Текст книги "Без покаяния. Книга вторая"

Автор книги: Эстер Росмэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Часть IV

ЧЕВИ-ЧЕЙЗ, ШТАТ МЭРИЛЕНД
8 ноября 1988 года

Проголосовав, Бритт прошла мимо избирателей, ожидающих своей очереди к кабинкам и урнам. Энтони изучал бюллетени для голосования и все еще не закончил процедуры участия в выборах, так что она решила подождать его снаружи. Щеки ее пылали, и прикосновение свежего бриза к разгоряченной коже было очень приятным. Она глубоко вздохнула, прислонилась к стене и огляделась. Она всеми силами старалась в эти дни гнать от себя тяжелые мысли и бездумно смотреть на окружающий мир, особенно на детей, способных одним видом непринужденной возни полностью овладеть вашим сознанием.

…Вот мальчуган бегает вокруг пожилой женщины, прогуливающейся по тротуару. Вот две маленькие девочки во дворике напротив по очереди таскаю кошку, пытаясь уговорить ее ходить на задних лапках, на что та явно не соглашается… Но стоило прикрыть глаза, как все те же мучительные мысли овладевали ею.

Пожилая женщина подошла к двери в избирательный участок и пожелала ей доброго утра. Звук человеческого голоса вернул Бритт к действительности, она будто очнулась и начала прохаживаться по тротуару, вглядываясь в багряную и золотую листву деревьев. Хотелось только одного – чтобы Энтони наконец вышел и они пошли домой.

За завтраком он был непривычно говорлив, решив, очевидно, что плохое настроение, не оставлявшее жену в последнее время, немного рассеется, если ему удастся ее разговорить. Но вышло только хуже. Когда он начал рассказывать, как впервые в жизни участвовал в выборах президента, подавленность Бритт усилилась, хотя никаких особенных причин, казалось бы, для этого не было. Его заботливая непринужденность вызвала у нее одновременно и острое чувство вины, и раздражение.

В то утро она уж было собралась сказать ему, что никуда не пойдет, поскольку плохо себя чувствует. Но в последнюю минуту все же пересилила себя, ибо прекрасно понимала, какое большое значение придает ее муж выборам и как значителен для него тот факт, что они пойдут голосовать вместе.

В школе, где был оборудован избирательный участок, она приветствовала некоторых уже знакомых ей в лицо соседей. Энтони почти с каждым из них останавливался – пожать руку, перекинуться парой-тройкой слов. Потому он и задержался с голосованием, и теперь она ждала мужа на улице. Минут через десять он наконец появился.

– Ну как? – сказал он с добродушной улыбкой. – Разве это не облегчение, не видеть больше имени Рейгана в бюллетенях для голосования?

– Нет, – ответила Бритт. – Мне всегда жалко людей, теряющих что-то. Пусть даже заслуженно, и даже если это лишь проигранные выборы.

– Ну, не расстраивайся, – миролюбиво ответил Энтони, когда они шли к автомобилю. – Такие уж это игры. Участвуя в них, человек знает, что рано или поздно проиграет.

Поддерживать разговор о политике и политиках, что обычно не составляло для нее труда, Бритт сейчас была не в силах. Ее сознание заполняло только одно – Элиот. Когда Энтони привычно усаживался рядом с ней в машину, она опять остро ощутила свою вину, свой стыд за все, что натворила. Перед ее мысленным взором в который раз предстала эта кошмарная сцена – Моник за окнами, наблюдающая их ласки. Она вспомнила, как бросилась тогда бежать к себе наверх, голая, ужасаясь случившемуся, а перед глазами стояло бледное пятно лица, выступающее из мрака грозовой ночи. Пока Элиот выяснял отношения с женой, Бритт была близка к истерике, не зная, что делать и чего ждать от будущего.

Когда они, не переставая ругаться, один за другим поднялись по лестнице, она услышала, как хлопнула дверь в комнату Дженифер. По всему было видно, что Моник пришла за ребенком. Когда Элиот в конце концов подхватил с постели спящую девочку и передал ее матери, Бритт ужаснулась. Она поняла, что его жизнь тоже ввергнута в разрушение. Пережитого для нее было слишком много, и она бросилась укладывать вещи. У нее осталось лишь одно отчаянное желание – бежать, немедленно бежать отсюда!

Она упаковала вещи, надела пальто, и вдруг слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Как раз в эту минуту появился наконец Элиот.

– Прости меня, – сказал он. – Моник уже уехала.

– Простить? Боже! Элиот, неужели ты не понимаешь, что случилось? – Он хотел обнять ее, но Бритт отскочила, содрогаясь при одной мысли, что он может к ней прикоснуться. – Пойми же наконец: теперь все узнают о том, чем мы здесь с тобой занимались!

– Успокойся, все под контролем.

– Да? А как насчет Дженифер? Ты ведь отдал ее Моник!

– Это был единственный способ поскорее отделаться от нее и выиграть немного времени. Когда она придет в себя, имея на руках ребенка, ее искусственно возбужденное материнское чувство, которое она использовала как повод для очередного скандала, быстро сойдет на нет.

Ей нечего было сказать ему в ответ. Абсолютно нечего, кроме одного. И она, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие, сказала это:

– Я уезжаю. Уезжаю домой, к Энтони.

– Почему? – Он недоуменно смотрел на нее. – Этот инцидент еще не конец света. Моник не сможет сделать ничего плохого ни тебе, ни мне.

– Это не основание мне здесь остаться.

– Нет? Не основание? Да ты просто все преувеличиваешь. Я понимаю, это травмировало тебя. Но мы справимся…

Она покачала головой.

– Нет, Элиот, все это лишь заставило меня очнуться и понять, как плохо мы поступили. Какая глупость!..

– Нет, Бритт, нет!

– Ты только подумай, какое зло я причинила Энтони! Это может погубить его. Неужели тебя это совсем не волнует? Ведь ты его пасынок, подумай сам, ради Бога! – Она застонала от ужаса, вновь и вновь перебирая в уме подробности. – А ты сам? Посмотри, что ты натворил с Дженифер!

– Бритт, я люблю тебя! – сказал он, повысив голос. – Люблю! И только это сейчас важно!

– Нет, важно не это!..

Она подошла к телефону.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

– Вызвать такси.

– Но это смешно, уж просто смешно. – Он попытался забрать у нее трубку, но она оттолкнула его. – Бритт, ради Христа! Давай я отвезу тебя в Вашингтон, зачем тебе такси?

– Я не хочу ехать с тобой.

– Ну так возьми мою машину!

В голосе его явственно слышался гнев. Она тоже испытывала сильное раздражение. Но сейчас важно только оно: уехать, скорее уехать отсюда. И она согласилась взять его машину.

В Чеви-Чейз Бритт приехала незадолго до полуночи. Энтони уже спал, но когда она вошла в спальню, проснулся.

– Бритт! Это ты? – удивленно спросил он, садясь в постели.

Она упала в кресло и пристально вглядывалась в полутьме в лицо мужа. Он смотрел на нее, ничего не понимая.

– Ох, Энтони… – простонала она.

– Родная, что с тобой? Что случилось?

Она долго сидела без движения, ничего не отвечая, хотя и понимала, что не так бы надо сейчас вести себя. Энтони включил настольную лампу, встал с кровати и подошел к ней. Она схватила его руку и прижалась к ней лицом, а он опустился перед ней на одно колено.

– Бритт, скажи мне, что произошло?

– Моник вернулась, – проговорила она, всхлипнув. Это было все, что она могла сейчас сказать, хотя понимала, что само по себе это еще далеко не трагедия.

– И что случилось?

– Они с Элиотом ругались, так ругались… И она забрала малышку.

Совершенно не умеющая лгать, Бритт была вынуждена сейчас обходиться полуправдой, которая могла спасти ее от разоблачения большей лжи. Она съежилась в объятиях Энтони и зарыдала. Энтони ни о чем больше не расспрашивал. Он сам очень любил малышку и решил, что за эти дни Бритт успела сильно привязаться к Дженифер и потому переживает случившееся столь бурно.

На следующее утро Энтони ушел на работу еще до того, как Бритт проснулась. Примерно с полчаса она лежала в постели, не в состоянии поверить сейчас, при свете дня, что ночной кошмар был реальностью. Потом собралась с силами, понимая, что нельзя позволять себе раскисать и терять контроль над ситуацией. И прежде всего необходимо выяснить, что думает и как намерена поступить Моник.

Бритт решила позвонить Элиоту. Но не успела она толком одеться и привести себя в порядок, как зазвонил телефон. Одри Джонсон, пришедшая пораньше, чтобы убраться в доме, сняла внизу трубку.

– Миссис Мэтленд, – позвала она снизу. – Вы дома, мэм? – Бритт показалась на верхней площадке лестницы. – Ну, теперь и сама вижу, что дома. А я и не пойму… Думала, вы на побережье, а вот мистер Брюстер, тот говорит, что вы должны быть дома. Значит, он правду говорит, а то уж я и не знала, что думать…

– Кто звонит? Элиот?

– Да, мэм, так оно и есть.

Бритт сказала, что сейчас возьмет трубку, и скрылась в своей комнате.

– Бритт, ну как ты? – Та от одного звука его голоса почувствовала слабость. – Не говорила с Энтони?

– Нет, еще нет.

– Не говори ему пока ничего. Прежде мы должны встретиться и спокойно все обсудить.

– Я не могу быть с тобой, Элиот. И никогда не смогу.

– Черт побери! Бритт, не говори так! И не предпринимай ничего. Моник никому о нас не скажет, поверь, я знаю, что говорю.

Она перевела дыхание.

– Может, ты и прав. Но это ничего не меняет. И моего решения в том числе. Я молю только Бога, чтобы не оказалось слишком поздно.

Последовало долгое молчание. Потом он сказал:

– Я приеду к вам.

– Нет!

– Ты не можешь запретить мне увидеться с тобой.

– А я не хочу. Я сейчас же позвоню Энтони и расскажу ему все.

– Что, собственно говоря, вчера такого страшного случилось? Неужели наши отношения ничего для тебя не значат? Мы нашли друг друга, и это не зависит от того, подглядывала за нами Моник или нет.

– Я все понимаю. Но случилось то, что случилось.

– Черт побери! Да посмотри ты в лицо фактам! Я ни на минуту не могу поверить, что прошедшие дни ничего для тебя не значат. Я приеду, мне необходимо встретиться с тобой.

– Нет, Элиот, пожалуйста! Дай мне несколько дней, я должна прийти в себя и все обдумать. Если ты хоть немного заботишься обо мне, не настаивай сейчас ни на чем. – Он промолчал. – Неужели я прошу так много?

– Хорошо, – сказал он. – Я подожду, но скажи мне только, когда я смогу тебя увидеть.

– Через неделю. После выборов. Я позвоню сама.

– Это слишком долго, – сказал он.

– У тебя хватает своих проблем, так что можешь пока ими заняться.

– Если ты имеешь в виду Моник, то это теперь не проблема. Я уже говорил с ней сегодня утром. Ближе к вечеру мы должны встретиться в истонском отеле.

Последовало долгое молчание. Наконец она проговорила:

– Если она задумает сделать что-нибудь ужасное, ты сможешь меня предупредить?

– Ужасное для тебя?.. Или для меня?

– Для каждого из нас.

Элиот сдержал слово. Она не слышала его голоса всю неделю. А вот у нее на признание Энтони не хватило духу. Она бродила по дому как сомнамбула. Она ненавидела Элиота, разрушителя ее такой спокойно-счастливой жизни. И страшно хотела его видеть, при одной мысли о нем ее охватывала слабость. Но твердо решила никогда больше с ним не встречаться. Даже если Энтони выгонит ее, она все равно не пойдет к Элиоту…

Когда Энтони вырулил на их улицу, Бритт попыталась, без особого, правда, успеха, выбросить Элиота из головы. Она смотрела на фасады домов, проглядывающих сквозь строй деревьев, и дома эти своим респектабельным видом внушали ей мысль о том, что она недостойна их. Дома смотрели на нее высокомерно, как смотрит уважающий себя господин на незваного гостя, на побирушку, на бродягу… И ничего не прощали ей. Все окружающее, казалось, презирает ее. Конечно, все это лишь разыгравшееся воображение, но воображение виновного, который один знает о своей вине. Достаточно, чтобы порушить любую гордость.

Когда они остановились перед домом, Бритт собралась поскорее выйти из машины, с одним только желанием: добраться до постели и свернуться под одеялом калачиком, укрывшись от всего мира. Но Энтони взял ее за руку и удержал.

– Как ты смотришь на то, чтобы пойти куда-нибудь пообедать?

– Честно говоря, нет настроения, – ответила она. – Я бы просто перекусила что-нибудь дома. Но если ты настаиваешь…

Он погладил ее по щеке.

– Ну что ты, дорогая, если тебе не хочется, так чего я тебя потащу? Но скажи мне наконец, что случилось? Последнее время ты сама не своя.

Она смотрела на ветви деревьев, почти уже утративших свое осеннее убранство. Губы ее были поджаты, а глаза горестны и безутешны.

– Если хочешь, можешь пойти один, – пробормотала она. – Я просто очень плохо себя чувствую.

– Из-за Элиота и его девчушки? Не глупи. Даже он сам не понимает, что тебя так расстроило. Тем более, что Дженифер опять с ним. Он чувствует себя виноватым, что тебе пришлось присутствовать при безобразной семейной сцене.

Бритт перевела взгляд на мужа.

– Ты говорил с Элиотом?

– Да, я позвонил туда, узнать что к чему.

Ее сердце сильно забилось.

– И что он говорит?

– Только то, что я сказал. Он понимает, что ты страшно огорчена. И сам этим угнетен. Хоть он и рад, что, уехав, ты освободилась от чужих неприятностей, но ему от этого не легче.

– Ох, Энтони… Я своей хандрой отрываю тебя от работы. – Вытерев набежавшие слезы, она попыталась улыбнуться, но сил посмотреть ему прямо в глаза у нее не нашлось.

– Ну что ты, родная! Хочешь, съездим куда-нибудь на уик-энд?

– Если ты хочешь…

– А что, в самом деле, можно поехать и на Восточное побережье, посмотреть на Дженифер. Погуляем вдвоем, а-а? А если позволит погода, немного походим под парусом.

– Нет, – резко вырвалось у нее. Энтони довольно странно посмотрел на Бритт, и она подумала, что он, возможно, наконец начинает о чем-то догадываться. Она ощутила жар, прихлынувший к ее щекам, и постаралась перевести разговор в безопасное русло: – По правде говоря, я бы поехала, но Элиот и сам хорошо со всем справляется. А от меня толку все равно никакого.

– Ты слишком строго к себе относишься. – В голосе его промелькнула нотка нетерпения. – Они оба будут рады тебе.

Бритт чувствовала себя так ужасно, что даже подумала, не заболевает ли.

– Энтони, давай проведем спокойный вечер дома. Вдвоем. И, если не возражаешь, давай на выходные никуда не поедем.

– Мы сделаем, как ты хочешь. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Потом взглянул на часы и печально ей улыбнулся. – Ты же знаешь, я люблю оставаться с тобой, так что давай-ка я сейчас никуда не поеду, а побуду дома.

Бритт прижала ладони к пылающим щекам.

– Нет, я и так отняла у тебя много времени. Не беспокойся обо мне, Энтони. Я пойду прилягу, а вечером мы увидимся.

Она вышла из машины и стояла на тротуаре, пока Энтони не уехал. Затем направилась к дому, и, когда собралась открыть дверь, та вдруг сама распахнулась, и перед хозяйкой предстала внушительная фигура Одри Джонсон.

– Одри, я не ожидала тебя так рано…

– Я ведь оставила вам записку, миссис Мэтленд. Вчера. Вы не помните? Я писала, мол, приду пораньше, чтобы потом поспеть к зубному врачу. Я положила записку прямо здесь, на столе в прихожей.

– Да, я видела, но совсем забыла…

– А знаете, мэм, здесь у нас, значит, гость объявился, мистер Брюстер. Он ждет вас в гостиной.

Сердце Бритт бешено заколотилось.

– О Боже… – Одри бросила на хозяйку весьма подозрительный взгляд. – Хорошо, иду, – сказала Бритт с деланным спокойствием. – Должно быть, он хочет поговорить о Дженифер.

Сняв пальто и отдав его Одри, Бритт прошла в гостиную. Элиот сидел в углу комнаты, на стуле с высокой резной спинкой и подлокотниками. Он обернулся на звук ее шагов. Бритт остановилась, и какую-то минуту они безмолвно смотрели друг на друга. Лицо его выражало такую мрачность и суровость, что Бритт даже испугалась.

– Что-нибудь с Дженифер?

Он засунул руку в карман своего твидового спортивного покроя пиджака и спокойно сказал:

– С ней все хорошо. В данный момент я больше беспокоюсь о тебе.

Бритт нервно сплела пальцы и ответила далеко не сразу.

– Время для разговора выбрано неудачно.

– Другого времени может не оказаться.

– И место не очень подходит.

– Мы можем пойти куда-нибудь.

– Хорошо, я надену свитер, и мы посидим в саду.

В холле она вытащила из шкафа тяжелый вязаный жакет Энтони и накинула его на плечи. Элиот не мог не обратить внимание на то, что именно она надела, но ничего не сказал.

Они прошли в столовую, откуда во внутренний двор вели широкие двойные стеклянные двери, и направились в сторону застекленной беседки. Там Бритт взяла один из летних стульев и, поставив его против другого, села.

Элиот сел перед нею. Воздух был достаточно свеж, и Бритт придерживала слишком широкий ворот рукой, прикрывая шею. От жакета исходил родной запах мужа. Это придавало ей сил.

– Итак, – сказала она. – Вы хотели поговорить.

Он сразу почувствовал установленную дистанцию. Такой ее он еще не видел. Удивительно, как эта женщина менялась. Куда делась вся ее чувственность, куда исчезла нежность?

– Что так переменило тебя, Бритт? – сбросил он. – Чувство вины?

– Да, я чувствую вину. Так чувствую, что легче мне умереть. Но дело совсем не в этом.

– Так в чем же?

Она опустила глаза, ее взгляд упал на его руки, сильные и дерзкие руки, так страстно ласкавшие ее совсем недавно…

– Дело во времени, – сказала она, стараясь получше управлять своим голосом. – Я предпочитаю видеть вещи в перспективе…

– Бритт, Боже мой! Но ведь у нас с тобой не просто секс. И это не слабость. И не дьявольское заблуждение! Я люблю тебя, а ты любишь меня! Это что, совсем для тебя не важно?

– Послушайте, Элиот! Как можете вы говорить мне теперь о любви? Вам нравится убивать меня?

– Вы правы. Говоря по правде, я бы должен был придушить вас за эту глупость, за эту вдруг проснувшуюся набожность, за эти совестливые игры вокруг Энтони. – Он покачал головой. – Нет, Бритт, это не вы!

– Кто вы такой, чтобы оценивать меня, мою личность? В сущности, вы меня совсем не знаете. Ничего обо мне не знаете!

– А Энтони знает?

Она в отчаянии склонила голову.

– Как можете вы сидеть в его доме и говорить о нем в подобном тоне? И вам не стыдно? Куда подевалась вся ваша чуткость и деликатность? Неужели он для вас так мало значит?

– Нет, Бритт, не мало. Но вы значите для меня гораздо больше.

Ее охватила дрожь. Его непреклонная настойчивость говорила о том, насколько по-разному они воспринимают случившееся. Глядя в его зеленые глаза, она не могла не думать, что к этому случившемуся они, в конце концов, шли вместе. Она заблудилась, грубо говоря, предалась блуду, и теперь боялась, что с ней это может повториться. Бритт крепче схватилась за ворот жакета, борясь с желанием убежать. Нет, бежать легче всего. Надо постараться, чтобы он ее понял.

Элиот продолжал пристально смотреть на нее, поэтому, не в силах больше выносить его взгляда, она встала и подошла к выходу из беседки. Глядя на оголенные осенью деревья сада, она чувствовала, как слаба в эти минуты. Но знала, знала, что не должна поддаваться страсти. Наконец повернулась к нему и сказала:

– Я не хочу причинять вам боль, Элиот, но я не люблю вас и никогда не любила. Все это было не настоящее. – Она перевела дыхание и продолжила: – Вы ведь понимаете, невозможно в одно время любить двух человек, а я люблю Энтони. Люблю его всем сердцем.

– Я не верю вам.

– Не важно, верите вы или нет.

– Итак, все, что произошло между нами, не более чем ошибка? Или один голый секс? А может, что и похуже?..

– Ну зачем же так? Возможно, с моей стороны это была просто слабость. Я сама не знала, что делаю. Но теперь я вернулась домой и уверена: это то место, где я хочу быть. Со своим мужем.

– Итак, значит, все? Конец приключения? Как говорится, благодарю за приятные воспоминания и прощайте? – Он не сводил с нее горящих болью и гневом глаз. – Я не верю вам, Бритт. И никогда не поверю.

– В вас говорит ваша гордость.

– Нет, не гордость, а сердце! И разум. Я знаю одно – вы принадлежите мне. И придет день, когда вы тоже поймете это.

– Вы ошибаетесь, Элиот. Я все решила бесповоротно. – Невыносимая грусть накатила на нее и накрыла волной, смывая и стыд, и гнев, и все ее страхи. Слезы побежали из глаз.

– Не важно, что вы сейчас говорите, Бритт, важно лишь то, что я люблю вас. И всегда буду любить. – Она смотрела на него, не в силах вымолвить и слова. – А теперь я уйду, – сказал он. – Вы настаиваете на своем, и ничего другого мне не остается. Но на прощание хочу дать вам совет: ничего не говорите Энтони. Ради него же. Вам это все равно не принесет облегчения, а его только расстроит. Я не о себе беспокоюсь. Мне что? Я завтра же могу сесть в самолет и больше никогда сюда не вернуться. Я не нуждаюсь в нем. Как и он – во мне.

Она кивнула.

– Я знаю.

Элиот встал, передвинул стул и, оставив руки на его спинке, сказал:

– Если вы и допустили ошибку, то сейчас, а не там, на побережье. Скоро вы это поймете. А я буду ждать, когда вы ко мне вернетесь.

Он слегка поклонился и ушел в сторону дома. Бритт не могла смотреть на то, как он уходит. Из сада и из ее жизни. Она отвернулась и долго смотрела на ветви дерева, с которого поднявшийся ветер сорвал последние листья, швырнув их на землю.