Текст книги "Развод. (не)фиктивная любовь (СИ)"

Автор книги: Ева Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 13. Компромисс?

Грозовой не просто пододвигается ко мне. В один момент я ощущаю, как его дыхание колышет прядь моих волос у лица.

Хорошо, что я накрылась одеялом по самое не хочу, и он не узнает о том, что его близость вынуждает меня дрожать.

От страха разоблачения в том числе, но есть и кое-что ещё.

Он задерживается около меня совсем недолго и уходит, оставляя меня в полной растерянности. Но длится она недолго, потому что я, о, удача, засыпаю.

Всю ночь мне снятся кошмары, от которых я просыпаюсь бесконечное количество раз. В короткие секунды пробуждения я даже себя ругаю за то, что пила вино. Ведь кошмары у меня сто процентов от него.

Момент, когда в постель приходит Артур, я пропускаю.

Зато, когда я подрываюсь и в очередной раз вскрикиваю от кошмара, слышу его ворчание:

– Марьяна, блин! – сонным голосом ругается он, причём слышу я его так отчётливо, словно он у меня за спиной. – Поспать дай, а то всю ночь скулишь.

– Я не виновата, – бурчу в ответ. – Это всё кошмары! Если тебе что-то не нравится – возьми беруши… Что ты делаешь?!

Мой голос превращается в писк, когда Грозовой, который, как оказалось, правда лежал прямо за мной, обхватывает меня своей большой медвежьей лапой и одним движением притягивает к себе.

А если быть точнее – к своей горячей, голой груди.

– Лучше-ка я отодвинусь, – пытаюсь отползти, но он не даёт. – Артур! – кричу шёпотом.

– Спи, Марьяна, – отплывая, говорит он, и совсем скоро его дыхание выравнивается, сигнализируя, что мой фиктивный муж благополучно уснул, стоило ему меня отчитать.

Не знаю, как это работает и почему моему организму кажется безопасной идеей засыпать рядом с врагом, но я тоже засыпаю. Причём крепко и до самого утра.

А утром…

– Мааам, пааап, я пришла! – шепчет стоящая на пороге спальни Сара, но её прекрасно слышат все.

У неё в руках её неизменный лисёнок, однажды подаренный Артуром.

– Доброе утро, зайка, – Грозовой выходит из ванной в пижаме и с распахнутыми объятиями зовёт к себе дочь.

Но она не слушается и, хихикая, проносится розовым ураганом мимо отца.

Она подбегает к кровати, карабкается, запыхавшись, и прижимается ко мне.

– Папа, а ты иди сюда, – она похлопывает по месту рядом, с другой стороны от себя. – Так надо! – настаивает она.

– Ну раз надо, то надо, – соглашается на правила её игры Артур и ложится рядом с ней, тут же сгребая её в объятия.

У меня сердце щемит. Он ведь правда обожает Сару.

– Я всегда мечтала просыпаться вот так. Между вами, – сообщает она, глядя искрящимися глазами то на меня, то на мужа.

Наши с ним взгляды пересекаются на короткую секунду. Мой – встревоженный, его – уверенный.

– Тебе больше не нужно об этом мечтать, – он гладит взъерошенные волосы дочери. – Ты можешь приходить к нам вот так каждое утро.

– Ура! – хлопает в ладоши она. – А завтрак в постель мне тоже можно?

Это было самое приятное и, не побоюсь этого слова, счастливое утро за многие годы. Сара прыгала у нас на постели, что-то рассказывала, кувыркалась и пела.

А когда она убежала чистить зубы, я, наконец, поднялась с кровати, чтобы её застелить.

Артур как раз проходил мимо со своим проклятым телефоном в руках, и мне сильно-сильно захотелось его уколоть.

– Если ты хочешь, чтобы я разрешала нашей дочери ложиться в эту постель, то у меня к тебе есть два условия, которые ты обязан выполнить.

Он нехотя поднимает на меня свой тёмный взгляд.

– Условия? – он вскидывает чёрную бровь. – Смешно. Но ты расскажи, я послушаю.

– Во-первых, ты меняешь эту постель на новую, потому что одному Богу известно, что на ней происходило.

– Марьяна, ты совсем офигела? – насмехается он. – Что за глупости?

– А во-вторых, чтобы ты больше в этот дом никого не водил. Ровно как и в эту постель, – поднимаю на него глаза. – Так что выбирай. Либо в этой кровати будут отдыхать твои шлюхи, либо по утрам баловаться наша дочь.

Говорю – и чувствую, что у меня как будто нарыв прорвало.

И вообще, почему нам должно быть стыдно за то, что я заступаюсь за интересы своей дочери?

Да, она не знает ничего о личной жизни своего папаши, зато знаю я.

– Это всё? – лениво интересуется Артур. – Владычицей морской ты быть не хочешь?

– Нет, – мотаю головой, обхожу постель и огибаю мужа по широкой дуге. – Я просто не хочу спать на тех же простынях, на которых спали женщины с пониженной социальной ответственностью.

Слышу, как в ответ Грозовой мне усмехается, чем показывает, что ни в грош не ставит мои слова.

Но уже к вечеру этого дня, когда мы с Сарой на кухне стряпаем ужин, во двор дома вдруг заезжает огромный фургон с логотипом мебельной компании.

Машина останавливается, из неё вылезают грузчики.

– Чудеса, – шепчу себе под нос, и сердце ёкает.

Выходит, Артур всё-таки исполнил мою спонтанную просьбу, которая была криком души.

Но зачем?

Зачем ему меня радовать?

Глава 14. Молчанов

Ком стоит в горле всё то время, пока я жду своего отца. Он позвал меня на обед в ресторан. Тот самый, где когда-то произошла наша первая встреча, или, вернее сказать, судьбоносное знакомство с Артуром.

Я пришла рано, нервничала, и вот отсчитываю минуты.

Сару с собой не взяла, хотя отец настаивал, что скучает по внучке. И поступила я так вовсе не из-за вредности, просто не хотела, чтобы он при дочери сказал лишнего.

А он скажет. Между строк, с улыбкой на холёном лице. И что-нибудь непременно ранящее.

Создавая мой союз с Грозовым – младшим, он упустил тот момент, что наш фиктивный брак обернулся для меня роковой и болезненной любовью, которую даже годы в забвении не сумели выкорчевать из моего сердца.

Молчанов приходит вовремя, замечает меня и широко улыбается тёплой отцовской улыбкой. Но так кажется только на первый взгляд.

Мой отец мягок и вежлив, пока всё идёт так, как надо ему. Но стоит показать ему зубы...

– Здравствуй, милая. Как ты расцвела! – торжественно говорит он, придерживая меня за плечи. – Даже не знаю, на кого ты больше похожа, на меня или на свою мать, – он бархатно смеётся.

Примечательно, что никакой вины за то, что бросил мою мать с ребёнком, он не чувствует. Именно поэтому у него однажды и хватило совести объявиться у нас на пороге.

– Рассказывай мне, как твои дела. Мне не терпится услышать, чем живёт моя дочь.

От его лицемерия меня потряхивает, но я держусь. Ссорами с ним я ничего не улажу, и в жизни моей тоже ничего не улучшится.

– Твоя дочь живёт своей дочерью, – отвечаю с ненастоящей улыбкой. – Вот вернулись из-за границы.

– И как, вам понравилось? Где вы там были, – разводит руками он, – не помню.

А не помнит он потому, что ни разу не навестил ни меня, ни свою внучку. Видел он её только по веб-камере, и его это полностью устраивало.

Его слова – это лишнее напоминание: я никогда не была ему дочкой, зато стала бизнес-проектом, который помог ему обезопасить свой капитал.

– Мы жили в Англии, пап, – делаю глоток воды из бокала. – И нет, нам там не нравилось, поэтому мы и вернулись. Только, пожалуйста, не притворяйся, что тебя это волнует. Мне оскомину набили твои фальшивые слова и улыбки.

Сама не понимаю, как меня начинает нести. Видимо, все эти чувства, что бурлили во мне, пока я страдала из-за своего неудачного брака, не прошли для меня незаметно.

Я живой человек и не могу постоянно только и делать, что хоронить свои эмоции. И, кажется, в этот момент они окончательно берут надо мной верх.

Отец молча меня слушает и смотрит так, будто я неблагодарная. Будто я только что сильнейшим образом оскорбила его достоинство.

Ничего, переживёт. Он моей матери всю жизнь угробил, своим побегом от ответственности. Так что пусть терпит.

– Я устроил тебе жизнь, – говорит он спокойно, но каждый звук голоса Молчанова – это упрёк, завернутый в бархат.

– Я подумал о твоём будущем, когда ты была глупой девчонкой на пороге жизни. Могла стать никем. Родить от алкаша или наркомана. Помирать от нищеты в декрете. А потом пойти на завод, как и твоя мама. Прежде чем драть горло, отстаивая «правду», на секунду представь всё то, что я только что тебе обрисовал.

Я сжимаю ладони в кулаки и смотрю на него исподлобья не моргая.

– Не смей даже упоминать её имени.

– Хорошо, Марьяна. Не буду, – он действительно осекается. – Не имею права. Потому что понимаю, что это из-за меня твоей маме пришлось нелегко.

Наступает недлинная пауза, во время которой глаза Молчанова мечутся, словно он о чём-то крепко думает.

– Вообще-то, я из-за чувства вины к твоей матери решил позаботиться о твоём будущем. Чтобы у тебя был другой опыт. Не такой, как у неё.

– Всё, хватит, – зажмуриваю веки. – Не говори со мной про неё. Потому что я не могу воспринимать твои слова после того, как ты бросил её с маленьким ребёнком на руках. Вернёмся к твоему решению «позаботиться» обо мне, – говорю это со щедрой долей сарказма. – То есть, если бы не фиктивный брак, всё, чего я могла бы достигнуть – это брак с алкоголиком или наркоманом? Ты так обо мне думаешь?

– Дело не в том, что я о тебе думаю, дорогая, – Молчанов склоняется над столом. – Оглянись. Посмотри, за кого повыскáкивали замуж твои подружки, одноклассницы, знакомые. Толковых мужиков мало, – жёстко подчёркивает он. – А толковых мужиков с деньгами и подавно.

– Я не просила устраивать мою жизнь, – цежу сквозь зубы.

Он снисходительно усмехается, как будто считает меня наивной дурочкой, устраивающей скандал на пустом месте.

– Ты была ребёнком. Без царя в голове, живущая мечтами. А я обеспечил тебе крышу над головой, статус и защиту. Разве это плохо?

– Статус, защита и крыша над головой – это не любовь, – говорю я предательски дрожащим голосом. – Это сделка. Ты отдал меня Грозовым, потому что так было выгодно. В первую очередь тебе самому. Не лги, что ты думал о моих интересах.

Он качает головой. Устало, раздражённо.

– Конечно, я думал именно о них. А любовь, дорогая моя, если она не подкреплена обязательствами вроде того же контракта, который, я вижу, тебе так не нравится, заканчивается очень быстро. Причём в девяноста десяти процентах случаев бабскими слезами. Потому что угадай, что делают молодые мужики? Правильно. Перебегают от юбки к юбке. Мотают нервы. Оставляют без денег. Тебе же всё это не грозит, – он пальцем упирается в стол. – Я обезопасил тебя от огромного количества боли. Как же ты этого не видишь?

– Я могла сама за себя решить. Выбрать себе мужа. В конце концов – набить свои шишки. Но два взрослых мужика вдруг решили, что у них есть право лишить меня выбора.

– Ты драматизируешь, – жёстко обрубает меня Молчанов. – Живёшь в доме, на который сама бы в жизни не заработала. Воспитываешь ребёнка с человеком, который никогда тебя не бросит, потому что за это ему грозят последствия. И ты, и дочка полностью обеспечены. Хотя бы ради вида могла проявить благодарность, Марьяна.

Смотрю на своего биологического отца и понимаю, что между нами огромная стена. Толстая, глухая и несокрушимая.

– Благодарна за что? За то, что каждый раз, когда я слышу его голос, я вспоминаю, как мне сказали: «Это лучший выбор – и всё»? Благодарна за то, что, когда я узнала, что у него есть другая, мне даже нельзя было устроить скандал, потому что он меня не выбирал, и я ему даже ненастоящая жена?!

Молчанов резко встаёт со стула, бросает на стол несколько крупных купюр, чтобы заплатить за наш несостоявшийся обед, и отчеканивает:

– Я думал, ты умнее, – поправляет свой безупречно сидящий костюм отец. – А ты просто неблагодарная, капризная дура.

Глава 15. Максимальная откровенность

Я реву.

Так и знала, что разговор с биологическим отцом оставит во мне дыру.

Просто не ожидала, что настолько огромную и зияющую.

Даже не представляю, как счастливы те девушки, которых любят их отцы. А вот насколько несчастной можно быть, когда отец видит в тебе кусок мяса на продажу – я про это хоть целую книгу написать могу.

Надо привести себя в порядок, прежде чем возвращаться домой к дочери и мужу, которому на меня плевать. А я не могу.

Вспоминаю слова Молчанова и раз за разом обливаюсь слезами. Хорошо, что столик припрятан в укромном месте, мимо которого редко кто-то ходит. Так, я остаюсь незамеченной для большинства посетителей одного из самых престижных ресторанов.

Когда на телефон поступает вызов от мужа, мне просто хочется закатить глаза к небу и взвыть. Но я выработала в себе привычку терпеть, так что...

– Алло, – предварительно прочистив горло, говорю, чтобы не выдать чувств.

– Ты где?

– В ресторане. С отцом встречалась. Ты же помнишь, я тебе об этом говорила.

– Помню, – со странной интонацией отвечает он, словно не одобряет. – Вы уже закончили?

– Д-да, – и вот тут мой голос срывается. На одном слове из двух букв ломается и выдаёт меня с потрохами.

– Что он сделал? – Грозовой попадает прямо в точку.

Я вздыхаю и изо всех сил пытаюсь привести своё эмоциональное состояние в порядок.

– Марьяна?

– Мы поругались. Я сказала ему, что думаю о нём, он, в свою очередь, тоже высказал мне пару ласковых, – я вовсю шмыгаю носом. – Впрочем, это не телефонный разговор. Да и я понимаю, что тебе это неинтересно. Ещё немного посижу в ресторане, успокоюсь и тогда вызову такси.

– Не надо такси, – обрывает меня Артур. – Я сам приеду.

И всё. На этом вызов заканчивается. Я остаюсь сидеть абсолютно растерянная. Обещание мужа заехать встряхивает меня. Я словно сбрасываю с себя морок и уже хочу пойти в уборную, чтобы слегка поправить макияж.

А потом решаю, что нет. Какая есть – такая есть.

Тем более, он вряд ли будет смотреть на моё лицо, пока за рулём. Я та самая жена, которая совершенно неинтересна своему мужу.

Проходит где-то двадцать минут, погода резко портится, и в большие окна ресторана начинает барабанить ливень.

В один момент я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на непогоду, и как раз замечаю приближающегося к ресторану Грозового.

Поднимаюсь на ноги, быстро вытираю со щёк влагу.

Почему он не сказал, что зайдёт? Я думала, он подъедет и напишет мне.

– Привет, – когда он находит меня, я первой здороваюсь, чтобы снизить градус неловкости. – Я готова, – поправляю ремешок сумки на плече.

Мрачный взгляд Артура весит тонну. Он кладёт руку на спинку стула, отодвигает его и садится.

– Присядь, Марьяна, – говорит он, и я, подобно тряпичной кукле, тут же оседаю. – Ты голодна?

– Нет.

– Ты что-то ела?

– Нет.

– Ясно, – он подзывает к себе официанта, берёт меню. Делает короткий заказ для нас обоих и возвращается ко мне, как только мы остаёмся наедине. – Что Молчанов тебе говорил?

– Ничего нового, – стараюсь держаться, но чувствую, как горло дерут слёзы.

– Оскорблял?

– Какое это имеет значение? – с дрогнувших губ срывается неловкая усмешка.

– Огромное, – Грозовой смотрит на меня прямо, без тени шутки на волевом лице. – Ты моя жена.

Я не знаю, как реагировать на его слова, и в итоге просто прячу взгляд в пол.

– Ненастоящая, – тихо произношу я.

– И всё-таки жена. А значит, ни один другой мужик не имеет права безнаказанно доводить тебя до слёз.

В этот момент нас прерывает официант, принесший напитки. Как только он уходит, я беру инициативу на себя:

– Артур, ты хорошо знаешь моего отца. Возможно, даже лучше, чем я. Уверена, у него не было цели довести меня до слёз или вообще каким-либо образом расстроить, просто…

– Просто что?

– Я высказала ему всё, что думаю о нашем с тобой браке, – поднимаю на мужа глаза.

Артур делает глоток из бокала и медленно откидывается на спинку стула, не сводя с меня мрачного взгляда.

Затем он ставит бокал на стол, поправляет его ножку пальцами и говорит:

– Выскажи мне тоже. Я хочу знать, что ты думаешь, – после небольшой паузы он добавляет: – Что ты чувствуешь. Можешь быть максимально откровенна.

– Я не уверена… – мне хочется под землю провалиться в этот момент. – Я не уверена, что это хорошая идея.

– Зато я уверен. Не забывай, что мы оба находимся в браке, который нам навязали. Так что немного взаимной откровенности нам не помешает.

– Вот как, – ёрзаю на месте, чувствую, как по спине пробегает горячая волна. – Выходит, и ты тоже планируешь открыться мне?

Он усмехается, словно моя формулировка его развеселила.

– Именно так, Марьяна, – улыбка исчезает с его губ. – Именно так.

Глава 16. Я не хотел чтобы ты...

Я не понимаю правил его игры, поэтому говорю прямо:

– Ты меня пугаешь.

В ответ он окутывает меня нечитаемым взглядом, а потом ещё более загадочно говорит:

– Ты – последний человек, которому стоит меня бояться.

– Как это? Я думала, ты меня ненавидишь.

– Ты мать моей дочери.

– Ну, пожалуй, это всё объясняет, – прячу лицо за бокалом, чтобы заодно смочить сухое горло.

– А ещё ты… – тут Артур себя останавливает, словно не хочет взболтнуть лишнего. – В тебя нет дерьма, Марьяна. И даже когда ты злишься, всё равно как открытая книга.

– Не понимаю… Ты меня сейчас оскорбить хотел или?..

– Нет, почему оскорбить? Это комплимент.

Комплимент. Это слово взмывает в воздух и окутывает меня тёплым пологом. Мягкие, даже ласковые слова я в последний раз слышала от Артура много лет назад, когда наши отцы только планировали нас свести.

С наступления беременности я не слышала от него ничего хорошего. Более того, хорошим стало нейтральное. Я была рада, когда наше общение не скатывалось к прямому конфликту.

Пауза, во время которой мысли в моей голове несутся со сверхзвуковой скоростью, наталкивает Артура на продолжение монолога:

– Ума не приложу, как у Молчанова могла родиться такая дочь, – он склоняет голову набок, словно разглядывает меня с интересом. А я под его взглядом горю. – Разве что ты пошла в мать.

«Такая дочь» – меня прошибает горячей испариной, когда я думаю о значении этого словосочетания и смысле, который в него вложил Грозовой.

– Я в маму, да, – еле выталкиваю.

– Получается, я единственный мужик на этом свете, которому повезло с тёщей, – пока говорит одно, Артур выглядит так, словно думает о совсем другом.

Словно в его мыслях мы сейчас не в ресторане и вовсе не говорим про мою мать.

– Получается, что так. Моя мать замечательная женщина, которой не повезло родить от такого урода, как мой отец, – слова сами срываются с языка. – Извиняюсь за свой французский.

– Не извиняйся, – Грозовой наклоняет свой корпус ближе к столу, сокращая этим расстояние между нами. – Мой отец тоже урод, – спокойно произносит он. – И знаешь... – вдруг говорит Артур, и я понимаю, что сейчас настанет откровение, – даже то, что он умирает, не изменило моего мнения.

Безумно мрачно подытоживает он. У меня от его слов мурашки по спине бегут табуном.

– Судя по выражению твоего лица, теперь ты и меня считаешь уродом, – он усмехается без смеха. Жутко. Холодно. – Или всегда меня таким считала?

– Не всегда. Только с момента наступления беременности, когда…

И всё – тут мои слова обрываются, падают в пропасть. Не считаю нужным что-либо говорить, потому что Артур сам всё помнит.

Я вижу это по выражению его лица, по тому, как на скулах начинают ходить желваки.

Тёмный взгляд вдруг становится острее лезвия, по краю которого я хожу.

Но мне не страшно. Больше не страшно. Стоило приоткрыть сосуд моей души, который уже давным-давно переполнен эмоциями – и оттуда полилась правда.

– Когда я отправил тебя в Англию? – он подхватывает мою мысль и заканчивает её.

– Да.

– Хм, – он на мгновение отводит взгляд в сторону, а потом снова обрушивает его на меня.

– А давай прогуляемся?

Прежде чем прогуляться, мы прокатились. Причём нехилый такой отрезок, пока машина Грозового не остановилась на пригорке за чертой города. В безлюдном месте – в это время и в такую погоду.

Я давно не слышала такой тишины. И Артур, думаю, тоже. Ведь не случайно получается, что какое-то время ни один из нас её не нарушает.

Мы выходим на мокрую тропинку с частыми лужицами и продолжаем молчать, каждый думая о своём.

А потом я поскальзываюсь на мокром камешке, и Грозовой мягко меня подхватывает, с опозданием убирая горячие ладони с моих ослабевших от его прикосновений плеч.

– Спасибо, – хрипло произношу я и спешу возобновить дистанцию.

Я привыкла, находясь рядом с мужем, забиваться под толстую скорлупу, которую мне ни в коем случае нельзя снимать, потому что как только я обнажу свои чувства – мне в спину прилетит кинжал, которым Артур распорит меня до души.

– Ты прямо как ошпаренная от меня отскочила, – замечает он, идя рядом. Руки в карманах брюк. Взгляд устремлен строго на меня.

– А что я должна была делать? – бросаю на него хмурый взгляд.

– Не знаю. Использовать возможность.

– Использовать возможность?

Видно, у меня на лице написано изумление такой силы, что Артур решает пояснить:

– От меня обычно женщины не шарахаются.

– Ах вот оно в чём дело, – шутливо бью себя ладонью по лбу. – Прости, что задела твою самооценку. Но дело в том, что я не все женщины. Над моей головой висит проклятие фиктивной жены. А это, знаешь, такое место, как Бермудский треугольник. Ни черта непонятно, и всё безумно сложно. Вот просто безумно, Артур, – поворачиваюсь к мужу. – У меня иногда голова пухнет, когда я думаю о своём положении.

– Не надо прибедняться. Ты не в таком уж прям дерьме живёшь.

Его слова взметают внутри меня бурю. Причём настолько сильную, что я перегораживаю ему дорогу, от гнева стискивая кулаки.

– А я не про внешнюю атрибутику, – смотрю прямо в глаза напротив и даже не надеюсь пробиться через толстую стену непонимания. – Я про то, что у меня внутри. А там у меня, как ты выразился, дерьма столько, что не выплыть! Конца и края этому дерьму нет. Но ведь откуда тебе это знать? – тут в моём голосе проскакивает ирония, которая гладит Грозового против шерсти. – Вокруг тебя же крутятся другие женщины. Те, что, пользуясь возможностью, спотыкаются на мокрых тропинках и падают тебе прямо в объятия. А потом ждут, когда ты их поцелуешь и утащишь на заднее сиденье своей тачки, чтобы там поиметь. Только мне другое надо, а не эффективный брак с кучей денег, которые не приносят мне ни крупицы счастья! У меня его нет. Ноль. Так что когда ты говоришь мне не прибедняться на будущее держи в уме то, что твою дочь воспитывает глубоко несчастливая мать.

– Всё сказала? – и опять слова лезвия.

– Нет. Но на ум сейчас больше ничего не приходит…

– Я был против того, чтобы ты уезжала, – вдруг говорит он, и я останавливаюсь как вкопанная.

– Да-да, ты правильно расслышала, Марьяна, – теперь наступает Грозовой, впиваясь в меня бешеными глазами.– Я не хотел, чтобы ты беременная уезжала.