Текст книги "Дьявол (ЛП)"
Автор книги: Эшли Джейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Эшли Джейд
Дьявол
Пожалуйста, обратите внимание на описание карты.
Это ваше единственное предупреждение.
Карта Дьявола
Дьявол (XV) – пятнадцатая карта или старший аркан в традиционных колодах Таро.
Значение:
Дьявол – карта человеческих желаний. Она олицетворяет соблазн материального мира и физических удовольствий. А также жизнь в страхе, господстве и в клетке от избытка роскоши. Предупреждает, что в личных и деловых вопросах следует проявлять осмотрительность.
Влюбленный дьявол:
Дьявол также указывает на сексуальные интересы, такие как бондаж, бисексуальность и фетишизм. В своей самой темной форме Дьявол может олицетворять сексуальное рабство и одержимость.
Он стремится заполучить вас любой ценой.
Изображение:
Карта «Дьявол» изображает дьявола в виде древнего бога-козла Дионисия, сидящего на своем троне и наблюдающего за мужчиной и женщиной, прикованными нагими к подиуму, на котором восседает Дьявол. Любовники – рабы своих желаний, порывов и необузданных страстей. У каждого из них на голове маленькие рожки, похожие на дьявольские, – знак того, что они становятся все более похожими на дьявола, чем дольше находятся здесь. У обоих есть хвосты – еще один символ их звериных наклонностей и грубых инстинктов.
Кажется, что их держат против их воли, но при детальном рассмотрении можно заметить, что цепи на их шеях ослаблены.
Они вольны уйти, когда им заблагорассудится.
Обратите внимание:
Эта книга – прелюдия.
И лучше входить в нее вслепую.
Предупреждение:
В этой истории нет героев.
Только дьяволы
Пролог
Одержимость – вещь необычная. В отличие от других эмоций, она не возникает мгновенно. Она разрастается медленно, как грибок, проникающий в темные уголки вашего разума и заражающий каждую вашу мысль.
Пока внезапно вы не заболеваете. Заражаетесь неизлечимой болезнью.
Объект вашего невроза – все, на чем вы можете сосредоточиться.
Вы проводите каждый момент бодрствования, зациклившись на нем. Задаетесь вопросом, что он делает, о ком он думает.
Вечерами вы представляете его с нынешним любовником. А ночами мечтаете о том, как бы увидеть его снова.
Прикоснуться к нему. Попробовать его на вкус. Чтобы он был в вашей власти... исполняя каждое желание и каждый порыв, пронизывающий вас.
Пока, наконец... вы больше не можете этого выносить. Границы между фантазией и реальностью размываются, и вы начинаете тщательно продумывать стратегические шаги для осуществления вашей встречи.
Оглядываясь назад, могу сказать, что именно в этот момент моя одержимость вышла из-под контроля.
Мне следовало сохранять дистанцию. Но я не смог.
Одиннадцать лет, проведенных вдали от дома, не ослабили мою тягу, лишь усугубили ее. Моя болезнь была слишком глубокой и прогрессировавшей. Моя потребность в нем была слишком сильна, чтобы ее можно было игнорировать или сдерживать.
Поэтому я продолжал планировать. Искал идеальную трещину в его жизни, чтобы проскользнуть незамеченным. Как только она появилась... оставалось только ждать идеального момента, чтобы нанести удар.
Но дело в том, что планы...
Они никогда не осуществляются так, как вы задумываете.
Иногда жизнь подбрасывает тебе невинную, юную, светловолосую... неожиданность.
Глава 1
Иден
– Вы в предвкушении ежегодного бала-маскарада Блэк Хэллоуз, который пройдет в эту субботу? – спрашивает репортер, интервьюер и огромная заноза в моей заднице.
Я стараюсь не закатывать глаза. Эта девица официально заслужила свое место в моем списке дерьма не только за то, что отнесла меня к разряду тупых восемнадцатилетних девчонок, но и не провела собственное исследование.
Я натягиваю на лицо фальшивую улыбку: – Жду не дождусь.
Ложь. Единственное, что меня радует, – просмотр Netflix и поедание сырого теста для печенья, с которыми у меня назначено свидание.
Не обращая внимания на мой ехидный ответ, она протягивает свой iPhone, чтобы записать следующий ответ на вопрос.
– Тебя будет сопровождать кто-то особенный?
Слишком поздно, чтобы замять вопрос. Жуткий румянец уже пробирается от пальцев ног до самой линии волос.
Сучка-репортерша выглядит как кошка, съевшая канарейку.
– Я так и знала. Такие красотки, как ты, никогда не остаются незамеченными, не так ли?
В ее словах есть безошибочный намек на ничтожность, и я без сомнения понимаю, что интервью быстро пойдет под откос.
Возможно, мне следовало бы понять это раньше, учитывая, что она до сих пор не задала мне ни единого вопроса о кампании Каина на пост мэра. Иными словами, о том, ради чего мы вообще затеяли это интервью.
Я оглядываюсь по сторонам, но ее следующий вопрос заставляет меня снова обратить на нее внимание.
– Только между нами, девочками, странно ли иметь отца, который всего на несколько лет старше тебя? – она обмахивается газетой, которую держит в руке. – Господь свидетель, я бы не смогла жить под одной крышей с самым привлекательным холостяком Блэк Хэллоуза и не спать в его постели каждую ночь, – ее взгляд становится расчетливым. – Но, по слухам, романы с мужчинами постарше для тебя не в новинку.
Я вздрагиваю от этого намека. Типичная ошибка новичка.
– Он мой отчим, – набравшись решимости, я расправляю плечи, – и он самый желанный холостяк Блэк Хэллоуза только потому, что моя мать умерла, бессердечная сука.
Она начинает говорить, но я встаю: – Интервью окончено.
– Что здесь происходит? – из другой комнаты раздается глубокий голос, похожий на растопленный шоколад на гравии.
Когда он входит, я встречаюсь с его темными глазами и отказываюсь двигаться, боясь, что мои ноги превратятся в желе, а репортер этого точно не упустит. Слишком поздно... мой самоконтроль ослабевает. Сегодня Каин надел зеленый галстук, подчеркивающий маленькие золотистые вкрапления в его глазах. Милый младенец Иисус. Я в полной заднице.
Перекинув длинные светлые волосы через плечо, я пожимаю плечами и направляюсь к выходу.
– Ничего.
Прикосновение к моему локтю заставляет меня остановиться, и в тот же момент я выпаливаю всю правду: – Эта дура из «Независимой Хроники» пришла сюда, чтобы напомнить мне, что смерть моей матери сделала тебя самым завидным холостяком Блэк Хэллоуза. И поскольку город до сих пор не нашел новую шлюху, на которую можно было бы показывать пальцем, я должна раздвинуть для тебя ноги.
Как хороший политик, который вот-вот столкнется со скандалом, Каин отпускает меня и обращает свой взор на репортершу, выглядящую возмущенной.
– Это абсурд. Она дочь моей покойной жены.
Мое сердце, избитое и израненное, замирает в груди, и я смотрю на репортершу: – Можешь идти в задницу, – затем мой взгляд вновь возвращается к нему, – и ты тоже.
Слабая дрожь восторга пробегает по мне, когда я вижу его раздражение, кипящее под фасадом. Хорошо.
Может, теперь он поймет, что я чувствовала после того случая.
Того, который закончился тем, что он отшвырнул меня, словно я была не более чем грязной тряпкой, а затем вернулся и использовал меня, когда ему было удобно.
Как и все остальные в моей жизни.
Его подбородок подрагивает: – Где Дэвид? Я думал, мы все договорились, что он будет наблюдать за тобой во время интервью.
– Забавно, – я указываю пальцем сначала на себя, затем на него, – мы ни о чем не договаривались. Ты сказал мне, что у меня хотят взять интервью на этой неделе, и попросил не говорить ни с кем без присутствия Дэвида.
– Иден, – выдавливает он, и я проклинаю себя за то, что задаюсь вопросом, будет ли он так же произносить мое имя, если мы закончим то, что начали той ночью. – Где он?
Я широко улыбаюсь: – Я отправила его перекусить, – моя улыбка сходит на нет. – Знаешь, я ведь не гребаный ребенок, которому нужна нянька.
С этими словами я поднимаюсь наверх, в свою спальню.
– Из какой ты газеты, говоришь? Этим же вечером соберешь свои вещи, – бросает Каин. Даже на таком расстоянии его голос воспламеняет все мои нервные окончания. Пока я не слышу следующие слова из его уст: – Ради всего святого, тело моей жены еще даже не остыло. Что за человек приходит в чужой дом и говорит такое дерьмо ребенку, который все еще оплакивает свою мать.
Закрывая за собой дверь, я борюсь с желанием рассмеяться. Моя мать умерла уже больше года назад, и, видит Бог, я ни секунды не скорбела о женщине, которая относилась ко мне не как к дочери, а как к величайшей ошибке своей жизни.
Каин тоже не скорбел.
Несмотря на то, что он в пух и в прах разнес репортершу, любой здравомыслящий человек знает, что их брак был большой дымящейся кучей дерьма.
Когда они поженились, ему было двадцать пять, а ей – тридцать девять, так что я, которой на тот момент было всего четырнадцать, была ближе к его возрасту, чем моя мать.
Когда мать баллотировалась на пост окружного прокурора четыре года назад, ее кампания была посвящена семейным ценностям. Но, учитывая, что у нее не было семьи, кроме дочери, в тот год устроившей грандиозный скандал, ей нужно было найти кого-то, кто заполнил бы эту зияющую дыру. Дыру, которую оставил мой донор спермы на нашем семейном портрете.
Каин Картер, не упускающий хороших возможностей, женился на ней, несмотря на возмущения и сплетни. Скорее всего, его не волновали скандалы, потому что мать знала всех нужных людей. Людей, которые, по иронии судьбы, привели его туда, где он сейчас находится.
Он баллотируется в мэры и, как предполагается, победит. Это официально сделает его самым молодым мэром за всю историю Блэк Хэллоуза.
При условии, что в ближайшие одиннадцать дней не случится никаких скандалов.
Знаю, что он давно этого хотел, но, честно говоря, я испытываю смешанные чувства. Половина моего сердца хочет, чтобы он победил, потому что я знаю, что это ступенька к его настоящей мечте – стать однажды президентом. Но другая половина хочет, чтобы он проиграл, чтобы избавиться хотя бы от одного препятствия между нами.
Но, опять же, если он проиграет, кто знает, что будет со мной. С завтрашнего дня я совершеннолетняя, а значит, он больше не обязан заботиться обо мне.
Вскоре после гибели моей матери в автокатастрофе Каин объявил о своих планах баллотироваться на пост мэра и предложил мне на выбор два варианта. Либо я могу оказаться бездомным подростком на улице, потому что моя дрянь-мать не оставила мне ни цента. Или же я могу остаться с ним, и он позаботится обо мне, если я буду делать все, что он скажет, буду играть роль хорошей маленькой падчерицы и не создавать никаких проблем во время его кампании.
Это был легкий выбор. Я влюбилась в Каина с того момента, как увидела его... несмотря на то, что встретила его, когда находилась на самом дне.
К несчастью для меня, он такой же чопорный, как и все остальные, похоже, ему наплевать на мое состояние в большинстве дней, и он никогда не переступит эту черту.
За исключением той единственной ночи.
Глава 2
Иден
Три недели назад
– Не знал, что ты здесь.
Я вздрагиваю от звука его голоса, хоть и слышала, что открылась входная дверь, и последовали его шаги.
Нащупав пульт, я ставлю на паузу шоу, на которое едва обращала внимание, и смотрю на него.
Свет от телевизора освещает его высокую подтянутую фигуру, когда он опирается на входную дверь, и я сдерживаю дрожь.
Если бы он не был так увлечен политикой, я уверена, он мог бы сделать успешную карьеру модели. Он интригующе сочетает в себе грубость и мальчишескую привлекательность. Светло-каштановые волосы подстрижены в деловом стиле. Большие карие глаза, полные решимости, как будто он всегда стремится к следующей большой цели. А в самом центре его подбородка, который чаще всего сжимается в раздражении, есть самая сексуальная ямочка.
Однако моя любимая часть Каина – его губы. У него такие губы, ради которых женщины со всего мира ложатся под нож. Они полные и чувственные, слегка приподнятые в уголках, из-за этого кажется, что он вечно ухмыляется, словно знает, как сильно я хочу его поцеловать.
– Сейчас вечер субботы, разве ты не должна проводить время со своими друзьями?
Я внутренне вздрагиваю, но не от его холодного тона или легкой грубости, исходящей из-за алкоголя, который он, должно быть, употребил, а из-за того, что он прекрасно знает, что у меня не так уж много друзей. Точнее их нет.
Я практически изгой в городе, благодаря инциденту, произошедшему, когда мне было четырнадцать, из-за которого моя мать забрала меня из обычной школы и перевела на домашнее обучение.
Даже сейчас чувство неловкости настолько острое, что у меня перехватывает дыхание. Я никогда не хотела, чтобы кто-то узнал о письмах, которые я писала своему учителю, мистеру Делэйни, в седьмом классе.
С самого детства я больше общалась с взрослыми, чем с ровесниками. Мистер Делэйни, похоже, это понимал, и у нас завязалась дружба.
Однако мои личные мысли о нем никогда не должны были увидеть свет. Эти письма предназначались только для моих глаз.
К сожалению, когда Триша Розенберг нашла их... они стали достоянием общественности. Учитывая мой экспрессивный язык и графические подробности всего, что я хотела, чтобы он со мной сделал... половина людей в городе считала его каким-то растлителем малолетних.
Другая половина считала меня подростковой Лолитой... пытающейся разрушить жизнь хорошему человеку, семьянину, потому что сама я была из неполной семьи и имела проблемы с отцом.
Стоит ли говорить, что моя жизнь быстро превратилась в ад. Надо мной издевались сверстники и словесно оскорбляли взрослые, которые должны были меня защищать.
Моя мать – уже известный адвокат – поначалу играла на опережение, утверждая, что ее маленькой дочерью воспользовались. Хотя я много раз пыталась убедить ее, что между нами ничего не было и это всего лишь мои глупые фантазии.
Однако все стало только хуже, я совершила ошибку, встретившись с мистером Делэйни ночью, чтобы извиниться за все те неприятности, которые я ему причинила. Но появилась его жена, и, мягко сказано, дерьмо попало на вентилятор.
После этого моя жизнь превратилась в один сплошной пиздец, но на протяжении всего этого скандала я пыталась доказать невиновность, и свою, и мистера Делэйни. Хотя мне не стоило этого делать, потому что мистер Делэйни – как и все остальные мужчины в моей жизни – отвернулся от меня. В итоге он рассказывал всем, кто его слушал, что я психически больная, одержимая и шантажирующая его, потому что злилась, что он отверг мои ухаживания.
Поскольку из-за писем я действительно не могла оспорить свою увлеченность им, город отвел душу, играя в судей, присяжных и палачей. Особенно после того, как выяснилось, что мистер Делэйни был связан с каким-то важным политиком, которым все восхищались.
Моей матери ничего не оставалось, как спасать лицо и карьеру, она заявила, что у ее дочери-подростка серьезные психологические проблемы, и что она решила поступить правильно и отправить меня подальше, чтобы я могла получить надлежащее лечение.
С тех пор я застряла в этом доме. В плену слухов, неправильного выбора, эгоистичной матери и моего своеобразного разума.
Лишь недавно я снова начала общаться с людьми за пределами дома, отчасти благодаря помощи Каина и моего психотерапевта Дэвида.
В большинстве дней я все еще не могу выйти на улицу – даже до почтового ящика, – потому что мои тревога и страх не позволяют. Но, по крайней мере, я наконец-то могу вести беседы с теми, кто приходит сюда.
Ирония судьбы. Большинство девушек моего возраста не могут дождаться свободы, чтобы исследовать вселенную на собственных условиях. А я хочу лишь одного – навсегда остаться в этих четырех стенах... потому что не понаслышке знаю, каким жестоким может быть внешний мир.
– О, это верно, – размышляет Каин, возвращая меня в реальность. – Ты не очень-то любишь общаться с людьми. Правда, принцесса?
– Бурная ночь? – бросаю ему в ответ, потому что ненавижу, когда он намеренно провоцирует меня. Уверена, что и ему это не слишком нравится.
И все же мы исполняли этот танец столько раз, что я уже сбилась со счета. Может быть, мы втайне обижаемся друг на друга, потому что в глубине души оба хотим того, чего никогда не сможем получить. Может быть, эти насмешки и подколы, которые мы бросаем друг другу, – наш больной способ держать в узде свои настоящие чувства, поскольку знаем, что никогда не сможем их раскрыть.
А может быть... я просто выдаю желаемое за действительное и фантазирую, как это было с мистером Делэйни годы назад, и Каин не может дождаться моего следующего дня рождения, чтобы избавиться от меня навсегда.
Видит Бог, его поведение в последнее время заставляет думать именно так. А это значит, что мне нужно вести себя как можно лучше, потому что я уверена, что умру, если он меня выгонит. Не только потому, что я буду разбита горем, но и потому, что у меня нет ничего, чтобы выжить самой. Я едва могу пройти по подъездной дорожке, не вспотев и не испытав приступа паники.
Стянув галстук с шеи, он издает протяжный вздох: – Можно и так сказать.
Я сижу прямо, пока он идет к дивану, следя за каждым его движением.
– Хочешь поговорить об этом?
Он издает мрачный насмешливый звук: – Я в порядке.
Заправив прядь волос за ухо, я оглядываюсь по сторонам, не зная, что сделать или сказать.
– Я заставляю тебя волноваться? – насмешка в его голосе сменяется искренним беспокойством. – Хочешь, чтобы я ушел?
– Да и нет.
Он приподнимает бровь, и его лицо озаряется весельем: – Это действительно проясняет ситуацию.
Я смеюсь, и мое тело немного расслабляется.
– Да, ты заставляешь меня волноваться, – он поворачивается, чтобы уйти, и я быстро добавляю: – Но я не хочу, чтобы ты уходил, – я указываю на журнальный столик, – попкорн подгорел, газировка теплая, но все еще съедобно.
Он по-мальчишески ухмыляется, присаживаясь на пуфик, на котором лежат мои ноги. Странно, что он выбрал место ближе ко мне, ведь обычно он делает все наоборот. Еще дюйм или около того, и мы действительно соприкоснемся.
Я чувствую себя глупо, когда он засовывает руку в чашу с попкорном, и понимаю, что он занял место ближайшее к закускам... а не ко мне.
Он кривится: – Это ужасно.
Я пожимаю плечами: – Эй, я тебя предупреждала, – оттолкнув чашку, он достает банку газировки и делает большой глоток.
– Вполне справедливо. Но зачем тебе вообще есть подгоревший попкорн? Почему бы не выбросить его и не сделать новый?
Я ковыряю торчащую нитку на футболке.
– Ну, если бы я выбросила его, мои время и усилия пропали бы даром. А если бы я приготовила новую порцию, мне пришлось бы пройти через весь этот монотонный процесс ожидания и вслушивания, когда зерна лопнут... в чем я сегодня уже облажалась, – я грызу ноготь большого пальца. – Две вещи, которые я ненавижу, – это тратить свое время и делать что-то заново, потому что я не сделала это правильно с самого начала.
Он проводит рукой по подбородку, выглядя озадаченным, но не говорит ни слова.
– Что? – спрашиваю я, спустя мгновение.
– Ничего, – когда я бросаю на него взгляд, он говорит: – Мы очень похожи, вот и все, – еще один долгий вздох, – мне тоже не нравится мысль о том, чтобы тратить время впустую или начинать все сначала.
– Наверное, поэтому ты так переживаешь из-за выборов, – я зажимаю рот рукой, когда понимаю, что сказала это вслух, – прости.
– Не стоит, – его рука случайно задевает мою ногу, и у меня перехватывает дыхание, – одни из моих любимых качеств в тебе – твои прямолинейность и честность.
Мои губы дергаются: – Вау, вы только посмотрите на это – политик, который восхищается честностью.
От гула в его груди мое сердце взлетает ввысь, чтобы через секунду нырнуть прямо в желудок, когда он игриво хватает меня за ногу и сжимает ее.
– Умная задница.
Я сглатываю комок нервов, застрявший в горле, когда он кладет мою ногу себе на колени и смотрит на меня: – Дэвид говорит, что ты делаешь успехи.
Я киваю. Ненавижу, когда он говорит о моей терапии. Это лишь напоминает мне о том, как я испорчена и что у нас практически нет шансов быть вместе.
Также это напоминает, что наше время подходит к концу. Я не идиотка. Я знаю, что Каин настоял на моей интенсивной терапии, чтобы я справилась с агорафобией (прим. Пер.: Расстройство психики, в рамках которого появляется страх скопления людей, которые могут потребовать неожиданных действий; бессознательный страх, испытываемый при прохождении без провожатых по большой площади или безлюдной улице) и другими проблемами после смерти матери, только потому, что хочет, чтобы я исчезла из его жизни, когда мне исполнится восемнадцать.
Не могу сказать, что я его виню. Кто в здравом уме захочет продолжать заботиться о головной боли, которую он не создавал? Каин уже сделал для меня больше, чем моя биологическая мать.
И хотя я не думаю, что когда-нибудь смогу выйти на улицу, не беспокоясь о том, что люди будут сплетничать и говорить ужасные вещи за моей спиной... у меня наконец-то появилась надежда, что однажды я стану нормальной.
Но это не отменяет того факта, что я до ужаса боюсь, что Каин скоро выпустит меня на свободу. Неважно, насколько он заслуживает того, чтобы жить своей собственной жизнью.
– Что случилось?
– Ничего, – он бросает на меня тот взгляд, которым я одаривала его ранее, и я уступаю, – через три недели мне будет восемнадцать.
Его адамово яблоко подрагивает: – Я знаю, – прищуренное выражение лица говорит о том, что он тоже размышляет об этом.
У меня сводит живот, и я практически слышу тиканье часов.
– Кажется, меня сейчас стошнит.
Я собираюсь встать, но он кладет мою вторую ногу себе на колени и упирается предплечьем в мои лодыжки, пригвождая меня к месту.
– Что с тобой происходит? – я открываю рот, но он рычит: – Не говори, что ничего.
Слезы застилают мне глаза. Я понятия не имею, как сказать это, чтобы не выглядеть отчаянной сумасшедшей, но мне так страшно, что я решаю рискнуть.
– Я еще не готова уехать. Мне нужно больше времени, – я встречаюсь с ним взглядом, – я знаю, что прошу многого. Я знаю, что это нечестно по отношению к тебе. Я знаю, что от меня остались объедки...
– Объедки? – он смотрит на меня так, будто у меня выросла еще одна голова, – Иден, о чем, черт возьми, ты говоришь?
– Разве ты не выгонишь меня, когда мне исполнится восемнадцать?
– Нет.
Я смотрю на него скептически: – Ты уверен?
Он усмехается: – Я чертовски уверен.
Я складываю руки на груди: – О, – половина меня чувствует себя дурой... а другая половина благодарна за то, что ничего не изменится. – Спасибо.
– Не совсем понимаю, за что ты меня благодаришь, но не за что, – он качает головой. – Наверное, я должен позволить тебе вернуться к тому, чем ты занималась.
Он начинает вставать, но тут мое внимание привлекает след красной помады на воротнике его рубашки, и у меня внутри все вздрагивает.
– Где ты был этим вечером?
Я не дура, я знаю, что у Каина был секс после смерти моей мамы. Черт, я почти уверена, что он занимался сексом с другими женщинами и до ее смерти, учитывая, что между ними не было абсолютно никакой химии.
Просто я никогда раньше не видела подтверждения этому.
– Не думаю, что это твое дело.
Он прав, не мое дело... но моему сердцу не прикажешь. Мне было достаточно того, что я была свидетелем его отношений с матерью, но я не могу смириться с мыслью, что у него есть кто-то еще.
Будь моя воля, я бы стала его маленьким грязным секретом, который он каждую ночь уносит в свою постель, а не любящей его падчерицей. Будь моя воля, я бы стала той, кто удовлетворяет все его желания и потребности, чтобы он не искал никого на стороне. Будь моя воля, Каин бы испытывал ко мне хотя бы часть того, что чувствую к нему я.
Но Каин никогда не рассматривал меня в таком свете, и, думаю, никогда не будет.
Его мораль и этика не позволят ему.
Только если я не сделаю что-то, что хоть немного встряхнет его.
Откинувшись на подушку, я снова кладу ноги ему на колени, намеренно потягиваясь, чтобы футболка еще больше облегала мои стройные изгибы.
– Да ладно, Каин. Я думала, мы друзья.
Если он и замечает провокационный тон моего голоса, то никак не комментирует это. Как обычно, он молчит. Челюсть сжата. Взгляд напряжен. Но он не уходит... значит, какой-то его части нравится находиться рядом со мной.
– Ты давно с ней встречаешься?
Он смотрит на меня: – Я не буду говорить об этом с тобой.
– Почему? – жеманно спрашиваю я. – Я имею в виду, что теперь я практически совершеннолетняя. Конечно, мы можем поговорить по-взрослому... верно? – его глаза следят за пальцем, которым я провожу по своей груди.
– Я не собираюсь обсуждать свою сексуальную жизнь с дочерью.
– Мы оба знаем, что я не твоя дочь, Каин.
Мои соски пульсируют, когда его взгляд останавливается на моих голых ногах.
– Нет, это не так, – мучение читается в его глазах, – но это неправильно.
Мое сердце практически вырывается из груди. Он впервые смотрит на меня так, и если я правильно разыграю свои карты... это будет не в последний раз.
Медленно я скольжу ногой по его бедру.
– Неправильно? Мы же друзья. Друзья говорят о сексе.
Он фыркает: – Я не буду говорить о сексе с той, у кого еще даже не было первого поцелуя.
Я не знаю, быть ли мне польщенной тем, что он считает меня такой целомудренной, или обидеться.
– Меня уже целовали.
– Когда? – его глаза сужаются, – ты сказала мне, что с тем извращенцем ничего не было...
– Не с ним.
– Тогда с кем? – нотки ревности в его тоне заставляют меня взвизгнуть. Я прикусываю губу и слегка шевелю пальцами ног, проверяя, не касаются ли они выпуклости в его штанах, которая с каждой секундой становится все больше.
– Я расскажу тебе, если и ты откроешься мне.
– Нет, – он проводит подушечкой большого пальца по моей стопе, и я вздрагиваю, – ты первая.
– Хорошо. Мой первый поцелуй был с девушкой, с которой я раньше тусовалась.
Он смотрит на меня скептически: – Как ее звали?
– Виола Цезарио, – я закидываю одну руку под голову – намеренное движение, из-за которого моя футболка приподнимается, обнажая белые хлопковые трусики. – Я ходила к ней домой после школы, и однажды, когда мы делали домашнее задание по математике, она спросила, можно ли меня поцеловать, чтобы узнать, каково это, – я делаю неторопливый вдох, и его взгляд падает на мою грудь. – Я немного нервничала, но она была так нежна со мной, – облизываю нижнюю губу. – Я до сих пор помню, что ее рот был на вкус как жвачка, – я одариваю его язвительной улыбкой. – Мы целовались так долго, что я думала, наши губы отвалятся. Если бы не ее старший брат, ворвавшийся к нам, это бы и произошло.
Его горло сжимается при глотании: – Что он сказал, когда застал вас?
Моя улыбка становится шире: – Он попросил нас повторить, – на этот раз я бесцеремонно провожу ногой по его уже вставшему члену, – но у него была одна особенная просьба.
Каин издает горловой звук: – Что это было?
Я провожу пальцами по своему телу, останавливаясь, когда дохожу до пояса нижнего белья.
– Он попросил ее поцеловать меня здесь.
Ногами я ощущаю пульсацию его члена.
– И что ты ответила?
Я лениво кружу пальцами по ткани, приближаясь к своему клитору.
– А ты что думаешь? – его взгляд устремляется к влажному пятнышку под моими пальцами.
– Я думаю, ты девушка, которую легко развратить всеми плохими вещами в жизни.
Я просовываю два пальца в трусики и размазываю ими влагу.
– Это очень мило, что ты считаешь меня такой невинной.
Его лицо кривится от болезненного вожделения, и я понимаю, что попала точно в цель.
– Потому что ты такая.
Убирая руку, я поднимаю свои блестящие пальцы: – Ну, если я ангел, то кто же тогда ты?
– Прямо сейчас? – он наклоняется, его рот находится в сантиметре от влажности, которой я его дразню. – Дьявол, – он втягивает мои пальцы в рот и стонет, – потому что одного твоего вкуса будет недостаточно.
Бабочки трепещут в животе, но порочная волна возбуждения прогоняет их, когда он начинает гладить меня через нижнее белье.
– Расскажи мне, что было дальше.
Мне приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не очередная моя фантазия, и все происходит на самом деле.
– Она сказала, что не знает, что делать... поэтому ее брат... он...
– Что он? – костяшки его пальцев, касаются моего клитора, и я задыхаюсь.
– Он предложил показать ей.
– Блядь, – он сжимает свой член через брюки, – они одновременно попробовали на вкус твою хорошенькую киску?
– Да, – я так возбуждена, что едва могу дышать, – это было так приятно.
– Не сомневаюсь, – меня пробирает дрожь, когда он сдвигает мои трусики в сторону, проводит пальцем по набухшим складочкам и вставляет его внутрь. – Боже, ты такая тугая, – хлюпающие звуки заполняют комнату, когда он двигается внутри меня, а я прижимаюсь сильнее. – Такая чертовски тугая.
С ворчанием он опускается на колени.
– Раздвинь ноги.
Как только я это делаю, он зарывается лицом между моих бедер и начинает лизать меня как наркоман, который поглощает свою очередную порцию.
– Они целовали тебя вот так? – ворчит он в перерывах между долгими облизываниями, от которых у меня дрожат ноги.
Я начинаю говорить, но звук молнии его брюк прерывает меня. Жар поднимается по моим щекам, когда я смотрю вниз на его член. Он толстый и покрытый венами, блестящая розовая головка дразнит его пупок. Это безумие – наконец-то увидеть то, о чем я фантазировала годами.
Еще один палец входит в меня, растягивая меня так сильно, на грани боли.
– Ты не ответила на вопрос.
– Да, – стону я, он лениво целует мои складочки, вознаграждая меня. Мои ногти впиваются в его плечи, когда его поцелуи становятся неистовыми, а язык задевает все нужные места. – Пожалуйста, не останавливайся.
Он втягивает мой клитор в рот, и я прижимаюсь к нему, желая большего.
– Вот так, – хрипит он, начиная трахать меня пальцами, – будь хорошей девочкой и кончи мне на лицо.
Губами он надавливает на клитор, давление между ног нарастает, и я взрываюсь: – О, Боже!
Каин не сводит с меня глаз, когда поглощает мой оргазм, я хнычу и извиваюсь, выкрикивая его имя так, будто это последнее слово, которое я когда-либо произнесу.
Я лежу, затаив дыхание, витая так высоко, что не уверена, что когда-нибудь вернусь на землю. Я знала, что с Каином будет хорошо, но реальность превзошла все мои ожидания.
Ухмыльнувшись, он вынимает пальцы из моей киски, размазывает влагу по своему члену и медленно надрачивает его.
Затем он встает, его стояк прямо передо мной, предоставляет мне привилегированное место в первом ряду на этом шоу. Я замираю, и могу лишь завороженно смотреть, как на его кончике образуется жемчужная капля.
Любопытствуя, я высовываю язык, чтобы попробовать ее на вкус, и он стонет, быстро проводя рукой вверх-вниз по своему стволу.
– Открой.
Когда я это делаю, он наматывает мои волосы на кулак и делает толчок, вгоняя свой член так глубоко в мое горло, что я задыхаюсь.
– Глотай.
Это единственное предупреждение, которое я получаю, прежде чем его тело напрягается, и его сперма заполняет мой рот. Ее так много, что она стекает по моему подбородку, но я стараюсь проглотить каждую каплю.
