Текст книги "Годы оккупации"

Автор книги: Эрнст Юнгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Заканчиваю второе перечитывание Библии, начатое 14 декабря 1944 года.

Кирххорст, 4 октября 1945 г.

Чтение: «Эфиопика» Гелиодора..[116]116
  Гелиодор (III или IV в.) – древнегреческий писатель, автор «Эфиопской повести» (Эфиопики) – одного из главных образцов античного романа. В нем речь идет о любви эфиопской царевны Хариклии и фессалийского юноши Феагена. Любовно-авантюрный сюжет соединял с религиозно-философскими мотивами. В Европе известен с 1535 г. и повлиял на западноевропейскую «галантную» литературу XVII–XVIII вв.


[Закрыть] Смешение анархии и порядка, которое там царит, напоминает наши нынешние условия; так, например, влюбленная пара на морском берегу, усеянном покойниками и умирающими.

О Дельфах: «Город, целиком преданный божественному и священному служению, казался мне подходящим местом, чтобы там остановиться».

И о судьбе: «Предвидеть неотвратимые решения Мойр возможно, но уклониться от них нельзя». Это высказывание дает руководство к оценке пророчеств оракулов и предсказаний.

Теологический роман предлагает третье решение старого спора о том, что ценнее – роман развития или социальный роман. Он дает возможность проследить движение высших сил, управляющих судьбой человеческих групп и отдельной личности. С этой точки зрения существуют только два литературных лагеря, их разделение определяется тем, признает ли художник главенствующее значение этих сил или не признает.

Среди прочей почты – письмо от Фридриха Георга, который, попав на берегу Боденского озера под Юберлингеном в положение жителя оккупированной страны, дружно делит кров с компанией, состоящей из банковского служащего Бельмена и трех магометан: Мелоди, Джилали и Мучу: «…вакуум, образовавшийся в центре Европы, в который устремились все силы, преобразуясь на новый лад».

Магический характер ландшафта. Его задний план иногда влияет так сильно, что становиться страшно поддаться его действию, «хорошенько всмотреться», опасаясь исчезнуть в нем, как исчезли в горе Копперберг гамельнские дети. Ведь тут накладываются одно на другое самые разные измерения; какой-то дом, лесок, садик, может быть, занесены в такие кадастры, о каких мы даже не подозреваем. Сюда же относятся привидения, ясновидение и тому подобное. Различные наслоения смешаны. Подобное случается редко лишь потому, что в большинстве случаев они надежно изолированы.

В этом же заключаются опасности духовных странствий и открытий. Ты проникаешь в пространства, из которых потом трудно выбраться.

Кирххорст, 6 октября 1945 г.

Из Берлина по-прежнему поступают страшные вести. Рассказывают о целых кварталах, в которых прокопаны подземные ходы, и женщины прячутся там, как кролики, когда по улицам рыскает солдатня.

Рассказавший об этом беженец сидел в железнодорожном вагоне, когда на каком-то полустанке одну женщину оторвали от мужа и уволокли в неизвестном направлении. Все это происходило на глазах других пассажиров, они молча смотрели на это и ничего не делали, как мыши, когда змея утаскивает их подружку. Я впервые услышал тогда выражение, что уж лучше атомная бомба, чем такое.

Впрочем, в тех же городках, где происходят такие вещи, устраиваются культурные мероприятия, которые должны воспитывать население в демократическом духе.

Кирххорст, 10 октября 1945 г.

Чтение: Тертуллиан,[117]117
  Тертуллиан Квинт Септимий (160–200) – христианский богослов и писатель. Мышление Тертуллиана было отмечено тягой к парадоксам. Он всячески стремился подчеркнуть пропасть между верой и разумом. Господствующее настроение у Тертуллиана – тоска по эсхатологическому концу истории.


[Закрыть] «Об игрищах». Это сочинение превосходно описывает то наваждение, те каиновы чары, которые ослепляли собравшиеся в цирке массы.

Наверняка, Флобер черпал оттуда для своего «Искушения святого Антония».

Арена – это песок, бесплодная почва, земля, которая пьет. Если память меня не обманывает, то Шулер[118]118
  Шулер Альфред (1865–1923) – археолог и исследователь мистерий. Занимался культовыми мистериями языческой античности. Одно время был близок (что характерно) кружку Стефана Георге.


[Закрыть] называет ее женским лоном, которое осеменяется кровью. Такая мысль, будучи высказана, может повлечь за собой чудовищные последствия.

Затем: Купер, «Красный пират», прочитав его, я заполнил пробел, оставшийся с детских лет. Отец часто о нем рассказывал. Сейчас я нашел эту книжку в маленькой библиотечке, оставшейся после Эрнстеля.

Два героя, Уайлдер и Красный пират, олицетворяют легитимного и нелигитимного сыновей власти. Хорошо выписано различие между легитимной властью и тиранией, царящей на пиратских кораблях. Здесь также должна быть своя легитимность, которая в первую очередь проявляется в голосе, «зычном, повелительном басе» красного флибустьера. Красный флаг, поднятый на мачте, выступает как соперник королевского флага. Эвелин Лейси, когда ей пришлось выбирать между военным кораблем и пиратским парусником, говорит, что представительницы ее пола могут рассчитывать на надежную защиту только там, где царят право и закон.

Мне тем более пришлась по душе эта книга, что довелось повидать на своем веку крупные державы, где царила, да и сейчас продолжает царить, такая же дисциплина, как на пиратских кораблях. Не говоря уже о любви к красному цвету и знаку черепа, а также о том, что там неизменно стоят у власти краснобаи с «зычным, повелительным» голосом, их всегда можно узнать по трем признакам, которые служат безошибочными опознавательными знаками, это провозглашение атеизма, отмена свободы и насилие над беззащитными.

Среди почты письмо Софии Доротеи Подевильс, которая, побывав в Пльзене в тюрьме, выбралась в Баварию.

«То, что происходило в немецкой и венгерской области Чехословакии, по своему трагизму сравнимо только с тем, что пришлось испытать здесь евреям».

Ее муж сейчас в английском плену. Клаус Валентинер до сих пор еще не подал о себе вестей, как и многие другие. Катастрофическое окончание войны подобно кораблекрушению, при котором без вести пропало несчетное множество людей. Возможно, они нашли плот и спаслись. Но для их близких, которые ожидают в полной неизвестности, это ужасно.

Кирххорст, 12 октября 1945 г.

Когда ты так хорошо расписался, как, например, я в последние недели, работая над различными темами, это чревато опасностью излишне самоуверенного письма, так как в нас всегда должно жить некоторое сомнение в своих способностях, в истинности своего призвания. Борьба за форму никогда не должна прекращаться. Мы никогда не должны забывать о том, что мы хранители того, что нам вверено.

Цельзус однажды говорил мне в Норвегии, что всегда перед тем, как ему приходилось публично исполнить какую-нибудь песню, его охватывал страх и смущение, и затем звук вылетал на волю, преодолевая это сопротивление, как сквозь мембрану или тонкую решетку. Когда он слышал громкие благодарные аплодисменты, эта неуверенность спадала с его плеч. Тогда он в полный голос разражался плоским da capo,[119]119
  В нотном письме da capo – знак, предписывающий повторить пьесу с начала.


[Закрыть] словно какой-нибудь южный тенор.

Вот в чем автор должен усматривать задачу критики и в первую очередь критики, суровой, несправедливой и даже злобной. Ей дано держать его творческий дар на коротком поводке, не позволять ему слишком разрастаться вширь, подрезая все, кроме необходимых ветвей, которые дадут зрелые плоды. Большой талант с его буйным неуправляемым ростом требует такого противовеса. Поэтому долгое пребывание в кронпринцах является благоприятным условием или проигранное сражение в начале пути.

Приравнивание военного человека к преступнику вызывает, кроме желаемого следствия, которое состоит в дискриминации военного, еще и другое, неожиданное. Второе следствие заключается в том, что в той же степени происходит возвышение преступника, возрастание его авторитета. Убийство становится средством политики, патриотическим подвигом. Убийца подменяет собой судью, начальника полиции. В конце концов дело может дойти до такого состояния, которое царит в китайских провинциях, где авторитет власти принадлежит разбойничьим бандам. Там это уравнение приведено к окончательному виду; главарь шайки там генерал.

Кирххорст, 14 октября 1945 г.

Еще раз возвращаюсь к замечанию, сделанному несколько дней тому назад в связи с увиденными в лесу костями; о мимолетности, которую отмерил нам демиург.

Она нескрываемо проступает и в половом устройстве. Его гадкая сторона, чрезмерная ограниченность отмечались достаточно часто, в особенности та непристойная экономичность, которая проявляется в комбинировании половых органов с органами экскреции. Чудо соприкосновения даже у животных идет от духа, от причастности к высшей творческой силе, проявляющейся в зачатии. Это как солнечный луч, освещающий и согревающий все, на что бы он ни упал. И утешительна надежда, что однажды мы освободимся от материи и перейдем в сияющие лучи, которые целиком принадлежат солнцу, любви. Как же хорошо и все сильнее я понимаю теперь то, что однажды во время одной из наших прогулок сказал мне Эрнстель: порой кажется, что ты так ждешь этого, что уже сил нет дольше ждать.

Как отец я в эти годы слишком редко видел мальчика, но когда я толковал с ним о таких вещах, он отзывался как кремень на удар стали.

Что касается демиурга, то, вероятно, для многих неприятие низшего подручного творящей силы связано с персонификацией. В топографическом плане местонахождение этой силы должно предполагаться на кромке творения, на самой кайме наряда, где белый свет проявляется в цветовых свойствах. Белый здесь служит описательным обозначением невидимого. Там, где нетленное предстает в тленном образе, должно иметься некое средство.

Кирхгорост, 15 октября 1945 г.

О ботанике. Посвящается голубой астре, цветущей сейчас в саду.

Какой прок в лупах и микроскопах: истинные увеличительные стекла – это сами цветы. Нужно созерцать их, пока они не станут прозрачны, как линзы, тогда в фокусе расходящихся пучком лучей мы разглядим за ними сияние: отблеск духовного семени, не имеющего протяженности. Это истинное прарастение.

Когда мир потрясается на наших глазах, вид цветка способен восстановить порядок.

Пассажи моей работы, при которых я, как сегодня, ворочаю словари, пишутся за счет Киссы, чей сон у меня на коленях часто прерывается. Так малому зверьку открывается та истина, что покой можно найти только в себе.

Гольцминден, 17 октября 1945 г.

Спозаранку отъезд на юг, чтобы навестить брата Георга. Это первая большая поездка за время оккупации.

Мы остановились на ночлег у Бурбанков в Гольцминдене. Среди книг, которые показал нам хозяин дома, была одна редкая: опубликованные под псевдонимом большие бульварные романы Карла Мая, такие как «Капитан Нободи» и «Лесная розочка, или погоня вокруг земного шара». Вид деревянных гравюр живо напомнил мне, с каким увлечением я читал эти книжки в шестнадцать лет. Библиотекарша в гамельнской библиотеке не включала их в инвентарные списки и тайком выдавала их мне из-под прилавка. Наверняка они сильно повлияли на мое решение поступить в иностранный легион.

Мы делили спальню с доктором Крафтом. В темноте мы беседовали. Слушая его, я старался представить себе его лицо. Подобно тому, как бывают великаны в физическом мире, так и в мире деловой активности встречаются натуры, наделенные необычайной деятельной энергией. По большей части они бывают еще и умны, причем это свойство так и хочется назвать следствием их сильной воли, которая неустанно вырабатывает решения, как тяжелый штамп штампует монеты. Таким натурам нравится испытывать себя в решении трудных задач. Их встречаешь среди капитанов, предпринимателей, руководителей партий и профсоюзов – короче говоря, среди начальников.

Корни нашего знакомства уходят в Первую мировую войну; он стрелял из своих крупнокалиберных пушек из Адинферского леса[120]120
  Позиции воинской части Эрнста Юнгера во французской исторической области Артуа между Пикардией и Фландрией перед населенным пунктом Монши, бои в которой Юнгер описал «В стальных грозах».


[Закрыть] перед Monchybogen, где находились позиции моей части в 1916 году. Совсем еще молодым человеком он стал прокурором и представлял обвинение в громких процессах против растратчиков и финансистов, выступая часто один против десятка опытнейших защитников. Уйдя с этой должности, он с той же витальностью выступал в качестве адвоката, управляющего имуществом, основателя промышленных предприятий.

Нетрудно представить себе, что такие характеры любят штормы и рифы, и он сдал экзамены на капитана и штурмана, чтобы самому водить в плавание свои корабли. Так же заманчивы опасности, которые приходится преодолевать на охоте, поэтому он в море занимался ловлей крупной рыбы, в Карпатах охотился на оленей и глухарей, летал в Найроби на слоновью охоту. Так он отдыхал.

Охотники принадлежат к одному из древних типов, у которых богато представлены архаические черты. К ним относится страсть к добыванию трофеев ради повышения своей магической силы. Охотничьи комнаты – это волшебные хранилища, где вместе с черепами, костями, шкурами животных хранятся жизненные силы, носителями которых были эти звери. Они помогают охотнику присваивать эти силы, причем такие действия, как, например, поедание дичи и в особенности сердца, укрепляют его не только физически. Настоящий охотник всегда держит при себе части убитых животных, он любит одеваться в шкуры и кожу своей добычи. J'aurai ta peau.(Я добуду твою шкуру (фр.))2 Среди снаряжения Крафта мне особенно понравился дорожный несессер из страусиной кожи. После выделки она стала бархатной и была украшена узором из перьев, составленных из пушистых шариков величиной с лесной орех.

Сквозь дрему я слушал подробный рассказ о том, как он уложил матерого слона. Как только убивают слона, со всех сторон сразу набегают толпы негров. Шкуру так трудно разрезать, что обычно ограничиваются тем, что пробивают в ней дырку, через которую один из бушменов залезает внутрь трупа и достает оттуда куски мяса, передавая их ожидающим снаружи. Вид мясника, с ног до головы измазанного кровью и экскрементами, по словам рассказчика, совершенно ужасен.

Беспокойный сон, как это часто бывает в незнакомом помещении. Сначала я был с Йоганной Риттер в салоне какого-то корабля, затем в бурлящем мельничном ручье под плотиной, где я наблюдал, как борются с течением отливающие стальным блеском лазоревые ужи. Это было дивное купание – я наплавался точно в живой воде.

Эттлинген, 18 октября 1945 г.

Мы ехали через разоренную страну. В Брухзале, оказывается, разрушен замок. Маульбронн, к моей великой радости, остался в целости и сохранности. Чудное, серебристое пение лилось из-за закрытых дверей церкви.

Мы остановились в Эттлингене. Там я снова попал в то же место, где побывал вчера ночью. Может быть, дни наши это лишь секунды по сравнению с ночами на кромке вечности. Мы живем на цепочке островов, поднимающихся из морских глубин, или как стая летучих рыб, которая после короткого перелета в лучах солнца вновь то и дело погружается в кристальную бездну. Жизнь возможна, она поддерживается только благодаря этим погружениям. И сама она лишь островок в вечности.

Мне снова пришла в голову мысль: чудесно все или ничего. Суждение зависит от той глубины, на которую мы погружаемся. Тут есть границы, за которыми меркнут все различия. Золото, драгоценные камни, шедевры, холст, на котором они написаны, пергамент, на котором записаны, – все это чудесно и едино в глубинной сущности. В материальном отношении это можно выразить таким образом, что в конечном счете все сводится к атомам, и атомы представляют собой чудо творения. Это тот золотой фон, на котором вспыхивают и возвращаются во времени мимолетные картины этого мира.

«Монады», может быть, лучше, чем модное словечко «атомы». Даже самые малые частицы, открытые нами, всего лишь наложения, представления, остающиеся пробным камнем. Одна тема царит в искусстве всех времен и народов, и если отклониться от нее, искусство теряет свой смысл.

Прогулка по неразрушенному городу, древность которого засвидетельствована каменной плитой с изображением Нептуна – покровителя римской гильдии судовладельцев, на средства которых она была поставлена. К ногам бога, держащего в правой руке рыбу, а в левой трезубец, жмется фантастический зверь. Работа говорит о хорошем вкусе и о средствах, которые имели простые люди. Она удачно включилась в кладку старой ратуши, возведенной из того же красного камня на тысячу лет позднее.

Совсем рядом, тоже возле ратуши, установлен рельеф в память погибших в Первой мировой войне. Смерть с косой едет по земле, изображенной в виде змеи, на гигантском вороном коне. Под красными копытами пригнулись крошечные солдаты и беженцы – крестьяне с женами, детьми и скотиной. Это изображение, на котором запечатлелась память о несказанном ужасе, выделяется своей значительностью на фоне пошлой условности почти всех воинских памятников. Здесь показано великое бедствие этих лет, но и его роковая неизбежность.

Юберлинген, 20 октября 1945 г.

На ночлег остановились в Оффенбурге у семейства Бурда,[121]121
  Издательская фирма, основанная в 1908 г. Наибольшего процветания достигла при Франце Бурде (1903–1986).


[Закрыть] они борются за сохранение своего издательства. Как и в старину, сейчас возможно путешествовать только в том случае, если у вас есть знакомые, у которых вы можете остановиться. Висевший на стене зимний пейзаж неизвестного мне художника Нагеля, напомнил мне о прогулках у Западного вала, который находился совсем поблизости. Черный ручей, протянувшийся через заснеженные луга и березовые рощи: суровая стужа светится в белых, голубых и серебряных оттенках. Впечатление усиливалось тем, что высохшие краски лежали плоскими кристаллами, похожими на морозные разводы. Я задумался над тем, допустимо ли это, не получается ли так, что форму тут подменяет субстанция. Художник должен соблюдать пределы формы, в этом состоит его ограниченность, но также и задача, то есть искусство. Пока я размышлял над этим во время беседы за баденским вином, мне пришло в голову множество доводов за и против, которые я вскоре забыл.

На следующее утро мы ехали через Шварцвальд, сначала стоял легкий туман, затем ярко светило солнце. Тополя, клены, листва вишневых деревьев горели всеми цветами от бледно-коричневого до чистого золота, от rouge passé до темно-пурпурного. Дрок уже облетел, так что его заросли торчали на склонах лакированными зелеными метелками. Но отдельные цветки еще горели прозрачной, выцветшей желтизной. Jeunesse dorée (Золотая молодежь (фр.)) старческого возраста, где она богаче и реже встречается. Надо бы, чтобы вот так же цвело и творчество, эрос.

И вот наконец-то я в доме на озере, у Фридриха Георга, которого застал в окружении швейцарских гостей в южной комнате Циты. При таких встречах мы воочию видим, что достигнуто, каковы плоды трудных лет.

Поздоровавшись, мы перешли наверх в кабинет, откуда из окна открывается чудеснейший вид на озеро и его берега. Глаз отдыхает. На столе лежала «Одиссея» и перевод ее первой песни. Мы беседовали о последних периодах войны, которая для Фридриха Георга закончилась трехдневным заключением в скверном лагере, в который после прихода победителей согнали все мужское население города. Я увидел, что пережитое сделало его сильнее.

Оберхеммерсбах, 21 октября 1945 г.

Утром мы знакомой дорогой поднялись к Юберлингенскому дому на винограднике, оттуда к хижине живодера, которая была открыта. Впервые мы вошли в нее. Мы увидели бойню, крючья на стенах, яму для отбросов, окруженную засохшими лужами крови. В соседнем помещении до потолка громоздились тысячи выцветших черепов.

Совсем поблизости находится островок торфяника, на котором семь лет тому назад играл маленький Эрнстель. Как это любят делать дети, он построил в этом уголке свой замок. Брат проводил меня туда и показал темный земляной вал, сохранившийся до сегодняшнего дня. И снова я почувствовал, как гнетет меня неразгаданная тайна этой смерти.

Приехав на озеро, мы не могли там долго задерживаться; поездка была сопряжена с риском в первую очередь из-за того, что на дорогах неспокойно. В саду Георг Фридрих дал мне отросток руты и луковицы большой леопардовой лилии (Pardellilie), которую он у себя разводит. Затем я распрощался в надежде, что теперь злые чары рассеялись и мы вскорости опять свидимся уже на севере.

Мы заночевали в Оберхеммерсбахе, нас приютило в своем загородном доме семейства Бурда. Крафт развлекал нас разговорами, он рассказывал об охоте на львов, китов и слонов, о морских путешествиях, военных походах, судебных процессах, основании предприятий. Видно было, что никакие масштабы его не пугают. Так, например:

«…когда я высунулся из бункера и увидел, что квартал, в котором я живу, исчез…»

Мы спали в «Солнце», где все было полно старинного шварцвальдского уюта, который посреди разрушений показался нам просто чудом.

Бюль, 22 октября 1945 г.

Из-за всяческих аварий мы сегодня добрались только до Бюля. Так как нигде не удалось найти ночлега, мы нашли пристанище в одном из временных приютов Красного Креста. Ложе было жесткое, однако это было поучительно, поскольку тут мы изнутри увидели то разливанное море беды, которое потоком хлынуло по всем дорогам. В то время как вид немцев в дни их торжества часто настраивал меня на печальный лад, в несчастье они сейчас вызывают у меня глубочайшее уважение.

Пфорцгейм, 23 октября 1945 г.

Мы ехали дальше через разрушенные города, душераздирающее зрелище. Хуже всего разорен Пфорцгейм; дорога вела между сплошных развалин. На руинах виднелись белые кресты и цветы в память погибших под завалами. Порой они светились среди раскинувшихся развалин как лампадки над гробом покойника.

На окраине города у нас случилась очередная авария, поломку невозможно было исправить к утру. Поэтому мы разделились, пустившись на поиски пристанища. Я отправился в близлежащий Эттинген и попросился, чтобы нас приютили на ночь в общежитии Красного Креста. Там я спал в китайской тесноте среди мужчин, женщин и детей в подвальном помещении. Перед тем как ложиться, мы за общим столом пили солодовый кофе, ели каждый, что у кого было.

Я послушал, о чем говорят люди; хорошо, что судьба привела меня в это место. Иначе мы слишком легко уклоняемся от созерцания чудовищных страданий, как отворачиваемся при виде раны, чувствуя, что не в силах на это смотреть.

Я оказался среди группы беженцев, которая пробилась из Восточной Пруссии и Померании на запад, там были сорокалетняя мать со своей дочерью, двое мужчин и мальчик, разыскивавший своих родителей.

Эти люди рассказывали, как во время странствий останавливались в больших сараях, в которые каждую ночь являлись с обыском русские. Они описывали подробности: так, например, ощущение резкого озноба в момент, когда ударами прикладов и ружейными выстрелами солдаты выбивали задвижки, на которые беженцы закрывались изнутри. Женщины зарывались в солому, но по большей части их там находили, так как пришедшие протыкали связки соломы вилами. Или пользовались детишками, чтобы те показали, где енщины. Мать рассказала об одной сцене, когда она грудью бросилась защищать свою дочь и дала себя изнасиловать вместо нее.

«Меня изнасиловали пять раз, прежде чем я перебралась через Эльбу».

На что один из мужчин, производивший впечатление гимназического учителя или чиновника средней руки, откликнулся:

«Мою жену трижды изнасиловали, прежде чем я ее потерял».

Эта беседа привела меня в ужас, причем не столько своим содержанием, сколько тем спокойствием, с каким все это говорилось. У меня было такое впечатление, словно я сижу за столом среди умерших духов, повествующих о том, что они пережили при жизни. В то же время меня угнетало ощущение ужасной опасности, которая здесь зреет, эта угроза страшнее всех средств уничтожения, какие способен изобрести техник. Рушатся последние табу.

Ансбах, 24 октября 1945 г

Ночлег у Фермана, который собирается эмигрировать в Рио и сейчас очень осмотрительно ведет необходимые приготовления.

Перед сном я просматривал старые номера «Симплициссимуса»,[122]122
  «Симплициссимус» – сатирический журнал, издававшийся в 1896–1942 гг. в Мюнхене


[Закрыть] начиная с 1906 года. Просмотр вызывает жуткое ощущение. Создается такое впечатление, что тогдашние остряки сами еще не понимали, в чем соль их шуток; они рисовали на завесе.

В ходе процессов, сметающих все старое, критические умы обретают значение благодаря предмету, о котором пишут. Когда предмет исчезает со сцены, они теряют значение, как игральные фишки после окончания партии. В этом трагизм всех Бомарше, Максимилианов Гарденов[123]123
  Гарден Максимилиан (1861–1927) – берлинский журналист, издатель журнала «Zukunft». Знаток и крупный ценитель современного театра, помощник Макса Рейхгардта. Вел полемику в защиту уволенного Вильгельмом И в отставку Бисмарка и против влиятельных новых советников кайзера фон Мольтке и Филиппа фон Эйленбурга


[Закрыть] и прочих, коим несть числа.

Этот род политических острот предполагает наличие либерального противника. С исчезновением последнего карикатура, если только она не санкционирована государством, превращается в средство самоубийства. В противном случае автор превращается в подручного палача.

Кирххорст, 25 октября 1945 г.

После того, как к нам присоединился д-р Лилье, мы через Вюрцбург, Фульду и Гётттинген вернулись домой. Вечером я был уже в Кирххорсте.

Кирххорст, 28 октября 1945 г.

Визит капитана Томаса и майора Гуда. Томас передал мне привет от Никиша, с которым он в Берлине имел долгую беседу. Когда русские подошли к Берлину, Никиш сидел в Бранденбургской тюрьме и в отношении него собирались принять «чрезвычайные меры», т. е. его должны были убить, как и бессчетное множество других заключенных. Его спасло то, что директор раз за разом записывал его как «нетранспортабельного». Помесь бюрократии и зверства порождает такие парадоксы, примеры которых еще не раз встретятся в документах.

С Гудом мы после обеда просмотрели его перевод «Мраморных скал». В английский текст в качестве подмалевка добавлены гэльские слова, придающие ему архаизированный оттенок, как, например, слово the squaitch – котелок.

Кирххорст, 31 октября 1945 г.

Хризантемы стоят в полном цвету. Весь день держалась тонкая голубоватая дымка, в которой дрожали золотые цветы.

Приходил Лэнэ (Laine), он под вымышленным именем работает сейчас со своими бретонцами,(Бритты – кельтское племя, бежавшее из Британии под напором германских англо-саксонцев. В этом регионе долго сохранялось свое самосознание. Бретань довольно поздно (в XVI в.) стала частью Франции, и там время от времени пробуждались сепаратистские настроения. Об одном из таким эксцессов, инициатором которого был Лэнэ, и пишет Юнгер, которого всегда привлекали подобные явления. Бретонский партикуляризм имел причиной хроническую слаборазвитость региона, которую местные жители относили на счет французского централизма.) в Вестфалии. Еще в Париже мне случилось им однажды помочь. К сожалению, некоторые из них, как я услышал, были расстреляны. Лэне производит приятное впечатление человека, совершенно убежденного в правоте своего дела; он требует от своих товарищей честной работы, запрещает им заниматься спекуляцией на черном рынке. Они готовятся к тому, чтобы эмигрировать в Ирландию. У кельтов еще сохранилась взаимовыручка.

Он считает, что такие средства, как атомная бомба, на практике отменяют демократию, делая ее иллюзорной, поскольку аккумулируют огромную власть в руках немногих людей, можно сказать, единиц. Было бы, однако, хорошо, если бы они, подобно друидам, обладали особым непрофанным знанием. Тогда их физическая власть управлялась бы высшей, духовной.

Я в этом что-то сильно сомневаюсь и скорее склонен предположить, что техника уничтожения связана с появлением больших унифицированных масс и их избранников. Да и на самолетах ведь летают не сверхчеловеки, а какой-нибудь майор Аткинс или капитан Филиппович, предварительно хорошо позавтракав, возможно, с таблетками на десерт.

Воспользовавшись случаем, я порасспрашивал для своей работы о языке про этимологию слов «дольмен» и «менгир».

Кирххорст, 1 ноября 1945 г.

Что может позаимствовать индивид от своего вида, например в области удовольствий. Очевидно, это должны быть только проценты, комиссионные и чаевые Меркурия за услуги рассыльного, так как иначе под угрозой окажется вид.

С этой точки зрения меня удивляет существование кукушки, которое, по-видимому, целиком отдано наслаждению, за что в старину эту птицу называли дурной (Gauch) и относили к нехорошим животным. Невольно спрашиваешь себя, за что кукушке такая особая милость от природы и не существует ли где-то особый счет, на котором записаны ее долги. Мне это животное, чей голос я не раз слушал в лесу и на опушке, кажется таинственным и даже призрачным. Да и пение его лишь по-видимости благодушно. Возможно, тут проходит один из швов в наряде творения.

Мысль, пришедшая в голову, когда я, гуляя в поле, перескочил через ограду: В то время как мы, ни о чем не думая, мечтательно разгуливаем по полям, нас, может быть, подстерегает смерть. Не успеем мы ничего сообразить и осознать, что случилось, как нас внезапно скосит сердечный приступ или падение. Ведь падая от пули, мы не слышим выстрела, который нас уложил. Можно даже представить себе, что мы продолжим прогулку, не догадываясь, что уже умерли.

Кирххорст, 2 ноября 1945 г.

О странности встреч в сновидениях. Так, нынче ночью я повстречал в Рио в маленьком баре одного эльзасца, чиновника интендантства, который в продолжительном разговоре объяснял мне различия между немецкой и французской системами управления армейским хозяйством. Я познакомился с ним, потому что, расплачиваясь с официантом, никак не мог разобраться в мильрейсах,(Мильрейс (португ.) – 1000 реалов, основная денежная единица Бразилии до 1942 г.) и тут он мне объяснил обменный курс.

Кто бы поверил, что подобное возникает как вольная фантазия сонного ума? А если это так, то почему дневная жизнь не может быть такой же фантазией? Может быть, когда-то мы продолжим совершаемые во сне прогулки, как ту прогулку, о которой я вспомнил вчера. Может быть, как раз те сны, которые выражают наши желания, носят зачаточный, эмбриональный характер, мы вынашиваем их в иных звездных мирах, где они созреют во всем своем великолепии. В таком случае качество снов необычайно ценно. Эта мысль в прежние времена была людям гораздо ближе и привычней.

Зачастую мне начинает казаться, что во сне мир оказывается гораздо продуманней, богаче оттенками, художественней, знание – сильнее. Бор увидел модель атома во сне. Пока еще открываются эти врата, чистая техника, обыкновенная рутина не могут окончательно возобладать.

Для искусства есть два пути, которые выводят из абстракции. Оно может погрузиться в ночь и в поток ночных образов, как это делали романтики, как делал Новалис. Сегодня пример такого рода дает Бекман.[124]124
  Бекман Макс (1884–1950) – немецкий живописец и график. Учился в Художественной школе в Веймаре, а также в Париже и Женеве (1903–1904). С 1937 г. жил в эмиграции. Был близок к экспрессионизму, хотя и с претензией на реализм.


[Закрыть] Или же оно может нащупать сновидческие элементы в дневной действительности, тонкие оттенки тьмы, разбросанные среди света. Это более дерзкая попытка. Чудесное улавливается не в прошлом и не в утопиях, а в действительности.

Эксперименты, которыми на наших глазах занимается искусство, в конечном счете, по-видимому, направлены на то, чтобы нащупать новое, стабильное соотношение между сознательным и бессознательным.

Кирххорст, 4 ноября 1945 г

Чтение: трехтомное сочинение Густава Германа Клетке «Африка», собрание рассказов о путешествиях. В нем есть хорошие замечания об исламе.

«Когда Барт в числе других европейских институтов рассказал шейху о том, что у христиан принято страховать свое имущество на море и на суше, включая даже будущий урожай да и собственную жизнь, тот не мог не согласиться, что для земных забот это умная мера предосторожности. Но как верующий мусульманин он высказал мнение, что такой путь ставит под угрозу спасение души в ином мире».

Кирххорст, 5 ноября 1945 г.

Продолжал Ривароля. Порой у меня возникает такое впечатление, что все беды нашего времени начались с казни Людовика XVI. Такое можно часто обнаружить в истории: публичная жертва, которая, словно выступив из часов судьбы, выводит за собой остальную вереницу. Так смерть графа Гельфенштейна предшествовала крестьянской войне, принесшей Германии ужасные бедствия, и так убийство габсбургской четы повлекло за собой Первую мировую войну. В нашем мрачном мире такая кровь подобна жертвенному возлиянию, на которое жадно слетается сонм духов мщения.