Текст книги "Журнал «ЕСЛИ», 2009 №10 (200)"

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

3.

Следующий день развалился на лохматые куски.

Вот мы с дядей Мишей и его напарником поехали опечатывать комнату. Машину оставили подальше от ворот, и пока шли к нашему окталу по зигзагам бетонных плит, я чувствовал себя неуютно под косыми взглядами встречных – люди в форменных фуражках здесь появляются очень редко, как правило, ночью, в свете прожекторов, с мощной воздушной поддержкой и под зычные команды из мегафонов.

Я хотел рассказать о том, что кто-то вроде здесь ковырялся, но передумал – все было цело, чисто, прибрано и лежало на своих местах. Диван и кресло сдуты и аккуратно сложены, и даже на печном диске ни пятнышка пригоревшего жира. Дима хоть и ругал мировой порядок, персонального хаоса не терпел. Пару раз и меня пытался приучить, ненавязчиво намекая, что куртке лучше висеть в нише для одежды, а мусор хорошо бы сразу в утилизатор, а не копить в прихожей, а я ненавязчиво посылал его на один веселый иероглиф. Он не обижался.

Вот трудный разговор с мелким начальником из управы, которому все до одного места, и сдохни на его глазах полгорода, все так же будет раскачиваться в кресле и нудеть насчет того, что годовой бюджет прописан, вот и крутись как знаешь, хочешь – сам тяни за двоих, но больше чем на треть прибавки не рассчитывай, хочешь – ищи нового сменщика, но такого, чтобы не лез в вакуум-камеры, потому как теперь за раскуроченный маховик и спросить не с кого.

Вот я досиживаю вторую смену и пытаюсь, выбросить из головы увиденное на аккумуляторной станции. Длинное здание без окон, уходящие в полутьму камеры маховиков. Набирающие энергию, отдающие энергию и неработающие. Над ними гудят трансформаторные конусы, тянутся трубы, время от времени где-то начинает выть один из множества насосов, обеспечивающих вакуум. Мастер ремонтной бригады каждое второе слово перемежал связками, отвечал на вопросы невнятно. Выяснили, что Диму втянуло в камеру, внешняя обмотка ленточного маховика лопнула и концами изрубила, словно блендером, в розово-серый фарш. Это я и сам видел, и еще карточку пропуска, которая отлетела к потолку и прилипла к свисающим мясным фестонам. По ней и опознали. Эх…

В конце дня собрались во дворике, детей разогнали по блокам, каждый принес, что смог, – помянуть. Пришли Ашотик с женой, Нинка, Серега с отцом и дядя Саша, пришли Петровы. Не было Николая, да его мы неделями не видим, он работает на роторных болотоходах, добывает из вечной мерзлоты горючий лед, вахты у него длинные.

Пить я умею. Но все эти события меня немного взвинтили, иначе бы не болтанул насчет незваного гостя. Ашотик тут же спросил, не связаны ли они между собой? Когда точно меня оглушили и во сколько произошел несчастный случай на станции?

– В камерах проверили освещение? Есть такие лампы, дают стробоскопический эффект, – сказал Ашотик. – Я видел фильм…

– Какой к черту эффект, – завелся я, но дядя Костя дернул меня за рукав.

– Ты, Ваня, не горячись, Ашотик дело говорит. Я тоже видел этот фильм. Поменяли лампы на мигающие – и полосы на маховике будто застывают, понял? Чел полез в камеру, думал, не работает, его и размазало.

Они вдвоем стали выпытывать, какие там люки, кто рядом находился, – то есть как это не люки, а поворотные шлюзы, а какая там сигнализация, – то есть как это хреновая сигнализация… Но тут Нинка вмешалась.

– Нашли время в дюдики играть, – сказал она. – Лучше подумайте, кто его хоронить будет и где.

Все замолчали, а она посмотрела на дядю Сашу.

– Александр Максимович, его отпеть надо. Он хоть и китаец, а православный, я крестик у него видела. И еще он ездил в Потапово на исповедь.

«Ты-то откуда знаешь?» – чуть не спросил я, но вовремя прикусил язык. Серега косо глянул на нее, но тоже смолчал.

– Отпеть надо, – вздохнул дядя Саша. – Но я не могу. Было мне прещение, и ныне извергнут из сана.

Случись это в другое время, разговор пошел бы в сторону – прошлое каждого из нас не для чужих ушей и глаз. Но все перекрутилось, непонятная смерть Димы выбила из колеи, да и выпили основательно. Слово за слово, дядя Саша и рассказал, как служил в приходе под Тамбовом и как пришлая шпана стала разорять храмы, а вскоре и вовсе распоясалась, начала разбойничать. Как-то вернулся он с всенощной, а вместо дома одни головешки. Вся семья сгорела. Выяснил он, кто злодейство учинил, скрутил всех поодиночке и властям сдал. Но по закону ничего им не вышло, отмазались вчистую, а потом еще и над ним издевались. Не выдержал, взял грех на душу и топором свое правосудие свершил. Отсидел на карантине, вышел до срока за примерное поведение, расчиповался и бродил по миру, пока не нашел приют среди добрых людей. Дядя Костя помог ему устроиться на судоремонтный, и с тех пор он здесь коротает свой век.

Нинка пустила слезу, жена Ашотика тоже пригорюнилась. Петровы молча переглянулись, потом поднялись. Им рано утром выходить, пояснил Петров, на рыбзаводе опять сдвинули часы работы.

Тут и дядя Саша встал со скамейки, покачнулся, ухватился за плечо дяди Кости и велел не предаваться унынию.

– Все в Божьей воле! – ткнул он пальцем вверх и попал в перекладину качелей. – А я спать пойду.

Дядя Костя тоже принял немало, но держался крепче. Поддерживая друга, он проводил его до блока, постоял, сделал пару шагов в нашу сторону, передумал и ушел к себе. Мы еще немного посидели, Ашотик на своем начал что-то выговаривать жене, та огрызнулась, и еще долго из-за двери раздавались их громкие голоса. А потом и Нинка поднялась. Глянула на Серегу. Тот смотрел в сторону. Вздохнула и, ничего не сказав, ушла.

Ну ладно, помирятся. Серега – мужик нормальный, хоть и молчун. Лишнего не скажет, не в свои дела не полезет. Ага!..

– Как у тебя с работой? – спросил я. Он почесал мочку уха.

– Нормально, да?

– Вроде того.

– Димы нет, мне теперь сменщик нужен. Срочно. Место хорошее. Серега поставил стакан.

– Утром поговорим.

– Чего же утром? – язык у меня стал немного заплетаться. – Давай сейчас!

Серега мягко намекнул, что дела лучше обсуждать на трезвую голову. Мне показалось, что он на меня обиделся, и я долго рассказывал ему, какой он хороший человек и какая у него замечательная семья, а он долго убеждал меня идти спать и в итоге, наверное, убедил, потому что утром я проснулся на своем диване. Во сне я гонял на верном байке по узким доскам на крышах блоков, уходил от погони, но не мог оторваться – блоки тянулись до горизонта, движок шумел все громче и громче…

Разлепив глаза, обнаружил, что таймер включил новостной канал, а там репортаж о прорыве дамбы под Хьюстоном – вода гудела, как байк на горной дороге, и эхом отдавалась в голове.

Собрав себя по частям, добрался до работы. Там у меня еще оставалось пиво, и к концу второй смены я держался бодро. А тут еще ко мне поднялся дядя Миша и принес ягодной настойки. Я уступил ему кресло, а сам пристроился на ящике со старыми огнетушителями.

Мы помянули Диму. Настойка оказалась крепкой, и меня снова повело. Дядя Миша рассказывал, как несколько лет тому назад Дима хотел устроиться на работу к ним в отдел и даже проработал несколько дней, однако не поладил с начальством, стал бороться за справедливость, плюнул и быстро уволился. Никто не успел понять, чего же он хотел.

– Но парень был толковый, – сказал дядя Миша. – Он мне кухонный утилизатор починил, лучше нового стал, до сих пор рубит все в пыль.

Я спросил, а точно ли несчастный случай? Не такой человек Дима, чтобы бестолково сунуться в работающую камеру. Или борцы за справедливость долго не живут, а?

Дядя Миша только рукой махнул.

– Бардак там. Месяца не пройдет, чтобы кого-нибудь не изувечило. Все разваливается, техника старая. На ремонт тратят столько, в пору новую станцию построить.

– Может, он начал лишние вопросы задавать по деньгам? Пошел поперек триаде…

– Упертым он был, да, но не дураком. А триаде, по-твоему, делать нечего, как свое имущество портить! Отрезали бы язык…

Он замолчал, сообразив, что сказал лишнее. Тут уже я махнул рукой – кто же не знает, кому принадлежит городское электрохозяйство!

– Откуда он к вам перебрался? – спросил дядя Миша. – По нашей базе он проходит за последние пять лет. Не рассказывал, откуда приехал, что делал? Бывает, живет человек, никого не трогает, а вдруг объявляются старые дружки, выставляют незакрытые счета, он начинает метаться, по ошибке лезет, куда не надо. Девушка у него была?

– Говорил, была в городе подруга.

– Кто такая?

– Не знаю. К себе не приводил, со мной не знакомил.

– Да-а… – протянул дядя Миша. – Все же странно получилось: утром мы на него запрос получили, а днем раз – и нет человека.

– Какой запрос?

Он задумчиво разгладил усы, посмотрел, осталось ли в бутылке.

– Теперь не имеет значения. Запрос на него пришел, об экстрадиции, – пояснил дядя Миша.

– Э-э, момент. – Тут до меня начало доходить, а когда дошло, хмель выветрился из головы, словно я и не пил. – Какая еще?.. С севера выдачи нет!

– Когда как. Запрос от очень убедительной организации. Ты мне поверь, им надо будет – нас с тобой вот прямо выдадут, в блестящей упаковке и с бантиком сверху.

– А бантик зачем? – я тупо уставился на него.

– Для красоты.

Минуту или две я переваривал слова об экстрадиции. Мое представление о вольности нашего края дало трещину, из трещины полезли кошмары – мелкие и не очень.

– Из Норильска тоже выдают? – спросил я, пытаясь улыбнуться, но, наверное, неудачно, так как дядя Миша слегка отодвинулся.

– Из Норильска не выдают, – сказал он. – У них свои порядки, они нам не чета, мы где-то посередке болтаемся. Начальство приказывает, мы исполняем. Приказывают быстро и без шума – идем и оформляем.

– Вот Диму быстро и оформили.

– Меньше болтай, целее будешь, – посоветовал дядя Миша. – Меня из-за твоего дружка обещают с работы выгнать, и весь отдел вдогонку, чтобы никому скучно не было. Перееду на старости лет к вам в окталы.

– И у нас жить можно.

– Ну да… – грустно согласился он. – Ты вот не забудь, если начнут интересоваться покойником, спрашивать, мне сразу сообщи. Или родственники, ну ты понимаешь.

Хитер дядя Миша. Сначала слезу сочувствия выжмет, а потом легонько так попросит на него поработать, клювиком подолбить. За спасибо и стакан наливки, ага.

– Столько лет никто не объявлялся, а сейчас вдруг придут наследство делить? – я покачал головой. – В чем его обвиняли, кстати?

– Не знаю, в запросе никаких подробностей. Ребята говорят, он, наверное, из этих, акционеров. Прямое действие, бум-бум. Подорвал трубу или столичного чина. А я думаю, что на самом деле он подрабатывал проводником. Потерял товар для важного пупыря или увел у пупыря нужного человека, вот его и…

– Да не был он проводником! – Я даже привстал с места, но опомнился и упал обратно.

– Ладно, мне пора, – сказал дядя Миша. – Может, и повезло ему, что успел своему китайскому богу душу отдать.

– Он христианин.

– Да? Тоже ничего. – И зашлепал по винтовой лестнице вниз, к лифтам.

А я наполнил Стакан холодной водой и вылил себе на голову. Чуть было не проговорился. Не был Дима проводником. Потому как это я проводник.

4.

Вечером Серега пригласил к себе в блок, попить чайку. Уютно у них, чисто, не то что у меня. Нинка, наверное, помогает прибираться. Я не любитель чая, но дядя Костя заварил душистую, крепкую смесь, и после пары глотков вся хмельная муть исчезла. Дед с внуком ушли в соседнюю комнату смотреть какую-то военную передачу. Сквозь тонкую перегородку было слышно, как они спорят, кто лучше уделает оборонную платформу – стратосферный истребитель или лунная баллиста.

– Днем из пятого октала человек приходил, интересовался свободной комнатой, – сказал Серега. – Спрашивал, будешь ее занимать или как?

– Времени не теряют, однако. Слушай, мы вчера договорились насчет работы?

– Ты скажи, что за работа хоть?

Пока я рассказывал, сколько положено в месяц, сколько за сверхурочные во время штормов, как подработать, подменяя в свободную минуту дежурных из комендантского этажа, которым надо сбегать домой, и про другие маленькие хитрости, он постукивал указательным пальцем по краю чашки и разглядывал в ней чаинки.

– То есть не круглосуточная? – спросил он, не поднимая глаз.

– Когда «басмач» приходит, бывает, и ночью надо посидеть на всякий случай. Но в остальное время, как договоримся. Летом вообще можно на часок-другой заскочить – и свободен. Кстати, десять процентов выдают юнионами.

– По какому курсу? – оживился Серега.

– По балансному. Один за тысячу рублей или за сто юаней.

– Нормально.

– Для кого как. Николай больше зарабатывает на болотах, но ты давно его видел? Там вахты меньше двух недель не бывают, а таять начнет, так и весь месяц. Зато у нас с приработками на стороне без проблем. Тут главное, чтоб твой ком всегда при тебе и на связи. Сделаю заодно тебе полный доступ, выведу основные датчики на домашнюю пленку. Ты меня прикроешь, я тебя. Мы с Димой, мир праху, друг дружку подменяли. Я на рыбалку иногда выезжал на два-три дня, он, бывало, на неделю исчезнет.

– Заманчиво, – пробормотал Серега. – Насчет свободного времени тоже хорошо.

– Ну, давай, прямо завтра и заходи!

В комнату вошел дядя Костя, принес чайник со свежей заваркой. Я быстро сообразил, что они эту тему уже терли и он не одобряет. Разговор у них пошел медленный, спокойный, но напряг просто висел над чашками. А когда Серега сказал, что ему невместно приносить домой меньше, чем дед с судоремонтного, я решил заканчивать чаепитие. Но дядя Костя велел не обращать внимания на семейный совет, тем более что я ему причина и у него еще будут ко мне вопросы, Я хлебнул еще чайку и повеселел. Старик намекал – чем дальше от начальства, тем спокойнее, Серега напирал на то, что у него будет больше времени заниматься сыном, а когда дядя Костя обратился ко мне, смешно двигая губами, то я улыбнулся ему, как потом сказал Серега – лучезарно, и заснул прямо на табурете. Или не заснул, потому что слышал, как старик ругает Серегу за то, что я одну заварку пил, и как зовет внука и велит принести лимон, минералку и перечный соус. Не знаю и знать не хочу, что за коктейль они намешали, но в чувство меня привели быстро.

Однако когда я спросил, где бы таким интересным чаем разжиться, дядя Костя только подмигнул. Обижаться не стал, кто знает, может, я этот чай в одну из ходок и привез.

Через неделю Серега уже спокойно мог меня подменить, хотя нужды пока не было. Он быстро усвоил все наши нехитрые обязанности, иногда приходил на час, а то и на два раньше. Дома делать нечего, пояснил он. Ну, я не против. Хоть на всю смену. Раньше, бывало, с электриками, что в другом конце нашего этажа, в маджонг или две шестерки время убиваешь. Они парни серьезные, как говорится, в нарды без костяшек играют. Вот и пришлось мне после первого знакомства доску им новую покупать, старую сломал о голову самого сурового. Познакомились ближе – оказались нормальными ребятами. Еще ближе – выяснил, дурью часто балуются. Я перестал к ним ходить и свою дверь на этаже начал запирать. Они, кажется, не заметили даже.

Серега притащил из дома раскладной лежак и пристроил его за стойкой с оборудованием. Тесновато, но уютно. В мою смену лежу на нем, слушаю музыку. Огоньки на стойке подмигивают, на всю стену большая пленка – с краю ползут сведения от метеобуев, остальную площадь занимают несколько карт. Сверху на одной ежеминутно обновляется картинка нашего края со спутника, на другой – ежечасная материка, снизу еще две: справа работает в тепловом диапазоне, а слева на опережение – показывает расчетную картинку погоды ровно на сутки вперед. Разрешение у нее, конечно, получше, чем у тех, что в Сетях, здесь каждое мелкое облачко, каждый сквозняк фиксируется и обсчитывается.

Когда на материковой появляются желтые полоски и медленно растут, закручиваясь в нашу сторону, жди через три-четыре дня «басмача». По городским каналам прогноз погоды пойдет раньше новостей, я проверю, работает ли механика, комендант примется увещевать электриков, а те огрызаться… Пока все спокойно, на карте края, если иметь доступ, при хорошем увеличении можно увидеть новые протоки, прикинуть, где обойти шиверы, а где лучше не рисковать. Дима сделал нам доступ, но сказал, что дольше трех-четырех минут в день лучше им не пользоваться и ни в коем случае не сохранять в системе масштабированную картинку. Да мне и минуты в неделю хватало найти нужное место. И сохранять ни к чему, когда можно ручным комом щелкнуть, а дома картинку вывести и хоть часами изучать.

Присматриваясь к Сереге, я прикидывал, не взять ли его в долю? Мало говорит, мало пьет, а если и выпьет, вообще молчит. От начальства держится подальше. От любого. Вот и с дядей Мишей разговора душевного у них не получилось. Старик пытался по-свойски так поговорить, но Серега сказал, что у него голова болит и он до начала смены полежит немного.

Дядя Миша немного обиделся, а когда он ушел, я намекнул сменщику, что с полицией лучше дружить. Пригодится в случае чего.

– Батя мой говорит, – сказал Сергей, – дружбы по нужде не бывает. А на всякий случай надо иметь под рукой ствол потолще.

– Прав дядя Костя, – я не стал возражать. – Но кости по-разному ложатся. А майор Гибсон вроде нормальный дед.

– Хитрый он. И не просто хитрый, а с вывертом.

– У него работа такая.

– Мы-то на него не работаем, нам выворачиваться не надо.

Правильно он все видит и дядю Мишу с ходу пробил. Но будет ли он дома держать язык за зубами? А если дяде Косте не понравится, что я сыночка втягиваю в рисковое дело? С Димой все было проще: на ходки его звать – себя не жалеть. Он мог согласиться, но при этом все мозги закантовал бы своими идеями. И неизвестно, как бы себя повел ночью, когда тихо-тихо, не дыша, ползешь на веслах мимо таможенных понтонов. Вдруг запоет во весь голос «Алеет восток…» или палить начнет во имя справедливости?

Заказов нет, спешить некуда. Когда буксы гореть перестанут, тогда и подкачу к нему с предложением. Надо будет почаще в гости заходить, дядю Костю при случае пощупать, как он к левым делам относится. Дед правильный, жизнь знает, с ним лучше не ссориться. Чаек у него тоже располагает к душевному разговору, главное, не налегать на заварку.

Но все разложилось проще. К Сереге стал забегать сын. Его школа рядом, а в столовой при управе кормят хорошо и практически даром. Начальники туда не ходят, еду к ним приносят в кабинеты молодые официантки, все, как на подбор, грудастые, есть за что подержаться.

Я сначала напрягся, когда еще и дядя Костя пришел – внука домой отвести. Но потом прикинул, что все в жилу. Войдет Серега в долю, сам будет следить, чтобы парень ненароком лишнего не увидел или, не дай бог, не испортил. Бывают всякие товары, однажды я ходил туда с мамонтовой костью, а обратно – с китайским сервизом ручной работы. Очень дорогое и хрупкое старье на любителя, причем незапрещенное, и заработал, как от трех ходок с оружейным фтором.

Сами-то жители Игарки в разговоре всегда называют его вольным городом, но кому как не проводникам знать цену этой вольности. Вверх и вниз по реке – таможенные кордоны, воздушное пространство тоже перекрыто, и любой товар, идущий хоть на Дудинку, хоть в Норильск, досматривается. Официально они и не таможенники вовсе, а наблюдатели от каких-то служб экономической безопасности Западного Объединения Государств. Чтобы недозволенные технологии или там новые огневые системы не расползлись без контроля. А поскольку грузы идут туда-сюда потоком, то всякая мелочь, бывает, неделями томится, пришвартованная к понтонам. Серьезные люди давно нашли общий язык с наблюдателями, поэтому хоть танкеры с нефтью могут перегонять… Ну, тут я приврал. Нефть на жестком мировом контроле, с ней игры плохо кончаются. А вот сжиженный газ из горючего льда пока на полный контроль не поставили.

Когда дядя Костя опять зашел за внуком, мы как раз под чаек заговорили о трубе и горючке. Я вспомнил Димины слова о том, что вольные города держат статус только из-за обслуживания трубы и за сырье, которое они поставляют.

– Прав был покойник, – вздохнул дядя Костя. – Не всякий здесь вкалывать будет, даже за длинные юнионы. Сейчас, говорят, полегче стало, а лет двадцать назад по «Закону о капле бензина» многих сильно поприжали. А кого и закопали, понял?

Покосился на Серегу, который что-то показывал Дениске на спутниковой карте, и вполголоса сказал:

– Так и не похоронили по-человечески… Нехорошо.

– Майор Гибсон говорит, там хоронить нечего. Вот я думаю, раньше Дима все о политике рассказывал, про мировые расклады, а мы не слушали его. А теперь в голову его слова лезут то об одном, то о другом.

– Бывает. Смерть – она, как кислота: одно разъест, другое останется.

Дядя Костя велел внуку собираться, но тот заупрямился. Его было не оторвать от карт, особенно от той, где медленно, еле заметно для глаза, шевелились полосы вероятного таяния мерзлоты, двигались тонкие линии прогноза затопления и медленно расползались пятна болот.

– Давай, парень, собирайся, – поторопил дядя Костя. – Тебе через неделю проект сдавать, а ты даже не начинал.

– Какая тема? – спросил Сергей.

– Ну, там про экологию, про экономию топлива, ну, чтобы бороться с перерасходом.

– Ха! – сказал я.

Вся семья дружно уставилась на меня.

– Случай вспомнил, насчет экономии. – Я махнул рукой.

Давным-давно, когда я был зачипованным офисным барбосом, ходил по разным конторам и проверял картриджи систем микроклимата – нет ли перерасхода энергии, выключают ли их в нерабочее время. Однажды во время проверки ввалился в кабинет какого-то начальника и обнаружил, что, несмотря на выходной, он так вкалывает со своей ассистенткой, аж брызги летят. Для школьного проекта точно не подойдет, хотя они выключили все, что светилось и работало. Наверное, для экономии.

– А пусть Николай расскажет, как горючий лед добывают. Ты нарисуешь схемы там, картинок добавим, на пленке красиво получится, – сказал дядя Костя. – У меня как раз завалялся где-то кусок работающей. Наклеим на лист…

Сергей ткнул пальцем в карту.

– Николай сейчас вот где-то в этих местах. И вряд ли через неделю вернется с вахты. Ругался, снова подняли норму добычи этих, клатратов метана.

Я как раз пытался вспомнить, как горючий лед называется. Николай однажды притащил кусок. Лед и лед, только грязный и какой-то мягкий, но горит здорово. Потому что в нем метан растворен. И роторы я видел, их у дяди Кости на судоремонтном латают. Огромные, словно ходячие дома-фабрики на плоских ногах, каждая нога размером с три блока, рядком уложенных. Ступни-опоры похожи на большие понтоны, в болоте не утонут. И ротор, как чертово колесо, а вместо кабин – ковши. В новостях я видел, как эти ходячие многоэтажки плюх-плюх по болоту, потом ротор начинает загребать все вокруг и внутрь закидывать. Там вроде газ выделяют и сжижают. Газ в основном идет в Норильск, к хозяевам роторов, но немного и нам перепадает.

– Не, пленку нельзя, – сказал Дениска. – Наставник говорит, никаких пленок, чтобы проект можно было потрогать. А про метан рассказывал, что из-за его выбросов начались потепление и затопление. И что оползни и болота тоже из-за него. Он раньше в экологической гвардии работал, говорит, чуть катастрофа не случилась.

– Тьфу ты, – нахмурился дядя Костя. – Они уже сюда добрались.

– Дед, он не гвардеец, его давно уволили, из-за ранения.

В шутку предложил сделать маленькую сирену. Показал нашу старушку и вовремя поймал за руку, когда он собирался крутануть ручку. Серега начал объяснять сыну, как работает система оповещения.

– Слушайте, – сказал я. – Если на пленке нельзя, сделайте вертушку, как у нас на крыше. На нее любой рисунок наклеишь. Даже три рисунка. Сам нарисуешь, – значит, своими руками сделал. Крутить лучше моторчиком или вручную – вот тебе и экономия, и экология.

Серега сразу понял, о чем я говорю, и повел сына смотреть поворотный механизм.

– На крышу только не выходите, – крикнул я им в люк.

Дед тоже полез за ними, а когда они спустились, сказал, что у него где-то завалялись профили как раз треугольного сечения. Нарежет их и принесет, а все остальное тоже подберет – свалка у них на ремонтном большая. А я пообещал завтра вечером зайти к ним, помочь. Заодно с Серегой поговорю. Пока они топтались над моей головой, я глянул на ленту частных объявлений и увидел слова «Ручник снят», что означало заказ и встречу с заказчиком.