Текст книги "Смертельно безмолвна (СИ)"

Автор книги: Эшли Дьюал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Вот именно.

– Как и не касается то, что Блэк прямо сейчас держит за руку Чендлера.

– Ну, она... Что? – Приподнимаю подбородок, ищу Логана и действительно замечаю, как Ари обольстительно улыбается рядом с ним, поправляя бронзовые волосы, которые от порывов ветра непослушно вспыхивают огнем вокруг ее шеи. По внутренностям внезапно прокатывается ревностный кипяток, сносящий крышу, задевающий нервы, но я стискиваю зубы и лишь равнодушно повожу плечами. Я научился скрывать эмоции. Я умею казаться бесчувственным, пустым. Умею так хорошо, что иногда сам забываю как это, чувствовать.

– Что она делает?

– Ничего особенного. Они давно знают друг друга.

– Да брось, Мэтт. Это странно.

Не отвечаю. Продолжаю идти, проговаривая в своей голове: наплевать, наплевать.

– На Ари это совсем не похоже, – неожиданно шепчет мой брат, а я отмахиваюсь.

– Она и раньше прикрывалась Логаном, когда хотела меня позлить.

– Думаешь, поэтому она вокруг него вьется? – Округляет глаза Бет. – Из-за тебя?

– Она играет. Ей хочется увидеть реакцию. Не будем ей давать такой возможности.

Мы проходим мимо Чендлера и Ари, но я упрямо смотрю перед собой, не собираясь, не при каких обстоятельствах, поддаваться искушению. Ощущаю, как ее взгляд прожигает мне спину, слышу ее звонкий смех, и все иду и иду. Они говорят о вечеринке, а я невольно дергаю уголками губ, удивившись подобному поведению прислужника Люцифера.

Неожиданно в такой глупости, в таком детском ходе я узнаю Ари: она не убила нас в холе, не причинила никому вреда в актовом зале, Ари вернулась играть, наблюдать за тем, что мы сделаем и как поступим. Она всегда цеплялась за Логана, когда пыталась вывести меня из себя, и в этом поступке видна настоящая Ариадна – та самая, которую я знаю.

– Послушай, Мэтт. Давай попозже я тебе покажу документы, – вдруг говорит Бетани, и я растерянно выплываю из мыслей. Мы останавливаемся около пикапа Хэрри, и я очень туго соображаю, о чем вообще идет речь.

– Документы?

– Да, с места преступления.

– Точно, – сжимаю пальцами переносицу и раздраженно киваю; я идиот, забыл о том, что действительно имеет значение. – Из головы вылетело. Почему не сейчас?

– Я тороплюсь, – быстро находится Бет и сглатывает, – серьезно, попозже, хорошо?

– И когда наступит это попозже?

– Например, завтра.

– Слушай. Да, я немного выпал из реальности, – открывая дверцу, бросаю я, а затем в глаза Бетани смотрю серьезно и недовольно, как отец смотрит на меня, когда отчитывает, пытаясь наставить на путь истинный. – Но это не значит, что я забыл.

– Ты забыл.

– Но вспомнил.

– Завтра. Обещаю.

– Куда ты бежишь? – Внезапно подает голос Хэрри и хмурится, разглядывая Пэмроу, как будто видит впервые. Девушка отводит взгляд в сторону и покрывается едва заметной испариной, а мой брат по-птичьи наклоняет голову. – Ничего не хочешь рассказать?

– Нет.

Новая способность Хэрри заставать врасплох неожиданными вопросами, мне вполне нравится. Только сейчас я замечаю, что Бетани нервничает. Что она робко кривит губы на одну сторону и стоит в вытянутом положении, от которого, наверняка сводит спину. Я так погряз в своих мыслях, что перестал обрабатывать информацию, анализировать поступки, я просто перестал видеть: ослеп, не теряя зрения.

– Все в порядке? – Спрашиваю я, нахмурив лоб. – Может, тебя до дома провести?

– Я доеду.

– Уверена?

– Да. Я хочу поскорее увидеться с родителями, – поясняет Бетани, сжимая в пальцах учебники по тригонометрии. – Встретимся завтра и все обсудим, договорились?

Я не хочу загадывать. В нашей ситуации надеяться крайне опрометчиво. Но я киваю.

– Договорились.

Когда мы едем в коттедж Монфор, у меня звонит телефон. Я киваю Хэрри, чтобы он поднял трубку, но брат, прочитав имя на дисплее, покачивает головой.

– Это папа. Сам с ним говори.

Что ж, я и не сомневался, что рано или поздно отец нагрянет с вопросами. Он не мог иначе, он ведь отец, он должен волноваться, читать мораль, седеть и стареть, пока сын ему обещает стать лучше, но скатывается все ниже в пропасть. Иногда мне стыдно. Я не имею права разочаровывать отца. Какими бы черствыми не были мои слова и поступки, внутри я всегда хотел стать к папе ближе, хотел заслужить его доверие и гордость. Но сейчас мне кажется, что я поступаю правильно, скрывая от него правду, помогая Ари.

Я выгляжу в его глазах полным ублюдком. Но, что самое интересное, я поступаю по совести. Именно так, как он меня учил.

– Привет, – говорю я, заранее предчувствуя приятную беседу; не тешу себя надеждой и не пытаюсь придать своему голосу виноватые ноты.

– Как ты думаешь, сколько можно терпеть? – Начинает отец с философской фразы, и это не просто плохо, это отвратительно. Я почти уверен, что он едва сдерживается от того, чтобы не поехать в коттедж Монфор и не потащить меня за шиворот домой.

– Послушай, я не хотел, чтобы так вышло.

– Не хотел грубить Дол или пропадать почти на неделю?

Я стискиваю зубы и выдыхаю:

– И то, и другое.

– Я жду тебя дома, прямо сейчас.

– Я не смогу, в смысле... – Замолкаю, бегло осматриваюсь и чувствую, как внутри на пару секунд все замораживается и холодеет. Я ненавижу обманывать отца. – Это важно.

– Что важно? – Папа теряет самообладание, повышая голос. – Ты меня слышишь?

– Да.

– И что я сказал?

– Вернуться домой.

– У тебя десять минут.

– Но у меня есть дела и обязанности, – порываюсь я, сжав левой рукой руль. – Ты же знаешь, мы не просто так ушли, мы должны помочь другу.

– Мэтт, я что – когда-то упрекал тебя в том, что ты помогаешь друзьям?

– Нет.

– Тогда что ты делаешь? О чем думаешь?

Мне никак не дает покоя, что он во всем винит только меня.

Наверняка, они с Дол решили, будто бы я и Хэйдана потащил с собой насильно, и он каждый день порывается домой, а я привязываю его цепями к батарее. Интересно, что еще творится в голове моего отца? Что еще он обо мне думает? Когда родители не уверены в своих детях – это вина самих родителей. К двадцати годам дети уже становятся теми, кого из них воспитали, и если вы и дальше продолжаете им не доверять или понятия не имеете, чего от них ждать – вините только себя. Никто не мешал вам воспитать законопослушного гражданина, и если вышло плохо – смиритесь с этим и больше не заводите детей.

– Пап, пап, – я прерываю поток его слов и недовольно стискиваю зубы, – прекрати. Я не делаю ничего такого, из-за чего мы с тобой должны поссориться.

– Дол сказала, ты опять подрался.

Это уже паршиво. Дол лучше бы научиться язык держать за зубами! Для отца данная тема, как для меня тема матери – сносит крышу и начисто отбивает здравый смысл.

– Так было нужно, – отвечаю я, слыша, как грузно он дышит, – я заступился за Ари.

– А кто заступится за тебя, когда ты окончательно потеряешь мое доверие?

– Пап, пожалуйста.

– Я не собираюсь повторять дважды, Мэтт. Или ты возвращаешься прямо сейчас или можешь оставаться у Монфор, сколько тебе влезет.

– Ставишь мне условие? – Трудно поверить, но я усмехаюсь. Наверно, сошел с ума.

И я жду, что отец ответит, но он вдруг бросает трубку. Я даже не сразу понимаю, что на другом конце звучат протяжные, мертвые гудки. Рука безвольно падает на колени, где-то в груди взвывает колючий шар из вины и злости, и я паркуюсь около коттеджа Монфор и, заглушив двигатель, упираюсь лбом о потертый руль. Черт. Кажется, с каждым днем на мои плечи наваливается все больше и больше отборного дерьма.

Что делать? Вернуться домой? Но тогда я буду вдалеке от Норин и Мэри-Линетт, это не вариант, я не могу себе этого позволить. Я должен быть рядом, чтобы быть в курсе. Так или иначе, находясь в особняке Монфор, я становлюсь причастным к событиям, нахожусь в их центре и могу хотя бы пытаться их менять и ими манипулировать. Переехав домой, я потеряю все нити, я потеряю Ариадну. Нет. Покачиваю головой. Ее я потерять не могу.

«Но, а что насчет папы?» – возникает вопрос в моей голове.

Он будет волноваться, ему может вновь стать плохо. И я опять буду виноват. Опять!

Я неожиданно вспыляю и ударяю ладонью по рулю, прекрасно понимая, что помочь мне этот жест никак не поможет, но хотя бы позволит выпустить пар.

– Мэтт, ему же больно! – Восклицает Хэйдан, а я обескуражено гляжу на него из-под опущенных ресниц и ни черта не понимаю. – Тише, мой мальчик, – внезапно шепчет брат, нежно поглаживая приборную панель ладонью. – Он не хотел тебя обидеть. Правда?

Хэрри смотрит на меня, кривя губы, а я застываю, как в немом кино, не понимая, что только что произошло. Хэйдан пошутил? Хэйдан попытался разрядить обстановку?

– Я... – Оторопело выпрямляюсь и сглатываю. – Я случайно.

– На первый раз мы тебя простим.

Брат кивает, пытаясь выдавить улыбку, выходит у него так себе. Но мне все равно. Я непроизвольно усмехаюсь, встряхнув головой, и перевожу на Хэйдана довольный взгляд, испытывая в груди нечто теплое. Мне тут же становится легче.

– Я больше не буду, – торжественно обещаю я, поджав губы. – Правда.

– Отлично. Тогда идем?

Киваю, выбираюсь из машины, но никак не могу избавиться от тупой улыбки. Меня одолевают разные чувства, и только сейчас до меня доходит, как много у моего брата сил, и как отчаянно он умеет бороться с самим собой.

В коттедже Монфор играет музыка. Я удивленно вскидываю брови, бросаю рюкзак в коридоре и, сделав пару шагов в сторону гостиной, замечаю старый патефон на кофейном столике. Игла потрескивает, царапая черную пластинку, а Норин Монфор смахивает пыль с верхних полок книжного шкафа и непроизвольно двигает головой в такт. Поразительно.

– Здравствуйте, – говорю я, и женщина оборачивается, едва не полетев вниз со стула.

Норин смущенно поглаживает ладонями бедра и кивает.

– Привет.

– Вы танцевали, – подмечает Хэрри, широко распахнув глаза, а Норин отмахивается.

– Нет.

– Да.

– Да нет же.

– Танцевала, – настаивает Мэри-Линетт и залетает в гостиную с огромной картонной коробкой, заваленной древним хламом. – Мы решили устроить уборку и откопали старый патефон папы. Представляете? Даже остались его любимые пластинки.

– Это замечательно, – киваю я, поджав губы, – ваш отец слушал Луи Армстронга?

– Не слушал, а заслушивался.

Я подчаливаю к коробке и с интересом изучаю виниловые пластинки, среди которых и «Битлз», и «Роллинг Стоун», и даже Билли Холидей. Внутри вспыхивают и вздрагивают давно увядшие чувства, просыпаются давно утомленные эмоции.

– Хочешь, поставь Билли! – По-детски улыбаясь, шепчет Мэри-Линетт и плюхается в соседнее кресло, прижав к груди ноги. – Мама любила ее слушать. Помню, она прикажет в постель идти, а мы с сестрами притаимся на лестнице и глядим, как они с папой танцуют.

– Да, – Норин садится рядом с сестрой на подлокотник и проходит тыльной стороной ладони по вспотевшему лицу. – Наша мать была удивительной женщиной. А наш отец...

– Он знал, что мама ведьма с самого начала. И не сбежал.

– Даже бровью не повел. Может, решил, что ему повезло?

– Или просто потерял голову. Мама буквально разрушила его мир.

– А папа не расстроился. – Перехватывает разговор Норин. Они с сестрой дополняют друг друга, общаются с нами, но словно витают далеко в воспоминаниях. – Папа сильно ее любил, я имею в виду, любил по-настоящему. Не из-за красоты, не из-за ума, а потому что он не мог иначе, не мог. Может, это и не любовь была вовсе? А другое чувство, о котором нам ничего неизвестно. Ведь если это любовь – терять голову, а потом терять человека, то зачем она нам. Верно?

– Да, ты права, Норин. Любовь приходит и уходит. Тут было что-то другое.

– Как называется ощущение, когда ты не представляешь жизни без человека?

– Одержимость, – сипло говорю я и замечаю, как Мэри-Линетт поджимает губы.

– Возможно, Мэтт. Одержимость – сила, которая тянет тебя к человеку, несмотря ни на что. Ведь папа понимал, что ступает на опасную территорию.

– И ему не было страшно? – Почему-то спрашиваю я, сглотнув горечь, застрявшую в горле, и женщины одновременно поводят плечами.

– Я думаю, всем нам страшно, когда приходится принимать важные решения.

– Он был простым смертным?

– Да. – Норин дергает уголками губ. – Очень практичным, терпеливым и мудрым. Он с трудом привыкал к новым порядкам, к новой реальности. Но привык.

– Знаешь, – тянет младшая Монфор, прикоснувшись пальцами к губам, и улыбается, смотря мне прямо в глаза, – иногда стоит разрушить старое, чтобы построить новое.

Эдакое напутствие, которое пронзает мою грудину и врезается в легкие, заставляя на пару секунд очутиться в своих мыслях, где вертится лишь одно рыжеволосое создание, из-за которого мне все чаще хочется сойти с ума.

– Вам очень повезло, – неожиданно говорит Хэйдан, обхватив себя за плечи.

– Почему?

– У вас была семья.

– У тебя тоже есть семья.

Хэрри как-то странно морщит лоб, а я гляжу на него и растерянно замираю. Разве он так не считает? Не думает, что у него есть семья? Бессмыслица.

– Есть... есть какие-то новости от Джейсона? – Спешит сменить тему он. Монфор так устроены, что не станут копаться в тебе, если ты настроен негативно, а я позволяю себе на пару мгновений остаться в этом моменте и подумать: почему Хэрри так сказал? Что его не устраивает в наших отношениях? Неужели он действительно думает, что у него нет семьи.

– Джейсон собирается приехать завтра утром, – отвечает Норин, – он раздобыл нечто интересное про семью Роттер. Пусть лучше сам расскажет.

– Да, кстати. – Я вырываюсь из ступора и только сейчас понимаю, что не рассказал о самом главном событии, разделившем мой день на «до» и «после». – Ари.

– Ари?

– Да. Она сегодня приходила в школу и читала некролог про Барнетта.

– Ариадна была на занятиях? – Растерянно переспрашивает Мэри-Линетт и встает на ноги так быстро, что я неуклюже покачиваюсь назад. – Мэтт, ты должен сразу о таком нам рассказывать. Тебе так не кажется?

– Мы разговаривали, вот у меня из головы и вылетело. Да и не было ее на занятиях.

– Она прогуливала?

Норин спрашивает об этом так недовольно и эмоционально, что я усмехаюсь. Это же нелепо. Ариадна вполне могла сегодня нас превратить в призрачные субстанции, а ее тетя беспокоится о том, что она пропускает уроки. Поистине странные женщины.

– Нет, не прогуливала, – закатив глаза, ворчу я, – занятий вообще не было.

– И почему?

– Потому что у нас директора убили.

– Ах, да, – она устало взмахивает ладонь, – точно.

– И что Ари делала? – Налетает на меня с другой стороны Мэри-Линетт, став вдруг и старше, и серьезнее. Вот такие метаморфозы за пару секунд. – Что она тебе говорила? Как выглядела? У нее все в порядке?

– Когда мы с Бет вышли из актового зала, Ари сидела над поваленным Мэттом. – Тут же сдает меня Хэрри, и я пускаю в него острый взгляд. – Она его о стену швырнула.

– Вот так.

– Да. А потом ее руки покрылись красными искрами.

– Она хотела вас убить? – Рабочим тоном интересуется Норин, и я ступаю вперед.

– Нет, не хотела.

– Не нас, – исправляет Хэрри, задумчиво наклонив голову, – а Бетани. Только ее.

– Это из-за ее отца, шерифа, – догадывается Мэри-Линетт, сведя перед собой руки.

– Что еще вы узнали? Что она тебе рассказывала, Мэтт? Вы говорили?

Я покачиваю головой и сжимаю в пальцах переносицу, пытаясь вновь вспомнить то, как она петляла вокруг меня, будто акула, и ухмылялась, будто демон.

– Если честно, она не сказала ничего ценного, – наконец, отвечаю я.

– Вы молчали?

– Нет.

– Тогда рассказывай, – настаивает Норин, нахмурив черные брови, – я хочу знать все.

– В основном она пыталась вывести меня из себя, играла, бросалась словами. Она не собиралась убивать меня, пусть и прижала в какой-то момент к стенду, а потом и кинула в другой конец коридора. Она была другой. Да. Холодной и жестокой. Но поверьте, если бы она хотела меня убить, я был бы уже мертв. Вы и сами это прекрасно понимаете.

– То есть, мы можем сделать вывод, что ты ей для чего-то нужен.

– Что?

– Мэтт, все поступки Ариадны сейчас, так или иначе, связаны с ее конечной целью.

– И если вы с Хэйданом до сих пор живы, – подключается Мэри-Линетт, передернув плечами от усталости, – вы в скором времени ей пригодитесь.

– Отлично. – Бросаю я, тяжело выдохнув. – И для чего именно?

– Это мы и должны выяснить. Она больше ничего не говорила?

– Нет.

– Ты уверен?

– Она крутилась с Логаном Чендлером. – Отстраненным голосом тянет Хэрри и так и застывает, впялив взгляд в одну точку. – Это было очень странно.

– Что он имеет в виду? – Спрашивает у меня Норин, а я пожимаю плечами.

– Кто такой Логан? – Вмешивается Мэри-Линетт.

– Один кретин.

– Ари крутилась вокруг кретина?

– Да, но вы не волнуйтесь, – говорю я, а потом добавляю. – Она и раньше вокруг него крутилась. Так что все в порядке.

Норин хватает губами воздух от недовольства, а затем ставит на пояс руки.

– Что это еще за кретин, о котором я ничего не знаю?

– Это моя проблема, я сам с ним разберусь.

– О, – вдруг мечтательно протягивает Мэри-Линетт и улыбается. – Соперник.

– Кретин, – поправляю я, фальшиво улыбнувшись. – Я с ним никогда не соперничал.

– Только пару сотен раз, – едва слышно бросает Хэрри, и я взмахиваю руками.

Да, Чендлер невероятно раздражает меня, но он не соперник. Он препятствие.

– Логан сегодня устраивает вечеринку, – вдруг вспоминаю я и хмурю лоб. – Ариадна специально ошивалась с ним рядом, чтобы привлечь мое внимание. Наверно, это ловушка.

– Если Ариадна не опасна, как ты нам сказал, то, что нам мешает рискнуть? – Вдруг интересуется Мэри-Линетт, вскинув брови, а я недоуменно покачиваю головой.

– Нам?

– Да, нам.

– Простите, но... Вы же понимаете, что туда придут только подростки? Будет весьма странно, если на вечеринку заглянут... ну...

– Договаривай, Мэтт, если тебе надоела жизнь... – Шутит Мэри-Линетт и подходит к сестре, заговорчески прищурив глаза. Что она задумала? Не понимаю. Но, кажется, Норин улавливает поток ее мыслей. Сестры Монфор улыбаются друг другу, а я застываю.

– Мы пойдем на вечеринку, – сообщает Норин, посмотрев на меня из-под опущенных ресниц, и в эту самую минуту, в минуту, когда ее светло-голубые глаза мерцают в тусклом свете, я верю, что передо мной необычная женщина, и что помыслы ее необычны.

Я верю, что передо мной стоит ведьма.

***

Норин ставит перед сестрой стакан, наполненный черной, густой жижей и говорит:

– Пей.

Я скептически морщу лоб, а Мэри-Линетт по-детски кривит губы.

– Нет уж, – бросает она, – сначала ты.

– Трусиха.

– Твое зелье, ты и пей первая.

– Но твоя идея, – напоминает Норин, на что младшая сестра надувает губы.

– Слушайте, я знаю, что вам делать, – вдруг говорит Хэрри. Теперь все его фразы для меня будут «вдруг». Я никак не могу привыкнуть, что он идет на поправку. – Вот.

Брат достает еще один стакан и переливает в него половину содержимого. Затем он с довольным видом ставит напитки перед сестрами Монфор и кивает.

– Пейте одновременно.

Женщины недовольно переглядываются, но потом все-таки соглашаются. Почему-то мне становится паршиво. Откуда мы знаем, как подействует отвар Норин?

Да и подействует ли?

Господи, я так скоро действительно поверю во всю эту чушь. Неужели ведьмы могут делать нечто подобное? Это нереально, невозможно. Я затаиваю дыхание и наблюдаю, как Монфор поднимают стаканы, чокаются и медлят, разглядывая черные пузыри, плавающие на поверхности этой дряни. Меня воротит уже от запаха, а им еще и выпить это надо.

– Что бы ни случилось, будьте осторожны, – наставляет Норин, – если что, набирайте Джейсону. Он постарается приехать быстрее и разрешит проблемы.

– Если все так паршиво, может, не стоит экспериментировать?

– Мы должны увидеться с Ари, – выдыхает Мэри-Линетт. – Это отличный шанс.

– Я почему-то уверен, что вы и так не один раз с ней увидитесь.

– Но сегодня у нас будет преимущество, и кто знает, может, Ари поделится планами?

Я лишь пожимаю плечами. Я не одобряю подобную затею, но это их дело. Рисковать нужно осознанно, а эти женщины вроде вполне понимают, на что подписываются.

Сестры Монфор, наконец, одновременно осушают стаканы. Норин сгибается, нелепо сморщившись, как от крепкого алкоголя, а Мэри-Линетт отворачивается и кидает стакан в мойку. Она взмахивает руками, выплюнув что-то грубое и злое, а затем поникает.

– Черт, – хрипит она, – какая мерзость, Норин. Не могла приготовить что-то вкусное?

– Это зелье, а не суп, Мэри.

– И все же... все же...

Женщины так и стоят сгорбленные: Мэри возле мойки, Норин возле стола. Но что-то в их телах начинает меняться. Сначала я думаю, что дело в освещении. На кухне темно. За окном еще темнее. Я уверен, что мне чудится, как, впившись ногтями в столешницу, Мэри взвывает от боли и откидывает назад голову. Чудится, как ее плечи с хрустом опускаются, становятся еще меньше, еще тоньше! Я уверен, мне кажется, что, когда Норин поднимает голову, на ее лице впадают щеки, а затем сужаются глаза, налитые стальным ужасом.

Я не понимаю, как отступаю назад, как Хэрри оказывается рядом. В оцепенении мы наблюдаем за тем, как ломаются тела сестер Монфор, как волосы меняют цвет, и как лица приобретают иные черты. Хрустящие звуки разрывают тишину, их стоны звучат у меня в голове, и смотрю я на женщин, не моргая, не осознавая, что происходит. Это невероятно.

В какой-то момент, Норин громко вскрикивает и ударяет ладонями по столу.

Ее иссиня-черные волосы на глазах покрываются золотистым цветом, и когда Норин Монфор поднимает подбородок, взглядом со мной встречается абсолютно другой человек: молодая девушка, лет семнадцати с пухлыми губами и шоколадным цветом глаз.

– Отлично, – отрезает она, чужим голосом, – кажется, сработало.

Моргаю пару раз, втягиваю воздух, выдыхаю воздух и моргаю вновь. Это шутка?

– Норин?

– А кто же еще? – Бросает она, надменно закатив глаза.

– Голова раскалывается, – заявляет Мэри-Линетт, выпрямляясь. Она разминает шею. Поднимает, опускает руки, а затем улыбается, распахнув глаза цвета скошенной травы.

– Как я выгляжу?

– Соблазнительно.

– У тебя кожа смуглая, мне больше нравится.

– Светла кожа – признак аристократии.

– Светлая кожа – признак неизлечимой болезни. Терпеть не могла свою кожу.

– Не говори глупостей, сестра, – томно вздохнув, протягивает Мэри, – твое лицо, как и твоя кожа всегда были магнитом для горячих красавчиков.

Все эти идиотские разговоры о цвете кожи немного выбивают меня из колеи. Я даже не знаю, с чего именно начать: с того, что передо мной совсем другие лица, или с того, что эти женщины даже ведут себя иначе? Я помахиваю ладонью, а они не обращают внимания и продолжают разглядывать друг друга, как неугомонные девицы, болтающие о шмотках.

– Стоп-стоп, – не выдерживаю я, сделав шаг вперед, – о чем вы говорите?

– Что прости? – Агрессивно бросает Норин, скрестив на груди тощие руки.

– Вы выглядите иначе, потому что приняли оборотное зелье. Что тут удивительного? Может, не будем акцентировать на этом внимание и продумаем план дальше?

Норин презрительно сужает глаза и закусывает  губу, изучая меня совсем не добрым взглядом, от которого холод проносится по спине. Я прищуриваюсь, не понимая, что она в моих глазах пытается разглядеть, а у нее вдруг на лице промелькает странное выражение.

– Мэттью, – шепчет она низким голосом, а я хмурюсь. Что это еще за тон? – Подойди поближе, вот сюда, – она манит меня тонкой ладошкой, а я наоборот откатываюсь назад.

И какого черта происходит? Я искоса гляжу на Хэйдана, а он не двигается, следит за движениями блондинки заворожено, словно ничего больше не замечает вокруг. Странно.

Я вновь перевожу взгляд на Норин и отрезаю:

– Мне и отсюда хорошо вас слышно.

Девушка вскидывает брови и тягуче выпрямляется, в то время как на лице ее сестры проскальзывает хитрая ухмылка. Мэри в теле молодой незнакомки внезапно становится за спиной Норин, обнимает ее за плечи и шепчет:

– Он не поддается твоим чарам.

– Я заметила.

– Он просто влюблен.

Отлично. Я просто влюблен. Киваю пару раз, пытаясь проанализировать в голове то, во что вылилось принятие оборотного зелья, и неожиданно зажмуриваюсь. Черт. Неужели они не только стали выглядеть, как подростки, но еще и стали себя вести, как дети?

Только этого мне не хватало. Мало того, что похожи сейчас сестры Монфор на двух озабоченных идиоток, так они еще и являются ведьмами! Неконтролируемыми ведьмами, на которых на данный момент нет управы в виде матери или отца. Я злюсь.

– Он довольно симпатичный, – мечтательно пропевает Мэри, и я злюсь еще сильней.

– Во-первых, я не симпатичный.

– Ты еще и слепой, – колко подмечает Норин и хихикает вместе с сестрой, будто они отпустили невероятно смешную шутку. Я закатываю глаза и потираю пальцами лицо.

Это катастрофа.

Просто катастрофа.

– Хэрри, – толкаю брата в бок и хмурюсь, – хотя бы ты очнись.

– Я... Я здесь. Да. Хорошо.

– Надо позвонить Джейсону.

– Джейсону? – Пробует на вкус Норин и кивает. – Да, я хочу позвонить Джейсону.

– Подожди, почему ты должна звонить? – Не понимает Мэри, нахмурив лоб. – Пусть он звонит первым, он же мужчина. Ты не должна навязываться.

– Что за…, – вмешиваюсь я, подняв ладони в сдающемся жесте. – Мы должны найти Джейсона не для того, чтобы вы выясняли отношения.

– А стоит, – настаивает Мэри-Линетт. – Вы знакомы довольно долго, Норин.

– Верно.

– Так почему он медлит?

Они говорят что-то еще, но я не слушаю. Отворачиваюсь и достаю телефон, понятия не имея, почему оборотное зелье подействовало подобный образом. Более того, Монфор и не похожи на обычных подростков, они чересчур эмоциональны, агрессивны. Как Ари. Не думаю, что их поведение предельно схоже, но, возможно, причина в крови ведьм. Быть не только очаровательными, но и вспыльчивыми – в их природе.

Я успеваю разблокировать телефон, как вдруг ударяюсь торсом о разделочный стол.

– Какого...

Прыткие пальцы Мэри-Линетт вырывают телефон из моих рук, и я округляю глаза, в полной решимости вернуть его обратно, что за черт? Я дергаюсь вперед, а она отталкивает меня назад, причем с такой силой, которая ни одной девчонке не по зубам.

Мэри вертит в руке телефон и довольно лыбится.

– Прости, Мэтти, этот раунд ты проиграл.

– Что вы делаете?

– Идем на вечеринку, как и планировали.

– Мы не планировали пойти туда в таком состоянии.

– В каком еще состоянии? – Не понимает Норин и хмурит лоб. Она наклоняет голову и смотрит на меня пронизывающе. Девушки с такой внешностью не могут смотреть иначе.

– Вы не в себе, – поясняю я, отдышавшись, – вам нельзя к Логану.

– Разберемся без твоих нравоучений.

– Я же серьезно, Норин! – Женщина бредет к выходу, а я порываюсь за ней, но вновь сталкиваюсь с Мэри-Линетт.

Мэри похожа на сказочного эльфа с круглым лицом и яркими, зелеными глазами. На меня падает ее тяжелый взгляд, и я теряюсь, вопреки здравому смыслу. Я должен схватить ее за руку, должен вернуть обратно Норин. Но как это сделать, если они старше меня?

– Не крутись под ногами, – угрожает Мэри-Линетт и уходит вслед за сестрой. А я без сил падаю на стул и почему-то усмехаюсь. Глупая ситуация. Не думаю, что командовать и управлять этими девушками будет просто. Легче переждать этот сумасшедший дом здесь.

Неожиданно краем глаза я замечаю, как Хэйдан очарованно плетется к выходу, но на этот раз мое вмешательство вполне возможно. Я хватаю его за кофту и дергаю обратно.

– Очнись, Хэрри.

– Но я хочу с ним.

– С кем?

– С тем белокурым ангелом, – щебечет он, а я морщусь и усмехаюсь, как идиот. Хотя на данный момент большим идиотом выглядит мой брат с блестящим взглядом и прочими примочками влюбленных кретинов.

– Ради Бога, Хэрри. Это же тетя Ари, а не Каролина Саттор, – которая, впрочем, была не только любовью всей его жизни, но и перевертышем. – Возьми себя в руки.

– Но они уйдут без нас.

– Да. А еще они забрали мой телефон. У тебя есть номер Джейсона?

Хэйдан покачивает головой, и я на выдохе поднимаюсь со стула. Не думаю, что меня ждет хороший вечер, но выбирать не приходится. Никто не знает, как поведут себя сестры Монфор. Никто не знает, как поведет себя Ари. Вечеринка Логана неожиданно приобрела совсем иной подтекст, и теперь там можно не только выпить, но и умереть.

Значит, нам вход бесплатный.

ГЛАВА 9. 99 ПРОБЛЕМ.

Логан Чендлер живет в коттедже с лодочным сараем и бассейном на заднем дворе. Я часто бывал у него в гостях, когда пытался запить горькие мысли. Обычно истории про то, как кто-то лишился девственности, или впервые попробовал групповуху, ведут к тусовкам в его доме. Здесь всегда много народу, а еще много алкоголя и наркотиков, которые Логан стаскивает благодаря маме. Она у него врач. Все медикаменты хранит в чулане на третьей полке, и про эту третью полку знает вся школа Астерии, кроме самой миссис Чендлер.

Несколько раз в месяц родители Логана ездят в Дилос, чтобы развеяться и навестить знакомых, и обычно несколько раз в месяц проводятся самые шумные вечеринки, которые устраивает капитан школьной команды, и по совместительству кусок дерьма – Логан. Ему никогда не нравилось, что я ошивался рядом, но он никогда не признавал во мне врага или недруга, он просто привык забирать то, что ему нужно, что ему нравится, а я просто очень часто владел тем, что, впоследствии, становилось его навязчивой идеей. В последний раз мы выясняли отношения в тот день, когда я со всей скорости налетел на стену в аэропорту  и угодил в реанимацию. Потом почти полтора года мы с ним даже не разговаривали. Но в этом году, этой осенью, в Астерию нагрянула рыжая заноза в заднице, и все изменилось.

Я выхожу из машины, захлопываю дверь и облокачиваюсь спиной о боковое крыло.

– Ты чего? – Спрашивает меня Хэрри, натянув очки на переносицу.

– Дай мне минуту.

– Не любишь это место?

– С ним слишком многое связано.

По большей части с ним связана пустота, смазанные мысли и черные пятна. Каждый раз, когда я пересекал порог этого шикарного дома, выходил наружу я другим человеком.

– Я всегда понимал, почему Логан тебя недолюбливает, – вдруг неуверенно отрезает Хэйдан и становится со мной рядом. Вижу, что ему до сих пор трудно говорить связно, но он старается. – Я не понимал тебя.

– В смысле?

– Логан ничего тебе не сделал. Он просто завидовал, и все.

– Он кретин, Хэрри.

– Кретины повсюду.

– Он главный кретин.

– И ты так думаешь, потому что ему нравится быть популярным? Нравится, когда все девчонки взвизгивают, когда он проходит рядом? Черт, Мэтт, все этого хотят.

– Знаешь, почему никто не танцевал с тобой на первом осеннем балу? – Я перевожу в сторону Хэйдана взгляд, а он нерешительно поджимает губы. – Логан парней подговорил.

– Я и не должен был танцевать с парнями.

– А они подговорили девчонок, и это превратилось в игру, и все в нее играли, потому что Чендлеру так хотелось. Помнишь, я тогда с ним подрался в столовой?

– Да, но... Подожди. Тогда наши родители еще не знали друг друга, и даже мы еще не знали друг друга.