Текст книги "Драма советской философии. (Книга — диалог)"

В.И.Толстых Все что было – не было?

ТОЛСТЫХ Валентин Иванович – доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Института философии РАН, президент Клуба «Свободное слово».

Этот разговор о судьбе философских идей Эвальда Васильевича Ильенкова назревал в нашем Клубе давно. Многие из присутствующих участвовали в «ильенковских» чтениях, или посиделках, что ежегодно проходят в февральские дни в Институте философии. Чтобы не повторяться и никого не дублировать, мы хотели бы перевести разговор в более широкое русло и поговорить о феномене «советская философия» в целом, и Э.В.Ильенков является одним из тех ее представителей, который наилучшим образом ее выражает и характеризует.

Опыт обсуждения подобных тем и проблем у нас уже имеется. Напомню, в конце 80–х мы провели большую дискуссию по вопросу «Умер ли марксизм?», материалы которой были опубликованы в книге «Марксизм: «за» и «против»» (М., 1992). Мне кажется, в пору поисков «новой идеологии» для России уроки этой дискуссии становятся еще более актуальными и злободневными, чем несколько лет назад. Затем мы провели дискуссию на тему «Советское искусство как явление культуры». И, опять – таки, несмотря на разномыслие, приходили к выводам достаточно неожиданным. На излюбленный русско – интеллигентский, по сути «клим – самгинский» вопрос – «А был ли мальчик?…», мы получили ответ: да, был, и этот «парень» совсем не такой простой, одномерный и однозначный, как полагают нынешние постмодернисты, сладострастно его пинающие и распинающие.

Сложилась странная, прелюбопытнейшая, почти шизофреническая ситуация. Достаточно к чему – либо присоединить прилагательное «советский» – и мигом явление, вещь или событие приобретают отрицательно – нарицательное значение и звучание. Так советский человек – это уже «совок», коммунист – «коммуняка», причем с добавлением «красно – коричневый», а если, не дай Бог, проговоришься, что Маркс был крупным мыслителем, а не только автором идеи «диктатуры пролетариата» и «Манифеста Коммунистической партии», то сразу попадешь в разряд ретроградов, «отсталых» людей.

*

Это относится и к такому сложному, противоречивому и многоразличному явлению духовной культуры, как советская философия.

Ее не просто критикуют и разоблачают, а запросто перечеркивают, предают забвению и остракизму. В подтверждение сошлюсь на недавно вышедшую новую «Философскую энциклопедию», изданную «Прогрессом» в 1994 году. Нет персоналий, в том числе Ильенкова, Асмуса, Лифшица, Мамардашвили, Копнина, Кедрова и др. Хотя авторы пообещали в предисловии создать энциклопедию, которая бы объективно, аналитично и беспартийно обрисовала ситуацию в философии, как она сложилась исторически. Вот что в ней говорится о советской философии. Буквально следующее.

«Под советской философией западные (!?) исследователи понимают попытки советских философов в рамках ленинизма, марксизма и диалектического материализма (См. «Материализм»), предпринимавшиеся ими, в особенности после смерти Сталина, которые носили первые зачатки критического мышления и характеризовались стремлением выйти за рамки указанных выше концепций, большей открытостью. Однако эти новые идеи и попытки критического осмысления разбивались, как правило, о преграды, установленные идеологической догматикой. Эта философия потерпела крах вместе с марксистско – ленинским учением после крушения бастионов социализма и коммунизма в СССР и многих других странах бывшего социалистического лагеря»¹.

Точка, больше ничего. Редакторы – составители: Губский, Кораб – лева, Лутченко. Издано в рамках «Федеральной целевой программы книгоиздания России» фирмой «Прогресс – Энциклопедия» (директор фирмы – Е.Ф.Губский). Здесь много чего интересного, любопытного можно заметить и отметить. И ссылку на мнение западных исследователей – своего мнения, судя по всему, авторы не имеют. И полное, уничижительно – презрительное отношение к содержанию мыслительно – философской деятельности, которая сводится к «идеологическому обслуживанию» – и только. Не ясно, из чего и кого она состояла, кому и чему служила или прислуживала².

Главное, однако, в уровне философского мышления авторов редакторов, высокомерно третирующих и просто игнорирующих бесспорные достижения целой эпохи отечественной философии. Например, вдумавшись в ильенковское толкование феномена Идеального, они вряд ли пришли бы к определению последнего на стр.169: «Идеальность – бытие как голая идея или представление, в противоположность реальности – бытию в объективной действительности». И в трактовке Личности, которой Э.В. Ильенков посвятил одну из выдающихся своих работ, не скатились бы ^характеристикам, вроде «индивид, проявляющийся в своем человеческом качестве», «носитель объективного духа» и т. п. Очень много поучительного и оригинального могли бы почерпнуть авторы – составигели» новейшей» философской энциклопедии в наследии недавнего прошлого, если бы отнеслись к нему с уважением и научной объективностью.

Так вот, Э.В.Ильенков, насколько я его знаю, помню и понимаю (а мне посчастливилось много лет быть с ним рядом и сотрудничать), никогда бы не отказался от того, что он был «советским философом», был «марксистом», правда, очень непохожим на многих официальных, «казенных» марксистов, с которыми он всю свою жизнь сражался. И он всерьез, отнюдь не на казенный манер, относился к идее коммунизма, считал ее одной из древнейших и влиятельных идей мировой культуры. Философ, как и любой другой человек, время не выбирает. Это время выбирает и вбирает его в себя, предоставляя ему право заявить свой характер и свою позицию, за которую придется платить дорогой ценой – репутацией, а может быть, и жизнью. Так, собственно, и происходило (происходит!) в реальной жизни. Рано или поздно, наступает день, и выясняется – и кто есть кто, и что есть что.

Охотников «выпрыгнуть» из своего времени, сбросить бремя реально прожитого опыта сейчас пруд пруди. Живущих по принципу «все что было – не было» и «чур, не я». И очень мало тех, кто хочет и способен понять себя в потоке времени, оценить по достоинству, честно, не кривя душой, что происходило «со временем и со мною», не сваливая собственные грехи, слабости и малодушие на всегда удобные «объективные обстоятельства». Мне понятна драма «зря прожитой жизни», вроде той, что испытал горьковский Егор Булычов. Как понятна и близка «духовная драма» А.И.Герцена, которую, как выясняется, можно пережить и в наши дни. Но совсем непонятно, как можно, оставаясь все тем же «советским человеком» в своих привычках, укладе и образе жизни, отрекаться от прожитой жизни, убеждений и верований, меняя их – без малейших духовных мук и терзаний совести – на другие, прямо противоположные.

Поэтому мне искренне жаль, что не дожили до нынешних «окаянных дней», и они не с нами сейчас, такие люди, как Эвальд Васильевич Ильенков или Михаил Александрович Лифшиц. Им пришлось бы сегодня трудно: путаница идеалов и идолов достигла таких чудовищных размеров, а «маневры в сфере сознания», как сказал бы В.Г.Белинский, обрели такую свободу и масштаб, что людям стойких принципов и убеждений, какими были Ильенков и Лифшиц, грозила бы участь изгоев. В той смуте и идейном разгардаше, которые ныне воцарились, они сумели бы лучше разобраться, не приноравливаясь ни к «демократам», ни к «патриотам». Но их сейчас нет с нами…

Впрочем, это печальное обстоятельство лишь подчеркивает точность сформулированной нами темы дискуссии. Э.В.Ильенков по масштабу содеянного им в философии и по природе своего «проблематического» характера вполне адекватно отражает и выражает драму советской философии, о которой следует судить по ее лучшим представителям и наиболее значимым результатам.

Тут необходимо сделать важное уточнение. Зная себе цену, Эвальд Васильевич был человеком скромным. Он нисколько не обрадовался бы, узнав, что из него хотят вылепить некую культовую фигуру (на манер того, что сегодня пытаются сделать, пусть и с самыми благородными намерениями, с другим выдающимся представителем нашего философского мира – Мерабом Константиновичем Мамардаш – вили). Это Эвальду Васильевичу принадлежит емкая и очень выразительная формула – «Божества нет без убожества», которую вряд ли кто истолкует как антирелигиозную и антибожескую. Ильенков всегда почтительно и серьезно относился к религии и Богу, оставаясь атеистом. Но он был решительным противником всякого и любого обожествления, превращения чего – либо и кого – либо в культ, усматривая в этом проявление убожества, бессилия, беспомощности.

Э.В.Ильенков был представителем «умного материализма», и потому ему никогда и ни в чем не был помехой «умный идеализм». Его приверженность к марксизму творческому, не догматическому, покоилась на добротном философском фундаменте идей Декарта, Спинозы, Гегеля – его любимых философских героев. Он широко мыслил и привольно чувствовал себя на всем многонаселенном и многоразличном пространстве философского знания. И хотя у него были свои пристрастия и любимые философские персонажи, он никогда не сталкивал их «лбами», а находил соединительные нити между ними, тонко чувствуя взаимодействие и преемственность развивающейся во времени философской мысли. Лично меня всегда поражало в Ильенкове, как он, будучи материалистом в лучшем смысле этого слова, при этом ладил, находил общий язык со многими философами совсем других пристрастий и позиций. Например, общался и дружил с Алексеем Федоровичем Лосевым, и вообще умел понять и ладить с разными людьми, но не с «прохиндеями», как он называл людей, чуждых ему по духу. Умный идеализм, повторюсь, ему как – то не мешал, но ему всю дорогу мешали глупые, «дурные» материалисты и дурные идеалисты, которых развелось тоже не мало.

Как бы в насмешку над нами, пренебрегающими собственным богатством и достоинствами, исследованием феномена «советской философии» всерьез занялись зарубежные исследователи. Я назову лишь одного из них, а Василий Васильевич Давыдов, надеюсь, меня дополнит. Это – нидерландский философ Эверт ван Цвирд, автор большого исследования под названием «Советская философия – идеология и служанка». В конце своей книги, изданной в 1994 году, он замечает и вопрошает: «Советская философия находится сейчас в абсолютном кризисе, коллапсе. Но ведь те, кто больше всего об этом говорит, состоялись философски как раз в ее рамках. Куда девалось такое множество бывших марксистов? Как могла мгновенно исчезнуть культура советской философии?». И в заключении автор делает вывод, с которым нельзя не согласиться: «Советская философия – эпизод истории русской философии и часть истории России. Будучи таковой, она не только часть исторического наследия, но также будущего в рамках традиций русской философской культуры».

Зарубежный интеллектуал понимает, что нас постигла драма, а мы, с легкостью в мыслях необыкновенной, превращаем историю собственного Духа в какой – то фарс, в недостойную комедию с «переодеваниями», в которой правят бал разного рода глупцы и ничтожества. Может быть, история нашей философской мысли все – таки была не столь плоской и бездарной, как некоторые разудалые критики, заболевшие беспамятством, пытаются сегодня представить? Давайте попробуем сообща ответить на этот вопрос.