Текст книги "У истоков Броукри (СИ)"

Автор книги: Эшли Дьюал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Нет, нет! – Кричу я, протягиваю к парню руку. – О, боже мой, Конрад! Конрад!

Бофорт пытается вырваться. Он рычит, ударяет одного из парней по лицу, но тут же получает сдачи и едва не валится на пол. Из его носа открывается кровотечение.

– Что ты делаешь! Ты же пообещала! – Кричу я, ощутив, как к глазам подкатывают слезы. Я все рвусь к Бофорту, но меня не пускают, оттаскивают все дальше и дальше. – Я здесь, Конрад, посмотри на меня, Конрад!

Его тащат к двери. Бофорт хватается пальцами за косяк и смотрит на меня. Долго на меня смотрит, почти вечно. У него испуганный взгляд. Пожалуй, именно такой взгляд у человека, который понимает, что скоро умрет.

– Нет, нет, – мотыляю головой, слезы застилают глаза, – пожалуйста, Рушь, забудь об Эрихе, он мне не нужен! Не нужен!

– Ты лжешь.

– Пожалуйста.

Слежу за тем, как парня тащат назад. В какой-то момент его пальцы соскальзывают, и Конрад говорит первое, что приходит ему на ум.

– Принцесса.

Он проваливается в капкан незнакомец. Его лицо скрывается за поворотом, я кричу, плачу и вдруг оседаю вниз, застынув. Они не убьют его, они не смогут. Никто не решится на подобное, это ведь преступление. Они не посмеют.

– Не посмеют, – шепчу себе под нос, а затем слышу выстрел. Поднимаю подбородок. Смотрю сквозь стены и хватаюсь пальцами за рот. О, Боже. Меня трясет. Сгорбившись, я закрываю глаза и со свистом втягиваю в легкие воздух. – Нет, нет…

– Я пойду на праздник, – не своими голосом протягивает Рушь. Мне не нужно на нее смотреть, я и так знаю, что ей наплевать на все, что она сотворила. – А ты, Шон, разберись с ней, когда вернется Дэйв. Скажем, детишки из Верхнего Эдема наткнулись на компанию головорезов. Нам поверят. – Дамекес выдыхает. – Тут все умирают.

Я хватаюсь руками за голову. Меня качает. Широко раскрытыми глазами я смотрю вокруг, но ничего не вижу. Лишь темнота.

– О, боже, – шепчу я, – Конрад…, не может быть. Что вы сделали, что вы сделали!

Я резко подрываюсь на ноги, но кто-то хватает меня за плечо и отбрасывает назад. Я ударяюсь спиной о стену, падаю и вновь зажмуриваюсь. Как же больно. Это неправда, они не могли забрать его, не могли забрать его у меня. Неожиданно я действительно понимаю, что этот парень успел засесть в моем сердце. Он сказал, что все мы замечаем то, что у нас есть только тогда, когда у нас собираются это отнять. И он был прав.

Неожиданно в комнату кто-то входит. Я не смотрю на него. Зажмуриваюсь, когда он грубо поднимает меня с пола и тащит к выходу. Неужели теперь моя очередь? Пусть так. Я все равно не смогу жить с мыслью о том, что Конрада убили по моей вине.

Мы оказываемся на улице. Я не вижу, но чувствую. Холодные порывы ветра бьют по лицу, и я зажмуриваюсь еще сильнее, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Порез пылает от неприятной боли, покалывает. Наверно, останется шрам. Остался бы, если бы выжила.

Неожиданно парень начинает идти быстрее. Я открываю глаза. Незнакомец в маске медведя тащит меня за собой по переулку, а я растерянно возмущаюсь:

– Что ты делаешь? – Пытаюсь вырвать руку. – Куда ты меня ведешь?

Он не отвечает. Идет все быстрее и быстрее, а затем внезапно сворачивает в один из узких пролетов. Здесь темно, но даже при таком тусклом свете я вижу в глубине переулка Бофорта. Он стоит у стены. Живой.

– Конрад? – Не понимаю я. Грудь пылает. Я прикрываю пальцами губы и покачиваю головой. Не понимаю, как срываюсь с места, как вырываюсь из цепких оков парня в маске медведя. Я накидываюсь на Конрада и прижимаю его к себе так крепко, что рукам больно.

– Тише, принцесса.

Я ничего не могу произнести. Язык заплетается, меня жутко трясет, и даже стоять на ногах ровно не получается. Бофорт тяжело выдыхает.

– Все в порядке.

– Я думала…, – запинаюсь. Отстраняюсь и мотыляю головой. – Я думала, они убили тебя, думала, больше никогда не услышу твоих идиотских шуток.

– Тебе повезло. Я все еще здесь.

– Но как? Она ведь…, – я порывисто смахиваю с ресниц слезы, – как ты выбрался? Я слышала выстрел, а потом…, как ты это сделал?

Бофорт не отвечает. Он отводит взгляд и грузно выдыхает, будто бы не хочет сказать мне правду. Я морщусь. Переминаюсь с ноги на ногу от холода и шмыгаю носом.

– Что? В чем дело? Тебе помог парень, который был…, – оборачиваюсь, но не вижу незнакомца в маске медведя. Я вижу Эриха, а маску он сжимает в пальцах.

Эрих смотрит на меня, и у меня вдруг подкашиваются колени. Конрад достает пачку сигарет, небрежно вытирает с подбородка кровь и отрезает:

– Ты опоздал. – Парень усмехается. Сжимает в избитых пальцах сигарету и глядит на Эриха завистливо, будто у него есть все, чего у Бофорта никогда не будет. На деле ведь у Ривера практически ничего нет, в то время как у Конрада есть даже то, что ему не нужно. Оказывается, необязательно иметь весь мир, чтобы быть счастливым. Достаточно чего-то одного и главного. – Я вернусь через пару минут. Не начинайте без меня, договорились?

Он глухо смеется и, откинув в сторону окурок, выходит из переулка. Конрад даже не смотрит на нас. Я думаю, ему больно. Не от ран. Парень исчезает за поворотом, а я робко вытираю пальцами кровь с подбородка. Она застыла и неприятно сковала кожу.

– Подожди, – едва слышно просит Эрих и подходит ко мне. Он виновато морщит лоб, наклоняется и притрагивается к порезу на моей щеке. Его глаза наливаются чем-то таким, что мне еще незнакомо. – Надо обработать.

– Ничего страшного.

– Вот только где найти лекарства? У нас с этим туго.

– Все в порядке.

– Может, мы сходим в госпиталь? Я поговорю с Триной, она была сиделкой у моего отца, когда тот сломал ногу. Она поможет.

– Эрих, ты меня слышишь? – Перехватываю руку парня и крепко сжимаю ее в своей ладони. – Не надо никого ни о чем просить. Все хорошо.

– Все не хорошо! – В воздух восклицает Ривера и крепко зажмуривается. Он резко и порывисто опускает голову, а затем покачивает ею, будто не верит. – Не понимаю, ничего не понимаю. Какого черта Рушь сделала.

Я пожимаю плечами. Ветер откидывает назад мои волосы, а я шепчу:

– Она тебя любит.

– Не говори так.

– Но это правда.

– Любовь – это другое, Дор! – Парень поднимает голову, и в его глазах столько боли, что мне становится плохо. – Любовь – это не желание владеть, это желание подчиняться! Любовь не убивает людей. Людей убивают люди.

– Она хотела как лучше.

– Не оправдывай ее.

– Кто-то же должен.

– Рушь не имеет права прикрываться своими чувствами. Если бы она чувствовала, она бы никогда не причинила тебе вред. – Эрих отворачивается. – Я не смог бы без тебя, а она распорядилась твоей жизнью так просто. И во имя чего? Любви? Поэтому сейчас так мало людей верит в любовь, потому что любовью бросаются направо и налево. Все, что не делают, все ради любви: плохое и хорошее. Вот только любовь не может быть плохой. Не может. Люди плохие, поступки плохие, а любовь – нет.

Я беру лицо парня в ладони и примыкаю к его губам с поцелуем. Эриха трясет, как и меня. Меня от холода, его от эмоций. Он поглаживает мои волосы и хрипло шепчет:

– Какого черта ты вообще сюда пришла, дуреха?

– Я думала, ты меня ждешь.

– Я бы никогда не предложил тебе перейти через стену.

– Мне казалось, ты узнал что-то насчет Лиз.

– Как она? – Парень отстраняется. – С ней все в порядке?

– Состояние стабилизировалась. Врачи говорят, она поправится. – Я кладу голову на плечо Эриха и протяжно выдыхаю. – Я рада, что ты здесь. Как ты вообще оказался рядом?

– Ко мне пришел Дэйв. Сказал, Рушь сошла с ума, что недалеко от правды. Надеюсь, она хорошо проводит время, потому что завтра я найду ее, и нам придется поговорить.

Я киваю. Эрих набрасывает мне на плечи свою черную куртку, и становится тепло. Он заправляет мои волосы назад, вновь заботливо проходится пальцами по шраму. Мне не хочется, чтобы он чувствовал себя виноватым, но Ривера не переубедить. Взгляд у него не просто уставший, а убитый, словно сегодня Эрих потерял много близких людей.

– Я просил вас без меня не начинать, но какая разница, верно? – Выдыхает Конрад и останавливается около Ривера. Его лицо избито, а нос синий, будто бы парень разукрасил его синей краской. – Надеюсь, вы обсуждали приступ твоей фанатички. Ну и отношения у вас тут, ребята.

– Я разберусь с ней.

– Отлично. Что теперь? На вечере нас не поймут, если я приду с поломанным носом, а ты с порезом на лице. – Он кивает на меня. – Сильно болит?

– Нет, я в порядке. Может, не будем попусту тратить время, и…

– …устроим групповуху?

– Конрад!

– Я просто предложил.

– Давайте сходим в больницу к Хельге. – Я смотрю на Эриха. – Вдруг она расскажет что-то еще? Нам больше не у кого спрашивать. Это не близнецы Обервилль, не Бофорт и не мои родители. Значит, Хельга – единственная, кто может подкинуть нам зацепку.

– Думаешь, это хорошая идея? – Ривера виновато прищуривается. – В прошлый раз у нас с ней не получилось нормально поговорить.

– Нам все равно придется ее увидеть, Эрих. Хельга – точка соприкосновения.

– Ты ведь не думаешь, что это она мстит тебе? Эта женщина еле ходит.

– Но, возможно, она попросила кого-то еще. Вы не думали об этом? – Вмешивается Бофорт и пожимает плечами. – Давайте сходим в больницу, я хочу найти обезболивающее и хорошенько обкуриться.

– Боюсь, у нас небольшой выбор.

– Лицо пылает, будто его жарят на вертеле, так что мне все равно, что именно я себе вколю, или что выпью.

– Хорошо, но только без глупостей. – Эрих смотрит на Конрада и недовольно сводит брови. – Я серьезно. Лучше просто молчи, иначе тебя действительно поджарят.

– Вы здесь очень гостеприимные.

– Берем пример с соседей.

Я закатываю глаза и схожу с места. Надеюсь, мы дойдем до больницы без очередных приключений. Еще одну драку я не выдержу.

ГЛАВА 17.

Мы идем вдоль темного переулка, когда Конрад неожиданно усмехается и говорит:

– Сегодня хороший день.

– Хороший? – Не понимаю я и смотрю через плечо на парня. – Тебе так понравилось быть избитым? Я могу избивать тебя каждый день.

– Мне больше понравилось то, что мы выжили.

– Нам повезло.

– Потому день и хороший. А еще, – Бофорт равняется со мной, – еще я рад, что с нами не квитался брат этой сумасшедшей.

– Рушь не сумасшедшая, – на выдохе протягивает Эрих, но мне кажется, он не уверен в своих словах. – Во всяком случае, Марко бы ее остановил.

– С чего вдруг?

– Он умный парень. Ради таких глупостей рисковать жизнью не станет.

– А что для вас не глупости? – Конрад, кажется, выкуривает уже пятую сигарету. Не успеваю за ним уследить. – Вы, ребята, тут развлекаетесь иначе. Не помню, чтобы кто-то в нашем квартале ринулся на другого из-за несчастной любви. Попахивает безысходностью.

– Давайте сменим тему, – предлагаю я и недовольно гляжу на Бофорта. – Хватит уже мусолить одно и то же. Надеюсь, у Мэлота все в порядке.

– У Мэлота все отлично. Он хотя бы не ходит по помойке, принцесса.

– Смотря, что ты называешь помойкой, – холодно отрезает Эрих, ему не нравится то, как Конрад говорит со мной. – Мусора у вас и без помоек достаточно. Особенно на званых ужинах.

– Что ты имеешь в виду? – Злится Конрад.

– Ты меня услышал, принцесса.

– Повтори еще раз.

– Или что? – Ривера переводит взгляд на Бофорта. – Что ты мне сделаешь?

– Хватит, что на вас нашло, м? – Я упираюсь ладонями в грудь парня и хмурю лоб.

– Да, Эрих, – самодовольно протягивает Конрад. – Поосторожней на поворотах.

Парни пронзают друг друга недовольными взглядами, а я протяжно выдыхаю. Встаю на носочки и приближаюсь к лицу Ривера. Он на меня не смотрит, продолжает испепелять взглядом Бофорта, и мне приходится отвести парня в сторону.

– Давай просто переживем этот день. – На выдохе прошу я. Надеюсь, Конрад нас не слышит. – Пожалуйста, иначе я с ума сойду.

– Будет гораздо проще пережить этот день, если Бофорт закроет свой рот.

– Тебе необязательно это делать.

Эрих, наконец, смотрит на меня и вскидывает брови.

– Что делать?

– Ревновать.

– Я не ревную!

– Тогда что ты делаешь?

– Я просто…, – Ривера запинается и стискивает зубы, – просто…

– …ревнуешь, – прохожусь пальцами по волосам парня и натянуто улыбаюсь, – ради меня, забудь обо всех ваших перепалках. Иначе я предпочту компанию Рушь, ясно?

– Прямо-таки Рушь?

– Ага, так что не зли меня.

– Этого я, конечно, не могу допустить. – Эрих протяжно выдыхает и обнимает меня за плечи. На его лице, наконец, появляется что-то на подобии улыбки. – Ты в гневе…, это, наверняка, что-то очень забавное.

– Скорее ужасающее.

– Хотел бы посмотреть.

– Увидишь, если не прекратишь этот глупый поединок «кто-пошутит-круче».

– По секрету, Дор, – Эрих наклоняется к моему лицу, хищно улыбаясь, – этот глупый поединок называется «кому-достанется-невероятно-сексуальная-девушка». Понимаешь?

– Понимаю. Но вы рискуете оказаться в ситуации «катитесь-оба-к-черту».

Эрих смеется, и мы медленно возвращаемся к Бофорту. На удивление Конрад никак на нас не реагирует, лишь отбрасывает в сторону очередной окурок.

– Давайте скорее со всем этим покончим, – говорит парень, подняв голову к небу, – я вдруг понял, что жутко хочу оказаться в совсем другом месте.

Я не показываю, что меня задевают его слова. Отворачиваюсь и ощущаю, как внутри все смешивается: и вина, и нелепая злость. Хочу взглянуть на Бофорта, но потом думаю, в этом нет смысла. Конрад сделал со мной что-то; заставил поверить, что люди меняются, и что возможно все, даже самое невероятное. Но я держу под руку Эриха, и это главное. Мы с ним не поссоримся из-за Бофорта, и не потому, что я скрою свои чувства или талантливо обведу всех вокруг пальца, а потому что чувства к Бофорту малы и смешны, по сравнению с тем, что я испытываю к Ривера. Оттого вина захлестывает меня еще сильнее, ведь у меня никак не получается избавиться от ощущения, будто я должна Конраду. И неизвестно что именно и почему.

Наконец, мы приходим в больницу. Эрих проводит нас через черный вход и велит не произносить ни слова. Мы послушно натягиваем капюшоны. Хотя с порезанным лицом и изувеченным носом нас и, правда, трудно принять за ребят из Верхнего Эдема. Коридоры пахнут лекарствами, хлоркой. Я запомнила их совсем иначе, мне казалось, здесь светло и много места. Но сейчас я понимаю, что даже без столпившихся людей этих коридоры узки и ничтожно малы. Темные, старые, с осыпающейся штукатуркой на стенах, отклеенными обоями. В полу дырки, кафель потрескавшийся и кусками валяется у плинтуса. Стараюсь идти тихо, но, то и дело, ступаю на битое стекло.

– С тобой нельзя в разведку, – сетует Конрад, – ты запорешь любую операцию.

– Я и так стараюсь идти тихо.

– Можно, еще постараться не говорить, – улыбается Эрих и пожимает плечами. – Что я вам сказал – молчите.

– От кого мы скрываемся?

– От охраны.

– Зачем? Ты же сынок «палача»?

Ривера тяжело выдыхает и глядит на Бофорта устало. Будто бы хочет ему врезать, но не считает сейчас это разумным решением, к сожалению.

– Люди воруют лекарства. Кто-то, чтобы спасти родных, кто-то, чтобы избавиться от реальности на какое-то время. Поэтому в ночь мы усиливаем охрану.

– Но ты сын «палача», – вновь с нажимом повторяет Конрад. – Твой отец – главный.

– И что? Я могу украсть лекарства, как и каждый, кто пробирается сюда тайком.

– И?

– Что и?

– Украл и извинился, ведь твой папаша не последний человек.

– Если я совершу преступление, я буду отвечать так же, как и любой другой человек.

– Но это глупо, как же привилегии? – Конрад покачивает головой. – Страдаете черти чем. Что насчет иерархии, слышали о таком?

– Мы все равны здесь.

– Да неужели.

– По крайней мере, перед судом. – Эрих останавливается и поворачивается лицом к Бофорту. – Мой отец главный, не я. Каким бы сильным не было его влияние, оно никак не поможет мне, потому что я один из его подчиненных.

– Но ты его сын, – Бофорт недоуменно сводит брови. Он пытается понять, о чем идет речь, но никак не может сложить два и два. Парню кажется абсолютно невозможным, что люди не пользуются всеми своими возможностями, а становятся в одну линию с теми, кто этих возможностей не имеет. – Тогда какой в этом смысл? Зачем быть главным?

– Чтобы помогать, контролировать.

– Интересная теория…

– Правильная теория.

– Кажется, мы должны были молчать, – напоминаю я, взмахнув руками. – Постоянно будете спорить, или мы, наконец, дойдем до палаты?

Мы идем на второй этаж. Дверь в палату двадцать три открыта нараспашку. Я робко мну ладони, пусть и иду впереди ребят, словно знаю, что делать. На самом деле, я понятия не имею, о чем говорить с Хельгой, и какую новую информацию она может мне поведать. Я замираю в нескольких метрах от порога и смотрю на Эриха.

– Я зайду сама.

– Что? – Парень недоуменно вскидывает брови. – Зачем?

– Может, Хельга расскажет мне больше, если я останусь с ней наедине.

– Она – слепая. Она не увидит того, что кто-то караулит тебя на пороге.

– Думаешь? Мне кажется, за тринадцать лет она научилась замечать то, что глаза не видят. Найдите пока что-нибудь, чем можно промыть лицо.

– А если что-то пойдет не так?

– Я буду ждать вас здесь.

– Если что-то пойдет не так здесь. – Уточняет Эрих. – Это плохая идея, Дор.

– Тогда встретимся на утесе за площадью, помнишь?

– О, у вас еще и тайное место есть, – смеется Конрад. – Вы романтичные ребята.

– Мы еще и кладовку в университете полюбили, – подначивает Ривера, и я смущенно застываю. Лицо вспыхивает от стыда, едва я вспоминаю о том, чем мы там занимались.

Пихаю парня в бок и свожу брови. Черт бы его побрал!

– Не думаю, что сейчас подходящий момент для обсуждения кладовки!

– Но мы можем обсудить то, чем вы там занимались, – холодно улыбается Конрад, не сводя глаз с Эриха. – Поделишься? Кто бы мог подумать, что старые, пыльные помещения еще пользуются популярностью.

– К сожалению.

Я закатываю глаза и потираю ладонями лицо. Просто сумасшедший дом! Ничего не говорю больше. Просто схожу с места и плетусь к палате, сгорбив от смущения плечи. Не думала, что любить кого-то так сложно, ведь почти каждые пять секунд у меня возникает желание треснуть Ривера по башке чем-то тяжелым! Что за детские игры? Хотя не так уж давно я рассказывала Дамекес о том, что Эрих признавался мне в любви,… Возможно, все мы немного сходит с ума, когда в нас просыпаются чувства к другому человеку.

Я неуверенно стучусь и замираю на пороге.

– Простите, – сглатываю, – Хельга?

Женщина сидит у окна. На ней новые вещи, они чистые. Юбка в пол с оборванными краями и простая черная блузка. Я слежу за тем, как она медленно поворачивается ко мне лицом, как выпрямляет сгорбленную спину, вдруг превратившись в копию моей матери, и со свистом выдыхаю, накопившийся воздух.

– Это вы, – утверждает она, покачав головой, – опять вы, Саманта.

– Но как вы узнали?

– Твой голос похож на голос Сьюзен. Странное совпадение, не правда ли? К тому же, ко мне мало кто приходит. Никто, точнее.

Я закрываю за собой дверь и решительно вскидываю подбородок. Неожиданно меня пробирает до костей чувство уверенности, которое не позволяет мне бояться последствий.

– Это не совпадение, – сделав шаг вперед, признаюсь я. – Сьюзен де Веро – моя мать.

Женщина резко отворачивается и застывает, сжав в пальцах деревянную трость. Она не произносит ни слова, превратившись в бледную статую, а я подхожу ближе и набираю в грудь больше воздуха. Я должна быть честной и смелой.

– Мое имя Адора де Веро. Я дочь Сьюзен и Эдварда де Веро, миссис Штольц, и я не просто так приходила к вам в прошлый раз, как и сейчас, стою здесь не просто так.

– Что тебе нужно? – Хельга переводит на меня невидящий взгляд, и я замечаю, как подрагивают ее тонкие губы. – Зачем ты здесь, чего хочешь?

– Правду.

– О, боже мой.

Внезапно женщина хватается пальцами за рот и горбится, испустив всхлип. Ее плечи подрагивают, ужас мелькает в изуродованных глазах, и теперь она поднимает подбородок не равнодушная, не отстраненная, а убитая горем и отчаянием.

– Что тебе нужно! – Громче спрашивает она, поднимаясь на ноги. – Ты пришла сюда, пришла ко мне, как ты могла, как посмела…

– Миссис Штольц…

– Бессердечная, – с ненавистью произносит женщина, приложив руку к груди, – как и мать, как и отец. Бессердечная.

– Я не хотела, не хотела, чтобы с вашей дочерью так поступили! Я…

– Не говори о ней.

– Но я должна. – Подхожу к женщине и горячо восклицаю. – Пожалуйста, поверьте, я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять. Но это невозможно.

– В тебе ее сердце! – Шепчет Хельга и пошатывается назад. Она хватается пальцами за лицо, покачивает головой и глядит сквозь меня, борясь с дикой дрожью. Он вдруг хочет подойти ко мне, а затем замирает. Потом тянет вперед руку, и вновь прижимает ее к своей груди. Женщина разрывается на части, и неожиданно она стонет, слабо и тихо, но так, что у меня кровь стынет в жилах. Она отступает назад. – Убирайся. Прошу, уйди.

– Я не могу, – глаза щиплет, – пожалуйста, выслушайте. Я не могу уйти, я должна как можно скорей понять, что происходит.

– Убирайся!

– Миссис Штольц, – уверенно подхожу к женщине, – да, вы в праве меня ненавидеть, я понимаю. Вы в праве меня прогнать, но прошу вас, выслушайте.

– Зачем ты пришла?

– Я должна узнать правду.

Женщина прикусывает губы и зажмуривается, не вытирая со щек мокрые полосы. Я вижу, как она борется с собой, слышу, как тяжело она дышит, и мне так больно, что ребра покалывает и сводит судорогой.

– Кто-то едва не убил мою подругу.

– Твою подругу?

– Да, а еще недавно у моего знакомого вырезали сердце. Мне прислали его в коробке, как подарок. Как напоминание.

– Не понимаю…

– Какой-то человек пытается отомстить мне.

– Саманта…

– Адора.

– Мстить тебе? – Миссис Штольц покачивает головой, и ее изуродованное лицо вмиг становится задумчивым. – Один человек сказал мне: обида сменяется злостью, а злость – мыслями о страшной смерти.

– Что вы имеете в виду?

– Месть – ледяной продукт, результат длительного негодования и несправедливости.

– Миссис Штольц, просто ответьте, вы знаете, кто этот человек?

– Нет, Адора. Не знаю.

– Но мстят ведь за Катарину. Мстят мне за то, что…

– Почему ты думаешь, что мстят тебе? – Хельга дрожащей рукой прикасается к моей щеке и поджимает губы. – Разве ты сделала нас такими? Меня слепой, а себя несчастной?

– Но я – причина.

– У каждого есть причины для того или иного поступка, но не каждый решается его совершить. Ты не убивала мою дочь. Ты не запирала меня в этом сумасшедшем доме, и ты не отнимала у меня мужа. Мне больно находиться рядом с тобой. Но я не ненавижу тебя.

– Но кого вы ненавидите?

Хельга резко отворачивается. Ее пальцы стискивают мою ладонь с такой силой, что мне становится больно, но я не произношу ни звука.

– Моя сестра полюбила монстра, – распахнув блеклые глаза, шепчет женщина. – Она не прыгала с утеса, ее потащили в темноту. Потащил ее муж – Эдвард де Веро. Хотела бы я остановить ее, но тогда я мало, что понимала. Видела поменьше, чем вижу сейчас.

– Вы ненавидите моего отца, – едва слышно говорю я.

– Всем своим сердцем.

– Так, значит, мстят не мне. Но, увы, моя смерть не причинит родным ни капли горя.

– Но ты ведь жива, тебя и не пытались убить.

– Не понимаю.

– Возможно, не ты была целью.

Я недоуменно вскидываю брови. О чем она?

– Но кто тогда?

– Тот, кто виновен. Тот, кто причинил много боли. – Миссис Штольц глядит на меня невидящим взором и шепчет. – Твой отец.

– Но как? Миссис Штольц, скажите, – неожиданно в кармане вибрирует телефон, но я не обращаю внимания, а лишь ближе придвигаюсь к женщине, – кто это может быть? Все люди, замешанные в событиях тринадцатилетней давности, не причем. Понимаете? Никто из них не может делать то, что делает убийца.

– Значит, речь идет о ком-то другом.

– Но о ком? Кто еще знает об операции? Я никому не рассказывала. Знает только моя подруга, но сейчас она в больнице. – Напряженно морщусь и прикусываю губы. Ничего не приходит в голову. Опять смотрю на Хельгу. – А вы? Вы рассказывали кому-то?

– Нет.

Женщина замолкает, а я хмурю брови.

– Вы уверены?

– Да, я уверена. – Хельга опирается о трость и хрипит. – Тебе пора уходить.

– Но я так ничего и не узнала.

– Ничем не могу помочь.

– Но кто тогда, если не вы? – Горячо восклицаю я. Женщина нервно сжимает в руках трость, и я чувствую, знаю, что она что-то скрывает. – Скажите мне, я должна знать, я так и буду стоять здесь, пока вы не скажите мне правду.

– Мне нечего тебе рассказать, Адора. А даже если бы и было…, – Хельга переводит в сторону взгляд и отрезает, – я ненавижу твоего отца. Я буду рада, если его убьют. Только подумать, Эдвард де Веро пораженный.

– Но он мой отец, я не могу…

– Меня это не касается. Каждый должен получить по заслугам.

– Вы что-то знаете, – тихо протягиваю я и подхожу к женщине, – почему вы молчите? Убийца мстит не только моей семье, страдают другие люди!

Женщина становится отстраненной. Она пожимает плечами и усаживается в кресло, сложив на коленях ладони. У меня в горле застревает ком, и я раздраженно выдыхаю, так и не решив, скрывает она что-то или просто не хочет разговаривать.

– Правда выйдет наружу. В любом случае.

– Будем ждать.

– Зачем вы так поступаете?

– Тебе сказать зачем? – Хельга вновь вздергивает острый подбородок и шипит. – Ты теряла когда-то близких? Это безумие, моя дорогая. Безумные люди способны на многое.

– Безумие? – Телефон вновь вибрирует, и я недовольно достаю его из кармана. Кому я понадобилась? – Вы лжете, смотря мне в глаза.

– Я не могу смотреть тебе в глаза. Я – слепая. Благодаря твоему отцу.

Я виновато морщусь, ощущая, как в груди покалывает, и изучаю дисплей телефона. Не сразу соображаю, что вижу. Ошеломленно вскидываю брови. Сообщение от Лиз!

– Уходи. И не возвращайся, прошу тебя. Я ничем тебе не помогу.

Я не слышу ее. Читаю сообщение Лиз и застываю от паники:

«Это был МАРКО. В библиотеке на меня напал Марко!»

Растерянно встряхиваю головой. Хельга глядит куда-то вперед, а я пячусь назад, как будто увидела привидение. Марко? Марко убийца? Но как? Почему? Ничего не понимаю. Каким образом он смог сотворить все то, что сделал убийца? Как именно его касается то, что со мной произошло тринадцать лет назад? Полная чушь! Это бессмысленно! Это…

Вновь смотрю на Хельгу. На ее новую одежду. Откуда она у нее может взяться, если к ней никто не приходит? И как она могла с кем-то познакомиться, если заперта в палате, как в тюремной камере? Хельга ненавидит Эдварда де Веро, но она не способна отомстить ему. Физически она не сумеет даже пересечь порог своей комнаты, но тогда ей нужен был тот, кто выслушал бы ее рассказ и проникся им. Тот, кто часто бывал в больнице, кто смог бы не только пробраться на территорию Верхнего Эдема, но и убить человека.

Марко. Его убийственный взгляд. Взгляд человека, способного перейти черту.

Вдруг вспоминаю слова Эриха. В кладовке. Мы ругались, я сказала что-то о Рушь, а он внезапно отреагировал очень резко. Сказал: ее отец был полным кретином, а ее мать половину своей жизни пролежала в больнице, да, вместе со всеми сумасшедшими, потому в Нижнем Эдеме только один госпиталь.

Только один госпиталь. Всю жизнь пролежала в больнице.

С силой морщусь, а затем распахиваю глаза и гляжу на Хельгу, стиснув в кулаки до боли в пальцах. Я наступаю на нее, будто цунами.

– Вспомните нашу встречу, миссис Штольц. Вы плохо видите, но, наверняка, хорошо запоминаете, раз узнали мой голос. Верно?

– Не понимаю…

– Я впервые пришла к вам, только пересекла порог, а вы спросили: кто это. Помните?

– К чему ты клонишь? – Женщина перекладывает трость в другую руку. – К чему все эти вопросы? Я же попросила тебя уйти.

– Как я раньше не поняла! – Горячо восклицаю я. – Ответ был перед моим носом, вы сразу же оговорились, спросив: Маркус? А я не обратила внимания! Мать Марко и Рушь Дамекес очень долго лежала в больнице. Наверно, тогда-то вы с ним и познакомились. Вы ведь рассказали ему, верно? Столкнулись два человека, искренне и люто ненавидящие то, что за стеной живет человек, угробивший их жизни. У вас новая одежда, Хельга, но если к вам никто не приходит, откуда она взялась? Вы солгали, сказав мне, что не знаете, кто же стоит за убийствами за стеной. Вы не только знаете. Вы сами попросили его об этом.

Вопреки моим ожиданиям Хельга Штольц не выглядит удивленной. Она не начинает оправдываться, не мнет нервно юбку. Она внезапно улыбается, растянув потрескавшиеся, тонкие губы и нагибается вперед.

– Твой отец умрет.

Ужас сковывает желудок. Я сердито стискиваю зубы и подношусь к женщине.

– Чем вы лучше? – Вспыхиваю я. – Чем вы лучше их? Вы убийца, а Марко – молодой парень, который послушал вас и поплатится жизнью. Вы воспользовались им.

– Как твой отец воспользовался своими друзьями.

– Но вы его осуждаете!

– Зло убивает зло. Добро слишком праведно. Оно замахнется, но не ударит. Я должна была убедиться, что мой человек дойдет до конца. Он прошел проверку.

– Какую проверку? Что вы собираетесь сделать с моим отцом? – Я взвинчено хватаю трость Хельги и отбрасываю ее в сторону. – Где Марко? Что он задумал?

Штольц на меня не смотрит. Смотрит куда-то вдаль и улыбается. Она молчит долго, изнурительно, и это разжигает меня все больше и больше.

– Отвечайте, Хельга!

– Тебе не пора домой? – Спрашивает она и переводит на меня невидящий взор. – Ты ведь пропускаешь все веселье. Я помню званые ужины. Любила их. Могла выбирать себе туалет часами. А сколько всего происходило на этих званых ужинах, Адора. Никогда и не знала, чем закончится вечер.

Я задыхаюсь, отхожу назад и моргаю. Что она имеет в виду? Что пытается сказать? В ушах звенит. Я растерянно осматриваюсь, а затем прикрываю ладонями рот: неужели я потеряю сегодня отца?

Я срываюсь с места. Вырываюсь из палаты и натыкаюсь на ребят в коридоре. Они в ту же секунду подходят ко мне, будто собираются подхватить на руки, если я неожиданно свалюсь вниз. Но я нахожу в себе силы бежать дальше.

– Что происходит? – Взволнованно спрашивает Эрих. – Куда ты несешься?

– Домой.

– Но зачем…

– Эрих, не спрашивай, просто шевелись!

– Что она тебе сказала?

Молчу. Не знаю, как объяснить Ривера, что его лучший друг убийца. Грудь пылает, а перед глазами стоит улыбающееся лицо Хельги. Я пытаюсь выкинуть его из головы, но не выходит. Ноги трясутся. Достаю телефон и набираю номер Мэлота.

– Черт! – Вспыхиваю я, когда брат не берет трубку. Наверно, не слышит. Мы должны спешить, мы должны добраться до отца быстрее, чем Марко. Но что, если он уже там? Что если он …

Нет. Встряхиваю волосами и поджимаю губы. С отцом все будет в порядке. Я успею. Мы выбегаем на улицу и замираем на перекрестке.

– Эрих, я должна попасть домой, как можно быстрее. – Серьезно смотрю на парня и беру его за руку. – Надо срезать.

– Но там карнавал.

– Нас не узнают, – говорит Конрад. – Смешаемся с толпой. Но что происходит? Куда ты так несешься, принцесса?