессе сделали прививки. Как раз в это время произошло событие, потрясшее не только королевский двор, но и всю знать Парижа. В пух и прах разорился принц Гемене: долг составил более 30 миллионов ливров. Подобный скандал не позволял больше его жене оставаться гувернанткой королевских детей. Королева согласилась с отставкой мадам де Гемене, к которой она уже довольно давно не испытывала особой симпатии. Но враги не могли позволить уплыть вакантному месту не известно к кому. Безенваль поговорил с фавориткой. Вначале она была напугана идеей добиваться «поста столь ответственного и серьезного», разозлилась, что королеве самой не пришло в голову […] предложить ей занять пост принцессы де Гемене. Обрадовавшись, что ему удалось уязвить самолюбие фаворитки, Безенваль направился к королеве. «Выждав момент, когда она без сопровождающих проходила из одной комнаты в другую, – рассказывал он, – я подошел к ней и спросил о тех слухах, которые наполняли Париж. Дело касалось отставки мадам де Гемене и замены ее герцогиней де Полиньяк. Королева остановилась и посмотрела на меня так, как если бы она услышала для себя нечто новое, мгновение стояла молча. „Как! Мадам де Полиньяк! – ответила она наконец. – Но она не хочет этой должности. Ведь она сама отказала мне!“ „Однако это почетная должность, – снова сказал я, – и совершенно отличная от обычной придворной должности. Независимо от того, обладает ли мадам де Полиньяк всеми необходимыми качествами, я думаю, что Ваше Величество опустится в глазах общества, если не даст столь важную должность своей подруге“».

Через несколько дней нужно было видеть, с каким пылом Мария-Антуанетта уговаривала подругу принять эту должность.

Назначение фаворитки не удивило ни двор, ни общество, но все здравомыслящие люди пребывали в печали. Это новая милость только увеличивала власть мадам де Полиньяк, а также подтверждала то огромное влияние, которое она оказывала на королеву. Обязанности гувернантки требовали от нее никогда не покидать двора. Итак, они сблизились еще больше с королевой, отдавшей приказание приготовить в замке Трианон апартаменты, которые предоставлялись гувернантке и ее воспитанникам. Мария-Антуанетта больше не хотела разлучаться ни с детьми, ни с подругой.

Интерес, который Мария-Антуанетта проявляла к дочери и к наследнику, не был выдуман. Разрушив традицию предыдущих и последующих государынь, она лично следила за воспитанием дофинов. Мария-Терезия, которой не было еще и четырех лет, часто появлялась в кабинете матери, к большому сожалению Мерси, которому не нравилась эта привычка. «Нет никакого способа поговорить с ней о чем-то серьезном и важном, в такие моменты всегда прибегает ее дочь, начиная играть и веселиться с матерью, все это еще более усугубляет и без того рассеянный и невнимательный характер Марии-Антуанетты», – жаловался он. К великому сожалению, посол не мог найти подходящего момента, чтобы объяснить Марии-Антуанетте просьбы и приказания Вены. Беспорядочные амбиции Иосифа II рисковали потерпеть неудачу в этом альянсе. По-прежнему сражаясь за Баварию, Иосиф мечтал о захвате земель. Его брат Леопольд, правивший во Флоренции, его брат Фердинанд, ожидающий наследства в Модене, его сестра Мария-Амелия, вышедшая замуж за болезненного герцога Пармского, его сестра Мария-Каролина, полностью подчинившая себе своего супруга, короля Сицилии, никто из них, так как он, не желал выйти за пределы итальянского полуострова.

Мир, который только что был подписан с Англией, позволял Людовику XVI свободно действовать в пределах Европы и у него не было никакой причины заигрывать с императором, игру которого он разгадал. Он мотивировал свой отказ, ссылаясь на опасность со стороны Пруссии, которая, естественно, потребовала бы компенсаций за раздел Оттоманской империи. По этому поводу Людовик написал длинное письмо свояку. Он описал в нем всю «ужасную систему компенсаций» и объявил о своем решении вступить в переговоры с Фридрихом II, чтобы избежать европейской войны из-за Турции. Итак, король Франции в третий раз нарушил планы императора Иосифа.

В это лето отношения между Веной и Версалем были как никогда напряженные. В августе они были близки к разрыву альянса. Мерси отчаянно пытался убедить королеву в том, что Вержен, искажая суть дела «до неузнаваемости», все же «оставался надежным министром для Франции». Ненависть Марии-Антуанетты и с отношению к Вержену лишь усиливалась, однако ей никогда не приходило в голову, что король и министр действуют сообща. Наоборот, она утверждала, что Людовик XVI «просто не в курсе всех дел и не может уловить всех нюансов игры своего министра».

В письме к сестре император не скрывает своих чувств. После обычных добрых слов он перечисляет все отрицательные стороны и недостатки в политике, которую вел ее муж, добрый христианин. «Франция, как всегда, была на стороне противников Империи, – продолжал он. – Она с еще большей энергией действует против альянса, отвергла предложение России […], и все это происходит в то время, когда я всячески стараюсь доказать свою преданность альянсу, показать преимущество, которое Франция может извлечь как из моей дружбы, так и из нашего альянса». За этим следует длинный анализ австро-французских отношений, целью которых было показать законность любого императорского поступка, с того момента как альянс был подписан.

Мария-Антуанетта прочитала письмо королю. Людовик XVI ответил ей, что, несмотря на чувства, которые он испытывает к императору, «разность интересов» между двумя государствами может иногда повлечь за собой и разную политику. Королева отныне очень хотела, чтобы ее брат не путал «свою сестру и подругу с королевой Франции», и надеялась, что у него скоро пройдет озлобленность, которой так и дышит его письмо.