Текст книги "Журнал «ЕСЛИ», 2009 №10 (200)"

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Снаружи шел снег. Природа коварно отказалась от договора: протоколы ночных перемещений аннулировались. Стерлись возможные следы – и у крыльца, и под окнами, и у генераторной.

Морщась от головной боли, Руслан напился воды. Включил компьютер. К счастью, игра была сохранена всего за минуту до того, как вырубился свет. У него приподнялось настроение: не придется искать тайник с огнеметом заново.

Он вскипятил себе чая. Надо было начинать новый день: открывать дверь кабинета. Проверять, не приходил ли мертвяк. И, что самое неприятное, смотреть в окна на другую сторону здания. Туда, где ночью метался и бегал факел.

– Я могу и здесь посидеть, – сказал себе Руслан.

Голова тем временем болела все сильнее. У Руслана был запас из нескольких таблеток, но тратить их просто так, ради обыкновенной головной боли, он счел преступным. Вот если бы выйти в медблок: там этих таблеток должно быть пруд пруди.

– Я лучше выпью еще чая, – вслух сказал Руслан.

Снег ложился на землю успокаивающе, мягко. Некоторые снежинки ненадолго прижимались к стеклу. Это были настоящие шестигранные снежинки, как их рисуют в детских книгах и вырезают из бумаги.

– А ведь будет еще и Новый год, – сказал Руслан.

Он расфокусировал зрение, и кристаллик, на секунду прилипший к стеклу, сделался центром мира. В мире, где существуют такие правильные снежинки, все должно быть выверено, точно, совершенно…

А что, если мертвяк сгорел?!

Руслан потер замерзшую щеку. Два события, случайно совпавшие. Сбой электрической сети и… мертвяк облился соляркой? Случайно? Или это самоубийство? Говорят, мертвяки ничего не чувствуют и ничего не соображают. Но мы ведь не знаем наверняка. Мог он сознательно покончить с собой?!

Если так – я один и свободен. В полной безопасности. Если так…

Он встал и отпер дверь в коридор. Мука с вечера лежала нетронутой, выявляя только вчерашние отпечатки Руслановых рифленых ботинок. Он так и не решался ходить по зданию в тапочках, как это делала смелая девочка Зоя.

Где она теперь?

Он пересек коридор. Глянул с опаской – и ничего не увидел, кроме снега, сосен, спортивной площадки под окнами и далеких гор. Тогда он прижался носом к стеклу и посмотрел внимательнее.

Шел снег. Лесок стоял белый, ветки беспомощно провисли под белым грузом. Руслану казалось, что кое-где он различает пятна копоти, что зеленая хвоя под снегом кое-где пожелтела. Но вот, например, что это за тень?!

Сперва показалось, что сосна двинулась с места и пошла. Но это был человек – по крайней мере, очертания у него были человеческие. Он двигался рывками, будто припадая на обе ноги. Руслан не мог разглядеть ни его лица, ни одежды, однако способ движения далекой фигуры был настолько неестественным и нечеловеческим, что у Руслана ослабли колени.

Он упал на четвереньки. Штаны его и ладони моментально испачкались в муке.

***

К водке он больше не прикасался.

Генератор работал и не сбоил. Что случилось в ночь, когда за корпусом бегал факел, узнать не представлялось возможным. Только через несколько дней, в ясный полдень, Руслан осмелился выйти из корпуса и посмотреть – издали – на генераторную: из длинной узкой трубы шел сизоватый дым – Руслан не помнил, было так раньше или нет.

За целую неделю он не видел ни единого чужого следа ни снаружи, на снегу, ни внутри здания, на муке. Уже можно было уверять себя, что фигура в леске ему померещилась. Что это мог быть, например, волк. Или просто игра теней. Или игра воображения.

Понемногу осмелев, он решился наконец на методичный осмотр здания. Оказалось, что многие, спешно эвакуируясь, забыли вещи; Руслан нашел несколько перчаток, все разные, штук десять зубных щеток, плюшевого зайца и сумку с мобильным телефоном. Связи все равно не было. Телефон сгодился бы как игровая приставка, но батарейки сели и не нашлось зарядного устройства.

В каптерке отыскалась целая связка валенок: пропахшие нафталином, они сохранились на удивление хорошо. Руслан долго придумывал им применение, но так и не нашел.

Передвигаясь по корпусу, он заглянул в комнату, где принимала его Зоя. Постель была брошена в беспорядке. На низком столике валялся зеленый фломастер. Руслан покрутил его в пальцах и вышел.

Окно одной комнаты на первом этаже было выбито: именно этим путем мертвяк проник в здание в первую же ночь. Снег таял на подоконнике, на полу кисла давняя лужа. Руслан решил заколотить дверь этой комнаты наглухо. В подсобке нашелся молоток с гвоздями, но Руслан долго не мог найти подходящих планок или досок. В поисках материала он забрел в комнату-склад, где ночевал неделю назад на старом диване, и нашел там лыжи.

Не то чтобы он забыл о них. Они всегда оставались где-то на краю его сознания: деревянные беговые лыжи, сделанные лет двадцать назад, если не больше. Это были еще крепкие, когда-то хорошие, совершенно целые лыжи, и Руслан сразу же отказался от мысли заколотить ими дверь.

С нею пришлось повозиться. Руслан намучился, отпиливая ножки от старого стола в бытовке. Хотел отпилить все четыре, но насилу справился с двумя. Крупными гвоздями прибил их к двери параллельно, как рельсы, и понял, что смешнее и хлипче этой конструкции не бывает в мире. Отчаялся – и тут только сообразил, что, раз дверь открывается наружу, ее можно блокировать, приколотив к полу «башмак» вроде того, что кладут под колеса.

Уже темнело. Закончив работу, он вернулся в административное крыло, прихватив с собой лыжи.

Лак, когда-то желтый, почти облез, и синяя надпись на нем не читалась. Зато на острых загнутых носах еще можно было разглядеть изображение земного шара с летящей вокруг искоркой. К лыжам прилагались палки из бамбука, с пластиковыми кольцами и остриями из нержавейки, с ременными петлями для рук. Чем больше Руслан разглядывал находку, тем больше она ему нравилась.

Он примерил ботинки к остаткам креплений. Если сосредоточиться – а, времени все равно полно… Так вот, если хорошенько сосредоточиться, можно соорудить элементарное, детское, но вполне эффективное приспособление. Упор для носков – и тугая резиновая петля, обхватывающая ботинок сзади. Плюс резиновые полоски в том месте, где подошва будет касаться лыжи.

А еще лучше, подумал осененный Руслан, устроить это крепление под валенки. Потому что его ботинки не годятся для перехода через зимний перевал.

Он понял, что сам себе признался в безумном плане. И план этот так ему понравился, что он вскочил и заметался по комнате.

Перевал закрыт, да. Для любого транспорта. Для пешехода. Но почему он закрыт для умелого и хорошо снаряженного лыжника? А?

Он ощутил эйфорию, какой не чувствовал давно. Пусть лыжник движется со средней скоростью десять километров в час. Сколько мы насчитали до перевала? Шестьдесят километров? Мы пройдем это расстояние за шесть часов, а в долину спустимся с ветерком. Ладно: допустим, быстро я могу проходить только относительно ровные участки. Пусть дорога займет вдвое больше времени. Если у меня с собой будут рюкзак, еда, спички, топор – я смогу отдыхать, греться и идти снова.

Он подпрыгнул несколько раз.

А может быть, уже есть первые вести о победе над лихорадкой? А может, его дожидается письмо?! А может…

Он заставил себя успокоиться. Сел за стол, взял листок бумаги и вывел на нем мягким карандашом: «Крепления. Валенки в подсобке. Что взять из еды? Котелок. Сухой спирт. Фонарь. Воды не надо – натоплю снега. Инструменты? Крепления!!!».

***

Под валенки он натянул все носки, какие смог достать. Получилось неожиданно удобно. Сложил в рюкзак те консервные банки, которые можно открывать замерзшими руками на морозе. Из трофеев, найденных в корпусе, подобрал себе две варежки: одну зеленую, другую белую.

Адреналин не давал сидеть на месте. Наконец-то – наконец! – он был занят чем-то полезным.

Площадка перед корпусом отлично подходила для тренировок. Погода стояла, как на заказ: ясно, солнечно, безветренно. Руслан надел лыжи под крыльцом и двинулся по снежной целине, то и дело оглядываясь на генераторную.

Мертвяки плохо ходят в глубоком снегу. Если что, Руслан домчится до крыльца в пять раз быстрее.

Он проложил лыжню – довольно-таки безалаберную, неровную. Потом приспособился, и лыжня заблестела под солнцем. Изо рта вырывался пар. Руслан устал быстрее, чем думал, и скорость по ровному пространству была все-таки меньше десята километров в час. Но это ведь всего лишь первая тренировка.

На другой день он проснулся с болью во всех мышцах. Уже очень давно на его долю не выпадало физических упражнений. Он встал, шипя сквозь зубы, и после обязательных ритуалов – не ждет ли кто в коридоре, нет ли следов на муке – принял горячий душ. Оделся, взял лыжи и, неуклюже переваливаясь в валенках, пошел заново полировать лыжню.

Через пару дней он почти освоился. Он даже съехал с небольшой горки прямо перед корпусом, и свист ветра в ушах привел его в восторг. Правда, в самом конце блистательного спуска он потерял равновесие и упал. Это отрезвило его: лыжи деревянные, тонкие. Нельзя рисковать.

Но и медлить нельзя. Опять начнутся снегопады и ветры – что тогда?

Весь поход был продуман, казалось, до мелочей. На другой день, едва дождавшись рассвета, Руслан взял на плечи рюкзак и вышел до дороге – вслед автобусам.

Сперва, метров пятьсот, шел по лыжне, проложенной накануне. Потом началась целина. Тонкие лыжи проваливались в снег, сил на движение уходило очень много, но Руслан тем не менее продвигался вперед довольно бодро.

На повороте остановился, чтобы глянуть на корпус. Зияло выбитое окно на первом этаже. Горели два фонаря у крыльца, которые он напоследок не стал выключать.

***

Они поехали в Канаду на какой-то любительский кинофестиваль, где были членами жюри. Уже началась лихорадка. Но никто не принимал ее всерьез.

Руслан остался дома один – на неделю. Ему нравилось время от времени оставаться одному. Мама с пяти лет в шутку звала его «хозяином».

Потом они позвонили и сказали, что задержатся еще на несколько дней: дурацкая паника из-за дурацкой лихорадки.

Потом их самолет все-таки вылетел. За те двенадцать часов, что он был в полете, на земле и в воздухе случилось множество событий.

Летальность болезни официально признали составляющей сорок процентов (потом она еще повысилась).

Встали из гробов первые мертвяки.

И на борту выявили трех заболевших.

Самолет отказались принимать во Франкфурте, Дозаправили в Цюрихе, но тоже отказались принимать. Несчастный борт мотался, пытаясь высадить пассажиров, и вернулся в конце концов в Канаду. Но приняли его только в Мексике и сразу же заперли в карантин. Оттуда родители еще несколько раз дозванивались. Оба были здоровы… или говорили, что здоровы.

Через несколько недель прервалась связь.

Узкие лыжи проваливались в снег. Они были созданы для твердой лыжни, для забегов в парке или на заснеженном школьном стадионе. Здесь, в горах, уместнее были бы широкие туристские лыжи, чтобы идти по целине.

Дорога свернула опять. Непуганая белка, будто штопор, вилась вокруг соснового ствола. Руслан остановился: белок было две… нет, три. Распушив хвосты, они вертели свою карусель, не обращая на путника внимания. Одна свалилась в снег, взметнула белый фонтанчик, нырнула, прорыв туннель, и снова вскочила на сосну. Руслан использовал минутку, чтобы перевести дыхание. Спина у него взмокла, и колени подрагивали.

Он помнил, как родители в последний раз садились в такси. Как мама забыла берет и кричала, чтобы Руслан бросил его в форточку. Она хохотала, это было очень смешно – погоня за летящим беретом, который так и норовил приземлиться на верхушку липы. Потом они помахали руками и перезвонили из аэропорта, что нормально добрались, прошли уже паспортный контроль и ждут посадки…

Квартира теперь стоит запертая, опечатанная. А кактус на подоконнике живет. Кактусы можно не поливать месяцами.

Руслан попал в категорию «несовершеннолетних, лишенных опеки в результате карантинных мероприятий». Его должны были отправить в детский карантин, но родители успели перевести деньги на счет фонда «Здоровые дети». Так он угодил под программу «Будущее человечества». Его надлежало сохранить, хотя бы и насильно.

Каждый день сообщали, что изобретено лекарство от лихорадки. Каждый день предыдущая информация оказывалась ложью. Единственный проверенный способ – изоляция; во всем мире вдруг стали популярны глухие углы, таежные поселки, горные хижины, заброшенные в океане острова…

Белки стряхнули снег с большой ветки и пропали. Руслан заставил себя двинуться дальше – пришлось совершить усилие. За несколько минут ноги застоялись, а к лыжам прилипли комья.

Он медленно поднимался в гору. Слева тянулся обрыв, справа – каменная стена, ощетинившаяся голыми, подрагивающими прутиками. Руслан шел уже два с половиной часа, но не мог сосчитать, сколько пройдено километров.

На резком повороте установлено было зеркало, выпуклое, как линза. Руслан увидел в зеркале себя – искаженную фигуру, паучка на лыжах. Он состроил рожу, как в комнате кривых зеркал, но смешно не получилось.

Дорога снова повернула. Он прошел несколько шагов и остановился.

Отсюда открывалась панорама, за право нарисовать которую передралась бы тысяча художников. Две тысячи фотографов ползали бы в снегу, выискивая ракурс, ловя свет: обрывы и пропасти. Снежные барельефы, скульптуры, картины. Путь, вьющийся спиралью, как лестница в старом здании. Какой-то дорожный знак – треугольный, с неразборчивой картинкой – покосился, лег над пропастью почти горизонтально под напором снежного потока. Огромная масса снега, в которой кое-где угадывались вырванные с корнем сосенки, перегородила дорогу. Руслан вспомнил глухое ворчание, доносившееся до его ушей сквозь ночь, снегопад и плотно закрытые окна корпуса.

Он посмотрел вверх.

Тонна снега висела над его головой, тонна ленивого слежавшегося снега. Или десять тонн. Или пятнадцать. Снежное чудище, навалившись на узкий каменный бордюр, глядело вниз, на остатки дороги, на крохотную фигурку лыжника. Сорвался камушек и покатился вниз. Утонул в сугробе в полуметре от носка правой лыжи Руслана.

На остром деревянном носке, торчащем из снега, был нарисован земной шар с вертящейся вокруг искоркой – спутником.

Он попятился. Потом торопливо развернулся. Над головой прошелся ветер. Руслан заспешил назад, по своим следам, похожим больше на глубокую колею, нежели на лыжню. Упал. Лыжа затрещала. Руслан встал, не отряхиваясь, подхватил палки и побежал, хлопая пятками о лыжи, вниз, за поворот. Мимо зеркала. Мимо рощицы с белками. Мимо…

Уже стемнело, когда он, едва двигаясь, вышел к корпусу. Ярко горели, приветствуя его, два фонаря. Руслан покачнулся, готовый упасть и замерзнуть здесь, не доходя до здания каких-нибудь пятисот метров…

Там, у перевала, глухо хлопнуло. Загудела земля, порыв ветра накрыл его снегом, Руслан неуклюже грохнулся в снег – и наконец-то сломал правую лыжу.

***

Он принял горячий душ, но тут же снова замерз. Лег под три одеяла. В кабинете начальника было жарко, Руслан пил горячий чай из стакана и чувствовал, как зубы бьются о стекло.

Заснуть не удавалось. В полночь он пробрался в медблок и притащил оттуда аптечку первой помощи. Нашел термометр. С головой ушел под одеяла.

Тридцать девять и девять. Вот дрянь, подумал Руслан. Я простудился.

Стуча зубами, он принялся рыться в аптечке. Она была новая, укомплектованная согласно последним международным требованиям, и ампул было больше, чем таблеток. Руслан растерялся, увидев надписи на упаковках лекарств: вязь, вроде арабская. Пупырышки шрифта Брайля для слепых. Коды с цифрами и латинскими буквами. Ни одной надписи хотя бы по-английски.

– Откуда это? – спросил он сам себя.

Аптечка была маркирована ярко-желтой лентой с кодом. Кажется, такие комплекты рассылались в развивающиеся страны. Или нет? Руслан беспомощно разглядывал таблетки, не умея найти среди них хотя бы аспирин.

– Погоди…

Он встал. Накинул на плечи одеяло. На дрожащих ногах прошел через комнату и взял из шкафа свой рюкзак. На дне большого кармана лежали завернутые в цветной полиэтиленовый кулек шесть таблеток парацетамола в упаковке и капсулы от поноса, четыре штуки.

Он взял с собой лекарства, уходя из дома, и чудом пронес через все кордоны и досмотры. Наверное, потому что большой карман рюкзака был с секретом: несведущая рука, шаря в нем, не могла ничего нащупать. Надо было знать о дополнительном клапане и уметь его открыть. Правда, спустя месяцы неприкосновенный запас слегка подрастрясся, особенно это касалось средства от поноса…

Он проглотил таблетку парацетамола. Хотел сэкономить, взять полтаблетки, но в последний момент рассудил, что в его положении экономить незачем. Пусть температура упадет. Завтра, возможно, она поднимется совсем чуть-чуть, а послезавтра и вовсе не поднимется. Ничего страшного: поболеем немного.

Он влез в постель, скорчился под одеялами и уснул.

***

Весь следующий день он провел в постели. Сил не было дойти даже до туалета. Выручал ночной горшок из медблока.

Температура, слегка снизившись утром, к полудню поднялась опять. Руслан глотал таблетки парацетамола, эффект был коротким и раз от разу все слабее. И начал болеть живот.

Стемнело. Снаружи выл ветер. В горах, наверное, обвал следовал за обвалом; Руслан бредил вполглаза. Ему казалось, что он идет на лыжах вперед и вперед, перевал уже близко.

Он выключил свет, оставил только ночную лампу. Яркий свет заставлял глаза слезиться.

Поздно вечером зазвонил телефон. От его звука резко заболел затылок.

Звонок. Звонок. Звонок. Руслан накрыл голову подушкой.

Звонок. Это замыкание в аппарате. Сейчас закончится. Надо переждать.

Звонки прекратились. Руслан вздохнул с благодарностью и вытянулся на диване. Тянула и болела каждая мышца.

Что-то треснуло в коридоре. Он содрогнулся и сел. В коридоре, за дверью, явно слышался звук, которого не было раньше.

Динамики. Во всем здании динамики. Руслан еще мечтал запустить по ним музыку…

– Мальчик, – без выражения сказал глухой слабый голос. – Возьми трубку.

Динамики пошелестели и умолкли. И почти сразу, снова зазвонил телефон.

Звонок. Звонок.

Я, наверное, брежу, сказал себе Руслан. Потянулся с дивана. За провод подтащил к себе телефон. Старый пластмассовый аппарат. Трубка на витом шнуре. Антиквариат.

Трубка показалась очень холодной. Внутри не было ни гудка, ни дыхания.

– Что. С тобой. Случилось?

Руслан не мог сказать, что не так с этим голосом. Наверное, все дело в дыхании. И не очень подвижном речевом аппарате. Но онемевшие губы и неуклюжий язык бывают и у живых. А вот говорить не дыша – это уже эквилибристика.

– Что с тобой случилось? – снова повторил чужой голос.

– Ничего, – сказал Руслан.

Нечего признаваться чудовищу в своих слабостях.

– У тебя хриплый голос. Ты весь день не выходил из комнаты. Ты заболел?

Руслан молчал.

– Температура есть?

Руслан выпустил трубку, и она повисла на шнуре. Голос продолжал звучать – тоньше, тише, но различимый:

– Какая?

– Сорок и пять, – сказал Руслан.

– У тебя аптечка, – после короткой паузы отозвался голос.

– Я ничего не могу понять, – безнадежно признался Руслан. – Тут по-арабски написано… и коды.

– Что на ящике? Какого цвета маркировка?

– Желтая.

– Найди ампулы с кодом три-девяносто семь-Ди.

Чужой голос говорил с уверенностью, которая могла бы напугать, если бы Руслан еще сохранил способность бояться. Преодолевая головокружение, он опять потянулся к ящику. Картонная упаковка нашлась почти на самом дне.

– Здесь не ампулы. Здесь стеклянные баночки с крышками.

– Тем лучше. Сломай жестяной защитный колпачок. Возьми шприц на два кубика. Надень иглу. Проткни резиновую крышку. Набери два кубика…

– Я не умею делать уколы, – признался Руслан и содрогнулся.

– Внутримышечно. Элементарно, – сухо отозвался голос. – Когда наберешь лекарство, поменяй иглу. Ты делаешь?

– Да.

– Надави на поршень, чтобы наверняка выпустить воздух. Коли в бедро. Место укола продезинфицируй спиртом.

– Водка подойдет?

– У тебя что, там водка? – после паузы спросил голос.

– Да.

– Можно водкой. Хотя в аптечке должен быть пузырек со спиртом. Ты делаешь?

– Я не умею. – У Руслана кружилась голова. – Может, здесь есть таблетки?

– Это элементарно. Захвати одной рукой кожу, другой резким движением втыкай иглу.

– Я не могу…

– Тогда я приду и помогу тебе, – в голосе прорвалось нечто, похожее на раздражение. – Ты этого хочешь?

– Нет!

– Тогда делай.

***

Ночью с него сошло семь потов. Он кое-как стянул с себя мокрый насквозь свитер, футболку и спортивные штаны. Каждое движение давалось с трудом, приходилось долго отдыхать.

Потом он заснул как убитый. Его разбудили короткие гудки – трубка висела на шнуре, пунктирно пищала, динамик работал очень громко, оглушительно.

Руслан ухитрился взгромоздить ее на телефон. Это усилие показалось ему сравнимым с покорением Эвереста.

Телефон зазвонил опять, когда солнце снаружи село, а Руслан кое-как налил себе в стакан горячей воды из чайника.

– Как? – без приветствий спросил чужой голос.

– Вчера упала, – сказал Руслан. – Сегодня… Вроде опять поднимается.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я не могу встать, – признался он. – Ну, могу, наверное. Но только трудно.

– Живот болит?

– Нет.

– Значит, так, – помолчав, сказал голос. – Мне нужна твоя кровь на анализ.

– Зачем? – напрягаясь, спросил Руслан.

– Чтобы знать, что у тебя.

– Простуда.

– А если воспаление легких?

– Вы врач? – тихо спросил Руслан.

– Был, – коротко сообщила трубка. – Теперь слушай меня и делай, что я скажу.

***

Сперва он вколол себе жаропонижающее. Прошло хуже, чем вчера. Получился синяк.

Потом затянул руку жгутом поверх локтя. Проступил синий шнурок вены. Большой шприц в руке дрожал, и Руслан никак не мог прицелиться.

– Наркоманы справляются, – сказала трубка, лежащая на полу. – Ты разве глупее наркомана?

Руслан закусил губу – и воткнул иголку. Рука непроизвольно дернулась.

– Я промахнулся.

– Снайпер, – сказала трубка. – Робин Гуд. Стреляй еще. Стреляй, пока не попадешь.

Вид крови, заполняющей шприц, не произвел на Руслана особого впечатления. Он закончил, вытащил иглу, перевел дыхание, зажал место укола ватой – и только тогда поплыл, пошатнулся и провалился в неприятную черную воронку внутри головы. -…Эй! Ты как там? Эй!

Он открыл глаза. Шприц лежал на полу в десятке сантиметров от лица. И Руслан лежал на полу, как прикроватный коврик. Трубка пищала гудками. Нетерпеливый голос доносился откуда-то с другой стороны… Из-за двери, понял Руслан.

– Не подходите, – сказал он еле слышно. – У меня… огнемет.

– Ты что, бредишь? Руслан молчал.

– Ты отключился, – сказали за дверью. – Ты валялся тридцать две минуты. Можешь встать?

– Конечно, – сказал Руслан и не двинулся с места.

– Мне нужно, чтобы ты открыл дверь и положил шприц за порог. Руслан молчал.

– Алло, ты меня слышишь? Ты что, не можешь встать?

– Могу.

– Не бойся, – голос за дверью изменился. – Я отойду подальше. Поднимайся и делай. Потом отдохнешь.

***

Время остановилось.

Он лежал на диване, прикрыв глаза, и успевал мысленно побывать в десятках мест: на перевале, в автобусе, в своей старой квартире, где помнился каждый сучок на дверном косяке, где вечно стучала в стекло ветка липы.

Он открывал глаза, и всякий раз ручные часы, лежащие рядом с диванной подушкой, показывали десять.

Потом он с облегчением понял, что часы остановились. Очень хотелось пить, но не было сил встать и взять чайник.

Потом в коридоре послышались шаги. Очень характерные, неровные, будто идущий ворочал ногами, как тяжелыми колодами, и припадал на каждом шаге: та-там, та-там.

Руслан вспомнил, что не запер дверь. У него хватило силы оставить шприц за порогом, а защелкнуть замок он уже не сумел. Теряя сознание, добрался до кровати и не видел даже, куда девался шприц. Когда в следующий раз посмотрел за порог, шприца не было, будто растаял.

Его первым побуждением было вскочить и захлопнуть дверь перед носом идущего. Он рванулся, но смог лишь чуть приподняться на диване. В глазах резко потемнело.

В полумраке, сдобренном желтыми блуждающими пятнами, дверь медленно открылась. Руслан повалился в постель. Все, что он мог сейчас сделать, это укрыться одеялами с головой.

Шаги остановились.

– У меня для тебя хорошие новости, – сказал от двери глуховатый голос.

Руслан плотнее закутался в одеяла.

– Очень хорошие новости. Ты слышишь? У тебя есть пятьдесят шансов из ста выздороветь!

Врет, подумал Руслан. У меня не может быть лихорадки Эдгара.

– И еще: я тебе не опасен.

Сделалось тихо. Пришелец стоял неподвижно. Руслан задыхался в своей темноте.

– А это тоже хорошо, – добавил пришелец, будто раздумывая. – Ближайшие несколько дней тебе будет трудно голову повернуть, не то что встать.

– Уходите, – прохрипел Руслан.

– Сейчас уйду. Можно, я возьму аптечку? Руслан не ответил.

Тяжелые шаги послышались совсем рядом.

– Желтая маркировка – не самый лучший вариант, но далеко не худший, – голос слышался сейчас в двух шагах, почти над самым ухом у Руслана. – Его начали комплектовать ньюхопом еще в октябре… Ага, вот, – звякнуло стекло. – Нам редкостно повезло с аптечкой. Хочешь есть?

Руслан молчал.

– Скорее всего, нет, – сам себе ответил вошедший. – Но пить тебе необходимо часто и много. Принесу тебе воды и бульон в термосе.

– Не надо.

– Надо, надо… Я принимаю во внимание твои предрассудки относительно ходячих мертвецов – но горшок-то ты мне вынести позволишь? Острое течение лихорадки Эдгара – точно не парк аттракционов. А у тебя острый вариант. Отдыхай.

Неровные шаги удалились. Хлопнула, закрываясь, дверь.

***

Вторую половину дня Руслан не запомнил. День и ночь спутались. Ему было одновременно жарко, холодно, душно; потом вдруг сразу, ни с того ни с сего, сделалось легко и спокойно. Он стоял на бетонном причале и смотрел, как подходит катер, как загорелый парень в тельняшке стоит на борту с канатом в руках, покачивает просоленной канатной петлей и кричит Руслану, чтобы тот отошел от причальной тумбы. Прогибаются огромные покрышки, мягким слоем облепившие причал, борт катера прижимается к ним основательно и в то же время нежно. Пахнет морем и водорослями. Очень легко. Не жарко. Хорошо.

Не хотелось открывать глаза. Было ясно, что моря он не увидит, а увидит комнату. Бывший кабинет бывшего начальника бывшего санатория.

Он промок как мышь. Оба одеяла валялись на полу. Руслан пошевелился; у него появились хоть какие-то силы. Он чувствовал, что может встать.

– Это никакая не лихорадка! – сказал он вслух. Голос вышел чужой, но громкий.

– Это лихорадка, – тускло отозвались от двери. – Ложись. Я рад, что тебе лучше, но ньюхоп действует всего пару часов. Так что ложись и не гарцуй без надобности.

Руслан повернул голову.

Дверь была приоткрыта. Тускло горели лампочки в коридоре. Видно было лицо, закрытое синей хирургической маской и темными очками, черная бейсболка, козырьком надвинутая почти на нос, и рука в резиновой перчатке, уцепившаяся за дверной косяк.

Руслан попятился.

– Я вколол тебе лекарство, – сообщил мертвец. – Заметно, да?

– Я выздоровел? – прошептал Руслан.

– Нет.

– И у меня лихорадка Эдгара?

– Естественно.

– Но… лекарство, это же… у меня повысились шансы?

– Твои шансы ничто не повысит и ничто не понизит, – мертвец не двигался, но марля, закрывающая нижнюю часть лица, шевелилась. – Эта штука всего лишь облегчает течение болезни. Я серьезно говорю: сядь.

Руслан повалился обратно на диван.

– Давай переведем тебя в медблок, – помолчав, предложил мертвец. – Там все есть. Изолятор. Условия. Нормальная кровать. Можно будет менять белье. А садиться сейчас за компьютер тебе все равно нельзя.

– Вы кто? – помолчав, спросил Руслан.

– Ты не видишь?

Руслан перевел дыхание.

– Кто встает после… кто поднимается… они не думают и не говорят.

– Скажем так: девяносто семь процентов ходячих мертвецов в самом деле не думают и не говорят. Как рыбы, которым незачем думать. Они всё знают. – В голосе мертвеца, лишенном обертонов, Руслану померещилась ирония. – А я знаю еще не все.

– Я ведь заразился от вас, – тихо сказал Руслан.

– Идиот, – на этот раз голос прозвучал бесстрастно. – Инкубационный период лихорадки Эдгара – от трех месяцев. Ты привез эту штуку сюда. Возможно, не только ты, но насчет тебя мы знаем определенно. Все, кто был с тобой в одном автобусе, кто находился с тобой в одной комнате, – все уже вступили в игру.

– В игру?

– Лотерея, – пояснил мертвец. – С высокими шансами на выигрыш.

Руслан подумал о Джеке и компании. Потом вспомнил Зою. Крепко зажмурил глаза. Наверное, действовало лекарство: он видел девочку отстраненно. Как будто все, что с ним случилось, произошло двести лет назад.

– Пока ты под кайфом, – продолжал мертвец, – давай, пошли в медблок.

– Если бы я знал… – начал Руслан.

– Только не вздумай ныть. Будущее за людьми с иммунитетом. Не за теми, кто спрятался и не заболел, а за теми, кто переболел, выиграл и остался в живых. Ну, еще за теми, кто встал из гроба с мозгами, – мертвец издал странный звук. – Если бы Всемирная организация здравоохранения вовремя осознала это, не было бы многих трагедий, всех этих карантинов, отвратительных бессмысленных мер… Где твои родители?

Руслан молчал.

– Если бы я обладал достаточной властью, – задумчиво сказал мертвец, – я бы наделил мертвых гражданскими правами. По крайней мере тех, кто может назвать свое имя, дату рождения, смерти и пять животных на «л».

– Почему на «л»?

– Для проверки памяти и сохранности интеллекта, – серьезно отозвался мертвец.

– Лев, лошадь, – Руслан запнулся. – Лемур. А больше я не помню. Мне не дадут гражданских прав?

– Хорошая вещь – этот ньюхоп, – подумав, сказал мертвец. – Не зря его назвали «новой надеждой»… Пошли. Опираться на меня не предлагаю. Я сам едва на ногах стою.

***

У себя на бедре Руслан обнаружил следы от трех уколов: два он сделал сам, и теперь на их месте расплылись синяки. Третий он нашел только потому, что хорошо искал.

Он лежал в изоляторе в настоящей кровати. Здесь были отдельные туалет и душ в двух шагах и стопка чистых простыней с полотенцами.

– Я вспомнил – еще лисица, Четвертый зверь на «л»…

– Поздравляю.

Его собеседник распространял вокруг сильный запах дезинфекции. Руслан подозревал, что резкая химическая вонь служила маскировкой для чего-то другого, но приказал себе не думать об этом. Лекарство было причиной, или действовала болезнь, или просто наступила реакция на долгие дни и ночи, проведенные в пустом корпусе. Руслан говорил много, бессвязно шутил – или ему казалось, что он шутит, – и смеялся надо всем, что попадало в поле зрения.

– А рыбы считаются? Еще лещ…

– Рыба – это рыба… Так что там с твоими родителями?

Руслан запнулся.

– В карантине. Их накрыло… первой волной.