Текст книги "Продолжает Чарли Чен"

Автор книги: Эрл Дерр Биггерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

16. Прощальный ужин Макса Минчина

Спустя несколько мгновений Чарли Чен вернулся к приятному созерцанию лунной дорожки, делившей надвое бескрайнюю океанскую пустыню. Чувство восхищения поразительными способностями своего практиканта продолжало переполнять его сердце: только фантастически наблюдательный сыщик мог заметить, что одна наклейка немного более выпукла, нежели остальные! Но неужели и Уэлби обнаружил столь же фантастические способности? Удивительно!

Очевидно, ключ был замечен сержантом Скотленд Ярда под той же самой наклейкой – ведь наклейка «Грейт Истерна» могла появиться на чемодане Марка Кеннавэя только в Калькутте и никак не позже: в других местах нет калькуттских отелей! Следовательно, он и в Иокогаме находился под этой наклейкой…

Да, но Уэлби назвал Памеле номер ключа! Даже самая фантастическая наблюдательность не помогла бы ему разглядеть этот номер под наклейкой, – значит, он видел этот ключ где-то в ином месте. Или есть и третий ключ? Но зачем тогда так тщательно прятать второй?

Убийца упрямо продолжает прежнюю тактику «подсказок» следствию: сначала на «преступника» явно указывал ремень Лофтона, затянутый вокруг шеи Дрейка, затем хромота Росса, возвращавшегося после покушения на Даффа, и вот теперь – роковая улика под наклейкой на чемодане Кеннавэя. В том, что Кеннавэй не мог быть убийцей, Чен нимало не сомневался, но кто мог подложить ему свой ключ? Уж не Тэйт ли, сосед по номеру Марка, обладатель карманных часов и любитель процедурной формалистики? По возрасту адвокат вполне подходил на роль Джима Эверхарда…

– Время спать, – в конце концов решил Чарли, – а завтрашний день начну с Марка… Почему ключ попал именно к нему?

Но начать день с Марка оказалось не так-то легко. Молодой человек был явно чем-то расстроен, и нервно мерил прогулочную палубу шагами такой величины, что инспектор едва сумел приноровиться к его походке.

– Припоминая свои юные годы, – слегка запыхавшись заметил Чарли, – могу с уверенностью сказать, что ничто в мире не могло меня тогда вывести из равновесия настолько, чтобы я начал прекрасное солнечное утро с подобной спешки! Вам ведь всего около двадцати, не так ли?

– Двадцать пять, – буркнул Марк, – но в этой поездке у меня такое чувство, словно с каждым днем я становлюсь как минимум на пять лет старше.

– Неприятности? – сочувственно взглянул на него инспектор.

– Точнее сказать, никаких приятностей, мистер Чен, – вздохнул Марк. – Уверен, что вам никогда не приходилось исполнять роль няньки при стареющей юридической знаменитости, иначе вы бы меня поняли. Сегодня, например, мне пришлось всю ночь напролет читать ему вслух! Удивляюсь, как это у меня еще ворочается язык… А эти непрерывные капризы, жалобы на здоровье, на духоту, на сквозняки…

– По крайней мере, я надеюсь, что приступов у вашего патрона после отеля Брума уже не было?

– Еще как было! Один раз в Красном море – но там меня быстро выручил судовой врач, а вот со следующим, в Калькутте, я едва не поседел… Нет, в мире не будет человека, счастливее меня, когда в Сан-Франциско я сдам его с рук на руки сыну! Мой вздох облегчения наверняка будет слышен даже на Южном полюсе!

– А я-то хотел вам позавидовать, – улыбнулся Чен. – Обойти весь свет в качестве секретаря богатого патрона – что может быть соблазнительнее…

– Вот-вот, – согласился Марк, – на эту приманку я и клюнул. И получил именно то, что заслужил по собственной глупости. Ведь как отговаривали меня родители: займись летом практикой, в Бостоне полно хороших юридических контор, в которых рано или поздно для тебя найдется место. Но нет, я решил быть умнее всех, и пустился в плавание с великим Тэйтом…

– Бостон, – мечтательно повторил Чарли. – Почему-то мне кажется, что это должен быть очень красивый и очень спокойный город. А какой там великолепный английский! Вы знаете, мистер Кеннавэй, однажды мне довелось оказать бостонской семье одну небольшую услугу в Гонолулу, и даю вам слово, что ни до того, ни после мне не доводилось услышать благодарности, которая звучала бы так восхитительно. Это была настоящая музыка!

Марк засмеялся. Выражение ожесточенной досады почти исчезло с его лица при одном упоминании о его родном городе.

– Я человек консервативных взглядов, – продолжал Чарли, – и всегда считал, что джентльмена можно узнать прежде всего по правильному выбору правильно произнесенных слов. Этому учил меня мой достойный отец, этому я стараюсь учить своих детей. И мысль о том, что где-то на свете есть такой город, как Бостон, всегда утешала меня: уверен, что бостонские родители придерживаются тех же взглядов, что и я.

– Вы совершенно правы, – согласился Марк, – жаль только, что я оказался исключением из бостонских правил. В качестве образцового наследника хорошей бостонской семьи я никогда не служил утешением для своих родителей. Если бы мама узнала, что выпало на мою долю в этой поездке – не только с патроном, – она сразу сказала бы: «Вот видишь! Что я тебе говорила?»

– Не только с патроном? Можно узнать, что вы имеете в виду?

– Памелу Поттер, естественно!

– Естественно? Не понимаю, чем может досадить столь прелестная молодая леди!

– Да всем! Она, кажется, задалась целью постоянно выводить меня из себя. Такой самоуверенной особы мне еще не доводилось видеть – включая даже мою прабабушку, которая прожила среди сливок бостонского общества почти девяносто лет. Насколько я понимаю, мисс Поттер с чего-то вбила себе в голову, что до конца нашего плавания вокруг света я непременно должен объясниться ей в любви. Напрасно надеется. Я не собираюсь вступать в брак с чековой книжкой.

– Вы уверены, что вам грозит именно такой брак?

– Уверен. Мне не раз приходилось встречаться с богатыми наследниками из средне-западных штатов. В жизни для них имеет значение только одно: деньги. Их единственный вопрос: «Сколько вы стоите?» На остальное им ровным счетом наплевать. У нас в Бостоне деньги интересуют людей в последнюю очередь. Мой дядя, например, просадил на бегах все свое состояние – но никто не стал его из-за этого меньше уважать… Сам не знаю, зачем я вам все это говорю. Наверное, потому, что сочетание мистера Тэйта с мисс Поттер способно вывести из себя кого угодно.

– Так вы о ней постоянно думаете?

– Рад бы не думать, но… Нет, она, конечно, может быть милой и обаятельной, – и вдруг переезжает меня, словно грузовик. Фирмы Хью Дрейка.

– Она легка на помине! – указал Чарли в сторону двери, откуда показалась стройная фигурка в белом теннисном костюме. – Попробуем сбежать?

– Зачем? – пожал плечами Марк. – От судьбы сбежать невозможно. Эта красотка отыщет меня даже на дне трюма.

– Доброе, утро, инспектор! Привет Марк! – подбежала заметившая их Памела. – Марк, как ты смотришь на партию в теннис? Я намерена задать тебе хорошую трепку!

– Ты только этим и занимаешься.

– Да, но на восходе я добрее, – и она потащила не слишком упиравшегося Марка в сторону теннисного корта.

Продолжая утреннюю прогулку, Чарли увидел устроившегося в кресле на самом носу капитана Кина, который щурился в лучах солнца, как сытый кот.

– Прекрасное утро, мистер Кин, – попробовал вступить в беседу инспектор. Кин даже не повернул головы в его сторону.

– Что в нем прекрасного? Я что-то не заметил.

– Помешали какие-нибудь заботы?

– Нет у меня никаких забот, – Кин лениво зевнул. – Просто я терпеть не могу разговоров о погоде. По-моему, это не мужское дело.

– Как вы смотрите на небольшую экскурсию в машинное отделение? Мне со вчерашнего дня хочется взглянуть на технические чудеса, толкающие вперед такую махину, как наш «Президент Артур».

– Не имею ни малейшего желания. В технике я все равно ничего не смыслю. Не отличу котла от поршня.

– Да? Это странно. В записках моего друга инспектора Даффа я прочел, что в отеле Брума вы назвали себя инженером…

– Вы, я вижу, ловкач, – Кин соизволил, наконец, повернуться к стоящему у релинга Чарли. – Не помню, что я там говорил у Брума. Я записок не веду.

– А напрасно. Записки могли бы стать хорошим подспорьем такому неизлечимому лжецу, как вы, мистер Кин. Одним вы говорите, что вы военный, другим, что инженер, а на деле просто любите прислушиваться к тому, что делается за чужими дверями!

– Ха! Можно подумать, что вы этим не занимаетесь!

– Никогда.

– В таком случае из вас никогда не выйдет хорошего детектива. Поверьте человеку, который занимается этим делом достаточно давно и имеет все основания гордиться достигнутым.

– Занимается этим делом? – от удивления инспектор едва не потерял дар речи. – Так вы… Вы работаете в полиции?

– Еще чего! – усмехнулся Кин. – Я работаю на частную компанию в Сан-Франциско. Надеюсь, что вы не станете болтать об этом на каждом углу.

– А, так вы являетесь частным детективом, – наконец, понял Чарли.

– Являюсь, – с вызовом подтвердил Кин. – И не считаю, что мы хоть в чем-то хуже вашей полиции. Говорю вам об этом только для того, чтобы вы не тратили на меня понапрасну свое время. Меня наняли по заказу мистера Спайсера. Похоже, что Ирен успела ему изрядно надоесть, и он мечтает о жене классом повыше. Для развода ему требуются доказательства супружеской неверности. От меня требуется добыть эти доказательства. Точка.

– Ну и как, вас можно поздравить с успехом? – поинтересовался китаец. Его ничуть не растрогала забота Кина о напрасной трате времени. Сыщик ли, инженер или капитан, – этот человек оставался для инспектора Чена прежде всего профессиональным лгуном.

– Успехов никаких. Фиаско, с первого дня до сегодняшнего. Может, потому, что Вивиан подозревает, на кого я работаю, и не желает портить отношения со Спайсером. В любом случае, добрых чувств он ко мне не питает. Как-то пообещал мне шею свернуть, если еще раз увидит меня поблизости от Ирен. А моя шея, знаете ли, мне очень дорога. Я не хочу, чтобы ее сворачивали. Да и какие доказательства супружеской неверности можно собрать, если эта пара только и делает, что устраивает скандалы по пустякам? После той ссоры за бриджем она вообще перестала с ним разговаривать! Я, можно считать остался без работы. Может, возьмете меня в долю? Не пожалеете! Сколько вам светит за поимку убийцы?

– Нет награды выше торжества справедливости, – невозмутимо ответил инспектор.

– Э, о справедливости рассказывайте кому другому! Уверен, что вас с приятелем наняла внучка Дрейка, которая в своем деде души не чаяла. А что если я предложу собственные услуги непосредственно ей? Возьму и скажу, что готов уступить ей свою информацию за половину того, что потребовали от нее вы, а? Что вы тогда запоете? Давайте сговоримся по-хорошему: половина вам, половина мне, и дальше мы работаем сообща!

– Нам не о чем сговариваться, мистер Кин, ни по-плохому, ни по-хорошему, – не скрывая брезгливости, ответил инспектор. – Могу только посоветовать еще раз присмотреться к тому, какое прекрасное сегодня утро. Всего доброго!

– Вы еще пожалеете, что упустили мое предложение, мистер Чен, – бросил ему вслед Кин и снова зажмурился с выражением полного безразличия ко всему происходящему вокруг.

Прошел второй, а затем и третий день плавания. Все внимание Чарли сконцентрировалось на скрытом калькуттской наклейкой ключе, но неутомимый Кашимо раз за разом доносил, что к наклейке никто не прикасался. Некоторое разнообразие в течение событий внесла внезапная идея Макса Минчина устроить для всех участников кругосветного тура прощальный ужин. К некоторому удивлению самого Макса эта идея была встречена с энтузиазмом даже теми, кто поначалу открыто избегал компании недавнего гангстера. Как философски заметил по этому поводу инспектор, «море сближает не только далекие страны, но и далеких людей». Сам инспектор удостоился чести быть приглашенным на ужин лично супругой Макса: Сэди пришла в ужас от мысли, что за столом сядет тринадцать людей и решила, что в качестве четырнадцатого инспектор полиции будет ничуть не хуже любого другого. Макс встретил это решение так, как и положено образцовому супругу.

– В принципе, я ничего против фараонов не имею, – дружески пояснил он инспектору. – Они такие же люди, как все. К тому же в Чикаго я уже устраивал большой прием в честь полиции, и все остались довольны. Смокинг можете не надевать, мистер Чен: я терпеть не могу все эти дурацкие формальности.

– О, меня они тоже не смущают, – заверил его Чарли. – А вот не смутит ли вас, если разговор на вечеринке вдруг зайдет об убийстве?

– Не понял? – озадаченно уставился на него Макс.

– Хочу попробовать, чтобы люди вспомнили о том печальном происшествии в отеле Брума, так сказать, в непосредственной обстановке. Возможно, они сумеют вспомнить что-то такое, о чем предпочли забыть при официальном допросе. Как вы думаете?

– Черт его знает, – протянул Макс. – Вообще-то я предпочел бы не говорить о делах. Их у нас по горло хватит в Америке. Мы с женой хотим, чтобы люди просто повеселились, как следует поели, как следует выпили – вот и все. Но… раз уж вам так необходимо… Никто не скажет, что за столом у Макса Минчина кому-то пытались заткнуть рот. Только учтите: наручники за столом у Макса тоже никому надевать не будут, даже если кто-то действительно сболтнет за выпивкой лишнее. Потом делайте с ним, что хотите, но этот вечер – мой! По рукам, инспектор?

– По рукам, мистер Минчин! – Чарли крепко пожал протянутую ему сильную ладонь.

Стол, за которым не затыкают ртов и не надевают наручников, был накрыт в застекленном кормовом кафе и буквально ломился от бутылок и всевозможных закусок. Гости воздали должное и тому, и другому, но Макс не давал столу пустеть, поминутно гоняя официантов за все новым и новым подкреплением. Смех и шутки не смолкали весь вечер, и это убедило Макса, что ужин проходит под счастливой звездой. Когда подали кофе, он встал.

– Друзья мои, – растроганно сказал он, – леди и джентльмены! Мы приближаемся к концу долгого пути вокруг целого света. Иногда нам бывало лучше, иногда хуже, но у меня лично всегда было хорошо на душе. Думаю, это потому, что у нас был такой отличный опекун, как доктор Лофтон! Предлагаю выпить всем за здоровье нашего замечательного шефа! Ура!

Тост Минчина оказался для доктора полной неожиданностью. Общие аплодисменты смутили его еще больше, так что слова для ответного спича пришли к нему лишь после некоторой паузы.

– Спасибо всем вам, – взволнованно сказал он. – Вы, конечно, знаете, что в туристском бизнесе я работаю уже много лет, удивить меня чем-либо трудно. И все же в этом путешествии я почти непрерывно удивляюсь. Удивляюсь тому, что, вопреки известным обстоятельствам, вы мне не изменили. И не доставили никаких из ряда вон выдающихся хлопот – хотя могли бы. Даже в тот далекий уже от нас трагический день в отеле Брума, – ради Бога, простите, что я нечаянно о нем вспомнил, – даже в тот день вы показали себя достойными людьми, выказав редкий такт, понимание и дисциплину. Словом, вы были настоящими американскими туристами. Ваше здоровье, друзья!

– Браво, доктор! – выкрикнул среди аплодисментов Минчин. – Отлично сказано. Что ж, наш шеф помянул о том трагическом дне и хочу сказать, что для всех нас это действительно было трагическим переживанием. Но раз уж зашла речь о таких делах, то я не могу не вспомнить о нашем почетном госте, мистере Чарли Чене, полицейском из Гонолулу. Я повидал на своем веку немало ребят его профессии, но ни разу мне не доводилось желать им удачи. Сегодня Макс Минчин рискнет изменить этому правилу: хочу от всей души пожелать мистеру Чену удачи в его деле! В конце концов, можно сказать, что это и наше дело!

Чарли с достоинством встал и, поблагодарив Макса за поддержку легким поклоном, сказал:

– В свою очередь я хочу от всей души поблагодарить нашего гостеприимного хозяина и его супругу, красота которой намного превосходит все ее бриллианты и сапфиры (счастливая Сэди смущенно потупилась), за добрые слова и незабываемый прием. Его пожелание удачи наполняет мужеством мое сердце, хотя до сих пор удача ни разу не улыбнулась ни мне, ни моему другу из Скотленд Ярда. В Китае в таких случаях склоняют голову и говорят: «Судьба есть судьба». Но я слишком долго жил среди американцев, чтобы бессильно склонять свою голову даже перед судьбой. Поэтому, леди и джентльмены, я хочу поднять этот бокал за то, чтобы в битве с несправедливостью нам не изменили ни мужество, ни удача!

Когда отзвучали аплодисменты, поднялся сидевший напротив инспектора Тэйт.

– О судьбе… – сказал он звучным голосом бывалого оратора. – Знаете, я не раз задумывался о своей судьбе на протяжении всего нашего путешествия – и хотя у всех нас случались в нем неприятные моменты, я все-таки думаю теперь, что судьба была ко мне благосклонна. Даже в тот трагический день, о котором вспоминали предыдущие ораторы: ведь и я мог оказаться на месте несчастного Хонивуда, – то есть, я хотел сказать Хью Дрейка, случайно… – он вдруг умолк, и, махнув рукой, закончил, – впрочем, я не хочу задерживать ваше внимание на печальных воспоминаниях. Скажу только, что счастлив жить, счастлив познакомиться со всеми вами!

Тэйта сменила миссис Люс, насмешившая всех своей готовностью совершить под руководством доктора Лофтона путешествие хоть в самый ад, а Памела добавила, что в этом случае ад несомненно показался бы всем раем. Далее пришла очередь Кина.

– Ну, что сказать? Мы порядком пошатались по свету и порядком натерпелись от людей, которые любят совать свой нос в чужие дела. Теперь все позади, и это главное. Я только завидую тем, кто ухитрился выбраться из мокрых дел, не замочив даже пальца. Меня, например, чуть на клочки не разорвали из-за простого желания почитать вечерком пару-другую страниц. А вот моего уважаемого соседа мистера Бенбоу, который тоже разгуливал по коридорам Брума в третьем часу ночи, почему-то никто не заметил. Кроме меня, конечно, но теперь уже поздно об этом вспоминать, дружище, поэтому оставим все лондонские прогулки в прошлом!

На сей раз аплодисментов не раздалось. Хотя Кин говорил в шутливом тоне, но Элмеру Бенбоу было несомненно не до шуток. Он медленно поставил свой бокал на стол и встал.

– Мне не раз доводилось выступать на дружеских вечеринках, но при таких обстоятельствах я говорю впервые… То, что вы только что услышали – чистая правда. Мы тогда действительно встретились в коридоре с капитаном Кином. Дело в том, что уже в постели я внезапно вспомнил, что так и не отправил днем поздравительную телеграмму дочке. У нее день рождения как раз седьмого февраля, это нетрудно проверить. Мы с женой собирались это сделать с минувшего утра, но сами знаете, как бывает на экскурсиях. Забегались и забыли. Я подумал, что если отправлю телеграмму ночью, то она еще успеет вовремя. Оделся тихонько, вышел из отеля, отправил с дежурного телеграфа на Риджент-стрит поздравление и вернулся. Жена так устала за день, что даже не пошевельнулась. У меня не было свидетелей, кроме телеграфистки, которая ни разу на меня не взглянула. Что, если бы она меня не узнала? О самой телеграмме я тогда даже не подумал, так был напуган случившимся. Дома, в Штатах, я, конечно, сказал бы шерифу обо всем, но в чужой стране… Словом, я струсил. И был так благодарен капитану Кину за то, что он умолчал о нашей встрече. Пожалуй, можно сказать, что я благодарен ему и теперь – за то, что он снял груз с моей совести. Да… А все, что я приготовился сказать до этого, как-то выскочило из моей головы… А, вспомнил! Мы с женой очень благодарны вам и особенно мистеру Минчину за сегодняшний вечер, и, поскольку мы с женой не мастера по части званых ужинов, то хотели бы в знак нашей признательности пригласить всех вас на просмотр отснятых нами в пути кадров. Мы будем очень рады вернуть вместе с вами назад самые счастливые минуты нашего совместного путешествия!

Элмер Бенбоу сел под дружные возгласы одобрения, а Кин, демонстративно отставив свой бокал в сторону, встретил испепеляющий взгляд Макса Минчина презрительной улыбкой. Джон Росс поспешил заполнить возникшую неловкую паузу, быстро поднявшись с места при помощи своей неизменной трости.

– Хочу сразу предупредить всех, что в моей речи не будет никаких запоздалых признаний, – эти слова были встречены громким смехом миссис Люс, сразу разрядившим обстановку. – Хочу просто сказать, что наше путешествие было для меня очень, очень интересным. Я ждал его много лет, и все же не подозревал, что оно окажется таким захватывающим. Конечно, всем нам иногда доставались не совсем те эмоции, на которые мы рассчитывали, но – словом, я не жалуюсь! Я очень рад, что смог принять участие в компании таких замечательных путешественников, как вы, и под руководством такого опытного знатока туризма, как доктор Лофтон. Жалею, что не смог, подобно нашему энтузиасту кино мистеру Бенбоу, отснять все свои впечатления на пленку, чтобы потом снова и снова возвращаться к ним в Такоме. Как и все вы, я тоже был потрясен смертью бедного Хью Морриса Дрейка, лежавшего в своей душной спальне с ремнем от чемодана доктора Лофтона на шее, и…

– С чего вы взяли, что это был ремень от чемодана? – внезапно прервал его Вивиан.

Росс ошеломленно молчал. Было так тихо, что стало слышным легкое позвякивание хрусталя от вибрации работавшей на полных оборотах машины.

– Как с чего? – наконец собрался с мыслями лесоторговец. – Еще в Лондоне инспектор Дафф знакомил нас с некоторыми обстоятельствами преступления, и я прекрасно помню, что…

– Раз уж мы решили сегодня пооткровенничать, – вновь перебил его металлическим холодным голосом Вивиан, – то могу заверить всех вас, что Хью Дрейка удушили не багажным ремнем, а ремнем от киноаппарата. Так уж случилось, что я знаю, кому этот ремень принадлежал. Он принадлежал мистеру Элмеру Бенбоу!

Все взгляды одновременно обратились к Бенбоу, который сидел на углу стола с видом человека, в которого ударила молния.