Текст книги "Заложник (ЛП)"

Автор книги: Эрин Боуман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Моя очередь. Блейн первый берет слово.

– Привет, Грей, – он все еще одет в новую куртку.

– Привет, – больше я ничего не могу выдавить из себя.

– Ты пропустил банкет.

– Все в порядке. Будут и другие.

Это верно. Для каждого Похищения проводят церемонию, и для каж-дой церемонии готовят праздничную еду, чтобы отвлечь нас от серьезности события.

– Ты выглядишь хорошо, – добавляю я и смотрю на него, на мое зеркальное отражение, которое отличается от меня только цветом глаз.

Сомневаюсь, что через год в это время я буду таким же спокойным. Мне не хватает его спокойной сдержанности. Возможно, я буду принадле-жать к числу тех юношей, которые теряют обладание, когда Похищение подходит ближе, во время церемонии не могут держать себя в руках, и паника ломает их.

– Ну, я не могу ничего сделать, чтобы это остановить, – объясняет Блейн от-крыто. – Это наступит так или иначе, так что я могу только провести последние минуты со всеми.

Последние минуты. Конец.

– Мне будет тебя не хватать, Блейн, – я не могу заставить себя посмотреть на него.

– Я тоже буду по тебе скучать, но мы же скоро увидимся. То, что приближается сейчас, отличается от смерти. Думаю, что мы увидимся снова.

Он подмигивает мне. Эта веселая нотка в такую серьезную ночь застает меня врасплох, но потом мне становится ясно, что он хочет меня утешить. Это я должен его утешать вместе со всеми, кто стоял перед ним, и все равно он стоит здесь и рассказывает мне, что все будет хорошо. Он такой хороший старший брат.

Я обнимаю его крепко, и он обнимает меня в ответ. Мы не обнимаемся слишком долго, и никто из нас не плачет. Но когда я отпускаю его и отстраняюсь, внутри возникает чувство, как будто часть меня вырвана из груди.

Мод подходит к Блейну, и я хочу, чтобы она двигалась медленнее. Я не желаю, чтобы все заканчивалось, так как если она закончит, значит, время пришло. Полночь, должно быть, уже близко, и затем начнется новый день. День рождения и конца Блейна. Мод нежно обнимает его и шепчет ему прощальные слова. Затем она отстраняется. Мы ждем.

И тогда это происходит, так же, как и всегда. Земля начинает дрожать. Сначала легко, так что маленькие комки и камни ударяют по нашим ногам, и затем, только один раз, сильнее. Некоторые люди не могут удержать равновесие и падают на колени. Ветер завывает. Мир переворачивается. А затем свет. Он бьет струей с неба, как стрела легко проникает в пергамент одним плавным движением. Луч света становится шире, длиннее и таким ярким, что начинают болеть глаза.

Обычно в это время я лежу на земле, закрыв глаза от света и стараясь не видеть его. И сейчас мне плохо, Похищение всегда оказывает такое действие, но я заставляю себя стоять. Я сосредоточиваюсь на Блейне и задерживаю на нем взгляд. Несмотря на жгучий свет, он держит глаза открытыми. Но он не выглядит испуганным. Свет окружает его, как будто исходит из его тела. Он как сверкающее шоу, горящее пламя. Затем последнее колебание земли, взрыв света, и он исчез.

Землетрясение закончилось так же быстро, как и началось. Люди стоят, борясь с головокружением, выбивают из одежды пыль и облегченно протирают глаза. Мы все кашляем и стонем, пока приходим в себя, и тогда Мод кричит в толпу:

– Давайте почтим минутой молчания, – хрипит она своим сухим, ломким голосом, – Блейна Везерсби, который похищен утром его восемнадцатого дня рождения.

Глава 4

Чувства, вызванные исчезновением Блейна, похожи на те, что я испытывал, когда умерла мама, но на этот раз у меня больше никого нет. Несколько первых дней я постоянно забываю, что он не вернется. Я ловлю себя на том, что сижу, смотрю и жду, что он войдет в дверь. Или у меня возникает чувство, что он ходит по дому за моей спиной. Но когда я поворачиваюсь, там только комната, пустая и холодная.

Приблизительно через две недели, когда мне постепенно становится ясно, что это реальность, что он никогда не вернется, я ломаюсь первый и последний раз. Весь вечер я провожу в постели и рыдаю в подушку. Несмотря на то, что никто этого не замечает, я в ужасе. Я чувствую себя потерянным, как будто часть меня вырвали и выкинули, и у меня больше нет семьи. У мамы был брат, у которого был сын, но оба они уже давно похищены. Кейл еще здесь, но я не могу стать отцом, в котором она нуждается. Я не могу заботиться о ней так же хорошо, как Блейн. Но самая страшная мысль, что у меня есть всего один год. У меня год до моего восемнадцатилетия, и нет никого, с кем я мог бы провести время и поделиться мыслями.

В Клейсуте я что-то вроде белой вороны. Люди смотрят на меня с сочувствием, опускают глаза или нерешительно улыбаются. «Все в порядке, Грей?» – кажется, хотят они спросить. Я нахожу покой в лесу. Среди веток, деревьев и шишек я чувствую себя свободным: взгляды не преследуют меня, мысли не крутятся у меня в голове. Там я чувствую себя самим собой.

Лучшее во всем этом то, что я смог попрощаться с Блейном. Когда я был младше, я читал в библиотеке один свиток, в котором было описано Похищение.

Жители Клейсута не всегда знали, что это такое. Когда случилось самое первое Похищение, никто ничего не понял до следующего утра. Тогда исчез старший брат Мод, Бо Чилтон. Он таинственным образом пропал без вести. После того, как городские леса были полностью осмотрены, его объявили мертвым, хотя его тело не было найдено. Было странно, что Бо просто исчез. Это было совершенно на него не похоже. Он был самым старшим среди первых детей, их предводитель. Он был невозмутимым, умным, ответственным.

Когда первые жители однажды открыли глаза и увидели свой город в руинах, они запаниковали. Жители подозревали сильный шторм, во время которого они потеряли сознание, но не могли вспомнить надвигающуюся непогоду. На самом деле они вообще не могли вспомнить ничего, что было до катастрофы, и, за исключением братьев и сестер, не узнавали друг друга. В одно мгновение соседи стали незнакомцами.

Бо был тем, кто позаботился об инструментах и начал заново отстраи-вать город, прежде чем всё погрузилось в хаос. Он привел каждого в здравый рассудок и каждому нашел задание. Через несколько месяцев город был восстановлен. На полях снова вырос урожай. Они укрепили заборы вокруг пастбища, и скот, который сбежал в лес, снова стал возвращаться в город. Бо возглавил Совет, который состоял из пяти избранных жителей. Так как никто не мог вспомнить, как назывался их родной город, они дали ему название, которое состояло из двух слов, хорошо описывающих город: грунтовые дороги из красной глины (clay – глина) и черная пыль (soot – сажа), которая была везде, и чтобы от нее укрыться, нужно было сбежать в лес. То, что неорганизованные и напуганные дети объединились в единую команду, способную восста-новить общину, было заслугой Бо.

Когда они нашли Стену, Бо вызвался первым забраться туда, чтобы осмотреться. Но он не смог увидеть, что находится по другую сторону. Он поднялся на большой дуб в северной части леса, но оттуда смог увидеть только темноту за стенами. Бо был уверен, что туда подниматься опасно. Он пробовал отговорить других, но пара человек все равно попыталась. Вернулись только обугленные тела. Догадка Бо подтвердилась.

Его исчезновению по-прежнему не было объяснения. Но несколько ме-сяцев спустя пропал еще один юноша, а через неделю другой. Наконец, Мод заметила, что это внезапное исчезновение происходит с юношами в определенном возрасте. Это всегда был один из старейших, и тогда она поняла, что это всегда происходит, если юноше исполняется восемнадцать.

Первый опыт провели с Райдером Фениксом. Он сидел в центре города накануне своего восемнадцатого дня рождения, все остальные сидели вокруг него и ждали. Это была первая ночь, когда они почувствовали, как дрожит земля, и увидели, как загорается небо. С тех пор они знали.

Мод убедила всех повторить опыт. В течение следующих нескольких дней рождения случилось то же самое. Юноши исчезали, за считанные се-кунды они были вырваны из города, и всегда в день своего восемнадцатилетия. Каждый из них был потерян, похищен, украден, и каждый раз в одно и то же время и по одному сценарию.

Как только они поняли это, некоторые юноши начали паниковать. Не-сколько человек пытались сбежать до наступления восемнадцатого дня рождения. Они забирались на дерево в северной части леса, которое росло достаточно близко к Стене, и с его помощью легко было перебраться на другую сторону. Но они всегда возвращались. Мертвые. Большинство мальчиков признали, что Похищение неизбежно. Мод заняла место своего брата как глава Совета и организовала первые в истории церемонии. Похищение было неизбежно, но можно было к нему подготовиться. По крайней мере, на церемонии каждый мог сказать «до свидания», то, что Мод не смогла сделать со своим братом. Во время церемонии люди могли примириться с Похищением.

На самом деле, я еще не совсем смирился с Похищением Блейна и не уверен, что когда-нибудь это сделаю. Я знаю, что борьба с последствиями Похищения – часть жизни, но потеря Блейна – это моя собственная боль. Он ушел и никогда не вернется. Мои чувства не выразить словами. Прежде всего, это просто несправедливо.

Кто-то стучится в мою дверь и вырывает меня из моих размышлений. На улице светло, уже утро, и я должен быть на охоте, но с тех пор как Блейн исчез, мои внутренние часы не работают. Я встаю с постели, надеваю штаны и иду к двери.

– Доброе утро, лежебока, – приветствует меня Челси. Ее лицо необычно свежо. Она снова выглядит здоровой, следов от моих ударов не осталось.

– Что тебе надо? – спрашиваю я сердито. Я мог бы еще полежать в кровати.

– Мод хочет встретиться с тобой.

– Это все?

– Да.

– Отлично, – я захлопываю дверь прямо перед ее носом, одна из картин на стене падает на пол. Возможно, не стоит быть таким невежливым, но я все еще не простил Челси. В отличие от Блейна я не пытаюсь ее оправдать.

Я останавливаюсь, чтобы поднять упавшую картину. На ней углем нарисовано здание Совета, ее еще ребенком нарисовал Блейн. От падения рамка сломалась. Пока я собираю осколки, замечаю, что за рисунком есть еще что-то. Пергамент грубый, но не белый, как для рисования. Я вытаскиваю его из осколков и осторожно осматриваю. Это письмо, написанное почерком, который я узнаю всегда.

«Моему старшему сыну», – начинается оно. Это мамин тщательный, чистый почерк. Я глубоко вздыхаю и читаю дальше: «Ты непременно должен это прочитать, а затем сразу спрячь письмо. Грей не должен о нем узнать. Я часто думала, как мне все рассказать вам, но потом решила, что ты должен узнать эту тайну после моей смерти. Я пишу это письмо в последние часы жизни. Я так сильно хочу сама все тебе объяснить, но я прикована к постели. Этот мир с Похищением и Стеной полон загадок и такой странный, что я никак не могла понять его. Думаю, ты поймешь, когда наступит твой восемнадцатый день рождения, почему я поделилась с тобой этой тайной. Правда или ее поиски не могут умереть вместе со мной. Ты не можешь рассказать об этом брату. Я знаю, это будет сложно для тебя, но если Грей узнает об этом, он будет искать ответы. Он поставит все на кон и рискнет тем, что ты не найдешь правду. Но ты должен. Ты должен найти истину вместо меня, потому что смерть заберет меня, прежде чем я успею разгадать тайну. И потому говорю тебе, мой сынок: ты и твой брат не то, во что я учила вас верить. Грей – это…»

Я переворачиваю письмо, но продолжения нет. Я просматриваю осколки на полу, но второй лист, который является продолжением первого, спрятан не в раме. Я читаю письмо снова и снова.

«Грей – это…» Кто я? Я бегу в спальню и распахиваю сундук, который принадлежал Блейну. Я переворачиваю одежду и старые вещи, пока мои руки не находят маленький, перетянутый крепким шнуром дневник. Я перелистываю его и останавливаюсь, когда нахожу день, в который умерла мама. Запись Блейна очень короткая.

«Картер со всем ее искусством не смогла помочь, и сегодня мама умерла. Она оставила мне странное письмо. Сначала оно напугало меня и смутило, но потом мне стало понятно, что удача благосклонна ко мне, потому что мой брат еще со мной. Грей, которого я, с каждым проходящим днем, все больше оберегаю».

Я кидаю дневник обратно в сундук, иду назад на кухню и стискиваю письмо матери в кулаке. Как они могли держать от меня в секрете то, от чего так сильно зависит моя жизнь? И что теперь? Их обоих больше нет, и я стою один в темноте без всяких объяснений. Правда, на которую так надеялась мама, после Похищения Блейна останется загадкой. Особенно для меня.

Я читаю письмо еще раз, и, когда меня переполняют чувства обиды и предательства, выбегаю из дома. Я должен убежать от письма так далеко, как могу. Но затем вспоминаю слова Челси, и понимаю, что стою перед домом Мод.

Я делаю несколько глубоких вздохов, прежде чем стучу в дверь, и слепящая ярость становится злостью, а злость переходит в глухое недовольство. Мод открывает почти сразу и приглашает меня внутрь.

Дом Мод один из красивейших в городе. Пол не земляной, а покрыт деревом. На раковине есть рычаг, при помощи которого можно накачать воду прямо в дом. Когда я захожу в дом, чайник кипит на плите, и пахнет свежеиспеченным хлебом.

– Чаю? – спрашивает она, пока я сажусь за кухонный стол. Я отказываюсь, что, возможно, не так вежливо, как надо, и жду, пока она наливает себе чашку горячей воды и заваривает травы. Наконец Мод садится ко мне за стол и осторожно попивает приготовленную бурду.

– Вы хотели меня видеть? – спрашиваю я.

– Да, да. У меня есть имя для тебя, – я знаю, что это значит, и не хочу это слышать. Это последнее, о чем я хочу сейчас думать.

– Я думал, вы сказали, что некоторое время мне не нужно это делать.

– Прошло почти три недели, Грей, – говорит она. Пар поднимается от ее чашки, закручивается перед носом и сливается с ее белыми волосами, прежде чем зависнуть под потолком.

– Правда?

– Угу, – бормочет она утвердительно.

– Итак, кто на этот раз? – спрашиваю я. Впереди еще один месяц неловкой формальности, во время которого я открыто провожу время с девушкой, с которой, как думает Мод, я сплю, а затем пытаюсь отговорить ее от этого, если такая возможность предоставляется. Вторая часть иногда сложнее, чем я думаю, даже с потенциальным отцовством на кону.

– Если ты хотел бы встречаться с кем-то определенным, Грей, тогда все в порядке, – говорит она. – Но если мы видим, что самостоятельно ничего не выходит, тогда мы должны планировать.

Если встреча состоится не под давлением и не будет так официально организована, то возможно, все пройдет естественно. Но это у меня вызывает такие же чувства, как в детстве. Мама запрещала Блейну и мне играть с огнем, именно поэтому мы это делали. Если бы нам это не запрещали, мы, возможно, играли бы с камнями. Здесь точно так же. Огонь, который они мне предлагают, меня не интересует. Я не люблю, когда мне говорят, что я должен делать.

– В последнее время я не чувствую себя в лесу как раньше, – возмущаюсь я. – Со мной ничего не происходит.

– Хорошо, – говорит она и ставит чашку на деревянный стол между нами. – Для следующего месяца мы выбрали для тебя Эмму. Ты же знаешь Эмму? Дочь Картер, которая работает в больнице.

В моей груди образуется комок.

– Да, я знаю ее.

– Хорошо. Это все, Грей. Ты можешь идти.

Я иду, даже не поблагодарив ее. В первый раз, с тех пор как разбилась рамка, я думаю о чем-то другом, а не о тайне. Я должен радоваться этому выбору, но не радуюсь. Я не хочу встречаться с ней, потому что мне приказывают. Или она ответила бы на мои чувства, или нет. Возможно, все это неважно, и Эмма все равно отвергнет меня. Ходили слухи, что она не приняла еще ни одного из выбранных для нее партнеров и отказывала всем. Друг Блейна, Септет Тейт, который несколько месяцев назад стал жертвой Похищения, рассказывал, что Эмма врезала ему между ног, когда он не поверил, что она по-настоящему имеет в виду «нет, спасибо». Вообще-то никто ему не поверил, потому что Эмма очень дружелюбная и нежная.

Я поднимаю взгляд и понимаю, что ноги сами привели меня к больнице. Собственно я могу покончить со всем прямо сейчас. Я толкаю дверь и вхожу. Картер с кем-то в передней части комнаты. Сквозь тонкую занавеску я могу различить оба силуэта. Эмма сидит в задней части за письменным столом и пишет что-то на пергаменте. На ней длинное белое платье, волосы небрежно подняты наверх. Несколько непослушных прядей растрепались. Нервно я провожу рукой по челке, затем иду к ее столу и сажусь на стул напротив, не дожидаясь приглашения.

– Привет.

– Привет, – говорит она и бросает на меня мимолетный взгляд. – Что я могу для тебя сделать?

– Нет, – я все еще обдумываю, что должен сказать. Возможно это не такая уж и плохая идея, прийти сюда. Может быть, мне нужно просто уйди с пути Эммы в течение следующего месяца.

– Тогда что ты делаешь здесь? – она откладывает перо и складывает руки на груди. Когда она злится, выглядит она прекрасно.

– Меня выбрали для тебя, – говорю я без надежды. Все, я сказал это.

– А! Еще что-нибудь? Хорошо. Меня это не интересует, – она снова берет перо в руки и пишет дальше.

– Да, я знаю. Я только надеялся объяснить, что мы, в самом деле, могли бы повеселиться, если следующий месяц проведем вместе.

Она смотрит на меня в замешательстве.

– Я не знаю, правильно ли ты меня понял, Грей. Мы не будем встречаться.

– Основания такие, Эмма. Я не хочу становиться отцом, не в ближайший миллион лет. Не хочу закончить как Блейн и оставить ребенка одного. И тебе не интересно. Это ты выразила четко. Но Совет все равно хочет, чтобы я стал твоим партнером, и если они будут видеть нас вместе, они подумают, что мы делаем все, что они от нас хотят, и оставят нас в покое. Возможно, я смогу их уговорить еще на несколько месяцев оставить нас вместе, и тогда тебе больше не придется отшивать еще кого-нибудь.

Некоторое время она молчит, и ее темные глаза изучают мои. Я не знаю, что она ищет и о чем думает. Она понимает все, но ее лицо ничего не выражает.

– Хорошо, – говорит она, наконец. – Договорились. Что бы ты хотел предпринять?

– Что? Сейчас?

– Да, сейчас, – она еле слышно смеется и вызывает этим боль в моей груди, толчок, который возникает, когда она смотрит на меня.

– Все равно что. Что бы ты хотела?

– Давай поедем к пруду, – говорит она и собирает свои вещи.

– Какому пруду?

– К пруду. Единственному, который есть. Тому самому, что недалеко от поля с колокольчиками.

– Это же озеро, – поправляю я ее.

– Ах, для меня это пруд. Пойдем, исчезнем отсюда, – она хватает мою руку и тянет за собой из больницы. Сегодня я не пойду на охоту.

Глава 5

Мы идем через город на юг, мимо школы, кузни и многочисленных домов, в том числе моего, который обозначает границу города. Там, где заканчивается голая глиняная земля, кустами растет высокая трава до самого леса. Обычно я не охочусь в южных лесах. Они глинистые и влажные, а большинство живности держится в более сухих местах. Чем дальше мы продвигаемся в лес, тем мягче становится земля. Но в последнее время почти не было дождей, так что мы не проваливаемся в рыхлую землю. Когда мы достигаем густых зарослей, за которыми находится озеро, Эмма дергает меня за руку, чтобы я остановился.

– Нам туда, – говорит она и показывает направо.

– Но оно прямо перед нами, прямо за этими зарослями.

– Я знаю, но вид будет лучше, если мы заберемся на холм.

– Вид? Там нет никакого вида.

– Поверь мне, Грей. Доверься мне, – и она, не ожидая, пойду ли я за ней, идет направо между деревьями и кустами, несмотря на то, что там нет дороги. Она поднимает юбку до коленей, и я смотрю на ее ноги, пока она перебирается через упавшее дерево и валун, которые преграждают нам путь. Медленно мы одолеваем отвесный склон. Возможно, там есть на что посмотреть.

Когда мы выходим из-за деревьев, я практически теряю дар речи. Мы стоим на холме высоко над водой. С этой точки зрения озеро выглядит довольно маленьким и узким. Длинная полоса воды скрывается за другим холмом. Вокруг нас растут колокольчики с высокими толстыми стеблями, которые достигают моего бедра. Нежные сиреневые цветы свисают пучками и танцуют на ветру. Вдали видно южную часть Стены.

Эмма идет вперед в поле к одинокой скале на холме. Фиолетовые цветы достают ей почти до плеча, но она идет дальше, и они ускользают из ее рук.

– Раньше я всегда приходила сюда с дядей, – рассказывает она мне, пока мы устраиваемся поуютней на камне. – Почти ежедневно. По крайней мере, пока… ну, ты понимаешь. Когда его забрали, мне было девять. Я не была здесь уже несколько лет.

– Отсюда озеро выглядит великолепно, – говорю я. – И, по правде сказать, оно кажется таким маленьким. Теперь я понимаю, почему ты называла его прудом.

– Видишь?

– Да, но это все равно озеро. Я просто пробую быть вежливым.

Она вздыхает.

– Ну да. Для тебя это очень тяжело.

– Знаешь, несмотря на то, что ты думаешь, я не плохой человек.

– И то, что ты сделал с Челси, не имеет значения?

– Это совершенно другое.

– Это все равно важно.

– Пусть. Но я не плохой человек. У тебя нет оснований думать обо мне пло-хо.

– Я приму это на веру до поры до времени, – она берет целую горсть травы и пускает ее по ветру.

– Тогда почему ты это сделал? – спрашивает она, глядя на меня. Солнечный свет падает на ее родинку под глазом, и похоже, будто она, в самом деле, плачет. – Почему ты сказал правду про назначение?

Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Объяснений много. Я не хочу становиться отцом. Я ненавижу официальные назначения. Я хочу ее, но не под давлением.

– Ты сказал правду или…? – спрашивает она, когда я не даю ответа. – Ты же не собираешься позже на меня наброситься или что-то подобное? Я сильнее, чем выгляжу. Мои руки лечат, и все думают, что я такая дружелюбная и заботливая. Но я могу быть сильной, если потребуется.

– Я слышал, – я тихо смеюсь. – И да, я сказал правду.

Она вновь смотрит на меня так же, как тогда в больнице. Я так и не могу понять ее взгляд.

– Я ненавижу назначения, – говорит она.

– Я тоже.

– Сколько у тебя уже было?

– Ты не хочешь этого знать, – мне не хватит пальцев рук, чтобы пересчитать их. Хотя я давно ни с кем не спал, все равно это число больше, чем мне хочется ей назвать.

– А ты?

– Только один, – итак, слухи неверны. Эмма уже приняла однажды одно назначение.

– Помнишь Кро Феникса? – спрашивает она.

Я киваю. Он был похищен полтора года назад.

– Он мне нравился, – объявляет она. – Я имею в виду, правда, нравился. Тот месяц был так прекрасен, что я даже подумала, что так будет и дальше, и что между нами что-то есть. Не знаю, что именно. Это и впрямь было глупо. Я бы хотела и дальше с ним быть, но думаю, не было оснований для взаимности. Через две недели он встретился с Сашей Квартер, а затем исчез.

– Мы все когда-нибудь исчезнем, – говорю я. – Вот почему я это ненавижу. Я не вижу смысла в планах, когда так легко помыкать людьми. У меня есть время только до моего восемнадцатого дня рождения. Лучше я найду кого-нибудь хорошего, с кем буду чувствовать себя хорошо, и останусь с ним.

Она кривовато улыбается.

– Быть только с кем-то одним? Так долго, как назначено?

– Забудь о назначении. Делай так, как будто нет никакого назначения, нет правил, нет Клейсута, а только один единственный человек. Навсегда. Это кажется тебе смешным?

Одно мгновение царит молчание. Я знаю, что это странный вопрос, полностью гипотетический и слишком глубокий, и на короткое время я пу-гаюсь, что она высмеет меня.

– Знаешь, большинство сарычей (птица – NB) соединяются на всю жизнь, – произносит она, покусывая губы, и опускает взгляд на озеро. Оно похоже как застывшее серебро, которое извергается из земли, и долина бросает голубую тень на его глубину.

– Правда?

– Да, краснохвостые сарычи. Мой дядя и я видели их каждый год. Они воз-вращаются каждый год, и всегда те же самые пары. Если птицы могут вы-брать себе одного партнера на всю жизнь, почему мы не можем?

На мгновение я чувствую себя глупо. Я каждый день провожу несколько часов в лесу, но еще ни разу мне не попадались сарычи. С другой стороны, я даже не пытался их найти.

– Возможно, некоторые животные и находят себе пару на всю жизнь, но другие нет, – говорю я. – Может быть, нам не стоит быть похожими на птиц.

– А может и стоит.

Она так прекрасна, когда сидит вот так, играя пальцами с травой. Я спрашиваю себя, единственные ли мы люди на земле, кто хотел бы не обращать внимания на назначения и законы и найти кого-то, кто на самом деле тебе подходит. Я снова начинаю это делать: думать о чувствах в моей груди, вместо того, чтобы использовать голову. Если бы мы были птицами, вымерли бы через несколько десятилетий, после того как все мужчины были бы похищены. Все равно я хочу, чтобы это было бы возможно, хочу, чтобы Эмма и я были бы птицами, и тогда мы могли бы улететь далеко-далеко, не оглядываясь назад.

– Ты и вправду совсем на него не похож, – говорит Эмма. Ее слова вырывают меня из моих мыслей, и я понимаю, что она смотрит на меня. Снова этот испытующий взгляд, который я не могу понять. – Я имею в виду Блейна, – объясняет она.

– Я знаю, я знаю. Он дружелюбный и очень ответственный, а я безрассуд-ный. Он все обдумывает, а я реагирую не думая.

– Да, я знаю, но это не всегда плохо. Возможно, это хорошо – просто действовать, не забивая голову всеми этими мыслями. Если бы мы были дикими и свободными, как птицы, ты бы выжил, а Блейн – нет. Он бы слишком много думал, как все сделать правильно и всегда быть честным.

– Звучит, как будто я эгоист.

– Нет, я не это имела в виду, – она нервно вытягивает пальцы. – Я пытаюсь сказать, что не всегда просто делать то, что думаешь. По крайней мере, ты доверяешь сам себе.

– Все в порядке, Эмма, ты не должна пытаться представить меня лучше, чем я есть. Ты не должна пытаться убедить саму себя, что со мной стоит встречаться.

– Нет, я…– говорит она с расстроенным видом. – Проклятье, Грей, я просто хочу сказать, что думаю о назначении то же самое. И что это не значит быть сумасшедшим – хотеть быть птицей. И я пытаюсь извиниться, что все эти годы думала о тебе хуже, чем ты есть. Ты не такой, как Блейн, но не хуже. Возможно даже, что тебя от него отличают очень даже хорошие черты, и я только сейчас это заметила.

Она смотрит на меня своими темными глазами, большими, как лесные орехи. Что-то екает в моей груди. Внезапно мне становится жарко.

– Хочешь поплавать? – спрашиваю я и встаю с камня. Так как я хотел быть очень близко к ней, мне требовалось держать дистанцию. Это то самое слово. Что оно обозначает? Еще сегодня она говорила, что испытывает ко мне отвращение и считает меня гнусным, потому что я ударил Челси, а сейчас она любуется мной. Только потому, что я следую своим чувствам?

– Купаться?– спрашивает она. – Сейчас? Не очень то и жарко.

– Делай, как хочешь, – отвечаю я и сбегаю вниз по склону с цветами. Когда я достигаю берега озера, оборачиваюсь и вижу, что Эмма озадаченно смотрит на меня сверху вниз. Возможно, она все еще думает над тем, почему ее дружелюбные слова обратили меня в бегство.

– Ты идешь? – кричу я. Она пожимает плечами и встает со скалы, на которой сидела.

Я скидываю обувь, снимаю всю верхнюю одежду и иду в воду, прежде чем Эмма успевает преодолеть половину пути к озеру. Холод пронизывает меня, и у меня перехватывает дыхание. Но он освежает, и я чувствую, что снова могу дышать. Слова Эммы блекнут, пока я плаваю в озере. Я переворачиваюсь на спину и наблюдаю за облаками, плывущими по небу, когда слышу рядом с собой всплеск. Я оборачиваюсь и вижу Эмму, которая бросает в меня камешки, стоя на берегу. Она зашла в воду по щиколотки и держит в руках белый подол своего платья.

– Так ты идешь или нет?

Она качает головой.

– Вода слишком холодная.

– Трусиха.

– Ну и пожалуйста.

– Разве это не так?

Я подплываю к берегу достаточно близко, чтобы хорошенько ее обрызгать. Вода попадает на платье, и ее лицо становится бледным от испуга. Вероятно, вода для нее и правда слишком холодная.

– Сейчас ты получишь! – кричит она.

– Как это? Я же уже мокрый.

Я снова плыву к центру озера. Эмма закипает от ярости. Она стягивает платье через голову и бросает его в сторону. Затем разбегается и ныряет в воду. Она плавает лучше и быстро догоняет меня. Подплыв, она кладет руки мне на плечи и толкает меня под воду. Я слишком занят, рассматривая нижнюю рубашку, которая прилипла к ее телу, чтобы подготовиться к борьбе. Плюясь и кашляя, поднимаюсь на поверхность.

– И кто теперь трус? – хочет она знать. Ее волосы висят вниз мокрыми прядями, некоторые из них приклеились к шее. В воде они выглядят темными, почти такими же черными, как мои. Я приближаюсь к ней, но она слишком быстрая. Эмма ныряет и снова выныривает за моей спиной, откуда снова толкает меня под воду. Я пробую поймать ее, а она с легкостью уходит от моих нападок. Когда, наконец, мне удается ее поймать, я уже четыре раза побывал под водой, а она четыре раза избежала моих нападений.

– Отлично, ты победила, – признаю я, пока мы выходим из озера. – Но в стрельбе из лука я легко тебя сделаю.

Я надеваю штаны и сушу волосы рубашкой.

– Ты ходишь каждый день на охоту, Грей. Это же нечестно, – она отворачивается от меня и одевает платье. Затем встряхивает волосы и заплетает их.

– Честно или нет, но это так.

– Прекрасно. Тогда возьми меня с собой, – отвечает она.

– Правда?

– Да. Возьми меня с собой, и тогда мы заключим пари, – она поворачивается и смотрит на меня. Там, где мокрые кончики касаются ее платья, остаются мокрые пятна.

– Договорились, – добавляю я. – Начинаем утром?

– Утром.

Мы идем домой молча. Я пытаюсь понять, почему Эмма такая милая и в таком веселом настроении. Так хорошо мы понимали друг друга, когда мне было шесть.

– Сегодня было весело, – говорит она, когда мы приближаемся к границе города.

– Да, – соглашаюсь я, – это было, как будто мы снова стали детьми.

Мы сворачиваем на короткую дорогу к больнице. Впереди я вижу Мод и Клару, которые сидят перед домом сестер Даннер.

– Возьми меня за руку, Эмма.

– Что? Почему?

– Просто возьми ее, – прежде чем она успевает возразить, я хватаю ее руку.

Ее кожа мягкая и нежная, в отличие от моих рук, которые покрыты мозолями после охоты. Я скрещиваю ее пальцы с моими и слегка сжимаю их, пока мы идем дальше. Мое сердце делает легкий скачок. Когда мы приближаемся к Мод, я замечаю, как она задерживает взгляд на наших переплетенных руках, и бросаю ей коварную улыбку, проходя мимо.

Глава 6

Следующая неделя пролетает незаметно. Утром я охочусь, а после обеда на пустом поле показываю Эмме, как нужно стрелять из лука. Мы начинаем с основ: прогиба лука, форм стрел. Я учу ее, как нужно держать лук, когда оттягиваешь тетиву, правильной позиции рук. Пару дней она трясется от нетерпения, потому что я не даю ей выстрелить прежде, чем она сможет с закрытыми глазами вложить стрелу. Когда Эмма, наконец, выпустила свою первую стрелу, она упала совсем близко, но только потому, что Эмма забыла все, что я ей объяснял. От возбуждения все вылетело у нее из головы, и она не смогла сохранять хладнокровие. В течение дня становится лучше: ее стрелы летят прямее, и целится она точнее.