Текст книги "Компаньон её сиятельства"
Автор книги: Эванджелина Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Глава 11
Быстро одеваться – умение, которое Гидеон освоил давным-давно, но сегодня он сделал это за исключительно короткое время.
«Пусть скажет спасибо, что я вообще оделся». Он решительно захлопнул дверь. Резкий звук эхом прокатился по пустому коридору. Велико было искушение, выйти из дома в чем мать родила. Где-то под ложечкой горело дьявольское желание выставить напоказ правду о его пребывании в Боухилле. И все же благодаря укоренившейся привычке он обнаружил, что натягивает брюки. А уж набросить на себя оставшуюся одежду было делом нескольких секунд.
Резким, порывистым шагом он спустился с лестницы. Руки его дрожали от с трудом сдерживаемого гнева, когда он завязывал галстук в жалкой пародии на узел.
Неужели она не понимает? Даже если у них нет мужа, даже если они вдовы, он никогда не проводит всю ночь в их постелях и никогда не спит с ними рядом. Это слишком интимно.
Он с издевкой фыркнул. Как будто проведенная с Беллой ночь могла ухудшить дело. То, что она попросила его остаться, кричало громко и ясно, что она не понимает правил их любовной связи. Не спать вместе, никаких личных разговоров, французские письма не выбор, а требование, и продолжительность их пребывания вместе условленна заранее. Таковы правила, черт побери, и их следует выполнять.
Он не мог поверить, что Белла опустилась так низко. Швырнула деньги ему в лицо, словно они одни могут купить его полное подчинение. Будь она проклята!
При звуке отдаленных шагов по мраморному полу переднего холла, сливающихся с его шагами, Гидеон взглянул через плечо. Высокая, крепко сбитая женщина, одетая во все черное, шла по коридору, ведущему в заднюю часть дома. Он повернулся на пятках.
– Миссис Кули.
Экономка Беллы остановилась и обернулась. Глаза ее вспыхнули при виде того, как небрежно он одет, – она была явно шокирована. Он спустился с лестницы прежде, чем успел застегнуть жилет и сюртук. Губы женщины вытянулись в тонкую линию.
Слуги никогда не упускали случая дать ему знать, не важно, насколько тонко или открыто, что они на самом деле думают о нем, когда их хозяйки нет поблизости. Он считал, что уже давно привык к этому. Однако презрение, написанное на ее лице, откровенная неприязнь резали острее и глубже, чем десять лет назад, когда дворецкий впускал его в дом дамы для его первого свидания за пределами борделя Рубикон.
Она не могла знать наверняка, что он жиголо, и скорее всего полагала, что он джентльмен, просто знакомый ее сиятельства. Уловка с «кузеном» теперь окончательно исчерпана. И все же достаточно того, что он знает правду. Гидеон пожалел, что не привел себя в порядок до того, как выйти из гостиной. Он отчетливо сознавал, что волосы его торчат во все стороны, взъерошенные пальцами Беллы.
Гидеон отодвинул в сторону побуждение предложить оправдание своей небрежной внешности и призвал на помощь гнев, все еще бурлящий в жилах, направляя его на эту заносчивую служанку.
– Велите приготовить карету в Лондон и прислать ее к садовому домику. Немедленно.
Она смерила его злым взглядом и кивнула.
Он рывком распахнул дверь. Но вместо того чтобы выйти, замешкался, чтобы взглянуть через плечо на лестницу, в сторону спальни Беллы. И гнев испарился. Пропал. Осталось лишь…
Свидание окончено. И его прощальные слова гарантируют, что она больше никогда не будет его искать.
Гидеон ссутулился и тяжело вздохнул. Осторожно прикрыв входную дверь, он покинул дом Беллы.
Известие, что ее дорожная карета вернулась из Лондона, вырвало Беллу из болезненной нерешительности, в которой она пребывала эту последнюю неделю. Она заперлась в своей гостиной, села за письменный стол, вытащила два листка бумаги, обмакнула перо в чернильницу и начала писать. Первое письмо – со словами благодарности, адресованное Эсме – Белла написала быстро.
Второе письмо состояло из трех строк.
Белла сложила письмо к Эсме и сунула в глубь ящика. Второе письмо она тоже сложила, но оставила в ящике на виду, поскольку оно еще не было готово к отправке.
Белла спустилась на первый этаж и вошла в кабинет. Он обычно пустовал. Изредка там жил мистер Лейтон, секретарь Боухилла. Запирая дверь, Белла покачала головой при виде бумаг и приходно-расходных книг, лежавших на большом столе. Недовольство мистера Лейтона из-за попыток навести тут порядок заставило слуг исключить эту комнату из регулярного режима уборки. Белла была свидетельницей недовольства мистера Лейтона и едва сдерживала смех при виде низенького пухлого старика, который в припадке раздражения неистово жестикулировал, негодующе пыхтел и ворчал, что ему никогда не отыскать то, что нужно, в аккуратно сложенных стопках бумаги.
Белла пересекла комнату и обошла стол. Старательно отводя глаза от портрета, она потянула угол тяжелой позолоченной рамы. Портрет повернулся на скрытых петлях, открывая маленькую стальную дверцу. Белла отперла ее. Всевозможные документы, одни – свернутые в трубки, другие – сложенные в аккуратные стопки, заполняли большую часть пространства. Осторожно, дабы не зацепить заряженный дуэльный пистолет в глубине сейфа, она отодвинула в сторону документы и, поколебавшись, отсчитала солидную стопку банкнот.
С добычей в руке она закрыла дверцу и вернула портрет на место, скрывая сейф. Взяв лист бумаги, завернула в него деньги. Белла уже собралась покинуть кабинет, но покалывание в затылке заставило ее обернуться, когда она была на полпути к двери.
Мужчина средних лет с синими глазами смотрел на нее с портрета. Его рыжевато-каштановые волосы были зачесаны назад, открывая черты, которые в мгновение ока могли меняться с очень красивых на очень уродливые. Он сидел в кожаном кресле. И все же ширина его плеч свидетельствовала о том, что он обладает комплекцией боксера-профессионала.
Пульс ее участился, короткие удары зазвучали в ушах. Дыхание сделалось поверхностным – мелкие вдохи, которые почти не достигали легких. Его здесь нет, и она бесконечно рада этому, но ей достаточно лишь посмотреть на его портрет, чтобы ощутить тревогу. Она могла бы поклясться, что он специально повесил портрет на стену как постоянное напоминание о том, чьи деньги лежат за стальной дверцей. Он никогда ничего ей не запрещал. Но Белла была уверена в том, что, если он когда-нибудь узнает, что она собирается сделать, или о том, что уже сделала, его реакция будет крайне неприятной.
Бумага измялась, когда она стиснула в руке пачку банкнот, черпая силы из доказательства своего вызова. Она встретилась с темно-синим взглядом.
– Я тебя ненавижу, – прошептала Белла, и рот ее исказился от настойчивого желания заорать, закричать, выпустить на волю всю накопившуюся ненависть, которую она так долго подавляла в себе.
Белла повернулась на каблуках, отмахнувшись от своего мужа так, как никогда не осмелилась бы в его присутствии, и решительным шагом вышла из кабинета. В холле она встретилась со своей домоправительницей.
– Миссис Кули, пришлите Шеймуса ко мне в гостиную, – сказала Белла, поднимаясь по лестнице.
Коренастый малый с вечно неопрятной, всклокоченной рыжей шевелюрой появился несколько минут спустя.
– Да, ваша светлость?
– Я хочу, чтобы ты взял дорожную карету и вернулся в Лондон, туда, где мадам Марсо нашла мистера Роуздейла. – Она протянула конверт с письмом, ставший толстым от вложенных в него банкнот. – Отдай это владельцу, дождись ответа и возвращайся с мистером Роуздейлом не мешкая.
– Слушаюсь, ваша светлость.
К облегчению Беллы, Шеймус не задавал вопросов и взял письмо не колеблясь. Мятежный дух, который охватил ее в кабинете, даруя силы, необходимые, чтобы справиться с этой задачей, начал иссякать, и потребовались значительные усилия, дабы сохранять самообладание.
Шеймус склонил голову и вышел.
Белла ждала долгих две недели.
Была середина дня, когда Гидеон вошел в кабинет своей работодательницы. Настроение у него испортилось – его вызвал один из ее прихлебателей.
– Входите же и садитесь, мистер Роуздейл, – промурлыкала Рубикон. Обычно она называла его «Роуздейл» или «Гидеон», в зависимости от настроения, и «мистер Гидеон Роуздейл», когда похвалялась им перед клиентками. Его единственным приветствием был легкий наклон головы, прежде чем он устроился в кресле.
Она окинула его долгим взглядом, оценивающим, проницательным и хитрым. Взглядом, от которого у него по коже поползли мурашки.
– У вас появилась поклонница, мистер Роуздейл. Роуздейл промолчал. Лицо его стало непроницаемым.
– Упаковывай сундук.
– Прошу прощения?
– У тебя назначена встреча, и если верить кучеру, который доставил просьбу, ты снова отправляешься в Шотландию.
Она помахала сложенным листком бумаги. Он наклонился вперед и выхватил у нее листок. При виде аккуратного женского почерка сердце его подпрыгнуло. Затем он прочел письмо.
«Желательна компания мистера Роуздейла сроком на две недели. Сообщите кучеру, когда мистер Роуздейл сможет отбыть. Если вложенной суммы недостаточно, дайте знать через возницу».
* * *
Гидеон мог бы поклясться, что что-то внутри его разорвалось надвое.
– Сколько? – спросил он дрогнувшим голосом. Медленная, довольная улыбка растянула накрашенные губы Рубикон.
– Мне нравится, когда ты оставляешь их жаждущими. Но, мистер Роуздейл, еще ведь и трех недель не прошло.
– Сколько? – Он сжал руку в кулак, острые края бумаги вонзились в ладонь.
– Я все думаю, не поднять ли мне твою цену. Надеюсь, я не раздаривала тебя все эти годы.
Его терпение было на исходе.
– Сколько? – процедил он сквозь зубы. Она бросила толстый конверт через стол.
– Это твое.
Гидеон заглянул внутрь. Рубикон взяла половину суммы, но то, что в этом конверте…
Он резким движением швырнул конверт обратно.
– Пошли кого-нибудь другого. У меня уже назначены встречи, и их нельзя отменить.
– Не волнуйся. Я уже отменила их за тебя. Маркус в данный момент направляется в Девон, дабы передать ее милости твои сожаления.
– Что? – рявкнул он. Как она смеет переделывать его расписание без его согласия? И откуда, черт возьми, она узнала, куда он собирался?
– Ты увидишься с ней как-нибудь в другой раз, поскольку будешь в Шотландии до конца месяца.
– Нет.
Ее глаза сузились до щелок. Лицо ожесточилось, обнажая морщины вокруг рта и на лбу, которые она усиленно пыталась скрыть искусно наложенным макияжем.
– Да. Собирай вещи. Ты уезжаешь сегодня. Карета ждет отъезда немедленно. – От поддразнивающего, игривого тона не осталось и следа. Это был приказ.
Игра окончилась, и он не вышел победителем. Гидеон схватил конверт со стола Рубикон и выскочил из кабинета.
– Мистер Роуздейл, будь так любезен, уж постарайся, чтобы она захотела еще! – торжествующе усмехнувшись, крикнула ему вслед Рубикон.
Легкое царапанье ножа и тихое позвякивание вилки о фарфор были единственными звуками, нарушившими тишину. «Неужели он до сих пор сердится на меня?» Белла поднесла бокал вина к губам. Может, не стоило так скоро возвращать Гидеона? Надо было подождать?
Нет, она не могла ждать. Последние четыре недели тянулись медленнее, чем последние пять лет. Резкий контраст ее жизни без него причинял физическую боль. И то, как он ушел, и то, что она сказала. Миссис Кули доложила, что он уехал той же ночью, даже не дождавшись утра, – так спешил быть подальше от нее.
Но он вернулся. Однако был холодным и отчужденным. Словно его подменили. Белла больше не пыталась разговорить его. Гидеон производил впечатление человека, который делает что-то через силу.
Надо поговорить с ним, извиниться, заверить его, что она больше никогда не предъявит таких требований.
За обедом ни Белла, ни Гидеон не притронулись к еде.
Лакей понял безмолвный намек и убрал последнее блюдо. Сдержанным щелчком пальцев и резким взглядом Гидеон отпустил слугу. Дверь столовой закрылась.
– Обед окончен?
– Да, – ответила Белла. Гидеон кивнул.
– Вели подготовить карету. Я хочу сегодня же вернуться в Лондон.
Она застыла. Пульс быстро заколотился в ушах.
– Прошу прощения?
– Твои условия все еще в силе, не так ли? – Неприятные, резкие нотки вызова остудили окружающий воздух.
Дрожь охватила плечи. Широко раскрыв глаза, она кивнула.
– Обед окончен. Мои обязательства выполнены. Я желаю уехать.
– Но… но зачем ты проделал весь этот путь, если не имел намерения остаться?
– Зачем? Затем, что у меня не было выбора. Твоя просьба была очень тонко завуалированным приказом, чтобы я бросил все и сел в твою карету.
– Но?..
– Во имя Господа, Белла, пятьсот фунтов? О чем ты думала?
О нет. Этого было мало. Сердце ее упало.
– Но Шеймус не сказал ни слова, – едва слышно произнесла она. – Я написала, чтобы дали'знать кучеру, если этого недостаточно.
– Недостаточно? Этого слишком много, – огрызнулся Гидеон, возмущенный и негодующий, словно она нанесла ему оскорбление.
– Что? – выдохнула она. Кровь отхлынула от лица.
– Не могу поверить, что ты написала напрямую Рубикон. – Гидеон поморщился.
– Но кто?.. – Она умолкла и, опустив взгляд на крахмальную льняную скатерть, заставила себя глубоко дышать, силясь сохранить внешнее спокойствие, соорудить надежную стену, за которой можно спрятаться.
Она опять все испортила. Только теперь это было сделано не в приступе гнева и ревности. Она умудрилась оскорбить его. И то, как он смотрит на нее… Боль от разлуки с ним ничто в сравнении с этой агонией, пронзающей грудь. Она попыталась проглотить подступивший к горлу ком, но он как будто шипами вонзился ей в горло. Еще ничто никогда не причиняло ей такой боли. То были раны, которые заживают, но эта…
Это так больно, слишком больно, чтобы вынести…
Сохраняя самообладание, насколько это было в ее силах, она поднялась и вышла из столовой.
Гидеон кипел от губительной смеси негодования, гнева и уязвленной мужской гордости. Он слышал, как легкий стук шагов ускорился и стал тише, когда Белла шла через холл. Звук окончательно затих, как только она дошла до лестницы. Тихий щелчок закрывшейся двери привел его в чувство.
Матерь Божья… ад и все дьяволы! Как он мог так обойтись с Беллой? Женщиной, которая никогда не повышает голоса, если только не требует еще или не умоляет его остаться с ней в постели. А прощальный взгляд, который она бросила на него, – этот взгляд поразил его в самое сердце.
Гидеон вскочил и помчался за ней. Он даже не взглянул ни на служанку в холле, ни на дворецкого, стоявшего у парадной двери. Лестницу он преодолел за несколько секунд и резко остановился перед дверью ее гостиной. Повернул ручку – дверь не открылась.
Он подергал ручку.
– Белла? Белла?
Гидеон прижался ухом к двери, но ничего не услышал. Должно быть, она в своей комнате, скорее всего за еще одной запертой дверью.
Он посмотрел направо, налево, оглянулся через плечо. Затем снова оглядел коридор, присматриваясь к дверям, расстоянию между ними и их положению относительно друг друга. Если Боухилл такой, как другие загородные дома, в которых он бывал, значит, должен быть еще один вход к ней в спальню. Гидеон подошел к двери прямо напротив двери Беллы и обнаружил, что она не заперта. Сосредоточившись лишь на дверях, которые необходимо пройти, дабы добраться до Беллы, он не оглядываясь быстро прошел через первую дверь, затем еще одну.
Открыв третью, более узкую дверь, он пошел вперед через темную комнату, продвигаясь на ощупь. Шелк, кашемир и тонкая шерсть, сложенные на полках, щекотали кончики пальцев. Вторую руку он вытянул перед собой, пока не наткнулся на прохладное дерево и гладкую круглую ручку. Он повернул и открыл незапертую дверь. Это была спальня.
Белла сидела на полу возле кровати с гобеленовым пологом. Спальня была залита лунным светом. Белла плакала. Ее всхлипы поразили его в самое сердце.
Опустившись на колени, Гидеон ласково проговорил:
– Ох, Белла, пожалуйста, не плачь.
Она вздрогнула, когда его рука легла ей на спину.
– Гидеон, мне так жаль. Я не хотела… не знала.
– Пожалуйста, не расстраивайся, – умолял он, гладя ее по спине.
– Мне просто необходимо было… прости, Гидеон.
– Не надо. Не извиняйся. Ох, Белла, я напрасно обидел тебя. Это не твоя вина.
Ее прекрасное лицо было печально.
– Мне просто нужно было…
Гидеон обнял ее. Белла прижалась к нему.
– Я знаю. Я понимаю. Пожалуйста, пожалуйста, не плачь. Я должен был сказать тебе, как со мной связаться, куда писать. Я не должен был злиться на тебя.
Гидеон пребывал в таком состоянии, когда покидал ее, что забыл оставить записку с адресом. Он никогда не позволял им действовать через Рубикон. Он много лет назад заслужил право самому распоряжаться своими связями. Конверт всегда лежал в отдельной комнате, когда он прибывал в дом клиентки. A когда свидание заканчивалось, он относил половину суммы Рубикон. Но чаще просто отсылал ей деньги, чтобы не видеть ее.
Но Белла не такая, как все. Она с самого начала не писала Рубикон и не приезжала. Ее подруга тоже обращалась не к нему. И француженка, нанявшая его, заплатила Рубикон. Белла не знала подробностей. Все было устроено без ее участия. Она понятия не имела, как связаться с ним напрямую, какая сумма является оскорбительно чрезмерной и вообще обо всех тонкостях и этикете, если это слово уместно при найме жиголо.
Тяжелое бремя легло ему на плечи. Белла не виновата, он напрасно обидел ее.
Он немного отстранился, чтобы стереть слезы с ее бледных щек подушечками пальцев. Иисусе. Она прекрасна, даже когда плачет. От слез обычно краснеет и хлюпает нос, распухают глаза. Но не у Беллы. Он приблизил губы к ее губам и молил о прощении единственным известным ему способом.
Она ответила на поцелуй и обвила руками его шею. Волна желания захлестнула ее. Белла забралась к нему на колени и стала его целовать.
Гидеон взял ее на руки, встал, посадил на край кровати и опустился на колени. Он задрал ей юбки до талии, раздвинул бедра, прижался губами к розовой влажной плоти. Он попотчевал ее легкими выпадами языка, мягким прижатием губ и дразнящим скольжением зубов, прежде чем погрузить внутрь один палец, потом еще один. Ее тело туго сжалось вокруг его пальцев, и он зарычал, чувствуя, как плоть его разбухает.
Белла застонала, выгнулась, пальцы запутались в его волосах, ноги раздвинулись шире. Но он не поднялся вверх по ее телу. Остался там, где был, доставляя ей наслаждение, пока вновь не перебросил ее через край.
– Гидеон, пожалуйста. Я хочу…
Она застонала, резко втянула воздух, когда он скользнул в нее еще одним пальцем, затем стала вращать бедрами.
– Гидеон. – Она снова потянула его за волосы. Ее затянутые в шелк ноги обвили его спину, пятки прижались к лопаткам – Пожалуйста.
Но он проигнорировал ее просьбу, заставляя взлетать на вершину блаженства снова и снова, пока не выбьется из сил.
– Гидеон. Пожалуйста. Возьми меня.
В этот раз содрогнулся он, застонал. Этот грубоватый приказ из ее уст едва не побудил его нарушить нерушимое правило. Он стал неистово дергать пуговицы ширинки и расстегнул одну, прежде чем пришел в чувство.
Гидеон чертыхнулся, проклиная себя за глупость, – ведь он не взял с собой ни одного французского письма. Он не имел ни малейшего намерения спать с ней, когда отправлялся в особняк, собираясь уехать сразу же после обеда. Его сундук стоял нераспакованным прямо за дверью садового домика. И теперь по собственной глупости он не мог сделать то единственное, чего хотел, в чем нуждался.
Он знал, что это болезненное, примитивное желание, снедающее его, не имеет никакого отношения к последним четырем неделям воздержания. Зато имеет отношение к ней. Он жаждал почувствовать, как ее гибкое тело извивается под ним, как ногти царапают спину, как длинные ноги обвивают его таз. Но дьявол побери!
Хотелось завыть от такой несправедливости, но все же он не мог допустить, чтобы она пострадала от его глупости. Поэтому он утроил усилия, используя все свое мастерство, приобретенное за последние тринадцать лет, с тех пор как потерял невинность в четырнадцатилетнем возрасте, дабы выжать из ее тела все оргазмы до единого.
Но Белла не желала быть обделенной. Она настаивала, повторяя эти два слова снова и снова, до тех пор пока они не стали тем единственным, что он мог слышать, даже заглушая громкий стук сердца и его тяжелое дыхание, подталкивая его к грани, о которой он и не знал, пока он уже не мог больше вынести. Пока не заставил ее замолчать, чтобы эти слова не вытолкнули его за пределы здравомыслия и самообладания. Он поднял голову.
– Нет. – Отказ был резким, гортанным, грубым. Она замерла и испуганно посмотрела на него.
– Я не могу, – сказал Гидеон, увидев, что Белла обиделась.
– Почему? Ты нужен мне, Гидеон.
– Не могу. Не сегодня, Белла. Просто позволь мне доставить тебе наслаждение.
Он видел, что она не может понять, сознавал, что она начинает видеть в этом какого-то рода наказание, воздаяние, месть за ее вызов. Мышцы стройных бедер напряглись под его руками. Поморщившись, Белла отвела взгляд.
– Я не принес… у меня нет с собой… – Он сделал глубокий вдох, силясь собраться с мыслями, подобрать слова. – Я оставил их в садовом домике.
Она снова взглянула на него.
– Что оставил?
– Чехлы. Французские письма. Без них я не войду в тебя.
– Мне все равно, Гидеон. Я хочу тебя.
– Нет, Белла.
– Пожалуйста, Гидеон, Это не имеет значения. Я хочу тебя.
Но это немыслимо без защиты – риск слишком велик. Существуют и другие способы предотвратить зачатие, и все же Гидеон решил не рисковать.
– Нет, Белла. Пожалуйста, не настаивай. Я не могу. Сегодня позволь мне подарить тебе только такое наслаждение, а завтра у тебя будет все.
Стоя на коленях, полностью в ее власти, он затаил дыхание, боясь, что она будет настаивать. Или, хуже того, неправильно воспримет его отказ. Или, еще хуже, прогонит его.
Удерживая его настороженный взгляд, Белла кивнула.
– Завтра, – прошептала она.
Улыбка облегчения осветила его лицо.
Завтра.
И он сдержал свое обещание.
